Текст книги "Война и мода. От Петра I до Путина"

Девушка с папиросой

Фрагмент работы художника П. Е. Заболоцкого. Музей изобразительных искусств (Екатеринбург)

Крымская война, безусловно, отразилась на мануфактурном производстве. Во время кампании вновь включили станки и к 1858 году напечатали какое-то невообразимое количество бумажных денег – около 700 миллионов рублей серебром[162]162
  Гольдман В. Русские бумажные деньги. – СПб., 1866. – С. 157.


[Закрыть]. По мнению историков экономики, это несколько оживило нашу хлопчатобумажную промышленность.

Тогда же возрос спрос на армейские сукна, ведь русскую армию, оборванную, истерзанную боями и обстрелами, следовало переодеть, да к тому же Александр II ввел новое обмундирование, и его следовало исполнить в срок. Министерство торговли и промышленности, занимавшееся заготовлением сукон, в 1858 году распорядилось поставлять сукна к 15 ноября и только означенных цветов – темно-зеленого, черного, серо-синего, белого кавалерийского и пехотного, а также серого армейского. К поставке сукон в армию были допущены фабрики, «на которых производятся все операции, необходимые для изготовления подряжаемого рода изделий, в мере достаточной для выполнения подряда»[163]163
  Журнал мануфактур и торговли, 1857. Ч. 1. – С. 40.


[Закрыть] – словом, почти все.

Наше поражение и очень невыгодный Парижский мирный договор задушили русскую морскую торговлю, поэтому стала быстро развиваться торговля сухопутная, в особенности с Австрией, которая активно покупала у России скот и меха. Во второй половине XIX столетия торговый оборот с этим государством рос необычайно: с каких-то 6 миллионов до 20 миллионов рублей[164]164
  История торговли и промышленности в России. Т. 3, 1914. – С. 70.


[Закрыть]. В тот период Россия торговала и с Пруссией, мощным игроком на европейском экономическом рынке. Чтобы поддержать интерес купцов, раззадорить их коммерческий пыл, в 1857 году министерство торговли ввело новый тариф, снизивший пошлины и отменивший некоторые запреты на привоз товаров.

Крымская кампания влияла не только на макроэкономику и торговлю, но и на мелкое, ярмарочное предпринимательство, к примеру на раешников. Эти бородатые дядьки носили за спиной крепко сбитые деревянные синие или зеленые ящики, райки. В них были оконца для глаз. Публика отщелкивала монеты и льнула к окулярам, раешник крутил рычаг, картинки, заикаясь, медленно сменяли друг друга под прибаутки весьма скабрезного характера. Во время Восточной войны раешники тешили ярмарочное общество комичными и совсем незлыми сценками из жизни Константинополя. Были и патриотические картины на злобу дня: мохнатые казаки, непременно в меховых шапках, при усах и в широченных шароварах, молодецки бьют турку, дают прикурить супостату на фоне намалеванного суриком солнечного сияния (означавшего, должно быть, будущую победу) и смутной зеленой полосы, под которой значилось: «Река Прутъ».

Русский стиль парадоксальным образом стал популярным во Франции, несмотря на то что ее войска сражались с русскими в Крыму. Такой неожиданный всплеск интереса можно объяснить тем, что Восточная кампания в целом была не слишком популярна среди просвещенных европейских интеллектуалов, многие с трудом понимали, что армии Сент-Арно[165]165
  Сент-Арно, Леруаде, Арман ЖакАшиль (1796–1854) – французский маршал.


[Закрыть] и Раглана[166]166
  Раглан, Фицрой Джеймс Генри Сомерсет (1788–1855) – британский фельдмаршал, высказывался против высадки британских войск в Крыму и осады Севастополя, но был вынужден подчиниться приказу правительства.


[Закрыть] делают в Крыму. Бои шли за пределами Франции, где-то очень далеко, и русские не казались кровожадными врагами, как бы ни старались карикатуристы. Солдат царя Александра не боялись, а скорее жалели. Костюмы же сочли интересными, равно как и пестрые наряды турок. И те и другие примеряли француженки. «На последних Лоншанских гуляньях в Париже появились пальто “Омер-Паша” и панталоны “Question d’Orienf (“Восточный вопрос”, вероятно, они напоминали турецкие шальвары. – О.Х.)»[167]167
  Мода: журнал для светских людей, 1855, № 20. – С. 160.


[Закрыть]. «В Париже начали появляться шубки, мантильи, пальто под названиями à la Russe, à la Moscovite, à la Menchikoff (в честь генерала светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова, столь неудачно командовавшего русской армией в Крыму. – О.Х.)» [168]168
  Мода: журнал для светских людей, 1855, № 3. – С. 24.


[Закрыть].

Упомянутая мантилья Moscovite появилась в 1853 году, что подтверждают журналы моды: «Она может служить намеком на наш салоп – широкое пышное манто, доходящее до колена, с широкими же рукавами и меховым отложным воротником. Она делается почти исключительно из бархата и обшивается спереди, вокруг пол и рукавов, широкой опушкой из соболя»[169]169
  Мода: журнал для светских людей, 1853, № 22. – С. 176.


[Закрыть].

Еще одно описание этой вещицы приведено в журнале «Гирлянда»: «Московитка – вроде шубы сзади и манто спереди. Уборку переда составляют бархатные полосы, размещенные вроде петлиц (brandebourgs), начинаясь от верха и к низу все увеличиваясь. Эти петлицы перемешаны с аграмантами[170]170
  Узорчатое переплетение шнура, служащее для отделки платьев, занавесок.


[Закрыть]. Низ плечика сзади обшит довольно большими пуговицами, сделанными из аграманта в виде виноградных листьев и оканчивающимися маленькими желудями. Одна пуговица побольше прочих и также с желудем на конце, служит застежкой этой уборке на обоих плечах. Эта выдумка прелестна»[171]171
  Гирлянда, 1854, № 1. – С. 3.


[Закрыть].

Помимо русского, во Франции и Англии увлекались восточными мотивами. Но в конце 1840-х – самом начале 1850-х годов этот интерес был поверхностным: мужчины иногда носили восточные халаты и фески дома, а их супруги горячо обсуждали странное изобретение американки Блумер – укороченное платье с шальварами в турецком стиле.

В конце 1853 года, после объявления войны, вторжения русских войск в Дунайские княжества и победы нашего флота при Синопе[172]172
  Синопское сражение – разгром турецкой эскадры русским Черноморским флотом 18 (30) ноября 1853 года под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова. Вошло в историю как последнее крупное сражение парусных флотов.


[Закрыть], даже несведущие в вопросах светского стиля обыватели стали прицениваться к восточным тканям и вещицам. Модные журналы быстро сориентировались и поддержали новую ориентальную волну. В мае 1854 года парижские обозреватели сообщали: «У модисток готовятся многие наряды à Voriental и, таким образом, первые плоды Восточного похода будут состоять в нескольких новых модах. Это нам кажется совершенно в порядке вещей, и мы скорее удивляемся, отчего до сих пор в нашей моде нет ничего турецкого»[173]173
  О парижских модах // Ваза, 1854, № 5. – С. 67.


[Закрыть].

В начале сентября англо-французы высадились в Евпатории с пугающей быстротой, 20 сентября в сражении при Альме отбросили войска князя Меншикова и приблизились к Севастополю, который стали засыпать снарядами 17 октября. Затем они мужественно выдержали и отбили атаки русской армии под Балаклавой, о чем с победным пафосом сообщила влиятельная «Таймс». В общем, у союзников был повод гордиться собой, а у модников – носить восточные вещи, казавшиеся теперь трофеями войны, которая вот-вот должна завершиться. Осенью парижские портные представили новинки – кофточку «Султан» и манто «Дервиш»:

«Вместе с арабским бурнусом[174]174
  Плащ с капюшоном, сделанный из плотной шерстяной ткани, обычно белого цвета.


[Закрыть] явился турецкий наряд – это basquine Sultane, прелестная кофточка для домашнего туалета. Этот восточный наряд делается из черной тафты и убирается разрезными бархатными лентами, которые нашиваются сверху вниз. Рукава с отделкой в том же вкусе, что и полочки кофты, обшиваются также широкой кружевной оборкой черного цвета. От этой новости веет воздухом Азии»[175]175
  Ваза, 1854, № 10.-С. 146.


[Закрыть].

«[Манто “Дервиш”]. Полный широкий плащ из дамского сукна, убранный широкой тесьмой, составленной из трех полос, разделенных гладкими лентами, и обшитый широкой бахромой. Покрой этого наряда таков, что когда рука приподнимается, то из широкой полы образуется род висячего рукава, который довольно изящно рисуется на руке»[176]176
  Ваза, 1854, № 11.-С. 161.


[Закрыть].

Известная модистка мадемуазель Натали придумала тогда восточное платье: «Из черной тафты с тремя цветными воланами. Края воланов делаются небольшими зубцами и обшиваются узенькими сборчатыми лентами вместе с черными кружевами»[177]177
  Мода, 1853, № 13.-С. 102.


[Закрыть]. Тогда же в моду вошли цвет «rouge Turk» (красный турецкий), созвучный оттенку османских фесок, и платки «Селям» с букетиками и гирляндами, вышитыми цветной бумагой[178]178
  Мода, 1857, № 5.


[Закрыть].

После завершения Восточной войны стало модным называть новинки именами крупных побед союзных войск. В 1856 году появился мост Альма, в 1858 году – площадь Альма и бульвар Севастополь. Тогда же французская модная пресса сообщила о новом оттенке зеленого – «vert Azov» (или «vert d'Azoff»). «Азовский зеленый» – еще одно мемориальное название. Им союзники увековечили весьма удачную серию вылазок британской «Легкой эскадры» на побережье Азовского моря, предпринятую в период с мая по ноябрь 1855 года. От этих рейдов настрадались не только наши гарнизоны, но и жители прибрежных городков. Тем не менее петербургские щеголихи, прослышав о модной европейской новинке, тут же обзавелись бурнусами и платьями этого крайне непатриотичного оттенка.

Фронтовые изобретения

Шубы и кофточки с русскими названиями, ткани цвета покоренных городов были как бы трофеями, приятным воспоминанием о победах. Но Крымская кампания – не только легко преодоленная Альма и рухнувший к ногам союзников, обессиленный Севастополь. Это Балаклава[179]179
  Балаклавское сражение 13 (25) октября 1854 года.


[Закрыть] – это вялость французов и опасливый маневр вправо к южной стороне Севастополя, непонятный и непонятый приказ Раглана. Это глупая и жертвенная атака английской кавалерии, разорванной в кровавые клочья русскими пушками. Это «тонкая красная линия» шотландских пехотинцев, ощетинившаяся штыками против лавы уральских казаков. Это бессмысленные жертвы неоправданной осторожности Раглана и Арно. И это «балаклавское сидение», длившееся с осени 1854-го по весну 1855 года и унесшее тысячи жизней.

Англичане и французы погибали под Балаклавой не от пуль. Они умирали от холода, холеры, трупного смрада, пропитавшего сам воздух этого проклятого места.

«Вы хотите представить себе Балаклаву? – спрашивала Фанни Даберли, участница кампании, – Тогда представьте деревню с разбитыми домами, утопающую в непролазной грязи. Добавьте к этому нескончаемые дожди, превращающие почву в месиво по щиколотку высотой. Наполните дома чахоточными турками, убивайте их ежедневно по сотне и хороните, едва присыпав землей, чтобы они гнили у вас на глазах. Прибавьте сюда трупы животных, умерших от бессилия и голода и оставленных на побережье. И не забудьте о человеческих останках, телах и их частях, плавающих вместе со щепками разбившихся кораблей. Хорошенько потомите эту смесь в тесной бухте, и вы получите представление о Балаклаве и ее запахе»[180]180
  Duberly F. I. Mrs Duberly’s War: Journal and Letters from the Crimea, 1854–1856. – Oxford, 2007. – P. 118.


[Закрыть].

Фанни Даберли описывала самый страшный период «сидения» – ноябрь 1854 года. Тогда союзники потерпели сокрушительное поражение не от русских, а от природы и собственной беспечности. Начальник Балаклавской бухты, капитан Леопольд Хит, распоряжался транспортировкой грузов для союзной армии. Не видя возможности хранить запасы продовольствия, одежды, инструментов на суше (из-за сырого климата они могли быстро сгнить), офицер решил держать все это на кораблях, пришвартованных в бухте. Места вполне хватало. И вот ранним утром 14 ноября разразился страшнейший шторм, которого никто не ожидал. Часть кораблей сорвалась с якорей и разбилась о скалы, другие наскочили на соседние суда и затонули. Погиб и английский пароход «Принц», на борту которого находились 40 000 комплектов зимней формы, которые только-только доставили из Британии. К вечеру, когда буря утихла, англичане, к ужасу своему, поняли, что от припасов почти ничего не осталось. Зимовать в Балаклаве было не в чем.

Французы пострадали от шторма меньше, так как были лучше обеспечены на суше. «Почти так же они выглядели в Париже и Страсбурге», – цедил сквозь зубы полковник Пэк. Это не совсем так. Войска императора Наполеона III действительно выглядели лучше, но лишь потому, что интенданты еще во Франции запаслись теплыми вещами и овечьими шкурами. В Константинополе некоторые особо расторопные офицеры и нижние чины купили у турок полушубки и меховые пальто, спасшие многим из них жизни зимой у Балаклавы. Кроме того, французских солдат не ограничивали в выборе и количестве теплых вещей. В ноябре-декабре 1854 года они уже едва напоминали плац-парадных парижских усачей. «Каждый одевается здесь, как хочет, – писал Луи Нуар[181]181
  Нуар, Луи Этьен Сальмой (1837–1901) – французский военный, журналист и писатель.


[Закрыть] из Крыма. – Один как бедуин, другой как кучер, третий как священник. Некоторые предпочитают греческий стиль.

Солдаты и зуавы

Фотограф Р. Фентон, Крым. 1855. Библиотека Конгресса (Вашингтон)

Есть среди нас отчаянные стоики, которые носят все так, как написано в уставе. Обувь здесь из всего, что есть под рукой – кожи, каучука, на деревянной подошве и так далее. Форма головных уборов зависит исключительно от солдатской фантазии»[182]182
  Figes О. The Crimean war. A History. – N.Y., 2012. – P. 192.


[Закрыть]. Появились тогда и так называемые крымчанки – суконные на меху накидки с капюшонами, которые носили и офицеры, и нижние чины французской армии.

Если галлы быстро справились с потерями и холодом, то положение англичан казалось катастрофическим, его усугубили холод и снег, не прекращавшиеся неделями. Согреться огнем на улице не получалось, холщовые палатки, шинели, одеяла не спасали, сырость, снег и мороз превратили их в ледяные пласты. Солдаты гибли сотнями от холеры, голода, мороза. Приходилось спасаться кто как мог. Придумывали новую форму: поверх изорванного летнего обмундирования набрасывали кое-как сшитые козлиные и овчинные полушубки, больше напоминавшие дикие шкуры некогда живших здесь неандертальцев. На голову натягивали смешные колпаки, сшитые из двух половинок козлиной кожи с мехом. Те, кому повезло больше, донашивали армейские кожаные ботинки и гетры. Все прочие мастерили «опанки» из кожи, меха и войлока, стянутого бечевкой. Кое-кто даже срезал полы своих изношенных шинелей, чтобы поглубже спрятать руки в карманах суконных панталон. Из получившихся кусков сочиняли шапки и носки. Однако все эти новинки не слишком впечатлили командование, оно не одобряло «произвол» в одежде и мягко напоминало о регламенте. Требовать от солдат строгого подчинения, к счастью, не решились.

Вести о бедствиях армии долетели до Лондона. Пока снаряжали новую партию груза, рачительные журналисты обратились к британцам с просьбой о помощи – призывали шить теплое белье и вещи. Были созданы два фонда – Крымский и Королевский Патриотический. Они собирали деньги, продовольствие, одежду на нужды армии. Тогда же газеты сообщили о том, что сама королева Виктория, пославшая за тридевять земель свои войска, день-деньской вяжет солдатам из шерсти теплые шлемы, перчатки, кофты. Вскоре стали публиковать даже специальные пояснительные записки о том, какими должны быть эти шлемы и жакеты, из какой пряжи их следует вязать.

Общими усилиями интендантов, фондов и патриотов собрали гуманитарную помощь измученным солдатам, но получили они ее лишь в марте-апреле, когда стало жарко и присланные вязаные вещи показались многим неуместной глупой шуткой, форменным издевательством. Никто из солдат и думать не мог, что им предстоит пережить еще одну зиму и Севастополь продержится целых 349 дней, выдержит 6 бомбардировок и сдастся лишь 8 сентября 1855 года.

Легенда, к которой нужно относиться осторожно, гласит: англичане, получив посылки с теплыми вещами, окрестили вязаные шлемы «балаклавами». Однако, как отмечает историк трикотажа Ричард Ратт, это название возникло лишь в 1881 году, и в руководстве по вязанию, составленному в 1854 году мадемуазель Риего, они упомянуты просто как «шлемы»[183]183
  RuttRA History of Handknitting. – London: Batsford Ltd., 1987. – P. 134–135.


[Закрыть].

Аналогичная история произошла и с кардиганами. Свое название они, скорее всего, получили тоже после окончания Крымской войны. Во время кампании генерал лорд Кардиган[184]184
  Враднелл, Джеймс Томас, 7-й граф Кардиган, или лорд Кардиган (1797–1868) – английский генерал. В июне 1854 года был назначен начальником легкой кавалерийской бригады (The Light Brigade).


[Закрыть] возглавил печально известную атаку бригады легкой кавалерии. Его и лорда Раглана обвинили в гибели цвета британской военной аристократии в мрачной «долине смерти» под перекрестным огнем русской артиллерии, поэтому у солдат не было веских причин называть его именем вещь, которая, в отличие от Кардигана, спасала им жизни. Но войну союзники все же выиграли, и в январе 1855 года Кардигана тепло встречала публика в Фолькстоне, в феврале ему оказала благостный прием королевская чета… Время шло, и то, что недавно было кровавым бессмысленным месивом, стало сочной картиной в пухлой золоченой раме. Кардигана объявили национальным героем, несмотря на робкие попытки некоторых парламентариев поставить под сомнение его крымские заслуги. Возможно, тогда, в конце 1850-х годов, вязаные кофты, привезенные офицерами из Крыма на родину, и получили свое название. Свитера-кардиганы носили любители охоты под куртками и пиджаками. Их также оценили британские домоседы, любители хорошего коньяка и уютного камина.

Реклама вязаного шлема-балаклавы

1880-е годы

Балаклава и каска британского солдата периода Второй мировой войны

Балаклава и кардиган существуют до сих пор, и если свитер остался элементом домашне-спортивного гардероба, то вязаный шлем попал в водоворот военно-политических событий. Его носили фронтовики Первой и Второй мировых войн, террористы, революционные радикалы, бойцы спецназа. В России до недавнего времени были известны балаклавы черного и камуфляжных цветов. Акция Pussy Riot, проведенная в марте 2012 года в храме Христа Спасителя, сделала популярными варианты самых ядовитых экстремистских оттенков.

Новая внешность и дурные привычки

Крымская война серьезно изменила не только форму, но и самих союзников, особенно англичан. Теперь они едва напоминали тех откормленных розовощеких молодцов в красных, отливающих бронзой мундирах, которые громко и дружно приветствовали свою королеву на плаце у Букингемского дворца. Теперь это были почти звери – в каком-то суконном отрепье, едва напоминавшем летнюю парадную форму. Для тепла они отрастили бороды, которые за несколько студеных зимних месяцев превратились в сбившиеся войлочные патлы. Это изумляло журналистов «Таймс» и восхищало отважных викторианок, отправившихся в дикую Россию вместе с мужьями-офицерами.

Когда крымские «звери» вернулись в свои искусно обставленные апартаменты в Сен-Жермен и Белгравии, они отказались брить бороды, и армейское начальство поспешило официально разрешить их ношение. Ими обзавелись и первые франты Лондона и Парижа, едва представлявшие, где находятся Балаклава и Евпатория.

Дамы не отставали от военных. В прямом смысле. Летом 1854 года, презрев мещанский уют, они самоотверженно отправились в далекую «Краймию», вместе с начищенными королевскими полками. Они были уверены, что пригодятся им даже там, на самом краю земли, и не ошиблись. Маргарет Кервин и еще тысяча таких же верных солдатских жен стирали белье, готовили, несли тяжелейшие тюки с провиантом. Мери Сикоул, Флоренс Найтингейл с 38 помощницами лечили раненых. Французские «вивандьерки» и «кантиньерки», бойкие торгашки и поварихи, подкармливали своих родных французских солдат даже в самые суровые месяцы «балаклавского сидения» – находили еду там, где интендантам ее было не сыскать.

Французская торговка-«вивандьерка» в форменном платье и шароварах

Фотограф Р. Фентон, Крым. 1855. Библиотека Конгресса (Вашингтон)

Многие тогда кардинально изменили свою внешность и костюм. Дамы, служившие при полках поварихами и торговками, носили почти точные копии формы: короткие, чуть ниже колен мундирные платья и широкие шаровары, сужающиеся книзу. Супруги офицеров также разбавляли женские элементы одежды грубоватыми мужскими. Для удобства они срезали низ платьев и надели военные брюки. Получился тот самый наряд, который за несколько лет до войны, в 1851 году, представила американка Амелия Блумер[185]185
  Блумер, Амелия (1818–1894) – американская суфражистка и писательница.


[Закрыть], не военного удобства ради, а исключительно в целях борьбы за женские права. Тогда ее мало кто понял. Осенью 1854 года без этих срезанных платьев и суконных панталон-шаровар фронтовые дамы уже не могли обойтись. Конечно, этот сверхфеминистский наряд подсказали военное время и тяжелейшие условия быта, но первой была все-таки Блумер.

Военное платье было и у Фанни Даберли, участницы Крымской кампании. «Я видел на побережье леди Даберли, супругу казначея 8-го гусарского полка, – писал офицер Ричард Келли, – необычная дама, носит длинное платье, которое она, впрочем, задирает всегда так высоко, что видны мужские брюки с кожаными нашивками» [186]186
  Duberly F. I. Mrs Duberly’s War: Journal and Letters from the Crimea, 1854–1856. – Oxford, 2007. – P. 290.


[Закрыть]. Брюки, скорее всего, были морскими офицерскими, так как Фанни их подарил капитан судна «Гималаи». Все прочие военные элементы ее необычного платья тоже были подарками сослуживцев. К примеру, Боб Сэйер выдал Даберли пару теплых носков и охотничьи сапоги. Это военное дамское платье, как и костюм Блумер, продолжало существовать после окончания Крымской кампании. Они стали востребованы дамами – участницами американской Гражданской войны 1861–1865 годов. Такое носила Мэри Уокер, военный хирург армии Севера.

Из Крыма союзники привезли в Европу дурную военную привычку – курить. Они, как их русские противники, обзавелись курительными шапочками и халатами, купленными у турок в Крыму, а также неплохим табаком. Находясь на театре военных действий, англичане и французы переняли у турок (а те – у русских) хитрый способ закручивать табак в бумажные пулевые гильзы и обрывки газет. Они даже выучили словечко «папиросси», которыми турки называли свои самокрутки, и когда победители вернулись на родину, этот фокус демонстрировали замершим в уважительном восхищении друзьям. Через год-два этим приемом владели почти все – бывалые докеры в портах, краснолицые аристократы, студентики и даже дамы-эмансипе. Тогда же появились сигаретные фабрики. Примечательно, что первую открыл в Англии Роберт Пикок Глоаг, ветеран Крымской кампании. Впрочем, его грубоватые свернутые вручную «гильзы», набитые табаком и вставленные в безыскусные мундштуки, не пользовались большим спросом. Настоящий бум на папиросы начался в 1870-е годы, когда инженеры наконец придумали машины для скрутки сигарет.