Текст книги "Волчья ягода"

– Возьми. Это я нашел на берегу в тот день, когда мы познакомились. Вторая половинка у меня. Кто знает, может быть, когда-нибудь…

Я сжала свою половинку в ладони.

А дальше случилось невероятное. В моей руке раковина будто вспыхнула, и на короткий миг мне показалось, что я сжимаю в ладони горящий уголь…

Вскрикнув, я разжала пальцы, и раковина упала вниз, на железный пол вагонного тамбура. Следом за ней упало вниз и перестало биться мое сердце – я вдруг поняла, что по неосторожности могла бы потерять твой подарок. Наклонилась и быстро подняла раковину, ни на секунду не побоявшись снова обжечься.

Страх потери оказался в сто крат сильнее страха физической боли.

– Может быть, когда-нибудь… – тихо повторил ты, и я заметила, как в твоих глазах сверкнули слезы.

Поезд, громыхнув колесами, сдвинулся с места. Ты еще долго шел рядом, потом бежал. Мы не могли сказать друг другу ни слова, потому что нет на свете таких слов, которые сумели бы передать все то, что мы тогда чувствовали.

Слова были лишними.

Уже потом, когда я совсем потеряла тебя из виду, ко мне подошла проводница и попросила освободить тамбур, потому что находиться в нем при открытой вагонной двери было опасно.

Я не поняла ни слова из того, что она мне говорила, но послушно отошла в сторону, повинуясь интонации ее голоса.

Оказавшись в своем купе, я присела у окна и долго смотрела на мелькающие перед глазами стволы деревьев и серые облака на далеком горизонте, сливающимся с морем, которое меня не простило.

Теперь я знала: это оно, море, придумало для меня такое изощренное наказание, такую немыслимую пытку. Это оно заставило меня узнать, что ты есть на свете, полюбить тебя и потерять – навсегда. Соединило и тотчас разъединило две половинки одного целого, раскидало по миру, как обломки погибшего корабля, как две песчинки из своего подводного царства…

Свою половинку раковины я еще долго сжимала в ладони. Пальцы затекли, стало ломить в суставах. Я разжала их, и почти не удивилась, увидев на ладони длинную красную полоску – след от ожога.

Коробка со сложенными в аккуратную стопочку сотенными купюрами стояла рядом, на полу.

Майя про нее совсем забыла.

* * *

День в офисе компании «Ваш дом» всегда начинался суматошно.

Арсений, едва успевая забросить Федора в школу, всегда появлялся в офисе именно в тот момент, когда его меньше всего ждали. И это было странно, потому что появлялся он всегда в одно и то же время, с максимальной разницей в пять минут, но на лицах у женской половины коллектива, распивающей традиционный утренний кофе и щебечущей, как стайка весенних воробьев, в приемной, при виде директора всегда появлялось недоумевающее и немного виноватое выражение.

Создавалось такое впечатление, что они его и не ждали вовсе. Как будто его вчера только похоронили, в землю закопали, траурные речи сказали, как полагается, а он взял, наплевал на все, воскрес – и снова приперся на работу. С ума сойти можно.

«Странный народ», – хмуро подумал Арсений. Или, может быть, все это ему просто кажется? Может, просто нервы подлечить надо?

– Здравствуйте, Арсений Афанасьевич, – отчеканивая каждую букву его имени-отчества, пролепетала полногрудая Ляля Воробьева, менеджер отдела маркетинговых исследований, и уставилась на него, не мигая.

Нестройный хор женских голосов подхватил ее соло.

Арсений вздохнул. Уволить их всех к чертовой матери, что ли? А если не всех – то хотя бы половину… Бабы, они и есть бабы, даром что менеджерами да бухгалтерами зовутся, все равно по телефону чирикают и сплетни на хвостах разносят.

Хотя, с другой стороны, кого увольнять-то? Лялька Воробьева, к примеру, хоть и пялится в любую свободную минуту в зеркало, но дело свое знает. Сотрудник она бесценный, без нее маркетинговый отдел зачахнет, как пить дать. Ирка Жарикова, хоть и производит впечатление меланхоличной девицы, но бухгалтер отличный, премиальные свои не зря получает… Ирке Жариковой, пожалуй, нужно даже зарплату прибавить, она заслужила… А Тома Шведова – великолепный технолог, ее никому ни за какие деньги отдавать нельзя…

Есть еще Ася Борисова, секретарь… И Асю тоже не уволишь так просто, потому что… потому что…

– А ну-ка, все по своим местам, – почти рявкнул Арсений, почему-то на себя разозлившись. – Мужики все делом заняты, с утра уже никого в офисе нет, а вы все трындите! Чтоб через минуту в моей приемной никого не было! Ляля, с тебя отчет, ты вчера обещала доделать! И заявку на тендер – подготовила?

– Подготовила, Арсений Афанасьевич, – энергично кивнула Ляля и двинулась царственной походкой в сторону выхода. Не пошла, а поплыла… Одно слово – лебедушка…

– И чего это вы, Арсень Фанасьчь, с утра такой злой бываете? – меланхолично зевнув, промурлыкала бухгалтерша Ира Жарикова и уплыла вслед за маркетологом Лялей.

«Развели мне тут… лебединое озеро», – мысленно пробухтел Арсений и скрылся за дверью своего кабинета, на ходу поправляя галстук.

И чего это он, кстати, как дурак, приперся на работу в пиджаке и в галстуке? Можно подумать, у него на сегодня какая-то сверхважная встреча запланирована… Так нет ведь, ничего такого не запланировано. Просто джемпер…

Ну да, джемпер же он вчера облил апельсиновым соком во время праздничного застолья. Вернее, не сам облил, а с помощью Федора, ну да это не важно… А другой джемпер тоже уже целую неделю грязный лежит. А третий джемпер…

А третьего джемпера у него почему-то нет.

Нужно срочно купить третий джемпер. А заодно и четвертый, мстительно подумал Арсений. А еще лучше – купить штук пятнадцать джемперов и завести себе наконец домработницу, чтобы она сдавала джемпера в химчистку. А что? Легко! Все-таки, он директор преуспевающей фирмы. Может себе позволить пятнадцать джемперов и домработницу. И даже тридцать джемперов и двух домработниц! И даже…

В этот момент замигал коммутатор, и мысли о собственном благосостоянии, измеряемом количеством джемперов и домработниц, пришлось с некоторой грустью оставить. Вот ведь, до чего бабы довели, а? Раздражают они его в последнее время – до крайности… Так недолго стать женоненавистником…

– Алло! – сердито произнес он в трубку.

– Арсений Афанасьевич, Жидков на первой линии, – пропел в трубку Асин голосок. – Соединить?

– Какого черта он мне звонит? – все так же недовольно пробурчал Арсений. – То есть, я хочу сказать, какого черта он звонит мне не на сотовый?

– Я не знаю, – терпеливо ответила секретарша.

Арсению стало немножко стыдно. В самом деле, ей-то откуда знать, с его это заместителю шефа вздумалось позвонить ему на городской номер.

– Соединяй, – примирительно сказал он, и даже добавил коротко: – Ася…

За что тут же себя возненавидел. Потому что это короткое добавление было совершенно ни к чему.

– Слушаю.

– Это я тебя слушаю! – сразу же завелся на том конце Дмитрий Жидков, его первый и единственный заместитель. – Во-первых, какого черта ты мобильник отключил? А? Ну, чего молчишь?

– Я? Отключил мобильник? – удивился Арсений и поискал в кармане сотовый телефон.

– А кто же, мать твою, еще мог отключить твой мобильник?! Я, что ли? Или тетя Маша-уборщица? – продолжал рычать в трубку единственный заместитель.

– Нашу уборщицу зовут тетя Даша, – механически возразил Арсений, тупо уставившись в экран своего телефона. Так и есть, телефон не работает. Наверное, батарейка по дороге разрядилась.

– Да хоть дядя Степа ее зовут! Мне это сейчас не важно!

– А что тебе сейчас важно? – поинтересовался Арсений у заместителя. Странный день какой-то, все друг на друга орут.

– Ты, значит, забыл, да? Забыл?

– Да о чем я забыл? – не выдержал Арсений и заорал в ответ. – И вообще, ты чего на меня орешь так, как будто это ты мой начальник?

– Начальник! Да таких начальников… – дальше шло нецензурное ругательство.

– А если я тебя уволю? – поинтересовался он у заместителя, терпеливо выслушав матерную тираду.

– Увольняй! – не сдавался зам. – Только я тебя вперед уволю!

– Не имеешь права! И за что это, интересно, ты собрался меня…

И в этот момент Арсений вдруг вспомнил: гостиница!

Гостиница на полторы тысячи квадратных метров, четыре этажа, тридцать шесть номеров, два ресторана, бар, бассейн, сауны. Под ключ, приветствуются решения из дерева… Неужели?!

– Мить, постой… Неужели… Неужели гостиница?

– Гостиница, мать твою! Вспомнил наконец-то! А кто вчера мне обещал пораньше быть на работе? И если что – стрелой мчаться в офис заказчика, а? Обсуждать проект договора? Подписывать бумаги кто обещал, а? А он мобильный телефон отключил, мальчика из меня делает!

– Неужели срослось? – продолжал удивляться Арсений.

Тендер на строительство мини-гостиницы в курортной зоне левобережья был объявлен еще две недели назад. Для «Вашего дома» этот заказ был очень важен. Но конкурентов, желающих выступать в роли подрядчиков, оказалось много, это выяснилось в первый же день. Арсений был уверен, что шансов почти нет.

И вот теперь оказывается, что его гениальный зам все же сумел разогнать всех конкурентов и убедить заказчика, что только «Ваш дом» сумеет воплотить проект в жизнь в кратчайшие сроки, обеспечить максимальное качество, да при этом еще выгодные цены…

– Мить, если не врешь, с меня бутылка коньяка! – радостно сообщил Арсений, забыв о том, что еще минуту назад заместитель вел себя с ним непозволительно и даже ругался матом.

– Бутылкой коньяка не отделаешься, – уже более спокойно отозвался Жидков. – Это мы потом обсудим. А сейчас давай срочно сюда… И не забудь… Не забудь, слышишь? Эскизы фасада и интерьера, поэтажные планы… Расчетную смету на проект… В общем, сам знаешь, что я тебе тут толкую!

– Знаю, знаю! Не забуду! Мить, ты у меня гениальный заместитель, правда!

– Да заткнись ты, Волк, – добродушно ответил Жидков. – Тошно мне тебя слушать. И телефон свой включи дурацкий!

– Включу, обязательно! Вот сейчас дойду до машины, поставлю его на зарядку, и он сразу заработает… честное слово!

– Ладно, давай. Жду тебя. Надеюсь, за двадцать минут успеешь.

– Успею за пятнадцать! – уверил его Арсений и помчался заводить машину.

Настроение было замечательным. Ну и что, что заместитель обругал его матом. В конце концов, он имел на это некоторое право.

Хотя бы потому, что рос со своим будущим директором в одной песочнице.

В офис они вернулись через два часа, оба уставшие и оба довольные сверх всякой меры.

Однако до обеда было еще много времени, и расслабляться было нельзя. Жидков, захватив кое-какие бумаги, проглотил чашку обжигающего кофе, надкусил бутерброд и умчался по своим делам на стройку.

Арсений кофе пить не стал и с ходу углубился в отчет о международной специализированной строительной выставке, подготовленный маркетинговым отделом. Выставка проходила неделю назад во Франкфурте, Арсений сам поехать не смог, потому что не с кем было оставить заболевшего скарлатиной Федьку. Подробный отчет был щедро снабжен профессиональными и качественными фотографиями, а также большим количеством пояснений технологического характера. Прайс, естественно, прилагался. На завтрашней летучке этот отчет будет основной темой, а пока Арсению предстояло с ним очень тщательно ознакомиться.

На ознакомление ушел еще целый час. На это время он попросил секретаршу ни с кем, кроме определенной и очень важной группы людей, его не соединять. На исходе часа он сам нажал на кнопку внутренней связи.

– Ася, принеси мне пособие к строительным нормам и правилам по проектированию асбестоцементных конструкций, – коротко попросил и отключился.

Ася появилась в кабинете через минуту, неслышно закрыла дверь, неслышно подошла к столу и положила на стол СНиП. Который, по большому счету, не больно-то сейчас Арсению был нужен.

– Спасибо, – сказал он, не глядя, и стал напряженно ждать, когда она повернется и выйдет.

Ася не поворачивалась и не выходила. Все так же стояла у стола, и ее тень лежала поверх нагроможденных бумаг.

Пришлось поднять глаза и через силу улыбнуться.

Сам ведь хотел, чтобы она пришла. Чего теперь выпендриваться, спрашивается?

– Устал? – тихо спросила Ася. Подошла ближе и положила руки на плечи.

Год назад она стала его любовницей.

* * *

Анастасия Борисова, худенькая почти до прозрачности девушка с таким же невесомым облаком светлых волос и бархатными карими глазами работала в офисе «Вашего дома» практически со дня его основания.

Шесть лет назад она пришла сюда на собеседование. Робко приоткрыла дверь в кабинет, извинилась, спросила, можно ли войти. Вошла, села и протянула Арсению смешные какие-то корочки, свидетельство об окончании курсов секретарей-референтов. Пока Арсений апатично просматривал корочки, девушка теребила в руках сумочку из кожзаменителя, опустив глаза долу.

Анастасия Борисова Арсению сразу не понравилась. И корочки ее несерьезные не понравились, но больше всего не понравилась эта неуместная детская застенчивость. Для полноты картины не хватало только, чтоб девушка еще и заикалась.

Девушка, как выяснилось чуть позже, не заикалась. Но это ее не спасло.

Задав пару-тройку ничего не значащих вопросов, Арсений вернул обратно «ценный документ». Сделал вид, что внимательно читает резюме, а на самом деле лишь пробежал глазами, вяло отметив, что у девчонки высшее математическое образование. Спрашивается, чего приперлась секретаршей-то наниматься? Шла бы себе в школу, детей уму-разуму учить, или в ВУЗ какой-нибудь, или занялась бы наукой… Да мало ли где в наше время могу быть нужны математики!

Тогда он ее запомнил. И даже не саму ее, а нервные движения тонких пальцев и тихий голос, который его, как потенциального начальника, раздражал до крайности.

– Мы вам позвоним, – пообещал он Асе и вздохнул облегченно, когда она освободила кабинет от своего присутствия.

Буквально следом за ней вихрем ворвалась следующая претендентка. Уверенно уселась в кресло напротив, обворожительно, но без всякого кокетства, улыбнулась, заявила, что никаких корочек у нее нет, зато есть опыт работы. Делопроизводство знает, как свои пять пальцев, с компьютером давно на «ты», кофе варит замечательный.

Арсений открыл трудовую книжку, которую претендентка принесла как доказательство наличия опыта работы. Два года стажа в качестве секретаря закончились увольнением по собственному желанию.

– Почему уволились? Конфликт был в коллективе? – осторожно осведомился Арсений.

– Нет, – девушка мотнула головой, волна каштановых волос заблестела, как в рекламном ролике нового шампуня. Внешность у нее тоже была безупречная. – Зарплата меня не устраивала. Я больше сто́ю, чем они платили.

Арсений удовлетворенно кивнул. Хороша девица. Цену себе знает, держится уверенно, глазки не строит. С опытом работы. И с внешностью, опять же, что немаловажно. Да и кофе варить умеет… Если не врет, конечно…

– Подождите в приемной, – решил Арсений. В глубине души он уже был уверен, что всем остальным претенденткам откажет, а эту – возьмет на работу.

Так и оказалось – следующие три девушки явно на должность не подходили. Одна вообще не знала компьютер (зачем пришла, спрашивается?), другая была вроде бы опытная, но до того страшненькая, что одним своим видом могла распугать всех клиентов. Третья недвусмысленно заостряла внимание на своем сверх всякой меры глубоком декольте и до такой степени сладко мурлыкала, что Арсения затошнило.

Единственная подходящая претендентка снова была вызвана в кабинет. Было решено – к работе она приступит с понедельника, пока на испытательный срок. Через две недели, если все будет нормально, ее оформят официально.

Собеседование проходило в пятницу.

В понедельник Арсений, в предвкушении первой порции своего директорского кофе, полученного из рук секретарши, пришел на работу, но секретаршу в приемной не обнаружил. Весь день названивал на ее домашний номер, но трубку никто не брал. Сотовый тоже молчал. Секретарские обязанности выполнять было некому, пришлось делить их на пару с замом, отчего оба бесились страшно.

На следующий день ситуация повторилась.

А на третий день девушка позвонила сама, извинилась и сказала, что передумала у них работать. Арсений бросил трубку, не став выслушивать дальнейшие объяснения.

Со дня открытия прошло уже полтора месяца, а у них до сих пор не было секретаря!

Что было делать? Снова затевать историю с газетными объявлениями и бесконечными собеседованиями? Ну уж нет, увольте, подумал тогда Арсений, отыскал в ящике стола стопку резюме отвергнутых претенденток и принялся названивать всем по очереди.

И так уж вышло, что никого, кроме Анастасии Борисовой, в тот момент дома не оказалось. И мобильные номера почему-то тоже ни у кого не отзывались. Только тихая, ужасно раздражающая своего будущего начальника Ася сняла трубку и робко сказала:

– Я ждала вашего звонка…

На следующее утро он обнаружил ее в приемной.

Она сидела за столом прямо, будто кол проглотила. В белоснежной, идеально отглаженной блузке, с красивым маникюром и волосами, перехваченными на затылке в короткий и жибленький хвостик.

Арсений сухо поздоровался и ушел к себе в кабинет. Знал, что надо бы позвать девушку, конкретизировать ее обязанности, проинструктировать по разным общим и частным вопросам, но все откладывал этот момент. Да уж, послал бог секретаршу из института благородных девиц… Наверное, именно там она свою высшую математику и изучала…

– Зайдите, – наконец позвал он ее по внутренней связи, спустя целый час после начала рабочего дня.

Ася вошла и села на самый краешек стула. Как воробышек на жердочку.

Это-то его и добило.

– Прежде всего, – гаркнул он охрипшим голосом, от звука которого бедная институтка едва не подскочила. – Прежде всего, вам следует быть более уверенной в себе. Секретарь – это в определенной степени лицо фирмы! Вывеска! Вы меня понимаете?

– Понимаю, – робко пискнула «вывеска», ожидавшая, видимо, что сейчас последует неминуемый конец света.

– Если вы будете все время сидеть на краешке стула, говорить таким тихим голосом и при этом делать вид, что сейчас от страха упадете в обморок, у нас никогда не будет никаких клиентов! Никогда и никаких! Вы это понимаете?

– Понимаю, – снова повторила девушка, изо всех сил стараясь говорить более уверенно.

Но получилось в этот раз еще хуже, чем в первый.

– Понимаете, а почему не выполняете?! – почти заорал Арсений.

Ему ужасно хотелось ее прогнать. И, в то же время, жалко ее было. Он даже рассердился на себя за это «почему не выполняете?!» – в самом деле, они ведь не в армии, и перед ним не какой-нибудь зеленый новобранец, а все-таки девушка…

– Извините, – проговорил он в сторону, обращаясь к портрету Билла Гейтса, висящему на стене.

Билл Гейтс ничего не ответил. И девушка промолчала тоже.

Арсений принялся объяснять рабочие моменты, почти не глядя на нее. Она кивала, изредка задавая вопросы. Все тем же тихим голоском, но вопросы не дурацкие, а по существу. Не глупая все-таки, оказывается, подумал тогда Арсений. Просто затюканная…

Получив инструктаж, Ася удалилась из директорского кабинета. Через минуту позвонил Митька, и выяснилось, что кому-то из них двоих надо срочно лететь в командировку в Нижневартовск. На целую неделю.

«Лучше семь дней на Крайнем Севере, чем в компании такой секретарши», – рассудил Арсений и велел секретарше забронировать билеты на самолет.

Со своим первым поручением она справилась, и на следующий день Арсений забыл о ее существовании, с головой погрузившись в маркетинговые исследования рынка потолочных систем, которым и была посвящена выставка-конференция в Нижневартовске.

А когда вернулся, просто ошарашен был переменами, которые с ней произошли за это время. Испуганный воробышек, словно по мановению волшебной палочки, превратился в преисполненную достоинства и горделивого спокойствия диковинную птицу…

Ася абсолютно преобразилась. Стала, как и хотел Арсений, лицом фирмы, «товарным знаком». Куда только девалась ее робость и застенчивость! Арсений был потрясен.

Но еще больше, чем Арсений, была потрясена сама Ася…

Она-то знала, что у чудесного превращения из гадкого утенка в лебедя были свои, скрытые от посторонних глаз, причины. Двадцать два года она прожила на свете, придавленная тяжким грузом комплекса собственной неполноценности, тщательно культивируемого и родителями, и прежде всего бабушкой, Анастасией Сергеевной, женщиной старой пролетарской закалки.

А тут вдруг – случилось. Как гроза среди ясного неба… И она, в свете молний от этой грозы, вдруг увидела себя и что-то такое про себя поняла очень важное, очень сокровенное…

Арсений, да и все остальные сотрудники «Вашего дома» про грозу и молнии ничего не знали. Они просто констатировали факт, что девчонка очень быстро акклиматизировалась, пришла в себя, стала похожа на человека. Оценили – и забыли, приняв, как должное.

Со своими секретарскими обязанностями Ася справлялась блестяще. За шесть лет работы Арсений не мог припомнить случая, чтобы ей пришлось о чем-то напоминать дважды. Она по-прежнему вела себя тихо, никакого лишнего шума не производила, и даже голос остался все таким же тихим, но в нем появились уверенные, а порой даже и ироничные, нотки. За годы совместной работы они успели стать добрыми товарищами, почти друзьями. И Арсений даже представить себе не мог, что когда-нибудь эти теплые дружеские отношения перерастут в… интимную связь.

Интимная связь! Название-то какое… Пошлое. Но с другой стороны, иначе и не скажешь. Потому что, конечно же, никакая это была не любовь. По крайней мере, с его стороны уж точно. А что касается Аси…

Об этом он предпочитал не задумываться.

Все случилось совершенно неожиданно ровно год назад.

Вернее, год без одного дня.

В тот день Арсений впервые с момента развода с женой в стельку напился. Вообще-то алкоголиком он не был, и в качестве анестезии протии боли душевных ран чаще всего использовал не горькую настойку, а другое проверенное средство.

Этим средством была – работа.

Когда постоянные скандалы дома становились невыносимыми, он уходил на работу в субботу и в воскресенье, сидел за столом, заваленным чертежами, проектами, сметами, технологическими отчетами. Жалел лишь об одном – что Федька опять остался на попечение восьмидесятилетней бабушки, Ольги Тимофеевны, с которой ему ужасно скучно. Но поделать ничего не мог, потому что в таком взвинченном состоянии просто не способен был нормально общаться с ребенком.

Неизвестно, насколько затянулась бы по времени эта ситуация, если бы восьмидесятилетняя бабушка внезапно не умерла.

После похорон выяснилось – сидеть с Федором больше некому.

Родители Арсения давным-давно переехали жить в Москву.

Родители Татьяны были еще слишком молодыми и энергичными, чтобы посвящать свою жизнь внукам. Они объявили это молодым еще в день свадьбы, чтобы потом не выслушивать претензий.

Сама Татьяна собиралась посвятить свою жизнь науке.

Только науке, и ничему больше. Ребенок всегда был для нее обузой. Она ужасно не хотела рожать, и даже задумала в тайне от мужа сделать аборт, но ее вовремя остановила все та же бабушка, Ольга Тимофеевна. Уговорила оставить ребеночка, пообещала, что будет нянчить его до самой смерти…

Так и вышло – до самой смерти пронянчила. А после смерти нянчить было уже некому.

В детский сад Федьку не взяли. Из-за частых простуд не успели сделать несколько обязательных прививок – врач сказал, что непривитого ребенка взять в детское учреждение не имеет права. Пробовали нанимать Федьке няньку, но у того каждый раз начинались истерики, и ни одна нянька в доме так и не прижилась.

Кому-то из них двоих нужно было оставить работу. Конечно, логичнее было бы, если бы это сделала Татьяна. Потому что зарплата кандидата наук в институте биологии в качестве источника существования для семьи из трех человек в принципе не могла рассматриваться. Арсению бросать фирму, которая создавалась с таким трудом и только-только начала приносить ощутимые доходы, было по меньшей мере глупо.

После грандиозного скандала Татьяна все же взяла отпуск за свой счет – на три недели.

Как будто бы эти три недели могли решить проблему…

Но все разрешилось гораздо раньше – не просидев с Федькой и десяти дней, жена собрала вещи и ушла из дома. В это время она как раз дописывала докторскую, посвященную селекции бахчевых культур, в частности – арбузов, на молекулярном уровне. Ее, как видного ученого, пригласили в Москву, где вопрос селекции бахчевых культур, по всей видимости, был наиболее актуален.

Через месяц развод оформили официально.

Арсений весь этот месяц на работу не ходил, полностью отдав фирму в распоряжение своего зама Митьки. Потом наконец удалось решить вопрос с прививками, и еще через две недели, после того, как Федор смог спокойно оставаться в детском саду на весь день, он вернулся на работу.

«Вернулся на работу» – не совсем подходящее определение. Он погрузился в работу, ушел в нее весь без остатка, и все те, кто знал его достаточно близко, понимали, насколько тяжело сейчас ему, этому сильному, ироничному, порой грубоватому, но такому беспомощному перед своим горем мужчине.

Понимала и Ася. Но лишь бросала украдкой сочувственные взгляды, а утешить и не пыталась – знала, что в лучшем случае нарвется на грубость, а в худшем…

В худшем и с работы можно вылететь. Однажды уже имел место такой прецедент, когда одна из новых сотрудниц, младший технолог Юля Теплова, попыталась пожалеть Арсения Волка и произнесла в присутствии еще трех сотрудников пламенную обвинительную речь в адрес его бывшей жены.

Арсений слушал молча, с каменным, ничего не выражающим лицом. Только зрачки заметно сузились, превратились в крошечные черные точки, а глаза, и без того светлые, посветлели еще сильнее. И пальцы под столом сжались в кулаки, но этого никто не видел.

Юля Теплова говорила искренне, даже слезу пустила, жалея принародно своего несчастного начальника. А когда она наконец закончила, в приемной воцарилось ледяное молчание. Слышно было даже, как потрескивает огонек сигареты у зама Митьки, который отчего-то стряхивал пепел прямо на пол, позабыв о существовании пепельниц.

– Вы все сказали? – спокойно и, казалось, равнодушно поинтересовался босс у проявившей сочувствие девушки.

Юля растерянно захлопала глазами, впервые почувствовав: что-то не так.

– Все, – пролепетала она робко и, оглядевшись по сторонам, заметила, что все отводят взгляды в сторону и никто не решается встретиться с ней глазами.

– Вот и замечательно. Думаю, при вашей добросердечности вы легко подыщите себе работу… в другом месте. Санитаркой в больнице, например. Или в санатории… для инвалидов. А у нас здесь, извините, бизнес. Надеюсь, проблем с написанием заявления об уходе по собственному желанию не возникнет. В противном случае, мне придется уволить вас… по статье.

После этих слов Арсений поднялся и молча вышел из приемной…

Юля, конечно же, заявление написала. И он подписал это заявление, хотя в глубине души чувствовал себя ничтожеством, мерзким и отвратительным насекомым, которому не место среди нормальных людей с нормальной психикой, с нормальными человеческими чувствами. Ненавидел себя, но ничего не смог поделать. В памяти ни о чем не подозревающей несчастной Юли Тепловой он так и остался, наверное, жестоким тираном, тупоголовым «новым русским», возомнившим себя властителем мира…

А для остальной команды этот эпизод стал уроком. Теперь все знали не понаслышке о том, что Арсений Волк зализывает свои раны без свидетелей, и не дай бог намекнуть ему на существование этих ран, или, еще хуже, предложить свою помощь – он оправдает принадлежность к своей фамилии и будет беспощаден, как дикий зверь.

Его единственная слабость как раз и заключалась в неспособности эту слабость признать.

Ася понимала это точно так же, как понимали все остальные. Хотя, конечно же, не могла даже представить себе, что в жизни шефа все намного хуже, чем видится со стороны.

На работе можно было отвлечься. Можно было загрузить мозги по полной программе, и не думать ни о чем больше, кроме работы. Но когда после напряженного дня Арсений возвращался домой, начинался настоящий кошмар.

Федор все время плакал.

Не помогали никакие увещевания. Не помогали разъяснения о том, что мужчины не плачут. Федор отказывался быть мужчиной. Он мог отказаться от всего на свете, лишь бы только вернулась мама.

– Мама не вернется, – повторял Арсений, и стискивал зубы, чтобы не зареветь с маленьким Федькой в один голос. Он просто не мог себе этого позволить, потому что из них двоих хотя бы кто-то один обязан был оставаться мужчиной.

«Как она могла, – думал иногда Арсений, разглядывая зареванную мордашку Федьки и вспоминая жену. – Как можно было вот так запросто отказаться от сына? И во имя чего? Во имя селекции арбузов… подумать только…»

Он смотрел на Федьку, на его черные вихры, на узенькие, такие беспомощные, девчоночьи плечи, и чувствовал, что не в состоянии постигнуть случившееся. Для него это было равносильно тому, чтобы представить себе бесконечность. Выше пределов возможностей человеческого разума…

– Мама не вернется, – снова повторял Арсений.

Он дал себе обещание, что никогда и ни за что в жизни не станет обманывать сына. Пусть так больнее – но все же лучше, чем кромсать душу по кусочкам, оставляя жалкую каплю надежды, которой не суждено сбыться.

Федька стал понемногу успокаиваться лишь через три месяца. Глаза по-прежнему были грустными, но он уже не плакал, не спрашивал больше про маму, зная наперед, что ответит отец.

Татьяна даже не звонила. Решила, что так будет лучше для ребенка. Хотя, конечно же, лучше и удобнее было прежде всего для нее самой. Арсений иногда удивлялся: и как это Федор умудрился так сильно привязаться к матери, которую за четыре с лишним года своей жизни практически не видел? Татьяна вечно пропадала на каких-то научных конференциях и симпозиумах, выходные проводила или в библиотеке, или у подруг, таких же, как и она сама, сдвинутых на арбузах. Или, может быть, на дынях или тыквах… Все подруги у Татьяны были бездетными, и она вечно злилась, что хлопоты о маленьком Федьке крадут у нее драгоценное время, которое она могла бы посвятить науке.

И как это его вообще угораздило на ней жениться?

На несколько месяцев в семье Арсения и Федора Волка слово «мама» стало запретным. И казалось уже, что все нормализуется, входит в привычную колею, и жизнь вдвоем не такая уж ужасная и тоскливая, какой представлялась в начале.

Но это только – казалось.

За два дня до своего шестого дня рождения Федор, уже лежа в постели и отвечая на отцовский поцелуй, уткнулся теплыми сонными губами ему в щеку и глухо пробормотал:

– Пап, а мама… Мама позвонит, чтобы меня поздравить? Позвонит?

– Позвонит, конечно, – спокойным голосом ответил Арсений.