Текст книги "Задержи дыхание и другие рассказы"

Одуванчик

Один рассказ, недавно написанный Оз, был отмечен литературной премией, и, хотя он занял только второе место, его заметили. С ней связалась литагентка из Нью-Йорка. «Я прочитала ваш рассказ, он мне понравился. А нет ли у вас романа, которому нужен издатель?»

Романа у Оз не было, зато был ребёнок полутора лет от роду. «Он совсем как роман, – ответила она агентке. – Можно я пришлю его? Все говорят: раз начал ходить, значит, он уже не младенец. Скоро можно будет выпускать его на публику».

Агентка потребовала фотографию, и Оз отправила ей снимок, который сделала недавно в парке: малыш держит в руке белый одуванчик, светлые детские кудряшки на фоне заходящего солнца выглядят совсем как пушистый цветок.

Фотография агентке понравилась, и она попросила представить ей Одуванчика вживую.

Перед тем как отправить сынишку в Нью-Йорк, Оз внесла в его облик несколько последних штрихов. Она подстригла его, подрезала ногти и хорошенько искупала, стараясь выскрести все корочки из волос и смыть всю грязь с лица и ручек после детской площадки. Отрезала на ползунках следки и завязки на шапочке, чтобы та больше походила на бейсболку. Малыш стеснялся здороваться – она научила его давать пять. Вот только на горшок он сам ещё не ходил, и это сильно её беспокоило. Оз обратилась за советом к агентке, но та уверила, что сойдёт и так. Если Одуванчик подойдёт издателю, они быстро обучат его пользоваться туалетом. «Я часто советую авторам выставить напоказ один явный недостаток, чтобы сразу нашлось, за что зацепиться глазу, – писала она Оз. – Редакторам нужна работа, и, если не подкинуть им что-то совсем очевидное, они начнут копаться в деталях, которые лучше всего было бы не трогать».

Покончив со всеми приготовлениями, которые могли прийти ей на ум, Оз продемонстрировала малыша мужу. Разумеется, муж не слишком хорошо разбирался в издательском деле, но всегда был её первым читателем и давал дельные советы. Так и на этот раз – высказанные им житейски здравые соображения придали Оз уверенности, что она на верном пути. «Возможно, ты слишком коротко подстригла его, – заметил муж, перебирая волосы на макушке ребёнка. – А так всё просто отлично». Он попросил малыша показать ему пупок и принялся щекотать, пока тот не зашёлся от смеха. «Я буду скучать, – сказал муж, – но надеюсь, его скоро опубликуют, и мы опять с ним увидимся».

Оз прицепила к Одуванчику ремешок, чтобы тот не сбежал во время поездки, муж помог как следует запаковать, и вместе они отправили ребёнка в Нью-Йорк.

И приготовились ждать.

Наконец Одуванчик прибыл, агентка расписалась в квитанции и подтвердила, что в жизни он не хуже, чем на фотографии.

Через неделю от неё пришло письмо, где она сообщала, что ребёнок очень активен, полон неистощимой любознательности; она постарается представить его сразу нескольким издателям и как можно скорее назначить аукцион. Кстати, не подскажет ли Оз, нет ли у них какого-нибудь специального ритуала приготовления ко сну или заветного словечка, способного помочь Одуванчику угомониться и посидеть спокойно хотя бы несколько минут? Чтение книжек не помогает: он непременно хочет сам переворачивать страницы и просит показать кошек. «Не понимаю, о каких кошках идёт речь. Издатели – люди старой закалки, но они измотаны, – писала агентка. – Они привыкли иметь дело со знакомыми, хорошо управляемыми проектами».

Оз предложила сводить Одуванчика на длинную прогулку, чтобы он хорошенько устал, а потом искупать.

Когда агентка совсем перестала отвечать, они с мужем заволновались всерьёз.

Через три недели, отбросив колебания, Оз написала агентке. «Это моё единственное дитя, – объясняла она, – я понимаю, что уже выпустила его из рук, но меня беспокоит его будущее. Я должна убедиться, что сделала всё от меня зависящее».

Агентке понадобилась ещё неделя, чтобы написать ответ. Одуванчика представили почти дюжине издателей, рапортовала она, но, к сожалению, он не сумел произвести должного впечатления. По сути, он не в состоянии вести себя с той гибкостью, которую требуют обстоятельства. Он продолжает требовать маму и отказывается надевать ботинки и курточку. Он не дисциплинирован. На прогулке вырывается из рук сопровождающего и так стремительно кидается в поток машин, что его приходится держать на поводке. Чудо, что он ещё жив. Короче, никаких предложений не поступило и она не видит смысла продолжать дальнейшие попытки. Существенные недостатки характера привели к тому, что дитя оказалось неприемлемым для всех ведущих издателей. «Возможно, – отмечала она, – в Сан-Франциско вас соблазнит предложение напечататься в независимом издательстве. Я бы настоятельно рекомендовала отказаться от этой мысли. Публикация в инди-пресс[6]6
  Инди (англ. indie – сокращение от independent) – термин, означающий независимую культуру, здесь – независимое издательство.


[Закрыть] отдаёт безнадежностью и заумью. Если вы хотите, чтобы ваш проект имел настоящий резонанс, Нью-Йорка вам не избежать. Придётся вам снова как следует поработать». И агентка отослала ребёнка назад.

Оз с трудом узнала малыша: теперь он походил на одуванчик, с которого сдули все пушинки-парашютики. От него несло, как из помойки; оказалось, что в поездке ему не меняли памперсы, а просто поверх одних штанишек нацепили другие.

Вместе с мужем они принялись его отмывать, стараясь избавиться от запаха. Они надеялись, что и волосы у него снова начнут виться, когда станут сухими и чистыми, но их ожидало разочарование. Запах ушёл, а волосы оставались тонкими и прямыми.

Оз оставила мужа возиться с ребёнком, а сама вернулась к работе над новым рассказом. «Ну-ка, посмотрим, любишь ли ты щекотку, как раньше, – произнёс муж и потянулся к карапузу. Тот быстро вскарабкался на стул, оттуда на стол, чуть не перевернув и тот и другой, спрыгнул на пол и, на полшага опережая отца, вбежал в бывшую детскую, куда Оз недавно перенесла свой письменный стол, ловко выдвинул нижний ящик и скрылся в его тёмной глубине.

Уважаемые «Жёлтые страницы»!

Меня заинтересовала возможность поступить на работу в ваше издательство в качестве маркетолога на неполный рабочий день. Я учусь в магистратуре университета по специальности «сравнительное литературоведение», и меня привлекла идея работать с книгами в служебное время, что вполне сочетается с моими исследованиями и занятиями литературным творчеством.

Учёба в аспирантуре обогатила меня познаниями в мировой литературе – от греческих классиков до Фолкнера и Тони Моррисон. Мне довелось познакомиться с великими произведениями разных народов мира и всесторонне изучить русские и немецкие литературные традиции. «Для удовольствия» я предпочитаю читать научную фантастику и фэнтези: Карела Чапека и Станислава Лема, не столь известных Роберта А. Хайнлайна и Роджера Желязны или, наконец, современных классиков Харуки Мураками и Амбер Хутберейх. Подруга недавно приобщила меня к феминистской научной фантастике, и я сразу же увлеклась этим жанром: тут и романы Джеймса Типтри – младшего и Маргарет Этвуд, Урсулы Ле Гуин и Октавии Батлер, Н. К. Джеймисин и Ривер Соломон.

Признаться, у меня почти нет опыта в сфере розничной торговли, однако я работала в библиотеке колледжа. В течение трёх лет я выполняла разнообразные обязанности по работе с клиентами, расставляла и каталогизировала книги и рассылала документы через сеть межбиблиотечного обмена. Кроме того, у меня была возможность совершенствовать свои профессиональные навыки продаж в страховой компании Life во время оплачиваемой стажировки.

Прежде чем переехать в Соединённые Штаты, я работала в России в маркетинговой фирме, где занималась составлением опросников, фокус-групп и анализом данных. Я успешно справляюсь с рутинными задачами, которые могу выполнять самостоятельно. В нашем офисе из пяти человек я часто брала на себя дополнительные обязанности, чтобы помочь другим членам команды и способствовать успеху всей организации. Готова поступать подобным образом и в «Жёлтых страницах». На своём веб-сайте вы перечисляете множество вакансий. На мой взгляд, эффективнее всего я могла бы работать в «Иностранной рекламе» или «Иностранном листинге», но мне хотелось бы ознакомиться со всеми аспектами печати, продаж и распространения и выполнять все эти действия без посторонней помощи. Мой акцент иногда затрудняет телефонные переговоры, зато мне отлично удаётся кодирование веб-страниц и информационных бюллетеней, я хорошо пишу частные письма и превосходно владею навыками общения. Меня считают трудоголиком, и я действительно в состоянии посвящать работе часть своего личного времени. Я даже буду этому рада. Для достижения стоящих передо мной целей я прилагаю гибкость и упорство, энтузиазм, личную заинтересованность.

Я очень хочу использовать свои знания и приобрести в «Жёлтых страницах» новый жизненный опыт. Как писатель, я с нетерпением жду общения с широким кругом клиентов, чтобы в дальнейшем использовать полученный материал для литературного творчества. Заранее благодарю за то, что вы рассмотрите моё заявление. Буду признательна, если вы свяжетесь со мной по электронной почте.

Резюме прилагается.

Ободрение

В конце абсолютно непродуктивного дня, ещё одного в череде таких же никчёмных, на выходе из офиса молодая юристка вступает в беседу с более опытной коллегой; та старше её и озабочена необходимостью написать публичную лекцию. «А что, если обойтись без вступления и сразу начать с середины», – советует молодая юристка.

Коллега улыбается и мягко даёт понять девушке, что та, безусловно из лучших побуждений, произнесла разумную, но ненужную банальность. Над речью, которую ей надо произнести через два дня перед аудиторией в две тысячи человек, придётся хорошенько покорпеть. Без серьёзной подготовки не обойтись. Ей предстоит долгая ночь, а возможно, целых два дня и две долгих ночи.

Молодая женщина тоже улыбается. Она надеется тем самым перевести избитую фразу в случайную, ничего не значащую шутку, сказанную для того, чтобы снять напряжение. Но пауза затянулась, и её смешок выглядит довольно нелепо.

– Ну что ж, мне пора, – говорит молодая женщина и выходит.

Она садится в машину и по дороге домой обдумывает ситуацию, в которую только что попала. Её мысли ходят по замкнутому кругу. Она надеялась, что быстрая езда поможет ей увидеть перспективу или хотя бы проветрит мозги, но увы… У неё сильно бьётся сердце. Её будущее под угрозой, а она никак не может себя проявить. Возможно, ей стоило бы остаться в офисе и основательней налечь на работу.

В смехе коллеги не звучало покровительственных ноток, размышляет молодая юристка, она вовсе не поучала, что следует чувствовать и как себя вести. В нём слышалось сожаление, возможно воспоминание, что и с ней такое тоже случалось и когда-то она допускала аналогичную ошибку.

Рассуждая подобным образом, молодая женщина начинает дышать глубже и пытается успокоиться.

Но всё напрасно, её охватывает паника. Видимо, ей не хватает квалификации. Она сидит в своей машине, но чувствует себя в точности как два года назад в огромном конференц-зале в середине шестичасового квалификационного экзамена для получения статуса адвоката. То же головокружение, словно проваливаешься в пустоту. Она вцепляется в руль, потому что шоссе у неё под колёсами делает поворот.

Машина мечется меж двух полос – но ей повезло, уже не час пик. Другие машины, сигналя, освобождают ей дорогу.

Выбор коляски

Цвета были такие: розовый чёрный белый оранжевый синий. Оранжевый подумала она цвет зари цвет львов герберы огня. Золотые рыбки простые и говорящие были оранжевыми. Диван в квартире где она восемнадцатилетняя снимала комнату тоже оранжевый. Она спасла его от мусоровоза а позже человек перед которым она преклонялась присел на диван рядом с ней и вторгся в неё пальцем членом пока она беззвучно говорила нет нет нет нет слишком напуганная неправдоподобием происходящего по масштабам последствий чтобы жаловаться на боль или хотя бы выяснить что происходит: член? палец? два пальца? большой палец? Она вспоминала схему сперматозоида, проникающего в яйцеклетку и слово аборт и слова сифилис ВИЧ гонорея герпес а ему этого времени хватило чтобы кончить утомиться стать равнодушным и скатиться с неё. Ни разу потом он не замечал пятен крови на оранжевом диване; в то время она была благодарна ему за это. Ещё много пальцев ещё много больших пальцев сменится за эти годы.

Белая детская прогулочная коляска шла со скидкой, и она кивнула, когда муж выбрал эту, белую.

Её черёд

Когда в девяносто втором году парень, которого любила Оксана, бросил её с пятимесячной дочкой на руках, Оксанина мать не растерялась и отправила её в Америку. Тогда начинали открываться бюро знакомств – в одном из них она нашла для Оксаны мужа в Калифорнии; только не дала ей взять с собой малышку: никто, наставляла матушка, не захочет возиться с чужим ребёнком. Оксана отняла девочку от груди и оставила её на попечение бабушки.

И вот двадцать четыре года спустя парень, которого когда-то любила Оксана, отец её дочери, объявляется в Сан-Франциско. И какова же теперь наша калифорнийская Оксана: она предлагает ему пересечься и выпить кофе! Они сидят на барных стульях в одном из парклетов[7]7
  Небольшая зона отдыха в крупных городах, в частности деловых районах, являющаяся продолжением тротуара.


[Закрыть] Сан-Франциско и беседуют о глобальных тенденциях, забросивших его, российского программиста, в Кремниевую долину. Конечно, пришлось смириться с потерей в заработке и ступенькой вниз по карьерной лестнице, лишь бы удрать из России. Его история типична для иммигранта – куда ни кинь, всюду проблемы: жильё, работа для жены, школа для двух детей, почти подростков. А тут ещё, как назло, авария – угробил бампер, придётся срочно разбираться с условиями автостраховки, чтобы ему выплатили хотя бы часть денег. В кафешке, где тусуются хипповые предприниматели, в этом своём костюмчике, с перекошенным от беспокойства лицом он выглядит совершеннейшим чужаком.

Слушая нескончаемую историю его бедствий и автоматически отмечая, как он заказывает капучино на своём малопонятном английском, Оксана отрешённо наблюдает за ним, а сама пальцами ног поигрывает своей вьетнамкой: то скинет, то подтянет назад. И никак ей не оторвать взгляда от последнего педикюра – сиреневый лак держится уже много дней без единой царапины.

По прошествии часа Оксанин собеседник спрашивает: «Как твоя дочь?» – и смотрит на неё искоса, с трудом заставляя себя произнести имя дочери. «А ты как думаешь?» – хочется спросить Оксане. Девочка выросла без родителей. Приехала в Штаты заканчивать среднюю школу и за месяц продвинулась в английском настолько, что могла уже придуриваться, дескать, не понимает, о чём это мать с бабушкой говорят ей по-русски.

– Она живёт на Аляске, работает в рыбной промышленности[8]8
  Обычно иммигрантов на Аляске нанимают на разделку рыбы.


[Закрыть]. – Оксана репетировала по дороге, как она будет об этом рассказывать, чтобы он услышал лишь её гордость за то, что девочка выросла такой самостоятельной. И всё равно испытывает удовольствие, видя, как он изменился в лице. Влезает во вьетнамки и подхватывает гитару, ту самую, что двадцать четыре года назад, спасаясь от одиночества, привезла с собой из России. Она торопится на урок музыки, два раза в неделю занимается с малышами – просто так, ради развлечения… «Мы окружили розу, в ладонь впилась заноза, горит огнём, сейчас мы упадём…»[9]9
  Ring-a-round the roses, a pocket full of posies, ashes, ashes, we all fall down – детская песенка.


[Закрыть] У неё теперь и свой малыш есть, ему почти четыре года, он ходит в дошкольный центр Монтессори[10]10
  Метод Монтессори – педагогическая система, предложенная в первой половине XX века итальянским педагогом и врачом Марией Монтессори.


[Закрыть].

Основная Оксанина профессия – хедхантинг, подбор персонала, она вкалывала на консалтинговые фирмы больше двадцати лет и вот теперь может позволить себе работать независимо, онлайн, и одновременно заниматься ребёнком. Она подбирает для крупных компаний руководителей высшего звена. На выходе из кафе Оксана пожимает своему бывшему руку: пусть он пришлёт по почте своё резюме, она посмотрит.

Зойкина игра

В тот июльский вечер, как и во все другие, когда не было дождя, Зойка играла с Артуром – парнем с соседского участка, а я сидела на бревне и вела счёт. Правила были простые: если ты не отбил волан, очко – сопернику.

Всякое бывало в наших с сестрой отношениях, но мне всегда нравилось следить за её игрой. Стремительно перемещаясь по площадке и оставаясь при этом всегда начеку, Зойка норовила предугадать внезапные изменения скорости и направления ударов Артура и сразить его каким-нибудь эффектным трюком. Отскочит, например, в сторону, а то возьмёт и упадёт на землю, проскользит на коленках по грязи и выставленной вперёд ракеткой дотянется всё-таки до волана. А когда она всем телом рвалась вверх, чтобы отразить высокий удар, ещё выше взлетала её коса. Я мечтала о такой косе, но мои волосы слишком курчавые, единственным способом сладить с ними было стричь их на лето как можно короче. Сдаётся мне, иногда она выигрывала потому, что буквально завораживала Артура. Он восхищался ею. Шутил, что боится её. Конечно, ему не приходилось тратить столько сил – он был на год старше, сильнее и выше, и ему ничего не стоило, не сходя с места, дотянуться до волана, отбить его и заставить Зойку метнуться в другую сторону.

Наступал вечер, темнело, из травы поднимались комары. Один укусил меня в голень, другой в шею, ещё один висел в воздухе и звенел прямо перед носом. Вот привязался, гад. Ракеткой не отобьёшься. Ненавижу. Я встала и принялась нарезать ею воздух, но только вспотела от этого дурацкого занятия и остервенело чесалась.

Пора, наконец, и мне поиграть. Обычно Зойка сама нет-нет да и уступит мне место, но тем вечером, похоже, она забыла обо всём на свете; а тени становятся всё длиннее, не то что в июне, когда светло, гуляй хоть до полуночи. Скоро совсем стемнеет, и волана будет не видно.

– Играем до победы, – напомнила я о себе.

Зойка замотала головой:

– Ещё пять минут.

– Ты всегда так говоришь!

Но Артур признавал в игре только соперничество, неважно, сколько раз он уже побеждал Зойку, новая удача не теряла для него своей прелести. Он подмигнул мне:

– До пятнадцати или до двадцати одного?

– До двадцати одного, – тут же отозвалась Зойка.

– Как Маришка скажет.

– До пятнадцати, – решила я. Надо признаться, Зойка была в ударе в тот день. На какое-то время я забыла о комарах и застыла, наблюдая за нею. И вот незадолго до конца игры, когда до победы Зойке оставалось всего несколько подач, с противоположной стороны улицы показалась Катя. С ракеткой в руке, и неспроста: с чердака их дома, где часто собирались её приятели и где они играли в карты и пели под гитару, хорошо просматривалась наша лужайка. Немного позади Кати маячило несколько ребят постарше. Они болтали и передавали друг другу бутылку.

– Играем парами? – выкрикнула Катя.

Зойка не заметила, как та подошла, и от неожиданности смазала свою подачу.

– Жди, когда кончим, – огрызнулась она, готовясь подавать заново.

Я знала, что сестра не переносит Катю на дух. Они были ровесницами, но Катя держалась как взрослая, совсем по-женски, не в пример Зойке с её мальчишескими повадками. В ответ Зойка ехидничала, что Катя выжидает, когда волан сам упадёт ей на ракетку, и считает ниже своего достоинства отбивать слишком высокий или дальний удар. Мне же Катя нравилась – она не рвалась к победе, а проигрывая, как старшая, хвалила меня, и я любила с ней играть.

Зоя с Артуром тоже иногда позволяли себя победить, но для этого им надо было специально подстраиваться под мой рост и сноровку. Я была младше обоих, сильно отставала от их уровня, и они всегда давали мне это понять.

Артур не тронулся с места. Если говорить о верности Артура нашей с Зойкой компании, то она постоянно подвергалась проверке на прочность, и всегда витал вопрос: что же, в конце концов, явится камнем преткновения.

– Чё там твои дружки? – спросил он Катю.

– Вован с ребятами тоже хотят поиграть. Чем больше народу, тем веселее, правда же? Вован с гитарой…

– Нет! – мгновенно парировала Зойка. – Это наша игра!

Но Катя продолжала смотреть на Артура, оставляя решение как бы за ним.

– Это площадка для игры. Вы ходите всегда к горелому магазину, вот и идите туда! Самое место пить и курить, – бесилась Зойка.

– Они просто хотят поиграть. Ты боишься их, что ли? А Вован говорит, ты ему нравишься. Он думает, что ты стесняешься, а я думаю, это всё чушь. А ты как считаешь, Артур?

– А я не собираюсь с ними играть! – Зойкин голос завибрировал на несколько тонов выше.

Я видела, что она злится и готова вот-вот зареветь. Я тоже расстроилась. И чего она лезет на стенку? – кто больше нервничает, тот и проигрывает. Лично я ничего не имела против Вовки. Как-то летом его отец взял нас с собой на рыбалку. Поймать я ничего не поймала – во всяком случае, развлеклись. У них с собой была самогонка, Зойка, естественно, протестовала, но они не обратили на это внимания и дали попробовать мне. Ну и пусть Зойка нравится Вовке, ничего страшного в этом нет, думала я, видя, как напрягается Зойка. Что такого ужасного в Вовке? Откуда у неё эта неприязнь?

– Ну да, – начал было Артур, но шансов изложить своё мнение у него не оставалось: Вовка уже спускался по склону, а с ним ещё пацан и две девчонки. У Вовки в руках была гитара, и, пока он шёл, его пальцы, будто сами собой, наигрывали какую-то мелодию.

– Мы постоим немного, не возражаете?

– Вы влезли в самую середину игры! – опять закричала Зойка.

– Да играйте себе на здоровье. Кто вам не даёт? – сказала одна из девчонок. Она отхлебнула из бутылки дешёвого портвейна и передала подруге.

Но было уже неясно, о какой игре идёт речь. Парами играть мы ещё не договорились, но и на Зойкин с Артуром поединок уже можно было забить.

Зойка отступила туда, где пролегала воображаемая граница нашего поля, и подбросила волан.

– Как можно играть в бадминтон без сетки?

Бадминтон?! Да кого волновало, как это называется. Это была наша игра. Мы всегда так играли. Спрашивал Лёша, другой мальчишка, я его тоже запомнила по рыбалке. Когда никому особенно не везло, он умудрился поймать несколько серых пятнистых пескариков и сказал, что оставит их кошке на ужин. Зойку он раздражал ещё больше, чем Вовка. Каждый раз, когда Лёша заговаривал, она закатывала глаза и корчила рожу.

– Да ладно, мы же не профессионалы, – отозвался Артур. – Просто дурака валяем.

– Значит, так, смотри. – Лёша подобрал палку и начал рисовать линии условного корта. – Видишь платформу с будкой? Равняемся на неё. Первая ступень лестницы – нижний край сетки, кромка платформы – верхний. Если волан летит между – подача проиграна и…

– Мы так не играем, – перебила Зойка.

– Да, но технически-то Лёша прав. Ты что, Олимпиаду не смотрела?

Я знала, что она не смотрела – у нас не работал телевизор, но это не имело никакого значения. Высказываясь таким образом, Артур вольно или невольно переходил на сторону врага. Зойка шваркнула ракеткой об землю, поднимая столб пыли.

– У кого-то, похоже, критические дни, – прокомментировала одна из девиц.

– Сломаешь ракетку, – бросил Артур. – А в чём проблема? Истеришь, как девчонка! Мне кажется, даже Марина лучше соображает!

– Как девчонка?!

По Зойкиному тону было понятно: Артур смертельно её оскорбил. Окончательное предательство. Она хлестанула ракеткой по чертополоху, который обступал нашу незамысловатую площадку, коса её заметалась туда-сюда, Зойка с силой дёрнула косу, словно собралась вырвать, но только откинула её назад. Годы спустя мне не забыть этот жест. Меня точно пронзило ощущение: ей неудобно в своей оболочке. Не таким страшным казалось предательство Артура, как вероломство собственного тела, тела растущей женщины. И эта коса, с которой так носились наши родные.

Изо всех сил стегала она стебли ни в чём не повинного бурьяна.

– Испортишь ракетку, – изрёк Артур нарочито покровительственным тоном. – Трава-то едучая.

Зойка запустила ракеткой в его сторону и едва не попала.

– Больная, что ли?!

Ничего не ответив, она схватила меня за руку и потянула на взгорок.

– Ну всё! Хватит! – твердила она всю дорогу до бабушкиного дома. – Ненавижу всех! Ненавижу. – Бессмысленно было даже пытаться спросить её: «За что? Чем тебе Артур так насолил? Или Вовка?»

– Маришка, давай к нам! Зойка не в настроении, но ты-то оставайся, – звал меня Артур.

– Оставайся. Аккордам поучу, – подал голос Вовка, тренькая на гитаре.

Зойка сверкнула глазами и только крепче сжала мою руку. Я не сопротивлялась.

Она вела себя нелепо и совсем не владела собой, и, когда всё-таки заревела, окончательно стало ясно, что с ней что-то не так. Но только по прошествии многих лет и многих жизненных испытаний я смогла разглядеть в том давнем эпизоде первый Зойкин бунт против правил, приписываемых её полу.

Ей отчаянно не хотелось становиться девушкой, но и найти общий язык с парнями, вписаться в их компанию тоже не удавалось. С Артуром Зойке было легко, до поры до времени он относился к ней как к сверстнице, но остальные мальчишки… – тут выходила совсем другая история. Даже тогда я догадывалась, – хотя серьёзных доказательств у меня не было, – что её бесило, когда парни начинали проявлять к ней особый интерес.

Одно только я знала наверняка: слушаясь Зою, я предавала себя. Артур, Катя, Вовка – это были ребята, с которыми мне надо было учиться ладить на даче, в школе. Я знала, что мне надо перестать слушаться Зою и не ходить за ней по пятам. Но я не могла. Не из-за Зои или только отчасти из-за Зои. В чём-то все старые друзья оборачивались предателями.

Помню, как, поднимаясь по взгорку, я всё оглядывалась, пока Зойка не утянула меня за угол соседского забора. Я ещё увидела, как Вовка поднял её ракетку и занял позицию, затем Артур отступил назад и в мощной подаче послал волан.

– Сетка! – крикнул Вовка, выбрасывая руку вперёд и указывая на невидимое препятствие.

Мне показалось, будто я и впрямь вижу преграду, разводящую игроков. Это было что-то новенькое. Без Зойки это была уже другая игра. Я вспоминаю летние вечера, которые в детстве мы проводили вместе, и напрягаю память, чтобы вернуться в то благословенное время, когда мы играли по-своему, безо всякой разделительной сетки.