Текст книги "Любовь нечаянно нагрянет"

Ольга Демидова
Любовь нечаянно нагрянет

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© JNemchinov / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

В повести Ольги Демидовой «Любовь нечаянно нагрянет» главная героиня Светлана Луговая, женщина от природы неглупая, добрая, страдает от грубости и непонимания коллег. Обиды, конфликтные ситуации наслаиваются одна на другую и, наконец, приводят к настоящей беде. Буквально все против Светланы: на работе – завуч и директор – злыдни, муж, бросивший её на произвол судьбы с двумя детьми, мать уходит из жизни, наконец, покачнувшееся здоровье. Учительница, терпя крах на личном фронте, задаётся вопросом: простить, не простить мужа, совершившего поступок, неприемлемый и отторгаемый ею. Вот он пришёл с покаянием, просит снова принять его в семью. Как быть? Да и болезнь, постигшая героиню, не возмездие ли это за неправедную жизнь во зле, в обидах, ненависти. Врач лечит болезнь, а создаёт её сам человек. Эти слова известного хирурга (Амосова) характеризуют жизнь современного общества. В повести, как в зеркале, отразилась эта жизнь, безотрадная и неприглядная, и человек, как он есть на самом деле, со всеми его слабостями и пороками. Тупик, выхода нет. У читателя портится настроение, потому что и нас преследуют всякие несчастья. Но автор заставляет и нас, и героиню осмотреться вокруг, проанализировать свое поведение и внутренний мир. А может быть, ты и сам виноват? Мир вокруг нас не может состоять из одного негатива: добро и зло всегда идут рядом. Только вот зло уничтожает все вокруг и того, кто его порождает. Как мерцающий огонек помогает одиноко бредущему путнику, так и добрые люди всегда готовы прийти на помощь страждущему. Вот такой-то огонек надежды и сумела зажечь в душе Светланы психолог. Нет ничего сильнее добра. Добро победит все: зло, болезнь, ненависть. Поэтому и есть изречение: «Добро добром заплатишь – молодец, на зло добром ответишь – ты мудрец!» Лишь с помощью добра можно созидать, а с помощью зла – разрушишь, в первую очередь, – себя, свое «я». Автор заставляет нас рассуждать, размышлять над «вечными» вопросами бытия и собственным поведением. Но главная заслуга автора в том, что она показывает шаг за шагом, скрупулёзно и убедительно прослеживает весь алгоритм действий героини, сумевшей победить недуг, возникший и по вине её тоже. Многое переосмыслив, встаём и мы на новый путь взаимоотношений с людьми. За это благодарны Ольге Демидовой.

Каждая прочитанная страница дает что-то новое, необычное, зажигая в душе читателя тот спасительный огонек, что спас Светлану, рождая в муках нового человека. Книга прочитана. Она зажигает огонек надежды, даёт силы бороться с бедой и несчастьями. Весь подтекст произведения выражает главную мысль: в любой, даже, кажется, безысходной ситуации, человек не должен терять надежды на лучшее, ибо «надежда умирает последней».

М. Забурдаева.

Об авторе и её книгах

Яркий и самобытный талант Ольги Демидовой раскрылся на склоне мудрых жизненных лет. В 1978 году она успешно оканчивает Оренбургский государственный пединститут, но вскоре поняла, что учительство – не её поприще, и возглавляет отдел писем в редакции газеты «Северная звезда». И вот уже в муках творческих поисков, в решении чужих проблем и непростых жизненных ситуаций, порождаемых нашим больным, охваченным кризисом обществом, она не заметила, как приблизилась к тому рубежу, который для неё стал наиболее примечательной вехой. В 2014 и 2017 году вышли в свет две книги автора: «Повесть о несостоявшейся любви» и роман «Горький дым родных очагов». В 2020 году – повесть «Записки Ивана Наумова». В этом же году в издательство «Эксмо» в электронном варианте издана её повесть «В паутине преступлений». В копилке автора немало и других повестей, пока ещё не изданных, которые она писала в течение всей жизни «в стол».

При чтении произведений О. Демидовой перед нами предстаёт привлекательная, образная и лёгкая манера повествования, которая достигается тщательной работой над письмом, будь-то авторские отступления, диалоги персонажей, лирические пейзажи или бытовые подробности. Герои произведений О.Демидовой – будь то журналист или фермер, директор школы или председатель колхоза – пытаются не только осознать процессы, происходящие в современной деревне, но и повлиять на них. Их личная жизнь тесно переплетается с судьбами односельчан, но в какие бы перипетии они ни попадали, их главная цель, прежде всего, остаться Человеком с большой буквы. И одно объединяет всех этих героев – доброта, жизнелюбие, осознание важности и полезности их труда. Изображая язвы нашей жизни, автор не берёт на себя роль третейского судьи, но и не занимает позицию равнодушного, безучастного наблюдателя. Её повести – плод раздумий и глубоких душевных переживаний. Как человек совестливый и, несомненно, даровитый от природы, автор подмечает много такого, что обычно проходит мимо внимания обывателя, привыкшего жить, не особенно утруждая себя раздумьями о несовершенстве жизни и не допускающего мысли о собственном вкладе в решение проблем современного мира. Творческие работы О.В.Демидовой призывают не сдаваться ни при каких обстоятельствах, будят совесть, взывают к порядочности, очищают мысли человека думающего.

Н. Ивакова.

Любовь нечаянно нагрянет
Повесть

Светлана Луговая, приглашённая на приём к шефу, с грустью окинула безбрежную роскошную синь вечного и глубокого небесного океана. После продолжительных надоевших дождей, принёсших с собой грязь и слякоть, установилась ясная, солнечная погода, вёдро. Молодая женщина вздохнула, возвращаясь мыслями к житейским проблемам. Очистив от налипшей грязи резиновые сапожки, вымыла их плавающей в железном корытце воде щёткой и подняла глаза на незамысловатое двухэтажное бетонное сооружение, где в ряду других учреждений размещался и отдел образования. Аскетически-монашеский вид этой архитектоники, явно не красящей местность, свидетельствовал об отсутствии даже намёка на какие-то излишества и усилий зодчего. Природа пыталась хоть как-то скрасить деяние рук человеческих – синькой отражались в окнах прямоугольной коробки голубизна неба и пушистые лебединые облака. Просвечивая зелёным глянцем узорчато-шатровых кронов, возле деревянной оградки стояли призадумавшиеся берёзки в белоснежных платьицах. Учительница поднялась на второй этаж, приоткрыла дверь в кабинет Калюжного.

– Светлана Марковна, добрый день! Проходите, садитесь! – заведующий отделом образования, светло-русый, с открытым взглядом синих глаз мужчина, приветливо и благожелательно поприветствовав её, жестом указал на стул против себя.

– Здравствуйте Василий Михайлович! Рада видеть вас в добром здравии, – губы молодой, лет под 30 женщины растянулись в усталой, вымученной улыбке, тёмные тонкие брови на овальном бледном лице взметнулись подобно крыльям птицы. Ей было приятно бывать в кабинете шефа, мягкосердечного, мудрого, всегда готового добрым, окрыляющим словом отогреть сердца подчинённых. Присев, она сняла слегка затемнённые дымчатые очки, смахнула платочком влагу со слезящихся и припухших глаз, протёрла стёкла и снова водрузила на нос.

– Как дела? – улыбаясь, спросил шеф. Он уселся напротив, за столом, и, не дожидаясь от пасмурной, опечаленной чем-то Луговой ответа, вдруг тоже нахмурился: – Ваш директор всё пьёт?

– А вы откуда знаете? – пухлые губки женщины сложились в округлую форму, впалые, бледные щёки слегка порозовели под напором явной симпатии, исходившей от Калюжного, искреннего, доброжелательного его тона.

– Ну, скажем, находятся осведомители, – уклончиво заметил тот и, протянув руку, коснулся её ладони, лежащей на столе. – У меня к вам предложение, Светлана Марковна!

– Какое? – потупившись от мягкого, ласкового прикосновения ещё не старого мужчины, тихо и кротко спросила она.

– Надо вам возглавить школу! – произнёс Василий Михайлович, глядя в глаза собеседнице, чтобы подчеркнуть значение слов своих. Заметив протестующий жест Луговой, торопливо добавил: – Больше некому!

– А если завуча Моркину назначить? – предложила та, подняв на него выпуклые серые глаза, которые, сняв очки, снова промокнула от набегающей влаги. – Она любит власть, буквально наслаждается, пользуясь ею.

– Вот именно – власть любит, а не работу и людей. Корыстна и надменна! Сама знаешь, каково терпеть несносный её характер! Пусть завучем пока трудится! – отметая возражения, твёрдо сказал Калюжный.

В этом, пожалуй, Светлана согласится с ним. Как она могла предложить кандидатуру Евгении Львовны в качестве директора, не подумав о последствиях? Стань та директором, никому не будет продыху от её деспотизма, и, в первую очередь, самой Светлане! Она хорошо знала всю подноготную завуча, так как училась с ней в одном классе, сидела за одной партой; правда, дружбу их вряд ли можно было назвать искренней. Верховодила в их дуэте Моркина, и, учитывая покладистость Светы, её готовность помогать людям, Женя же и извлекала выгоду из их приятельских отношений. Гордая, заносчивая, она загружала Светлану своими проблемами. Пока та бегала, хлопоча по поводу её дел, или советовала, как поступить, все было хорошо, но стоило ей заикнуться о своих затруднениях, Моркина равнодушно перебивала и уводила разговор в сторону.

Когда девушки после окончания школы поступили в институт, всё осталось без изменения. Однажды Евгения навязала Светлане очередное поручение – попросить студенток иняза, проживающих с Луговой в комнате общежития, перевести для неё довольно большой текст с немецкого на русский. Однако «немки» явно не горели желанием загружать себя, тратить свободное время на кого-то – лучше лишний раз на танцы сбегать! И лишь после намёка о вознаграждении они согласились это сделать. Когда Светлана сказала Моркиной, что неплохо бы в благодарность купить девчатам коробку конфет с шампанским, та, бросив на неё подозрительный, искоса взгляд, фыркнула и возмутилась: «Ещё чего? Обойдутся!» Уж не думает ли она, что Света требует плату за свои хлопоты? Несмотря на скромные финансовые возможности, расплачиваться за оказанную услугу ей, обескураженной, пришлось самой. В очередной раз убедившись, что подруга детства использует, да ещё и подставляет её, и окончательно разочаровавшись в ней, Луговая дала себе слово держаться от неё подальше. Но судьба распорядилась так, что после института они попали в одну школу – чего боишься, то и случается чаще всего.

Евгения Львовна вскоре выбилась в завучи. Добиваясь превосходства и услужливости Луговой, при каждом удобном случае подчёркивала, что она выше по должности, особенно когда дело касалось приобретения дефицитной модной одежды через Светланиного мужа-дальнобойщика, ездившего по городам страны. Если вещь не нравилась завучу, норовила отказаться от неё. Подчинённой стоило немалых трудов перепродать или самой носить то, что не пришлось по вкусу Моркиной. Благодарности Евгения Львовна не помнила, готовая в любой момент унизить и уязвить Луговую в присутствии коллег – цеплялась и придиралась по мелочам. После посещения урока литературы заявила во всеуслышание, что Светлана Марковна привязана к конспекту. В другой раз, как сейчас помнит она, был урок по теме: «Лирика Пушкина». Светлана анализировала стихотворение «Бесы», и сама была в восторге от своего удачного дебюта. Просмотрев её записи, завуч пробурчала, что в конспекте одно, а на уроке – другое, нестыковка. У Моркиной за импровизацию было принято ругать – творчество она не поощряла. Не нравилась Евгении Львовне и манера Луговой диктовать по русскому языку. Ты, мол, диктуешь так, что ученики везде поставят нужные знаки препинания. Вот горе-то!

Занимая в школе второй после директора пост, Моркина была убеждёна, что все ей чем-то обязаны – пусть заискивают, ощущая себя должниками; упрекала, мол, столько часов отдала при распределении, и как мало цените добро! Затаив злобу на неугодившего учителя, могла ограничить его минимумом часов.

– Ну, возьмётесь за руководство школой? – прервал её размышления Василий Михайлович, с выжидательным добродушием посматривая на неё маленькими лучистыми глазками. Взгляд его был направлен не прямо в глаза Луговой, а ниже лица – на тело до уровня груди, что говорило не только о деловой, но и несколько большей заинтересованности в общении, что очень смущало Светлану.

Ему, действительно, нравилась эта привлекательная, с пухлыми губами, доверчивая учительница со звучным именем, выгодно отличавшаяся среди коллег высоким профессионализмом. Проверки показывают, в процессе урока учитель проявляет себя как творческую и эрудированную личность, любящую и знающую свой предмет и умеющую его преподнести просто, интересно и доступно. Луговой стараются спихнуть классы, где много слабоуспевающих учеников. Она воспринимает это как должное – кому-то надо слабых подтягивать! Она ведёт общую тетрадь с ошибками и пробелами учащихся и упорно работает над их устранением. Не потому ли её воспитанники при проведении ЕГЭ ежегодно демонстрируют в большинстве своём хорошие и отличные знания? Кажется, у неё проблемы в семье. Ничего, примет школу, прибавится забот, отвлечётся, забудет о неприятностях.

– Василий Михайлович, а почему вы меня решили поставить директором? – спросила Луговая, устремив на заведующего грустные глаза.

– Вы – замечательный специалист, отзывчивы, трудолюбивы, уважительны к людям! – с готовностью заметил тот. – Если возглавите школу, то и обстановка, я надеюсь, изменится к лучшему.

– Спасибо за добрые слова! – Светлана была растрогана отзывом и предложением шефа, принять которое, однако, растерянная и озабоченная своим здоровьем, не могла. Да и согласись она стать руководителем, это неминуемо приведёт к неудовольствию завистливой Моркиной и к новым стычкам с ней. – Этого же недостаточно, чтобы быть хорошим директором, Василий Михайлович! У меня серьёзные проблемы со зрением и щитовидкой – не хватит сил тянуть такую лямку.

– Да? – Калюжный, приглядевшись, мысленно обругал себя за то, что не придал значения её бледному, болезненному виду и слезящимся, вылезающим из орбит глазам с тяжёлыми припухшими веками под дымчатыми стёклами очков. «Базедова болезнь, – подумал он с сочувствием. – Бедняжка, несладко ей приходится!» Расспрашивать о подробностях заболевания он счёл бестактным и молча барабанил пальцами о полированный стол.

Проблемы со здоровьем у Светланы начались с тех пор, как умерла мать, и из дома ушёл муж, – стрессы провоцируют болезни тела. Жили они с супругом и двумя ребятишками материально не хуже, а даже лучше многих других семей в селе. Супруг, в отличие от многих мужиков в селе, не злоупотреблял выпивкой, так как часто ездил в командировки, возя грузы по заказу фирмы. Их союз с Олегом считали удачным, пару – счастливой. Долгое время и сама женщина считала так. Но однажды, приехав домой, он объявил, что увлёкся другой женщиной и уходит к ней, что подобно грому среди ясного неба, оглушило жену. Она гордо вскинула голову и без лишних слов, скандалов отпустила спутника жизни. Разбитый сосуд не склеить! Но что стоил ей этот удар в спину, знала лишь сама Света. С тех пор у неё, униженной и до глубины души уязвлённой поведением благоверного, в долгие бессонные ночи не просыхала от слез подушка. Ощущение исковерканной судьбы, жертвы, горе, ожесточение, неуверенность, жалость к себе и страх за будущее детей – все негативные чувства и мысли, преследующие нас при неудачах и несчастьях, поселились в молодой женщине и изводили её, как червь, подтачивая и подрывая здоровье. Приходилось ложиться в стационар, чтобы снять обострение болезни и осложнения на глазах, полученные при этом, – перенести несколько операций от глаукомы и глаукомы Завучу Моркиной надоело заменять её уроки, и она прямым текстом заявила, что Луговой надо уходить в академический отпуск, пока не восстановится здоровье. Учительница рада бы сделать это, но на что ей содержать детей? Помощи от мужа она из-за оскорблённого самолюбия и гордости не хотела принимать и отправляла обратно даже редкие денежные переводы его. Однажды ночью послышался стук в дверь – это Олег пришёл поговорить с ней.

– Уходи, у меня нет мужа! – решительно, даже с долей злобы, удивившей её саму, проговорила женщина, но тот продолжал стучать. «Ей-богу, разбудит детей, соскучившихся по отцу, – тогда его ещё труднее будет выдворить!», – мелькнуло у неё.

– Подожди, не стучи, так и быть, открою, – Светлана отодвинула засов и провела супруга в зал.

Вспыхнувший свет заиграл бликами на линолеуме. Из приоткрытой форточки тянуло острым, свежим запахом расцветшей черёмухи, которая белела в синей мгле под окном густой пушистой пеной. Запоздало, лениво тявкнула соседская собака на цепи, видимо, разбуженная стуком Олега. Он хозяйским взглядом оглядел диван, высокие кресла, где отлеживался после командировок, просматривая газеты и телепередачи и наслаждаясь томным, сладким ощущением хорошо выспавшегося, отдохнувшего тела. Света не трогала его, заботясь об отдыхе супруга, не велела беспокоить и детям. Он сам так поставил это, и жена, мягкая, податливая, вынуждена была согласиться с ним. «Хорошее было время!» – с грустью подумал мужчина, пожалев, что бездумно потерял.

– Говори, – поторопила бледная и осунувшаяся Светлана, вся дрожа от ночной прохлады. Отметив про себя, что жена слишком заметно и резко спала с тела, Олег хотел было поинтересоваться её самочувствием, но то, что сесть ему не предложено, показалось более важным и существенным, отвлекло внимание. Это был плохой знак, и он слегка испугался, потому что жизнь с тех пор, как ушёл из дома, складывалась для него далеко не безоблачно. Девица, с которой сошёлся, была капризна, ревнива, требовательна, и он, привыкший к иному обращению, потерял покой и сон, думая о том, как ловчее снова вернуться в семью.

– Я получил повестку в суд, – Олег часто покашливал, что свидетельствовало о неуверенности и беспокойстве, но контролируя свои чувства, пытался изобразить былое вожделение. Полагаясь на гипнотическое действие карих глазенап, по заведённой привычке дерзко, с лукавинкой посмотрел в её серые слезящиеся очи. Раньше она при подобном заигрывании смущённо отводила глаза и краснела, как маков цвет. Сейчас же мужчина будто на стену, жёсткую и твёрдую, натолкнулся; он вынужден был перевести взгляд сначала на тонкие брови, болезненно изогнувшиеся от неприязни к нему, затем, словно оглаживая, поочерёдно задержался на высокой груди, стройной фигуре в приталенном ситцевом халатике и светло-русых волосах, прядями ниспадающих на плечи женщины. Муж находил её красивой. Немного крупноватые черты лица не портили очарования, особую выразительность придавали в моменты радости улыбчивые пухлые губы и живые серые глаза. Ах, если бы не базедова болезнь! Про себя Олег вдруг восхитился не только внешними данными жены, но и внутренней сущностью её натуры, в основе которой были жертвенность и забота о близких. Увлечённый волнующей новизной отношений с любовницами, в разлуке с супругой удовлетворяющих потребности его здорового мужского тела, он давно не замечал этого.

Света, почувствовав, что тот рассматривает её раздевающим, сладострастным взглядом, преследуя какую-то цель, растерянно отвела глаза. Сколько раз она представляла встречу с ним, когда выскажет злые, словно кипятком обжигающие слова; однако сейчас была бы рада совсем уклониться от разговора, потому что, приняв решение, считала – назад пути нет! Как же долго он охотно и умело манипулировал женой, используя её положительные качества, разрушая доверие к себе! Олег почувствовал, что супруга, раскусив его и глубоко разочаровавшись, поставила крест на их отношениях, но решил не отступать, выбрав, по его мнению, самый эффективный путь – борьбу за её сердце.

– Прости, Света! Пожалуйста, прости! – он, крупный, уверенный в себе мужчина, вдруг картинно рухнул перед ней на колени, протянул руки и, каясь, произнес ласково, страстно, покорно: – Это было минутное ослепление, как наваждение. Я по-прежнему люблю тебя! Жить без тебя и детей не могу!

Обескураженное лицо Светланы вытянулось, губы задрожали, сердцебиение участилось, глаза наполнились слезами, скатывающимися по лицу, а стройное, красивое тело трепетало и вздрагивало. Однако это не было волнением чувств, которые она раньше испытывала к нему, вернее, не была подобная реакция вызвана любовью и страстью, как по ошибке вдруг счёл он, а ответом на пережитые мучительные страдания, которые он причинил ей своим предательством, и более всего признаками душившего её заболевания. В выпуклых серых глазах серебристой искрой отразились работа ума, мысли. Что делать? Может, принять его? Без мужика в деревне тяжело. Но тут же спохватилась – а с ним разве легче? С какой готовностью, ссылаясь на усталость, он перекладывал даже мужские дела на неё, слабую, хрупкую женщину! Да и отгорел костёр её любви к этому подлому изменнику! Залила она его горькими, солёными слезами – не возродить из пепла! Детям, конечно, нужен отец, особенно младшему Арсению. Малыш часто спрашивает: где папа, когда он приедет? Простить, предположим, можно. Это будет по-христиански. Но, сойдись она с мужем снова, как будет жить бок о бок с ним с надорванным сердцем, терпеть рядом чужого по духу человека, мучиться сознанием, что когда-то он предпочел ей другую женщину? Разве от этого детям будет лучше? Неужели они скажут матери спасибо, что росли в невыносимо-тягостной обстановке, полного холодной ненависти дома?

– Любимых не бросают, подвергая их прилюдному унижению! – сурово сдвинув тонкие гордые брови, с накопившимся ожесточением и высокой тональностью в голосе почти выкрикнула она. Ядовитая обида, чувство злого непрощения и ненависти снова вернулись к ней. Лицо запунцовело, крылья носа затрепетали: – Я не верю тебе!

– Пойми, по иронии судьбы с каждым это может случиться, – поникнув головой, тихо проговорил он, надеясь убитым видом снять с себя часть вины, обезоружить и сбить её с толку. – Никто не виноват, просто у меня наступил критический возраст! Ну, ты же понимаешь, о чём я… – смущённо пробормотал он.

– Что? – брови обескрыленной Светланы приподнялись, лицо вытянулось, она взглянула озадаченно и потерянно. Оказывается аморальному поведению, вседозволенности, измене тоже можно найти оправдание! Да как он смеет играть на её чувствах?! Не удержавшись, она засмеялась зло и насмешливо. – Всё-всё, не надо больше слов! Ты сделал свой выбор, будь уж доволен им! Об одном прошу – увези из дома всё, что хочешь: забери машину, мебель, корову, бычка, кур, а мне с детьми оставь квартиру, крышу над головой. И я не буду требовать от тебя алиментов.

– Ты должна простить меня, хотя бы ради сына и дочери! – ошеломлённый её категоричностью, настаивал он, всё ещё стоя на коленях и втайне надеясь, что до развода и раздела имущества дело не дойдёт.

– Я ничего тебе не должна! – нахмурившись, устало произнесла женщина. – Ты предал нас! Прощай! – И она с печальной беспросветностью показала ему на дверь. А сегодня, с утра, состоялся суд, который поставил точку над их несостоявшимися семейными отношениями.

Она очнулась от устремлённых на неё лучистых, добрых глаз шефа и вдруг легко, свободно улыбнулась – всё, что ни делается, – к лучшему! Наконец-то обескровленная душа её почувствовала себя раскованной, вольной птицей!

– И всё же жаль, что вы не дали согласие возглавить школу, – разочарованно протянул тот. – Я, право, в затруднительном положении. Директора, простите за каламбур, на дороге не валяются.

Луговая предложила кандидатуры Николая Попова и Ивана Колесникова, подчеркнув их достоинства – оба молоды, не пьют, не курят.

– Вы так считаете? А Иван Иванович порядочен? – заведующий, проигнорировав почему-то кандидатуру Попова, остановился на Колесникове, но, видимо, и тут не обошлось без добровольных осведомителей! Стань она директором – про каждый верный и неверный шаг её с таким же успехом кто-то будет докладывать начальству! Она не горит желанием стать заложницей нездоровой обстановки в коллективе! Лучше быть независимой и свободной в своих действиях, трудиться рядовой учительницей! А Калюжный на слова Светланы о том, что она ничего плохого за Иваном Ивановичем не замечала, добавил: – Надо подумать.

* * *

Вскоре и впрямь директором школы был назначен Колесников. Пётр Дворников, крепкий, коренастый его предшественник, опомнившись, предложил организовать сбор подписей против преемника. Умный, сдержанный, интеллигентный, но медлительный Николай Попов и Елизавета Кутяпова, женщина вздорная и склочная, собрав подписи учителей, подошли и к Светлане, когда она, проверяя тетради, сидела после обеда в пустом классе. Прочитав письмо-протест, которое сводилось к тому, что Колесников недостоин руководящего кресла, та, возмущённая, вскинула больные глаза на коллег.

– Извините, я не могу подписать эту кляузу! – бросив ручку с красным стержнем на стол, заявила она.

– Почему? – меланхолично спросил Попов, усевшись вместе с Кутяповой за парту. – Мы написали правду!

– Потому что я сама рекомендовала его на пост директора. А с какой целью вы написали это письмо? Чтобы снова восстановить Дворникова в должности? Вы забыли, как он неделями отсутствовал в школе, а завуч, родственная ему душа, потакая и прикрывая, ставила рабочие дни? По сути, он паразитировал на нас – мы проводили за него уроки!

– Светлана Марковна, вы просто плохо знаете Колесникова, – с сожалением протянул Попов. Углы полных расслабленных губ молодого мужчины, выражая огорчение по поводу непонимания коллеги, опустились вниз. – Он подлый, мстительный и трусливый человек! Мы ещё наплачемся с ним! Мудрые японцы предлагают беречь начальников – новые могут быть ещё хуже.

– Как не стыдно, Николай Ильич! – Светлана, вскочив с места, стала нервно ходить по кабинету. – Вы заботитесь о своём спокойствии, не думая о том, что Дворников склонностью к алкоголю калечит души детей! – серые выпуклые глаза учительницы засверкали непримиримым металлическим блеском. – Я считаю, пьющим не место в школе!

– Вы, Светлана Марковна, явно в любимцы Колесникова метите! – съязвила сухопарая Кутяпова, морща мелкий носик и раздражённо поглядывая на неё. – Думаете, он оценит вашу рекомендацию?

– Никаких шкурных интересов я не преследую! – остановившись, Светлана невесело усмехнулась. Вскинув голову, смотрела на худую, невзрачную Кутяпову с лёгким прищуром в глазах, сверху вниз и как бы отстраняясь от неё. – Вы же прекрасно знаете, я не возвожу на людей напраслины. Оболгать, оклеветать за спиной – это ваши приёмы, Елизавета Романовна, а я иду в бой с открытым забралом, и вряд ли когда-нибудь буду в любимчиках у директора, кто бы им ни был!

Кутяпова, не выдержав колкости Светланы, повздорила с ней, а потом так ни с чем и удалилась восвояси вместе с Поповым.

Несмотря на жалобу, которую, за исключением Моркиной и Луговой, подписал весь коллектив, решение о назначении Колесникова не было отменено. Но нашёлся доброжелатель, по неосторожности предложивший прочитать Ивану Ивановичу письмо подчинённых, – он затаил злобу на них.

Прошло полгода с тех пор, как Колесников занял руководящее кресло. В нём, сером, ничем особо не примечательном ранее, успело укрепиться чувство собственного превосходства. Исподволь в его речи, в разговоре с коллегами утвердились нотки высокомерия и пренебрежения, которые, правда, проскальзывали и раньше, но не столь заметно. Теперь же, возвышаясь над другими, он взял за правило относиться к учителям не как товарищам по работе, равным себе по уровню образования, развитию, эрудиции, а как к обязанным лишь беспрекословно подчиняться приказам, исходившим от него. Единоначалие было коньком Ивана Ивановича, и коллеги, привыкшие при Дворникове к относительно мягкому, демократическому обращению и свободному волеизлиянию, когда они могли не только свободно выражать своё мнение, но и не соглашаться с чем-либо, почувствовали себя как мухи в сети паука. Светлана только диву давалась столь разительным переменам в своём протеже. Однако спесивость, жёсткость и некая спрямлённость характера вперемежку с неуверенностью в себе (иначе для чего так яро самоутверждаться в коллективе?) недавно назначенного директора не была нова для тех, кто хорошо знал и потому недолюбливал его.

Однажды – это было в годы молодости Колесникова – сверстники, воспользовавшись моментом, проучили-таки его. Об этом по секрету рассказал Светлане меланхоличный Попов. Иван, засидевшись в общежитии у девушки, ночью возвращался к себе домой, когда в переулке услышал возню, пыхтенье и стоны. Приглядевшись, при бледном лунном свете он увидел клубок сцепившихся в драке ребят. Тени, отбрасываемые ими, уродливо изгибаясь, копошились на стене серого бревенчатого дома. Колесников, перетрусив, хотел обойти «мамаево побоище» стороной, но желание выделиться среди толпы заставило его подойти, чтобы урезонить возбуждённых от потасовки парней.

– Ебята, я из комсомола (Иван тогда работал в райкоме ВЛКСМ), что вы тут делаете? – обратился он к ним, картавя и не выговаривая букву «р». В детстве Колесников выправлял речь, занимаясь с логопедом. Но в моменты испуга или сильного волнения по-прежнему проявлялось неправильное произношение. Приятелям, которые откровенно презирали Ивана, к тому же агрессивным и взбудораженным дракой, на миг забывшим о его картавости, показалось обидным столь пренебрежительное обращение. В порыве злобного раздражения все дружно, с тумаками накинулись на него и надавали, как говорится, по шапке. Долго потом инструктор райкома комсомола ходил с синяками на лице.

Зная, что Светлана не подписала на него «клевету», Иван Иванович видел в ней свою сторонницу и уверенный, что она поддержит его, поделился, как отомстит недружественно настроенным учителям.

– Я каждого из них пижму к ногтю, пусть только посмеют потивоечить мне! – оставшись в учительской один на один с Луговой, хвалился новоявленный директор, выявляя тем самым не только картавость, но и стиль работы с людьми.

– Может, стоит найти с коллегами компромисс, а не преследовать их за наличие своего мнения? – в удивлении взметнув вверх брови, не согласилась та с ним.

– А зачем? Думаете, у меня не хватит смелости поставить всех зарвавшихся на место? – ухмыльнувшись, жестко и непримиримо произнёс её оппонент, на этот раз избежав картавого произношения. – Первым свалю кабана Дворникова, чтобы неповадно было появляться в школе в пьяном виде.