Текст книги "Одиночество"

Часто при обсуждении чьей-то тяжелой судьбы раздаются удивленные возгласы: «Как же так?! Он же из такой хорошей семьи! Почему же он ушел из дома / связался с дурной компанией / употребляет наркотики / живет один и никого видеть не хочет / совершил попытку самоубийства / ничего не достиг / бросил жену с ребенком / не заботится о своих родителях?» Ничего удивительного: для людей с неудовлетворенными базовыми психологическими потребностями такое поведение – скорее правило, чем исключение. Им настолько больно от непризнанности и одиночества, что они пытаются заглушить эту боль любыми способами. Не чувствуя собственную полноценность и нужность в семье, они стараются стать «своими» в воровской шайке или отгораживаются от всего мира; не получая утешения от родных, надеются утопить боль в алкоголе или прекратить свои страдания, шагнув с балкона. Можно еще попытаться вернуть себе ощущение собственной значимости, причиняя боль другим: «Я трем женщинам жизнь сломал!» – означает: «Я не пустое место!»

Все неудовлетворенные потребности вызывают у человека сильное внутреннее напряжение, поглощающее внимание и ресурсы. Это легко проследить на примере физиологических потребностей, например, голода или жажды. Пока человек не очень проголодался, он еще вполне весел и дееспособен, но когда чувство голода или жажды усиливается, человек начинает проявлять все большие признаки беспокойства, становится раздражительным, ему сложно сосредоточиться на чем-то. У разных людей различная способность переносить отсутствие еды и питья, но в любом случае, возможности организма ограничены, и в какой-то момент терпение заканчивается, напряжение становится невыносимым. Известны случаи, когда люди, мучимые голодом или жаждой, шли на преступление ради куска хлеба и глотка воды. Но многие даже не подозревают, что неудовлетворение психологических потребностей действует на человека похожим образом. Хотя в русском языке есть выражения, которые показывают эту связь: «неутолимая жажда любви», «эмоциональный голод».

«Люди, социальные и эмоциональные потребности которых остались неудовлетворенными в первые три года жизни, переносят их на последующие периоды. Потом эти потребности всплывают во взрослых отношениях и препятствуют близости»[4]4
  Берри К. Уайнхолд, Дженей Б. Уайнхолд. Бегство от близости. Избавление ваших отношений от контрзависимости – другой стороны созависимости. – СПб.: ИГ «Весь», 2011. – С. 35.


[Закрыть], – считают психологи. Помимо этого, пренебрежение удовлетворением психологических потребностей (так же, как и физиологических) может привести к психической или физической болезни, а в особо тяжелых случаях – к смерти. Поэтому так необходимо, чтобы родители заботились не только о полноценном физическом развитии своего чада, но и о гармоничном развитии его личности. Если же по каким-либо причинам родители не сумели создать для ребенка достаточно благоприятные условия, то он, достигнув совершеннолетия, приняв полную ответственность за свою жизнь, может самостоятельно восполнить этот недостаток внимания и заботы, уважения и любви к себе, научиться относиться к себе как к уникальной личности, которой не надо оправдывать чем-то свое существование и заслуживать любовь. Бытие каждого человека является ценным без всяких условий, и это в доказательствах не нуждается.

Одиночество и социальная эмоциональная привязанность

Когда, как, почему мы теряем нашу способность к эмоциональной привязанности? Можно ли ее вернуть, «починить», или это теперь навсегда? На эти и некоторые другие вопросы мы попытаемся найти ответы в этой главе. К сожалению, слишком многим с раннего детства знакомо переживание одиночества. В памяти всплывают картинки: длинная аллея с огромными деревьями (через много лет выяснилось, что это были всего лишь кусты шиповника, но в два года все кажется таким большим…), никого вокруг, только маленькая девочка стоит и смотрит вдаль. В глазах ее – вся скорбь мира, а в сердце – уже не боль, уже не страх… пустота. Другое воспоминание: темная комната, свет пробивается сквозь полуоткрытую дверь, в комнате много маленьких кроваток, на которых спят дети. Один не спит, лежит тихо, смотрит в темноту – не скучает, не ждет, не надеется… безысходность. Еще одно детство: больница, сердитые тетеньки в белых халатах, дети, некоторые с мамами, а самая маленькая девочка почему-то одна. Она уже не плачет, не зовет маму, она ничего не хочет, ни есть, ни играть, ни спать, ни… жить – отчаяние. Разлука с родителями переживается маленьким ребенком настолько болезненно, что его живое, открытое, нежное, ранимое сердце сковывается страхом перед этой болью на долгие годы, а бывает, что и навсегда.

Эти картинки из жизни могут стать иллюстрациями в учебнике о ломке эмоциональной привязанности в раннем детском возрасте. Такой учебник есть, в нем хорошо описаны все стадии, через которые проходит ребенок, разлученный на какое-то время с источником своей жизни – родителями[5]5
  Джон Боулби. Создание и разрушение эмоциональных связей. 2-е изд. – М.: Академический Проект, 2006.


[Закрыть].

Стадий не так много: протест (активное сопротивление, попытка добиться своего), отчаяние (погружение в себя, регресс, апатия) и отстранение (отчуждение, безразличие, утрата интереса и доверия к родителям). Сила реакции ребенка на разлуку со значимыми взрослыми зависит от многих факторов: особенностей самого ребенка, его возраста, физического состояния, сформированных к этому моменту навыков самообслуживания и общения, длительности расставания, а также от того, в какую среду он попадает (самое страшное испытание для малыша – оказаться одному в больничном боксе), как к нему относятся, часто ли его навещают.

Психотерапевтам приходится выслушивать много «страшилок» из детства людей, обратившихся за психологической помощью. Но последствия подобного травматического опыта могут быть не очень значительными – это зависит, в том числе, и от того, оказался ли рядом с ребенком хоть один неравнодушный к нему человек (взрослый или маленький).

Вот воспоминания одной женщины, отправленной родителями в ясли на все лето, когда ей было полтора года: «Ночь, лежу в кроватке, только успокоилась от беззвучных слез – вслух плакать нельзя, потому что накажут. Начинаю засыпать, вдруг резкий свет в глаза – кто-то включил лампу, громкий окрик, надо вставать. Ужасно не хочется вылезать из теплой постели, но за неподчинение отлупят клеенкой. Меня никогда не наказывали, потому что я была „хорошей“ – выполняла все требования, но я видела, как били других детей, они очень кричали. Нас поднимали, чтобы мы сходили в туалет и не обмочили пеленки – многие дети еще не умели терпеть до утра». По мере того, как рассказчица погружается в прошлое, ее лицо делается все печальнее, а глаза наполняются слезами, которые она сдерживает – она же с детства усвоила, что «твои слезы никому не интересны». Вдруг выражение лица меняется, оно неожиданно озаряется улыбкой: «Несмотря на весь этот ужас унижения, беспомощности и безысходного одиночества, был тот, кто не дал мне сойти с ума от постоянного страха и тоски. Там был мальчик, я точно не помню, кажется, его звали Саша. Наши кроватки соприкасались изголовьями, и каждый вечер, когда гасили свет, я гладила его голову, бритую на лето (чтобы было не жарко и вши не завелись). До сих пор помню это ощущение тепла и спокойствия. Думаю, благодаря ему я смогла дождаться приезда родителей. Правда, маму я, по рассказам, не узнала…»

А вот другая история: разлука с родителями короче, но травма – сильнее. Женщина обратилась в психологическую консультацию после развода с третьим мужем: «Когда я была маленькой, в семье на меня не обращали особого внимания. Родители были заняты карьерой и воспитанием старшего брата, у которого как раз проходил бурный подростковый кризис. Я была „беспроблемным“ ребенком, очень ответственным, всегда всем готова была услужить. Взрослые со мной никогда не разговаривали, не интересовались моими чувствами, желаниями, обращались ко мне только, когда им было что-то от меня нужно. Я чувствовала себя ужасно одинокой, кажется, с самого рождения. Не помню себя без ощущения гнетущей тоски в сердце. Но один случай просто врезался в память: я не знаю точно, сколько мне было лет, скорее всего совсем мало. Я одна в квартире, меня часто оставляли одну – сидеть со мной было некому, а в детском саду я болела. В какой-то момент я почему-то решила, что меня оставили навсегда, мама не вернется, больше вообще никто никогда ко мне не придет. И я решила умереть, потому что было так невыносимо страшно и больно, что терпеть дольше я не могла. Я залезла под диван и начала, как мне казалось, умирать. Я не плакала, со всеми мысленно попрощалась и стала ждать смерти… Мама, конечно, вернулась, но это уже ничего не значило – я знала, что меня в любой момент могут оставить и я с этим не смогу ничего поделать. У меня такое ощущение, что я с тех пор так и живу „забившись под диван“, с ощущением, что я никому не нужна, с готовностью в любой момент быть брошенной, и чтобы не мучиться от ожидания и страха разлуки, ухожу первая».

Если не повезло – не было рядом «Саши» (из первого примера), или сердобольной нянечки, или доброй соседки, и если не предпринять своевременных мер и не помочь ребенку, то вполне вероятно, что он замкнется в себе, и эта детская травма может оказать негативное влияние на его способность в дальнейшем строить близкие, доверительные отношения с другими людьми, то есть обречь его на одиночество. В результате, как правило, любовь, эмоциональная привязанность, теплые глубокие отношения ассоциативно связаны с такой душевной болью, с таким ужасом, с такими страданиями, что человек делает все от него зависящее, чтобы этого никогда больше не допустить.

Страх близких отношений, или что такое «венец безбрачия»

Степень тяжести психологической травмы, полученной в раннем детстве, во многом определяет степень сложности проблем с близостью во взрослом возрасте. «Мое сердце в сейфе, сейф в танке, танк в подводной лодке, а подводная лодка – на дне морском», – с грустным юмором признавалась одна молодая женщина, у которой никак не получалось выйти замуж. Шансов добраться снаружи до ее сердца практически нет. Но и самой достать свое сердце из надежного убежища страшно и сложно. Ключи от замков потеряны, коды доступа забыты, а ломать больно.

На примере этой проблемы, с которой часто обращаются за психологической помощью («никто замуж не берет / никак не могу жениться»), очень явно видно, как полученный в далеком детстве опыт «разбитого сердца» разрушает доверие и мешает людям решиться на отношения. Вот обобщенные и немного отредактированные примеры из реальной практической работы с женщинами от 23 до 45 лет, которым предложили закончить фразу: «Если я встречаю взаимную любовь и счастливо выхожу замуж, то…»

• этого просто не может быть, в это верится с трудом;

• это невозможно – всех нормальных мужчин уже разобрали, остался только «брачный неликвид», а мне такой муж не нужен;

• у меня это не получится, потому что я… неправильная, толстая/худая, глупая/умная, бедная/ богатая, слишком, недостаточно… и т. д.;

• я все равно буду сомневаться, что любовь взаимная;

• я буду сомневаться в нем и в своем выборе;

• я буду все время думать, что ему от меня надо, какие у него коварные мысли;

• я буду переживать, что я ему не подойду, он во мне разочаруется, и моя самооценка еще больше упадет, мне будет плохо, ничего не будет хотеться, я буду печальная;

• мне придется столкнуться с реальностью, которая меня может сильно разочаровать, и я буду сожалеть, что я вышла замуж, злиться и могу очень сильно испортить жизнь другому человеку, а он может не выдержать – у него не хватит терпения;

• будет очень много обязательств, которые я не вынесу, мне надо будет соответствовать высоким стандартам;

• я буду бояться его потерять, начну доказывать, что меня можно любить, буду стараться, добиваться его одобрения и в итоге потеряю себя;

• если он ко мне будет хорошо относиться, я избалуюсь и могу начать плохо себя вести, капризничать, буду неблагодарной, обижу человека, не оценю его;

• довольно скоро я стану стервой, превращу дом в поле битвы и буду себя за это гнобить, злиться еще больше, выливать все это на семью, превращусь в базарную бабу, понимая, что все это сделала своими руками;

• я буду ждать, когда он начнет мне изменять, и мне будет еще хуже, чем до отношений, я буду страдать;

• лучше заранее уйти самой, не дожидаясь очередного удара по самому больному месту – рано или поздно меня ведь все равно бросят, оставят, а я не переживу боль расставания;

• придется все время быть с ним вместе, мне это наскучит, я быстро устану и захочу убежать, буду искать приключений, а потом чувствовать себя виноватой;

• даже если сначала все будет хорошо, то потом обязательно будет очень плохо, все развалится, и я еще раз смогу убедиться, что нельзя быть очень счастливой, потому что потом станешь очень несчастной;

• когда я достигну основного смысла моей жизни (выйду замуж) – непонятно, что делать дальше – наступит конец жизни;

• семья – это страшно, меня будут обижать, ущемлять, у меня не будет на себя времени, все будет плохо… Никогда! Ни за что!

Как же так? Ведь все эти женщины страдают от своего одиночества и безумно хотят выйти замуж! Хотят? На словах – да, но их бессознательное желание – не дать себе снова испытать ту боль разлуки, которую они пережили, будучи детьми. И они находят или придумывают причины, делающие замужество невозможным, и сами не замечают, что стремятся к другому: в одиночестве жить лучше – спокойнее, проще, привычнее, безопаснее… Надо заметить, что мужчин с подобными сложностями тоже достаточно много, но они обычно, отказываясь от брака, предпочитают поддерживать необременительные отношения или вступать в случайные связи. Свидания создают иллюзию, что есть близкий человек, к которому можно было бы обратиться за помощью, поддержкой, с которым, может быть, «получится что-нибудь серьезное». Главное – не допустить развития отношений, поэтому, как только появляется малейший намек на близость и ответственность, надо сразу расставаться. А чтобы не было больно, с самого начала не надо привязываться…

Выходит, что так называемый «венец безбрачия» в действительности оказывается бессознательным выбором одиночества как возможности спрятаться, избежать боли. Но ведь многие из этих людей, возможно, еще ни разу не вступали в длительные серьезные отношения. Откуда такая уверенность в том, что у них все обязательно закончится драмой? Почему другие могут быть счастливы и любимы, но только не они? Одна из причин – всех этих людей объединяет то, что у каждого был очень травматичный опыт расставания с мамой и/или папой в раннем детстве (ясли, больницы, развод родителей и т. д.). В зависимости от силы травмы есть несколько основных вариантов развития событий. Либо человек будет стремиться к слиянию (созависимости) – это все-таки лучше, так как означает, что у него есть еще надежда на то, что возможны какие-то близкие отношения. Хуже, когда человек выбирает стратегию избегания, где одиночество становится «как бы» неосознанным выбором: ведь если вдруг у него появятся с кем-то близкие отношения, это будет угрожать тем, что рано или поздно он испытает пережитый в детстве смертельный ужас, который все его тело помнит, а «этого допустить нельзя». Но в любом случае эти последствия детских травм фиксируются на телесном уровне и позже могут вызывать реакцию на слова, голос, интонацию, запах и т. д. Как только человек попадает в определенную «резонирующую ситуацию», его тело может на нее отозваться (замирает дыхание, учащается сердцебиение и т. п.). Подобные телесные реакции могут бессознательно восприниматься человеком как сигнал угрозы здоровью и жизни, а в ответ на угрозу, как правило, начинается сопротивление или избегание угрожающей ситуации. Возникает парадокс: человек стремится к близости, но близость его пугает и отталкивает; человек на уровне сознания ищет близких отношений, но как только они становятся возможными, он бессознательно делает все, чтобы их избежать или разрушить. Все это происходит потому, что сама возможность близости, даже на телесном уровне, воспринимается им как боль.

И страх близости оказывается ничуть не меньше страха одиночества, поэтому человек не хочет вступать в отношения.

Одиночество и базовое доверие миру

Безусловно, не только разлуки влияют на формирование эмоциональной привязанности, но и качество детско-родительских отношений в семье. Здоровая эмоциональная привязанность невозможна без доверия. Базовое доверие к миру и людям, заложенное в детстве, – это фундамент для построения теплых, близких, интимных отношений. Поскольку тема доверия играет такую важную роль в развитии личности и в построении отношений, мы хотим остановиться на ней подробнее.

Мама и папа могут находиться с ребенком неотлучно, но при этом быть эмоционально недоступными (закрытыми, холодными), игнорировать чувства и психологические потребности ребенка или подвергать его физическому насилию. И то, и другое по сути можно отнести к примерам жестокого обращения с детьми, при том, что многие родители даже не осознают, какой ущерб они наносят ребенку своим поведением. А некоторые даже вполне убеждены в своей правоте.

Знаю женщину, которая очень хотела стать образцовой мамой и все делала «по науке»: начитавшись доктора Спока, она не подходила к своему плачущему грудному ребенку 20 минут, в течение которых ребенок сам должен был успокоиться, как обещала книжка. Несмотря на то, что ее мудрое материнское сердце разрывалось на части от крика малыша, она выдерживала положенное время. А доктор Спок ошибался: современные ученые считают, что до шести месяцев ребенок не способен успокоиться сам, так как процессы торможения в его нервной системе еще развиты хуже процессов возбуждения. Ребенок не успокоится, он может только истощиться: он устанет и затихнет, но это не значит, что ему стало хорошо и покойно, у него просто больше нет сил кричать. Внутри же у него наступает состояние отчаяния. Ощущение того, что, сколько бы он ни кричал, все равно к нему никто не подойдет и звать бесполезно, часто приводит к тому, что у ребенка не формируется базовое доверие к миру. Базовое доверие – это восприятие окружающего мира как доброжелательного, ощущение того, что в этом мире меня любят и принимают. Хотя взрослый и не в состоянии вспомнить свой самый ранний возраст, но на уровне ощущений он может этот опыт сохранить в себе и пронести через всю жизнь. Чем раньше травма случилась, тем сильнее будут ее последствия. Противоположный пример – одна женщина, у которой было достаточно счастливое детство, рассказывала о таком своем характерном воспоминании: «Я совсем маленькая лежу в постели, только что проснулась после дневного сна, и я точно знаю, что за дверью вся семья ждет моего пробуждения. Когда же я встану и выйду из своей комнаты, они все мне очень обрадуются и с криком „Наше солнышко проснулось!“ подхватят на руки и будут обнимать, целовать». Самое главное в этом воспоминании – это ощущение того, что «меня ждут, я любима, меня принимают».

У человека с таким базовым доверием к миру даже если и случаются периоды вынужденного одиночества, чаще всего они не переживаются как крах жизни, так как есть надежная опора в прошлом опыте. Соответственно, если ребенок растет с ощущением, что его никто не ждет, он никому не нужен, его никто не любит, он – такой, какой есть – никого не устраивает, – то для него одиночество становится привычным, но от этого не менее мучительным состоянием.

Хотелось бы надеяться, что эта книга попадет в руки будущим родителям. Но мамам и папам, которые сейчас воспитывают своих чад и обнаруживают, что не все, что они делают, благоприятно для развития личности их ребенка, эти сведения тоже могут быть очень полезны. Единственное, о чем нужно предупредить: после прочтения книги не стоит предъявлять к себе неадекватно завышенные требования и сравнивать себя с труднодостижимыми идеалами – ничего, кроме чувства вины и комплекса неполноценности, не появится, а это не лучшие спутники в деле воспитания.

Одна из основных проблем родителей, ставших на «путь исправления», – слишком критичное, порой полностью обесценивающее отношение к себе как личности вместо здоровой критики своих поступков и взглядов. Не стоит стараться быть «хорошими, правильными» родителями, важнее все-таки оставаться живыми людьми – со своими сильными и слабыми сторонами. Ведь заложниками родительского перфекционизма тоже станут дети. Логика проста: «У хороших родителей хорошие дети, если ребенок что-то делает не так, значит, он плохой, и его мама с папой плохие». Вот только в подобных категоричных утверждениях нет места реальным живым детям и родителям, которые очень часто делают «что-то не так» – дети ведь только учатся жить, а родители – быть родителями этого конкретного ребенка!

Вечное недовольство собой вызывает у родителей сильное внутреннее напряжение, которое переходит в раздражение, а там и до агрессии недалеко. Глядя на хмурого, раздраженного, измученного постоянными претензиями к себе родителя, ребенок, в силу своего эгоцентризма («я причина всего, что происходит»), чувствует себя виновным в несчастье родителя. Да и срывают зло обычно на тех, кто не может ответить, не даст сдачи, то есть на детях, после чего у мам и пап чувство стыда и разочарование в своих родительских способностях усиливаются, а идеал становится все менее достижим. Приняв же свое несовершенство, смирившись с тем, что ошибки и промахи – нормальные составляющие жизни и развития, научившись отличать здоровую конструктивную критику конкретных поступков от самобичевания и обесценивания собственной личности, мамы и папы могут почувствовать себя спокойнее и свободнее, у них появятся силы для саморазвития, они начнут больше улыбаться, а это для детей – лучший подарок!

Для тех родителей, чьи дети уже выросли, а ошибки уже допущены (на семинарах в нашем институте люди часто сетуют: «Где вы были раньше со своими знаниями? Скольких бед можно было бы избежать!»), важно не заниматься самообвинением или самооправданием, а принять свое прошлое таким, каким оно было, и себя не идеальными, а такими, какие есть.

Если же все описанное болью отзывается в детских воспоминаниях читающего эти строки, то повторим: опыт подтверждает, что влияние негативных условий на развитие личности не является фатальным. Человек не должен ставить на себе крест («все равно ничего у меня не получится») – взрослея, он сможет преодолеть последствия детских психологических травм, «вырасти» из них. Хотя очевидно, что это занятие не из легких – «дородительствование» себя порой занимает много времени и сил. Главное – помнить, что можно многое изменить в отношении к самому себе, своей жизни, к другим людям. Было бы желание, а способы найдутся!

Часто основным препятствием на пути изменения становятся привычные, автоматически запускаемые способы мышления – так называемые «ограничивающие суждения», которые не дают сделать ни шага к намеченной цели: «Что обо мне подумают? Вдруг я „новая“ никому не понравлюсь? В моей семье никто так не поступал. Я же не знаю, как правильно, – обязательно ошибусь. Все решат, что я сошла с ума! За что мне все это? Родители напортачили, а я теперь расхлебываю! Это несправедливо! Пусть другие меняются – почему всегда все я делаю? Все равно никакого толку не будет – все бессмысленно».

Существует много способов работы с подобными мыслями, приведем один в качестве примера. Когда начинают мучить непрошеные сомнения, можно задать себе несколько вопросов – с одной стороны, возвращающих к реальности, с другой стороны, позволяющих занять активную творческую и исследовательскую позицию по отношению к себе и своей жизни: «Чем я располагаю сегодня (вместо перечисления, чего мне не хватает)? На какой, пусть небольшой, шаг у меня сейчас достаточно сил, желания и времени? Какую пользу я могу извлечь из сегодняшней ситуации? Что для меня по-настоящему важно? Чему я могу научиться благодаря этому опыту?» Как только человек перестает ругать себя или оправдываться, спорить и доказывать что-то «внешнему наблюдателю», заниматься саможалением и прочими бесполезными вещами, а вместо этого, опираясь на принцип реализма, пытается преобразить себя и окружающую действительность, он довольно скоро может почувствовать решимость и уверенность в своих устремлениях, хотя ощутимых результатов, возможно, придется подождать. Меня лично очень вдохновляет фраза святителя Иоанна Златоуста из Пасхального послания: «Господь и дела приемлет, и намерение целует».