Текст книги "Царевна Лабам и другие Индийские сказки"

Глухой, слепой и их осел

Сошлись однажды двое, глухой и слепой, и порешили вступить в товарищество.

– Ты слушай за меня, – говорит глухой слепому.

– А ты смотри за меня, – говорит слепой глухому.

С тех пор везде и всюду товарищи были неразлучны. Раз зашли они вместе в кофейню.

– Ничего танцы, – говорит глухой, – только уж музыка из рук вон плоха!

А слепой заявляет:

– По мне так музыка сносная, а танцы ничего не стоят.

Пошли они вскоре после того в джунгли и встретили там осла, убежавшего от хозяина, а рядом с ним огромный котел для промывки белья.

Глухой говорит слепому:

– Брат, там стоит осел, а рядом валяется котел, хозяина же нигде не видно. Возьмем это все себе, может к чему пригодится.

– Прекрасно, – говорит слепой, – заберем всё с собою.

Пошли дальше. Наткнулись они на муравейник, а в том муравейнике необыкновенно крупные муравьи.

– Вот так муравьи! – воскликнул глухой. – Надо взять хоть несколько штучек друзьям показать. Во век не видывал таких крупных.

И глухой вытащил из кармана серебряную коробочку и посадил туда муравья четыре из самых крупных.

Не успели они далеко отойти, как разразилась страшная гроза. Загрохотал гром, засверкала молния, хлынул дождь с такою силой, ровно само небо вступило в борьбу с землею.

– Ой, смерть наша пришла, – закричал глухой, – как ужасна молния! бежим, укроемся где-нибудь.

– «Ну, молния то еще не беда, а гром действительно ужасен: поищем какого-нибудь убежища!

Невдалеке возвышалось красивое строение, в роде небольшого храма. Товарищи решили провести там ночь; они вошли туда, вогнали туда же осла с котлом и заперли за собою дверь. Однако это строение, которое они приняли было за заброшенный храм, было совсем не храм, а жилище могущественного ракшаса[2]2
  Ракшасы – злые демоны индийской мифологии.


[Закрыть], которого в ту пору не было дома. Не успели прохожие расположиться там, как ракшас вернулся. Он очень удивился, найдя дверь запертою изнутри. Он приложил ухо: кто-то возился внутри дома.

«О-го-го, – сказал он себе, – кто-то залез ко мне! Постой-ка, искрошу я вас на похлебку!

И он принялся дергать дверь и что есть силы колотить в нее своими толстыми кулаками.

– Эй, вы, там, открывайте скорее, – рычал он голосом, покрывавшим шум грозы: – открывайте скорее, негодяи, говорю вам!

Голос его был очень страшен, но вид еще страшнее, как убедился глухой, подсмотрев в щелку. Несчастный так испугался, что трясся как в лихорадке. Слепой же был от природы очень храбр, да он и ничего не видел. Он бросился к двери. «Ты кто такой», сердито крикнул он, «что вздумал ломиться в дверь в такую пору?»

– Я ракшас, хозяин этого дома, – отвечал взбешенный, но немного озадаченный ракшас. – Скорей впускай меня, а то искрошу тебя в куски!

Глухой, наблюдавший за чудовищем, побледнел от страха, а слепой продолжал, как ни в чем не бывало:

– А, так ты ракшас? Вот оно что! Прекрасно! Ты ракшас, а я бакшас: одно другого стоит».

– Бакшас, бакшас… это еще что за птица? – проревел ракшас: – Не слыхивал о такой диковинке!

– Не слыхивал, так услышишь, – продолжал кричать слепой… – Убирайся-ка живей, пока я тебя со света не сжил? Я бакшас, а бакшас это отец ракшаса.

– Отец ракшаса? Мой отец значит? О боги, в первый раз слышу, чтоб отца моего звали бакшас. Так это значит ты, отец мой, залез туда?

– Да, да, я, отец твой, башкас, и повелеваю тебе сейчас же убираться отсюда».

– Хорошо, хорошо, – проворчал ракшас, который начинал робеть.

– Но если ты действительно отец мой, позволь мне взглянуть хоть в щелочку на тебя.

Он все таки подозревал, что здесь кроется какой-то обман.

Слепой и глухой сначала призадумались. Предложение застало их врасплох. Наконец они решились: приотворили немного дверь – совсем крошечную щелку – и приставили к ней морду осла. Ракшас ничего подобного не ожидал, да в темноте и не мог хорошо разглядеть.

«Какая страшная рожа у моего отца, бакшаса! – подумал он про себя.

– О отец мой, бакшас, – крикнул он, – вид твой действительно наводит ужас. Но ведь встречаются и люди с большою уродливою головою, а маленьким тельцем. Пожалуйста, покажись мне, каков ты с телом и головою – тогда я уйду.

Слепой и глухой подхватили свой котел и с оглушительным треском покатили его мимо двери. Ракшас был поражен, когда увидел огромную катящуюся штуку, и решил: «Действительно, у бакшаса тело не уступит голове. Он, пожалуй, способен целиком проглотить меня. Уйду лучше».

Но у него все таки оставалось еще некоторое сомнение и он крикнул:

– Бакшас, о бакшас, отец мой! Голова у тебя велика и тело также, ну, а каков твой голос?

Он думал поддеть его на это, так как вопль ракшаса ужасен и простой смертный не в силах его изобразить. Слепой было растерялся, но хитрый глухой, который успел несколько оправиться от испуга, вытащил свою коробку и поспешно впустил муравьев в уши осла. Они принялись так усердно щипать его, что несчастный осел пришел в исступление.

– Эй-ио, эй-ио! – заревел он и, слыша этот страшный рев, ракшас обратился в бегство, приговаривая: «Довольно, довольно, о отец мой бакшас! Один звук твоего голоса укротит самого строптивого».

Опасность счастливо миновала, глухой освободил осла от муравьев и остальную ночь они провели спокойно.

На следующее утро глухой рано разбудил слепого: «Вставай, вставай, нам в самом деле везет! Весь пол усыпан золотом и серебром». И действительно, у ракшаса были скоплены огромные сокровища, небрежно разбросанные по всему дому. Друзья принялись собирать их, набрали сколько смогли и связали их в четыре узла. Каждый из них взял себе по узлу, а остальные два взвалили на осла и выступили в обратный путь. Но ракшас, которого они прогнали ночью, подкарауливал их недалеко от дома. Ему хотелось видеть, на что похож днем отец его, бакшас. И вдруг, что же он увидел? Слепого, глухого, и осла, нагруженных сокровищами!

Страшная злость разобрала ракшаса, но он не решился напасть один, а пошел созвать товарищей, и скоро они всемером неслись по следам дерзких пришельцев.

Глухой издали заметил их приближение и пришел в ужас. Семь огромных ракшасов с длинными в аршин волосами и острыми клыками, как у слона! Слепой заметил, что глухой часто останавливается, и спросил: «Что это ты, дружище, отставать стал?» – «Ой, беда пришла», – простонал глухой: – Семь ракшасов за нами гонятся, не сдобровать нам!» – «Вот вздор!» невозмутимо отвечал слепой; он ничего не видел и потому ничего не боялся: «Спрячь только скорее сокровища и осла заведи в кусты, а сами полезем на дерево. Я полезу первый, а ты, как зрячий, за мною». Глухой решил, что совет не дурен. Вмиг все было исполнено и оба друга полезли на высокую бетелевую пальму. Только, так как глухой был потрусливее, да и похитрее, он полез первым, а слепого оставил за собою и таким образом очутился в относительно большей безопасности, чем товарищ.

Ракшасы подошли к дереву и увидели их над собою.

– Давайте, встанем друг другу на плечи и сбросим их оттуда.

Сказано – сделано. Второй полез на первого, третий на второго и так далее. Седьмой, как раз тот, который созвал всех остальных, только карабкался наверх, когда глухой, выглядывавший из-за плеча слепого, обезумел от страха и схватил за плечо товарища с громким воплем: «Лезут, лезут!»

Слепой, ничего не подозревая о близости ракшасов, сидел свободно, не в особенно твердом положении. От неожиданного толчка он потерял равновесие и слетел прямо на спину седьмому ракшасу, как раз в то время, как тот взбирался на спину последнего товарища. Слепой никак не мог понять, где он находится, и вообразил, что сорвался на другой сучек. Он отчаянно взмахнул руками, чтобы ухватиться за что-нибудь, и с размаху вцепился в длинные уши ракшаса. Ракшас тоже не мог сообразить, что такое на него свалилось, а так как вес слепого сбил его с места, он тоже потерял равновесие и полетел, увлекая в своем падении шестого, шестой – пятого и т. д.

Некоторое время чудовищная куча копошилась у подножия дерева. Слепой кричал снизу:

– Где я? Что случилось? Где я, наконец?

Глухой, усидевший на дереве и потому в безопасности, вопил сверху:

– Славно, братец, славно! держи его, не бойся. Держи только крепче, бегу к тебе на помощь! – Нечего и говорить, что он нимало не спешил покинуть свое убежище. Он только продолжал отчаянно кричать: – Так, так, братец, держи его, держи, иду, иду!

И чем сильнее он кричал, тем сильнее слепой сдавливал и крутил уши ракшаса, принимая их за пальмовую ветвь. Остальным шести ракшасам удалось, наконец, выкарабкаться из своего невыгодного положения. Они встали, встряхнулись и, решив, что довольно поплатились за желание услужить товарищу, бросились бежать без оглядки. А седьмой, видя их бегство, сообразил, что опасность верно действительно велика, если все бросают его. Не долго думая, смахнул он рукою странное существо с своей шеи и, даже не взглянув, что там такое было, пустился догонять товарищей.

Как только ракшасы скрылись из вида, глухой сполз с дерева. Он поднял слепого, обнял его и сказал:

– Право, я не сумел бы так хорошо обделать дело. Ловко же ты справился с ними! Всех обратил в бегство! К счастью тут и я подоспел на помощь.

Снова вывели они осла из кустов, нагрузились своими узлами и спокойно побрели дальше. На опушке чащи глухой сказал слепому:

– Теперь и селение недалеко. Не лучше ли нам припрятать на время свои сокровища? Лучше всего, мне кажется, разделить их поровну и пусть каждый заботится о своей доле, а затем припрячем их в кусты или куда каждому из нас заблагорассудится.

Слепой согласился и поручил глухому разделить сокровища на две равные части. Лукавый глухой совсем не намеревался делить поровну, и начал с того, что припрятал большую часть груза, а остаток разделил надвое и положил один узелок перед собою, а другой перед слепым:

– Вот твоя доля, братец, пощупай.

Слепой пощупал, кучка показалась ему через чур мала.

– Ну, уж не ожидал, что ты станешь надувать меня! – крикнул он с досадою. – Ты верно все себе прибрал, а мне остатки подсунул!

– Что за вздор, у меня не больше. Сам посмотри, если не веришь, – хладнокровно заявил глухой.

Слепой пощупал кучку товарища: она была не больше, чем его. Тогда он совсем вышел из себя:

– Так я и поверю! – закричал он. – Ты думаешь, я слепой, так меня легко провести? Нет, братец мой, я слеп, да не глуп! Я нес большой узел, ты тоже, да на осле было два. И ты станешь уверять, что из такого количества получились лишь эти две кучки? Нет уж, другим говори, а я не поверю.

– Вздор и нелепица! – возражал глухой.

– Вздор иль нет, а ты меня морочишь, я этого не потерплю!

– Даже и не думаю морочить, – защищался глухой.

– Нет врешь, обманщик, – горячился слепой.

Слово за словом, они ссорились, ворчали, кричали, ругались, упрекали друг друга.

Наконец слепой рассвирепел и бац! глухого по уху.

Удар был так силен, что глухой сразу стал слышать. Яростно хватил он соперника кулаком в лоб: тот тут же прозрел от боли и неожиданности. И так, в конце концов, оказалось, что глухой стал слышать не хуже, чем видеть, а слепой видеть не хуже, чем слышать. Это так приятно поразило обоих, что они сразу пришли в отличное настроение духа и поклялись друг другу в вечной дружбе. Глухой сознался, что припрятал часть сокровищ, и, снова разделив их, на этот раз поровну, они счастливые и веселые вернулись домой.

За чужим счастьем не гонись или счастье счастливому

Жил в одном городе богатый брамин. Надумал он однажды строить себе новый дом, более обширный и поместительный, чем его старое жилище, и более, как ему казалось, соответствующий его состоянию. Приступил он к этому делу обдуманно и крайне осторожно: созвал знающих людей и, сообразно их указаниям, выбрал место для постройки; тщательно избегал при работе тех дней и часов, которые считаются у индусов неблагоприятными для всякого дела, и таким образом строил дом свой в продолжение десяти лет. Когда настало время переходить в дом, он и тут решил соблюсти все обряды, установленные обычаем: истратил крупную сумму денег на чествование богов, высших и низших, и вступил под своды нового жилища при звуках оглушительной музыки. Весь день прошел в церемониях и празднествах; наконец, к ночи, гости разошлись по домам, а усталый хозяин лег отдохнуть. Не успел он однако, заснуть как его разбудил грозный оклик:

– Падать, что-ли? Падать, что-ли? – звучало где-то над его головою. Брамин застыл от ужаса.

«Верно злой дух поселился в доме!» подумал он. Снова прозвучал зловещий голос… Несчастному домовладельцу представилось, что крыша грозит обрушиться на него. Живо разбудил он домашних и тут же, ночью, поспешил выбраться из злополучного дома обратно в старое жилище.

«Строй тесно, живи широко», – гласит пословица, предостерегая благоразумных людей затрачивать капитал на пышные жилища. С горечью думал об этом богатый брамин: ему жаль было денег, затраченных на постройку, да и то, что, несмотря на предосторожности, завелись в нем злые духи – это мог он объяснить лишь крупною величиною дома. Весть о происшедшем быстро облетела окрестность. Все заговорили о заколдованном доме и рассказывали всякие чудеса. Прачки с соседней речки клялись, что, идя по утру к реке, видели целую толпу демонов вкруг среднего столба злополучного дома; одна даже уверяла, что заметила в ту ночь какой-то зловещий свет вдоль всего здания.

Несчастному домовладельцу ничего более не осталось, как с сокрушенным сердцем запереть дом, плод долголетних трудов и затрат, и окончательно поселиться в старом своем жилище. Так прошло около полугода.

Жил в том же селении нищий брамин. У него была огромная семья и он выбивался из сил, чтоб как-нибудь прокормить ее. Часто принужден он был ходить из дома в дом, выпрашивая подаяние, и чувствовал себя глубоко несчастным. У него не было даже дома, чтоб приютить семью; теснились они в маленькой лачуге на краю деревни, да и та уже разваливалась, а между тем приближалась зима. Несчастный дошел до такого состояния, что решил покончить с собою, только у него не хватало духа сделать это собственными руками. Прослышав про заколдованный дом, он нашел, что самое лучшее забраться туда с семьей и отдать себя на растерзание демонам. Намерение это держал он в тайне от всех. Он пошел к богатому брамину и так сказал ему:

–Благородный господин! Зима приближается, а крыша моей хижины совсем обвалилась. Дозволь провести дождливое время в твоем новом доме.

Богач был рад случаю, что хоть кто-нибудь поселится в его злополучном доме и, не колеблясь, отвечал:

– Святой отец! пользуйся домом моим, сколько пожелаешь. Засвети там светильник свой и да хранят тебя боги! Я выстроил здание, но не судьба мне жить там. Иди и попытай счастья.

С этими словами богатый домовладелец отдал бедняку ключ от дома.

На следующий день нищий брамин переселился туда со всею семьею. День прошел благополучно; когда же стемнело, все легли спать; один брамин не спал и ждал, что будет. Ровно в полночь раздался голос: «Падать, что ли? Падать, что ли?»

Твердо решившись погибнуть с женою и детьми и убежденный, что это должна упасть на него крыша, брамин воскликнул:

– Падай, о падай скорее!» и вдруг – каскадом полился с потолка шумный поток золотых монет.

Они падали, падали, звеня и сталкиваясь, все шире и шире разбегаясь по комнате. Брамин сидел среди пола выпуча глаза и ничего не понимал. Наконец, он стал опасаться, что золотая волна зальет его, и крикнул: «Довольно, остановись!»

Надо сказать, что вид золотого моря тотчас же отогнал от него мысль о самоубийстве.

«Остановись!» повторил он и поток тотчас же остановился. Шум золотого водопада разбудил всю семью. Брамин рассказал им, в чем дело, и все вместе стали сгребать деньги в кучи и сносить в отдельную комнату, восхваляя добродушие того злого или доброго духа, который овладел домом и наградил их таким богатством. Решено было держать дело в тайне и, к чести сказать семьи бедного брамина, никто не проговорился.

С того дня брамин стал каждое утро разменивать по золотой монете и покупать все необходимое для семьи. Это не могло не возбудить внимания и скоро прошел слух, что нищий брамин нашел клад в заброшенном доме. Дошли эти слухи до богача. Тот сам пошел к собрату, расспросить его о кладе. Бедный брамин добросовестно рассказал все без утайки. Тогда домовладелец пожелал лично убедиться в его словах и даже остался ночевать с ним в доме: так соблазнял его золотой поток!

Около полуночи снова раздался оклик: «Падать, что ли?»

– Падай, – сказал брамин, и мигом полились водопадом золотые монеты. Бедняк бросился сгребать их в кучу, а богатый домовладелец, дрожа, отступил в самый дальний угол: он видел не поток золота, а поток блестящих скорпионов. Бедняк бесстрашно собирал их руками, а богачу казалось, что скорпионы ползут к нему со всех сторон, готовые ужалить.

– Остановись! – крикнул брамин, и поток остановился.

– Это – твое, – приветливо обратился к домовладельцу бедный брамин, указывая на золотую кучу.

Домовладелец горько заплакал:

– О, счастливый смертный! Не даром говаривал мой старик отец: «Счастье летит к счастливому!» Только теперь понял я значение его слов. Я выстроил дом и бежал из него без оглядки, как только услышал тот странный оклик. Да, конечно, хорошо сделал, не то поток скорпионов живо поглотил бы меня! Знай же, о более счастливый друг, что все твои золотые монеты для меня лишь отвратительные скорпионы. Мне не дано видеть их монетами. А у тебя есть этот дар. С этой минуты дом твой. Если ты пожелаешь поделиться со мною своим богатством, когда уже обратишь его в другую монету, – я приму с благодарностью и буду благословлять тебя, но теперь я не смею прикоснуться к нему.

С этими словами домовладелец вышел из дома боязливо оглядываясь: он все еще страшился скорпионов.

Бедняк таким образом сделался счастливым обладателем клада и стал уже не бедняком, а богатейшим человеком всего государства. Он не забывал, однако, что богатством своим обязан бывшему хозяину дома и ежегодно делился с ним своим достоянием.

Так оправдалась пословица: «счастье летит к счастливому».

Земледелец и ростовщик

Жил был один земледелец, которому приходилось очень много терпеть от своего соседа ростовщика. Кончилось тем, что он совсем попал к нему в кабалу. Хороша ли была жатва или плоха, земледелец все оставался беден, а ростовщик с каждым годом все богател его трудами. Наконец у бедняка не осталось ни гроша. Он пошел тогда к богатому соседу и сказал:

– Теперь, друг, получить с меня нечего: из камня воды не выжмешь! Открой мне лучше тайну: что надо сделать, чтоб разбогатеть?

– Друг мой, – отвечал благочестиво ростовщик, – всякое благо жизни от Рамы – спроси его!

– Благодарю тебя, я так и сделаю.

Добродушный земледелец пошел домой, приготовил себе на дорогу три лепешки и отправился искать бога Раму.

Попался на встречу ему брамин:

– О, святой отец, мне нечего предложить тебе, прими хоть эту лепешку… научи меня, где найти Раму!

Но брамин молча взял лепешку и молча прошел мимо. Бедный земледелец понурил голову и пошел дальше. Встретился ему другой благочестивый старец. Земледелец смиренно обратился к нему с тем же вопросом и предложил ему вторую лепешку. Но старец лишь мельком взглянул на него, взял лепешку и молча прошел мимо. Призадумался бедняк и решил идти прямо перед собою. Немного далее увидел он старого нищего.

Бедняк благовейно склонился перед старцем.

Тот сидел под большим деревом при дороге и казался таким слабым и изнуренным, что бедняк наш, не задумываясь, отдал ему последнюю лепешку, затем сел рядом с ним и стал с участим расспрашивать его.

– А ты куда идешь? – спросил его в свою очередь незнакомец.

– О, я иду далеко, я ищу Раму! – отвечал земледелец.

– Никто не хочет указать мне дорогу… Не думаю, чтоб ты мог помочь мне в этом деле.

– А, может быть, и могу, – возразил улыбаясь старик. – Я тот Рама, которого ты ищешь! Скажи, зачем нужен я тебе!

Бедняк благоговейно склонился пред могущественным старцем и поведал ему свое горе. Тогда Рама, сжалившись над его несчастною судьбою, дал ему большую раковину, научил как дуть в нее особым образом и прибавил:

– Помни одно! Чего бы ты ни пожелал, все явится у тебя, как только дунешь в раковину таким образом. Но опасайся ростовщика! Даже волшебные чары могут оказаться безсильными против его козней!

Земледелец радостно побрел домой. Действительно, ростовщик тотчас же подметил хорошее настроение своего соседа и решил, что дело не спроста.

«Верно повезло в чем-нибудь этому болвану, что он вдруг так повеселел. Пойду, разузнаю в чем дело!»

И он пошел в скромный домик соседа и поздравил его с удачей, о которой, будто бы, только что слышал, вообще повел речь так искусно, что земледелец незаметно для самого себя выболтал ему все – все кроме тайны, как дуть в раковину; настолько то хватило у него ума и осторожности!

Тем не менее, ростовщик решил во что бы то ни стало завладеть раковиной; а так как способами он не стеснялся, то просто воспользовался первым удобным случаем и украл раковину у соседа.

Однако, напрасно вертел он ее во все стороны и дул в нее так усердно, что чуть не лопнул – ничего не выходило. Тогда он снова пошел к земледельцу и холодно сказал ему:

– Вот в чем дело! Раковина твоя у меня, но я не умею ее употреблять; у тебя же её нет, так что и все знание твое ни при чем. Очевидно, дело не двинется, пока мы не вступим в соглашение. Хочешь, я отдам тебе раковину и обещаю никогда больше в дела твои не мешаться, но под одним условием: что бы ты ни получал, я желаю получать вдвое.

– Ни за что, ни за что! – воскликнул земледелец, – это опять по старому пойдет!

– Нисколько! – спокойно отвечал ростовщик, – ведь ты получишь свое! Не будь же дураком: какое тебе дело богат я, или беден, раз ты сам получаешь все, что тебе надо.

Как ни отбивался земледелец от печальной необходимости служить на пользу ростовщику, пришлось согласиться. С тех пор, чтобы ни получал он в силу волшебной раковины, у ростовщика тотчас же получалось вдвое, и уверенность в этом настолько удручала злополучного земледельца, что ничто его больше не радовало.

Настало, наконец, знойное время года; настолько знойное, что у земледельца все поля побелели от засухи. Он подул в раковину и пожелал иметь ручей, чтоб освежить поля! Ручей явился, но – о досада! – у ростовщика их оказалось два – два чудных ручья среди поля! Тут уже несчастный не выдержал: он готов был утопиться с горя! Вдруг блестящая мысль озарила его. Быстро схватил он раковину, что есть силы дунул в нее и громко воскликнул:

– О, Рама, услышь мою мольбу: пусть лопнет у меня один глаз!

И вмиг совершилось: он окривел! Зато ростовщик тут же лишился обоих глаз и, пробираясь по полю между своими двумя ручьями, упал в один из них и утонул.

Так удалось однажды земледельцу перехитрить ростовщика, но, увы! ценою собственного глаза.