Текст книги "За гранью грань"

Стиснула губы и напомнила:

– Вы убили мою сестру.

Геральт прищурился и положил мою ладонь на свой локоть. Пришлось сжать и вообразить себя принцессой, попавшей в плен к злому колдуну. Так чинно только на балах вышагивали, а тут по лестнице.

Внутри царила мешанина чувств. С одной стороны, страшно, с другой, обуревала злость на навсея, с третьей – любопытно. Мир темных казался сошедшим с книжных страниц, в нем воплотились мечты об удобстве и уюте. Надо признать, загородный дом Геральта обставлен со вкусом, а парк легко затмит королевский. Я, правда, никогда за заливом не бывала, сужу с чужих слов.

– Тебе напомнить, что делала твоя сестра? – склонившись к самому уху, шепнул навсей. Дыхание обжигало холодом. – Ты, между прочим, принимала в этом участие. Зелье тоже варила для сестричкиного счастья?

Вспомнилась сцена осмотра, жадный взгляд Алексии, с которым она взирала на Геральта. Навсей запомнил. Темные ведь гордые, а тут унижение, обе должны поплатиться. Но почему в его доме? Гораздо проще развлечься в нашем мире. Словом, куча вопросов без ответов, и два самых главных: почему Геральт в свое время попросил пощады и что намерен со мной делать?

– Нет! – с возмущением выпалила я, представив, чем занималась Алексия на кухне. – Это противно природе.

Геральт улыбнулся и в который раз удивил.

– Я знаю. На-ре побывало в твоем разуме. Знаешь, – задумчиво протянул навсей, замерев на ступеньке; я едва не полетела вниз, лишь локоть Геральта уберег от падения, – только отвращение к желаниям сестры и спасло. Но с ошейником ты сглупила. Был бы сильнее, убил бы. Разум нужно беречь, ланга.

Больше мы на эту тему не говорили. Более того, навсей одарил вниманием, сделал своеобразный комплимент: «Это платье чрезвычайно идет к твоим зареванным глазам».

Столовая располагалась на первом этаже. По дороге успела свернуть шею, рассматривая лепнину холла, резьбу дверей и узор паркета. Немудрено, что днем я замерзла: лестница из чистого мрамора, белого, с темными прожилками. Слуги такие важные. Женщины все как моя горничная, кланяются, приседают перед Геральтом, мужчины в странной одинаковой одежде из облегающих брюк цвета палой листвы и «хвостатых» тесных куртках поверх белых рубашек.

– Это лакеи, – лениво пояснил навсей, кивнув на одного такого слугу. – На них ливрея, форма такая. Верх – сюртук, низ – лосины. На ногах – туфли. Экскурс в одежду продолжить, или горничную спросишь?

Подумала и попросила рассказать. Вроде, образованная, а чувствую себя полной дурой. Никаких сюртуков и лосин у нас и в помине нет, лакеев тоже.

Геральт скорчил страдальческое лицо и обогатил запас моих знаний брюками, ботинками, запонками, зажимом для галстука и прочими диковинками. Не стесняясь, доходчиво разобрал мой наряд. Спасибо, не показал.

И тут в мозгу кольнуло: я тут слушаю, раскрыв рот, доверчиво смотрю на темного, а моя сестра мертва.

По щеке сползла слезинка. Отвернулась и тихо расплакалась. Диковинный мир будто полинял, утратил привлекательность.

– Какие ж вы, ланги, дуры! – не обращая внимания на протесты в виде ударов по рукам, Геральт потащил через анфиладу комнат. – Одни постоянно ревут, другие мнят себя вершительницами правосудия. Умная бы мне глазки строила, лучше устроиться хотела, а ты!

– А я не навсейка, чтобы под мужиком о смерти близких забыть.

Не знаю, что нашло, но ответила зло, с вызовом. И Геральту понравилось! Он рассмеялся, отпустил и позволил самой войти в столовую. Она превзошла все ожидания: огромная, белая, мраморная, с камином и мозаичными вставками панно. Мое «Ах!» позабавило не только хозяина, но и слуг. А посуда! Серебро, фарфор! Даже трогать страшно.

– Прошу! – Геральт отодвинул стул с лировидной спинкой. – О еде не беспокойся, за тебя выберу я. В Мире воды так не готовят.

Мир воды – так вот как называют Умерру навсеи.

– А мы где? – спрашивать, так спрашивать, пока Геральт добрый. Кто знает, каким он станет вечером, когда начнет учить.

– В Веосе. Это королевство такое. Или ты мир имела в виду? Вот его не назову.

– Потому что я светлая? – без труда догадалась я.

Логично. Вдруг сбегу, расскажу своим, и благоденствию Веоса придет конец. Хотя странно, конечно, отчего у навсеев с детьми проблемы, если тут тишь да благодать. Физиологическое что-то? Но тот же Геральт здоров, не бесплоден, неужели жен завоевать не могут? По рассказам горничной, те очень независимы и капризны. Опять не сходится. Есть же наложницы, те точно отказать не могут. Однако факт остается фактом: темные превыше всего ценили потомство.

– Ты не светлая, Дария, – вино заструилось по стенкам бокала; один мне, другой – хозяину дома. – Ты ланга. Светлых в Мире воды нет, вы их всех истребили.

Я окаменела. Нет, это неправда, навсей лжет!

– Вы серые, – с напором повторил Геральт и насильно вложил в руку фужер, – а не светлые. Те тихие, безобидные и наивные. Это их и погубило. Они спасли лангов от нас, совместно выгнали из Мира воды, ненадолго, правда, и пали жертвой вероломства. Если все еще сомневаешься, светлая ли, вспомни крюки во дворе. Как, по-твоему, могут ли служители добра так казнить даже злейших врагов?

Вздохнула и низко опустила голову. С этим не поспоришь. Методы зверские, дикие, но не верилось, будто мы не светлые.

– Газета, ваша милость, – лакей протянул Геральту поднос с прошитыми листами. Приглядевшись, увидела рисунки и странные буквы, выведенные удивительно ровным рубленым почерком чернилами черного цвета. – Что-нибудь еще?

– Заказ уже доставили? – навсей отчего-то покосился на меня.

– Да, ваша милость.

– Отнесите ко мне в спальню, потом разберусь. Больше ничего, можно подавать первую перемену.

Лакей кивнул и с гордым видом удалился. Геральт же, отпив из бокала, углубился в чтение. Шелестя страницами, он то хмурился, то хмыкал. Я же медленными глотками пила вино и разглядывала газету. Чем больше смотрела, тем больше убеждалась, она не рукописная. Жаль, ничего прочесть не могла: языка не понимаю. А ведь мы с темными на одном говорим.

– Совсем забыл! – заметив мои мучения, Геральт на минутку отвлекся и окутал знакомым облачком на-ре.

– Не бойся, – успокоил он, заметив мой испуг, – не убиваю, только заклинание одно наложу, пока наш язык не выучишь. Он древнее вашего. Пока же будешь читать моими глазами. Разумеется, – подчеркнул навсей, – пока разрешу. А разрешу всего на один вечер.

И тут превосходство. А ведь Умерра, она же Мир воды, возникла безумно давно. Видимо, недостаточно, судя по уровню развития Веоса.

Черная тень схлынула, ушла обратно в навсея, и меня будто молнией ударило, набор символов превратился в слова. Статьи пестрили скандалами, светскими новостями, которые я частично не понимала, заметками о новых законах и прочим.

– Ее величество опять больна, – сокрушенно пробормотал навсей, показав портрет горделивой брюнетки в диадеме на первой странице. – Третий раз за месяц. Тебе не кажется подозрительным, Дария?

Неразборчиво промычала в ответ. Я в первый раз слышу о королеве, а тут меня о ее здоровье спрашивают. Пусть я целитель, но не заочный же!

– А мне кажется, – покачал головой Геральт. – Кто-то очень хочет ее смерти. Врачи разводят руками, а ее величество болеет все чаще.

– Ты задавай вопросы, – встрепенулся от собственных раздумий навсей, – потом некогда будет. Да и ротик другим займешь.

Темный рассмеялся, а я догадалась, он намекал на что-то неприличное. Краснеть уже устала, вино помогло немного расслабиться, хотя Алексия до сих пор не шла из головы, и я воспользовалась столь щедрым предложением. Во-первых, спросила, как Геральта зовут на самом деле, кто он, на каком положении тут я, как мы сюда попали, и действительно ли женат навсей.

– Кольцо видишь, – мне подсунули под нос знакомое кольцо с гравировкой. – Женат. Ты – наложница. Это женщина, удовлетворяющая определенные потребности и обеспечивающая продолжение рода младшими детьми, если те потребуются. Старших, тех, к кому переходит титул и закрепленное место при дворе, рожает жена. Разумеется, если пожелает. Предваряя вопросы: да, у меня есть сын. Фамилию свою не назову, имя настоящее. По титулу – граф. А теперь раздевайся.

– Что?! – выпалила я.

– Раздевайся, Дария. Разрешаю оставить чулки и трусики. Одеться разрешу, когда перестанешь смущаться. Учеба началась, дорогая, – глумливо подмигнул он и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. – Если разденешься, погуляешь со мной по парку. Одетая. Не станешь, изнасилую в присутствии слуг. Выбирай!

Вседержители, куда я попала? Жуткий темный, ни стыда, ни совести, ни сострадания!

– Я не шучу, Дария, – нахмурился навсей, встал и демонстративно потянулся к ширинке.

Я в свою очередь пискнула и попыталась нащупать крючки на платье.

Раздевалась, вперив взгляд в пол. Кажется, Геральт сел обратно, повязал салфетку, а я… Я мучилась с крючками. Наконец, платье с тихим шелестом упало на пол. Дальше нижняя юбка, но ведь под ней… Вздохнула и решила сначала оголиться сверху.

Снимать юбку, прикрывая грудь, оказалось сложно, но я справилась и, краснее зари, осталась стоять практически в чем мать родила. Навсей довольно улыбался и внимательно рассматривал добычу. Она, то есть я, покрылась «гусиной кожей», сгорбилась, сжала бедра и прикрыла ладошками, что могла. Потом, догадавшись, села и постелила на колени салфетку. Уфф, внизу теперь ничего не видно, освободившейся рукой можно есть, вот только кусок в горло не лез.

– Тебе не нравится собственное тело? – вскинул бровь навсей. – Упругая девичья грудь, идеально ложащаяся в ладони, крутые бедра с чудесной гладкой попкой, курчавый мысок, скрывающий…

– Не надо! – выпалила я и, позабыв, что голая, потянулась за вином: очень выпить хотелось. Щеки горели; боялась оторвать взор от скатерти.

– Или тебе формы не нравятся? – не унимался бесстыдник. – Какие бы ты хотела?

– Запомни, Дария, – нахмурился он, мигом растеряв игривость тона, – не оденешься, пока не перестанешь краснеть и прикрываться.

Но как я могу, если он смотрит, если слуги смотрят? Те, которые грязные тарелки уносят и чистые приносят. Видимо, придется просидеть голой до утра. Пробовала есть, не обращать внимания, – никак.

Не знаю, сколько длилась бы эта пытка, если бы не появление лакея. Тот с важным видом склонился перед Геральтом и протянул поднос с запиской. Вскинув бровь, навсей пробежал ее глазами и, кинув салфетку на стол, встал.

– Можешь одеться, – обернулся ко мне в дверях крайне озабоченный темный. – Перед сном возьмешь зеркало и внимательно все у себя рассмотришь. Завтра продолжим. Раз уж у лангов все запущено, оголишь за завтраком только грудь. Но условие другое: прикроешься ладошками, исполнишь любое мое желание.

После внимание уделили слугам. Геральт велел оседлать коня и не перестилать постель: выяснилось, что ночевать дома он не собирался.

– Вас ждать к завтраку, ваша милость? – вежливо осведомился лакей.

Он все еще стоял рядом, видимо, ожидая распоряжений.

– Пожалуй, – задумавшись, – ответил навсей.

Бросив на меня еще один пристальный взгляд, Геральт ушел. Я же совершила непростительный поступок: вместо того, чтобы одеться, позабыв о наготе, прокралась к окну, чтобы посмотреть, действительно ли он уехал. Благо слуги ушли и в столовой никого не осталось. Ускакал – ураганом пронесся по главной аллее. Значит, срочное дело, ради иных посреди ужина не срываются. Хорошо бы оно задержало навсея минимум на неделю!

Глава 3

Утром Геральт не вернулся. Почему знаю? Завтракать пришлось в одиночестве. Что радует, в столовой, а не в спальне, и в одежде. Панталоны мне вернули безропотно, чистые, с кружевами, и принесли еще пять штук таких же. Бесстыдную конструкцию же с чистой совестью выбросила в окно. Опасалась, найдут и отругают – нет, будто так и надо.

Горничная сменилась, из чего сделала вывод: вчерашняя не просто прислуга, а в некотором роде наставница. Очевидно, в ее задачу входило подготовить меня к развлечениям навсея.

За завтраком познакомилась с экономкой Геральта Свейна, пятого графа Местрийского – так официально именовали навсея. Нет, слуги ничего не говорили, темный вышколил строго, но выдало письмо, которое принес посыльный. От него и услышала имя адресата. Титул и добавка: «пятый» ввели в состояние задумчивости. У нас бы написали: «Магистру Онексу»: магия ценилась выше статуса барона или герцога. А тут все наоборот, я оказалась в доме знатного потомственного аристократа, который, несомненно, хороший волшебник, но отчего-то об этом ни слова не говорят.

Мысли о магии натолкнули на воспоминание о портале. Раз навсея нет дома, а мои передвижения по нему не ограничивают, нужно обследовать комнаты и попробовать выбраться отсюда.

Искоса взглянула на свою сотрапезнику – ту самую экономку. Ее осанке позавидовала бы любая принцесса. Строгое черное платье с воротником-стоечкой, скромная брошь на груди. Волосы собраны в пучок. На лице – выражение отстраненности. Еще не старая, но по морщинкам у рта видно: уже не девушка. Темная шатенка, как и навсей. Предполагаю, блондинов у них просто нет. Символично: темные темные во всем. Экономка мне не мешала, не удивлюсь, если она вообще меня не видела. Что ж, значит, можно спокойно осуществить желаемое.

Из-за стола встала первой и обмерла, когда экономка, промокнув губы салфеткой, поднялась следом. Сейчас начнется! Но нет, оказалось, дело в этикете. Стоило испуганно сесть обратно, как экономка сделала то же самое, допила чашечку кофе и спросила, может ли она идти. Я, признаться, опешила. Я ведь вещь для ублажения навсея, а не гостья или хозяйка. Или чего-то не понимаю?

– Вы наложница его милости, – снизошла до объяснения строгая дама, – хранительница его семени и мать будущих детей, поэтому в дни отсутствия ее милости считаетесь малой хозяйкой.

Поперхнулась от столь нескромного титула и густо покраснела. Хранить то самое я не собиралась, а экономка, кажется, убеждена, будто у нас с Геральтом все было. Насколько понимаю, без …эмм… Словом, без кое-чего девушка женой не становится, как я малой хозяйкой. Предположения подтвердились: экономка вежливо осведомилась, не болит ли что-то. Я ответила отрицательно и во второй раз встала. За мной никто не увязался, зато степень свободы определила быстро: в парк не пустили. Категорично, но вежливо. В связи с этим развязность горничной показалась вдвойне подозрительной. Однозначно, она не просто служанка, раз все остальные так милы со мной.

Комнаты навсея поражали роскошью и невиданными предметами. Разглядывая мебель, сплошь мягкую, поневоле соглашалась с мнением Геральта об отсталости Мира воды. Почти нет магии, но все так продумано, что локти от зависти кусаешь. Наша гостиная по сравнению с гостиными (да, их несколько) навсея казалась пережитком давнего прошлого – мрачная, огромная и пустая. И диван там лишь условно мягкий – скамейка с тюфяком для сидения. Зато камин в полстены. А тут – малахитовая полка, часы, бронзовые подсвечники, какие-то фигурки… Шитые золотом портьеры, портреты на стенах, узорный пол. Залюбовавшись, даже о портале забыла. И о сестре. Всегда считала себя серьезной, а оказалась дрянной ветреной девчонкой. Наверное, поэтому Геральт и не убил: почувствовал гнилое сердце.

Алексия… Мы никогда не были близки. Она не дружила со мной, жила иными заботами, ее любили больше меня. Это часто так, это нормально. Но, вседержители, я не желала ей смерти! Никогда! И навсея, повернись время вспять, лечить бы не стала. Вру – стала бы, и сестру так же осудила бы. Геральт живой, какой ни есть, но живой, ему больно, и я обязана помочь, клятву давала. Алексия же… Она его фактически насиловала с молчаливого одобрения родных. Геральт не мог сопротивляться, не мог не выпить возбуждающее зелье, сестра заставила бы с помощью ошейника. Помню ведь ее взгляд.

Мерзко, все мерзко! В голову закралась крамольная мысль: уж не заслужила ли смерть Алексия? Я не видела того, что творилось в спальне, но темные гордые, они такого не прощают.

От терзаний посреди Малиновой гостиной (тут все в малиновых тонах) оторвало хлопанье дверей и испуганные возгласы. Заинтересовавшись, хотела выглянуть в холл, но раздумала, услышав рык Геральта: «Пошли все вон!» Что-то мне в его голосе не понравилось. Точно, сип! Очень странное сочетание: крик с хрипом, как у человека с больными легкими.

Подумав, что навсей не обрадуется, застав внизу, схоронилась за занавеской, по-местному, портьерой: вдруг Геральта сюда принесет?

Прошла минута другая, голоса навсея не было слышно. Шагов тоже. Осмелев, выбралась из укрытия и прокралась к лестнице. Если повезет, сумею быстро проскользнуть к себе.

Он лежал у подножья лестницы, неестественно прогнувшись в спине. Побелевшие костяшки сжимали хлыст. Ноги дергались от судорог, глаза закатились, а изо рта капала слюна.

Испуганно вскрикнула и прижалась к стене. Припадочный! Есть падучая болезнь, у нее такие же симптомы. Но, приглядевшись к цвету слюны, поняла, что ошиблась. Розовая! Там кровь! Вседержители, значит, внутреннее кровотечение. Конечно, дура, спина! Она изогнулась от невыносимой боли. Приглядись, как дышит Геральт, как сведены челюсти, как вздулись почерневшие вены.

Ноги уже не дергались, зато судорога выгнула позвоночник дугой, сорвав с губ хриплый стон. Это не позерство, навсей меня не видел, просто боль оказалась настолько сильна, что разжала челюсти.

Наверное, я трижды дура, потому что бросилась к нему и взглянула на цвет кожи. Синюшный! Такой только при отравлениях бывает, более того, очень специфических отравлениях. Яд разъедал тело изнутри, и человек умирал в жутких муках. Долго, очень долго – агония длится до суток.

Так, яд попал внутрь с пищей. Знаю, процедура жуткая, но придется потерпеть, ваша милость. Какой же вы влажный, холодный и безвольный. Даже на-ре не метнулось мне навстречу, навсей только с трудом сфокусировал взгляд – мутный, безучастный.

Глаза слезятся, дышит неровно, поверхностно.

Слуг отослал… Плохо. Но причину понимаю: хотел умереть в одиночестве, чтобы никто не видел его таким. И рыкнул-то из последних сил, наверняка с трудом на ногах стоял.

Пощупала пульс и поняла, медлить нельзя. Еще немного – и поворотная точка. Конечно, смерть врага – это радость, но чужие страдания удовольствия никогда не приносили, особенно если противника травили свои же.

Раскрывшись, потянулась к ауре Геральта. Тот не сопротивлялся, вообще ничего не делал, я даже зацепила краешек сознания. Это хорошо, если он меня пустит, я попробую.

Сколько же черноты, сколько грязи, рваных ошметков! Навсей умирал, я стояла перед ним на коленях, а он умирал. Боль окончательно победила, сломала его, раскрошив зубы. В буквальном смысле. Ничего, это поправимо, всего-то ткани нарастить.

Горло Геральта свело страшной судорогой. Я почувствовала ее даже на уровне ауры. Заторопилась, призывая на помощь все полученные знания. Как бы сейчас пригодились подсказки мэтра Дорна! Одно дело, когда учитель рядом и всегда поможет, исправит, и совсем другое, когда один на один со смертью.

Яд цении – чрезвычайно редкая и мерзкая вещь. Его в шутку называют «циничным палачом». Судя по ауре и состоянию организма, отравили навсея ночью. Дозу дали небольшую, чтобы яд начал действовать не сразу, и жертва покинула дом убийцы. Видимо, Геральт много пил: алкоголь отсрочивает кончину.

Вздохнула. Зачем я его спасаю? Пусть бы умер, темный ведь, тоже убийца. Нашла бы портал и… И осталась бы в доме, потому что не знаю принципа его действия. Словом, все, как в прошлый раз: «Глупая ланга!» Она спасает того, кто потом будет ее насиловать.

Руки тряслись, но, закусив губу, я приступила к чистке. Делать ее полагалось ментальным огненным ножом – инструментом, доступным только магам-целителям, требующим точности, умения и сосредоточенности.

«Пожалуйста, помогите мне! – я потянулась к сознанию навсея. – Мне нужно, чтобы вы заснули и сняли внутренний щит. Клянусь жизнью, я пришла с миром».

Пальцы уперлись в единственную преграду, отделявшую меня от сгустков черноты и крови. Мне не сотворить нож, не запустить пальцы в склизкую массу внутренностей, пока стоит внутренний щит. Некоторые маги его никогда не снимают, чтобы обезопасить себя от сторонних вторжений.

Геральт щит убрал, и, не ожидавшая такой поспешности, я ухнула в черноту яда. Продышавшись, вытянула ладонь и сняла с нее светящийся маленький ножик без ручки. Со стороны он напоминал бритву, только тоньше и острее. Удобно перехватила его поперек и, закусив губу, начала работу.

Яд глубоко въелся в ткани, приходилось действовать ювелирно, чтобы ничего не повредить. Черные ошметки въедались в кожу рук, вызывая жжение. Но я терпела и чистила дальше.

Навсей, кажется, потерял сознание, во всяком случае, не реагировал на любые раздражители. Что ж, даже лучше.

Не знаю, сколько минуло времени, когда я, уставшая, с искусанными от боли губами, вычистила всю скверну. Теперь пришло время для целительства. Пальцы стягивали ткани, опутывали их золотистым сиянием и сращивали. С темными проще: регенерация мощная, держать приходилось всего пару минут, и все, ранка затянулась.

Наконец, аура. Измотанная, штопала ее из последних сил, пошатываясь от усталости. В итоге схалтурила и, вернувшись обратно в тело, рухнула на лестницу рядом с навсеем. Все же я хрупкая восемнадцатилетняя девушка, мои ресурсы ограничены. Ничего, полежу немного и доделаю. Заодно зубы подправлю.

Вздрогнула, почувствовав на себе взгляд Геральта. Зеленые глаза смотрели уже осмысленно, внимательно так и с недоумением.

– Опять глупая ланга, да? – устало вздохнула я, смежив веки. Пусть оскорбляет, ругает – плевать. Даже если убивать начнет, не пошевелюсь. – Подставилась, раскрылась и всякое такое.

Навсей молчал, просто смотрел, а потом хрипло спросил:

– Почему?

– Что – почему? – не поняла я.

– Ты знаешь, – так же чуть слышно пояснил Геральт и попросил: – Воды!

Позвала слуг, те не отреагировали. Неужели так хозяин запугал? Пришлось самой идти на кухню, а потом поить темного, следя, чтобы не делал больших глотков.

– Спасибо.

Этого я точно не ожидала, как и последовавшего после, очевидно, жеста ласки: Геральт засунул пальцы между моих пальцев, накрыв сверху ладонью. Думала, в глазах у него тоже что-то есть – нет, пустота. Ладно, после издевательств и это хорошо. Интересно, существуют ли у темных долги чести? Я ведь ему жизнь спасла. Дважды.

Слуги боязливо сгрудились у дверей и на межэтажной площадке, но подходить не решались. Я пробовала так и эдак – ни в какую. Пришлось просить навсея отменить прошлый приказ. Тот не ответил, только шевельнул рукой. Мир вокруг закачался, поплыл, и я оказалась сидящей на полу в огромной спальне в черно-красных тонах. Выглядела она зловеще, а изображения скалящихся звериных морд на столбиках кровати только усиливали чувство тревоги.

Навсей лежал у моих ног, весь в испарине. Чуть мерцало на пальце кольцо с печаткой. Понятно, местный портал. А это – спальня Геральта. Не похоже на семейный альков, скорее наоборот. Зато поневоле начало казаться, будто очутилась в мрачном замке, даже камин имелся.

Пока осматривалась, Геральт немного пришел в себя и попытался сесть. Закончилось все протяжным стоном и шишкой на затылке. Ну куда ему, он же лежачий! И тяжелый: волочить к кровати пришлось мне, не на полу же бросать.

На светлую шкуру неизвестного хищника, брошенную у постели, ступила в чулках: пожалела портить. Мех оказался на редкость приятным, мягким. Точно такая же шкура, но чуть поменьше, брошена у камина рядом с подставкой для разных странных вещиц из кожи и металла.

– Не надо, я сам, – неожиданно воспротивился попыткам водрузить себя на кровать навсей. – Придержи!

На кровать, широкую, с горой подушек, на которой бы легко поместились четверо, если не пятеро, Геральт забирался долго и мучительно. Он оперся руками о раму каркаса и попытался подтянуться. Сил не хватило, но навсей не сдавался и добился-таки своего. Ноги закинула уже я, сапоги (уходя, темный переобулся) стягивала тоже я, равно как одежду. Не всю, только верхнюю, разумеется. Темный все это время не двигался, только шумно часто дышал, превратившись в податливую куклу.

Однако обрадовалась я рано. Стоило наклониться, чтобы закончить работу с аурой, как руки навсея обвили за талию, повалив на себя, а губы настойчиво прошептали в ухо: «Целуй!». Ударив наглеца локтем в живот, вскочила. Нет, это немыслимо! Он и при смерти о плотских удовольствиях думает?!

– Ты не поняла, – показалось, или Геральт потешался? – Мне нужна сила, иначе не взять. Тут-то хранилища нет, придется твоей питаться.

Замялась и покраснела. Знаю об этом способе, но он опасен, темный легко может завладеть сознанием. Хватит того, что недавно Геральт использовал меня в качестве передатчика. Помню, чем все закончилось. Да и не целовалась я с мужчинами, страшно, стесняюсь и боюсь неправильно сделать. Наверное, их не так, как родителей, целовать положено. Никогда не интересовалась данным вопросом.

Вперила взгляд в покрывало. Какое оно занятное, тканное, с серебряной нитью.

– Дария, я не кусаюсь. – Точно издевается! – Я впустил в сознание и требую того же. Или все твое лечение насмарку.

Геральт с трудом перевернулся на бок и, нашарив подушку, подпихнул под голову. Пальцы у него были белее снега, хотя навсей не отличался белизной кожи. Со лба к подбородку стекали капельки пота.

Решившись, склонилась над темным и потянулась к губам. Я ожидала нескромного поцелуя, а не вышло никакого. Геральт оказался безучастен, просто разомкнул горячечные губы, чтобы слияние состоялось. Меня окутало на-ре, вошло внутрь и парализовало. Я не могла разогнуться, оторваться от губ навсея и прилегла рядом, позволяя черпать силу. Легкая слабость и головокружение свидетельствовали, процесс пошел.

Все оборвалось резко и неожиданно, отозвавшись острым приступом головной боли.

Кожа навсея порозовела, сам он задышал ровнее, даже улыбнулся – не зло, а устало. Пальцы погладили щеку, а рука снова легла на талию.

– Лежи, – приказал он. – Не хочу рисковать до прихода врача.

То есть навсей мне доверял?! Не понимаю его логики, хотя в подобной ситуации не выбирают. Да и я доказала, что очень плохая светлая.

В итоге лежала рядом, нервничая от тепла сползшей руки на бедре, и вслушивалась в дыхание навсея. Он, кажется, заснул. Пошевелилась, собираясь встать, – не тут-то было! Геральт недовольно заворчал и больно ущипнул. Пришлось снова положить голову на покрывало. Так я пролежала не меньше часа, в неудобной позе, между прочим. Зато видела изменения цвета кожи темного, благо ладонь по-хозяйски устроилась на ноге. Жилки исчезли, белизна тоже. Видимо, потом я тоже задремала, потому что проснулась от звука незнакомого голоса.

– …толково сделано. Может, отдадите ее мне, ваша милость? Дар ведь, нужно развивать. Я бы и женился даже, не посмотрел, что ланга.

Открыла глаза и увидела сосредоточенного пожилого мужчину, склонившегося надо мной с засученными рукавами. Взвизгнув, кубарем скатилась с кровати, вызвав нездоровый смех навсея. Он тут же закашлялся и замолк. Правильно, горло и легкие нужно беречь, там все на живой нитке держится. Снова пойдет кровь, помочь не смогу.

– Это врач, Дария, – объяснил Геральт. Голос звучал глухо и хрипло. – Он ауру смотрел, только и всего.

Только и всего?! Да это же полный доступ к человеку, его телу и душе! Потом сообразила, врача интересовало, нет ли у меня энергетического истощения. Видимо, есть, потому что при попытке встать, шатнуло, больно приложив бедром о кровать.

– Ложитесь, – суровым тоном приказал седовласый и достал из странной сумки, твердой, защелкивающейся сверху на две спицы, бутылочку с жидкостью молочного цвета. – Вам еще два часа вставать нельзя. После отмерите семь капель на язык. Его милости дадите двенадцать и проследите, чтобы рана в желудке не вскрылась.

То есть мне предстоит быть сиделкой? Перспектива не радовала. Видимо, прочитав все по выражению лица, врач смилостивился:

– Хорошо, сам посижу. И раз уж я все равно здесь, давайте выберем, что вам принимать. Осмотр нужен, ваша милость?

Седовласый обернулся к навсею и надел тонкие перчатки. Зачем, пока оставалось загадкой. Геральт отрицательно покачал головой, и врач тут же снял перчатки и начал деловито перечислять методы предохранения. Их оказалось около десяти, но уши покраснели уже на первом. Видя, что толку от меня никакого, седовласый продолжил вести диалог с навсеем, задавая тому разные вопросы. Ни один из них в приличном обществе не зададут. Геральт не проронил ни звука, но врач реагировал так, будто тот отвечал. Заинтересовавшись, искоса глянула на темного: тот говорил, но беззвучно, а седовласый читал по губам.

Наконец, врач кивнул и обещал оставить рецепт на каминной полке.

– Пойдемте, госпожа, – седовласый взял под локоток и вывел из спальни. – Его милости необходим отдых.

– Это ведь яд цении? – не удержалась от профессионального вопроса и украдкой бросила взгляд через плечо.

Не только живой, но и здоровее, чем должен быть. Хотя, случай с ударом Алексии – показатель высокой регенерации темных. Ранение в живот обычно смертельно, а Геральт портал выдержал и даже убить попытался.

– Он самый, – улыбнулся врач. – Вы все правильно сделали. Жаль, его милость отдать вас отказался. Мне бы помощница не помешала. А то, что расой не вышли, не беда ведь, – подмигнул он.

Опять превосходство навсеев над лангами! Надоело уже! Как надоело и то, что мое мнение никого не волнует.

Врач проводил до спальни. Она находилась на том же этаже, что и комнаты Геральта, но в другом крыле. На столе для написания писем, то есть секретере по-местному, меня ждал сюрприз: бумага, скрепленная гербовой печатью. Взломав ее, быстро пробежала глазами документ и нахмурилась. Я держала в руках не что иное, как свои новые документы, в которых значилась наложницей графа Местрийского. К ним прилагалось подробное описание внешности, вплоть до размера груди.

– Поздравляю, госпожа! – защебетала незаметно вошедшая служанка, уже новая, молоденькая. – Можете вздохнуть спокойно, а то ходили слухи, будто вас общине отдадут.

Не понимая, о чем речь, попросила объяснить и тут же согласилась, что повод для радости имеется. В Веосе до сих пор бытовала древняя традиция: если в плен господину попадала женщина, община могла потребовать ее себе для утех, то есть в качестве бесплатной проститутки. По словам горничной, как раз сегодня староста Миредена пришел с такой просьбой, прослышав о «юной красивой ланге с белыми волосами». Ключевым словом, разумеется, было «ланга» – нас тут презирали и ненавидели, и жители из принципа желали меня унизить.