Текст книги "Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы"

Это слово – речевая маска. Имея дело с Воландом, необходимо отдавать себе отчет в том, что он всегда имеет умысел, тайное намерение. Чтобы не позволить себя обмануть, нужно быть предельно внимательным, нужно заставить себя не поверить черту, и, конечно, необходимо сознательно подавить в себе желание быть обманутым. Для этого человеку дарованы воля и разум.

Продолжим наше изучение «немецкой» речи «профессора черной магии». Философская беседа с атеистами коснулась занимательного вопроса о том, кто же «всем этим управляет», если бога нет. Ответ Ивана прост – «сам человек и управляет». Возражение «иностранца» состоит в том, что человек сам не знает, что с ним будет завтра, а для того, чтобы управлять, надо иметь план хоть на какой-нибудь срок.

«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен, никто против этого не спорит. А дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер. (ММ-2. С. 552)

Выделенная нами фраза опять, по обыкновению Воланда, выдает себя за основу миропорядка. Кажется, что в этой фразе слиты воедино две банальные истины, а именно: жизнь человека заканчивается смертью и человек не знает времени своей смерти. Но это фраза – только маска, а за ней скрывается убийца, который ощущает свое превосходство над жертвой, потому что он-то знает, скрытую от жертвы тайну. Берлиоз не знает, что его смерть назначена на сегодняшний вечер, а заказчик убийства знает и испытывает удовольствие от своей власти над недогадливым смертным. Смерть Берлиоза будет выглядеть как несчастный случай, хотя на самом деле это будет виртуозно проведенной спецоперацией по ликвидации видного партийного функционера, то есть политическим убийством, – и это и есть рукотворный «фокус» «внезапной смерти».

Итак, мы выдвигаем гипотезу о том, что в лексиконе Воланда формула «внезапная смерть» означает спецоперацию по ликвидации очередной назначенной к уничтожению политической фигуры. Мы не ошиблись в переводе: об этом свидетельствует словечко «фокус», проскочившее как бы невзначай. С точки зрения грамматики выражение – «вот в чем фокус» – в этом контексте может означать вводное слово со значением синонимичным таким речевым оборотам, как-то: вот в чем дело, вот в чем штука, вот так-то и др. То есть слово «фокус», если его читать как вводное, почти теряет свое основное значение рукотворного чуда.

Примечание: Обратимся к черновикам. В «Третьей редакции романа (1936)» этот фрагмент текста выглядит так:

– Да, человек смертен, но это бы еще полбеды. А хуже всего то, что он иногда внезапно смертен (ММ-2. С. 371).

В этом варианте та же мысль выражена без вводного словосочетания «вот в чем фокус». Эту формулу Булгаков нашел в «Четвертой редакции романа „Князь тьмы“ (1937)».

Как только читатель идентифицирует субъекта, которому принадлежит эта реплика-афоризм, как артиста и «фокусника», так неизбежно феномен «внезапной смерти» переходит из разряда явлений объективно неподвластных человеческому произволу в феномен события рукотворного, у которого есть автор и есть исполнители. Короче говоря, слову «фокус» роман Булгакова возвращает прямое, конкретное значение действия, цель которого – оптический обман и создание иллюзии. Знаменательно, что «внезапная смерть» окончательно оформилась как «естественный конец» человеческой жизни в сталинском государстве именно в 37 году, когда репрессивная машина по превращению живых людей в покойников заработала на полную мощность. Именно в 1937 году Булгаковым найдено это точное слово «фокус», которое свидетельствует, что сам автор «Мастера и Маргариты» никаких иллюзий не питал и не принимал «ловкость рук» профессионального убийцы и вора за обусловленный объективными причинами естественный порядок вещей.

Очевидно, что Булгаков сознательно использует это слово «фокус», как одну из важнейших метафор в своем романе, разворачивая ее в сюжет целой главы «Черная магия и ее разоблачение». Взаимоотношения мага Воланда и его ассистентов-фокусников с публикой в зрительном зале – это прозрачная метафора, через которую отчетливо видно, как выстраиваются отношения сталинской власти со страной.

Роман Булгакова приоткрывает завесу над тайнами властных «фокусов». Фигура фокусника на сцене – это всегда образ мага, волшебника, ибо фокус по своему основному смыслу – это имитация чуда, то есть иллюзия нарушения естественных физических законов происходящего.

Толковый словарь Ожегова дает такое определение слова «фокус»:

«1. Показ чего-нибудь, основанный на обмане зрения при помощи ловкого и быстрого приема, движения. 2. перен. Ловкая проделка, уловка (разг. неодобр.). 3. перен. Каприз, причуда (разг. неодобр.)».

Первый сногсшибательный фокус, продемонстрированный Воландом, – это предсказанная в деталях гибель Берлиоза под трамваем. Особенно впечатляет знание «профессора черной магии» того, в каком состоянии окажется тело покойного после катастрофы, а именно то, что трамваем будет отрезана голова. Поскольку предсказанное сбылось, то читателю романа «Мастер и Маргарита» просто не оставлено никакого пространства для маневра – ему необходимо поверить в то, что Воланд представляет в романе сферу трансцендентного. Булгаков мистифицирует читателя, разворачивая перед его взором сюжет вмешательства в земную реальность сил потусторонних, таинственных и непредсказуемых. Отсюда и проистекает истолкование смысла изображенных автором событий как неотвратимая кара, настигнувшая безбожников от имени высших мироустроительных сил, воплощением которых всем читателям видится фигура Воланда.

Так интерпретируют смысл гибели Берлиоза практически все исследователи романа. Назовем только нескольких из них, для нас самых авторитетных: М. Чудакова, Б. Гаспаров, М. Петровский, В. Лесскис, А. Зеркалов, Б. Сарнов, В. Лакшин. Наша версия принципиально отличается от общепринятой в том, что мы готовы идентифицировать эту трансцендентную, таинственную, непознаваемую, иномирную силу как силу вполне земную, что не делает ее менее страшной и более предсказуемой. Мы уверены, что есть вполне реальные лица, которые могут заранее создать легенду о случайной и внезапной гибели человека, втайне осуществить его убийство и задокументировать эту смерть как случайную. Для осуществления этой программы действий необходимо иметь в своем полном распоряжении профессионалов-убийц, право и возможность выдавать и оформлять любые государственные документы от протоколов допросов свидетелей до медицинских справок и отчетов судмедэкспертизы. А также иметь полностью подчиненные себе средства массовой информации и издательства печатной продукции. Единственное лицо, узурпировавшее все эти механизмы и инструменты власти, нам известно. Генсек Сталин имел отлаженную, только ему подчиненную Систему, «заточенную» под осуществление его властных заказов на ликвидацию «опасных» лично для генсека персон. Только он один мог точно знать, что произойдет с начальником всех московских писателей. Только ему одному было по силам осуществлять подобные мрачные, но вполне рукотворные фокусы и чудеса. Реалистическое изображение всей этой дьявольской кухни единоличной власти генсека Сталина, которая держится на бесконечной череде «внезапных смертей» его подданных, абсолютно невозможно. И естественно, ответить на вопрос, как именно погиб Берлиоз, не представляется возможным, потому что «…никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея» (ММ-2. С. 546). Единственный свидетель кончины Берлиоза – Иван Бездомный – пациент психиатрической клиники. Булгаков только слегка раздвинул завесу над секретом внезапной, но предвиденной заранее смерти, и оттуда повеяло такими ужасами, перед которыми даже «Вий» кажется детской сказкой.

Нашу догадку, что мы имеем дело с политическим убийством, косвенно подтверждает то, что в гробу находилось тело без головы. Чтобы устранить тяжелые сомнения, мы проштудировали текст романа, чтобы понять, как проводилось опознание тела погибшего. В главе «Тайный сюжет московских глав» мы поделимся нашими соображениями по поводу процедуры похорон «внезапно» скончавшегося Берлиоза.

В сцене «великого бала» Воланд произносит в самый торжественный момент свою триумфальную речь. Его поверженный противник, превратившийся в «голову на блюде», безмолвно созерцает своего победителя. В этой своей триумфальной речи Воланд, по воле Булгакова, первый и единственный раз в романе процитировал подлинное слово генсека Сталина:[16]16
  См.: Доклад Сталина «О проекте Конституции Союза ССР (25 ноября 1936 года)»: «Таковы факты. А факты, как говорят, упрямая вещь». Указание на источник цитаты мы нашли в ст.: Кораблев А. А. Мистерия власти в «Мастере и Маргарите // М. А. Булгаков в потоке российской истории
  XX–XXI вв. М., 2011. С. 111.


[Закрыть]

– Все сбылось, не правда ли? – продолжал Воланд, глядя в глаза головы. – Голова отрезана женщиной, заседание не состоялось, и живу я в вашей квартире. Это факт. А факт – самая упрямая в мире вещь. Но теперь нас интересует дальнейшее, а не этот уже свершившийся факт. Вы всегда были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие. Мне приятно сообщить вам в присутствии моих гостей, хотя они и служат доказательством совсем другой теории, о том, что ваша теория и солидна и остроумна. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой… (ММ-2. СС. 727–728).

Мы слышим медленную, раздумчивую речь, интонационно чрезвычайно похожую на речь товарища Сталина. Воланд сейчас произнесет слова неотменимого приговора от имени самого бытия, от имени самого вечного миропорядка. Но попробуем рассеять чары собственного присутствия на Страшном суде. О чем говорит Воланд?

Он противопоставляет «факт» – «теориям». Обозначена отчетливая, почти брезгливая интонация презрения к любой, подчеркнем это, к любой работе человеческого разума. Воланд играет роль существа, всё знающего и постигшего всю премудрость человеческого разума. Однако для того, чтобы пафосно провозгласить, что «все теории стоят одна другой», оказывается, совсем не обязательно их изучить. Перед нами как раз этот случай: то, что мы принимаем за всезнание, имеет совсем другой, прямо противоположный смысл.

Ликвидировав ярчайших представителей науки, «корифей всех наук» надолго остановил развитие языкознания, кибернетики, генетики и множество других направлений научного знания. Может быть, кто-то еще сомневается в том, что Сталин был невежественным недоучкой-самозванцем, только не мы. Напротив, нам очевидно, что его власть опиралась только на холодную решимость, не встречающую ни внешних, ни внутренних преград, – отрезать любые головы, все равно какие: глупые или умные, добрые или злые. И никакой рефлексии по этому поводу, никаких моральных сомнений и раздумий! Поэтому никаких споров и возражений эта власть не допускает, и поэтому для Воланда «все теории стоят одна другой». И ночью на «великом балу» в тайне от своих подданных в присутствии узкого круга своей свиты он празднует свое превосходство над всеми, ибо он всегда в любом споре побеждает, предъявляя своему оппоненту в качестве последнего «седьмого доказательства» его собственную отрезанную голову. Логика этого «доказательства» отличается некоторой экзотичностью, однако это та самая убедительная, «железная логика» «корифея всех наук», и она такова: нет головы – нет и теории.

Слово «факт» в устах Воланда означает исполнение угрозы, «факт» – этот слово, ставшее делом, и очередная отрезанная голова – это «факт», свидетельствующий о его, Воланда, всесилии. И, наоборот, все, что свидетельствует о том, что власть Воланда не безгранична, подлежит немедленному уничтожению, то есть не может получить статус «факта».

Речь Воланда в виду отрезанной головы на блюде – это фиглярство, кривляние, клоунада, почти физически ощущаемое глумление и издевательство над поверженным врагом, едва скрываемое наслаждение палача муками жертвы – и весь этот комплекс переживаний спрятан под величественной маской судьи, карающего грешника справедливым возмездием.

Примечание: Поведение Воланда в виду «отрезанной головы» Берлиоза, как нам кажется, типологически совпадает с поведением Емельяна Пугачева из пушкинской «Истории Пугачевского бунта»:

«Пугачев бежал по берегу Волги. Тут он встретил астронома Ловица и спросил, что это за человек. Услыша, что Ловиц наблюдает течение светил небесных, он велел его повесить – поближе к звездам».[17]17
  Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Л.: Наука, 1978. Т. 8. С. 186.


[Закрыть] (Выделено Пушкиным – О. П.).

Похоже, что логика этого пугачевского приговора и его палаческое остроумие точно такого же свойства, как и решение Воланда воздать Берлиозу «по его вере». Здесь та же клоунада, то же фиглярство невежественного самозванца, глумливо играющего царственную роль мироустроителя. Очень похоже презрение Пугачева к умственной деятельности астронома на воландовское презрение к человеку как существу мыслящему, сформулированное им в общем виде: «все теории стоят одна другой» и «…а не надо никаких точек зрения…». Если бы Ловиц оказался не астрономом, а, например, геологом, изучающим земные недра, то «шуточка» палача могла бы быть другой: наверно, живым бы в землю зарыли, поближе к богатствам земли.

Очень важно, что Булгаков вводит в авторскую повествовательную речь фразеологизм «факт остается фактом». В «Эпилоге», подводя итоги воландовскому посещению Москвы, повествователь пишет: «Наиболее развитые и культурные люди в этих рассказах о нечистой силе, навестившей столицу, разумеется, никакого участия не принимали и даже смеялись над ними и пытались рассказчиков образумить. Но факт все-таки, как говорится, остается фактом, и отмахнуться от него без объяснений никак нельзя – кто-то побывал в столице. Уж одни угольки, оставшиеся от Грибоедова, да и многое другое слишком красноречиво это подтверждали» (ММ-2. С. 804)

В этом контексте выделенное нами устойчивое выражение можно легко заменить сталинским «факт – самая упрямая вещь». Булгаков играет с тем же словом «факт», которым вождь всегда опровергал любую, не устраивающую его в данный момент теорию. Вспомним его магический афоризм «Практика – критерий истины». «Факт» как феномен «практики» в рассуждениях вождя всегда доказывал его безусловную правоту, его гениальное предвидение своих побед и свершений. Булгаков наполняет слово «факт» другим содержанием. В авторской речи «фактом» являются «угольки», красноречиво напоминающие о бесследном и необъяснимом исчезновении людей и рукописей, то есть слово «факт» в авторской речи обозначает загадочную «дыру» в ткани жизни – красноречивый след уничтоженных «фактов».

Еще один афоризм Воланда, который превратился в крылатое выражение, бесконечно цитируемое без всякого понимания: Маргарита после бала сатаны, измученная «каторжным трудом самообладания»[18]18
  Сапронов П. Власть как метафизическая и историческая реальность. СПб.: Церковь и культура, 2001. С. 8.
  В своем культурологическом и философском труде, посвященном феномену власти, П. Сапронов во «Введении» анализирует, и предельно точно, эпизод убийства Иуды из Кириафа. Он, вообще, считает, что в романе Булгакова тема власти центральная, и с этим мы полностью согласны.
  И хотя его труд посвящен вовсе не роману Булгакова, но он во многом помог нам яснее понять тайные метафизические основы мира, созданного гением Булгакова.


[Закрыть], – это выражение мы позаимствовали у П. Сапронова, – понимает, что она обманута и ничего не узнает о своем возлюбленном. «Попросить, что ли, самой…?” Нет, ни за что”, – сказала она себе.

– Всего хорошего, мессир, – произнесла она вслух, а сама подумала: «Только бы выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь»…

– Верно! Вы совершенно правы! – гулко и страшно прокричал Воланд, – так и надо!… Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут! Садитесь, гордая женщина! (ММ-2. С. 733).

При комментировании этого эпизода нам кажется уместным вспомнить крылатое советское выражение – «жалость унижает», которое очень емко выражает ментальность того времени.

Этот любимый афоризм советской эпохи вполне мог бы присвоить себе сам Воланд в силу того, что эта формула, во-первых, имитирует голос самой истины, а, во-вторых, как и в языке Воланда, мы улавливаем инфернальную двусмысленность и в этом «крылатом слове». Этот афоризм выражает идеологию репрессивного государства; это послание ко всем: и к палачам и к жертвам; это «крылатое выражение», во-первых, оправдывает жестокое обращение с человеком; во-вторых, содержит в себе угрозу по отношению к тем, кто не потерял способность сострадать ближнему, и, наконец, запрещает страдающему жаловаться, предлагая ему молчать о своем горе, о своей боли.

Маргарита – человек, доведенный до отчаяния и гибнущий молча. Ее мучитель, испытывая ее, проверяет, способна ли его жертва играть по его правилам до конца, то есть молчать до смертной черты. Маргарите была навязана роль «гордой женщины», «королевы», и от того, сумеет ли она эту роль сыграть, зависело все: ее жизнь, жизнь мастера, любовь, счастье. Маргарите интуиция любящей женщины сразу подсказала правильный тип поведения: она была удостоена похвалы и «мессира», и самого автора, назвавшего ее «умницей». Маргарите хватило «королевского» самообладания до самого конца: она не стала «просить», взывать к жалости и состраданию дьявола, она не стала апеллировать к его доброте, не оскорбила достоинство палача-владыки предположением, что он добр, а следовательно, слаб, конечно, с его точки зрения. Маргарита прошла испытание на понимание главных требований властителя к подвластному ему человеку.

«Никогда ничего не просите» означает в переводе с «немецкого» на человеческий приблизительно следующее: «гибни молча и не жди сострадания к себе от того, кто сильнее тебя, то есть того, кто властен убить тебя тогда, когда найдет это полезным для себя; не унижай владыку, допуская предположение, что его можно разжалобить, а следовательно, что им можно управлять». Сила власти Воланда в том, что он недоступен жалости. А. Кураев интерпретирует воландовское табу на просьбу как запрет на молитву[19]19
  А. Кураев пишет так: «И все же Воланд – всего лишь имитатор. И – вор. Для Бога в мире Воланда нет места. Воланд не отрицает Его существования (дьявол уж точно не атеист); он иначе блокирует возможность проявления своего Оппонента в мире людей: «– Мы вас испытывали, – продолжал Воланд, – никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас». «Никого» – значит, и Бога. Ну а поскольку любой человек считает Бога сильнее себя, то воландовский запрет на просьбу оказывается еще более конкретным. Красота этой сатанинской формулы блокирует саму возможность молитвы». Несмотря на некоторую небезупречность (в грамматическом отношении) последней процитированной фразы, нужно все-таки отметить, что Кураеву удалось уловить инфернальную двусмыслицу очередного афоризма сатаны. Работа А. Кураева в методологическом отношении не выдерживает критики, но, несомненно, ее пафос – освободиться от магического обаяния Воланда – нам понятен, мы не можем ему не сочувствовать.
  См.: Кураев. А. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? Гл. «Об обезьяне Бога». С. 70. Цит. по тексту, опубликованному на сайте. URL: http:// kuraev.ru/


[Закрыть]. Это тот редкий случай, когда мнение А. Кураева не вызывает у нас возражения.

Назвав Маргариту «гордой женщиной», Воланд таким образом похвалил свою жертву, в частности, за ее готовность молча наложить на себя руки. Возвратив Маргарите жизнь, Воланд делает ее своей благодарной заложницей, обязанной ему всем. Всё это было бы похоже на игру кота с мышью для сладостного ощущения себя самим богом, отнимающим и возвращающим жизнь по своему усмотрению, если бы за поведением Воланда не просматривался властный расчет, о котором мы будем размышлять далее. Теперь, наверно, можно попытаться сконструировать перевод этой реплики Воланда: «Сами предложат и сами всё дадут». «Сами» – это те, «кто сильнее вас».

«Вас», – то есть «внезапно смертных» людей, в число которых сам Воланд себя не включает. А «всё» – это вовсе не то всё, что хочет обездоленный подвластный, а всё, что захочет сам властитель, то есть захочет – даст жизнь, а захочет – отнимет.

В этом маленьком эпизоде Воланд имитирует великодушие самодержца, но от подлинного великодушия сильных мира сего он бесконечно далек. Эту сцену нам еще предстоит подробно комментировать, сейчас мы сосредоточены только на тайных смыслах Воландовой речи.

Заканчивая главу об особенностях властной речи персонажа, который разыгрывает перед нами роль всесильного владыки, чье могущество беспредельно, заметим, какое огромное значение в устройстве лаконичной речи Воланда имеют всевозможные местоимения и местоименные наречия. Они употребляются без какой бы то ни было связи со знаменательными частями речи, читатель сам наполняет их смыслом, вследствие чего речь Воланда имеет вид предельного обобщения и одновременно утрачивает номинативность, провоцируя доверчивого и неискушенного человека заполнять эти пустоты обнадеживающим его человеческим смыслом.

Кремлевский «фокусник» под маской «профессора черной магии» Воланда узнается по откровениям его «немецкой» речи. Его видение человека организует законы его речи. Мы подошли через слово «фокус» к важнейшим мотивам романа – мотивам вИдения и видЕния, в частности, к теме оптической иллюзии. У слова «фокус», кроме значения «рукотворного чуда», есть еще одно значение научно-технического термина. [ «Фокус – точка, в которой фотографируемый предмет получает отчетливое изображение на снимке. Быть в фокусе. Не попасть в фокус». – Из «Словаря иностранных слов».]

Следует поставить вопрос об особой оптике видения и ее законах в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». К этой проблеме относятся вопросы о том, на чем фокусируется взгляд персонажа, на чем фокусирует взгляд читателя сам автор, т. е. что оказывается в кадре, вопрос об источнике света, которым освещен предмет, попавший в кадр. Как связаны оптика зрения с психологией и этикой персонажа? Является ли то, что видит персонаж, его характеристикой или картина, которую видит персонаж, нейтральна по отношению к его внутреннему портрету?