Текст книги "С ангелами рядом"

Корсика

18 августа девятнадцатилетний немецкий студент Дирк Герда Хамер спал в своей лодке. Иногда он просыпался, потому что слышал вопли подвыпившей компании каких-то ребят, кутивших на пляже. Судя по тому, что вопли стали слышны отчётливей, они уже добрались до причала. Неожиданно с одной из лодок, пришвартованных рядом с лодкой Дирка, раздался рассерженный крик, а затем послышались выстрелы. Вдруг страшная разрывающая боль пронзила живот и ногу Дирка, и он потерял сознание.

Миллиардеру Ники Пенде и его друзьям наскучило развлекаться на пляже, и они решили покататься на лодке. Попытавшись отвязать одну из них от причала, подвыпившая молодёжь поняла, что лодка занята, когда послышались выстрелы. Бросившись врассыпную, парни в мгновение ока исчезли с причала, радуясь, что ни в кого из них не попали. Услышав выстрелы, местные жители сообщили в полицию. Прибывшие на место перестрелки французские служители закона обнаружили в одной из лодок смертельно раненого Дирка – он потерял много крови. Его немедленно доставили в больницу, где ему сделали операцию, длившуюся четыре часа. Несмотря на оказанную помощь, у парня началась гангрена, и он впал в кому. Он умер через четыре месяца.

Обыскав остальные лодки, полицейские стали устанавливать личности владельцев и нашли пистолет Вальтер P38. Выяснилось, что и лодка, и пистолет принадлежат наследному принцу Италии, Витторио Эмануэле Савойскому, который и был сразу же арестован. Однако адвокат принца сумел доказать, что на месте происшествия было много других людей, которые скрылись. Не все их личности были установлены, поэтому не обязательно, что из пистолета стрелял именно принц. А лодка очень быстро исчезла с причала, и через некоторое время её нашли на Сардинии в разобранном виде. Витторио Эмануэле получил лишь условный срок за хранение оружия вне дома.

Ватикан

Папа Монтини стремился сформировать коллегию кардиналов не только из привычного круга лиц, но и назначив много неевропейцев. Поэтому их количество на конклаве оказалось равно количеству европейских кардиналов, а «монтинцы», сторонники покойного папы, даже превышали большинство. Они были полны решимости следовать по пути нововведений, начатых Монтини и ориентированных исключительно на решение проблем церкви. Но было и много консервативных кардиналов, которые считали шаги папы Монтини слишком решительными.

За две недели до конклава кардиналы собрались на совещание по поводу предстоящих выборов нового папы. Каждая из сторон предлагала своего кандидата, и кто-то вспомнил, как шесть лет назад во время визита в Венецию папа Монтини на глазах у всех возложил свою папскую мантию на венецианского патриарха Альбино Лучани – как бы давая понять всему католическому миру, кого он хотел бы видеть своим преемником. Лучани же был очень смущён жестом папы, что подтверждало его скромный и застенчивый характер. Неевропейские кардиналы ухватились за эту идею, которая не покидала их до конца конклава.

Конклав начали 25 августа после традиционной мессы в базилике Святого Петра. После этого кардиналы удалились в Сикстинскую капеллу во главе с кардиналом Вийо, который был Государственным секретарём с 1969 года и которого папа Монтини сделал кардиналом. За ними закрылись двери. Их было сто одиннадцать, и для них был назначен кворум в семьдесят пять голосов – именно столько должен был набрать кандидат, чтобы стать папой.

В конце августа в Риме стоит невыносимая жара, а открывать окна в зале было нельзя, чтобы не нарушить тайну голосования, поэтому пожилые кардиналы неимоверно страдали. Для такого большого количества кардиналов поставили двенадцать длинных столов и назначили троих человек для подсчета голосов, в число которых входил польский кардинал Кароль Войтыла.

В первый же день большинство голосов было отдано двум кандидатам: Сири и Лучани. Во втором туре Лучани вырвался вперёд, с каждым новым голосованием продвигаясь всё ближе к кворуму. Под конец первого дня, набрав больше сотни голосов, он был выбран папой, приняв имя Иоанна Павла I. Собравшиеся на площади Святого Петра десятки тысяч верующих изумлëнно смотрели на дым из трубы странного светло-серого цвета, который медленно становился чëрным. Это была ошибка кардинала-истопника, но в толпе испуганно перешëптывались: «Дурной знак! Это дурной знак…». Лишь после объявления по ватиканскому радио мир узнал об избрании нового папы. Это был первый конклав, в котором, по указу покойного Монтини, не участвовали кардиналы старше восьмидесяти лет. Альбино Лучани на момент избрания было шестьдесят шесть, и он сказал кардиналам, избравшим его:

– Да простит вас Господь за то, что вы сделали! Страшная буря надвигается на меня…

За двухтысячелетнюю историю католической церкви Лучани был первым папой, взявшим двойное имя. Он это сделал из глубочайшего уважения к двум своим предшественникам: Ронкалли, который звался Иоанном XXIII и назначил его епископом, и своему доброму другу Монтини, который взял имя Павел VI и посвятил его в кардиналы. Обычно если папа выбирает имя, которое раньше не носил ни один понтифик, ему не приписывается порядковый номер. Лучани же сам попросил, чтобы ему присвоили имя Иоанна Павла I.

На следующий день, 27 августа, папа Лучани переехал в квартиру Апостольского дворца на третьем этаже, которую разделил со своим секретарём Диего Лоренци. 28 августа он утвердил всех в курии на прежних должностях и оставил Государственным секретарём Жана Вийо. 2 сентября папа Лучани пригласил к себе свою семью, а затем у него была встреча с некатолическими представителями других церквей. 3 сентября он отказался от коронации, вместо этого на площади Святого Петра отслужил торжественную мессу. После обеда Лучани работал со своим секретарём в архиве Ватикана. Он много раз вспоминал свою встречу с сестрой Люсией и то, что она ему сказала. Его целью было найти запечатанный конверт с третьим секретом Фатимы. Обнаружив его, Лучани помедлил немного и вскрыл конверт – так, как это уже сделали до него Ронкалли и Монтини. Развернув сложенный листок и прочитав его содержимое, Лучани вздохнул. Пробормотав «На всë воля божья», он положил листок обратно и снова запечатал конверт.

5 сентября был особенный день для папы Лучани. Он принимал архиепископа Никодима, православного митрополита Ленинградского и Новгородского. Папа возлагал большие надежды на беседу с представителем православной церкви. Он знал, что и Никодим был сторонником межрелигиозного диалога, являясь очень яркой личностью в России. Сорока девяти лет, с немного растрëпанной чёрной бородой, в которой проглядывали серебристые пряди, он показался Лучани старше своего возраста.

Папа пригласил гостя сесть, попросил принести кофе и оставить их с Никодимом наедине. Встреча проходила в кабинете папы. Прислуживающая им монахиня постучала, вошла в кабинет, поставила на стол поднос с кофе и тихо вышла, не желая мешать беседе Святейших. Не более минуты спустя из кабинета послышался крик:

– Помогите! Помогите! Позовите врача!

Немедленно вернувшаяся на крик монахиня и швейцарская гвардия, дежурившая у двери, вбежали в папский кабинет и увидели Никодима, лежащего на полу, бледного папу Лучани, стоящего перед ним на коленях, и пролитый на столе кофе. Прибывший врач засвидетельствовал смерть от сердечного приступа. У Никодима была найдена упаковка нитроглицерина, подтверждавшая проблемы с сердцем. После того, как его увезли, сам не свой от волнения и шока Лучани удалился в свои покои в сопровождении верного секретаря Диего Лоренци.

– Отдохните, Ваше Святейшество, – говорил секретарь, когда они остались одни, – какое потрясение!

– Боже мой, – не переставал повторять понтифик, – это должно было случиться со мной!

– Ваше Святейшество, Его Преосвященство был болен! Говорят, у него уже были сердечные приступы.

– Друг мой, ты что, не понимаешь? Он умер сразу после того, как выпил кофе! А я его не успел отхлебнуть. Кофе! А где этот кофе?

– Так его вылили и стол протëрли.

– Ах, что ж теперь говорить, – сокрушëнно вздыхал папа Лучани. – Я не пил кофе, потому что был зачарован его речами. За всю свою жизнь я не слышал таких прекрасных слов о церкви!

– А что именно он сказал? – поинтересовался Диего.

– Этого я не могу тебе повторить, я хотел, чтобы это осталось только между нами. А теперь и вовсе его слова знаю только я.

– Кофе не вернëшь, Ваше Святейшество, а эта смерть действительно странная. Предполагают, что Его Преосвященство был шпионом КГБ, и через него было подписано соглашение с Ватиканом, предусматривающее молчание о преступлениях коммунизма.

– Не нам судить об этом, Диего, – вздохнул Лучани, – так решил покойный папа Ронкалли, борясь за примирение двух религий. Митрополит пострадал невинно сегодня, этот кофе предназначался мне…

***

В последующие дни папа Лучани занимался обычными папскими делами – встречами, мессами и приветствиями верующих по воскресеньям на площади Святого Петра. Он был первым папой, который обращался к людям от своего имени в единственном числе, а не говорил «мы». 28 сентября папа не пришёл в базилику, а остался в своей квартире. Ему нужно было изучить обширный отчёт о расследовании финансов Ватикана. Он получил его по своей просьбе от разных кардиналов, занимающихся экономическими вопросами Святого Престола, и от канцлера казначейства. Папа изучал этот отчёт всё утро, а перед обедом у него была встреча с Государственным секретарём, кардиналом Вийо, которому он сообщил ряд своих решений.

Вечером папа полчаса разговаривал по телефону, после чего сел ужинать с двумя своими секретарями в столовой Апостольского дворца. Они съели салат, суп и телятину с бобами. Четыре монахини тихо прислуживали им, изредка поглядывая на новости по телевизору. Это был обычный мирный вечер в Ватикане, но были люди на других концах планеты, которые настороженно наблюдали за всеми действиями нового папы.

Всего лишь этажом ниже епископ Пол Марцинкус, директор ватиканского банка, и думать забыл об ужине. Человек, который заведовал миллионами Ватикана, неузнаваемо изменился за последний месяц под гнëтом проблем, свалившихся на него. С тех пор, как до него дошли слухи, что Лучани начал расследование о способах управления банком, которые использовал Марцинкус, он посерел лицом и похудел. Когда Альбино Лучани был ещё патриархом Венеции, у них случился конфликт: тогда Марцинкус без его ведома передал тридцать семь процентов акций венецианского банка Роберто Кальви – банкиру, который вместе с сицилийской мафией участвовал в одной афере. После этого в банке Ватикана каким-то образом оказалось девятьсот пятьдесят миллионов долларов, которые потом тщетно искал нью-йоркский отдел по борьбе с организованной преступностью по делу об отмыванию денег мафии Нью-Йорка.

Роберто Кальви в это время находился в Буэнос-Айресе, и его думы были не из приятных – по той же причине, что и у Марцинкуса. Дела его банка находились под тайным расследованием, но он знал об этом от своего друга Личио Джелли, председателя итальянской масонской ложи. Если станет известно, что в его банке недостает больше миллиарда долларов, это будет крахом всей его империи, а его домом станет тюрьма до конца жизни. Сицилийский банкир Микеле Синдона, который также был связан с этим мошенничеством и с мафией, тоже знал, что дальнейшие расследования папы Лучани означают его неминуемую гибель. Ему не поможет никакая мафия, если распутается сеть коррупции и отмывания денег в ватиканском банке. Ниточки от Кальви приведут к нему, Синдоне.

В Чикаго кардинал Джон Коди думал о том, что вот-вот лишится годового дохода в двести пятьдесят миллионов долларов от своей самой богатой в мире архиепископии. Но главная проблема была в том, что эта цифра была его финансовой тайной, о ней никто не знал. Не знал об этом даже покойный папа Монтини, который много лет получал жалобы от священников на деспота-кардинала. Но кроме этих жалоб он ничего не мог ему предъявить, так как Коди хорошо платил всем, через кого могла бы просочиться какая-либо информация в Ватикан. Эта информация проходила через Личио Джелли, который опутал Ватикан своими масонскими сетями, как паутиной.

Не мог есть и кардинал Вийо, с которым у папы была встреча несколько часов назад. Он вручил Государственному секретарю список лиц, которых намеревался перевести, уволить или назначить на разные должности. Увидев этот список, Вийо счëл нужным дать папе несколько советов, затем возражений, а потом даже убедительных наставлений, которые ни к чему не привели. Лучани был неумолим, и вся эта перестановка для Ватикана казалась весьма драматичной. Причину увольнений Вийо прекрасно знал. Новый папа обнаружил, что в Ватикане присутствует более сотни масонов, что было строжайше запрещено и каралось отлучением от церкви. Вийо сам был масоном – так же, как масонами являлись глава Министерства иностранных дел Ватикана, представители ватиканского банка, генеральный викарий Рима, папский церемониймейстер и многие священники, епископы и кардиналы.

И вот кто-то из этих людей решился и поднял трубку телефона. Между тем папа Лучани закончил ужин и удалился в свои покои. Постепенно Апостольский дворец погрузился в сон. Зная привычку папы Лучани вставать очень рано, его секретари и прислуживающие монахини уже спали. Сестра Винченца Таффарель проснулась в половине пятого утра и принялась готовить для Его Святейшества кофе, как делала это каждое утро. Пока кофе варился, она выглянула в окно и увидела вышедшего из подъезда монсеньора Марцинкуса. «А этот что здесь делает в половине пятого? – изумлëнно подумала монахиня. – Он так наразвлекается по вечерам, что его раньше десяти утра пушкой не разбудишь!»

Но кофе уже был готов, поэтому она отошла от окна, поставила чашку на поднос, затем подошла к дверям папских покоев, постучала, поставила поднос на столик у двери и ушла. Она знала, что в это время папа Лучани, ещё облачëнный в пижаму, умывается и бреется, поэтому никогда не входила в его комнаты в этот час. Спустя десять минут сестра Винченца пришла, чтобы забрать поднос с кофе, но нашла его нетронутым. Тогда она постучала в дверь и сказала:

– Святой отец, я принесла кофе!

Ответа не последовало. Тогда монахиня осторожно открыла дверь, ещё раз для верности постучала и вошла. Папа Лучани лежал одетый на кровати, но одетый как-то странно, будто впопыхах. Один из рукавов его одежды был завëрнут до локтя, а в руке он держал стопку документов, будто только что читал их. В другой руке он держал очки. Папа Лучани был мёртв. Сестра Винченца хотела было закричать, но у неё перехватило горло, ноги приросли к полу, и от ужаса её стало трясти мелкой дрожью. Наконец, справившись с собой, бледная как полотно, она вышла из папских покоев и отправилась будить кардинала Вийо. Была уже почти половина шестого утра, когда наспех одевшийся Вийо вошёл вместе с монахиней в комнату, где лежал мëртвый Лучани. Быстро осмотрев спальню, кардинал сказал:

– Будьте так любезны, сестра, позовите врача, он должен засвидетельствовать смерть.

Сестра Винченца, выходя из папских покоев, краем глаза увидела, как кардинал Вийо склонился над телом папы. Распорядившись насчёт врача, она вернулась к спальне Его Святейшества, но Вийо не пустил её. В Апостольском дворце уже начался переполох, но сколько бы она ни предлагала свою помощь, Государственный секретарь всё время находил какой-либо предлог, чтобы отослать сестру Винченцу с поручением. В шесть часов утра врач определил смерть от сердечного приступа и попросил кардинала Вийо послать за бальзамировщиками. Обычно их не было в Ватикане: их всегда вызывали из Рима, когда умирал папа.

– Ваше Высокопреосвященство, – сказал кардиналу один из секретарей, – бальзамировщики уже в Ватикане.

– Что? – Вийо, казалось, был смущён. – Так пригласите их.

– Как так могло случиться, – спросил доктор, – что бальзамировщики уже здесь? Я только что засвидетельствовал смерть!

– Мы со всем разберёмся, – заверил его Вийо, – спасибо вам.

Бальзамировщики осмотрели тело и сказали, что папа ещё тёплый, и бальзамировать его в таком состоянии нельзя. Тогда Вийо вежливо попросил их подождать, пока тело остынет. Тем временем была уже половина восьмого утра, и Государственный секретарь со скорбью объявил по радио Ватикана: Его Святейшество папа Лучани скончался, его обнаружил один из секретарей, и сейчас его готовят к бальзамированию. Сестра Винченца хотела было поправить кардинала и сказать, что она первая увидела папу мёртвым, но её опять куда-то послали, и Вийо она больше не видела. Вскоре сестре Винченце было приказано удалиться в монастырь с обетом молчания, а позднее её нашли там мёртвой на полу своей кельи.

Перед бальзамированием в Ватикан прибыли родственники папы Лучани, которые жили в Риме. Им разрешили войти в его спальню, чтобы попрощаться.

– Он умер после одиннадцати вечера, – сказал им Вийо, – видимо, читал перед сном документы, когда у него случился сердечный приступ. Скоро его начнут бальзамировать.

– Почему у него в руках очки? – спросил кардинала брат папы Лучани.

– Я же говорю, он читал перед сном.

– Но он никогда не читал в очках! Он был близорук, надевал очки только днём, для дали, а читал он прекрасно без очков.

– Этого я не могу знать, мы так нашли его, – произнёс Вийо.

Брат папы подошёл и дотронулся до тела.

– Боже мой! Он ещё тёплый! Вы же сказали, он умер ночью! Как может быть тёплым тело человека, умершего шесть часов назад?

– Я очень вам соболезную, но сейчас мы должны покинуть спальню покойного, его нужно подготовить к бальзамированию.

– Почему он так небрежно одет? – не унимался брат папы. – Он был очень аккуратным человеком! И он не позволил бы себе лечь в постель одетым! А где его тапочки? Я прекрасно знаю его комнаты, я даже ночевал у него однажды. Вечером он всегда носил тапочки!

– Прошу вас, вы должны покинуть сейчас же покои Его Святейшества! – уже довольно грубо Вийо выпроводил родственников в коридор.

Кардинал смотрел из окна Апостольского дворца на толпу верующих, узнавших о смерти понтифика. Среди них было много журналистов. Вот вышли родственники папы, и Вийо увидел, как брат Лучани подошёл к паре журналистов, с которыми долго разговаривал. Кардинал вышел в коридор и приблизился к гвардейцу, стоявшему у входа.

– Ты дежурил сегодня ночью?

– Так точно, Ваше Высокопреосвященство.

– Ты был один?

– Мой напарник неожиданно заболел, – начал оправдываться гвардеец, – ему не успели найти замену…

– Понятно. Ничего страшного, не волнуйся.

Папу Лучани удалось начать бальзамировать только к семи часам вечера. Бальзамировщики трудились всю ночь, и на следующий день его тело было выставлено для прощания. До 3 октября у тела побывало более миллиона человек. Журналистов было гораздо больше, чем обычно, и от многих поступило требование произвести вскрытие понтифика, но Вийо сказал, что по протоколу делать вскрытие тел пап запрещается. Папу Лучани похоронили в Ватиканских гротах 4 октября.

***

Первое голосование на конклаве прошло 14 октября. Кворум для получения папства был назначен в семьдесят пять голосов. Кардиналы, собравшиеся на новый конклав всего чуть больше месяца спустя, были ошеломлены и напуганы смертью Лучани. Все поняли, что его убили, но никто не решался произнести это вслух, хотя они задавали себе и друг другу вопросы. К чему эта ложь, которую распространяет Вийо, и сокрытие обстоятельств смерти? Многие знали про расследования, касающиеся церковных финансов. И вот человек, который их начал, теперь мёртв. Ватикан кого-то или что-то покрывал.

В течение двух дней преимущество переходило от одного кардинала к другому, а утром 16 октября Джулио Андреотти, лидер партии христианских демократов, получил письмо от одного из кардиналов: «До сих пор мы отдавали голоса нашим итальянским собратьям. Не настал ли момент для другого выбора?»

С этого момента с каждым новым туром стал набирать всё больше голосов польский кардинал из Кракова, Кароль Войтыла. К концу третьего дня он победил, набрав девяносто девять голосов из ста одиннадцати. Он был первым поляком в истории папства и первым папой-неитальянцем за последние четыреста пятьдесят лет. Войтыла хотел назваться Станиславом, но ему объяснили, что такого имени в Италии нет, и тогда он стал Иоанном Павлом II. На момент избрания папой Каролю Войтыле было пятьдесят восемь лет.