Текст книги "Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти"

Вредность

Работа судебно-медицинского эксперта проходит во вредных условиях труда, за это нам дают молоко и доплачивают. Считается, что эксперты проводят две трети своего рабочего времени в секционном зале, контактируя как раз с факторами вредности – трупным материалом и формалином. Рабочий день эксперта – пять часов при шестидневной (с субботой) и шесть – при пятидневной рабочей неделе. Сокращенный рабочий день при вредном производстве. Полчаса обязательно предусмотрено на обед. Конечно, среди нас есть умельцы, которые за пять часов вскроют десяток трупов и напишут акты их исследования, но это скорее исключения из правил, причем чаще не самые добросовестные, даже откровенные халтурщики. Две трети положенного по рабочему графику времени эксперт действительно проводит в секционном зале, а бывает и того больше. Рабочий график строго регламентирован, а вот экспертная нагрузка не постоянна и зависит от объема работы, попросту говоря, от количества поступивших за сутки трупов, от количества умерших на вверенной территории.

Работа эксперта – это качели по принципу то густо, то пусто. И главная особенность, необходимая для выживания в нашей профессии, – адаптивность к пиковым нагрузкам. В секционном зале эксперт проводит исследование трупа, которое под диктовку фиксирует лаборант: сейчас на компьютере, с возможностью скакать по тексту, открывать сразу несколько окон, бесконечно исправлять и дополнять и возвращаться к написанному, недавно – на печатных машинках. То, что эксперт диктует, и то, что получается в конце, называется Актом или Заключением (не будем вдаваться в юридические тонкости) судебно-медицинского исследования трупа. Конечный продукт, помимо всего увиденного и продиктованного в секционном зале, включает еще результаты лабораторных исследований, диагноз и выводы – мотивированное заключение эксперта о причине смерти. Поэтому в секционном зале работа эксперта не заканчивается. Он до вечера сидит в кабинете и ожесточенно долбит по клавишам. При этом приходится много думать и тщательно подбирать выражения и слова, которые он напишет в заключении, потому что «все сказанное может быть использовано против вас».

Главная особенность, необходимая для выживания в нашей профессии, – адаптивность к пиковым нагрузкам. В секционном зале эксперт проводит исследование трупа, затем до вечера сидит в кабинете и ожесточенно долбит по клавишам, подбирая слова для заключения.

Главная проблема нашей работы заключается в том, что экспертиза находится на стыке двух автономных, но взаимодействующих жестких систем со своими правилами, законами и порядками – на стыке медицины и юриспруденции. Экспертиза называется судебно-медицинской, но относимся мы к Министерству здравоохранения, находимся у них в подчинении, из их кормушки выделяют наш бюджет. Однако работают судебно-медицинские эксперты по постановлению или направлению органов следствия и дознания, сотрудников полиции или по определениям суда. Никакой врач, даже министерский чиновник, не может направить на судебно-медицинскую экспертизу труп или живое лицо (как говорят, снять побои). Мы не носим погоны, но работаем по Уголовно-процессуальному и Уголовному кодексам Российской Федерации. Кроме УК и УПК, есть еще федеральные околомедицинские законы, приказы Министерства здравоохранения, внутренние распоряжения, регулирующие нашу деятельность. Вот и получается, что акты судебно-медицинского исследования трупов должны соответствовать нескольким взаимоисключающим требованиям. С одной стороны, мы врачи и пользуемся всей медицинской терминологией, с другой – заключение эксперта пишется для органов следствия и дознания и должно быть понятно именно заказчику. Коллизия серьезная и мучительная.

Какому-нибудь участковому Иванову, который получает акт судебно-медицинского исследования трупа бабушки девяноста двух лет, важно понять в первую очередь, убили ли бабушку, не дай бог, или, может быть, опоили тем самым клозапином (лепонексом), который сменил клофелин, а перед тем аккуратно подписали с бабушкой договор ренты, или просто давно живет одна, не нужна никому и вот скончалась от болячек и старости. Ему глубоко плевать, от чего, по сути, умерла бабушка, если никто не покусился на ее жизнь. И были золотые времена, еще лет тридцать назад, сама я их уже не застала, когда эксперты писали в заключениях, что смерть гражданина такого-то не насильственная, наступила от сердечно-сосудистой недостаточности, а уж причина этой самой недостаточности не установлена. Времена золотые прошли. И участковые Ивановы ломают теперь головы над выводами типа «Смерть гр-на такого-то, шестидесяти лет, наступила от понтинного миелинолиза[7]7
  Демиелинизация центральных отделов моста головного мозга, проявляющаяся постепенным развитием параличей, иногда судорогами; наблюдается, например, при хроническом алкоголизме. – Прим. ред.


[Закрыть]», или «от миастении[8]8
  Аутоиммунное заболевание, характеризующееся нарушением нервно-мышечной передачи и проявляющееся слабостью и патологической утомляемостью скелетных (поперечнополосатых) мышц. – Прим. ред.


[Закрыть] с бульбарными нарушениями», хотя далеко не все врачи вспомнят, что это такое, а эксперты все дольше сидят на работе и корпят над буковками.

Любовь

Как-то в понедельник я получила на вскрытие два трупа. Оба с колото-резаными ранениями, оба молодые, мальчик и девочка, как сказал мне заведующий. Две-три насильственных смерти подряд вскрывать тяжело, но заведующий меня успокоил. Несколько ран у девочки, а мальчик вообще самоубийца с изрезанными руками.

У судмедэкспертов труп с одним, двумя-пятью, до десяти, колото-резаными ранениями считается лучше, чем скоропостижный мужчина средних лет с острым сердечным приступом. У таких мужчин патология, как правило, достаточно проступает, чтобы не очень ломать голову, но не запущена окончательно, писать много не нужно. Так и с колрезом, по крайней мере, все понятно с причиной смерти, а при скоропостижной смерти от заболевания еще нужно разбираться. Поэтому я не очень переживала в тот понедельник. Но те два вскрытия растянулись в итоге на два дня.

Дело было летом. Девочка, шестнадцати лет, найдена в кустах около стадиона. Клетчатая рубашка, майка, внизу почему-то только капроновые колготки и трусы, ни брюк или юбки, ни обуви. Вся в крови, по следам крови и не проследишь особо, откуда куда текло, где брызги, а где капли, помарки – хаотичные, смазанные, подсохшие отпечатки. Белые волосы, натуральная блондинка, ссохлись от крови.

Все особенности и повреждения на трупе описываются по принятому в судебной медицине плану, фиксируются на схемах и фотографиях. В случае с колото-резаными повреждениями эксперт по морфологическим особенностям ран на коже должен установить основные характеристики орудия, выявить его особенности, если есть, и определить, одним ли ножом наносились ранения.

Мы не носим погоны, но работаем по Уголовно-процессуальному и Уголовному кодексам Российской Федерации. Кроме УК и УПК, есть еще федеральные околомедицинские законы, приказы Министерства здравоохранения, внутренние распоряжения, регулирующие нашу деятельность. Получается, что акты СМэ трупов должны соответствовать нескольким взаимоисключающим требованиям.

Для более точной идентификации орудия преступления эксперт изымает кожные лоскуты с ранами, высушивает их на картонной подложке и передает органам следствия. Если следствие находит нож, назначается медико-криминалистическая экспертиза: медицинские криминалисты, тоже врачи по образованию, сотрудники Бюро судмедэкспертизы, изучают тщательно и подробно изъятые кожные лоскуты, представленным ножом делают экспериментальные повреждения и проводят сравнительный анализ. Теперь, я думаю, понятно, как важно эксперту у секционного стола решить, какие именно раны изымать. Конечно, это легко сделать, если рана одна или даже пять. А если десять? Или двадцать, пятьдесят, сто двадцать?

Иногда эксперты в таких случаях пользуются негласным правилом, давно выведенным старшими товарищами опытным путем, – изымают кожные лоскуты со «смертельными» ранениями, с теми, которые каждое само по себе причинило тяжкий вред здоровью. Или изымают раны, которые, как я говорила, отличаются по своим морфологическим характеристикам: например, по особенностям концов ран видно, что какие-то причинены однолезвийным клинком ножа, имеющим обух, а какие-то двулезвийным клинком, кинжалом, или по краям некоторых ран можно заподозрить, что на лезвии есть зазубрины.

У моей девочки я насчитала двадцать восемь ран. Голова, шея, верхние и нижние конечности. Места расположения не самые типичные, ни одной раны в области туловища – ни в грудь, ни в живот. Голова – вы представляете себе, чтобы в голову тыкали острым ножом, а не долбили чем-нибудь тупым и твердым? Шея навевает ассоциации с казнями и жуткими расправами современных террористов: жертва на коленях, ее держат за волосы, голова запрокинута. Руки и ноги (раны располагались на бедрах) более или менее понятны. Руками жертва защищалась, бедра попадали под нож скорее случайно, когда жертва отползает, закрывает инстинктивно лицо, голову, а преступник нависает над ней. Казалось бы, что, кроме количества и длительного описания, может быть сложного и необычного в множественном колрезе? Раны все похожи, главное – определиться с концами, они могут быть остроугольными, закругленными, П-, М-образными, в зависимости от наличия и ширины обуха клинка, определиться с длиной ран, по которой потом устанавливают ширину клинка на уровне погружения, и уяснить направления и длины раневых каналов. В общем, задачи чисто технические, на скрупулезность, последовательность и внимательность. Двадцать восемь ран оказались все разными. Разной длины, разной формы: дугообразные, в разных направлениях, в виде тупых углов разной величины, открытых в разные стороны, с разными длинами ветвей, в виде ломаных и волнообразных линий. Описание повреждений заняло у меня почти полдня, в растерянности, занервничав, я пыталась собрать в единую картину всю эту мозаику. Примерно к обеду от оперов из уголовного розыска я знала, что на месте преступления изъяли один нож, а все раны производили впечатление, что причинены они множеством ножей разными людьми.

В случае с колото-резаными повреждениями эксперт по морфологическим особенностям ран на коже должен установить основные характеристики орудия, выявить его особенности и определить, одним ли ножом наносились ранения. Для более точной идентификации орудия преступления эксперт изымает кожные лоскуты с ранами, высушивает их на картонной подложке и передает органам следствия.

Исследование раневых каналов тоже поначалу добавило сумятицы. Не было ни одного ранения с повреждениями очевидно жизненно важных органов – сердца, легких, мозга, почек, печени или хотя бы селезенки. В раневых каналах в области конечностей не обнаружены повреждения крупных сосудов. Четкие, ясные, красивые и логичные картины на вскрытиях встречаются, увы, не очень часто.

В тот раз все сложилось после одного случайного движения. Санитар поправлял труп на секционном столе и закинул девочке руки за голову – в просвете сквозной раны на правой кисти между большим и указательным пальцами мелькнула похожая рана на голове.

Потом я «прикладывала» руки девочки к голове, шее и бедрам уже сама, сравнивала и сопоставляла. Классическая колото-резаная рана линейной формы, длина раневого канала превышает длину кожной раны. Не было ни одной классической раны.

Естественно, форма части тела, куда наносится повреждение, и ее особенности влияют на форму и особенности раны. Голова шарообразная и подвижная, шея и конечности цилиндрические и тоже подвижные. Сопоставлять и объединять раневые каналы на руках и других частях тела при колото-резаных ранениях нельзя, это лишь догадки и предположения, но именно они помогли мне сориентироваться.

Я еще раз внимательно прочла протокол осмотра места происшествия, представила себе описанные примятые, поломанные, в крови кусты, лужи на дорожках и нарисовала в воображении, как все было. Это непрофессионально, не входит в задачи судебно-медицинского эксперта, но очень помогает сохранить веру в себя, когда обстоятельства произошедшего соответствуют обнаруженным повреждениям.

Проверить свои догадки сразу же у секционного стола я не могла, не смогла и потом, ценность их была в том, что я наконец-то уложила в единую правдоподобную картину морфологию повреждений. Все раны были с дополнительными разрезами, которые образуются при упоре на лезвие, например, при извлечении клинка. Девочка выворачивалась, закрывалась, почему-то не убежала, а убийца то ли играл, то ли был в состоянии аффекта. Умерла она от кровопотери из всех ран, самой серьезной была рана шеи с повреждением щитовидной железы и сосудов, ее кровоснабжающих. Что там произошло на самом деле, узнать не получилось: мой второй труп в понедельник, мальчик с множественными резаными ранами, оказался тем самым убийцей.

Его нашли недалеко от стадиона, в заброшенном здании. Вся упаковка лезвий для опасных бритв была использована. Обе руки и шея – области, как говорят судебно-медицинские эксперты, доступные для нанесения повреждений собственной рукой, – превратились в огромные раны, даже не раны, а сплошные раневые поверхности, по краям которых кожа свисала лоскутами, мышцы изрезаны на отдельные пучки и волокна, бахромой торчали сухожилия.

Самая большая трудность в таких вскрытиях – найти поврежденные более или менее крупные сосуды, подтвердить объем кровопотери. Сосуды сокращаются, и концы перерезанных полностью артерий или вен в поврежденных тканях обнаружить сложно, они «поднимаются» и «опускаются» выше и ниже ранений.

У моей девочки я насчитала двадцать восемь ран, все разные. Разной длины, разной формы: дугообразные, в разных направлениях, в виде тупых углов разной величины, открытых в разные стороны, с разными длинами ветвей, в виде ломаных и волнообразных линий.

Эксперты пользуются разными методами и приемами. Послойно сепарируют мягкие ткани, делают разрезы выше или ниже повреждений, находят там сохранившиеся участки сосудов, заводят в них зонды и по зондам ищут перерезанные концы – работа, которая приносит профессиональное удовлетворение. Поврежденные сосуды шеи и верхних конечностей я тоже нашла в тот раз. Что случилось на стадионе, никто так и не узнал. Свидетелей не было, камер тоже не оказалось.

Бабушки

Старость бывает разной: в преподавании до девяноста лет, в страстной работе, в доме престарелых и хосписе или психоневрологическом интернате, в родной семье с детьми и внуками, в глухом одиночестве, в путешествиях или последней старческой любви. Старость чаще некрасива, это правда. Неопрятна и забывчива, дурно пахнет, сквернословит и костерит всех почем зря, просто от собственного старческого бессилия. Смерть в старости тоже чаще некрасива. Редко у экспертов на столах встречаются опрятные бабушки – божьи одуванчики, это скорее удел патологоанатомов, домашняя тихая смерть в окружении родственников. Одиноко проживающие, высохшие, истощенные, лежачие, в пролежнях, немытые, со свалявшимися колтунами в волосах, ногтями, завернувшимися в причудливые фигуры, в рванье, со складками жира, в которых кожа мацерирована, в корках и свежих трещинах, на слоновьих ногах, на которых ходить нельзя, забытые всеми – это наш случай. Трупы остаются невостребованными, никто не приходит за справками, никто не приходит хоронить. В таких случаях работает стандартная процедура – захоронение за государственный счет. Регистратор направляет запрос в соответствующий ОМВД, на территории которого обнаружен труп, отдел выписывает разрешение на захоронение. Трупы вывозят в специальных черных пакетах, гербовые свидетельства о смерти хранятся в трупохранилищах.

Нельзя останавливаться, тормозить, рефлексировать. Профессионализм эксперта. Поэтому нельзя помнить обо всех этих бабушках и дедушках, забытых или умерших в любви, но все равно таких жалких, маленьких, немощных. Конечно, все равно многих вспоминаешь. За интересными и красивыми диагнозами незаметно, но настойчиво топорщатся судьбы, выхваченные случайно, по кусочкам, и возвращаются иногда, цепляются друг за друга.

Из своих бесконечных бабушек помню двух. Одна как раз такая, забытая. Одинокая, неухоженная, в грязной трикотажной майке, в залатанной красной шерстяной юбке на резинке, две или три пары носков. Волосы скатались, в глазах желтые корки, сама худая, руки и ноги тонкие, пергаментные, складки подсохли, потемнели, стали тусклой бронзой, беззубый рот высох полуоткрытым. Такие бабушки живут долго, судебно-медицинский диагноз с перечнем всех их болезней занимает две трети листа А4, правда, болезни их зачастую не так ярко выражены, как можно ожидать. Морфологическая картина скудная, и каждый раз сомневаешься, от чего же бабушка умерла в итоге – от сердца или, скажем, от головы? И каждый раз думаешь, что на самом деле это не имеет никакого значения. Диагноз той забытой я тоже не помню. Помню, как старалась не думать о ее одиночестве, не смотреть. Какие-то желтые крупинки во рту, комьями в пищеводе – мало ли что ела. Желудок большой, наполненный. Сердечники так часто умирают, с переполненным желудком. На желудке я и сломалась. Он был забит пшенкой. Но не кашей, а сырой крупой. Крупа в углах рта, в волосах немного. Она ее даже не сварила.

Смерть в старости чаще некрасива. Одиноко проживающие, высохшие, истощенные, в пролежнях, немытые, со свалявшимися колтунами в волосах, в рванье, со складками жира, в которых кожа мацерирована, в корках и свежих трещинах, на слоновьих ногах, забытые всеми старики – это наш случай.

Вторая бабушка была, наоборот, полненькой, рыхлой, с белой крупнопористой кожей. Армянка, у них одиноко проживающих стариков не попадается. Волосы черные-черные, крашеные, густые, крупными волнами, маникюр, педикюр, белая кружевная ночная сорочка, свежий подгузник, присыпана тальком в паховых складках и меж ягодицами. У нее был не совсем традиционный для бабушек диагноз – цирроз печени в исходе вирусного гепатита С, декомпенсация. Печень выглядела очень обычно и необычно одновременно. Маленькая, бугристая, как обычно бывает при циррозах, и при этом нетипичного цвета. Мы больше привыкли к печени различных оттенков желтого при жировой дистрофии, какая обычно бывает при алкоголизме (кстати, именно такого красивого яичного цвета печень в рекламе эссенциале форте), а у армянской бабушки печень была серая с бледно-желтоватыми, почти белесыми вкраплениями. Поэтому я ее и запомнила. И запомнила большую и шумную обычную армянскую семью: ухаживали до последнего все вместе и все вместе похоронили.

Время

Поговорку, что хирург ничего не знает, но все может, терапевт все знает, но ничего не может, а патологоанатом все знает и все может, но слишком поздно, я буду вспоминать не раз. И предсказуемо говорить, что это не так и патологоанатом не все знает и может.

Не только в кино и литературе настойчиво транслируется мнение, что судмедэксперты могут точно установить и причину смерти, и орудие убийства, и как убивали, и когда убивали, даже с точностью до секунд или минут. Органы следствия и дознания тоже слепо верят экспертам и возлагают на экспертов эту миссию. Увы, экспертиза не всесильна. И самый, наверное, спорный момент – это как раз давность наступления смерти, давность образования повреждений. Когда убивали, когда умер, сразу, не сразу, а главное, во сколько точно.

Несколько лет назад я вскрывала изнасилованную и убитую пожилую женщину, дело было в марте, как раз наступила оттепель. Она была обнаружена дома, на полу в комнате, причина смерти – закрытая черепно-мозговая травма. Подозрение на убийство возникло сразу же, на месте происшествия, дежурный следователь вынес постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы со множеством стандартных вопросов, в том числе о давности повреждений и времени наступления смерти. Помню, что дала вполне стандартные ответы: время смерти получалось в пределах двух суток, повреждения образовались незадолго до наступления смерти.

Из своих бесконечных бабушек помню двух. Одна – забытая, одинокая, неухоженная. Такие живут долго, судебно-медицинский диагноз с перечнем всех их болезней занимает две трети листа А4. Морфологическая картина скудная, и каждый раз сомневаешься, от чего же бабушка умерла в итоге – от сердца или от головы?

Примерно через полгода меня вызвали в суд, это была первая повестка, и я очень боялась. Судья перед заседанием рассказала суть вопроса. У них был обвиняемый. Оказывается, умершая сдавала койко-место в своей однокомнатной квартире, этой услугой пользуются многие приезжие из бывших союзных республик. Обвиняемый, щуплый таджик, арендную плату уменьшал, время от времени сношаясь со своей квартирной хозяйкой. Последний раз женщина не была расположена к соитию, а молодому горячему мужчине, оторвавшемуся от опеки родного дома, было очень нужно. Получилось грубо. С повреждениями в области половых органов. Женщина возмущалась и пригрозила засадить насильника. Тяжелая безвкусная ваза попалась под руку страстному таджику. Потом он собрал вещи, документы, но забыл второй мобильный телефон в квартире. Какое-то время ему удавалось скрываться в Подмосковье у таких же приезжих, но все же его быстро вычислили, нашли и взяли. Вину он сразу признал, но вот проблема – он утверждал, что убийство произошло больше месяца назад, в начале февраля. То есть труп пролежал в квартире больше месяца, а выглядел при этом так, будто умерла старушка не позднее двух дней до обнаружения. Именно поэтому суд и вызвал меня. Обвиняемому, конечно, назначили адвоката, это был обычный бесплатный государственный защитник, но даже он, а также обвинитель и суд, были обескуражены. Я тоже. За месяц в квартире труп должен был или сгнить, или мумифицироваться, а казался при осмотре на месте происшествия и при вскрытии вполне свежим.

Конечно, все разъяснилось. Повторные осмотры места происшествия, показания соседей, температура воздуха в квартире, указанная в протоколе осмотра, – везде были понатыканы комнатные термометры, – запросы погоды за прошедший месяц. Нечаянный сексуальный маньяк зачем-то открыл форточки и балкон, а тело накрыл тонкой простыней, что оказалось очень предусмотрительно. В феврале ударили заморозки, температура в квартире, конечно, не опускалась до минус двадцати пяти – тридцати, как на улице, тем более что между телом и окружающей средой был какой-никакой барьер. Так что в итоге тело убитой женщины пролежало месяц и сохранилось, как сохраняются трупы в холодильных камерах. К счастью, к оттепели соседи забеспокоились, как и дальние родственники. Тело нашли.

Обвиняемый, щуплый таджик, арендную плату уменьшал, время от времени сношаясь со своей квартирной хозяйкой. Последний раз женщина не была расположена к соитию, пригрозила засадить насильника, тогда ему попалась под руку тяжелая безвкусная ваза.

В судебной медицине, как и во многих других специальностях, теория теорией, но надежнее всего собственный опыт. Поэтому я успокоилась, только когда в холодильной камере морга, а в те времена в моргах оборудовали целые холодильные комнаты с деревянными настилами в несколько рядов, я отыскала невостребованный труп бомжа, пролежавший у нас как раз около месяца до захоронения. В тогдашних холодильных камерах и в современных кассетных холодильниках поддерживается температура +2 – +4 °C, при которой тела без признаков гниения могут лежать в неизменном виде довольно долго.