Текст книги "Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы"

Глава четвертая
Тайный сюжет московских глав (Некоторые детали для умозрительного конструирования сюжета тайного политического убийства)

Как известно, мастерство авторов детективов, состоит в том, чтобы до последней страницы своего произведения не дать читателю догадаться о том, кто же преступник, совершивший убийство. Умение читать детектив – это, прежде всего, способность фиксировать и помнить различные детали, рассыпанные на разных страницах единого повествования, из сложения которых конструируется правильный вывод. Этот вывод строится на восстановленной связной картине мира.

Повествуя о загадочных событиях, автор детектива стремится увести внимание читателя от самых важных фактов, дать их неброско, неярко, и очень часто умело отвлекает внимание читателя, отправляя его по ложному направлению, чтобы подготовить эффектную неожиданную развязку. То есть в расширительном смысле слова он, автор детектива, тоже должен быть виртуозным «фокусником», потому что «фокус» неожиданного финала строится на умении сказать все необходимое, но вскользь, неакцентированно, как можно более незаметно.

Булгаков вводит в свой роман элементы детективного повествования, интригуя читателя неразрешимыми загадками, таинственными событиями, необъяснимыми фактами, провоцируя читателя найти им разумное объяснение.

Прежде всего, роман «Мастер и Маргарита» не детектив, поэтому уважающие себя исследователи и не пытаются его читать тем способом, который уместен при чтении развлекательной литературы. Однако в защиту такого метода чтения можно привести несколько аргументов. Во-первых, в эпиграфе автор нам задал вопрос: «Так, кто ж ты, наконец?» А ведь именно этот вопрос волнует в первую очередь читателя детектива, который ищет возможность идентифицировать одного из персонажей как убийцу. Во-вторых, в романе есть убитые и есть две версии этих убийств: одна версия принадлежит следствию, другая автору. По версии следствия, убийства совершила банда гипнотизеров, по версии автора, убийства совершены прямым вмешательством в земные дела потусторонних сил и только имеют вид несчастного случая. В-третьих, эти версии конкурируют между собой, а автор ведет себя отчетливо провокационным образом, доказывая читателю с фактами в руках, что иначе как вмешательством «нечистой силы» объяснить произошедшее невозможно, вынуждая читателя самостоятельно принимать решение, искать ли ему реалистический ответ на заданный вопрос или поверить в сверхъестественную природу событий.

Судя по булгаковедческой литературе, коллективный читатель уступил автору и согласился с тем, что перед ним «мистический» роман, отказался от детективного чтения в пользу символических и богословско-философских прочтений. В рамках мистического нарратива убийство истолковывается не как преступление, а как наказание человека за его грехи высшими силами. И поэтому все интеллектуальные усилия читателя оказываются сосредоточены на том, чтобы определить вину персонажа и понять и оправдать справедливость казни, предопределенной высшими надмирными силами. Азартно и истово читатели булгаковского романа сами, по своей собственной доброй воле ищут доказательства того, что «хотящий зла» на самом деле «совершает благо». То есть тактика повествователя, тактика отвлечения читательского внимания от реального преступника-убийцы, выступающего в образе величественного вершителя вечного правосудия, оказывается поразительно эффективной.

Детективный жанр предполагает итогом чтения восстановленный нарратив, то есть загадочные события в свете разгаданной тайны убийства обретают свои причины и занимают надлежащее место в ряду причинно-следственных связей. Логические тупики и противоречия устраняются, и связная картина того, что действительно произошло, в итоге победно восстанавливается. А тот, кто, совершая убийства, кражи и прочие преступления, выдавал себя за мистическое существо, за призрак, за самого дьявола, оказывается разоблачен, опознан и идентифицирован как преступник, убийца, грабитель.

Булгаковский роман устроен принципиально иначе. Его фабульная основа представляет собой не то волшебную романтическую сказку, не то миф, по мере разворачивания которого осуществляется взаимодействие земной жизни людей с существами из иного мира. Каждый поворот этого сказочного нарратива повреждает «ткань» обычной жизни людей, оставляя в ней следы необъяснимых разумом событий, разбираться в которых по долгу службы обязаны органы правопорядка.

В обычном детективе представители органов следствия являются важнейшими персонажами повествования. Они, эти персонажи, тоже введены автором в роман «Мастер и Маргарита», они ведут следствие, их задачу автор сформулировал так: «Теперь следствию по этому странному делу, отдающему совершенно явственной чертовщиной, да еще с примесью каких-то гипнотических фокусов и совершенно отчетливой уголовщины, надлежало все разносторонние и путаные события, происшедшие в разных местах Москвы, слепить в единый ком» (ММ-2. С. 768). В глаголе «слепить» ощущается, как и голосе Коровьева, какая-то фальшь, как будто на него падает тень уголовного жаргонного словечка «лепить», что значит обманывать. Итак, «слепить в единый ком» разнообразные детали и факты, чтобы выстроился стройный непротиворечивый рассказ, – так автор определяет задачу следствия. Однако наш автор вынужден констатировать, что восстановить все причинно-следственные связи следствию не удалось.

В «Эпилоге» автор провокационно столкнет разные мнения о происшедших событиях и разные трактовки случившегося: «Наиболее развитые и культурные люди в этих рассказах о нечистой силе, навестившей столицу, разумеется, никакого участия не принимали… Культурные люди стали на точку зрения следствия – работала шайка гипнотизеров и чревовещателей, великолепно владеющая своим искусством» (ММ-2. С. 804).

Читателю предложена альтернатива: или он с теми невежественными, темными и даже полупьяными гражданами, которым в черных котах мерещится нечистая сила, или он вместе с культурными людьми, объединившись со следствием, «слепившем» свое объяснение необъяснимых фактов, готов, как о чем-то несущественном, забыть о куда-то исчезнувших людях: о мастере и его подруге. Следствие не смогло ответить на вопрос о «побуждении, заставившем шайку похитить душевнобольного, именующего себя мастером, из психиатрической клиники» (ММ-2. С. 807).

Итак, к чести читателя, он со следствием не хочет объединяться. Любопытно, что читатель, именно самый культурный и образованный, готов верить в говорящих черных котов, в путешествие из Москвы в Ялту за три секунды, в полет Маргариты на щетке, в великий бал сатаны, в готический особняк под музыку Шуберта и цветущие вишни на том свете, но версия о гипнотизерах читателя не убеждает.

Нам кажется стратегия Булгакова безошибочной. Роман просто был обречен на бешеный успех. Что стоила одна возможность, данная автором читателю, выбора своей точки зрения, не совпадавшей с мнением следствия! Булгаков дал возможность низвести представителей органов с пьедестала, посмотреть на них свысока: мол, что с них взять, со следователей и милиционеров? Они же на государственной службе, они в форме, им не положено заглядывать в потусторонний мир, ведь, по долгу службы, они – атеисты. Роман Булгакова советскому человеку предложил не быть атеистом! Хотя бы на время чтения романа «Мастер и Маргарита», хотя бы в порядке свободной игры.

В романе Булгакова представители власти сыграли комическую роль неудачников: по законам комического жанра, они проигравшие, следовательно, смешные. Шайка Воланда посмеялась над представителями карательных органов, к радости всех читателей романа. В конкурентной борьбе «нечистой силы» с чекистами непобедимые чекисты проиграли, что явилось важнейшей составляющей в конструировании позитивного модуса восприятия читателями персонажей из преисподней.

Но вот роман закончился, и закончился полным фиаско человеческого мира перед непобедимым и всемогущим дьяволом. И чувствуя себя немного глупее, чем он есть на самом деле, читатель в недоумении оставляет роман. С одной стороны, он чувствует, что стал жертвой иллюзионистского фокуса писателя Булгакова, который заставил его почти поверить в реальность кота с примусом, качающегося на люстре, с другой стороны, все-таки его грызет червь сомнения: действительно ли, эти черти представляют собой ту последнюю, скрытую от земного человека правду Страшного Суда и мирового порядка. Неужели Воланд и его глумливая шайка – это и есть образ окончательной справедливости? Неужели в этом заключается пафос самого Булгакова?

Оставаясь в рамках предложенной в эпилоге альтернативы, читатель оказывается в положении человека, утратившего ориентиры.

Это происходит потому, что даже если читатель готов воспринимать образы чертей как иносказание, символы и метафоры, то события убийства Берлиоза и барона Майгеля – это все-таки не иносказания и метафоры, а реалистично изображенные обезображенные трупы, как, например, описание расчлененного тела Берлиоза в морге, или обгоревшие кости барона Майгеля – это не мистика, а равная самой себе эмпирическая и жуткая реальность. Отсюда и такое большое количество страстных споров вокруг романа.

Но мы исходим из гипотезы, что альтернатива, предложенная в «Эпилоге», ложная и провокационная, так же как и противостояние карательных органов шайке Воланда. Нелишне задать вопрос, для кого писался отчет следствия о жутких и скандальных событиях, произошедших в Москве. Кто же был читателем этого отчета о вопиющей неудаче карательных органов, не сумевших захватить преступную банду?

В 30-е годы спецслужбы не отчитывались ни перед парламентом, ни перед гражданами, ни перед прессой; единственный человек, которому представлялся отчет о расследовании убийства главы всех московских писателей и исчезновении всех руководителей московского театра, мог быть и был лично генсек Сталин. И этот отчет не вызвал его царственного гнева и голова лучшего следователя Москвы не полетела с плеч?! Это могло быть лишь в том случае, если выводы следствия удовлетворили самого верховного властителя. Как выводы Афрания, лучшего следователя Ершалаима, о мотивах убийства Иуды и полный провал в деле разоблачения его убийц вполне удовлетворили Понтия Пилата, наместника римского императора.

Мы думаем, что Булгаков в своем романе дал ключи для ответа на вопрос: «Кто же убийца?», но в отличие от классического детектива, в котором знаменитый следователь всегда приводит расследование к триумфу, автор «Мастера и Маргариты» не наделил «одного из лучших следователей Москвы» способностью раскрыть преступление. Мы уверены, что, по мнению автора, следствие обязательно должен провести сам читатель.

С одной стороны, обозначен и всячески подчеркнут вопиющий абсурд, который загоняет разум в тупик и провоцирует искать выход из тупика. С другой стороны, детали и факты, нужные для построения реалистического нарратива, разбросаны по всему пространству романа, а сам роман представляет собой перемешанные фрагменты разных повествовательных линий. Такое построение требует специальных усилий по собиранию нужных деталей для складывания их в осмысленную картину мира.

Специфической особенностью московских глав является невероятная «населенность» романа; при множестве микросюжетов со своими героями автором обозначены огромные «пустые пространства», пропущенными оказываются большие фрагменты действительности. Эти «пустоты» наполняются содержанием в меру способности читателя их заполнить, то есть изнутри личного опыта, образованности и способности к воображению самого читателя.

Важнейшим комментарием к московским событиям является, во-первых, роман мастера о событиях в Ершалаиме, а во-вторых, исторический контекст и то, что называлось в эпоху Карамзина «духом времени». Системным методом в нашей работе является привлечение материалов русской литературы о специфическом опыте жизни современников Булгакова, полученном ими от непосредственного знакомства с «органами».

В своем анализе текста мы, естественно, опираемся на наше представление о тоталитарном режиме, сформированное прежде всего великой русской литературой XX века, а также множеством всевозможных источников: начиная от семейных преданий и кончая данными и выводами исторической науки, которая много сделала для того, чтобы осмыслить устройство государственной власти репрессивного тоталитарного режима. Эти источники нами не отрефлексиро-ваны в этой работе, не актуализированы в виде цитат, но мы думаем, что в своей совокупности они «запустили» эффективно работающий механизм по осмыслению булгаковского текста.

Итак, в эпилоге читателю предлагается принять, если он «культурный и развитый» человек, точку зрения следствия, не объединятся же ему, в самом деле, с теми, кто охотится на черных котов. Однако мы считаем, что это провокационное предложение автора – ложная альтернатива. Оно, по существу, представляет собой приглашение обратиться к здравому смыслу и, не вставая ни на одну из предложенных точек зрения, найти решение самим, опираясь на разум и на анализ текста, в котором, по-видимому, должен быть весь необходимый материал для объяснения фантастических событий и логических противоречий.

В эпилоге отчетливо ощущается горький сарказм автора, понимающего, что мнение следствия в его стране – это истина в последней инстанции и что вряд ли найдутся читатели, которые захотят конкурировать с этим известным учреждением и проводить свое расследование. В реальной жизни они, современники Булгакова, сразу, почти рефлекторно, готовы к сотрудничеству со следствием, не могут же они противопоставить себя и свое мнение «известному учреждению», для этого нужно избавиться от страха перед этим учреждением, то есть перестать быть советским человеком.

Мы, читатели булгаковского романа, представители другой эпохи, отдаем себе отчет в том, что представляло собой «известное учреждение» во времена, в которые писался роман. Это «известное учреждение» было самой большой государственной тайной, самым непроницаемым и неизвестным для населения страны миром, попасть в который можно было, либо будучи арестованным, либо став тем, кто арестовывает. Ужас населения перед этим «учреждением» был основным чувством, которое связывало человека с государством. Этот ужас того же самого качества, что и страх средневекового человека перед тайнами преисподней.

Сформулируем нашу гипотезу потаённного сюжета: за масками «нечистой силы» в романе скрываются представители карательных органов, а операция преследования шайки Воланда есть не что иное, как чистая видимость, фикция, или, если перейти на язык самого «известного учреждения», – «операция прикрытия».

Для доказательства этого предположения нам придется прокомментировать следующие удивительные, не поддающиеся никакому разумному объяснению события и факты.

Перестрелка с котом.

Похороны обезглавленного тела Берлиоза под черным покрывалом.

Вызов дяди из Киева на похороны безумной телеграммой и изгнание его с похорон.

Возвращение сгоревшей рукописи.

Этот эпизод – один из самых любимых всеми читателями романа. И это вполне понятно, так как представители «известного учреждения» в нем потерпели поражение и сами стали предметом глумления и издевательства неуязвимой шайки.

Всей мощи советских карательных органов, перед которыми трепетала вся страна, оказалось недостаточно, чтобы схватить веселого кота. Но что может означать образ этой бешеной перестрелки, или «дуэли», как ее называет кот? Автор-рассказчик счел нужным дать такой комментарий: «Это был единственный, или один из единственных, случай, когда стрельба оказывалась совершенно недействительной…. Первая же рана кота…была не чем иным, как фокусом и свинским притворством, равно как и питье бензина» (ММ-2. С. 777).

Примечание: Обращает на себя внимание странная парадоксальная формула «единственный, или один из единственных случай». Само словосочетание «один из» предполагает существование множества счетных предметов или явлений, из которых один выделен. «Единственный» же потому и единственный, что не входит ни в какое множество. В «Пятой редакции романа „Мастер и Маргарита“ (1937–1938)» в этом месте текста никакого абсурдистского оборота еще нет и фраза звучит совершенно грамотно: «… это был единственный, пожалуй, в истории человечества случай, когда стрельба оказывалась совершенно недействительной» (ММ-1. С. 807). Эта странная формула была использована Булгаковым, чтобы обозначить невероятность, невозможность, «единственность» случая и одновременно зафиксировать весьма возможную серийность «единственных» по своей абсурдности случаев, которые бесстыдно воспроизводит власть, непрерывно творя свои «фокусы».

Автор нашел возможность ввести в контекст этого эпизода нужное ему знаковое слово «фокус» – важнейшее обозначение для целой цепочки локальных сюжетов романа. В главе «Переводы с немецкого» мы уже комментировали слово «фокус». Это рукотворное чудо. То есть наблюдаемое из зрительного зала событие кажется чудесным, нарушающим законы природы. Тем не менее, зная технику фокуса, легко можно объяснить то, что кажется чудом.

Техника властных фокусов во многом прокомментирована в ершалаимских главах. Чтобы понять, почему перестрелка с котом не может

никому причинить никакого вреда, или, как иронизирует автор, окажется «недействительной», нужно вспомнить неудачу лучшего следователя Ершалаима – Афрания, которому никогда не удастся, сколько бы он ни старался, найти убийц Иуды из Кириафа. Эта неудача неизбежна, так как перед нами тайное политическое убийство, заказанное высшей властью и организованное и осуществленное ее же карательными органами. Ясно, что операция по поимке самих себя не может закончиться триумфом.

В прелестной сцене личной встречи «органов правопорядка» с волшебным бандитским котом обнаруживается иллюзорный характер этого противостояния и этой «бескомпромиссной» борьбы. Поскольку противники связаны между собой как предмет и его зеркальное отражение, то и результат стрельбы точно такой же, как от стрельбы в свое собственное отражение: стекла разбиты, шум и грохот, а жертв нет. Подлинная природа загадочных персонажей романа, именуемых «Воланд и его свита», раскрывается в эпизоде стрельбы. Природа их иллюзорна, они суть оптический обман, их роль в романе – чисто художественная. Это литературные маски, за которыми зияет мир, погруженный во тьму.

Кота вообще нельзя было поймать и убить, и весь этот эпизод есть гением драматурга созданная инсценировка всем известной народной мудрости, говорящей, что нельзя найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

Но вот на что невозможно не обратить внимания, так это на тот факт, что пребывание шайки в квартире № 50 окончилось пожаром и на месте пожарища были обнаружены чьи-то обгорелые кости, которые были сочтены останками барона Майгеля, служащего из бюро иностранцев. Он накануне не то сам напросился в гости к артисту Воланду, не то был тайно «ликвидирован» умельцами из «известного учреждения».

«Обгорелые кости» – это действительность другого порядка, нежели волшебный говорящий кот. Здесь скрывается какой-то мрачный сюжет бесследного исчезновения человека, который навсегда будет покрыт завесой тайны. Расследовать эту тайну, спрятанную в огне, так же невозможно, как невозможно выяснить, чьи кости найдены на пожарище и чье безголовое тело, неопознанное, спрятанное под черным покрывалом, было сожжено в крематории под именем Михаила Александровича Берлиоза. Эти неопознаваемые «обгорелые кости» – еще одно зияние, зафиксировать которое, пусть на мгновение, позволяет оптика булгаковского романа.

Примечание: Сюжет «пожара», «огня», «сжигания» чрезвычайно важен в романе «Мастер и Маргарита». Мастер сжигает рукопись дважды, Коровьев сжигает в камине документы мастера, горят «нехорошая квартира», «подвал мастера», здание, в котором располагался МАССОЛИТ с редакцией и рестораном, горит торгсин с дефицитными продуктами питания и валютой, сжигают в крематории гроб с безголовым телом Берлиоза. Невозможно согласиться с отношением к этим «огненным» финалам как к «благу», творимому Воландом. В первоначальном замысле сатирического романа с подтекстом о наказании советских атеистов нечистой силой огонь представлял собой позитивный образ уничтожения самих источников мерзости советской жизни. В черновиках огонь нес идею очищения. Однако чем яснее становилась самому Булгакову подлинная природа Воланда и его свиты, тем очевиднее стали выявляться и другие коннотации «огня» и «пожара». Огонь становится способом «заметания следов», уничтожения улик. Возникновение «внезапного» пожара как фокуса власти, позволяющего чиновникам уклониться от ответственности, этот смысл огня отрефлексирован Булгаковым еще в самом начале его писательской деятельности в очерке «Киев-город» 1923 году. Приведем этот фрагмент полностью.

«По точному свидетельству туземцев, дело произошло так. Было в этом здании учреждение хозяйственно-продовольственного типа. И был, как полагается, заведующий. И, как полагается, дозаведывался он до того, что или самому ему пропасть, или канцелярии сгореть. И загорелась ночью канцелярия. Слетелись, как соколы, пожарные, находящиеся на хозрасчете. И вышел заведующий, и начал вертеться между медными касками. И словно заколдовал шланги. Лилась вода, гремела ругань, лазили по лестницам, и ничего не вышло – не отстояли канцелярию»[28]28
  Булгаков М. А. Собр. соч.: в 8 т. СПб.: Азбука-классика, 2004. Т. 1. Киев город. С. 299.


[Закрыть].