Текст книги "Переплетения"

– Чай подавать? – спросила она, не взглянув на Анну.

– Подавай, – вставая отвечала Анна. Мысли терзали её, сохранять хладнокровие в этой ситуации становилось все сложнее и сложнее. «Интересно, – думала она, – Марья знает или нет о том, что сегодня здесь у меня Тимофей Васильевич был?».

Приглядываясь весь день к девке, Анна абсолютно убедилась, что молодой сон чрезвычайно крепок, Марья не знала о присутствии барина, даже не догадывалась об этом, что безусловно порадовало Анну.

Вечером того же дня, терзаемая ожиданиями, она прислушивалась к каждому шороху за дверью, но раздавалась только возня спящей на сундуке девки. Он не пришел. Не пришел в эту ночь и на следующую. От переживаний, у Анны совершенно пропал аппетит, она ни есть ни пить не могла. Еда оставалась нетронутой, девушка бледной и печальной. Первый факт чрезвычайно радовал Марью, которая не упускала случая стянуть кусок – другой. Порой хозяйка, которой она служила, и не подозревала, что некоторые из кушаний, отправляемые поваром, до неё просто не доходили. Второй же факт оставался абсолютно незамеченным со стороны дворовой девки. Да и зачем ей это нужно, когда конюх Федька стал наведываться по три раза на дню к гостевому домику.

Вечером четвертого дня Анна встала ночью и вышла в сад. Теплый ветерок ласкал ее голые плечи, с которых все время сползала шаль. Падая в очередной раз, шаль вдруг повисла воздухе и обняла свою хозяйку, сопровождаемая мягким поцелуем в шею.

– Я искал тебя, Аня.

– Я думала, вы не придете. Ждала вас все дни.

– Я не могу часто приходить к тебе, это привлечет внимание. Завтра буду ждать на опушке леса после полудня.

– Но ведь очень жарко будет.

– Вот и хорошо, большинство дворовых дремлют в это время. Хотя они, дармоеды, и в другое время дрыхнут на ходу.

Анна рассмеялась.

– Тише, тише. Нас могут увидеть или услышать. Я сейчас уйду, спокойной ночи. Жду тебя завтра. Слышишь, завтра!

– Да. Я приду.

Также неведомым ей образом он пропал в темноте. Анна еще немного постояла и вернулась в комнату. Ей стало вдруг легко и спокойно. Завтра, завтра она снова увидит его. С этими мечтами после нескольких бессонных ночей она провалилась в объятиях Морфея.

Глава 6

После встречи поляна в мистическом состоянии влюбленности для Анны светилась особым искрящимся светом в лучах солнца. Свет этот словно переливался в каждой спрятанной в травинках капельках. В Анне проснулась беспредельная потребность в любви, она стала готова не только принимать ее, но отдавать всю себя для другого, находясь в другом измерении, отличном от обычных людей.

Ее глаза сверкали, она не переставала улыбаться, и лицо словно излучало удивительный мерцающий свет. Она переживала новые, незнакомые ей ощущения. Боялась ли она того, что будет? Пожалуй, да. Но желала этого и дальше большего, того, что было и будет, и казалось ей, что мир наполнен счастьем и ничего в нем нет обыденного. Этот день в душе останется как самое яркое воспоминание.

Затем несколько дней барин избегал встреч с Анной. Душевный взлет утих. Девушка переживала, но пыталась не выдавать своих чувств.

Тимофея Васильевича больше тяготил предстоящий разговор с супругой. Он мучился и задумывался, как он выйдет из этого щекотливого положения. Страх и стыд давили, не позволяя признаться Анастасии Серафимовне в содеянном. Лгать, обманывать, хитрить для него было совсем нехарактерно. Чувство стыда за этот обман не покидало. Отодвигая разговор, Тимофей Васильевич выход из этой ситуации все таки нашел. Он решил спасаться за стеной непроницаемости и молчания.

Однако он все время мысленно возвращался в лес, в тот день, когда Анна и он стали единым целым. Глаза «необузданной дикой кошки» (так про себя он называл девушку), не давали покою, он безумно хотел ею обладать ещё и ещё. Самое удивительное в этой истории, произошедшей с ним, было то, что вспоминая свои отношения с Анной, он ничего для себя не видел стыдного.

Однако они продолжали жить рядом, в пределах одной усадьбы, и естественно, что его попытки избегать девушку были обречены. Случайно во время прогулки пути Анны по саду и барина пересеклись. Она стояла и смотрела на него, не в силах вымолвить слово, впрочем, она и не знала о чем можно говорить не то чтобы именно в эту минуту, – вообще, о чем могут говорить два взрослых человека, испытавшие близость, но старающиеся ее скрыть. В то же время Тимофея Васильевича раздирали мысли. Он желал девушку и готов в этом был признаться, но разумом он понимал необходимость прекращения этих встреч. Однако эмоции перевесили, и он тихо предложил:

– Завтра жду на опушке леса, сразу после обеда.

Анна ответить не успела, так как хозяин поместья уверенно прошел мимо и проследовал в дом.

Сердце ее забилось так сильно, что казалось, оно живет в своем диапазоне, вне времени и вне пространства. Разумный выбор барина ничем не смутил ее. Более того, она даже не задумалась, почему именно после обеда.

Безусловно, обеденное время самое подходящее для встреч: барыня отдыхает, крестьяне жару предпочитают переждать, чем позволить сгореть спине на солнце, а дворовые, ну что дворовые, они и без того лодыри.

«Завтра, завтра увижу его, смогу поговорить с ним», – радовалась Анна и пыталась заглушить внутри себя вспыхнувшее возбуждение.

На протяжении всего оставшегося дня только очень внимательный человек смог бы заметить румянец и умело скрываемое счастливое ожидание свидания во влюбленной девушке. Она стояла возле окна, смотрела в него не видя, происходящих на дворе усадьбы сцен.

Все предстоящее утро Анна ждала часа встречи. Ей казалось, минуты тянулись часами.

Наконец пришло время обеда, принесли еду.

Анна, только для видимости взяв вилку, потыкала в рыбу и отставила тарелку, чем которая безусловно, в большей степени обрадовала Марью, забиравшую ее тарелку, вовсе не будучи голодной, за дверью с жадностью, почти не жевав, проглотила все, что послал повар для гостьи.

После обеда, накинув шаль девушка осторожно вышла из дома, делая вид, что намерена прогуляться по саду.

Тимофей Васильевич, в свою очередь, отправился почти по тому же маршруту, но не пешком. Он велел оседлать жеребца и направился на юг, потом юго-запад, стараясь держаться уединенных дорог, опасаясь, что кто-то его узнает.

В присутствии его она не имела своей воли. Он для нее не был, как другие, и не походил на обыкновенного мужчину. Он был с ней всюду, она слышала разговоры о нем, хлопоты слуг и дворовых о барине, она видела воплощенные в жизнь его разумные идеи. Любые его действия казались ей легко объяснимыми. И ничто не останавливало ее перед встречами с ним.

Эти встречи стали носить регулярный характер. Барин и молодая гостья скоро потеряли бдительность. Их часто видели вместе, и давно дворовые шушукались между собой.

Конюх Федька привык седлать коня для барина сразу после обеда, так что порой Тимофей Васильевич забывал отдавать приказ, а главное, не замечал, что конь подан.

В какой-то момент он решил прекратить эти встречи и не пришел на опушку леса, выдвигая целый перечень разумных причин для себя. Однако все они оказались недействующими. Вечером следующего дня он осторожно пробрался через сад к открытому окну в комнату девушки.

Тимофей Васильевич легонько постучал по подоконнику. Анна замерла на кровати от неожиданности, и снова ее парализовал страх. Но это был другой страх, скорее, предвкушение страсти и возможности раствориться в ней.

Стук повторился. Влезая в окно, Тимофей Васильевич на мгновение остановился: в лунном свете она показалось ему удивительно прозрачной.

– Какая же ты красивая!

Она замерла не в состоянии отвечать. И снова они отправились по пути любви, который дано пройти не каждому человеку.

***

Лапшина услышала новости о романе помещика Летлинского, когда отправилась за покупками в город, став безмолвным свидетелем обсуждения сложившейся в Светицах ситуации. Быть может, она приняла бы разговор двух незнакомых ей помещиц за грязные сплетни, но интуиция подсказала ей необходимость действовать.

Вернувшись, она посчитала своим долгом устроить негласное расследование, а о его результатах, если опасения подтвердятся, сообщить Анастасии.

Боже сохрани, – подумала Варвара Васильевна, – если ей скажет кто-нибудь другой. Спустя несколько дней она без особой радости отправилась к Летлинским.

Анастасия Серафимовна встретила подругу, как всегда, от всей души, не подозревая, какой рассказ ей поведает гостья, но из-за озадаченного лица Варвары Васильевны она сразу напряглась, почувствовав неприятности.

– Пойдем в оранжерею, Настя. Только людей своих отошли.

Настя? – Барыня знала, что только в очень важные моменты Варвара Васильевна позволяла себе ее так называть; она забеспокоилась еще больше.

В оранжерее расположившись за маленьким столиком, Анастасия Серафимовна приказала подать им чаю. Пока приносили чай с вареньем и печеньем, пока работницы оранжереи уходили, Варвара Васильевна продолжала молчать. Ей не нужно было собираться с духом и подбирать слова, она уже решила все рассказать, но она ждала, ждала, чтобы остаться наедине.

Анастасия Серафимовна, отпив чаю, внимательно посмотрела на подругу. В ее глазах читался вопрос: что произошло?

– А то и произошло, Настя, – словно прочитав мысли, сказала Варвара Васильевна. – Анна вскружила голову твоему мужу. Они не просто любовники, Настя. Она ждет от него ребенка.

Словно молния ударила Анастасию Серафимовну. Побледнев, изменившись в лице, она откинулась на спинку скамеечки и молчала, не в силах произнести слова.

– Они давно встречаются. Думаю, после его именин. Поскольку я внимательно наблюдала в тот день за обоими и совершенно ничего не заметила, думаю, произошло это как раз сразу после именин, – повторилась Варвара Васильевна.

– Я не верю. Не верю. Этого не может быть.

– Это правда, Настя. Об этом весь город судачит.

– Нет, нет. Тимофей никогда себе такого не позволял, это наговор. Я не верю.

– Не позволял раньше, позволил теперь.

– Нет, это нас пытаются поссорить. Но кто? Зачем?

– Опомнись, Настя. Я не приехала бы к тебе, если бы сама в этом не убедилась. Мой человек следил за ними. Чаще всего они встречаются в лесу.

Обе женщины молчали. Одна не в силах говорить, другая – не зная, как поддержать подругу.

– Тебе нужно пережить эти события несмотря ни на что. Ты сильная, ты это сможешь. Перед Господом и людьми ты его жена и ею останешься.

Анастасия Серафимовна с трудом восприняла информацию Варвары Васильевны о происшедшем, встала и с достоинством, только ей присущим, велела подать еще чаю.

Варвара Васильевна понимала, какой удар судьбы сейчас вынуждена выдержать ее лучшая подруга, и была готова ей помочь. Но как, как помочь? Словно в тумане, Анастасия Серафимовна проводила подругу к двуколке, не услышав на прощание ее обещания приехать на днях. Первым желанием для нее было накинуться со словами упрека на Варвару, которая уже несколько дней знает об этом факте и даже позволила себе следить за ее мужем. Одного она никак не могла для себя решить, что муж действительно ей изменяет. Она искала оправдания его поведения, его поездкам, в какой-то момент решила, что человек Варвары ошибся и это был вовсе не ее муж, а кто-то другой. Все, что угодно Анастасия передумала, но только никак не могла признать, что это уже случилось, в этом повинен ее муж и девка, которую они спасли от смерти, «неблагодарная дрянь, которую приютили». И ей хотелось снова упрекнуть подругу, что та поздно ей обо всем сообщила.

Анастасия Серафимовна проснулась на следующее утро, отвратительно себя чувствуя. Даже во сне гнев не оставлял ее, и она в ярости стискивала зубы. Не могла она забыть вчерашние сведения, полученные от Варвары Васильевны, «кровоточило сердце». Периодически снова находили минуты сомнения, и ей казалось – это просто чья-то злая шутка, иногда хотелось проснуться и вернуться в тот прошлый мир, который она создавала своими руками на протяжении нескольких лет. Вспоминая поведение мужа, анализируя его, она собирала мозаику воспоминаний и не находила даже повода усомниться в его верности. «Неужели они так умело маскировались все это время? Неужели никто ничего не заметил?».

Она так долго была в каком-то ненарушимо-тихом торжественном покое счастья, что не замечала происходящих с Тимофеем Васильевичем перемен. Бродя весь день в духе озабоченности, она натыкалась на домашних, заглядывала в глаза и искала ответы на свои вопросы. Ей казалось, что каждый должен сейчас своим поведением выдать эту «черную» правду, но все вели себя как обычно и не понимали, что от них хочет услышать барыня.

Вера Алексеевна несколько раз подходила к ней с вопросом «Все ли у нее хорошо, не приболела ли?», но, получая ответы от племянницы, оставалась довольна и покидала ее. Анастасия же в свою очередь смотрела на всех в затуманенном сознании, она не понимала, сколько времени прошло с полученного известия, отказывалась принимать гостей, и последние перестали навещать Летлинских. Приезжала Лапшина, но Анастасия, холодно поздоровавшись с ней, нашла повод удалиться и не желала больше видеть свою подругу, принесшую дурную весть.

Шли дни, похожие один на другой.

Переложив все домашние обязанности на ключницу, а точнее следует сказать, что та сама взяла в свои руки бразды правления после неоднократного обращения к барыне, которая тут же забывала о чем ее спрашивают, и тем более не могла впоследствии дать указаний. Анастасия начала проводить большую часть времени в своей комнате, заканчивая одну вышивку за другой, она не могла излечить недуг, причиной которого явилась подобранная мужем девка, и поэтому пыталась полностью отстраниться от супруга.

Шумно и весело поднимался дом, все хлопотали, суетились, только Анастасия Серафимовна к завтраку выходила бледная, с невыспавшимися глазами. Она ссылалась на головную боль и снова уединялась.

Где ей было найти силы, чтобы продолжать жить, когда судьба обрушила такие испытания? Где взять силы, чтобы продолжать любить, когда муж предает и лжет, изменяет и охладевает? Мысли ее метались, и в борьбе с ними она опустила руки и впала в глухое отчаяние.

Она страдала, и главное, это состояние ничем не привлекало внимания ее мужа, отчего становилось еще хуже на душе. Будучи обманутой женой и стыдясь этого состояния, она совсем прекратила принимать знакомых и сама никуда не выезжала, словно монашка живя в заточении ставшего ей постылым дома. Она пыталась молиться, просила Господа вразумить ее, но никто не приходил ей на помощь.

Затянувшаяся хандра начала раздражать окружающих, и домашние наконец-то проявили внимание к барыне и всячески пытались ей угодить.

Летлинский не хотел видеть происходящих в последние месяцы перемен с женой и действительно совсем перестал ее замечать. Он не только не думал, как исправить создавшееся положение, его устраивало все как было. Он позволил времени сделать выбор, а взор и мысли его были прикованы совсем к другому объекту.

***

Вечером в один из последних теплых дней этого года прошла гроза, разряженный воздух приглашал выйти на улицу, проникнув в комнату Анастасии Серафимовны. Она отложила пяльцы и вышла в сад. Остановившись под кустом сирени, решила присесть на скамеечку. Вся подавленная своими мыслями, Анастасия Серафимовна не замечала, как Фаечка суетилась рядом, подкладывая холщовое полотенечко барыне, чтобы та не намочила платье.

Анастасия Серафимовна присела, вздохнула всей грудью и повернулась к заходящему солнцу. В этот момент на нее с листа скатилась огромная капля и упала прямо на щечку, скатилась, словно большая горошина жемчужины. Пелена словно исчезла из сознания, возникло ясное и четкое представление реальности, решение неожиданно само сформировалось в голове барыни.

У этой женщины все таки впереди шло уменье не только жить, но и управлять собой. Она ни перед кем никогда не открыла свои душевные тайны и перенесенную боль. Последние дни стали нехорошим испытанием, и оттого, уверенная в себе, она поднялась и твердой походкой отправилась в дом. Нет. Не позволит она занять место хозяйки в этом доме никому и никогда, и если она позволит развиться событиям так, как сейчас, то перестанет уважать себя. Пусть ей невероятно стыдно за то, что натворил ее муж, но она вернет себе доброе имя вопреки всему.

***

Анна сидела у окна. Ее физическое состояние не позволяло передвигаться много и быстро. Она проводила время в основном в саду и в своей комнате. Прекрасно понимая глубину сложившегося положения, она не представляла больше своей жизни без Тимофея Васильевича. Потерять его расположение означало душевную смерть, только ожидание рождения ребенка отодвигало разрешение этого вопроса.

Она испугалась и внутренне напряглась, когда в дверь решительно вошла барыня. Анастасия Серафимовна не присела на стул, она подошла к окну, повернулась к Анне и, прямо глядя ей в глаза, сказала:

– Анна, думаю для всех будет лучше, если вы переедете в домик для гостей. В помощь к вам я направлю девушку. Вы ни в чем не будете нуждаться.

– Да, пожалуй так лучше,– еле выговорила Анна.

– Мои распоряжения уже выполнены, комнаты для вас приготовлены.

С этими словами хозяйка покинула комнату. Анна с трудом поднялась со стула, щеки ее горели огнем от стыда. Если раньше она утешала себя отсутствием информации о происходящих событиях между ею и барином, то сейчас стало очевидно, что Анастасия Серафимовна знает всё.

В этот момент в комнате появилась молоденькая девушка.

– Как вас зовут? – поинтересовалась Анна

– Мария, – застенчиво ответила та.

– Помогите мне, Мария, перенести вещи. Их немного, мы быстро все соберем.

Девушка слегка кивнула.

Анна стала собирать вещи, но у нее дрожали руки. Она подняла, упавший платок, положила его на кровать. Ведь это не ее платок, хозяйка передала. Взяла кофточку, положила обратно на стул, подержала гребенку, вернула её на прежнее место. Она не представляла, что можно взять, растерялась, и только Марья ловко собирала вещи, как будто заранее знала, какие из них можно взять.

Вещей действительно собралось немного. Мария выбежала из комнаты и тут же привела Степана. Они прихватили все котомки и втроем отправились в гостевой домик.

Сердце у Анастасии Серафимовны в этот момент разрывалось на тысячи маленьких осколков, ей очень тяжело было это скрывать, но она собрала всю свою гордость и величие и взглядом не выдала себя.

Фаечка, заметив изменения и решительность прежней барыни, только порадовалась и с улыбкой побежала ставить самовар.

Анастасия Серафимовна, увидев процессию, шедшую к гостевому домику, отвернулась от окна, но вздохнула с облегчением всей грудью. Вера Алексеевна, незаметно сидящая в кресле, мысленно поддерживала племянницу, но сказать что-либо в этот момент не решалась.

Вечером за ужином Тимофей Васильевич осторожно поинтересовался отсутствием Анны и получил лаконичный ответ:

– Анна пожелала переехать в домик для гостей. Отныне кушать она будет только там.

– Ну, в домик, так в домик, – тут же сдался барин.

Вера Алексеевна молча взглянула на племянницу и осталась довольна ее решением. «Нечего за одним столом с ними сидеть девке нахальной». Мысль свою она после ужина дважды выскажет: впервые тем же вечером Федору Кирилловичу, а на следующий день самой Анастасии Серафимовне. Только тогда племянница поймет, что тетка тоже все видит и давно догадалась в чем дело.

Вечером того же дня она придет к Вере Алексеевне в комнату и впервые разрыдается от всей души.

Вера Алексеевна, гладя ее по голове, словно маленькую девочку, будет только приговаривать: «Ты поплачь, поплачь», – сама украдкой смахиватяслезы.

– Ты, Настенька, все правильно сделала сегодня, все правильно.

– Но как он мог, как он мог, в нашем доме? – рыдая, Анастасия продолжала жаловаться. – Мне так плохо, так плохо. Как он мог?

– Он мужчина, Настя. Эта девица крайне соблазнительна.

– Да, она молодая.

– Ты, что ли, старая?

– Но у меня нет детей, нет. А у нее будет, будет. Поэтому он к ней, к ней все бегает, а меня, меня совсем не видит. Я столько лет пыталась создать уют в доме, все беспокоилась, обо всех заботилась, а сейчас как будто и не было меня никогда и не нужна я никому.

– Что ты, что ты, дорогая! Да как же ты не нужна? Как же мы о тебе не беспокоились? Ты же ничего не видела и не слышала. Я к тебе за эти недели сколько раз подходила, ты же словно приведение по дому ходишь и ничего не видишь.

– Вы подходили?

– Подходила и поговорить пыталась, и Федор пытался. Уж какой-никакой, а и то несколько попыток сделал.

– И Федор Кириллович подходил? Не помню, ничего не помню.

– Настенька, голубушка, мы на твоей стороне. Поведение Тимофея никто не оправдывает, а девки приблудной тем более. Ты молодец, ты сегодня все правильно сделала, и тебе нужно и дальше быть столь же стойкой.

– Стойкой? – снова разрыдавшись, уткнулась в тетушку Настя. – Да где ее взять, эту стойкость?

– Ты поплачь, поплачь, сегодня поплачь, а завтра с утра делами домашними займись.

– Какими делами? Я ничего не хочу делать.

– Надо, Настя, надо. Девки совсем распустились, видя что барыня не следит, шатаются по дому без дела.

– Ну и пусть шатаются.

– То есть как пусть? Ничего не пусть. Место свое должны знать. Вот ты завтра с утра всю свою строгость по отношении к ним прояви, хватит уже им свободы, пора делом заняться.

– Тетушка, это разве сейчас важно?

– Все важно, Настенька. Это тоже важно.

Помолчав, Вера Алексеевна добавила: «В какую бы беду ты ни попала, помолись, и с верой вернется в твою жизнь гармония. Ведь давно известно, что слово, обращенное к Богу, обладает поистине великой силой.».

Настя не отвечала на эти мудрые слова, но надежда вернуть мужа в ней еще теплилась и она очень этого хотела.

Вера Алексеевна не переставая гладила Анастасию по голове и думала, какая у нее замечательная племянница и душа у нее «чистая, как первый снег».

– Ты поспи, Настенька, поспи. Свою первую битву ты уже выиграла. Все будет хорошо у тебя, и дети будут, обязательно будут.

Анастасия пыталась молча возразить, не соглашаясь с доводами тетушки, но та опередила ее намерения:

– Я жизнь прожила и знаю. Господь сейчас тебе послал тяжелые испытания, он проверяет, если ты выдержишь его проверку, он отблагодарит тебя так, как ты и не ожидаешь. Поверь мне, ты только поверь. А сейчас поспи, просто поспи.

Анастасия, упокоившись, откровенно поведает ей свой план действий, а получив одобрение, будучи совершенно уверенной в своих намерениях, уснет прямо в комнате тетушки. Вера Алексеевна не станет ее будить, уйдет спать в гостиную, прекрасно понимая сложившуюся ситуацию.

Впервые за несколько дней Анастасия не будет видеть сны ночью. На утро она удивительно свежо почувствует себя и с новыми, непонятно откуда взявшимися силами примется за свои постоянные обязанности хозяйки.

***

Опасения Анны по поводу предоставленного домика не оправдались. В нем была чудесная спальня, столовая и комнатушка, по-другому не назовешь, для прислуги. Несмотря на то, что на дворе уже стояла холодная осень, в доме было тепло.

Спустя несколько дней проживания отдельно от господ Летлинских Анна решила, что, пожалуй, так даже лучше. По крайне мере, она точно знала, что Тимофей Васильевич ситуацию контролирует. В ее распоряжение предоставили всю домашнюю библиотеку, брать книги в которой она могла совершенно спокойно, но только в отсутствие барина.

С ней оставили двух девушек по хозяйству. Одна – Марья – всегда оставалась при ней. Вторая, приходящая, на ночь уходила спать в дворовую избу. Так что Анна ни в чем не нуждалась. Одно ее тяготило охладевшие чувства Тимофея Васильевича. Но она утешала себя мыслью о предстоящем рождении ребенка, который обязательно должен их сблизить.

Анастасия Тимофеевна больше Анну никогда не называла по имени. Редко интересовалась у управляющего, хорошо ли кормят гостью, всего ли ей достаточно. Кивала на просьбы управляющего предоставить иные мелочи для Анны и не более того.

В свою очередь Тимофей Васильевич очень внимательно относился ко всем потребностям Анны, которые неукоснительно тут же исполнялись. Анастасия Тимофеевна знала об этом, но мешать не смела.

Барин не хотел подвергать родных опасности, просто старался спасти положение и защитить всех своих: и Анну, и Настю. Каждую из них он любил, любил по-своему нежно, но расстаться не мог ни с одной из них.

Глава 7

Варвара Васильевна Лапшина намеренно скрывала свои года. Когда она была молодой и неопытной, ее с расчетом выдали замуж. Рано овдовев, она не очень переживала потерю мужа, напротив, в ней проснулись доселе спящие деловые качества. Взяв в свои руки управление поместьем, она не только смогла увеличить доходы, но и прикупила несколько соседних деревенек разорявшихся повсеместно дворян. С одной стороны она обращалась за помощью в решении своих вопросов, исключительно пользуясь своей якобы женской беспомощностью, с другой стороны, делала все всегда по-своему и как ей подсказывала интуиция, которая практически не подводила. Она взяла на вооружение себе девиз своей эпохи: «Идти во всем до конца».

Обратившись к Летлинскому с просьбой проверить отчеты ее управляющего, Лапшина преследовала и другую цель: независимой экспертизы финансового положения. Она давно для себя наметила план последующих действий, но мнение Летлинского ей требовалось исключительно для подтверждения ее правильного выбора.

Гости, приезжающие в ее «летнюю резиденцию» всегда составляли самую образованную публику. Поэтому малознакомому дворянину проникнуть к ней на обед практически не представлялось возможным.

Летлинский самолично приехал вернуть ей отчет управляющего и поделился своими мыслями.

– Вы совершенно расстроили мои планы, Тимофей Васильевич.

– Простите, Варвара Васильевна, я этого не хотел. Всего лишь небольшие предостережения, не более.

– Ваши предостережения мне сейчас кажутся чрезвычайно важными.

– Пренебрегать не стоит, но и тянуть тоже. Все же я считаю для вас лучшим вариантом продать это поместье.

– Допустим, я продам его, но откуда я буду получать доход? У меня нет мужа, и позаботиться о себе я должна сама.

– Это правда, но деньги можно вложить в выгодное дело.

– Например?

– Например, в торговую компанию или строительную, в конце концов, положить в банк под проценты и на них жить.

– О нет, нет, жить на скудные проценты от банка это слишком унизительно. Да и надеяться на банки совершенно невозможно. Вот если что-либо другое, я бы обдумала, пожалуй.

– Каждый раз, Варвара Васильевна, когда я с вами беседую о денежных вопросах, вы не перестает меня удивлять.

– Чем же?

– Как легко вы меня понимаете, какая удивительная способность воспринимать финансовые вопросы не с точки зрения потребления и расточительности, а напротив, приумножения.

– Дорогой Тимофей Васильевич, вы все прекрасно знаете. Не позаботься я о себе семь лет назад, я бы уже давно по-миру пошла собирать подаяние. Но смею заметить, мне чрезвычайно приятно, что мои скромные и не всегда решительные действия Вы одобряете и не осуждаете.

– Как можно?

– Ох, ничего не говорите, женщину сейчас ни во что не ставят, а ведь мы не хуже мужчин можем справляться с делами.

– Так-то оно так, но у вас все-таки другое предназначение в жизни.

– Вы хотите сказать рожать, детей, беречь семью?

– Да, именно так.

– Но позвольте, не всем дано иметь в семье детей, и вы лучше меня это знаете, не всем дано иметь семью. Вот я, например, пока не встретила мужчину, который мог бы взять в свои руки управление поместьем.

– Вы просто их не замечаете.

– Отчего же? Получить землю, крестьян многие хотели бы, а потом это продать и спустить, а дальше?

– Голубушка Варвара Васильевна, не все так плохо, поверьте мне. Есть достойные вашей руки мужчины.

Он с улыбкой поцеловал ей руку.

– К сожалению, вынужден вас покинуть, спешу к Андреевым. У меня к ним важное дело. Спешу сегодня же воротиться домой.

– Вот видите, и вы сбегаете от меня, – лукаво упрекнула его Лапшина.

– Вовсе не бегу от вас, но обещаю заезжать.

– Буду рада вас видеть.

Летлинский уехал, а Варвара подумала, что он словом не обмолвился о жене, как будто ее вовсе не существовало. С тех пор, как она рассказала Анастасии ставшую ей известной информацию, Анастасию словно подменили. Лапшина уже давно себя корила за то, что не удержалась и приняла решение «открыть глаза» свой подруге, отчего последняя стала ее избегать.

Несмотря на это, Варвара Васильевна, абсолютно уверенная, что Анастасия сможет найти в себе силы для того, чтобы пережить этот страшный в ее жизни период, продолжала ждать приезда подруги.

В действительности у Лапшиной накопилось за зиму очень много дел в поместье. Хотя она, будучи одинокой женщиной порой вызывала улыбки в своем кругу, но ее это абсолютно не смущало. Сейчас в ее доме уже заканчивалась отделка верхних комнат, для которых привезли новые английские обои. Роскошь, которою она себя окружила, смущала Анастасию Серафимовну, которая любила подругу, но не переставала удивляться откуда Варвара все это может достать, купить, доставить. Безупречный вкус Лапшиной способствовал появлению вещей художественной ценности, а порой просто уникальных. Все это невероятным образом вписывалось в интерьер так легко, словно всегда здесь присутствовало назначенное им место. Шкатулка, зеркало в удивительной раме, фарфоровая статуэтка изначально были как-будто созданы только для этого дома и ждали своего часа.

В это лето Лапшина привезя с собой троюродную тетку по линии отца, получила другой объективный взгляд на свои идеи реконструкции дома.

Тетушка как раз рассматривала свежееоклеенную комнату и новый паркет.

– Ну как, Ольга Феодосьевна, нравится?

– Нравится, Варенька, словно света в этой комнате стало больше.

– Мне тоже нравится, думаю теперь эти три комнаты переоборудовать для своей спальни. Как вам моя идея?

– Замечательная идея. Из этой комнаты превосходный вид, в ней солнца много. Думаю, новый туалетный столик здесь чудесно впишется.

– Да, не зря мы его из Петербурга сюда везли. Он действительно очень хорош. Решено. Переезжаю в эти комнаты.

– Да, здесь будет тебе, дорогая, удобней и просторней.

– А те комнаты следует приготовить для гостей.

– Для гостей? У нас будут гости?

– Конечно, будут, – смеясь, отвечала Варвара Васильевна. – Когда же они нас одних оставляли?

– И то правда. Но в этом нет ничего удивительного. Молодая, состоятельная, очень красивая женщина не может не привлекать мужчин. Жаль, Варенька, что ты отказала тому поручику, что перед сочельником к нам приезжал, как его звали, запамятовала?

– Снежневский Михаил Петрович.