Текст книги "Любовь, чакры и мармелад"
Автор книги: Ольга Никитина
Жанр: Эзотерика, Религия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 14.
Элина репетировала дуэт с новым партнером. До премьеры спектакля поставленной по мотивам пьесы Гете «Фауст», остались считаные дни. Все были на взводе, включая руководителя. Оно и понятно-балет ставился на Антона. У него была главная партия профессора Фауста. Даже образ Мефистофеля в задумке Юрия Христофоровича был оттенен на второй план. Акцент был сделан на Боярском-Фаусте. Подготовка нового спектакля началась десять месяцев назад. Когда солист получил травму и стало ясно, что на премьере он работать не сможет, стали срочно вводить в состав запасного танцовщика. Денис Олешко был молодой, красивый, талантливый. Но еще не слишком опытный. Ему было тяжело справляться с возложенной на него ответственностью-шутка ли, когда тебя на всех углах сравнивают со звездой. Он нервничал и оттого лажал. Элине пришлось остановиться, потому что главная поддержка не получилась. Юрий Христофорович почесал бровь, дергая за длинные седые волоски. Это означало нетерпение.
–Дэн, давай сделаем,-кивнула Элина темноволосому и плечистому партнеру в модных штанах, закатанных выше колена, на бретельках, перекинутых крестом на загорелой, с золотистыми волосками, груди. Она сделала подход, взлетела на руки мужчине, но тот, оступившись, не смог закончить поддержку так, как было нужно.
–Тырьям-бум-бум!-раздался громкий голос хореографа. – Бум-бум,-он
постучал по деревянной скамейке, намекая на ограниченные умственные способности танцовщика. Тот залился румянцем на широких скулах.
–Ты шаг поменьше сделай. А то перелетаешь,-буркнул ей Денис.
Она кивнула, прикусив губу, чтобы не улыбнуться. Остальные танцовщики с интересом наблюдали. Еще один подход, снова неудача. Денис схватился за плечо, сморщившись.
–Да поднимешь ты ее уже или нет, черт тебя дери!-взревел Юрий
Христофорович, подскакивая со стула. Денис затрясся точно в лихорадке. Элине стало его жаль.
–Юрий Христофорович, а можно мы сначала прогоним? Он сделает. Да же, Дэн? У нас уже получалось!
Тот кивнул, ни жив ни мертв от страха.
–Да делайте уже хоть что-нибудь, -махнул рукой педагог и откинулся чуть вбок, опершись мощной ладонью о соседнюю лавку и взирая исподлобья. Заиграла музыка, танцовщики начали действо. Денис вытянул поддержку. Хоть и на грани фола, но сделал. Закончили под аплодисменты, но глаза были устремлены на седовласого старца. А тот только пробурчал:
–Нда…-с удивительной гибкостью встал со стула и вышел из зала.
«Ндаа» означало: «Середнячок. Надо работать.» Элина выбежала за ним в коридор, окликнула.
–Можно, Антон с Денисом поработает? Он ему объяснит детали насчет поддержки…
–Сомневаюсь, что Боярский с ним возиться будет,-усмехнулся руководитель.
–Будет! Я его попрошу!-пылко воскликнула Элина.
–Ну, хуже не сделает. Наверное,-пробормотал он едва слышно, удаляясь в
кабинет.
Антон согласился. Конечно, не сразу и не без ядовитых замечаний и подтруниваний, на которые Элина уже перестала обращать внимание. Но, видно, он так устал сам от себя и от безделья, что даже не слишком сопротивлялся.
На следующий день в репетиционный зал приехали вместе. Едва Антон вошел в длинный коридор, из всех трех залов высыпали люди. Приветствовали, пожимали руку, но Элина отметила, что особенного восторга на лицах не было. Как будто они опасались сказать что-то не то, как будто боялись, что Антон огрызнется в ответ, а то и бросится с кулаками. Так встречают неугодного гостя,-думала она, следуя чуть позади. Улыбаются, но уже ждут, когда он уйдет. Но ведь и к ней здесь такое же отношение. За столько лет совместной работы-одно соперничество, борьба за чужое место, бесконечные осуждения… Стоит отвернуться, и у тебя за спиной начинаются сплетни. Особенно теперь, после того, как… С тех пор, как она вернулась из ашрама, атмосфера в балете как будто давила ее. Точно тесный корсет, который хочется снять и вдохнуть поглубже. Тем временем Антон тепло поздоровался с педагогом по классическому танцу. Тот похлопал танцовщика по спине и пригласил в зал. Первый урок Антон просто наблюдал, устроившись чуть ли в центре зала. На мужскую половину смотрел с легкой, но явно заметной усмешкой. А те из кожи вон лезли, чтобы продемонстрировать себя.
–Вот это чудеса у нас творятся, -заметил педагог. – Это Антон на вас так действует? Может, тебе почаще приходить?-улыбнулся он.
–Угу,-угрожающе хмыкнул Боярский, и педагог на эту тему больше не шутил.
После урока дали час-время на индивидуальную работу. По негласному соглашению все вышли, оставив большой зал солистам.
–Ну, давайте, покажите класс,-Антон откинулся на спинку стула, забросив больную ногу на ногу.
Элина залюбовалась им. Столько обаяния было в его лице, столько страсти таилось в широко распахнутых глазах цвета темного меда. Кольнула досада, что она не могла исполнить свой танец с ним, ее настоящим партнером, который знает каждый сантиметр ее тела, с которым они движутся как единое целое, не думая о поддержках, элементах, равновесии… Просто сливаясь в унисон под течение музыки, наслаждаясь моментом… Она быстро стряхнула с себя отвлекавшие мысли, но короткого взгляда, которым они обменялись с Антоном, хватило, чтобы он понял, прочитал ее. Грустно улыбнулся и качнул подбородком в сторону молодого танцовщика.
–Не дрейфь. Страшно только в первый раз… Ну, и еще раз двести потом.
Номер начался. Элина выложилась на все сто процентов, и технически, и эмоционально. Знала, что Антон будет придираться к любой мелочи. Когда закончилась музыка, и танцовщики, замерев на несколько мгновений в финальной позе, расслабились, отирая пот и восстанавливая дыхание, Антон похлопал в ладоши и сказал: «Молодцы». Без издевки сказал, без сарказма. Денис оторопел.
–Ну, там была пара моментов… нечисто…
Но Антон не отреагировал.
–Хороший номерочек.
Денис озарился счастливым сиянием.
–Антон, можно тебя на минутку?-кивнула Элина. Она вышла первая, дождалась его в коридоре и, взяв за руку, увела подальше от двери.
–Молодцы… что это значит?
–А что?-пожал плечами Антон.
–У тебя за семь лет самый большой комплимент был: ноги слабые. А тут-похвала?
–Слушай, ну, что я ему скажу? Он старается.
–Тсс…-она дернула его за рукав. –Тоша, он, конечно, не ты и даже близко не стоял, но он-очень хороший танцовщик. Вспомни, как ты мне помог вначале!
–С тобой все было по-другому. У тебя потенциал был. А у него-нет,-упрямо возразил Боярский. – Он на пределе работает.
–Ему девятнадцать лет!
–Тем более. Летать должен кузнечиком. А он в конце уже сдох.
Элина замолчала. Спорить было бесполезно. Может, Антон и был прав, но дело было не в Денисе, а в том, что Элина тайно надеялась, что эта репетиция станет началом новой карьеры Антона Боярского-репетитора-хореографа. Но прав был Юрий Христофорович: Боярский хочет тренировать только самого Боярского. У них за спиной раздался гнусавый протяжный голос.
–Аантооша, приивет!-протянула нараспев Фаня. Оба танцовщика обернулись к худой длинноволосой блондинке, напоминавшей увеличенную копию Барби.
Огромный бюст, казалось, грозил перевесить хрупкое тело и уронить смазливую обладательницу на пол.
–Привет,-сказал Антон, и воцарилась неловкая пауза. Грудастая Фаня, помимо своего основного достоинства, отличалась недалеким умом. В балете выражение «у нее весь мозг в грудь ушел», стало давно расхожим афоризмом. Фаня на эти шутки не обижалась и только загадочно улыбалась.
–Если она с тобой плохо обращается, переезжай ко мне,-протянула томным грудным голосом блондинка. – У меня как раз диван свободный.
–Ну, ладно, мне пора работать,-Элина повернулась к Антону. -Увидимся дома.
–Пока.
Она шла к двери зала и отчаянно сопротивлялась желанию обернуться и посмотреть, что происходит у нее за спиной. Прошло почти полгода с той ночи, когда Элина, вернувшись в номер, обнаружила там полуголую Фаню в объятиях Антона. Элина знала, что Фаня, как говорится, слаба на передок и переспала со всеми, включая руководителя балета. И Антона она вроде бы тоже простила. Он клялся ей, что это было минутное помешательство после лишнего стакана вина. Что она сама повисла на нем, и он не устоял, повелся на зов плоти. Элина всегда старалась понять мотивы поведения людей, прежде чем поддаваться эмоциональным порывам. В ее семье скандалили часто. Отец был человеком взрывным. Заводился с пол оборота, особенно, когда приезжал после долгого рабочего дня, проведенного в пробках за баранкой фуры. Мама, женщина твердого характера, с собственным мнением, принималась кричать в ответ. Элина обычно пряталась в кладовке, с книгой, и старалась не слышать оскорблений и ругательств, летавших по квартире, точно пулеметные очереди. Она не выносила конфликтов, громкого проявлений эмоций, и, особенно, скандалов. С Антоном они ругались очень редко. Если он начинал возмущаться, она молчала и ждала, когда он успокоится, чтобы затем поговорить о том, что его беспокоит, в спокойной обстановке. Но еще чаще она старалась предупредить возможные причины его недовольства. Ей несложно было согласиться с причудами его характера. Она просто пыталась понять, откуда они проистекают. У него была маниакальная тяга к порядку. Поначалу Элину это нервировало. Она старалась быть хорошей хозяйкой, но превращать вещи в культ… Однажды Антон рассказал ей, что в детстве мама водила его к психологу из-за того, что каждый раз, когда один из его оловянных солдатиков оказывался сдвинут на миллиметр, он начинал биться в истерике. Психолог назвал это «дефицитом внимания» и посоветовал родителям проводить с ребенком больше времени. Уяснив это, Элина смирилась, и стала подыгрывать. Однажды даже составила подробную опись того, что и где стоит у них в квартире. Единственной отдушиной была ее половина платяного шкафа, куда Антон не заглядывал. В свою очередь он единственный понимал ее страхи. Она всегда жутко волновалась перед выходом на сцену. Если на репетиции у нее не получался элемент, она могла часами переживать об этом дома, прокручивая его в голове снова и снова и умирая от внутреннего стыда за свою бесталанность. Антон всегда чувствовал ее настроение и в такие моменты находил верные слова, которые возвращали ей уверенность в себе, унимая внутреннюю дрожь. То, что было у них, было очень ценным, редким и… и так пошло, так банально втиснулась в их уютный мирок Фаня со своими грудями, выпиравшими из-под майки. Элина очень старалась забыть этот инцидент. И все-таки каждый раз, когда оказывалась в одном зале с блондинкой, в груди что-то сдавливало, как будто сжимались гигантские плоскогубцы. Она еще надеялась, что Антон ее догонит на пороге зала, что-то скажет или просто поцелует на прощание… Она замерла, ухватившись за дверную ручку. Но ничего не происходило. Она толкнула дверь и вошла в зал. Мысли носились в голове, точно стая летучих мышей-громко хлопая крыльями и цепляя когтями за живое.
Денис соскочил с подоконника и с какой-то щенячьей преданностью посмотрел на Элину.
Она улыбнулась.
–Готов?-она взглянула ему в глаза. Яркие, голубые, сверкавшие на широком
загорелом лице. Антон был бесспорно красив, а Денис брал обаянием, особенно, когда улыбался. Элина вдруг почувствовала необходимость сказать ему правду. Надоело жить среди недомолвок и лицемерия. Надоело выискивать признаки на лицах людей, точно физиономист из детективного сериала-понравилось-не понравилось, врет-не врет. Надоело вслушиваться в шепотки за спиной…
–Антон считает, что ты танцуешь на пределе возможностей. А я сказала, что ты можешь больше. Теперь дело за тобой. Какой вариант выберешь, таким и станешь.
Вихрь эмоций вспыхнул и погас в его голубых глазах, оставив решительный блеск.
–Давай репетировать.
Она почувствовала, что сделала что-то значимое сегодня, и на душе стало теплее.
Глава 15.
С трапа самолета вместе с другими пассажирами, прилетевшими в Москву рейсом из Европы, спускался высокий широкоплечий мужчина в джинсах и яркой оранжевой сорочке с короткими рукавами. Тот интерес, с которым он оглядывал окрестности аэропорта, и осторожность, с которой совершал передвижение с трапа в автобус, из автобуса в стеклянные двери коридора, по ступенькам к багажным лентам,-все это выдавало в мужчине иностранца. Наметанным глазом выхватили его из толпы таксисты, разбросанные по терминалу прилета, точно шахматные фигуры на доске. Продолжая одним глазом отслеживать ситуацию вокруг, короткими жесткими фразами атаковали они потенциального пассажира, выбрасывая сигнальные флажки цепочкой, по мере его продвижения по залу: скидочку сделаем; куда ехать; зачем трястись в маршрутке; электричка опаздывает; дешевле некуда. Мужчина задержался возле одного из таксистов-здоровяка с жесткими черными усами и таким же колючим взглядом. Он начал задавать вопросы, не относившиеся к делу, испытывая терпение таксиста.
Едем?-не выдержав, рявкнул тот. Но иностранец, почему-то прекрасно
говоривший по-русски, вежливо улыбнулся, поблагодарил и направился дальше, неся за плечами блеклый походный рюкзак и коврик для йоги. Таксист бросил разгневанный взгляд ему вслед, прошипев что-то нелицеприятное. Но мужчина или не услышал, или предпочел не слышать. Он подошел к широкому окну аэропорта и долго смотрел, как сменялись человеческие фигуры-приезжали, уезжали, выгружались из автомобилей и грузились в машины. Простояв у окна довольно долго, он обыскал глазами зал, нашел нужный указатель «аэроэкспресс» и проследовал по стрелке к лифту.
Он обменял в киоске купюру в сто евро. С неподдельным интересом он долго изучал автомат для покупки билетов. Но когда расторопный юноша предложил ему помощь, покачал головой, вежливо улыбаясь. Наконец, достал из кармана джинсов только что полученную пачку денег, аккуратно вложил купюру в автомат, немедленно проглотивший добычу. В экспрессе он занял место у окна, положил рюкзак на полку над собой. После отправления поезда ловко подобрал ноги, усевшись в полулотос. Он очень старался не думать и не поддаваться воспоминаниям, которые, казалось, только и поджидали удобного момента, толпясь в очереди у потенциально возможного выхода, скучившись и поджимая друг друга, точно люди в очереди за стиральным порошком в то далекое советское время, когда Эльдар только начинал свой жизненный путь. Что-то в этом вагоне подстегнуло память-девушка ли, упрашивавшая по телефону маму отпустить ее в боулинг с друзьями. « Мамуля, мамочка, я обещаю, что буду дома в одиннадцать! Тебе совершенно не нужно беспокоиться!»-убеждала она голосом, преисполненным дочерней любви. Эльдар улыбнулся. Или пейзаж за окном-ничем не примечательный, одинаково ровный, состоявший из зеленых полос, перебиваемых бетоном, точно пунктирной линией-пейзаж, который он наблюдал каждый раз, уезжая на поезде в к бабушке и деду в Вильнюс. Он ощутил легкое беспокойство, что-то похожее на боязнь замкнутого пространства, только он боялся не этого новенького, комфортного вагона, в котором, к его удивлению, даже установили беспроводной интернет, мужчина на мгновение испугался самого страха. Чем ближе подъезжал аэроэкспресс к столице, тем отчетливее представлялся Эльдару безрассудным собственный поступок. Он вспоминал ашрам, залитые солнцем холмистые луга, горы и озеро в лесу, возле которого он часто медитировал в уединении. Вспоминал, как упорядочена и организована была его жизнь, и вместе с тем-наполнена высшим смыслом и мудростью. Он вспомнил, как приехал в ашрам из Москвы впервые-дерзкий, самоуверенный и вместе с тем растерянный и разбитый. Его встретил старший свами и долго пытался понять заплетавшийся корявый английский гостя. Потом кивнул, проводил в комнату на втором этаже, знаком попросил располагаться и ушел. Был вечер, стемнело, и единственная настольная лампа отбрасывала тусклый свет. Стены были чисто-белые, без обоев, в углу стояла односпальная кушетка. Из-за этой белизны стен комната показалась Эльдару очень холодной и чужой, точно больница. Он представил, что никто за дверями комнаты не говорит на его родном языке, что вокруг-совершенно чужая ему страна. И даже листья на деревьях за окном как будто шелестели по-иному, перешептываясь на незнакомом языке. Двадцатипятилетний Эльдар в то мгновение физически почувствовал, как его сознание пыталось ухватиться за какую-нибудь деталь, на которую можно было бы опереться на пару минут, перевести дыхание и собраться с силами для нового жизненного этапа. Он оглядывался по сторонам, но ощущение «не своей тарелки» не уходило. Зачем он приехал в эту дыру? Как глупо пытаться убежать от того, что внутри тебя самого. Эльдар сел на кушетку, собираясь через минуту встать, вернуться на вокзальную станцию и первым же поездом вернуться в аэропорт, а оттуда – в Москву. Он присел всего на мгновение, но тут в глазах у него помутнело, голова вдруг стала очень тяжелой, упала на плечо, и он потерял сознание. Он не знал, как долго был в отключке. Очнулся от какого-то резкого травяного запаха. Над ним стоял тот же седовласый мужчина, который встретил его у входа в ашрам. Мужчина что-то сказал, но Эльдар его не понял и на всякий случай промычал невразумительно. Мужчина дал ему белую керамическую чашку с горячим напитком. Эльдар осторожно взял стакан у него из рук, понюхал и отхлебнул. Напиток был каким-то травяным настоем и напомнил Эльдару чай, который заваривала бабушка. Мужчина улыбался и с интересом разглядывал гостя, снова что-то спросил, и Эльдар, наконец, догадался, о чем.
–Russia. Moscow.
В темно-карих глазах его собеседника промелькнуло удивление.
Эльдар, показал на себя и сказал:
–I-yoga teacher be, -перепутав все, что выучил дома с разговорником.
Мужчина смотрел на него долго и очень внимательно, а потом сказал:
–Каращо.
–Хорошо?-переспросил русский.
–Каращо!-повторил старший свами и широко улыбнулся, обнажив два ряда белых зубов.
И открытая, ясная улыбка этого совершенно незнакомого человека сделала все остальное неважным. Обстановка, различия менталитета, языковой барьер в одно мгновение стали семантикой-набором штампов, которые выводят на документах. А перед Эльдаром стоял живой человек, который отчего-то рад был загадочному русскому гостю, свалившемуся точно снег на голову. Всякий человек, покинувший свою родную страну, время от времени задается вопросами о «корнях», национальной принадлежности, патриотизме и отчизне применительно к самому себе. Эльдар, среди чужестранцев найдя умиротворение, которого не испытывал в России, часто задумывался о той самой «русской душе», прислушивался к себе, пытался анализировать и сравнивать себя с людьми без «русской души». В древних индийских писаниях душа определялась как некая субстанция размером с одну тысячную часть толщины человеческого волоса. Душа одинаковая у всех людей-она не зависит от национальности или расы. И все-таки два качества Эльдар записал в характеристики русского человека: неизбывную печаль и желание поступать наперекор правилам. Бабушка Эльдара часто читала ему на ночь «Царевну-лебедь» Александра Сергеевича Пушкина.
Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?
спрашивала Царевна главного героя. И тот отвечал каждый раз одинаково:
Грусть-тоска меня съедает.
Эльдару казалось, что вся первая половина его жизни проходила под этим лозунгом:
«Грусть-тоска меня съедает». Щемящая… вот еще слово, на этот раз от мамы. «Что-то в груди щемит»,-часто повторяла она, вздыхая. Печаль таилась везде: в людях, окружавших Эльдара; в пейзаже за окном; в сломанных качелях на детской площадке, заросшей колючими кустами. Учительница литературы в школе-женщина с большими печальными глазами-обычно начинала урок с рассказа какой-нибудь истории из жизни, где кто-то непременно умирал, и в конце обязательно приговаривала: «Веселитесь-веселитесь! У вас пока все хорошо. Пока живы ваши родители… Горя вы еще не хлебнули. Так что радуйтесь пока!» После ее слов класс замирал в скорбной тишине-радоваться совсем не хотелось. Из курса школьной литературы Эльдара особенно потрясла «Железная дорога» Некрасова. Он выучил стихотворение наизусть и получил пять с плюсом, рассказав на уроке. Но учил он не ради оценки, а потому что строки как будто отдавались во всем его теле, пробирая дрожью, и это было одновременно жутко и притягательно. Он как будто видел образы мертвецов перед глазами, слышал стоны падавших от изнеможения людей. А в голове гремело: «Варвары! Дикое скопище пьяниц!» Ему казались эти слова очень обидными и жестокими. И одновременно мысль не давала ему покоя и волновала даже сильнее, чем строки поэта. А что, если правда?-думал он. Он искал ответа на этот вопрос каждый день-на улицах, в школе, в переполненном автобусе и на остановках. Прислушивался к разговорам, приглядывался к людям, а в голове звучало: «Варвары! Дикое скопище пьяниц!» Неправда,-думал он. – Или правда?.. Тридцатипятилетний Эльдар ехал в новеньком Аэроэкспрессе, с мягкими сиденьями, биотуалетом и экраном над входной дверью, где бежала лента новостей. В кармашке сиденья перед ним торчал прайс-лист закусок и прохладительных напитков, которые предлагала вежливая женщина с тележкой. Пассажиры негромко переговаривались или дремали, все они выглядели опрятно и презентабельно. Были еще строки, запавшие в память Эльдару.
Вынесет всё -и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только -жить в эту пору прекрасную
Уж не придется -ни мне, ни тебе.
Ни мне, ни тебе… Да, никто из родных Эльдара не дожил до этой светлой поры– люди вырвались из-за железного занавеса, путешествовали по миру, ездили в комфортных поездах, отдыхали в любом уголке земного шара. Он помнил огромные очереди в единственный московский Макдональдс и то, как коллекционировал салфетки с его логотипом. Эльдар дожил. Хотя вряд ли можно сказать, что он приложил свою грудь к изменениям. Кто-то другой прокладывал дорогу, пока Эльдар находился далеко отсюда-от родной страны. А теперь он возвращается… для чего?..
“Поезд прибывает на станцию “Белорусская”,-сообщил строгий женский голос.-“Пожалуйста, не забывайте свои вещи”. Звук русской речи ласкал слух. Эльдар поднялся, закинув на плечо рюкзак, и влился в толпу спешивших выйти на перрон людей.
Изучение прейскуранта на различные виды карт метрополитена добавило к его безмятежно-любознательному выражению лица некоторое замешательство. Позади него росла очередь, торопившиеся граждане громко вздыхали, выражая нетерпение.
–Мужчина, сколько Вам поездок?-не выдержала кассир.
–Наверное, пока одну,-неуверенно отозвался он.
–Ну, так давайте пятьдесят рублей. На трамвае-автобусе ехать надо? Или только метро? – ее немного деформированный динамиком голос разносился в каменных полнившихся народом стенах.
–Нет,-он протянул купюру и получил картонный прямоугольник и сдачу.
–К автомату прикладываем и проходим,-гаркнули ему в ухо с другой стороны, и он вздрогнул, оторвавшись от созерцания предмета в руке.
–Добрый день,-улыбнулся он дружиннице с красной повязкой на рукаве бледно-голубой блузы. Дружинница как-то смутилась под взглядом, который неожиданно сверкнул теплом, как солнечный зайчик в начищенной кастрюле. Нечасто ей улыбались молодые симпатичные мужчины. Она схватилась за свисток, как хватается за поручень человек, слишком быстро ступивший на движущуюся ленту эскалатора, и пронзительно свистнула. На ее счастье какой-то нахал и впрямь перемахнул через турникет без билета. А когда оглянулась, чуднОго мужчины в оранжевой рубашке уже не было видно в толпе. «Добрый день… С какого это он добрый?..»-фыркнула она, но в застоявшейся, отвыкшей от иных упражнений кроме переживаний за героев вечернего сериала душе заскрипели, заворочались шестеренки, открывая на краткое мгновении доступ чему-то непривычно приятному. Одновременно вдохновленная и испуганная наплывом чувств, женщина издала глубокий протяжный вздох, так что натянулись пуговицы в петлях на ее мощном торсе.
–Ты чего, Петровна?-окликнула ее из окошка кассир.
–Духота…
Петровна почти ласково посмотрела на толпившихся у эскалатора горожан.
А мужчина в оранжевой сорочке уже подъезжал к платформе на движущейся ленте и позволил своему разуму выдать первую со времени прилета оценочную сентенцию: Вот я и внизу.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
