Текст книги "Молчанием предаётся Бог"

Не садились они за стол без молитвы, в церковь ходили на службу с радостью, ибо Бог для них всегда был любящим Отцом, утешителем, заступником… Царица и дочери пели на клиросе.

– Я могу сказать лишь одно – это самая святая и чистая на свете семья! – говорил камердинер царя Андрей Волков.

И все же болезнь Алексея часто напоминала о себе. Быть может, поэтому он рано и подолгу начал задумываться о жизни и смерти. Сестры замечали, как, бывало, летом ляжет на траву и долго смотрит в небо – что там?

– О чем мечтаешь, Алеша?

– Я люблю думать и удивляться.

– Чему?

– О! Есть так много вещей! Я наслаждаюсь солнцем и красотой лета, пока могу. Кто знает, может быть, однажды в такой вот прекрасный день я буду лишен этой возможности. Посмотри на это высокое, чистое небо – облака белоснежные, пушистые, словно крылья ангелов, что встретят нас однажды у врат небесных…

Глава 2. Новый

 
В чащобах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В сугробах мохнатых и тёмных
Странные есть мужики.
 
 
Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.
‹…›
Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Но озорной, озорной.
 

Николай Гумилёв. «Мужик»

…Опять я его спас, я не знаю, сколько раз ещё спасу его для хищников. Всякий раз, как я обнимаю царя и матушку, и девочек, и царевича, я содрогаюсь от ужаса, будто я обнимаю мертвецов… И тогда я молюсь за этих людей, ибо они на Руси более всех нуждаются. И я молю за всё семейство Романовых, потому что на них падёт тень долга и затмения…

Григорий Распутин. «Благочестивые размышления», 1912 г.

Так кто же он, этот тобольский крестьянин Григорий Распутин?

Было в нем что-то от древнеславянского волхва: способность заговаривать болезнь, предвидеть будущее, разговаривать с животными. Удивительно его отношение к ним – понимание на каком-то ином, недоступном простому человеку уровне. Никогда не убивал он комаров, мух, оводов: «Природа научила меня любить Бога, – любовь – величайшая ценность на земле, и дается она через страдания и испытания… Если любишь, то никого не убьешь!».

Ценность любого живого существа в этом мире видел в том, что «и они Божие создание, так и я сотворен Богом…».

В раннем возрасте, будучи ребенком, прослыл он в деревне «звериным лекарем». Корова ли заболела, лошадь, овца, собака – всех на ноги поставит! Подойдет, положит ладони, пошепчет слова ласковые, помолится – наутро хворь вся и пройдет!

О его способности силой мысли распрягать лошадь с расстояния десяти метров потомки односельчан будут вспоминать еще много лет. Чудодейственный дар целителя – животных и людей – обрел Григорий после тяжелой болезни в детстве, когда в беспамятстве пролежал на печи четыре дня.

В юности, как и все крестьянские парни, несмотря на слабое здоровье, выполнял самую тяжелую работу: землю пахал, сено косил, извозом занимался, рыбалкой. Осенью, после сбора урожая, подавался из дома в артели, на заработки…

Но, по собственным воспоминаниям, был не как все – «не от мира сего». Ночами почти не спал, подолгу глядел на деревья, траву, пташек, небо – и беспредельная любовь к Создателю переполняла душу, и слезы счастья текли по его лицу. И молился Григорий подолгу, часами, неистово: «Я мечтал о Боге… Душа моя рвалась вдаль… Не раз, мечтая так, я плакал и сам не знал, откуда слезы и зачем они… Так прошла моя юность. В каком-то созерцании, в каком-то сне…».

Первое паломничество совершил он в Верхотурский Никольский (Николаевский) монастырь, что в 500 верстах от Покровского, в верховьях реки Туры, где покоились мощи святого праведника Симеона Верхотурского. Благодаря молитвам, длительному посту (бросил пить, курить, есть мясо, сладкое), «узрев свет истины», избавился Григорий от бессонницы и всех болезней. Здесь, в монастыре, обрел он и духовного наставника – отца Макария, великого провидца, целителя, принявшего паломника как своего брата, отмеченного Господом для выполнения Его воли. Макарий поселил Григория в своей келье в пустыне, вел с ним задушевные беседы о божественном начале в каждом человеке, о необходимости внутренней, непрерывной молитвы, дабы укрепиться Святым Духом и однажды в наступающие бурные, страшные времена выполнить свое предназначение – пожертвовать собой во имя России, ее правителей, русского народа!

Именно тогда Григорий обрел знание, что путь к Богу «состоит в каждодневном выполнении своего долга, в жизнелюбии, способности любить, восхвалять Господа, в счастье ощущать Его Присутствие в своем внутреннем мире, в искреннем совершенствовании и приумножении благородных поступков, добром слове для каждого человека»!

И начались его хождения по святым местам: Афон, Иерусалим, Киево-Печерская лавра…

Дважды прошел он пешком по три тысячи верст из Тобольской губернии в Киев. По полгода и более, с горячим желанием найти дорогу к свету, истине, шел он к христианским святыням, чтобы помолиться у алтаря, очистить душу, обрести радость, счастье и новые силы…

В любую погоду: дождь, снег, слякоть, когда ноги тонули в грязи осенне-весенней распутицы, – полями, лугами, дремучими лесами, от села к селу, от храма к храму шагал он через всю Россию! Спал, где заставала усталость, пробуждался с зарею, умывался росой, шел от рассвета до заката, не чувствуя усталости, боли, страданий, а только восторг перед каждым поворотом тропинки, за которым, словно божественное чудо, раскрывалась перед ним Святая Русь – с ее колосистыми полями, светлыми березовыми рощами, коврами луговых цветов и бесконечной синью небес…

Питался ягодами, грибами, иногда и просто травой, а когда заходил в деревню, повсюду встречал добрый прием: проходи, гость желанный, божий человек!

Гостеприимен русский народ, сострадателен – накормит, напоит, на печь ночевать уложит. А Григорий и скотине при родах, болезнях поможет, и хозяевам – с их физическими, духовными недугами.

«Однажды отец после дня, проведенного в дороге, – вспоминала дочь Григория Матрена Распутина, – попросил в одной избе ночлега и хлеба. Хозяйка, чем-то удрученная, впустила его. Тут же стала понятна причина озабоченности женщины. На лавке, под кучей одеял, лежала девочка. Похоже было, что она умирает.

Отец подошел к ней. Ребенок был без сознания, единственным признаком жизни оставалось еле слышное дыхание и иногда – стон.

Отец попросил оставить его наедине с больной. Родители девочки вышли.

Отец упал на колени возле лавки, положил ладонь на пышущий жаром лоб ребенка, закрыл глаза и начал молиться. Он рассказывал, что совершенно не ощущал течения времени.

Обеспокоенные родители то и дело приоткрывали дверь и с изумлением смотрели на застывшего в молитве человека.

Наконец девочка шевельнулась, открыла глаза и спросила:

– Я жива?

Через минуту она ничем не напоминала умирающую».

Слава бежала впереди него, ведь способность исцелять духовные, физические недуги дается Господом только людям с чистой совестью, праведникам. Божьи люди – это живое воплощение правды Христовой на земле…

Как только разносилась по округе весть о приходе Григория, собирались крестьяне в избушке и беседы с ним вели задушевные: о далеких краях, чудесах и знамениях, о грехах, покаянии, о вере… Распутин знал Святое Евангелие наизусть, мог его толковать, давать духовные советы. Его главное наставление – нести в себе любовь!

«Любовь – это такая златница, что ей никто не может цены описать. Она дороже всего, созданного Самим Господом, чего бы ни было на свете, но только мало ее понимают, хотя и понимают любовь, но не как златницу чистую. Кто понимает сию златницу любви, то это человек такой премудрый, что самого Соломона научит»; «На родине надо любить родину и в ней поставленного батюшку царя – помазанника Божия…»; «Никогда не бойся делать добро, и за добро всегда попадешь в честь», – поучал он.

За высокие христианские добродетели стали величать его «странником», «старцем», духовным мудрецом.

И пошла молва о нем по всей России. Из далеких краев потянулся народ к сибирскому знахарю и провидцу.

Однажды пришло знáмение: явилась Богородица, рассказала о болезни цесаревича, наследника Алексея (в ту пору царская семья тщательно скрывала болезнь ребенка), и приказала Григорию спасти маленького. И отправился он теперь уже в столицу пешком, прошел тысячи верст босым, нищим странником-богомольцем, поклоняясь святым местам, усмиряя плоть веригами, изнуряя постом…

Государь с государыней увидели в этом простом русском крестьянине православного старца – приверженца традиций Святой Руси, Божьего посланника, призванного защитить Россию и царскую семью.

От наследника он получил свое новое имя – Новый. Это было одно из первых слов малыша.

Завидев Григория Ефимовича – нового человека во дворце, Алеша запрыгал от радости:

– Новый, Новый!

С тех пор государь приказал именоваться старцу Распутин-Новых.

Его приглашали к больному Алексею в самые критические моменты, когда речь уже шла о жизни и смерти цесаревича.

В 1912 году, будучи с семьей в Спале, Алеша неудачно выпрыгнул из лодки, повредил ногу – в результате сильнейший приступ гемофилии. Его состояние было настолько плохим, что врачи прогнозировали самое худшее – о здоровье наследника публикуются официальные бюллетени. В отчаянии царица посылает Распутину телеграмму в Покровское. Уединившись, Григорий Ефимович долго молится.

«Господь услышал твои молитвы и видел твои слезы, – отвечает он Александре Федоровне. – Не печалься, не умрет дитя! Только не давайте докторам слишком долго мучить его!»

И действительно Алеша стал выздоравливать, опасность миновала. Поистине чудесным было его исцеление!

«Через час мой племянник был вне опасности, – вспоминала великая княгиня Ольга Александровна, сестра Николая Второго. – Позже, в том же году, я встретила профессора Федорова, который сказал мне, что исцеление было совершенно необъяснимо с точки зрения медицины. Распутин определенно обладал даром исцеления. В этом нет сомнений. Я видела эти результаты собственными глазами, и не один раз. Я также знаю, что самые известные доктора того времени были вынуждены признать это».

Примечательно, что сама царица никогда не просила старца вылечить ее, хотя жестоко страдала от головных и сердечных болей.

Лишь Анну Вырубову он буквально вытащил с того света, когда во время крушения поезда фрейлина императрицы получила тяжелые травмы.

«Ей осталось жить лишь пару часов», – вынесли вердикт врачи.

Вокруг умиравшей собралась царская семья. Аннушка металась в бреду, звала Распутина.

Неожиданно отворилась дверь, и Григорий Ефимович прошел прямо к постели страдалицы.

– Григорий! – открыла глаза Аня. – Я ждала тебя! – Взгляд ее был ясным и спокойным.

– Все хорошо, Аня, ты поправишься! – Григорий Ефимович долго держал в руках ее ладонь.

Анна выжила…

Поражал не только его дар целителя, но и дар предвидения. Однажды Григорий Ефимович настойчиво просил императорскую чету не заходить в одну из комнат дворца, и действительно спустя некоторое время с потолка упала люстра: держатель оказался подпиленным.

Когда стало известно, что Распутина принимают царь с царицей, появились бесчисленные просители ходатайствовать за них перед высокими покровителями, ему предлагали деньги, дарили подарки. Не брал для себя Григорий Ефимович ничего – все отдавал бедным, приютам, лазаретам, жертвовал на храмы…

Никогда не получал он деньги и от царской семьи.

После гибели денежных счетов на имя Распутина не нашли. «Если будешь себе приобретать, то не украсишь ни храм, ни себя и будешь живой мертвец, как в Евангелии говорится», – считал старец.

Семья (жена и двое детей) осталась нищей. Им достались только Библия и несколько маленьких подарков от императрицы.

Доброту же и щедрость старца Григория долго вспоминали жители Покровского: и коров помог им купить, и дома построить, и детей выучить…

«Нет ничего более талантливого, чем талантливый русский мужик. Какой это своеобразный, какой самобытный тип! Распутин – абсолютно честный и добрый человек, всегда желающий творить добро и охотно раздающий деньги нуждающимся», – писал граф Витте.

«Подобно доктору, ставящему диагноз при болезни физической, Распутин умело подходил к людям, страдающим духовно, и сразу разгадывал, чего человек ищет и о чем волнуется. Простота в обращении и ласковость, которую он проявлял к собеседникам, вносили успокоение», – говорил о нем полковник Д. Н. Лóман.

«Когда я видела его в детской, я ощущала доброту и тепло, исходящие от него», – рассказывала сестра Николая Второго, великая княгиня Ольга.

«Григорий – хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнения и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно», – писал и повторял не раз сам российский император.

Беседовали они не только на религиозные темы. Часто рассказывал Григорий Ефимович о тяжелой доле крестьянства, страданиях простого русского народа, что могло без него остаться царю неизвестным: «Для народушка жить нужно, о нем помыслить… Сам самодержец-царь крестьянином живет, питается от его рук трудящихся, и все птицы крестьянином пользуются, даже мышь и та им питается. Всякое дыхание да хвалит Господа, и молитва все за крестьянина! Велик есть крестьянин перед Господом: он никаких балов не понимает, он в театре редко бывает, он только помнит: Сам Господь подать нес и нам велел – Божий трудовик! У него вместо органов коса в руках; вместо увеселений – соха у сердца; вместо пышной одежды – какой-нибудь твердый армячок; вместо тройки лихой – усталая лошадка… А без Бога хотя и на тройке мчатся, а уныния полный экипаж».

Распутин твердил о необходимости аграрной реформы и мечтал о «царстве вольных крестьян».

В древние, стародавние времена рядом с правителями всегда присутствовали волхвы, ведуны, провидцы (таковым был, например, Вещий Олег). Разгадать планы нечисти, предупредить об опасности, спасти государство от гибели – вот главные задачи прорицателя. Они лечили, творили магические чудеса, гадали по звездам, предсказывали будущее…

«Русский царь, убит будешь ты русским народом, а сам народ проклят будет и станет орудием Дьявола», – говорил Распутин.

Предвидел он и свою собственную гибель, после которой царская семья не проживет и двух лет: «Меня не будет, царя не будет, России не будет!».

Распутин был ярким выразителем христианского мировоззрения русского народа с его высокими духовно-нравственными ценностями: милосердием, добротой, нестяжательством, трепетным отношением к природе, всему живому; где смысл человеческого существования не в наживе, обогащении и потреблении, а в преображении души; где вера, долг, честь, нация, Отечество – выше земных благ и самой жизни. Где вся земная жизнь как служение Добру – есть дорога к Богу, к Царствию Небесному.

Жить ради Любви. «Где любовь, тут и Бог»; «Где любовь, там и свет». Любовь – основа мироздания.

За Русь Святую, за веру истинную, за царя – помазанника Божьего, такие люди легко расставались с жизнью, шли на дыбу, на костер, на плаху…

Именно на них либеральная, богоборческая интеллигенция начала прошлого века повесила ярлык «темные, невежественные религиозные фанатики»…

Откуда же исходит столь презрительное отношение «передовой интеллигенции» к собственному народу?

Глава 3. Кто имеет ум, тот сочти число зверя

Великий Пётр был первый большевик…

Максимилиан Волошин

В 1648 году в Москве была издана «Книга веры», в которой говорилось о приходе Антихриста в 1666 году, ибо это есть число зверя.

«А по исполнении лет числа, тысящи шести сот шестидесяте шести… настоит день Христов, якоже рче апостол».

«Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть», – говорится в Откровении Иоанна Богослова (Апокáлипсисе). Когда же в 1666 году это пророчество не исполнилось, стали вести отсчет не от рождения Христа, а от его воскресения, и получалось, что пришествие Антихриста должно было состояться в 1699 году.

Но задолго до этой даты народ уже будоражили слухи о его появлении…

В рождественские Святки 1690 года, когда все богобоязненные москвичи поздравляли друг друга («Христос родился – славите!»), по заснеженным улицам Первопрестольной в санях, запряженных свиньями, собаками, быками, козлами, разъезжала шумная компания. При первых, еще отдаленных звуках бубнов, барабанов, флейт люди в ужасе спешили укрыться в домах, накрепко запирали ворота, дочек да жен под полы прятали.

Уже сам вид хмельной братии вызывал тревогу: вывернутые наизнанку полушубки, шляпы из лыка, яркие, разноцветные кафтаны, украшенные кошачьими лапками, беличьими хвостами, бороды из мочала… Бесы! Бесы! Возглавлял все это безобразие пьяный вусмерть Никита Зотов – «князь-папа». На голове его была надета жестяная митра с изображением Бахуса, на шее – крест из курительных трубок. Двухметровый верзила «протодиакон» Петрушка Алексеевич без устали колотил в барабан, и никакие запоры, затворы не были для него помехой – под напором его пьяной компании в двести человек рушились крепости. Незваные гости врывались в дом, требовали вина, водки, развлечений – с женщин срывали одежды, насиловали, действуя по правилу «пить все, что горит, вступать в интимные отношения со всем, что шевелится…». Хозяевам водку вливали силой, избивали и глумились так, что после отъезда «гостей» несчастных находили мертвыми. Прихватив понравившиеся вещи – деньги и драгоценности («святочные подарки!»), шумная компания устремлялась на поиски следующих жертв, дабы «пошутить» над ними вдоволь.

То не ворог, не лихой поляк, не свирепый татарин разбойничал, а младой царь Петр Алексеевич со своим «Всешутейшим, всепьянейшим Собором» «поздравлял» с праздником своих подданных. И был этот Собор непристойной пародией на Церковь, на все ее обряды.

«Пиеши ли?» – задавали вопрос при вступлении в Собор нового члена, пародируя церковное «веруешь ли?».

«Быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда!» – таков устав «всепьянейшего» Петрова Собора.

Размахивая «крестом», дико матерясь (языком общения соборян были мат да тюремная фéня), благословлял князь-папа «посвящаемого» сырым куриным яйцом по темени – стекало его содержимое по лицу. И начиналась многодневная пьянка до поросячьего визга, до рвоты…

Мерзости, творимые Петром и его компанией, были подобны бесчинствам послереволюционного Союза воинствующих безбожников, когда бросали в костер иконы, ругались матом, блевали на алтарь, над мощами праведников кощунствовали, тир в церквях устраивали и расстреливали изображения святых…

«В Петре были черты сходства с большевиками. Он устраивал шутовские, кощунственные процессии, очень напоминающие большевистскую антирелигиозную пропаганду», – писал философ Николай Бердяев.

Петровский «всепьянейший» Собор – гнусное издевательство над христианской жизнью, мировоззрением, Церковью – просуществовал почти тридцать лет и немало способствовал потери ее авторитета.

Уже тогда, в 1690 году, в народе шептались: «Царь наш – Антихрист есть…».

С возвращением же Петра из заграничного путешествия 25 августа 1698 года (за пять дней до наступления 1699-го – год тогда начинался 1 сентября) разгорается кощунственная борьба с русскими национальными обычаями, русской культурой, историей.

В первый же день по прибытии в Москву он собственноручно режет боярские бороды.

Согласно же русским традициям, бороды обязаны были носить все православные, ибо бороды, усы были и у Христа, и у его апостолов. Брить их – большой грех, удел еретиков. Традиция ношения бороды на Руси была освящена православной церковью, как святыня охранялась государством, за нанесение ущерба бороде Ярослав Мудрый издал приказ штрафовать. Бритый мужской подбородок рассматривался как измена православной вере, связывался с пороком мужеложства…

Петр силой заставлял бриться все мужское население Московии – сыщики на городских заставах задерживали проезжих, прохожих и резали не только бороды, но и длинные полы русской национальной одежды. Осмелившихся сопротивляться подвергали жестокому наказанию: волосы на щеках вырывали с корнем. А дабы народ не мог защищаться, специальным указом Петр запретил ношение остроконечных ножей.

«Переодеться в иноземное платье в два дня!» – первый после путешествия приказ царя.

Купцам запретили торговать русской одеждой. Нарушителей наказывали кнутом, лишали имущества, отправляли на каторгу. Даже в седлах русского образца на лошадях нельзя было ездить! И только лентяев, двоечников-школяров в наказание облачали в русскую национальную одежду…

«Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в их собственном сердце», – писал историк Н. М. Карамзин.

Страстно боролся «царь Антихрист» с русской культурой, историей, с русской душой…

Из всех уголков России, из всех монастырей под угрозой смертной казни приказал он привезти в Москву все летописи – якобы для создания копий. Но все древние рукописи – свидетели русской истории – были им попросту уничтожены. А древнее славянское летоисчисление от «сотворения мира в Звездном Храме», то есть от окончания войны наших предков с китайской цивилизацией – древнерусский календарь – было заменено на европейское: 7208 год стал 1699-м! Русская история безвозвратно потеряла пять с половиной тысячелетий! Новый год приказал он встречать не 1 сентября – с началом увядания природы, а 1 января – в день обрезания Христа. Под запрет попал и древнейший русский календарь – месяцеслов, имевший три времени года и сорок дней в месяце, – повсеместно заменен был юлианским, дабы все было как в «просвещенной Европе»…

Но какой же была Европа, когда посетило ее государево Великое посольство?

«Миф о человеколюбивой, благоустроенной Европе и варварской Москве есть сознательная ложь», – писал историк И. Солоневич.

Только что закончилась английская революция. Население Франции и крошечных немецких государств вымирало от голода вследствие длительной, кровопролитной Тридцатилетней войны. По дорогам бродили толпы разбойников и нищих. Вся Европа полыхала кострами – так святая инквизиция, предварительно умучив жестокими пытками, избавлялась от «ведьм, колдунов, еретиков». За три столетия борьбы с ними в «просвещенной» Европе было убито более 200 тысяч женщин! Казнили даже детей в возрасте от одного года! Виселицы были неотъемлемым атрибутом многих европейских городов и селений. Лондон имел прозвище «Город виселиц».

С неменьшей жестокостью относились к животным. Последователи Декарта, картезианцы, проводили публичные «научные» опыты: собак зверски избивали палками, прибивали гвоздями лапы, живых (!) вскрывали ножами, чтобы наблюдать за кровообращением.

В течение нескольких столетий жесточайшим гонениям подвергались «спутницы ведьм» – кошки. Несчастных тысячами бросали в костер. Массовое уничтожение хвостатых в Европе вызвало нашествие крыс и, как следствие, эпидемии чумы, унесшие в могилу почти 16 миллионов человек!

Муки «приспешников дьявола» (кошек) европейцам доставляли большое удовольствие: в светских салонах наслаждались звучанием особого музыкального инструмента, именуемого кошачьим клавесином, – длинный ящик, разделенный на отсеки, в которых закрепляли живых кошек так, чтобы они не могли убежать. Головы кошек высовывались в отверстия отсеков, хвосты же закреплялись под клавиатурой. «Музыкант» нажимал на клавиши – в хвосты несчастных впивались шипы, и раздавался громкий, отчаянный крик. Сразу после концерта животных сжигали.

Подобным клавесином владел испанский король Филипп Второй, отличавшийся крайне жестоким нравом: во время его правления инквизиция осудила на смерть всех жителей Нидерландов как еретиков! По приказу Филиппа Второго были казнены 125 тысяч человек!

Другим «счастливым владельцем» кошачьего клавесина стал Петр Первый…

Из той же «просвещенной Европы» привез Петр «новомодные» пытки и казни…

А уж выбор их был разнообразен: повешение за шею на широком ремне для продления агонии, повешение вверх ногами, повешение за половой член, повешение за волосы, кипячение в воде, масле, смоле, потрошение внутренностей, сажание на кол, сдирание кожи, вытягивание кишок, замуровывание в стену, погребение заживо, колесование, разрывание лошадьми, постепенное рассечение тела на части…

«Россия не знала столь же утонченно-зверских видов смертной казни и тех торжественных обрядов их исполнения, которые практиковались на Западе…» – писал профессор С. Пóзнышев.

Наши казни все-таки не отличались такой продуманной и утонченной жестокостью способов исполнения, как казни западноевропейские.

Изощренно изуверское, беспощадное уголовное право «просвещенной Европы» не шло ни в какое сравнение с карательной практикой Московии, отличавшейся духом терпимости, христианского милосердия. К смертной казни приговаривали только после длительного, тщательного расследования. Но даже в случае доказательства вины подозреваемого казнили крайне редко, поскольку соблюдался обычай «печáлования» – право высших духовных лиц просить государя о помиловании.

Гонений за веру практически не было:

«Что касается до преследований по делам веры, то я ничего не слыхал об этом, – писал английский поэт, дипломат и отъявленный русофоб Дж. Флетчер. – Кроме того, что несколько лет тому назад двое, муж и жена, содержались целых 28 лет в тюрьме… и наконец были сожжены в Москве… Священники и монахи уверили народ, что эти люди были злые и проклятые еретики».

Смертная казнь путем сожжения в Московии применялась крайне редко.

В отношении быта Московии тоже нечему было учиться у Европы.

Русские крестьяне мылись в бане чаще французской знати, скрывавшей духами зловоние своих грязных тел. Европейцы, считавшие русских варварами и извращенцами, на чистоту смотрели с отвращением, вшей считали признаком святости, называли «божьими жемчужинами». Широко распространенный в Европе сифилис был законодателем мод. Дабы скрыть один из признаков этой болезни – исчезновение растительности на лице и голове, мужчины и женщины одевались в парики. Эту моду Петр и прививал насильно русским людям: «Я желаю преобразить светских козлов, то есть граждан, и духовенство, то есть монахов и попов. Первых, чтобы они без бород походили в добре на европейцев, а других, чтоб они, хотя с бородами, в церквах учили бы прихожан христианским добродетелям так, как видал и слыхал я учащих в Германии пасторов».

«Западный мир, куда прибыл Петр I, был уже безрелигиозный мир (благодаря влиянию материалистических идей) и объевропеевшиеся русские, прибывшие с Петром Великим, стали агентами этой европеизации, не стремясь нисколько принимать форму западного христианства», – писал английский историк Арнольд Тойнби.

«Европеизацией, – пишет И. Солоневич, – объясняются и петровские кощунственные выходки».

Источником вдохновения всех хулиганских, антихристианских проделок Петра («всепьянейший Синод», непристойности с Евангелием, крестом) служили издевательства лютеранства над католицизмом. Петр применил их против православия.

Для «царя-кутилки», «мироеда», «беса на царстве» не было ничего святого – ни жизни, ни смерти.

С большим удовольствием он принимал участие в пытках, казнях, допросах, когда хрустели суставы, свистели батоги, рвались жилы, трещали кости…

«Смертью не казнить. Передать докторам для опытов» – таковы резолюции Петра на следственных делах.

Петр отменил принципы судопроизводства XVI века: неприкосновенность личности без решения суда, суд присяжных (целовальников), обеспечивавших принципы независимого суда (который Россия пыталась возродить во второй половине XIX века). Прежним судопроизводством Петр запретил пользоваться под страхом каторги. Новые же законы не «суд вершили», а «розыск учиняли», выбивая показания под пытками.

Пытали же теперь и казнили медленно, варварски, изощренно, словно наслаждались страданиями несчастных. Ни о каком христианском милосердии речь уже и не шла.

Кто мог получать удовольствие от страданий живых существ? Несомненно, Антихрист! И за распространение писем, слухов о пришествии Антихриста людей подвергали суровым наказаниям, в частности, некоего Талицкого в 1701 году долго «коптили» на костре. Сжигали и «чародеек» – «ведьм», как в «просвещенной Европе» того времени. Казнили и тех, кто не доносил на еретиков, за «пособничество в богохульстве».

Заполыхали костры по всей Московии… Кроме сжиганий часто сажали на кол.

Так, в 1721 году бунтовавших жителей города Торовца в Сибири по приказу Петра Первого всех поголовно посадили на кол. Смерть пришла к ним лишь через несколько дней…

Повешенным за ребро иногда удавалось бежать, сняв свое тело с крюка, однако их ловили и вешали второй раз.

Убийц-мужей закапывали в землю живьем, и агония несчастных продолжалась до месяца…

Самым главным преступлением для Петра было неповиновение его царской воле – приказам, хотя подчас они были совершенно нелепы и невыполнимы, как, например, указ «сообщать о пожаре за полчаса до его начала»!

Изобретательным оказался ум «реформатора» и по части «легких» телесных наказаний: штрафных солдат приковывали цепью к столбу, ставили на спицы, сажали на деревянную «лошадь» с острой спиной, заставляли ходить по кольям, избивали шпицрутенами, кошками, линьками…

Для детей до 15 лет, «дабы заранее от всего отучить», в законах предусматривались розги.

У самого Петра «Великого» была целая коллекция дубинок, которыми он часто пользовал даже своих сановников. В гневе мог забить насмерть! Так, один из придворных служителей, не успевший снять перед Петром шляпу, поплатился жизнью за свою нерасторопность.

Самым жестоким образом расправился со стрельцами. Пытали не только стрельцов, но даже их жен и детей…

Бунт стрельцов не был восстанием защитников московского варварства. Он был направлен против порядков Петра, в защиту христианских, народных традиций, и застенки Преображенского приказа, так напоминавшие подвалы будущего НКВД, современники императора представляли земным адом, где бесы мучили православных за христианскую веру…

Трудно назвать православным царя, собственноручно отрубившего головы восьмидесяти стрельцам! Чувства жалости, сострадания были ему недоступны! Даже придворных своих заставлял он стать палачами: каждый боярин обязан был отрубить голову одному стрельцу. Как же не любил Петр, когда руки бояр дрожали! В гневе был ужасен: глаза, налитые кровью, вылезали из орбит, а перекошенное лицо дергалось в нервном тике. В этом состоянии он мог покалечить или даже зарубить любого, кто случайно встретится на пути…

Некоторые из стрельцов удостоились нового вида казни – колесования, новшества, привезенного Петром из-за границы. Священников мятежных стрелецких полков под сатанинское хихиканье присутствовавших вешал палач, наряженный священником, на специальной виселице в виде креста.