Текст книги "Ледяной круг"

Зато у Арвена дело шло быстрее и привычнее. Он натаскал веток, надрал сухой коры, нашел камень и долго нудно стучал по нему обломком меча, высекая искры. Кора дымила, ветки чадили, пока наконец не занялся слабый огонек.

Астин с любопытством наблюдала, как Львиный Зев, встав на четвереньки, принялся изо всей силы дуть на пламя, используя свои богатырские легкие, как огромные меха. К удивлению принцессы, огонь, вместо того чтобы погаснуть, разгорелся и весело затрещал.

Срезав длинную прочную ветку, Арвен отточил у нее один конец и ушел за излучину ручья, где на мелководье медленно шевелили плавниками красноперые окуни. Вскоре он вернулся.

– На, почисти, – норлунг швырнул на траву перед принцессой пять крупных рыбин, отчаянно колотивших хвостами и разевавших рты.

Астин с отвращением взяла одну из них за хвост и тут же выпустила, схватившись рукой за горло. Ее мутило от одного прикосновения к чешуе. Арвен ничего не сказал. Он срезал еще несколько тонких прутиков и нанизал на них неочищенную рыбу.

– Смотри, это проще. Только надо аккуратно есть.

Еще живые трепещущие создания лежали над раскаленными углями, их тела яростно шипели, выпуская водянистую сукровицу. Львиный Зев даже не поморщился. Астин передернуло. Она не знала, как теперь будет есть эту рыбу.

Вечером Арвен сидел у костра, положив голову на скрещенные руки, и смотрел, как подергиваются золой красные сосновые угли. Еще никогда в жизни ему не было так плохо. Оказаться среди леса с двумя бабами, ребенком и погоней на хвосте! И это теперь, когда он еле ноги волочит!

Астин осторожно, чтобы не потревожить Озарик и насилу угомонившегося малыша, выбралась из-под плаща. Аккуратно ступая босыми ногами по обломкам сучьев, она подошла к Арвену сзади и положила ему голову на плечо. Норлунг вздрогнул. Надо же ему было так расслабиться, что он, слыша ее шаги от самого куста, не мог заставить себя поднять голову и посмотреть, кто идет.

Принцесса тихо опустилась рядом на бревно и взяла обеими руками его большую грубую ладонь. И тут короля прорвало:

– Астин, – горестно сказал он, – с Озарик нам не выбраться.

– Тебя это не должно беспокоить, – прошептала девушка. – Завтра утром ты пойдешь один.

Арвен удивленно уставился на нее.

– Мы с Озарик попробуем вернуться к деревне, – продолжала хозяйка Орнея. – Первый же беотийский патруль отвезет нас обратно в столицу. Я думаю, что король Хаген…

– Первый же беотийский патруль изнасилует вас и не станет разбираться, кто вы такие, – оборвал ее Львиный Зев. Он хотел сказать что-то еще, но замолк, подняв палец.

Где-то за соседним деревом вспорхнула разбуженная птица, слабый предупреждающий ветерок прошел по траве.

Рука короля легла на рукоятку меча. Краем глаза он заметил, что принцесса потянула из костра тлевшую ветку. Оба замерли.

Кусты дрока на краю поляны зашевелились, и к огню вышел высокий седой старик в сером плаще.

– Прошу вас, не опасайтесь меня, – сказал он, глядя на приготовившихся к обороне путников. – Я Локер, отшельник, живу в этом лесу.

Арвен смотрел на него, не говоря ни слова, и странный гость заметно смутился.

– Я услышал, как кричит ребенок, – поспешно продолжал он, – и пришел посмотреть, не нужна ли какая-нибудь помощь.

– Нет, – холодно отрезал Львиный Зев. – Очень жаль, что вы, достопочтенный отец, не остались сегодня ночью дома, – король встал, вытягивая меч. – Я не привык поднимать руку на людей вашего возраста, но, видите ли, нам совсем не нужны встречи…

– Арвен, – спутница вцепилась в локоть норлунга, – может быть, этот человек не хотел ничего плохого? Может быть, он поможет нам?

Старик, отступивший было в испуге назад, снова сделал шаг к огню.

– Моя хижина здесь недалеко, – сказал он. – Я выполняю обет помощи всем путникам. Позвольте мне оказать вам гостеприимство, в котором вы так нуждаетесь. – Отшельник бросил тревожный взгляд в сторону спящей Озарик. – У меня есть козы. Вашей роженице нужно молоко.

Повисла долгая пауза.

– Хорошо, – наконец выговорил Арвен, засовывая меч обратно за пояс. – Пойдем. Но имей в виду, старик, – норлунг помедлил, – если ты нас обманешь, я успею перерезать тебе горло.

Глава 3

Пустынные безлесные земли Гандвика – Колдовского залива – были покрыты холмами. Предания утверждали, что именно в них скрылся угрюмый маленький народец, когда племена беотийцев пришли сюда с севера. Пролетая над болотами и лишенными скота выгонами,

Хаген думал, что трудно представить себе места бесприютней. Только кое-где на высоких сухих взгорьях поднимались к небу дубы, щедро увитые омелой.

Тонкая серебряная нить тянулась за королем, связывая его душу с неподвижным телом, оставшимся в Лотеане. Она была бесконечно длинной и бесконечно прочной, но больше всего на свете Хаген боялся порвать ее. Всякий раз, когда нить задевала за верхушки деревьев или в ней запутывалась пролетавшая птица, владыка Плаймара испытывал адскую боль.

Внизу тянулись бескрайние топи и пустоши. Ни дорог, ни деревень, ни даже одиноких хижин не проплывало перед глазами короля. Лишь иногда бессмысленные нагромождения камней, напоминавшие разрушенные лабиринты, казались Хагену творением человеческих рук. В остальном же край выглядел совершенно безлюдным.

Если бы Хаген не знал, что его предки в течение нескольких веков сгоняли сюда странных низкорослых жителей древнего Беота, он подумал бы, что побережье вымерло. Но, к несчастью, это было не так. Фейры, как назывался малый народец из-под холмов, жили в глубоких пещерах и ходили неведомыми тропами.

Они поднимались наверх лишь два раза в год в дни солнцестояний, и тогда перепуганные беотийские матери подальше прятали своих детей, а девушки не покидали дома. Впрочем, люди на побережье пропадали часто.

Странные это были места. Случалось, целые деревни уходили под землю и над ними смыкались плотные белые пески. Хагена передернуло. Далеко под ним виднелись обугленные остатки форта Норикум. Тесные деревянные укрепления были разрушены лишь недавно, но сверху казалось, что по черным от золы доскам уже прошли бесчисленные дожди времени.

Всего несколько крепостей охраняли этот край от норлунгских набегов. Небольшого гарнизона всегда хватало. Но в один прекрасный день, а вернее, ночь, в самом начале лета, все четыре цитадели разом были вырезаны. Никто не ломал ворота и не осаждал стен. Командиры карательных отрядов, сразу же посланных на побережье, рассказывали, вернувшись в Плаймар, что укрепления остались целы. Все выглядело так, будто кто-то изнутри проник в спящие крепости и обезглавил их защитников.

Ни одна вещь не была тронута, но полы арсенальных залов и казарм покрывала высохшая к тому времени кровь. Судя по бурому ободку на стенах, в первые дни она доходила до щиколоток. Казалось, неведомый враг особенно заботился о том, чтобы вся кровь жертв могла свободно вытечь. Обычным образом были убиты только часовые. Тела остальных оказались привязанными в казармах. Создавалось впечатление, что воины еще не были мертвы, когда им вскрывали вены. Более того, их жизнь старательно поддерживали, время от времени перевязывая раны на руках и ногах.

Ужас охватывал всех, кто слушал эти рассказы. Никто не оказал сопротивления карательному отряду. Жители в страхе бежали из своих деревень, бросаясь навстречу рыцарям с призывами о помощи. «Фейры, это фейры! – кричали крестьяне. – Они выходят на свет! Слышите, как гудят камни!» Под ногами лошадей гулко пульсировала земля, и животные фыркали, отказываясь идти дальше.

Однообразные картины выгоревших пустошей и болотистых низин начали уже утомлять короля. Наконец вдалеке обозначились широкие кроны деревьев, и Хаген повернул к ним. Ему казалось, что серебряная нить натянута до предела, он больше не мог выматывать ее из своего призрачного тела. С каждым новым витком оно становилось все тоньше и прозрачнее. Король с ужасом смотрел на свои руки, через которые были видны деревья внизу.

Сумерки путались среди ветвей. Глубокие сырые тени уже легли между дубами, чьи могучие стволы, словно в торжественном шествии, застыли на холмах. У их подножия лежала просторная долина, в центре которой черным пугающим кольцом стояли грубо обтесанные камни. Вокруг них, сколько хватало глаз, вспыхивали злобные красные огоньки маленьких костров.

Остановившись на опушке дубравы, Хаген различил нечеткие щуплые фигурки, сновавшие между огнями. Королю никогда не приходило в голову, что страшные легенды о фейрах могли быть правдой. Но теперь он видел проклятый народец своими глазами и внутренне содрогался. Их были тысячи, уродливых злых детей, превративших долину в сплошное море колыхавшегося огня. Если у каждого из этих костров сидело хотя бы по два фейра, его армии нечего делать на побережье Колдовского залива!

Хаген неуверенно шагнул вперед. Он знал, что обычные люди не могли видеть его прозрачного тела. Но кто поручится за способности фейров? Приблизившись к одному из костров, король осторожно присел на землю и вслушался в далекий бой барабанов, долетавший от черных камней. Его обступили низенькие длиннорукие люди с узкими головами и змеиными глазками. Хорошему беотийскому воину они доходили до пояса, человеку среднего сложения – до груди, но предания утверждали, что подземные жители обладают невероятной силой. Это подтверждалось событиями в четырех цитаделях. Хаген не мог себе представить, чтобы суровые гарнизонные служаки, закаленные в постоянных стычках с норлунгами, оказались легкой добычей.

Гул барабанов раздавался все ближе и ближе. Он рокотал, как прибой, и в такт ему окружавшие Хагена фейры начали петь и раскачиваться из стороны в сторону. Это была страшная песнь! Король не понимал ни слова, но чтобы проникнуть в ее сокровенный смысл, ему не нужно было знать древнего гортанного наречия, на котором говорил малый народец. Слишком красноречиво было сглатывающее бульканье тысяч глоток, слишком громки воинственные крики!

Фейры не видели чужака, они задевали его, проходя мимо, проносили сквозь тело короля свои огни, пожимали друг другу руки, не чувствуя ощутимого препятствия. Зато Хаген видел сейчас многое. Лишившись человеческой оболочки, король мог различать таких же бесплотных, как он, духов воды и огня, воздуха и деревьев, буквально облепивших камни и траву на священном поле. Их притягивало густое темное сияние, волнами исходившее от поющих фейров.

Хаген подумал, что если угрюмый малый народец и принадлежит к миру людей, то лишь наполовину. Так ясно ощущалось его родство со стихийными ночными существами. Фейры казались отголоском какого-то иного, более древнего и цельного мира, где между человеком, животным и духом не пролегало таких непреодолимых границ, как теперь.

Вглядываясь в темноту, король понял, что далеко впереди, у мрачных монолитов, разворачивается какое-то действо, с которым ему нелишне было бы познакомиться. Он встал и, рискуя совершенно растаять, весь превратившись в тонкую серебряную нить, двинулся на свет Великого Костра в каменном круге.

Хаген беспрепятственно подошел почти к самому огню и остановился возле вертикального каменного столба. За ним открывалась просторная площадка, окруженная кольцом из черных грубо обтесанных блоков. В центре нее возвышался алтарь, у подножия которого горел костер из веток дуба.

Перед костром стояли старцы в белых хламидах, необычно высокие для фейров и поражавшие отрешенной красотой своих аскетических лиц. Их серебряные, как снег под луной, бороды лежали на золотых спиралевидных нагрудниках, за широкие пояса были заткнуты острые, словно молодой месяц, серпы. Взгляд короля приковал золотой венец из острых лучей, украшавший голову верховного жреца. Не нужно было обладать утонченным образованием Хагена, чтобы понять, куда он попал.

Главный друид поднял обе руки ладонями вверх, и пение стихло. Старик обратился к собравшимся на древнем наречии, некоторые слова которого показались беотийцу знакомыми. До него едва доходил смысл сказанного.

– Это я, Бард-о-Ват, призываю вас! – нараспев рокотал жрец. – Поднимайтесь к свету луны, дети лунной крови! И нанесите священный удар в солнечный диск, ибо наши братья на западе уже начали! Все, кто выплеснулся за края ледяной чаши, будут снова погребены в снегах! Мы разверзнем землю под их ногами, и из расщелин вновь поднимется наш мир! Призовите наших богов, дремлющих за изнанкой времени! Час последней битвы ближе, чем им снится! Пусть придут и правят нами, возвратив нам дом, из которого нас изгнали. Владыка с огненным мечом уже обнажил клинок. Кто остановит его взмах, равный повороту вселенной?

Тысячи фейров простерли свои длинные руки к небу, словно хотели схватить луну.

Хаген содрогнулся. Это его народ, как и многие нынешние народы – сальвы, норлунги, арелатцы, – выплеснулись за края ледяной чаши. Это они пришли в древний мир, населенный полулюдьми-полудемонами с холодной змеиной кровью, и прогнали их божеств туда, где нет ни времени, ни пространства, а есть только бесконечная пустота. На всей земле лишь фейры помнили те далекие времена и, затаив кромешную злобу, терпеливо ждали, когда опять пробьет час для потомков лунной расы.

Даже того низкого посвящения, которое Хаген получил в Плаймаре, было достаточно, чтобы понять весь ужас происходящего. Племена, давно смытые с лица земли волнами других народов, пробуждались от вечного сна и вновь собирались вместе, как пальцы огромной руки, сжимающейся в кулак.

«Наши братья на западе уже начали», – повторил Хаген. Разве не к ним, в топи у реки Теплой, направил армию король Арвен перед беотийским нападением на Арелат? Смысл страшной игры, разворачивавшейся у него на глазах, с каждой минутой становился для Хагена все яснее.

Сердце беотийца сжалось от ужаса. Спущенное с цепи воображение короля уже рисовало картины горящих ферм, мимо которых, как черная нескончаемая река, маршировали толпы фейров с факелами в руках. Во рвах по обеим сторонам дороги лежали белокурые женщины с мертвыми голубыми глазами, грязные сопливые дети обдирали кору с деревьев, брошенный скот вытаптывал неубранные поля. Хаген попытался взять себя в руки, но упрямая мысль продолжала стучать в голове – «Это все уже есть здесь, в Гандвике. Есть на реке Теплой у Стены. Следующей будет твоя страна! Их тысячи и тысячи. Каждый беотийский воин выстоит против пяти, но не против пятнадцати фейров!»

Из-за туч вышла мертвенно бледная луна, заливая все тусклым светом, струившимся точно из-под воды.

– Вот лик склоняется над нами, – провозгласил Бард-о-Ват, – и требует приношений. Пойдемте же и принесем ему чистые дары с вершины священного дерева. Ибо в этом году омела расцвела во второй раз, летом. Чудо! Великое чудо предвещает нам торжество!

Ряды собравшихся заколебались. Два младших друида в зеленых одеждах до пят вывели в центр каменного круга огромного белого быка, двое других тащили упиравшуюся и брыкавшуюся на каждом шагу девушку. Она выделялась среди уродливых коренастых фейров ростом и белизной кожи. Ее тело молочно светилось в густой темноте. Жертва что-то выкрикивала и пыталась вырваться из цепких рук своих мучителей.

– Женщина, не оскорбляй божество словами, лишенными смысла, – с презрением обратился к ней главный жрец. Он принял из рук своих помощников золотую чашу и насильно прижал ее край к перекошенным губам девушки.

Пленница запрокинула голову, но державший ее друид поймал несчастную за волосы и силой наклонил вперед.

– Пей, животное, ибо с этого момента твоя жизнь обретает смысл, – провозгласил Бард-о-Ват.

Тем временим еще двое друидов поднесли такую же чашу быку. Скотина сделала несколько глотков и тоже заартачилась, но, видимо, этого было довольно. Хаген видел, как тело девушки на глазах обмякло, она больше не отбивалась руками и ногами, а несколько раз как-то странно изогнулась и впала в полузабытье. То же произошло и с быком. По его белой шкуре волной пробежала дрожь, он замычал, мотнул рогами и покорно склонил голову.

С тихим, ласкающим душу пением друиды, выступившие из-за спины Бард-о-Вата, посадили девушку верхом на быка, надели ей на голову венок из дубовых листьев и таким же венком украсили рога животного. Верховный маг поднял свою великолепную золотую трость, и процессия двинулась вперед по направлению к дубовой роще.

В полном безмолвии волны фейров медленно катились вслед за Бард-о-Ватом. Безбородые юноши в зеленых хламидах дружно ударяли пальцами по неправдоподобно тонким струнам арф, натянутым между воловьими рогами. Звук, который они извлекали, трудно было назвать музыкой. Он завораживал душу своей ледяной глубиной. Хаген пригляделся и с ужасом понял, что струнами на арфах служат человеческие волосы – такие же белые и длинные, как у пленной девушки. Жесткая курчавая шерсть, покрывавшая головы фейров, не годилась для такого дела.

Гнев накатил на короля. Он был дома, в своей стране, и ничем не мог помочь пленнице, слабо покачивавшейся на спине быка.

Процессия вошла в лес и остановилась на просторной поляне у подножия громадного дуба. Священные плети омелы свешивались с него чуть не до самой земли. Бряцанье арф смолкло. Маги подвели быка к самым корням дерева. Повинуясь их тычкам и оплеухам, животное подогнуло ноги и грузно опустилось на землю. Девушка продолжала сидеть на его спине в полном оцепенении.

Бард-о-Ват подошел к ним со священным серповидным ножом и аккуратно сделал глубокие надрезы на конечностях жертв. Ни пленница, ни животное не издали ни единого звука. Казалось, они вообще не чувствуют, что с ними происходит. Когда кровь густым темным потоком хлынула на траву, фейры издали торжествующий крик, смолкший по движению руки верховного жреца.

С ловкостью, неожиданной в столь почтенном старце, Бард-о-Ват стал взбираться на дерево. Достигнув толстой ветки, с которой свешивались плети омелы, верховный друид высоко поднял ущербный серп своего ножа. Лунный свет коснулся зубчатого лезвия и заплясал на нем. Плети омелы, словно колосья во время жатвы, ложились на сгиб левой руки жреца – Принесите пелены, – крикнул верховный друид, и несколько юношей в зеленых одеждах подошли к дубу с белыми широкими полотнищами в руках.

В торжественном молчании, под звуки священных арф младшие из посвященных растянули ткань, как подол гигантского савана, и Бард-о-Ват, склонившись с мощной дубовой ветви, осторожно разжал руки. Пучки омелы дождем посыпались вниз.

– Рожденное, как и мы, вне земли, не должно быть осквернено прикосновением к праху под ногами! – провозгласил маг. – Омела сохраняет в себе слабые удары сердца вселенной, из глубины которой она была принесена в этот жалчайший из миров! Посланная в утешение нам, таким же странникам, священная ветвь не может быть опущена на землю. Поднимите ее выше голов ваших и несите к костру.

Бард-о-Ват уже стоял внизу, поддерживаемый под руки жрецами. Процессия двинулась в обратный путь. Двое молодых друидов вели впереди шествия белого быка, оставлявшего за собой на траве широкий красный след. Двое других удерживали на спине животного всадницу, готовую упасть на землю.

Костер посреди каменного кольца уже разгорелся. Яркие сполохи пламени отбрасывали багровый свет на прямоугольные черные монолиты. Было слышно, как время от времени с треском лопаются дубовые сучья в огне и злобно гудит воздух.

У подножия алтаря друиды остановили быка, сняли с него едва живую от потери крови девушку и медленно повели ее к огню. Несколько юношей в зеленых плащах закидали костер ветками омелы. Серые плети ненадолго сбили пламя и зачадили едким дымом. На это не успевшее обуглиться ложе старшие жрецы возложили свою жертву, все еще находившуюся в забытьи.

Бард-о-Ват взял из рук подошедшего друида арфу и, мерно ударяя пальцами по струнам, запел священный гимн. Король не понимал ни слова, он с ужасом смотрел, как тонкие ветки омелы постепенно занимаются огнем. Хаген надеялся, что пленница просто задохнется в дыму, так и не придя в сознание. Но когда первые языки пламени коснулись ее ног, несчастная истошно закричала от боли и очнулась.

В тот же миг Бард-о-Ват наклонился над ней, взмахнул своим серповидным ножом и перерезал жертве горло от уха до уха. Кровь густым потоком хлынула в огонь. Неожиданно высокий столб дыма взметнулся к темным беззвездным небесам. Фейры взвыли, колотя тупыми концами копий по земле, а бесчисленные ночные духи взмыли в воздух и мириадами устремились к дыму и крови, через которые истекала жизненная сила жертв.

И тут Хаген вдруг понял, что Бард-о-Ват, первым вдохнувший священного дыма омелы, видит его. Старец неотрывно смотрел на беззащитную голую душу короля, и его удивление сменялось гневом. Хаген не пил и не ел жертвенных приношений, как остальные ночные существа. Владыка Плаймара хотел спрятаться в их толпе, но было уже поздно.

– Братья, среди нас чужой! – Бард-о-Ват вскинул палец с грубым золотым перстнем, и, повинуясь его движению, тысячи бесплотных духов, отяжелевших от священной трапезы, повернули свои головы к беотийцу.

Хаген видел, как их пустые, ничего не выражающие глаза зажглись злобой, маленькие цепкие руки потянулись к призрачному телу короля, тихий, но внятный вой прорезал тишину. Хаген ощущал, как множество отточенных коготков вцепились в серебряную нить и пытаются разорвать ее, причиняя королю неимоверную боль. Ужас охватил беотийца, он ясно представил себе свое бездыханное тело, лежащее с запрокинутой головой в зале дворца Л Лотеаны. Владыка Плаймара страшно закричал и… очнулся. В дверь комнаты отчаянно колотили.