Текст книги "За гранью грань"

– Так почему не нравятся, ланга? – Геральт ухватил за подбородок, заставив смотреть себе в глаза. – Ответишь – вспомню, как тебя зовут.

– Они… они ничего не скрывают, – пролепетала я.

Навсей стоял так близко, что ощущала жар его тела. Меня колотило от ужаса и стеснения. Кажется, Геральт заметил и по-хозяйски обвил рукой за талию, тесно-тесно прижав к надушенной рубашке. Горячий пряный аромат против воли проникал в ноздри, заполнял сознание. У нас мужчины не душились. Ох, кажется, мне от этого запаха под юбками жарко.

– Ты стесняешься собственного тела? – удивился Геральт. – И чужого тоже, – с усмешкой припомнил он лечение, заставив прокусить губу от стыда. – Наверняка никогда себя не ласкала и не рассматривала.

Не врут фолианты, темные поголовно извращенцы! Какая приличная девушка станет заниматься подобными вещами?! Я лекарь, приблизительно знаю, какое оно и где, и то по описаниям: картинки фривольного содержания только для борделей рисуют – и довольно. Ласкают и рассматривают мужчины.

– Да-а, долго придется тебя учить! – разочарованно протянул навсей. Очевидно, он рассчитывал на девушку, подобную Алексии. – Хотя бы возбудилась? Дай-ка проверю. Если холодная по этой части, даже связываться не стану.

Сердце ухнуло в пятки. То есть он сейчас снова засунет палец туда и, если чего-то не найдет, убьет. Вседержители, как бы возбуждение сымитировать?!

Стойко стерпела поползновение Геральта между ног, только дыхание задержала, когда ремешок отодвинул. Палец погладил кожу и вынырнул из-под юбок. Навсей с глубокомысленным видом рассмотрел его и показал мне. Ничего необычно, просто чуть влажный. Гораздо интереснее печатка с графской короной. Раньше ее не было, точно помню. Значит, действительно граф, а от нас скрывал. Еще бы, его допрашивали бы тогда, дядя всю душу вытряс. Так же – пощада и Алексия.

Не дождавшись реакции, навсей вытер руку о штаны.

– Ладно, пошли есть. После пойдем ко мне заниматься. Предохраняться умеешь или врача позвать, чтобы средство подобрал?

Вседержители, да что за мир-то такой, если грязное белье на всеобщее обозрение выставляют? Разумеется, я знала пару средств, но… Объяснять темному ничего не стала: не поймет – и кивнула. Тот удовлетворенно кивнул и чинно подставил локоть, будто только что не вел себя как последний завсегдатай борделя. Я даже не поверила, покосилась исподлобья и получила в ответ улыбку. Не оскал, не ухмылку, а выражение человеческой доброжелательности.

– Не веришь, Дария? – вкрадчиво поинтересовался навсей и успокаивающе погладил по руке. – Видишь, слово я держу, у тебя теперь есть имя. Немало, правда?

Стиснула губы и напомнила:

– Вы убили мою сестру.

Геральт прищурился и положил мою ладонь на локоть. Пришлось сжать и вообразить себя принцессой, попавшей в плен к злому колдуну. Так чинно только на балах вышагивали, а тут по лестнице.

Внутри царила мешанина чувств. С одной стороны, страшно, с другой, обуревала злость на навсея, с третьей – любопытно. Мир темных казался сошедшим с книжных страниц, в нем воплотились мечты об удобстве и уюте. Надо признать, загородный дом Геральта обставлен со вкусом, а парк легко затмит королевский. Я, правда, никогда за заливом не бывала, сужу с чужих слов.

– Тебе напомнить, что делала твоя сестра? – склонившись к самому уху, шепнул навсей. Дыхание обжигало холодом. – Ты, между прочим, принимала участие в забавах. Наверняка зелье варила для сестричкиного счастья.

Вспомнилась сцена осмотра, жадный взгляд Алексии, с которым та взирала на мужское достоинство темного, его раны и мой палец между ягодиц. Навсей запомнил, хотя я действительно только смотрела. Темные ведь гордые, а тут такое унижение. За это, видимо, и расплачиваюсь. Но почему в его доме? Гораздо проще развлечься в нашем мире. Словом, куча вопросов без ответов, и два самых главных: почему Геральт в свое время попросил пощады и что намерен со мной делать?

– Нет! – с возмущением выпалила я, представив, чем занималась Алексия на кухне. – Это противно природе.

Геральт в который раз удивил:

– Знаю. На-ре побывало в твоем разуме. Только отвращение к желаниям сестры и спасло, – задумчиво протянул навсей, замерев на ступеньке. Я едва не полетела вниз, лишь локоть Геральта уберег от падения. – Но с ошейником ты сглупила. Если бы не слабость, убил бы. Разум нужно беречь, ланга.

Больше мы на эту тему не говорили. Более того, навсей одарил вниманием, сделал своеобразный комплимент: «Платье чрезвычайно идет к твоим зареванным глазам».

Столовая располагалась на первом этаже. По дороге успела свернуть шею, рассматривая лепнину холла, резьбу дверей и узор паркета. Немудрено, что днем я замерзла: лестница из чистого мрамора, белого, с темными прожилками. Слуги такие важные. Женщины все как моя горничная, кланяются, приседают перед Геральтом, мужчины в странной одинаковой одежде из облегающих брюк цвета палой листвы и «хвостатых» тесных куртках поверх белых рубашек.

– Это лакеи, – лениво пояснил навсей, кивнув на одного из слуг. – На них ливрея, форма такая. Верх – сюртук, низ – лосины. На ногах – туфли. Экскурс в одежду продолжить или горничную попытаешь?

Подумала и попросила рассказать. Вроде образованная, как-никак дочь магистра, а ощущаю себя полной дурой. Никаких сюртуков и лосин у нас и в помине нет, лакеев тоже. Геральт скорчил страдальческое лицо и обогатил запас знаний брюками, ботинками, запонками, зажимом для галстука и прочими диковинками. Не стесняясь, доходчиво разобрал мой наряд. Спасибо не показал.

И тут в мозгу кольнуло: я тут слушаю, раскрыв рот, доверчиво смотрю на темного, а сестра мертва. Даже не так: как можно оставаться настолько равнодушной к гибели близкого человека, спокойно сидеть с вероятным убийцей и обсуждать с ним туфли? Я ведь любила Алексию, а забыла за пять минут! Правильно навсей пощадил, нашел бесчувственную пару.

По щеке сползла слезинка. Отвернулась и тихо расплакалась. Диковинный мир будто полинял, утратил привлекательность.

– Оставьте меня в покое! Я не хочу есть, – замотала головой и попыталась спрятаться за лестницей.

Куда там! Навсей отловил, клещами вцепился в руку.

– Пустите! – отчаянно замолотила кулачками по груди. – Алексия… Вы убили Алексию!

Геральт встряхнул и, не обращая внимания на протесты и барабанившие по спине кулачки, потащил через анфиладу комнат.

– Какие ж вы, ланги, дуры! Одни постоянно ревут, другие мнят себя вершительницами правосудия. Умная бы глазки строила, лучше устроиться хотела, а ты!..

– А я не навсейка, чтобы под мужиком о смерти близких забыть.

Не знаю, что нашло, но ответила зло, с вызовом. И Геральту понравилось! Даже отпустил. Отправила смятую одежду и гордо подняла подбородок. Ноги под юбками тряслись, но темному не видно, пусть думает, будто я сильная.

– Я никак себя с вами вести не собираюсь.

Нужно еще что-то сказать, обидное. Или пригрозить местью за гибель Алексии, но подходящие слова не находились. Стояла и молчала, а минуты уходили. Теперь уж лучше молчать, глупо придумывать реплики после разговора.

Навсей посоветовал оставить мораль и терзания в Мире воды.

– Или на место Алексии хочешь?

Замотала головой и, вновь став покорной, поплелась в столовую.

Эх, будь в моей крови магия!..

Столовая превзошла самые смелые ожидания: огромная, белая, мраморная, с камином и мозаичными вставками панно. Стыдно, но сестра вновь из головы вылетела. Мое «Ах!» позабавило не только хозяина, но и слуг. А посуда! Серебро, фарфор! Даже трогать страшно.

– Прошу! – Геральт отодвинул стул с лировидной спинкой. – О еде не беспокойся, за тебя выберу я. В Мире воды так не готовят.

Мир воды – так вот как называют Умерру навсеи.

– Где мы? – Спрашивать так спрашивать, пока Геральт добрый. Кто знает, каким он станет вечером, когда начнет учить.

– В Веосе. Королевство такое. Или ты мир имела в виду? Вот его не назову.

– Потому что светлая? – без труда назвала причину отказа.

Логично. Вдруг сбегу, расскажу своим, и благоденствию Веоса придет конец. Хотя странно, конечно, отчего у навсеев с детьми проблемы, если тут тишь да благодать. Физиология? Однако тот же Геральт здоров, не бесплоден. Неужели жен завоевать не могут? По рассказам горничной, те независимы и капризны. Опять не сходится. Есть же наложницы, те точно отказать не могут. Однако факт остается фактом: темные превыше всего ценили потомство.

– Ты не светлая, Дария. – Вино заструилось по стенкам бокала. Один мне, другой – хозяину дома. – Ты ланга. Светлых в Мире воды нет, вы их всех истребили.

Окаменела. Нет, это неправда, навсей лжет!

– Вы серые, – с напором повторил Геральт и насильно вложил в руку фужер, – а не светлые. Те тихие, безобидные и наивные. Это их сгубило. Они спасли лангов от навсеев, совместно выгнали из Мира воды, ненадолго, правда, и пали жертвой вероломства. Если все еще сомневаешься, светлая ли, вспомни крюки во дворе. Как, по-твоему, могут ли служители добра так казнить даже злейших врагов?

Вздохнула и низко опустила голову. С этим не поспоришь. Методы зверские, дикие, но не верилось, будто мы не светлые.

– Газета, ваше сиятельство. – Лакей протянул Геральту поднос с прошитыми листами. Приглядевшись, увидела рисунки и странные буквы, выведенные удивительно ровным рубленым почерком чернилами черного цвета. – Что-нибудь еще?

– Заказ уже доставили? – Навсей отчего-то покосился на меня.

– Да, ваше сиятельство.

– Отнеси ко мне в спальню, потом разберусь. Больше ничего, можно подавать первую перемену.

Лакей кивнул и с гордым видом удалился. Геральт же, отпив из бокала, углубился в чтение. Шелестя страницами, он то хмурился, то хмыкал.

Медленными глотками пила вино и разглядывала газету. Чем больше смотрела, тем больше убеждалась – она не рукописная. Каким же способом тогда сделали картинки, написали текст, да еще на столь тонких листах? Жаль, ничего прочесть не могла: языка не понимаю. А ведь мы с темными на одном говорим.

– Совсем забыл! – Заметив мои мучения, Геральт на минутку отвлекся и окутал знакомым облачком на-ре. – Не убью, – успокоил он, – только заклинание наложу, пока наш язык не выучишь. Он древнее вашего. Пока же будешь читать моими глазами. Разумеется, – подчеркнул навсей, – пока разрешу. А разрешу всего на один вечер.

И тут превосходство! А ведь Умерра, она же Мир воды, возникла безумно давно. Видимо, недостаточно, судя по уровню развития Веоса.

Черная тень схлынула, ушла обратно в навсея, и набор символов в один миг превратился в слова. Статьи пестрили скандалами, светскими новостями, заметками о новых законах и прочем.

– Ее величество опять больна, – сокрушенно пробормотал навсей, показав портрет горделивой брюнетки в диадеме на первой странице. – Третий раз за месяц. Тебе не кажется подозрительным, Дария?

Неразборчиво промычала в ответ. Я в первый раз слышу о королеве, а тут меня о ее здоровье спрашивают. Пусть я целитель, но не заочный же!

– А мне кажется, – покачал головой Геральт. Здоровье монархини его не на шутку тревожило. – Кто-то жаждет ее смерти. Врачи разводят руками, а королева болеет все чаще. Ты задавай вопросы, – встрепенулся от собственных раздумий навсей, – потом некогда будет. Да и ротик другим займешь.

Темный чувственно облизнулся и заложил палец за пояс брюк, поглаживая ремень. Догадалась, он намекал на что-то неприличное. Краснеть уже устала: вино помогло немного расслабиться, хотя Алексия до сих пор не шла из головы. Воспользовалась щедрым предложением и спросила, как Геральта зовут на самом деле, кто он, женат ли, на каком положении тут я.

– Символ брака видишь? – Под нос подсунули знакомое кольцо с гравировкой. – Женат. Ты – наложница, то есть женщина, удовлетворяющая потребности тела и обеспечивающая продолжение рода младшими детьми, если таковые потребуются. Старших, тех, к кому переходит титул и закрепленное место при дворе, рожает жена. Разумеется, если пожелает. Предваряя вопросы: да, у меня есть сын. Фамилию не назову, имя настоящее. По титулу – граф. А теперь раздевайся.

– Что?! – ошарашенно выпалила я.

– Раздевайся, Дария, – нетерпеливо повторил навсей. – Разрешаю оставить чулки и трусики. Одеться разрешу, когда перестанешь смущаться. Учеба началась, дорогая, – глумливо подмигнул он и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. – Если разденешься, погуляешь со мной по парку. Одетая. Не станешь – изнасилую в присутствии слуг. Выбирай!

Вседержители, куда я попала? Жуткий темный, ни стыда, ни совести, ни сострадания!

– Это не шутка, Дария, – нахмурился навсей, встал и демонстративно потянулся к ширинке.

Пискнула и попыталась нащупать крючки на платье.

Раздевалась, вперив взгляд в пол. Кажется, Геральт сел обратно, повязал салфетку. Я же мучилась с крючками. Наконец платье с тихим шелестом упало на пол. Дальше нижняя юбка, но ведь под ней… Вздохнула и решила сначала оголиться сверху.

Снимать юбку, прикрывая грудь, оказалось сложно, но я справилась и, краснее зари, осталась стоять в чем мать родила: не считать же кожаную сбрую одеждой? Навсей довольно улыбался и внимательно рассматривал добычу. Она, то есть я, покрылась «гусиной кожей», сгорбилась, сжала бедра и прикрыла ладошками, что могла. Потом, догадавшись, села и постелила на колени салфетку. Уфф, внизу теперь ничего не видно, освободившейся рукой можно есть, вот только кусок в горло не лез.

– Тебе не нравится собственное тело? – поднял бровь навсей. – Упругая девичья грудь, идеально ложащаяся в ладони, крутые бедра с чудесной гладкой попкой, курчавый мысок, скрывающий…

– Не надо! – выпалила я и, позабыв о наготе, потянулась за вином: очень выпить хотелось.

Щеки горели. Я боялась оторвать взор от скатерти.

– Или тебе формы не нравятся? – не унимался бесстыдник. – Какие бы ты хотела? Запомни, Дария, – нахмурился он, мигом растеряв игривость, – не оденешься, пока не перестанешь краснеть и прикрываться.

Но как можно не стыдиться, если он смотрит, и слуги, те, которые грязные тарелки уносят и чистые приносят, с любопытством разглядывают? Видимо, придется просидеть голой до утра. Пробовала есть, не обращать внимания – никак.

Не знаю, сколько длилась бы пытка, если бы ни появление лакея. Тот с важным видом склонился перед Геральтом и протянул поднос с запиской. Вскинув бровь, навсей пробежал ее глазами и, кинув салфетку на стол, встал.

– Можешь одеться, – обернулся в дверях крайне озабоченный темный. – Перед сном возьмешь зеркало и внимательно себя рассмотришь. Завтра продолжим. Раз у лангов все запущено, оголишь за завтраком только грудь. Но условие другое: прикроешься ладошками, исполнишь любое желание.

После внимание уделили слугам. Геральт велел оседлать коня и не перестилать постель: ночевать дома он не собирался.

– Вас ждать к завтраку, ваше сиятельство? – вежливо осведомился лакей.

Он все еще стоял, ожидая распоряжений.

– Пожалуй, – задумавшись, ответил навсей.

Бросив на меня короткий пристальный взгляд, Геральт ушел. Я же совершила непростительный поступок: вместо того чтобы одеться, прокралась к окну, чтобы посмотреть, действительно ли он уехал. Благо слуги ушли и в столовой никого не осталось. Ускакал – ураганом пронесся по главной аллее. Значит, срочное дело, ради иных посреди ужина не срываются. Хорошо бы оно задержало навсея минимум на неделю!

Глава 3

Утром Геральт не вернулся. Почему знаю? Завтракала без него. Что радует – в столовой, а не в спальне и в одежде. Панталоны мне безропотно вернули и принесли еще пять штук таких же. Бесстыжую конструкцию с чистой совестью выбросила в окно. Опасалась, найдут и отругают – нет, будто так и надо.

Горничная сменилась, из чего сделала вывод: вчерашняя не просто прислуга, а в некотором роде наставница. Очевидно, в ее задачу входило подготовить меня к развлечениям навсея.

За завтраком познакомилась с экономкой Геральта Свейна, пятого графа Местрийского – так официально именовали навсея. Нет, слуги ничего не говорили, темный вышколил строго, но выдало письмо, которое принес посыльный, по счастливой случайности говоривший на понятном языке, пусть и с сильным акцентом. От него и услышала имя адресата, то есть Геральта. Титул и добавка «пятый» ввели в состояние задумчивости. У нас бы написали: «Магистру Онексу»: дар ценился выше статуса барона или герцога. А тут все наоборот, я оказалась в доме знатного потомственного аристократа, который, несомненно, хороший волшебник, но отчего-то об этом ни слова не говорят.

Мысли о магии натолкнули на воспоминание о портале. Раз навсея нет дома, нужно обследовать комнаты и попробовать выбраться отсюда.

Искоса взглянула на сотрапезницу – ту самую экономку. Ее осанке позавидовала бы принцесса. Строгое черное платье с воротником-стоечкой, скромная брошь на груди. Волосы собраны в пучок. На лице – выражение отстраненности. Еще не старая, но по морщинкам у рта видно – давно не девушка. Темная шатенка, как и навсей. Предполагаю, блондинов у них просто нет. Символично: навсеи темные во всем. Экономка мне не мешала, не проронила ни слова. Прекрасно, можно спокойно осуществить желаемое.

Из-за стола встала первой и обмерла, когда экономка, промокнув губы салфеткой, поднялась следом. Сейчас начнется! Нет, оказалось, дело в этикете. Стоило испуганно сесть обратно, как экономка сделала то же самое, допила чашечку кофе и спросила, может ли она идти. Признаться, опешила. Я ведь вещь для ублажения навсея, а не гостья или хозяйка. Или чего-то не понимаю?

– Вы наложница его сиятельства, – снизошла до объяснения строгая дама, – хранительница его семени и мать будущих детей, поэтому в дни отсутствия ее сиятельства считаетесь малой хозяйкой.

Поперхнулась от столь нескромного титула и густо покраснела. Хранить то самое я не собиралась, а экономка убеждена, будто у нас с Геральтом все случилось. Насколько понимаю, без … эмм… Словом, без кое-чего девушка женой не становится, как я – малой хозяйкой. Предположения подтвердились: экономка вежливо осведомилась, не болит ли где. Ответила отрицательно и во второй раз встала. За мной никто не увязался, зато степень свободы определила быстро: в парк не пустили. Категорично, но вежливо. На фоне этого развязность горничной показалась вдвойне подозрительной. Однозначно, она не просто служанка, раз все остальные так милы.

Комнаты навсея поражали роскошью и невиданными предметами. Разглядывая мебель, сплошь мягкую, поневоле соглашалась с мнением Геральта об отсталости Мира воды. Почти нет магии, но все так продумано, что локти от зависти кусаешь. Наша гостиная по сравнению с гостиными (да, их несколько) навсея казалась пережитком давнего прошлого – мрачная, огромная и пустая. И диван там лишь условно мягкий – скамейка с тюфяком для сидения. Зато камин в полстены. А тут – малахитовая полка, часы, бронзовые подсвечники, фарфоровые фигурки. Шитые золотом портьеры, портреты на стенах, узорный пол. Залюбовавшись, даже о портале забыла. И о сестре. Всегда считала себя серьезной, а оказалась дрянной ветреной девчонкой. Наверное, поэтому Геральт и не убил: почувствовал гнилое сердце.

Алексия… Мы никогда не были близки. Она не дружила со мной, жила иными заботами, ее любили больше меня. Частое явление, это нормально. Но, вседержители, я не желала ей смерти! Никогда! И навсея, повернись время вспять, лечить бы не стала. Вру – стала бы, и сестру так же осудила бы. Геральт живой, какой ни есть, но живой, ему больно, и я обязана помочь, клятву давала. Алексия же… Она его фактически насиловала с молчаливого одобрения родных. Геральт не мог сопротивляться, не мог отказаться от возбуждающего зелья, сестра заставила бы с помощью ошейника. Помню ведь ее взгляд.

Мерзко, все мерзко! В голову закралась крамольная мысль: не заслужила ли Алексия смерть? Я не видела того, что творилось в спальне, но темные гордые, они такого не прощают.

От самоедства посреди Малиновой гостиной (тут все в малиновых тонах) оторвало хлопанье дверей и испуганные возгласы. Заинтересовавшись, хотела выглянуть в холл, но раздумала, услышав рык Геральта: «Пошли все вон!» Что-то в его голосе не понравилось. Точно, сип! Странное сочетание: крик с хрипом, как у человека с больными легкими.

Навсей не обрадуется, застав внизу, поэтому схоронилась за занавеской, по-местному, портьерой: вдруг Геральта сюда принесет? Прошла минута другая, голоса навсея не было слышно. Шагов тоже. Осмелев, выбралась из укрытия и прокралась к лестнице. Если повезет, сумею быстро проскользнуть к себе.

Геральт лежал у подножия лестницы, неестественно скривившись. Рука с побелевшими костяшками сжимала хлыст. Конечности подрагивали, глаза закатились, изо рта капала слюна.

Испуганно вскрикнула и прижалась к стене. Припадочный! Читала о падучей болезни, у нее такие же симптомы. Но, приглядевшись к цвету слюны, поняла, что ошиблась. Розовая! Там кровь! Вседержители, значит, внутреннее кровотечение. Конечно, дура, спина! Она изогнулась от невыносимой боли. Приглядись, как дышит Геральт, как сведены челюсти, как вздулись почерневшие вены.

Ноги уже не дергались, зато судорога выгнула позвоночник дугой, сорвав с губ хриплый стон. Это не позерство, навсей меня не видел, просто боль оказалась настолько сильна, что разжала челюсти.

Наверное, я трижды дура, раз бросилась к нему и взглянула на цвет кожи. Синюшный, как при отравлениях, более того, специфических отравлениях. Яд разъедал тело изнутри, и человек умирал в жутких муках. Долго, очень долго – агония длилась до суток.

Так, яд попал внутрь с пищей.

Знаю, процедура жуткая, но придется потерпеть, ваше сиятельство. Какой же вы влажный, холодный и безвольный! Даже на-ре не метнулось навстречу, навсей только с трудом сфокусировал взгляд – мутный, безучастный.

Глаза слезятся, дышит неровно, поверхностно. Слуг отослал… Плохо! Хотел умереть в одиночестве, чтобы никто не видел его таким. И рыкнул-то из последних сил, наверняка с трудом на ногах стоял.

Пощупала пульс и поняла – медлить нельзя. Еще немного – и точка невозварата. Безусловно смерть врага – радость, но чужие страдания удовольствия никогда не приносили, особенно если противника травили свои же.

Раскрывшись, потянулась к ауре Геральта. Тот не сопротивлялся, вообще ничего не делал, я даже зацепила краешек сознания. Замечательно, если он меня пустит, попробую.

Сколько же черноты, сколько грязи, рваных ошметков!

Навсей умирал, я стояла перед ним на коленях, а он прощался с жизнью. Боль окончательно победила, сломала, раскрошив зубы. В буквальном смысле. Ничего, это поправимо, всего-то ткани нарастить.

Горло Геральта свело страшной судорогой. Я почувствовала ее даже на уровне ауры. Заторопилась, призвав на помощь все полученные знания. Как бы сейчас пригодились подсказки мэтра Дорна! Одно дело, когда учитель рядом и всегда поможет, исправит, и совсем другое, когда один на один со смертью.

Яд цении – чрезвычайно редкая вещь. В шутку его называли «циничным палачом». Судя по ауре и состоянию организма, отравили навсея ночью. Дозу дали небольшую, чтобы яд начал действовать не сразу и жертва покинула дом убийцы. Видимо, Геральт много пил: алкоголь отсрочивает кончину.

Вздохнула. Зачем его спасать? Пусть бы умер, темный ведь, тоже убийца. Нашла бы портал и… осталась бы в доме, потому что не знаю принципа его действия. Словом, все, как в прошлый раз: «Глупая ланга!» Она спасает того, кто потом ее изнасилует.

Руки тряслись, но, закусив губу, я приступила к чистке. Делать ее полагалось ментальным огненным ножом – инструментом, доступным только магам-целителям. Он требовал точности, умения и сосредоточенности.

«Пожалуйста, помогите! – потянулась к сознанию навсея. – Мне нужно, чтобы вы заснули и сняли внутренний щит. Клянусь жизнью, я пришла с миром!»

Пальцы уперлись в единственную преграду, отделявшую от сгустков черноты и крови. Мне не сотворить нож, не запустить пальцы в склизкую массу внутренностей, пока стоит внутренний щит. Некоторые маги его никогда не снимают, чтобы обезопасить себя от сторонних вторжений. Геральт щит убрал, и, не ожидавшая такой поспешности, я ухнула в черноту яда. Продышавшись, вытянула ладонь и сжала светящийся маленький ножик без ручки. Со стороны он напоминал бритву, только тоньше и острее. Удобно перехватила его и принялась за работу. Яд глубоко въелся в ткани, приходилось действовать ювелирно, чтобы ничего не повредить. Черные ошметки въедались в кожу рук, вызывая жжение. Но я терпела и чистила дальше.

Навсей, кажется, потерял сознание, во всяком случае, не реагировал на любые раздражители. Даже лучше.

Не знаю, сколько минуло времени, когда, измотанная, с искусанными от боли губами, вычистила всю скверну. Теперь пришло время для целительства. Пальцы стягивали ткани, опутывали золотистым сиянием и сращивали. С темными проще: регенерация мощная, держать приходилось всего пару минут, и все, ранка затянулась.

Наконец аура. Измотанная, штопала ее из последних сил, пошатываясь от усталости. В итоге схалтурила и, вернувшись обратно в тело, рухнула на лестницу рядом с навсеем. Все же я хрупкая шестнадцатилетняя девушка, мои ресурсы ограничены. Ничего, полежу немного и доделаю. Заодно зубы подправлю.

Вздрогнула, почувствовав взгляд Геральта. Зеленые глаза смотрели уже осмысленно, внимательно так и с недоумением.

– Опять глупая ланга, да? – Устало вздохнула, смежив веки. Пусть оскорбляет, ругает – плевать. Даже если убивать начнет, не пошевелюсь. – Подставилась, раскрылась и всякое такое.

Навсей молчал, просто смотрел, а потом хрипло спросил:

– Почему?

– Что – почему? – не поняла я.

– Ты знаешь, – так же чуть слышно пояснил Геральт и попросил: – Воды!

Позвала слуг, те не отреагировали. Неужели так хозяин запугал? Пришлось самой идти на кухню, а потом поить темного, следя, чтобы не делал больших глотков.

– Спасибо.

Такого точно не ожидала, как и последовавшего после, очевидно, жеста ласки: Геральт засунул пальцы между моих, накрыв сверху ладонью. Думала, в глазах у него тоже тепло – нет, пустота. Ладно, после издевательств любая мелочь приятна. Интересно, существуют ли у темных долги чести? Я ведь ему жизнь спасла. Дважды.

Слуги боязливо сгрудились у дверей в холл и на межэтажной площадке, но подходить не решались. Звала так и эдак – ни в какую. Пришлось просить навсея отменить прошлый приказ. Тот не ответил, только шевельнул рукой. Мир вокруг закачался, поплыл, и я оказалась сидящей на полу в огромной спальне в черно-красных тонах. Выглядела она зловеще, изображения скалящихся звериных морд на столбиках кровати только усиливали чувство тревоги.

Навсей лежал у моих ног, весь в испарине. Чуть мерцало на пальце кольцо с печаткой. Понятно, местный портал. А это – спальня Геральта. Непохоже на семейный альков, скорее наоборот, казалось, будто очутилась в мрачном замке, даже камин имелся.

Пока осматривалась, Геральт немного пришел в себя и попытался сесть. Закончилось все протяжным стоном и шишкой на затылке. Ну куда ему, он же лежачий! И тяжелый: волочить к кровати пришлось мне, не на полу же бросать.

На светлую шкуру неизвестного хищника, брошенную у постели, ступила в чулках: пожалела портить. Мех оказался на редкость приятным, мягким. Точно такая же шкура, но чуть поменьше, брошена у камина рядом с подставкой для разных странных вещиц из кожи и металла.

– Не надо, я сам, – неожиданно воспротивился попыткам водрузить себя на кровать навсей. – Придержи!

На кровать, широкую, с горой подушек, на которой бы легко поместились четверо, если не пятеро, Геральт забирался долго и мучительно. Он оперся руками о раму каркаса и попытался подтянуться. Сил не хватило, но навсей не сдавался и добился-таки своего. Ноги закинула уже я, сапоги (уходя, темный переобулся) стягивала тоже я, равно как одежду. Не всю, только верхнюю. Навсей все это время не двигался, только шумно часто дышал, превратившись в податливую куклу.

Однако рано обрадовалась. Стоило наклониться, чтобы закончить работу с аурой, как Геральт повалил на себя. Губы настойчиво прошептали: «Целуй!» Ударив наглеца локтем в живот, вскочила. Немыслимо! Он при смерти о плотских удовольствиях думает?!

– Ты не поняла. – Показалось или Геральт потешался? – Мне нужна сила, иначе не взять, только через поцелуй. Тут общественного хранилища нет, придется твоей питаться.

Замялась и покраснела. Знаю об этом способе, но он опасен, темный легко мог завладеть сознанием. Хватит того, что недавно Геральт использовал в качестве передатчика. Помню, чем все закончилось. Да и не целовалась прежде с мужчинами, страшно и боюсь неправильно сделать. Наверное, их не так, как родителей, целовать положено. Никогда не интересовалась данным вопросом.

Вперила взгляд в покрывало. Какое оно занятное, тканное, с серебряной нитью.

– Дария, я не кусаюсь. – Точно издевается! – Я впустил в сознание и требую того же. Или все лечение насмарку.

Геральт с трудом перевернулся на бок и, нашарив подушку, подпихнул под голову. Пальцы у него белее снега. Со лба к подбородку стекали капельки пота.

Решившись, склонилась над темным и потянулась к губам. Я ожидала нескромного поцелуя, а не вышло никакого. Геральт оказался безучастен, просто разомкнул горячечные губы, чтобы слияние состоялось. Меня окутало на-ре, вошло внутрь и парализовало. Я не могла разогнуться, оторваться от губ навсея и прилегла рядом, позволяя черпать силу. Легкая слабость и головокружение свидетельствовали – процесс пошел.

Все оборвалось резко и неожиданно, отозвавшись острым приступом головной боли.

Навсей задышал ровнее, даже улыбнулся – не зло, а устало. Пальцы погладили щеку, а рука снова легла на талию.

– Лежи, – приказал он. – Не хочу рисковать до прихода врача.

То есть навсей мне доверял?! Не понимаю его логики, хотя в подобной ситуации не выбирают. Да и я доказала, что очень плохая светлая.

В итоге лежала рядом, нервничая от тепла сползшей руки на бедре, и вслушивалась в дыхание навсея. Он, кажется, заснул. Пошевелилась, собираясь встать, – не тут-то было! Геральт недовольно заворчал и больно ущипнул. Пришлось снова положить голову на покрывало. Так я пролежала не меньше часа, в неудобной позе, между прочим. Зато видела изменения цвета кожи темного, благо ладонь по-хозяйски устроилась на бедре. Жилки исчезли, белизна тоже. Видимо, потом я тоже задремала, потому что проснулась от звука незнакомого голоса.

– …толково сделано. Может, подарите ее, ваше сиятельство? Дар нужно развивать. Я бы даже женился, не посмотрел, что ланга.

Открыла глаза и увидела сосредоточенного пожилого мужчину, склонившегося надо мной с засученными рукавами. Взвизгнув, кубарем скатилась с кровати, вызвав нездоровый смех навсея. Он тут же закашлялся и замолк. Правильно, горло и легкие нужно беречь, там все на живой нитке держится. Снова пойдет кровь, помочь не смогу.