Текст книги "Переплетения"

– Ах, да. Снежневский. Мне показался очень симпатичным.

– Это единственное его достоинство. Во всем остальном он меня раздражал.

– Да чем же?

– Приходил, когда вздумается, – утром, вечером, к обеду. совершенно не заботясь о том, ждут его или нет.

– Он был просто влюблен и искал любой повод увидеть тебя, голубушка.

– Но это вовсе не дает ему право нарушать все возможные правила приличия.

– Не дает. Но он долго и настойчиво добивался своей цели, что делает ему честь.

– А потом, он все время дергал правой ногой, когда садился в кресло, отчего я не могла сосредоточиться на его рассказах.

– Он просто очень нервничал.

– А может, это болезнь.

Ольга Феодосьевна от души рассмеялась.

– Нет, нет, он просто нервничал.

Взяв Варвару под руку, она повела ее к лестнице и, пропустив, тоже потихоньку начала спускаться.

– Все же это был милый молодой человек.

– Будут и другие.

– Конечно, будут, для такой красавицы.

– Значит, еще не наступило время для моего очередного замужества. Впрочем, я вовсе не тороплюсь.

– Ох, Варенька, время бежит так быстро. Возьмем, к примеру, меня. Я себя еще помню юной, хрупкой девочкой на своем первом балу у Шульман. А сейчас толстая, старая развалина, которая к тому же еще и одинока.

– Вы неправду про себя говорите. Приятная леди, и что особенно мне нравится – ваш заразительный оптимизм.

– Да, да, особенно в эту минуту.

Обе женщины от души рассмеялись.

– И чувство юмора, которого мне не хватает, – добавила Варвара Васильевна. Присев на диванчик около окна, она протянула руку к маленькому колокольчику, скучающему на специальной подставочке, и позвонила. В дверь вошла молоденькая горничная в новеньком белом фартучке, слегка присев, она внимательно смотрела на хозяйку.

– Принесите нам чаю с вареньем и булочки, – распорядилась Лапшина.

Девушка тут же ушла.

– Хорошо в деревне, мне здесь очень нравится: нет столичной суеты, чистый воздух. Славно, что мы здесь.

– Мне приятно это слышать. Значит, мое решение было правильным, -взять вас сюда.

– Абсолютно правильным.

В это время в комнату вкатился маленький чайный столик, передвигаемый невидимыми движениями именно той девушки, что заходила минуту назад. Комната наполнилась запахом смородинового листа и лимонника так, что отказаться от столь ароматного чая стало совершенно невозможно. Варенье, поданное в маленьких розеточках, приковывало внимание, и вся эта обстановка способствовала получению наслаждения и умиротворения.

– И все-таки расскажи мне. К нам приезжал Летлинский. Ты довольна его приходом?

– И да, и нет.

– Вот как? Отчего же?

– Он настоятельно советует продать имение.

– Не торопись с выводами. Продав имение, безусловно, ты получишь приличные деньги, но других постоянных поступлений уже не будет, а они будут нужны, очень нужны на протяжении всей жизни. Пока есть источник получения дохода, нужно за него биться. Я яркий тому пример. Вряд ли мне удалось бы выжить после смерти мужа, если бы ничего не осталось. Но, имея всего несколько деревенек, я жива.

– Этот совет дорого стоит. Мы еще повоюем.

– И победим. Давай пить чай, очень ароматный сегодня.

– С удовольствием вам налью.

Они пили чай, болтали о погоде, и казалось, последние обсуждаемые с Летлинским проблемы сами собой разрешились.

Глава 8

Осень потихоньку пробиралась на смену лета. Лапшина подумывала о возвращении в Санкт-Петербург и уже высказывала свои мысли тетушке.

Ольга Феодосьевна уже несколько дней обдумывала, как бы аккуратно сообщить Варваре, что возвращаться в Петербург ей совершенно невозможно. Отчасти в этом вопросе была причиной спокойная обстановка, созданная в доме, деревенское общение с соседями, но большей причиной тому, конечно, был Федор Кириллович Летлинский.

Федор Кириллович, удивительно общительный и всегда оптимистично настроенный, частенько стал наведываться в усадьбу Лапшиной еще летом. Ему невероятно понравилась тетушка Варвары Васильевны, которую ему представили на именинах племянника. Он абсолютно серьезно отнесся к этой милой женщине и она ему отвечала взаимным уважением, отчего он много думал о ней, по большей части в пути, когда он ехал в гости к соседям или возвращался, и ему еще больше и больше хотелось не расставаться с Ольгой Феодосьевной.

Сейчас он невероятно сильно корил себя за необдуманно промотанные в карточных играх деньги, за то что вот именно теперь ему встретилась женщина, с которой он был бы невероятно рад провести оставшуюся часть своей жизни. Порой его охватывали приступы гнева, из-за того, что жизнь так жестоко с ним обошлась, и он верил и надеялся на удачу. Будучи вечным игроком, в своих мечтах он часто рисовал себе картинки, когда он вдруг выигрывает баснословно огромные деньги и на радостях от полученного выигрыша приезжает к Ольге Феодосьевне, предлагает ей совместную жизнь и путешествие за границу в какой-нибудь пансионат, и они, помолодевшие , прощаются со своими родными и отбывают за границу. Но каждый раз эти его грезы разбивались о реальную жизнь. Возвратившись в свою усадьбу, точнее, племянника, приютившего его у себя, Федор Кириллович оставлял весь свой оптимизм и мечты в повозке, и как будто резко постаревший, плелся в свою комнату, оставаясь там до обеда. Закрывшись в комнатке, он плакал, засыпал; просыпаясь, вставал к обеду, и после пригубленного за обедом вина жизнь ему уже не казалось столь мрачной и печальной. Но на следующий день он снова планировал предстоящую поездку в гости к Лапшиным, по возможности, не каждый день, исключительно для соблюдения приличий. Хотя если оставить все преграды, он бы вовсе не покидал дом Лапшиных, а там бы и жил.

Ольга Феодосьевна, в свою очередь, отсутствие денежных средств у Федора Кирилловича не ставила во главу угла, напротив, ее это обстоятельство совершено не отпугивало. Оставшись пятнадцать лет назад без мужа, она испытала невероятный шок, узнав, какие долги оставил ей муж после смерти. Пытаясь выжить, порой просто прячась от кредиторов, она переезжала от одних родственников к другим, а получаемые от своих деревенек скудные поступления почти все отдавала на погашение долгов. Денег катастрофически не хватало, долг не уменьшался, все ее деньги в основном шли на погашение процентов. Наступил момент, когда, находясь в нервном возбуждении, она уже готова была покончить с жизнью. Именно в это время Варвара, ее молодая племянница, овдовела, и приглашение, полученное от нее для тетушки, стало практически спасением. Варвара не только устроила переезд Ольги Феодосьевны, она позаботилась о комнатах, одежде, и втайне от тетки, которая узнает об этом позже, частично погасила долги своего покойного дяди. Ольга Феодосьевна старалась не говорить об этом, но Варвара Васильевна знала, что тетушка ей благодарна. Они обе словно молча договорились не возвращаться к этой теме.

Поэтому сейчас остаться в деревне для Ольги Феодосьевны, с одной стороны, было очень важно, а с другой стороны, она нужна Варваре там, в городе, при выездах в свет. Дилемма, которая возникла и никак не поддавалась решению не давала пожилой даме покою.

Ольга Феодосьевна, в очередной раз погрузившись в свои мысли замерла с цветком в руках, пытаясь составить букет для столовой.

Варвара давно заметила происходящие с тетушкой перемены, заметила она частые посещения Федора Кирилловича, но не связывала эти два обстоятельства воедино. Отчего-то она считала, что возраст тетушки способствует ее внутреннему состоянию и, быть может, возвращение в Петербург немного развлечет ее, но уезжать она сама еще не собиралась, и вопрос этот можно было отложить на две-три недели.

Встречи пожилых людей продолжались. Они много гуляли в саду, бродили в лесу, даже собирали грибы, хотя больше смеялись над тем, что не видят их, и Федор Кириллович, растоптав несколько луговиков, признал вслух, что грибник теперь из него «никудышный».

Иногда они просто сидели на скамеечке в парке и молчали. Каждый думал больше о своем, но ждал вопросов от другого, и каждый при этом не решался заговорить о наболевшем – об отъезде Ольги Феодосьевны. Она ждала, что он предложить не уезжать, а остаться здесь, в деревне, а он, в свою очередь, что она откажется от поездки в Петербург. Так, не произнося вслух самого главного, они оба не решались признаться в своих чувствах, и то несказанное, что вновь замалчивалось еще больше нагнетало обстановку, отчего Федор Кириллович возвращался всегда мрачный, а Ольга Феодосьевна задумчивой. Каждый уносил с собой в очередной раз свои тайные желания.

Варвара уже для себя назначила день отъезда и отдавала распоряжения по сборам в дорогу.

Ольга Феодосьевна совершенно расстроенная отсутствием Федора Кирилловича уже в течение нескольких дней, послала к нему записку с предложением прибыть к ужину и с волнением ждала прихода гостя. Но вместо прибытия гостя принесли ответ, в котором он извинялся и просил его не ждать.

Разгневанная Ольга Феодосьевна сначала не могла найти себе места, она буквально металась из угла в угол, из комнаты в комнату и молча себя ругала за то, что поддалась этому влечению, в то время как давно следовало думать о душе и Господе. Ее возбужденное состояние тем же вечером заметила племянница и поинтересовалась:

– Ольга Феодосьевна, что вас сегодня так тревожит?

Сначала тетушка вовсе не хотела говорить, но потом она не выдержала, расплакалась. И это состояние так поразило Варвару, привыкшую видеть всегда веселую, слегка озорную тетку, что в большой степени расстроило её.

– Срочно принесете капли, соль, – отдавала она указания прислуге.

Варвара, открыв деревянный ящик с лекарствами, сама уже готовила капли для тетушка; подавая их, она была настроена докопаться до правды. Выдержав время, буквально заставив тетушку выпить успокоительное, она внимательно смотрела на Ольгу Феодосьевну, и в глазах ее читалиась вопросы.

– Может быть, я в чем то виновата перед вами, может быть, кто-то обидел вас, дорогая моя. Ольга Феодосьевна, вы должны мне все сказать, чтобы я знала.

– Нет, нет, Варенька, ты совсем здесь ни при чём, совсем ни при чем.

– Но кто тогда?

– Ох! Варенька, в двух словах даже не скажешь.

– Скажите мне не в двух словах, – Варвара ждала ответов, но тетушка нервно мяла платок и все не решалась.

Все, что могла Лапшина сейчас сделать, это выждать. Ольга Феодосьевна словно набиралась внутреннего мужества, и прерывать тишину сейчас значило навсегда уйти от решения какого-то очень важного для нее действия.

– Понимаешь, дорогая. Я уже немолода и не столь активна как хотелось бы. С одной стороны, я понимаю, как важно для молодой дамыприсутствие рядом компаньонки, но поверь… – она, не договорив, поднесла платок к мокрым глазам. Да. да, но это именно так. Я для тебя обуза, еще какая обуза.

– Я никогда вас так не называла. – прервала ее Варвара. – Разве хоть раз я вам об этом намекнула? Даже в мыслях себе такого не допускала. Зачем вы, Ольга Феодосьевна, сейчас так обижаете меня?

– Ох, Варенька, я совсем не хотела тебя обидеть, голубушка. Прости меня за мои слова, прости, ради Христа. Вот теперь из-за меня стало еще хуже.

– Что еще хуже?

– Все хуже.

– Ольга Феодосьевна, в конце концов, вы объясните мне, что происходит? Я уже ничего не понимаю

– Ох, – опять вздохнув, Ольга Феодосьевна не решалась говорить, ей было стыдно признаться в своих чувствах к Федору Кирилловичу племяннице, которая, по ее мнению, могла осудить ее. Но и молчать она уже тоже больше не могла, ей так хотелось поговорить об этом, что просто было уже необходимо.

– Понимаешь, Варенька, я в таком возрасте, что, наверно трудно меня будет понять.

– Не понимаю, при чем здесь возраст?

– Ты послушай меня , дружочек. Это так важно понять сейчас, может быть, с годами ты глубже воспримешь мою боль, вспомнив обо мне, но сейчас не осуждай меня, прошу тебя, очень прошу.

– Обещаю, обещаю выслушать и понять, но пока я ничего не понимаю.

– Да, понять сложно. Понимаешь, – все еще решаясь, Ольга Феодосьевна снова расплакалась – и, утирая слезы, пыталась донести до племянницы то немногое, что ее так сильно расстроило. – Сегодня на ужин я пригласила к нам Федора Кирилловича, но он отказал.

– Отказал? Впрочем, может быть, у него дела. Ну и что из того, что он отказал? Или вы считаете, он намеренно так поступает? Он этим обидел вас?

– И да, и нет. Ты не подумай, он очень вежливо отказался приехать, но я то его ждала, я ждала. Думала перед отъездом еще раз его увидеть. Видишь ли, дорогая, он мне за эти несколько месяцев стал невероятно близок, словно родной человек, я даже хотела просить тебя оставить меня здесь, в деревне, но, видимо, все, что ни делается – все к лучшему.

Помолчав, она продолжала: – Мы так много времени проводили вместе, нам было так спокойно и хорошо, что я, будучи увлеченной им, словно помолодела, а сейчас все стало на прежнее место, нечего было питаться иллюзиями.

«Вот в чем дело, – думала Варвара по себя. – Она просто влюбилась, на склоне лет влюбилась, это так замечательно и в то же время забавно, впрочем нужно что-то делать».

– А что, если на сегодняшний ужин нам пригласить Летлинских? Как вы смотрите на это, Ольга Феодосьевна?

– Нет, нет, не стоит навязываться.

– Федор Кириллович знает о нашем отъезде.

– Вероятно, он подозревает или догадывается, но я ему об этом прямо не говорила.

– В таком случае, устроим прощальный ужин завтра.

– Но мы собирались ехать?

– День, два ничего не решают, а там видно будет.

– Да, пусть будет ужин завтра, – немного посидев, Ольга Феодосьевна встала. Потом снова села: – А может быть, не стоит? Пожалуй, не стоит.

– Отчего же не стоит?

– Получится, что мы умышленно зовем их на ужин.

– А мы действительно умышленно так поступаем, только им сообщим другую тему вечера.

– Да это ты умно придумала. Но все же, пожалуй, не стоит.

– Стоит, стоит. Утром отправлю приглашения, а до утра еще есть время передумать.

– Да, лучше утром еще раз все взвесить. Да, так будет правильней. Я лучше пойду, Варенька, что-то я не очень хорошо себя чувствую.

Варвара только кивнула головой. Ольга Феодосьевна медленно поднялась по лестнице и закрылась в своей спальне. С одной стороны, она было рада тому что рассказала все Варваре, с другой стороны, облегчения не последовало, в груди словно комок замер и никак ее не отпускал. Она прилегла и, совершенно расстроенная, уснула.

Варвара Васильевна написала в это время официальное приглашение на завтрашний ужин и решила отправить его не медля. В таком случае, если тетушка решит помешать отправке завтра или найдет аргументы против ужина по поводу отъезда, приглашения уже будут вручены Летлинским и придется принять ситуацию такой, какая она есть.

Весь следующий день Ольга Феодосьевна провела в ожидании предстоящего ужина. Утром ее мучили сомнения, но Варвара сообщила, что приглашение уже отвезли, и тетушку встревожило это еще больше. Если утром у нее еще был шанс отказаться от встречи с Федором Кирилловичем, то сейчас это становилось неизбежно.

С одной стороны, она очень надеялась на приезд Федора Кирилловича, и уже сама готова была с ним поговорить, но, с другой стороны, ей казалось, что лучше ничего не предпринимать, поскольку может быть он вовсе не строил каких -либо планов и все случившееся за лето, – только способ для него скоротать время.

Ничего не подозревающие Летлинские послали с ответом, что непременно прибудут.

Варвара, получив ответ, отправилась в спальню к Ольге Феодосьевне и, робко постучавшись, приоткрыла дверь

– Ольга Феодосьевна, могу к Вам зайти?

– Да, дорогая, заходи, конечно, заходи. Ты не волнуйся, не переживай. У меня все хорошо.

–Я получила ответ от Летлинских.

В комнате повисла тишина. Ольга Феодосьевна замерла и не смела спросить, что в ответе.

– Они его принимают и прибуду на ужин к семи, – продолжала Варвара, внимательно наблюдая за тетушкой.

Полученный ответ еще больше растревожил тетушку. Она совершенно не могла ни о чем думать, а только приливы крови к лицу показывали и выдавали ее состояние.

– Я хотела вас спросить, если вы, конечно, можете мне ответить?

Ольга Феодосьевна только слабо кивнула, что готова выслушать все вопросы от племянницы

– Если вам удастся переговорить с Федором Кирилловичем, как собираетесь поступить в дальнейшем?

Ольга Феодосьевна, все это время стоявшая у окна, с трудом преодолела два шага и присела на рядом стоящий стул.

– Если бы он мне предложил, то есть, если бы мы с ним поговорили и выяснили… Впрочем… – она никак не могла построить фразу. Казалось, слов не хватает сказать то самое сокровенное, чего она желает. Глубоко вздохнув и набравшись смелости, снова искомкав несчастный платок, она выговорила то, чего ей больше всего хотелось. – Если бы он предложил мне остаться и соединить наши судьбы, я бы согласилась.

– Я так и думала. Впрочем, почему бы и нет.

– Правда, ты так считаешь? – обрадованная тетушка словно ожила. – Понимаешь, я так боялась тебе в этом признаться, так боялась, но я верила и надеялась, что ты поймешь. Ты обязательно должна была это понять, по другому не могло быть, понимаешь не могло быть иначе.

– Ольга Феодосьевна, я вас не осуждаю, ни в коей степени. Более того, считаю, что в любом возрасте возможно встретить свою половинку. Но все же давайте для начала дождемся ужина.

– Да, да, ты права.

Возбуждение словно пропало, пожилая женщина отвернулась к окну и снова задумалась.

Варвара тихо встала и вышла из комнаты. Она дала себе слово, что заставить сегодня вечером этого «старого дьявола» объясниться, ради своей тетушки и ее страданий.

К дню приглашения на ужин к Лапшиной Анастасия Серафимовна, абсолютно уверенная в принятых ею решениях, даже обрадовалась возможности совместного проведения вечера с Варварой Васильевной. Им давно предстояло объясниться.

В семь часов, услышав подъезжающие повозки Лапшина вышла на парадное крыльцо встречать своих гостей. На ней было длинное белое пальто, отделанное голубым атласом, и воздушная шляпка.

– Тимофей Васильевич, Анастасия Серафимовна, очень рада вас видеть. Вера Алексеевна, дорогая, вы не были у меня все лето. Проходите, мы вас уже поджидали.

Наклонившись к Анастасии, она добавила: – Я очень рада тебя видеть. очень.

Анастасия Серафимовна улыбнулась. И словно пелена недомолвок ушла от них обоих и мешать им больше не смела.

За вечерним столом Ольга Тимофеевна сидела бледная и молчаливая. Она упрекала себя в том, что поддалась на уговоры и эту аферу со стороны Варвары. Он не приехал, а значит совершенно не хочет ее видеть. Кусок не лез в горло. И расстроенная женщина только пила лимонную воду, натянуто улыбаясь и совершенно не могла поддерживать разговор. Варвара видя происходящее, решила непременно узнать, в чем дело. Она не стала долго ждать.

– А что же вы, Тимофей Васильевич, не привезли Федора Кирилловича? Он нас обижает своим отказом.

– О, нет, он вовсе не хотел вас обидеть. Федор Кириллович приболел.

–Приболел? Что, так серьезно?

Анастасия Серафимовна вмешалась в разговор крайне кстати и выдавая очень важную для Ольги Феодосьевны информацию, сама того не осознавая. – Последние две недели он очень печален и душевно расстроен. Тимофей       Васильевич собирался пригласить ему врача. Но вы же знаете нашего Федора Кирилловича, он наотрез отказался от услуг «шарлатанов», как он их считает.

– Неужели так серьезно?

– Сложно судить. Но мы абсолютно не понимаем причины. Он все лето был возбужден, словно помолодел, а последние дни не идут ни в какое сравнение.

Ольга Феодосьевна напряглась во время этого разговора так, словно, пропустив хоть слово, она что-то не поймет.

Боже, как ей хотелось сейчас лететь в усадьбу к Летлинским и поговорить с ним. Узнать, как он, самой лично приехав, и только так. Быть может, он нуждается в ней. Мысли роем носились, и не было от них покою.

Варвара, почувствовав состояние тетки, вновь пришла ей на выручку.

– В таком случае, считаю своим долгом завтра перед отъездом проведать Федора Кирилловича.

– О, конечно, пожалуйста. Может быть, ему станет веселее, – поддержала ее Анастасия.

– Да что с ним будет, похандрит с недельку и придет в себя, – бедная Вера Алексеевна, если бы она в тот момент посмотрела на Ольгу Феодосьевну,была бы крайне удивлена.

Тетушка Летлинской всю свою злость обратила на эту невежественную старую ведьму, которая так небрежно позволила себе отзываться о Федоре. Она ей этого не простит и найдет способ «уязвить не на жизнь, а на смерть». Полученная информация поначалу расстроила Ольгу Феодосьевну, но, оценив ее с другой стороны, она невероятно обрадовалась и шутила весь вечер с гостями. Значит, ей не показались его ухаживания просто от «скуки ради». Он действительно переживает и, вероятнее всего, не желает ее отъезда. Абсолютно уверенная в необходимости выяснить до конца все его помыслы, она твердо решила завтра побывать у Летлинских.

Федор Кириллович в это время в одиночестве бродил по дому. Тоска так захватила его душу, что порой казалось, ему нет выхода из этого состояния. Вначале, узнав о приглашении Лапшиной, он чрезвычайно обрадовался, но сомнения взяли верх, и он решил не испытывать судьбу. К чему мог привести разговор с Ольгой? Только к насмешкам с ее стороны. Что он мог ей предложить? Да совершенно ничего. Ругая и клеймя свою судьбу, он продолжал слоняться из угла в угол, не находя успокоения. Порой ему казалось: вот она, удача, вот здесь, рядом, только протяни руку: но это было только в мечтах.

В реальной жизни все оказалось гораздо суровей. Угли уже дотлевали в печке, когда он отправился спать. Сон не шел. Федору Кирилловичу хотелось встать, одеться, уехать к Лапшиной и там объясниться с Ольгой Феодосьевной. Но он медлил, часы давно пробили полночь, было уже слишком поздно.

Он слышал, как вернулись Тимофей, Анастасия и Вера. Он еще долго не спал, ругая себя за нерешительность, и в таком состоянии смог задремать только на рассвете. Его разбудил шум в столовой и настойчивый стук в дверь. Сонный, он разрешил войти к себе в комнату и был обескуражен появлением целой толпы. С обеспокоенными лицами, напуганными глазами в комнату вошли почти все домодчадцы.

– Ну вы нас напугали, Федор Кириллович, – Анастасия осторожно подошла к его кровати.

– Все таки, Настя, я вызову врача, так больше не может продолжаться, – Тимофей Васильевич решительно покинул комнату.

Федор Кириллович недоумевающе смотрел на всех, еще не совсем проснувшись. Он жался в подушку и натягивал на себя одеяло, пытаясь сообразить в чем дело.

– Ты чего, совсем нас с ума решил свести? Твоя хандра всем не на пользу, – как всегда, Вера Алексеевна резко отчитала его. – Я говорила, что он просто спит, а вы все: «совсем болен, вдруг ночью удар случился», – напридумываете всего. Давай вставай, полдень уже скоро.

Только теперь Федор Кириллович понял, что проспал завтрак, время приближалось к обеду, а он не выходил из комнаты, и всех это напугало. Он слабо улыбнулся и кивнул.

– У вас правда ничего не болит? – в глазах Анастасии все еще стояло беспокойство.

– Все хорошо, Настенька, сейчас выйду.

– Тогда мы вас в гостиной будем ждать. Скоро Варвара Васильевна с тетушкой прибудут.

– Как прибудут, они же сегодня должны уехать? Федор Кириллович даже не пытался скрыть удивления. Он свыкся с мыслью, что она уехала, и абсолютно не допускал иного.

– Они решили отложить отъезд на несколько дней. Беспокоились вчера о вашем самочувствии.

– Правда беспокоились?

– Да, правда. Мы вас ждем в столовой, – Анастасия мимолетно заметила его волнение по этому вопросу, но тут же его отбросила, не зацепившись мыслями, почему он так удивился. Позже она вспомнит этот момент и придаст ему гораздо большее значение, чем в первые минуты.

Закрывшаяся дверь и оставшийся в комнате только слуга позволили Федору Кирилловичу собрать весь ворох своих мыслей воедино. Значит она не уехала, беспокоилась обо мне. Может быть, неспроста Господь дает такой шанс или, напротив, искушает? Однозначно, если они приедут, нужно объясниться. С этим твердым решением он резко спустил ноги.

– Чего стоишь, умываться давай, да поскорей, и так проспал сегодня, еще ты не шевелишься, – бедный слуга заметался по комнате, подавая воду, белье. Федор Кириллович сначала начал стремительно приводить себя в порядок, но потом, успокоившись, отнесся к своему виду с более тщательной подготовкой. В гостиную он вышел при полном параде, чем непроизвольно заставил улыбнуться находящуюся так Веру Алексеевну.

– То спит до полудня – все с ума посходили – то выходит как франт. Тебя, Федор не пойму. Ты на бал вырядился или в клуб какой собрался?

Злобы в слегка грубоватых словах Веры Алексеевны не слышалось, но Федор понял ее укор и пройти молча уже не мог.

– А ты и не ищи смысл. Солнце вон какое яркое сегодня.

– Вот все такой же иногда галантный, иногда невыносим.

– Ну-с нальет мне сегодня кто-нибудь наливочки?

– Наливки он захотел! Мало тебя в детстве пороли, больше надо было.

– Да уймись ты сегодня. Чего разворчалась? Ну проспал, грех какой совершил чтоли? Родителей моих помянула. Это когда было. Они уже в царстве небесном с полвека. Оттуда наблюдают и твои за тобой тоже.

– Моим на меня нечего обижаться. Они меня любили.

– Да, ведь и мои меня любили. По-своему.

– Любить-то может, любили, но мозгов не добавили.

– Да что ты сегодня на меня взъелась? Чего я тебе плохого-то сегодня сделал?

– Да мы все утро из-за тебя переживаем, а ты как ни в чем не бывало.

– Что же мне теперь сделать, чтобы ты успокоилась?

– Да ну тебя, пойду лучше в саду погуляю. Варвару Васильевну с Ольгой Феодосьевной, может, встречу, подъехать уже должны скоро.

– А что они, не уехали почему? Дороги скоро совсем плохие станут.

– Бог их знает, почему отъезд перенесли, это их дело, они нам вчера ничего не рассказывали. Ужин, кстати сказать, был отменный. Зря вчера не поехал.

– Зря, Вера Алексеевна. Зря.

Слегка потупившись и замолчав, Вера Алексеевна, бросив проницательный взгляд на Федора Кирилловича, не могла удержаться от замечаний.

– Уж не Ольга ли Феодосьевна причина твоей хвори?! Что молчишь, Федор, говори?

– Все-то тебе надо знать.

– Надо же! – воскликнула Вера Алексеевна, она поняла не только причину его тягостных мучений последних дней, но пронзившая ее догадка, заставила взмахнуть руками и опуститься в кресло. – Федор, правда ли это?

– Что правда? Что ты хочешь знать? – при этом он избегал взгляда Веры Алексеевны, чувствуя себя очень виноватым за то что, она догадалась.

– Вот ведь дело то какое. А я то все вчера думала, с чего это Варвара Васильевна все про тебя выспрашивает, а тетушка ее молчит и словно каждое слово ловит.

– А она правда каждое слово ловила? А что спрашивали? – не удержался Федор Кириллович.

– Почему не приехал, спрашивали, чем заболел, серьезна ли болезнь.

– Так вы что же, сказали, что я заболел?

– А мы что должны были говорить, когда ты как привидение по дому шатаешься, слово из тебя не вытянешь, на мои шутки не огрызаешься. Тимофей уже за доктором послал.

– Доктор – то зачем?

– Как зачем, может нам признаться в чем не хочешь, может, и вправду болен чем?

– Ничем я не болен.

– Теперь я понимаю, что ничем не болен. Ты бы хоть ко мне пришел, посоветовались, как быть.

– А что тут быть? Разве я могу для нее интерес представлять? Ни денег, ни поместья, ни дому у меня нет. Так, живу тут у Тимофея, да сама все знаешь.

– Ох, Федор, женская душа потемки. Ты почем знаешь, что же она думает? Может, она только и ждет, что ты ей предложение сделаешь.

– Да не может она этого ждать, зачем я ей?

– Мне-то ты точно такой не нужен. А вот ей вполне может быть. Она женщина интересная, свой скромный доход имеет. Может, она спутника себе на последние годы жизни ищет. Ты ведь не знаешь? Не знаешь. Может, ты ей по душе пришелся. Хотя, что она в тебе такого разглядела, чего я не вижу не пойму. Старый дурень, все туда же, молодую жену захотел. А раз так, то решись и поговори. Вдруг она только этого и ждет, а ты все молчишь.

Вера Алексеевна встала с кресла, подошла к удивленному её заключением Федору Кирилловичу, слегка погладив его по руке, добавила: Приедут, поговори, не тяни.

Федор Кириллович, переполненный эмоциями, поцеловал ее руку и ответил:

– Ты всегда была очень мудрая, за это тебя все и любят. Хотя иногда просто язва.

– Да ладно, ты мне все-таки не чужой.

– Улыбнувшись, она вышла в сад, где так же, как и он, вспоминала сказанные ею слова. Удивительно, Федор на склоне дней встретил женщину, которая ему понравилась, при этом он по-настоящему переживает и не знает как ему поступить, хотя, казалось бы его вечно игривое отношение к жизни должно ему помочь, ан нет. В таких вопросах, как любовь, робеют все.

Федор Кириллович, оставшийся один в комнате, еще на протяжении нескольких минут стоял у окна. Он видел, как Вера вышла в сад, и подумал, что раньше надо было с ней посоветоваться, а вот только сейчас представился этот случай, но его размышления на эту тему прервало урчание в животе. Все-таки он не ел с прошлого вечера, а это слишком большой перерыв для любящего покушать Федора Кирилловича, и он отправился в столовую в надежде найти слугу, который быстро метнется в кухню и принесет ему поесть.

***

Чем ближе Лапшина и тетка подъезжали к Летлинским, тем больше колотилось сердце у Ольги Феодосьевны. Она пыталась молча себя ругать за это, но, словно молоденькая гимназистка, предвкушающая первое свиданье, волновалась и переживала.

– Все будет хорошо, – успокаивала ее Варвара, но это совершенно не помогало.

Слабо улыбаясь и боясь, Ольга Феодосьевна уже не терзалась сомнениями по поводу предстоящего разговора, она просто хотела сбежать, скорее развернуть лошадей и вернуться. И только чувство вины перед Варварой и необходимость признания своей трусости не позволяли ей просить о таком одолжении. Подъехав к Летлинским, Ольга Феодосьевна выходила на «ватных» ногах, она не понимала, что ей говорят, кто здесь, словно во сне наблюдая за происходившим. Сердце так сильно билось, что могло показаться естественным слышать его удары. Федор Кириллович вышел на крыльцо.

Ольге Феодосьевне вдруг стало так страшно! Он смотрел на нее естественно, по-доброму, слегка прищурившись. И никого она уже не видела, словно столбняк, напавший на нее, не позволял двигаться, заставлял отказаться от действий.

Федор Кириллович подошел, очень учтиво поздоровался, взял её под руку и повел в сад. Ольга Феодосьевна в этот момент не понимала что происходит, она не слышала слов других окружавших их людей, она видела и слышала только его. «Безумно рад вас видеть», – крутилось в ее голове. «Безумно рад». – Значит, и правда ждал, он всегда говорит, что думает, всегда. А может, нет, может, мне кажется. Может быть, он продолжает мною играть». Эти мысли заставили ее снова нервничать, ей вдруг стало холодно, так холодно, словно озноб сковал тело.