Текст книги "За фасадом того сада. Историческая повесть"

Жанна

Несостоявшаяся эвакуация

Когда началась война, Жанна уже готовилась к выписке из больницы после полиомиелита. Родители должны были приехать и забрать ее домой, в Гатчину, но там, где они работали, все случилось очень быстро:

в селе Никольское Гатчинского района Ленинградской области, что в 60 километрах от Ленинграда, оккупантами в рамках программы «Т-4» были умерщвлены пациенты больницы (около 900 человек), казнены главврач Дуброва и остальной медперсонал, среди которых были и ее родители.

Жанну забрала тетка. Тетку со всей ее семьей должны были эвакуировать в Свердловск, куда переводился их трест. Про гибель Жанниных родителей еще никто и не знал. Просто понимали, что там сейчас немцы и людям уже не выбраться. С Жанной вообще про ее родителей не рассуждали. А ребенок скучал без папы и мамы и, в момент погрузки всей семьи на поезд, девочка исчезла.

Тетка, конечно, побегала по платформе, покричала:

– Кто видел девочку на костылях?

Куда там, в такой суматохе. Так и уехали без нее.

На костылях

На вокзале девочку на костылях обнаружили патрульные и сопроводили ребенка в спецприемник, откуда ее распределили в Бернгардовский детский дом, который размещался в здании бывшей школы на берегу речки Лубья.

Крыша над головой имеется, она не одна, правда очень голодно. Другим ребятам легче, они окопы роют, им за это паек. А Жанне что делать?

В усадьбе Бернгардов располагался дом отдыха для бойцов Красной армии, где они после лечения, ожидали отправку на фронт. Вот туда привели детишек, чтобы те солдатам дали концерт для поднятия боевого духа. Девочку на костылях не собирались туда приводить. Зачем картину портить? Она сама как-то пробралась и уселась в актовом зале за рояль. Уселась Жанна за рояль и заиграла все, чему до войны ее мамочка учила. Ручонки-то после полиомиелита деформированы и слабые, путается, спотыкается, но играет. Играет, потому что понимает, нет у нее больше ни на что способностей, чтобы на хлеб заработать, а кушать ой как хочется.

– Дочка, а Катюшу можешь?

– Синий платочек!

– А вы только напойте, я вам все подыграю!

Успех был ошеломительный. Воспитательница тут было бросилась перед начальством извиняться, что не усмотрела и упустила…

– Да вы что! Наоборот надо эту девочку по всем госпиталям возить! Шутка ли – ребенок инвалид, а не валяется в унынии, на пианинах играет! Это ж какой раненым бойцам пример!

Далеко особо Жанну возить не пришлось, в Бернгардовке тогда был развернут Хирургический полевой подвижной госпиталь, там ее ждали каждый день. Близ Бернгардовки был разбит ложный аэродром, на котором располагались макеты истребителей, сколоченные из досок и фанеры. Там служили зенитчики. Они тоже любили привечать маленькую пианистку. Но существовал около Бернгардовки и настоящий аэродром. Располагался он между пятым и шестым километром, проходившего через Приютино автомобильного пути знаменитой Дороги жизни. В здании самой усадьбы Приютино находился командный пункт эскадрильи, столовая и жильё для лётчиков. И туда приходила Жанна, чтобы аккомпанировать летчикам, которые любили петь и танцевать в свободные от вылетов часы.

А когда кольцо Ленинградской блокады было прорвано, в Бернгардовку передислоцировали еще два госпиталя – Терапевтически подвижной и для легкораненых. И везде она была нужна.

К концу войны девочка окрепла и уже обходилась без костылей. И мало кто замечал деформацию маленькой фигурки, небольшой горб за спиной и кривые ножки. Ножки скрывались за длинным подолом платьица, а голубые глаза и лучезарная улыбка затмевали все остальное. А сколько поклонников, и какие поклонники!

Письма, посылки…

– Что тебе прислать из Варшавы, Жанночка?

– Ноты.

– А из Праги?

– Ноты.

– А из Берлина?

– Ноты.

Ну и правильно, платье не пришлешь, девочка растет, да и фигурка нестандартная. И обувь нужна ортопедическая.

Пианистка

При Ленбыте, после войны, образовалась артель «Трудассириец», объединившая ленинградских сапожников. Ремонтом обуви занималось обувное объединение «Нева», в один из филиалов которого входили крупные мастерские, в другой – ларьки, которые и арендовали мастера-одиночки.

Ассирийцы делают набойки уже 200 лет https://www.dp.ru/a/2005/07/19/Assirijci_delajut_nabojki

Жанна девушка милая и приветливая, чего бы у такой спецзаказ не принять, тем более, что она особо-то и не торговалась. Просто могла сказать: «Нет, я такое не потяну». Такой девушке в цене уступить не грех. Так что обута она всегда была по ноге, в опорках не мучилась. А одежду шила себе сама, на стареньком «зингере» купленном на барахолке. Шила и перелицовывала, что пообносилось. В музучилище имени Мусоргского поступила легко. Училась и подрабатывала музработником в детском садике и на вечерних сеансах кинотеатра «Ударник». Там она и познакомилась с Эрной, которая предложила ей стать аккомпаниатором у ее подруг в хоре ветеранов. Ухажеры-то за Жанной бегали, да она в их сторону не смотрела.

Любаша

Многие члены Политбюро баловались с актрисами, кто понемногу, а кто… и всерьез. Благодарили кого квартирами, кого продуктами, вещами, цветами. Шайка властителей жила по понятиям – даже в любви и сексе. Отказывать таким воздыхателям смертельно опасно, однако отчаянные дамы встречались и среди актрис. Любаша была еще студенткой Государственного училища циркового искусства (ГУЦИ) в Москве, когда на их очередное представление заглянул какой-то очкастый дядька с крысиной физиономией, перед которым лебезила вся дирекция с преподавательским составом. Любаша в этот момент как раз под куполом свой номер отрабатывала. Когда спустилась, дядьки уже не было, а на следующий день ее вызвали в кабинет директора, где вручили корзину цветов от Ааааах какого товарища и приглашение к нему на собеседование. В цирке девушки про детей из капусты перестают верить рано. Так что на собеседование-то она знала куда пошла, да только сама прелюдия того собеседования ее смутила настолько, что применив свои гимнастические навыки, девчонка сиганула из окна. В результате неудачного приземления, повреждение голеностопного сустава и прощай любимая профессия. А очкастый ухажер не отстает – в больницу цветочки присылает. И пришлось Любаше удирать из Москвы.

Без цирка жить еще можно, а вот без высоты никак. Поступила на Ленинградский Судостроительный завод имени Жданова ученицей крановщика башенного крана. Вечерами посещала цирковую студию при дворце культуры имени Кирова. А там аккомпаниатором наша Жанночка подрабатывала. Вот они и встретились, и прожили вместе душа в душу тридцать восемь лет, пока Любаша на работе не оступилась, карабкаясь на свой башенный кран и не расшиблась. А после Любашиной гибели Жанна доживала свой век одна. Ну, нельзя сказать, что совсем одна. Бади и ее как-то мимоходом приветила и в нашу компанию привела. Так мы все и дружили, совершенно разные женщины, которых объединяли только вечерние прогулки в Катькином саду. А собирались компанией чаще всего дома, у пианистки Жанны. Мало ли Жанн еще где было? У нас пианистка Жанна была такая одна.

Люси

Чакита

Официально, первая в мире женщина-капитан дальнего плавания Анна Щетинина поднялась на капитанский мостик в 1935 году. В 1941 году, когда после неудачной попытки удержать захваченную ранее Прибалтику, Балтийский флот осуществлял свой печально знаменитый и кровавый Таллиннский прорыв по минным полям и под бомбами гитлеровских самолётов, старый пароход «Сауле», которым командовала Щетинина, получил серьёзные повреждения, начал тонуть, и его пришлось посадить на мель у острова Гогланд. Несмотря на тяжелейшие условия, «Сауле» удалось спасти, и через восемь дней после выхода из Таллинна, Щетинина привела его в Кронштадт.

Но Щетинина никогда не командовала военными судами. А вот о том, чтобы во Второй Мировой войне, на торпедном катере Балтийского флота служила пулеметчицей женщина, я нигде в официальных источниках не нашла. Однако, Люськина мамаша утверждала, что родила свою дочь на торпедном катере, воюя с фашистами.

С такой мамой скучать не приходилось. Еще до войны слава о ней гремела по всем кабакам и забегаловкам Васильевского острова. Мало кто знал ее по имени. Все называли Чакитой. Без Чакитиной гармошки ни одна приличная пирушка не обходилась. Она и в эвакуацию не успела попасть только потому, что на проводы играть позвали, там и заигралась.

Дочка пулеметчицы

Люся родилась в марте 1943 года, когда блокадное кольцо было прорвано, и город начинал оживать. Их, утративших жилье после бомбежки, заселили в коммуналку единственного уцелевшего дома на острове Голодай. Про героические сражения своей мамы с фашистами, Люся слышала каждый вечер на кухне, где под мамину гармошку гуляли ее «боевые товарищи», среди которых непременно должен был быть Люсин отец. Правда, который из них, мама сама запуталась. Как долго могла продолжаться победная вакханалия неизвестно, если бы однажды Люсина мама не приползла домой с ножом в спине. Она выжила, но долго болела, а пока болела, растеряла весь свой артистический кураж вместе с боевыми воспоминаниями. После болезни устроилась кондукторшей в шестой автобусный парк и гармонь свою окончательно забросила. А за время маминой болезни, Люсей занималась соседка, вдова профессора, бывшего хозяина всей квартиры.

Застряв на ближайшей станции, при эвакуации экспонатов музея, которым он заправлял, профессор вернулся с вверенным ему багажом и умер с голоду, незадолго до окончания блокады. Их сын, ушедший добровольцем, погиб при обороне Лужского укрепрайона под Шимском, еще в начале войны. А безутешная вдова была только рада, когда в ее квартиру стали заселять жильцов. Конечно, постоянные пьянки на кухне под гармошку до утра, не утешали тоску по довоенному счастью, но заглушали боль утраты. А лучше всего заглушала боль утраты девочка в золотых кудряшках.

Такая же бойкая, как ее мамаша, Люся вприглядку освоила гармошку и гитару. Но вот только репертуар уже был другой и компания совсем не такая, как у «пулеметчицы торпедного катера». Потому что Люся, по соседской наводке, увлекалась историей искусства, посещала кружок друзей Эрмитажа, а летние каникулы проводила в Крыму, на Керченских археологических раскопках. Вот так и подросла дочка «пулеметчицы», и в университет поступила на искусствоведческий факультет, где преподавала ее коммунальная соседка.

Лорка

Маленькая, шустрая, голубоглазая Люсенька, с неуправляемой копной золотых кудрей была душой компании. Ее знала и любила вся Ленинградская богема. Автор университетских капустников, сочинительница студенческих песен была желанной гостей на пирушках в художественных мастерских, где собирались артисты, поэты и музыканты. С чьей подачи ее устроили на административную должность в Ленинградский Союз Художников, после защиты диплома? Поклонников было много, и она там оказалась очень даже на своем месте.

Вот так они и встретились на посиделках с молодой и экстравагантной композиторшей.

 
Отчего ты, Испания, в небо смотрела,
когда Гарсиа Лорку вели на расстрел?
 

Стихи Николая Асеева звучали тогда в музыкальной интерпретации Александра Градского повсюду, а Лорка утверждала, что ее вариант музыки гораздо лучше. И все Лоркины ухажеры и поклонники с этим безоговорочно соглашались. Она потому и предпочитала, чтобы ее звали не Ларисой, а Лоркой. Потому что песня про Лорку, потому что узнала, что убили его испанские фашисты не только за политику, а за то, что он был голубым. Федерико Гарсиа Лорка действительно был расстрелян франкистами, в числе обвинений кроме политических взглядов, были указаны и его гомосексуальные наклонности. Но Градского Лорке было не переплюнуть. У Градского вокал, да еще какой, а у Лорки только ее сочинение.

Молодое музыкальное дарование было младше Люси на одиннадцать лет. Молодая была из ранних. Первый раз вышла замуж в восемнадцать лет за крутого режиссера и композитора, аспиранта Ленинградской консерватории. В двадцать один год родила от него сына и ушла к руководителю ансамбля, с которым тот композитор ставил самую первую советскую рок-оперу в оперной студии консерватории. Ушла в самый разгар творческого процесса. Как два талантливых мужика разрулили эту сучью ситуацию – неизвестно. Однако рок-опера была поставлена. Премьера состоялась в Ленинграде 25 июля 1975 года. Опера непрерывно исполнялась в Ленинграде десять лет (1975—1985), кроме того исполнительская труппа с аншлагом гастролировала по СССР.

Это было тогда, когда все Люсины подружки наперебой сватали ее за роскошного авантажного актера из Молодежного театра. Люсе муж без надобности, но она входила в тот возраст, когда по тем временам, одинокой женщиной оставаться просто неприлично, тем более при такой должности. А должность у Люси на тот момент была уже солидной, она заведовала отделом книжной графики.

Только Люсина мама предпочитала смотреть правде в глаза.

– Он слишком красив, да и профессия шутовская. Ох, Люська, наплачешься ты с ним!

– Мам, я ведь потом и развестись могу.

– Кто ж тебе такое позволит при твоей-то должности и с партбилетом?

– Вот при этой должности и с партбилетом-то уже давно замуж пора.

И буквально за три недели до свадьбы, когда в буфете союза художников обмывалась помолвка, перебазировавшаяся потом в ресторан Союза Архитекторов, они увидели друг друга. Союз Композиторов рядом, а в Союзе Архитекторов самый лучший ресторан. Именно там все творческие люди предпочитали отмечать успехи, награды и жизненно важные события. Люся-то Лорку увидела впервые, а вот Лорка Люсю заприметила давно. Примитивно-доморощенная игра на гармошке и гитаре ее не задели никак, но вот тексты песенок подсказали ход дальнейшего карьерного роста. Лорка поняла, что это ее автор. Но кто она для этой чиновницы из народа? Что эта Люська понимает в гармонии! Может и хорошо, что ни черта не понимает? Вот насочиняла же кучу текстов под мелодии болгарской эстрады, а значит и на ее мелодии настрочит.

Лорка специально прошла мимо их столика, задев именно Люську рукавом. И обернулась, и положила ей руку на плече, и заглянула в глаза, и проникновенным голосом произнесла «извините». Прошла и поднялась на эстраду, к роялю, открыла его и заиграла. И никуда Люська не делась, буквально через минуту она уже стояла у рояля.

Песенки Люси

Она больше не Люська или Люсенька, а с Лоркиной подачи ее стали звать Люси. И теперь она не просто чья-то начальница, а та самая, которая написала такую душевную песенку, которую вместе с Ириной Понаровской подхватила вся страна.

 
Мы хотим друг другу казаться чужими —
Это трудно понять сейчас.
Неужели слова остались пустыми?
А ведь выбрало счастье нас, лишь нас.
Мы хотим друг другу казаться другими,
Позабыв обо всем, уйти.
Но в безмолвье ночи шептать твое имя
Мне никто не сможет запретить.
Но рано или поздно мы поймем друг друга,
Мы поймем друг друга. Время, молю!
Рано или поздно мы шепнем друг другу,
Мы шепнем друг другу…
Рано или поздно мы поймем друг друга,
Мы поймем друг друга. Время, молю!
Рано или поздно мы шепнем друг другу,
Мы шепнем друг другу…
 

Вся страна и особенно те, кто прекрасно понял, что эта песня про их запретную любовь, ту самую, от которой невозможно отказаться, но которую придется скрывать всю свою жизнь, претворяясь не теми, кто они есть на самом деле.

 
Мы хотим друг другу казаться чужими,
Убежать от знакомых глаз.
Делим нашу печаль и радость с другими,
А ведь выбрало счастье нас, лишь нас.
Лишь для нас волшебные скрипки играли
На заре и в полночный час.
Лишь для наших сердец сады расцветали.
Просто выбрало счастье нас, лишь нас.
Но рано или поздно мы поймем друг друга,
Мы поймем друг друга. Время, молю!
Рано или поздно мы шепнем друг другу,
Мы шепнем друг другу…
Рано или поздно мы найдем друг друга,
Мы найдем друг друга. Время, молю!
Рано или поздно мы шепнем друг другу,
Мы шепнем друг другу… Люблю.
 

Когда Людмила Сенчина пела очередную песенку на слова Люси, развод с мужем-красавцем никак не портил карьеру чиновницы, поскольку уже безработный к тому времени актер отправлялся в эмиграцию в Израиль. Эта песенка сочинилась тогда, когда через все страдания, Люси наконец-таки поняла, что роман с Лоркой только творческий, что Лорка просто дразнила ее, подзадоривала искать и находить слова на гениальные мелодии.

 
И колесница жизни умчит меня, умчит.
И колесница жизни сметёт следы обид.
Всё забудется, всё развеется, заживёт.
 

Только это совсем не про отъезжающего супруга, это все совсем про другую любовь.

От супруга осталось одно воспоминание и лапочка-дочка, благодаря которой сочинились замечательные песенки к спектаклю Пеппи Длинныйчулок.

Если ты всю свою жизнь любишь кого-то совершенно безответно, это значит, что ты не любишь себя. А это уже грех, ибо сказано в писании: «Возлюби ближнего, как самого себя». Именно, как себя, но не более. Вот и у Люси однажды все перегорело, и дальше Лорка писала музыку с другими авторами, потому что дальше Люси зачастила в Москву, поскольку именно в одном московском театре, работала художником ее первая и пожизненная взаимная любовь.

А когда любимая перестала смотреть в ее сторону и предпочла молодую красотку из балета, Люся просто больше не смогла дышать.

Дочка уже к тому времени закончила университет, и собиралась уезжать к отцу. Люси хоронили ее подчиненные художники и подруги, те которые ее искренне любили. Они и сейчас собираются каждый год, и вспоминают прошлую жизнь. Музейная чиновница, хозяйка галереи, профессор психологии, врач невропатолог, следователь УГРО и прокурорша. Они вспоминают Люси и благодарят судьбу, что им не пришлось по жизни рыскать в темных аллеях Катькиного Сада, поскольку фарцовщица Бади, снабжая дам необходимым дефицитом, быстро просекла истинную сущность каждой и привела ненароком к Люси. Кого на выставку, кого на вечеринку, а кого прямо к ней в кабинет, якобы по делу. Потому что, пока жива была Люси, под крышей Ленинградского Отделения Союза Художников бурлил негласный союз розовой любви.

Блондинка Лена

Девушка с трудной судьбой

Сначала появлялась бутылка сухого белого вина, а за ней следовала роскошная блондинка в модных тонированных очках с диоптриями, одетая в дорогие фирменные шмотки. Блондинка умна, с прекрасным чувством юмора и блестящей эрудицией. Ну, просто светская дама и все!

Мало кто знал, что за этим лоском было страшное детство и голодное отрочество на Колыме, где ее родители оказались по вине навязчивой мании отца разыскать, хотя бы могилу своей матери. Вместо могилы нашел теток из того же лагеря, в котором та мыкалась, пока ее не растерзали в бане уголовники. Тетки освободившись из зоны, далеко не уехали – некуда им было ехать. Проживали на постое у своих же бывших охранников. Вот они-то ему, за бутылкой водочки все в таких подробностях поведали, что у мужика ум за разум зашел. С той поры он ничего не видел и не слышал. И что жена на сносях голодная, и что пора бы домой, в Ленинград возвращаться. Так Лена на той Колыме и родилась.

Вернулись они домой только через десять лет. А папка и дальше чудил. Долго они так промаялись, пока его за пьяную драку с поножовщиной не посадили.

В результате всех этих злоключений девушка перенесла первичный туберкулез легких.

Уже когда она подросла, после очередного обследования в туб-диспансере, ей сказали, что опасность миновала, однако необходимо беречься и, как можно больше пить жидкости. Лену такая рекомендация вдохновила и наследственный алкоголизм нашел себе оправдание. Она налегла на сухое белое, благо в те времена этот продукт стоил сущие копейки.

В женском пьянстве агрессии больше, чем в мужском, вероятно потому, что изначально ее подпаивали, для возможности воспользоваться беспомощным состоянием. Этот урок закрепляется на подсознательном уровне и дальше уже связываться с такой дамой опасно.

У Лены с количеством выпитого злость выражалась в жестоком высмеивании окружающих. Она не церемонилась ни с кем. Другую бы давно просто отлупили и больше не пустили на порог. Но эта была уж слишком хороша и ей все прощалось.

Берта

Горе тому, кто рискнет закрутить с такой красоткой, как блондинка Лена роман, однако от жаждущих не было отбоя и красавице оставалось только выбирать. Она и выбрала себе подругу из художественно-оформительского цеха при Ленинградском управлении культуры, тощую и жилистую, с мужиковатыми замашками Берту. А та влюбились в Лену без памяти, и готова была служить ей на побегушках, и днем, и ночью. Больше, конечно, ночью – днем же работать надо. С вечера бегала в гастроном за вином, когда гастрономы закрывались, мчалась в ближайший ресторан и покупала уже с наценкой, а после закрытия ресторанов, тормозила таксистов и у них брала то же самое, но уже по спекулятивной цене.

Сама Берта вина не пила. Не любила она этого. И пьяные истерики своей возлюбленной выносила с трудом. На что же она надеялась? А надеялась она исполнить мечту подруги, чтобы у той больше не было повода заливать тоску Рислингом. Лена тосковала по работе в ИнТуристе. С дипломом заочного высшего филологического и безукоризненным владением финского языка, ей ничего не светило, поскольку в такое заведение со стороны не брали. И Берта землю носом рыла, ставила на уши всех своих коллег, знакомых и родственников, чтобы помочь подруге в этом вопросе.