Текст книги "Монарх и Узник"

Мехтиабад

Я всегда знала, что там, за горами, вершины которых я вижу каждое утро из своего окна, живут мои родные… Мне надо было многое понять – я поехала в Иран…

Я становлюсь иранкой всегда, когда вспоминаю восторженные рассказы отца о Йезде. Этот почти сказочный для меня город искала еще на ученической карте и ненавидела жирную красную границу, отделявшую папин город от меня. Только через 75 лет после изгнания из Ашхабада жителей персидского происхождения мне удалось-таки попасть в Йезд. В поездке меня сопровождало Божественное сопутствие, которое иные почему-то называют мистикой. Во-первых, в иранском консульстве быстро, без проволочек, выдали визу. Во-вторых, быстро нашлись друзья моих друзей, которые приветливо встретили в перевалочном для меня пункте, в Мешхеде. Однако им я заявила, что славный город Мешхед осмотрю потом, а завтра сразу в Йезд. Это очень далеко – так меня попробовали оставить хоть немного передохнуть. Как это – далеко!? В начале прошлого века тысячи иранцев ехали в наш город. Наверное, все же не так далеко? Новые друзья посмотрели на меня с сомнением, потом, расстелив карту на столе, показали, что между Ашхабадом и Йездом огромная Соляная пустыня. Я поняла свою давнюю ошибку и ошибку ученической карты. В-третьих, иранские друзья добыли новый номер телефона моих родственников и смогли дозвониться им. Наутро я села в ночной автобус и отправилась в путь, навестить тех, кого никогда не видела.

Йезд в самом сердце Ирана, а я гуляла в самом сердце этого древнего города. Его благополучно миновало монгольское нашествие. Провидение сохранило здесь островок зороастризма, даже когда на смену этой религии пришло, как и положено по идее развития духовной цивилизации, новое откровение Творца – ислам. Сохранившаяся община сегодня скорее лишь яркий и красочный, почти музейный экспонат духовной истории. Осталось не более 5 с половиной тысяч горожан, продолжающих соблюдать принципы и культы учения Заратуштры. Когда-нибудь и от христианства и ислама останутся лишь такие заповедные островки. Никуда не денешься – таков исторический путь развития всех мировых религий. Яркое процветание заканчивается постепенным угасанием.

Святыня зороастрийцев – храм Аташкеде. Он отстроен заново, но не из глины, как прежний, а уже из жженого кирпича. Я почти прилипла к стеклу, разделяющему музейную и сакральную часть храма, чтобы разглядеть, как вечно голодный Агни в огромной металлической чаше жадно поглощает стволы больших ореховых деревьев. Огонь этого древнего культа зажгли от пламени горного святилища, которому уже минимум два с половиной тысячелетия. Фасад Аташкеде удивительно четко, как в зеркале, отражается в воде культового бассейна. Иранцы все строят с непревзойденным вкусом! Над входом в храм прикрепили барельеф древнейшего символа, принятого многими ранними религиями, а потом и зороастрийцами. Это – фаравахр, крылатый диск с верхней частью тела человека. «Башни молчания», на которых оставляли покойников на вершинах специальных башен на растерзание птицам, закрыли только лет тридцать назад. Воздух Йезда напоминает о близости Соляной пустыни, которую, кстати, я преодолевала в автобусе 18 часов. Хорошо, что ночью. Днем жару даже кондиционер не выдерживает. Вода в городе только из кяризов. Она идет по подземным каналам с отдаленных гор в городские бассейны под глиняными полусферами, увенчанными четырехгранными вентиляционными башнями – бадгирами, они захватывают потоки ветра и направляют охлаждать воду. Такие причудливые строения придают старому городу колоритный, может, даже некий космический вид.

Интересно, в Ашхабаде есть башня, очень похожая на бадгир, она на здании фабрики, построенной в три дцатые годы. Высокий четырехгранник украшают часы, которые до сих пор показывают время, когда они остановились, – это время начала Ашхабадского землетрясения. Ведь только эти высотки – башня с часами и купол храма бахаи – не развалились. Я думаю, что построить башню-бадгир было идеей иранского архитектора. Придет время, откроют архивы, и тогда мы все узнаем доподлинно. Однако и сейчас знаем, что Йезд и Ашхабад строили иранские мастера. В Йезде я ходила по улицам начала прошлого века, которые видела на старых фото Ашхабада. Как на прежней ашхабадской Базарной улице, сплошные торговые ряды, и лабазные двери «гармошкой» закрывают торговцы Йезда на ночь тоже бульдожьими замками, как на фото старой «Текинки». Тротуары политы водой, усатый важный цирюльник сидел у порога маленькой парикмахерской с газетой в руках, рядом лавочки медной посуды, кондитерские магазины с лакомствами.

Мой девяностолетний дядя был моим переводчиком и гидом. Русский помнит еще с Ашхабада, где семья до насильственной высылки имела свой дом на улице Некрасова. Английский выучил, когда работал в Иране с иностранной компанией. Имел в Йезде велосипедную мастерскую, такую, как в Ашхабаде. Однако денег смог наскрести только на участок в бедном квартале зороастрийцев, чтобы построить на нем свой глиняный домик. Хотя лично меня это жилище очень радовало. Ведь кто еще из современных исследователей имел такую же возможность пожить среди последователей Заратуштры. Я подмела двор, хотела и полить, но дядя сказал, что воду надо экономить для душа. Пошла дальше наводить порядок и в углу у сарая увидела уже ржавую, но (вот это да!) ту самую ашхабадскую «зингер» – подарок моих родителей. При шахском режиме тетя Салтанат шила на ней наряды для иранок, тогда все стремились одеваться по европейской моде. Сейчас жена ее внука тоже работает в сфере моды, но в ее магазине торгуют лишь черными одеяниями для мусульманок. Интересно, в Иране настолько уважают швейную машину этой фирмы, что на одном из перекрестков Мешхеда ей поставили памятник.

Иран помог мне в полной мере осознать страдания и ужас положения бахаи при советской власти, понять, почему мой отец молчал о корнях семьи, скрывал истинную роль своих родителей в героическую эпоху истории новой религии. В Йезде ходили по гостям, многое вспоминали. Я там восстанавливала все недосказанное отцом. Знакомые дяди принесли фото тех лет, на котором в Йезде были засняты вместе эмигранты, то есть высланные ашхабадцы. Вот они, дедушки и бабушки, не увиденные нами, ашхабадскими внуками. Знаменательно, в шиитской стране сидели на скамьях вместе мужчины и женщины с открытыми лицами, как положено у бахаи. Я сразу узнала дедушку. Совсем уже старый, такой же, как на нашей семейной фотографии. Сумрачное лицо, характерные складки у рта, печальные глаза. Рассказали, что в ашхабадской тюрьме перед высылкой в Иран его сильно били по щекам, а он смеялся и говорил тюремщикам, что ему не больно, а хорошо и сладко. Показали еще одно фото. Спасибо я, конечно, сказала, но такое фото есть в моем архиве – снимок с памятного торжественного мероприятия закладки первого камня храма. Но почему родственники выделили рамкой на групповом фото только двоих? Один в чалме, в руках оцинкованное ведерко с раствором. Узнала. То был доверенное лицо бахаи – хаджи мирза Мухаммад Таги Афнан, тот самый, который приехал из Йезда, чтобы возглавить строительство Машрикуль-Азкара. А рядом неизвестный: крупный, сильный молодой в длинном черном пальто. В руках котомка с камнем. «Краеугольным»? Для закладки в фундамент? Слышу от родственников, что это и есть мой дедушка. Почему же тогда он, простой садовник, как мне всегда рассказывал отец, стоит рядом с такой великой личностью да еще во время торжественной фотосъемки? Опять узнала неожиданное, оказывается, иранский дедушка возглавлял группу строителей ашхабадского храма. Мои же вопросы продолжались. Трудно было понять, почему мой дедушка внезапно сменил свой религиозный путь, почему по призыву нового Посланника Бога Бахауллы одним из первых бросил недвижимость, работу и ушел в неизвестную землю? Мое незнание истории семьи удивило иранских родственников. Оказалось, что дедушка уже родился в семье бахаи. За религиозную деятельность его отца жестоко преследовали шииты. Сумели схватить в селе Мехтиабад. Мы с родственниками приехали туда вечером. Развалины дома, где скрывался прадед от преследователей. Сардоба, водохранилище, тутовое дерево в несколько обхватов – свидетели тех скорбных событий.

А наутро поехали на старинный рынок медников. Была пятница – выходной день в Иране, я могла без опаски ходить с фотоаппаратом по пустым коридорам крытого базара. На моих фотоснимках – стертые ступени, по которым моего прадеда, крепко связанного веревками, вели на базарную площадь. Там перед огромной толпой убили его, человека, который тоже, как и палачи, верил в единого Творца, но мечтал о новом мире без границ и войн, о равенстве людей всех наций. Потом, опять же в назидание, волокли убитого на площадь перед мечетью. Людей заставляли смотреть на убитого, уверяя, что так поступят со всяким, кто свернет с пути ислама. К сожалению, такое происходит всегда при смене духовных эпох. В языческом Риме страдали мученики за Христову веру, в Аравии идолопоклонники убивали приверженцев Мухаммада. Насилие – оно, как масло, только разжигает пламя веры. Власти хотели отвратить горожан от новой веры, но случилось неожиданное: сотни жителей Йезда одновременно стали приверженцами Бахауллы. Известный своими добродетелями житель Йезда, бывший мусульманин, но принявший новую веру Бахаи, хаджи мирза Мухаммад Таги Афнан пригласил в свой дом на торжественный обед представителей древней общины зороастрийцев и рассказал о пророке Бахаулле. Как и все последователи мировых религий, зороастрийцы верили в возвращение Спасителя. Гости в духовном лидере бахаи признали обещанного Шаха Бахрама, который инициирует обещанные их Писанием изменения в жизни, начало эпохи благоденствия. Многие поехали строить Ашхабад и храм Машрикуль-Азкар, а там, обживаясь, разводили свои любимые черные розы и сладкий виноград. Иранцы строили добротные особняки, зачастую по своим традициям – с парадными на улицу. Много таких «иранских» домов с садами и виноградниками, бассейнами и розовыми беседками во внутренних двориках возродили и после разрушившего город землетрясения. Но теперь эти несколько кварталов, прозванных в народе «персидским заливом», мешают расширяющемуся строительству района, как уверяют городские власти.

Побывали мы и в семье Лор. Они тоже бахаи зороастрийских корней. Не успели мы сделать двух шагов по крытому двору, как женщины уже несли нам на маленьком подносе стаканы с холодной подслащенной водой. Удивили их лица. Внешне черты такие же, как у всех иранских зардошти, но выражение новое – радостное, просветленное настолько, как будто огонь внутри. Насчет огня. В их доме нашелся-таки маленький «семейный» аташкаде. Металлическая вазочка на ножке, миниатюрный прообраз огромной вазы, где пылает храмовый огонь. Впрочем, металлическая вазочка-аташкеде, или иначе афринаган, или аташгах, формой напомнила керосиновую лампу. А почему бы и нет. Даже когда при новой идее меняется содержание, форма зачастую еще долго остается прежней. Показали нишу для культового огня. Сейчас афринаган в семье бахаи зажигают лишь изредка, да и только чтобы целебным дымом очистить жилище. Присмотрелась к чаше и поразилась: так там наш, туркменский юзарлык, растение от ста болезней, которое, впрочем, известно во всем мире как рута. Удивило и то, как сложное архитектурное пространство старого дома с культовыми закутками хозяева удачно использовали для современного красивого и удобного жилища. Вот оно, реальное воплощение сознания бахаи, не зашоренное культовыми предрассудками. Я познакомилась и с Вахидом Кудратом. Его дедушка и бабушка, тоже минуя ислам, сразу стали приверженцами новой открывшейся им веры, за это Вахид уже успел отсидеть семь лет в шиитской тюрьме. А сейчас он рисует по памяти галерею портретов сокамерников, тех, кто в наше, кажется, просвещенное время отдал свои жизни за поиски Божественной истины. Я, полукровка, ощутила тогда на все сто процентов и свою персидскую кровь.

В Иране репрессии к бахаи продолжаются. Сотрудники государственной службы безопасности врываются в дома и забирают бахаи с собой. Облавы хорошо скоординированы и ясно свидетельствуют о стремлении руководства страны снова нанести удар и запугать иранскую общину. Как повторяются события, как повторяются методы и приемы запугивания бахаи в деспотических государствах! Тем не менее, рассказывают очевидцы, когда власти, держащие в тюрьме бахаи, не позволили ему похоронить умершую жену, то в ответ на этот беспредел к иноверцам пришли пять тысяч иранцев, чтобы проводить в последний путь землячку. В последнее время появились новости, что мусульманская молодежь Ирана стремится попасть на сайты бахаи, чтобы самим узнать правду о гонимой в их стране религии, вывешивают на улицах лозунги с полюбившимися изречениями Бахауллы: «Смотри на человека как на рудник, полный бесценных самоцветов. Только образование может извлечь сии сокровища и помочь человечеству обратить их себе на пользу». Выдающиеся иранцы, авторитетные люди всего мира постоянно призывают к свободе приверженцев веры бахаи, невинно заточенных в тюрьмах Ирана. Недавно в Ашхабаде познакомилась с выпускником тегеранского вуза и очень удивилась, когда узнала, что там на лекциях по теологии уделяли время изучению принципов религии бахаи. Конечно, такое позитивное отношение во многом зависело от мироощущения их талантливого и смелого преподавателя, а не от прогрессивных изменений в образовательной политике этой страны. Однако шаги уже делаются…

Вахид – архитектор, болеющий душой за сохранение исторического облика родного Йезда. Он водил меня по старым кварталам. Под толстым слоем пыли деревянные двери, узорчатые металлические решетки, фрагменты цветных оконных и дверных витражей, прекрасной работы сундуки, другая мебель из хорошего дерева, разбросанные на полу фото, помятые самовары и даже каменные жернова – все это оставлено зардошти, наспех уехавшими в веротерпимую Индию. Там они называются «парси», процветают в коммерции и, как могут, сохраняют угасающие культы своей древней религии.

В этом квартале полуразрушенных домов мы встретили бахаи, тоже из зороастрийцев. Он инвалид и одинок. Однако длинный коридор полуразрушенного дома заканчивается прекрасным балконом с видом на оживленную часть города. Там, сложив у бордюра костыли, старик проводит все время. Сверху, с балкона, он первым заметил нас. И весенний иранский ветер понес по улицам «Алла-у-Абха!», что означает: «Бог всеславен!» Конечно, это приветствие запрещено в Иране. Наверное, и в Ашхабаде было под запретом, когда мой тихий и законопослушный отец так здоровался с друзьями, а я, еще ребенок, тогда думала, что это обычное ашхабадское приветствие.

В доме иранского дяди я часто поднималась по глиняным ступенькам на прогретую солнцем крышу. Вспоминала детство, отца, свои давние мечты увидеть иранских родных. Я почувствовала себя маленькой девочкой и губами пыталась отрывать изумрудные градины с огромной кисти старинного сорта «халили». Отец выращивал в Ашхабаде виноград именно этого очень раннего сорта за нежный вкус. А может, в память о благословенном и любимом Иране, в котором он сам так никогда и не побывал.

Послесловие

Я, конечно, видела много прекрасных мест. Но сколько бы ни путешествовала, куда только ни закидывала меня судьба, вновь стремлюсь к ашхабадскому дому, понимая, что только здесь можно обдумать пережитое, набраться сил для нового пути. И теперь только осознаю: отнимите у меня эту сухую потрескавшуюся землю, эти барханы, эти горы, которые, стряхивая покрывало облаков, здороваются со мной через запыленное окно; отнимите шафрановый шар солнца, который, не смущаясь, ранним утром заглядывает ко мне в спальню; отнимите перекаленный, но самый целебный для моих легких воздух. – и тогда от меня не останется ничего примечательного. Меня замучает ностальгия. Она высушит душу, испепелит сердце. Я из тех туркменских русских, которые не покинули землю, где родились. Гуляя вечерами под ярким светом неоновых фонарей по тщательно выдраенным тротуарам нового туркменского города, я ностальгически вспоминаю город моего детства. Тот, без сияния золотых куполов, без прямых проспектов и беломраморных дворцов. Я, как старая ашхабадская кошка, тоскую по прежним беленым домам. Тогда улицы, хоть и пыльные, но тенистые, были не только средой обитания, но и степенью родства, исторической памятью. До сих пор же помню соседей, как близких родственников. Мои улицы уже давно переименованы. Но мы, уже старожилы, называем их почему-то как прежде: Маргеланская, Кокандская, Андижанская… Только теперь на этих улицах я падчерица. В молодости было наоборот: всякий раз, приезжая из Москвы, после посещения ее музеев и выставок, я так мучилась от скудости интеллектуальной жизни моего города, так страдала от тусклости именно этих улиц. В старом Ашхабаде прошла главная часть моей жизни, прелесть которой ощутила только сейчас. Но я знаю, что «мой» город не исчез. Он остался в думах, фото, стихах и песнях друзей, давно разъехавшихся по миру. Он остался в наших душах и греет своей «остаточной энергией». Это понятие из арсенала и физиков, и религиозных философов.

Раскрыть историю преемственности религий нашей цивилизации помогло прошлое моей родины. Туркменская земля: печать вечности и величия… Предвзятых, то есть тех, которые знают об этой стране только из одиозных СМИ, охватывают сомнения в правильности моих суждений. Однако же я не перестаю собирать информацию о древности туркменской земли и удивительные пророчества о ее будущем, нанизывая все добытое на нить духовного развития человеческого сообщества. Уверена, что Туркменистан – это тот котел, в котором сегодня варится история будущего. Да, конечно, ныне страна где-то в хвосте каравана; когда же она пойдет по новому маршруту, указанному Творцом, она непременно окажется среди первых.

12 декабря 1995 года мировое сообщество признало независимый Туркменистан в качестве нового нейтрального государства, представители 185 стран единогласно проголосовали за специальную резолюцию, в которой Генеральная Ассамблея ООН признала и поддержала объявленный Туркменистаном статус постоянного нейтралитета. Зачем это нужно? Еще пригодится. Хотя, конечно, сегодня эти важные политические статусы страны больше похожи на дорогие фамильные бриллианты, которые не носят, но они греют душу уже тем, что лежат дома и в несгораемом шкафу. Туркменистан не относится ни к одному государству как к своему противнику, не принимает участия в военных блоках и союзах, не делает иных шагов, которые могут привести к войне или военному конфликту. Прислушайтесь, именно так Бахаулла говорил о мерах коллективной безопасности будущего планетарного содружества народов: «О сонм повелителей! Если примиритесь вы между собой, то не потребуется вам много солдат и бое припасов, а лишь то количество, которым оберегаете вы ваши страны и города. Страшитесь пренебречь тем, чем назидали мы вам от Знающего, Верного». Похоже, что Туркменистан, сам еще не осознавая того, начал идти по новому пути, который указал землянам Всевышний. Страна сделала выбор в пользу независимости без истерик, обвинений и продолжает нормальное сотрудничество, не вступая в союзы, а Америка даже не заикается о том, чтобы разместить свои ракеты и базы на туркменской территории. Так же оценивают позицию нейтрального Туркменистана и лидеры многих стран. По мнению политиков, Туркменистан благодаря своему геополитическому положению должен рассматриваться как ключевое связующее звено между Европой и Азией. Это обстоятельство открывает широкие возможности для успешного диалога. Это порог на пути Запад-Восток.

Заглянем в завтра. Придут другие президенты, будем надеяться, еще справедливее и лучше. На земле будут еще страшные потрясения и беспримерные бедствия, но Бахаулла уверяет нас, «…что эти бесплодные споры, эти разорительные войны вскоре уйдут в небытие и воцарится Величайший Мир». Буквально лет сто назад единение мира воспринималось многими людьми как утопия. Нам теперь совершенно естественна концепция единства человечества. Наши гены помнят сакральное единство «золотого века» древних жителей земли. Время идет быстро, и мир, хоть и медленно, но неуклонно движется к ясному пониманию главной идеи всех мировых религий, что мир – единый сосуд, его разбили, но его можно склеить. Человечество обязано перейти от враждебности групп, народов, религий к содружеству, единому миру под началом Творца. «Все мы – ветви одного дерева!» Эта основополагающая идея учения Бахауллы, Посланника Всевышнего, конечно, не нова. Она утверждается во всех священных Писаниях, переданных Творцом на Землю, но в его учении она, как заключительный органный аккорд великой мессы, омывает сердце высокой радостью смысла всего происходившего и происходящего на Земле. Эта цель труднодостижима без сознательного и одухотворенного участия большинства человечества в делах и жизни сообщества. Духовная информация, «распечатанная» Бахауллой для новой эпохи, без труда улавливается чутко настроенными «приемниками» современников. Такая эволюция развития человечества включена в бесконечный план Творца.

Создание миролюбивой цивилизации невозможно без участия женщин в каждой области человеческой деятельности. Иисус рассматривал женщин как равных. Мухаммад делал то же самое, а достоинство мусульманских женщин умалялось уже в более поздних поколениях. В учении бахаи говорится, что, когда повсюду в мире женщине будет предоставлено более высокое положение в обществе, стабильность и нравственность изменятся к лучшему. Энергия этого Божественного посыла уже проявлена в мире. Во многих странах перестраивают систему образования с упором на девушек, все чаще и чаще правителями или царствующими особами становятся женщины, за признание равенства прав женщин и мужчин, можно сказать, единогласно проголосовало большинство жителей Земли. Заметим и то, что ООН в своих целях по развитию человечества на тысячелетие большое внимание уделяет образованию девочек. Важно отметить, что за последнее время уравновесились права мужчин и женщин в Туркменистане. Внешний почет, которым ныне окружены представительницы прекрасного пола, удивляет даже европейских защитников прав, и с каждым днем уменьшается разница между их абстрактным признанием и воплощением в жизнь.

Те, которые «разбойники, жестокие, с саблей спят», как круто они развернулись в мире и как поменяли лицо. Все народы Евразии, даже спокойные на первый взгляд литовцы и латыши, не говоря уже о буйных по характеру чеченцах, хватались не раз за оружие в годы перестроечного бума, все, кроме туркмен. Так и предсказывал Бахаулла. А может, древний народ сейчас меняет свой код, чтобы продолжить историю воина без ружья? Впрочем, скоро на родину вернутся новые туркмены – выпускники европейских вузов, куда их послали родители за полноценным образованием. Обязательно кто-нибудь из них вернется. Туркмены в редких случаях покидают родину. Молодые принесут новые знания, новый стиль жизни, новое понимание будущего страны…

…И опять путь россиян к Индии, я имею в виду воздушный путь, проходит через Туркменистан. Мы летим вместе. В иллюминаторе снижающегося самолета уже виден городской фонтан, увенчанный грандиозной конной скульптурой, а потом, спускаясь по трапу и любуясь красивым аэровокзалом, чужеземцы желают непременно осмотреть и наш город. Умоляют каких-то начальников в синей форме. Запрет! Несколько часов до следующего самолета в Дели они просидят в зале ожидания. Транзит – дело тонкое! Попасть в Туркменистан иностранцам сейчас действительно сложновато. Туркмены, потеряв когда-то свободу, теперь тоже стали другими. Да, они стали осторожнее, порой, к сожалению, даже – сверхосторожнее.

Ашхабад