Текст книги "За фасадом того сада. Историческая повесть"

За фасадом того сада
Историческая повесть
Ольга Краузе

Иллюстрация на обложке Тамара Арчиловна Пагава

Иллюстрации в книжке Тамара Арчиловна Пагава

© Ольга Краузе, 2017

ISBN 978-5-4490-0619-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нынче все грамотные пошли, но там, где много букв людям читать некогда. И смысла нет, когда все можно в кино посмотреть. И в кино далеко ходить не надо. У каждого в кармане смартфон или айфон, с которого в любом месте, в любое время люди кино смотрят. Однако жили в Питере женщины, про которых кино не покажут. Уж больно муторное дело про таких кино снимать. Того и гляди рыжий Поп-Милон прискочет и демагогию про нерушимые скрепы замутит, накадит, нагадит так, что у всякого охота к затеянному делу пропадет. А мне все равно рассказать о подругах приспичило. Зря что ли они жили? Вот и написала я много букв с надеждой, что найдутся такие любители – наберутся терпения и прочтут истории уходящего поколения и вспомнят своих знакомых, и поймут наконец, с чего они так чудили. Потому что, на самом деле, они вовсе не чудили – они просто были не совсем такие, как все.

Встанешь с той стороны монумента,

где адмирал Василий Чичагов

с графом Орловым-Чесменским

неслышно беседу ведут

у подола Российской императрицы,

и тебя совершенно

негосударственные мысли одолевают.

Тени далеких подруг,

задевая краем плаща,

рукава или просто косынки,

память мою растревожив,

напоминают в рассказах

о прожитой жизни своей.

Лушка Татышо

Паспорт

В знаменитом фильме 1939 года, «Подкидыш», домработницу Аришу гениально сыграла Рина Зеленая.

– У нас вот так вот как раз, в 57-й квартире старушка одна тоже зашла. Попить воды попросила. Попила воды. Потом хватилися – пианины нету! Шо я вам должна отвечать? А может, вы жулики! Хорошее дело!

Откуда она взялась, эта Ариша с ярко выраженным украинским говорком, в довоенной Москве? Тридцать девятый год прошлого столетия. Еще каких-нибудь шесть лет назад Украина умирала от голода, на Харьковских улицах люди падали замертво, а что творилось в Украинских селах трудно представить. Украину взяли измором, коллективизация свершилась окончательно, крестьян снова закрепостили.

Но была все ж таки лазейка из бесправного и беспаспортного колхоза. И не возвращались парни из армии в родное село, а ехали на стройки, вербовались за полярный круг, только бы обрести краснокожую паспортину. А девчонок, еще малых и неразумных, ученые жизнью родители отдавали в город, в услужение новым советским господам, за тарелку супа, подстилку на сундуке, в прихожей и вожделенную прописку, с которой она с наступлением совершеннолетия могла получить паспорт.

Так, или иначе, и в Ленинграде, на улице Рубинштейна, в квартире одного очень важного номенклатурного товарища появилась Хрыстя. Впрочем, по имени ее никто не называл. Сначала звали Хохлушкой, а потом сократили до имени Лушка, хотя, согласитесь, что Хрыстя (Кристина) и Лушка (Лукерья) совершенно разные имена. Лушка была чем-то похожа на персонаж из фильма, только гораздо выше и шире в плечах. При каких обстоятельствах нынешний хозяин подобрал ее еще совсем девчонкой в одном селе на Слобожанщине, где он командовал заградотрядом? Сначала Лушка нянчила его детей, кашеварила-стряпала и прибирала квартиру, а потом уже ей и продуктовые карточки стали доверять, и деньги, посылая отстаивать очереди в магазинах. Ну и правильно, куда она денется, круглая сирота?

Блокада

Когда началась война, и номенклатурный товарищ со всей семьей отправился в эвакуацию, Лушке места в их вагоне не нашлось, ее оставили стеречь квартиру, с полной уверенностью, что крепче и надежнее сторожа во всем Питере не сыскать. Ну и ладно. Что той Лушке война? Она в детстве такой голодомор пережила, что еще многих ленинградцев учила, как суп из старых башмаков готовить.

Блокада – 125 грамм сырого, с запахом керосина (защита от «трупной» эпидемии) хлеба в сутки. Мясные пирожки с Сенной. Этих пирожков на рынке было много. Так же много, как пропавших без вести людей. В начале 1942 года в Ленинграде появился новый вид преступления – убийство с целью добычи еды. По подворотням шныряли бродячие банды убийц. Они грабили стоявших в очередях людей, выхватывали у них карточки или продукты, устраивали набеги на хлебные магазины, врывались в квартиры, забирали ценности. Ходили слухи о братствах людоедов. За людоедов принимали людей со здоровым румянцем на лице. Их делили на два вида: те, кто предпочитал свежее мясо, и пожиратели трупов. О существовании трупоедов догадались по вырезанным из мертвецов кускам бедер, ягодиц, рук. Такое явление медики назвали «голодным психозом». Те, кто питался человечиной, находились в самой конечной стадии безумия. После зимы 1942 года на улицах не осталось ни одной кошки, собаки, птицы, крысы…

Пока тысячи людей пухли от голода, другие наживалась на этом. Работники молочной фабрики за стакан молока выручали золото, серебро, бриллианты. А молоку-то в блокаду откуда взяться? – его из соевых бобов на заводе гнали. Иначе и никак. Более предприимчивые люди организовали продажу так называемой «бадаевской земли», вырытой в подвалах сгоревших Бадаевских складов. Это была грязь, куда вылились тонны расплавленного сахара. Первый метр земли продавали по сто рублей за стакан, земля, взятая поглубже за пятьдесят рублей.

SPB.AIF.RU рассказывает о том, что пришлось пережить ленинградцам во время блокады, в цифрах и фактах. http://www.spb.aif.ru/leningrad/1089961

Память

Именно в это страшное, голодное время к домработнице Лушке стала возвращаться память детства. Нет, не счастливого детства под маминой юбкой – такого ей вспомнить не довелось, а того умопомрачительного голода, когда она с братишками ковырялась в земле, отыскивая что бы съесть. Ели дождевых червей, улиток, лягушек, мух, жуков. Раскапывали в поле мышиные норки, добывая из их «кладовушек» горстки зерен. Вспомнилось, как несли они свою добычу матери, а та дробила зерна в ступке и варила с мелко нарезанной старой уздечкой, от коняшки, забранной коммуняками. Как на запах от этой похлебки однажды приперлись коммуняки из заградотряда. Зачем они выплеснули это варево в огонь? Все плакали, мама кричала. Старший коммуняка стукнул маму прикладом по голове, та осела и замолчала. И дети умолкли. Вот только Хрыстя… Она же никакая не Лушка, она Хрыстя! Вот только она запрыгнула коммуняке на загривок и вцепилась в его кучери.

Он ее почему-то не убил.

– А ты сильная! – скрутил девчонку в охапку, надел мешок на голову и унес из родной хаты.

С той поры она и жила при нем. Сначала в казарме, потом в Ленинграде, в его семье. Жила, как пойманная зверушка, прирученная за корм и теплую подстилку. Может и убежала бы, да хозяйские дети к ней ластились, вот и отогрелась и прикипела душой к чужому дому. А теперь все вспомнила. Много вспомнила, пока дежурила на крыше, всматриваясь в расчерченное прожекторами студеное небо.

В бригаде

Лушка ничья, на нее даже иждивенческие карточки не выпишут. «Кормильцы» уехали, запасы съедены. Спасибо соседям, подсказали устроиться на завод. Поначалу она на работу ходила пешком, да уж больно путь не близкий. Потом, как и многие девчонки и мальчишки стала ночевать прямо в цеху.

Перед Второй Мировой войной в Советском Союзе была создана новая военная промышленность, не уступающая европейским странам. Машиностроительный завод №7 имени М.В.Фрунзе работал на оборонку. Именно там появились первые в России модели орудий с нарезным стволом. В годы войны завод не только продолжал работать, но и освоил производство лучшего, по тем временам, 100-мм противотанкового орудия БС-3, и принял участие в создании знаменитых «Катюш». Помимо выполнения отдельных заказов Ленинградского фронта, здесь организовали производство еще трех изделий: пулеметов ДП, защитных панцирей для личного состава Армии и Флота, минометов М-20.

Промышленные предприятия в годы войны. Завод «Арсенал» http://www.leningradpobeda.ru/vse-dlja-pobedy/arsenal/

На этом-то заводе и началась трудовая деятельность Лушки.

Девочки в бригаде разные. Были из образованных, но в основном, из простых рабочих семей. То, что Лушка не умеет читать, заметили не сразу. А когда заметили, то занялись образованием подруги. Учение шло успешно, и к концу войны она уже бойко читала и умела писать печатными буквами. Отзывчивая и трудолюбивая Лушка полюбилась всем. Веселила ее восторженная доверчивость, когда на любое сказанное слово, она таращила и без того большие черные глазища и восклицала: «Та ты шо!» Ее так и прозвали Лушка Татышо.

Душевно ей в бригаде жилось. Везде с подругами побывала. Вот только, когда пленных немцев у Кондратьевского рынка показательно вешали, она сказалась больной, не пошла и потом всю ночь проплакала.

– Луш, ты чего плачешь?

– Голова болит.

Про хозяйскую квартиру даже не вспоминала. Чай не цепная собака, чтобы чужое барахло караулить. После войны жила в общежитии при заводе, работала, училась в школе рабочей молодежи. В той самой школе она Валентину как раз и встретила.

Учительница

Валентина Петровна сама от горшка два вершка. Институт закончила в Новосибирске, в эвакуации, куда попала вместе с родителями. Вернувшись в Ленинград получила распределение в ведомственную среднюю школу при заводе «Арсенал» преподавать математику. Там же, в вечернюю смену, располагалась школа рабочей молодежи. Так что с утра она учила детей, а вечером взрослых.

Сразу вспоминается советский художественный фильм «Весна на Заречной улице», снятый режиссёрами Феликсом Миронером и Марленом Хуциевым, одна из самых популярных послевоенных отечественных мелодрам, как раз про такую учительницу. А помните крылатую фразу оттуда? – «Учение, конечно, свет, только на нашей улице фонари и так хорошо горят».

Взрослые ученики были самые трудные: в основном ветераны войны и ребята переростки из тех тружеников тыла, которые обеспечили стране победу. Все они цену себе знали, а она кто? – ученая пигалица, «синус на косинус», как обозвал ее какой-то верзила. Обозвал первый и последний раз, потому что получил такую затрещину от сидящей сзади черноглазой девицы, что более ни он, ни кто другой обзывать учительницу не посмел. В классном журнале эта черноглазая девица записана, как Кристина Пинько, но все ее звали просто Лушка Татышо. Причем, на Кристину Лушка отзывалась не очень.

На учительницу Татышо запала серьезно. Взяла над ней опеку и стала провожать домой после школы. Провожать было недалеко, но время неспокойное, а учительница проживала на Финском переулке, рядом с Финляндским вокзалом. Того гляди нападет какой лихой человек. А Лушке-то все нипочем, она вона какая здоровенная, на такую наскочить себе на погибель.

Учительнице Лушка нравилась. Вроде бы так себе, девица неотесанная, но чувствовалась в этой неотесанной такая природная сила души, такое тепло и такая надежность, что невольно только о ней и думалось.

Валентина Петровна жила с мамой, отец погиб на испытательном полигоне буквально перед самым окончанием войны. Они приглашали Лушку на чай, но та стеснялась, да и общагу на ночь закрывали, так что лучше скорей разворачиваться и топать на Арсенальную улицу, в родную общагу, что располагалась ровно напротив женской тюрьмы. Как любили поговаривать соседки по комнате: «Мы не там и слава Богу!»

Так и провожала ученица учительницу, пока не случилась беда. У Валентины Петровны погибла мама.

Бандитская пуля

В послевоенном городе и так неспокойно. Одно за другим следовали ограбления продовольственных баз, магазинов, квартир, случались вооруженные нападения на улицах, во дворах, подъездах. В руках у бандитов после войны оказалось огромное количество огнестрельного оружия, его нетрудно было найти и добыть на местах недавних боев. Еще более усугубил ситуацию неурожай 1946 года. Грабители-одиночки и организованные банды действовали во всех районах города. Среди бандитов много участников войны. На фронте они научились стрелять и убивать, и по этому не раздумывая решали проблемы с помощью оружия. В одном из Ленинградских кинотеатров, когда зрители сделали замечание курившей и громко разговаривающей компании, раздались выстрелы. Погиб милиционер, было ранено несколько посетителей, в том числе и мама Валентины Петровны. В кои-то веки, пока дочь была на работе, она с соседкой выбралась на только что вышедший на экраны фильм «Маскарад».

Вдвоем

Мама после ранения так и не оправилась. Умерла она дома, через неделю после выписки из больницы.

Валентина Петровна осталась совсем одна. Она так и сказала Лушке:

– Кроме Вас у меня никого нет. Оставаться одной просто страшно – переезжайте ко мне.

И Лушка переехала.

Они так и прожили вместе всю жизнь. Лушка научилась откликаться на Кристину, закончила техникум при заводе, потом заочный Северо-западный политехнический институт и работала в конструкторском бюро, все там же, на родном заводе. А Валентина Петровна так и преподавала в школе математику.

Это молодым кажется, что впереди длинная жизнь. На самом деле она очень короткая. И за эту жизнь надо столько всего успеть…

Дуэт

Нонна

Как ни закатывай глазки, не крути пальцы веером, а в основном, французская кухня русских ресторанов до революции принадлежала татарам. Татары народ не пьющий, на хмельной соблазн не падки, а потому и дела у них шли исправно, без растрат и прочих эксцессов. Касимовские татары владели сетью железнодорожных ресторанов и буфетов от Москвы до Варшавы: по Николаевской дороге их держало семейство Байрашевых.

Нонкин папаша никакими ресторанами не владел, хоть и был из тех же касимовских, но тоже при татарской должности отродясь находился. Должность эту имел по наследству от отца своего. Он исправно служил дворником при ресторане Гатчинского Варшавского вокзала. Уцелев от революций, гражданской войны и большевистских погромов, он так и продолжал грести снег и подметать двор на одном и том же месте.

Сама станция и пассажирское здание, проект которых разработал еще в середине девятнадцатого столетия архитектор Сальманович, представляли собой вытянутый павильон с арочными окнами и дверями, в котором императорскую половину от кассового зала и вестибюлей 1-го, 2-го и 3-го классов отделял сквозной проход. Участок для дворницкого обслуживания не маленький, но Нур управлялся.

Дом его недалеко, за переездом стоял. Этот переезд всегда татарским назывался. Хороший дом и хозяйство крепкое. Татары напоказ не живут, чужой зависти не способствуют. Что, там, у Нура за забором, с улицы не видать. Много у Нура с Зухрой детей было, да всех в Гражданскую тиф забрал. Нонна потом родилась. Только она теперь в их старости утешение – младшенькая, последняя и единственная живая. Они ее холили и лелеяли. Старые татары говорят, что Нур дочку распустил, да не те нынче времена, чтобы девчонку взаперти держать. На всех улицах репродукторы орут:

 
Будет людям счастье,
счастье на века!
У советской власти
сила велика.
 

Кому и как там счастье, лучше сомневаться молча. Скольких беглых раскулаченных татар гатчинские соплеменники прятали по своим дворам, помогали выправить документы и пристраивали на работу среди своих – никакие нынешние следопыты теперь не дознаются. А вот в том, что сила велика, уже никто не сомневался. Если дочку в комсомол записали, значит так и надо. Нынче бабу за воротами не спрячешь. У Нура и Зухра теперь работает – посуду в ресторане моет. Какие-никакие деньги, да еще и с тарелок остатки соседских ребятишек подкормить, а то и для своих пирогов начинку сварганить. Время голодное, когда еще, то счастье будет, и кто до него доживет? А соседские ребятишки им веников для козы надерут. Самим-то драть некогда, все на работе, а покупать дорого. Нонка семилетку закончила, пошла на завод. Это бывшая артель «Юпитер», которая стала называться «Цветметштамп». Выпускались примусные горелки и арифмометры, а с 1932 года освоили выпуск портативных патефонов.

Вечерами Нонна пела в клубе, на танцах, под аккордеон самого Натана Левина. Ох, и красивая пара получалась! Даром что Натан слепой. Вроде бы слепой, а глаза прекрасны, как у ангела. В том, что промеж ними любовь никто не сомневался. А они и не перечили. Быстро сообразили, что так гораздо спокойнее. Нонну парни больше не цепляют и Натана девушки оставили в покое.

Город обрастал, множился, меняли ему имя: То в честь Троцкого, потом Троцкий поганым стал, а город гарнизонный, казарменный, так его в Красногвардейск окрестили.

Оккупация

Вот так и жили, пока война не грянула. Нонну с заводом в город Боровичи Новгородской области должны эвакуировать, да она с Натаном и комсомольской бригадой синеблузников под Лугой застряла. Пришлось на перекладных, а где и вовсе пешком домой пробираться. Только добрались, как на следующий день в город вошли немцы.

Когда на проспекте 25 Октября показались гитлеровские мотоциклисты, они были сметены пулеметным огнем из двухэтажного дома на углу Советской улицы и проспекта. Это группа бойцов-ополченцев вела последний бой за город. Бойцы из группы прикрытия сражались до тех пор, пока из города не вышли все наши подразделения.

На третий день после оккупации был повешен на городской площади политрук этой группы прикрытия, Григорин. Раненые бойцы из его отряда брошены в концлагерь.

Через месяц, над площадью Коннетабля, уже красовалась свастика, укрепленная оккупантами на самой вершине 32-метрового обелиска. Более двух лет торчала она символом «нового порядка».

В городе и его окрестностях оборудовали концентрационные лагеря, в которых гибли десятки тысяч мужчин, женщин и детей. Согнав в Красногвардейск жителей из прифронтовой полосы – Урицка, Стрельны, Красного Села, Петергофа, Пушкина и других населенных пунктов и городов, фашисты начали систематически и планомерно уничтожать их. В городе находился огромный концлагерь под названием «Дулаг-154». Филиалы этого концлагеря располагались на территории бывшего военного аэродрома, на улицах Хохлова, Рощинской, в полуразрушенных помещениях «Цветметштампа», где еще недавно трудилась Нонна. Здесь каждый день от голода и холода погибали сотни людей. Ежедневными были и публичные расстрелы на глазах у жителей. Свыше 7 тысяч человек погибли в концлагерях, расположенных в районе села Рождествена.

Слепому еврею в оккупации, без посторонней помощи, не выжить. Помогать еврею смертельно опасно. Однако помогли. Натана никто и не узнает – вместо каштановых кудрей, на бритой голове тюбетейка, губы обрамляет бородка на татарский манер, вместо пиджака модного покроя ватный халат. Он с Нонной и Зухрой, в ресторанной кухне, чистит картошку. Его туда сам муфтий рекомендовал. У муфтия с новой властью отношения налажены – немцы татар не цепляют. К ним даже на постой только штабных офицеров определяют. Муфтий понимает – татар не цепляют пока кто-нибудь из них не набедокурит. А случись чего, так сразу со всеми разберутся. Вот и случилось – пригрел Нур еврея. Значит и муфтию придется этого еврея прикрыть. И это еще хорошо, что Натан теперь у Нура живет, а какой у дворника может быть офицерский постой, к нему даже ефрейтора селить неудобно? Так что тут Нуру повезло – в его доме немцы не стоят.

Времена-то страшные, а молодая душа беспокойная, так и хочется накинуть на плечи лямки аккордеона и пройтись по клавишам. Когда у человека душа болит, что как не музыка утешение для ноющего сердца? Нет больше ни отца, ни матери – страшно они погибли и могилы их не сыскать. А еще где-то его сердечный друг, что с ним, жив ли? Последний раз встречались под Лугой, где их часть летним лагерем стояла, он специально туда концерт своих синеблузников организовал, а потом… «Смешались в кучу кони, люди»

Из местного населения оставались либо подростки до 14—16 лет, либо пожилые люди и женщины. Мужского населения не было. Натан, хоть и слепой, хоть и татарином прикинулся, а все не дитя и не женщина. И Нонна девушка крепкая. Того и гляди в Германию угонят. Подметает Натан с Нонной двор, а как заслышат немецкую речь, так скрючатся оба. Даром что ли артистами до войны в заводском клубе прославились?

А немцы обживаются, решили тут навеки поселиться, уже и бордель оборудовали, девиц из Прибалтики выписали – гуляют.

Но гулять им оставалось не долго.

Освобождение

Ожесточенные бои на подступах к городу развернулись в январе 1944 года. Немецкое командование надеялось удержать наши наступающие части на сильно укрепленном Гатчинском рубеже, являвшемся частью «Северного вала». С яростью обреченных гитлеровцы взрывали мосты, минировали подступы к городу, устраивали завалы на дорогах. Они стянули сюда новые артиллерийские батареи и шестиствольные минометы.

По бездорожью, через болота и леса в глубокий тыл противника вышла, перерезав все его коммуникации, наша стрелковая дивизия. Город был окружен.

После мощного огневого налета в ночь с 25 на 26 января начался штурм Гатчины. А затем с западной, северной и восточной окраин к центру города устремились стрелковые подразделения. Ожесточенное сражение развернулось на улицах. Среди пламени и дыма наши воины выбивали гитлеровцев из домов и подвалов, дотов и дзотов. Они штурмом взяли Гатчинский дворец, освободили Приорат. Саперы находили и на ходу обезвреживали мины и взрывчатку.

Немного домов уцелело в городе.

26 января 1944 года Гатчина полностью освобождена. На балконе высокого здания в центре водрузили красное знамя. Наши победили – Варшавский вокзал в руинах. От родового гнезда Нура печная труба среди головешек. Грех жаловаться, не он один пострадал, у него-то хоть все живы.

Согласно немецкой переписи, в июне 1943 года, в Гатчине числилось 22 тысячи жителей, а в момент освобождения оставалось 2,5 тысячи человек.

А. П. Крюковских, доктор исторических наук: Гатчина (Красногвардейск) в годы Великой Отечественной войны http://www.gatchina.org/history/122/