Текст книги "Все мои дороги ведут к тебе. Книга вторая"

Это было невыносимо. Находиться с ним в одной комнате, слышать его ненавистный голос, чувствовать запах его пота не было сил! Слезы и горечь толкали ее сползти с постели, несмотря на тянущую боль в животе. Тяжело передвигая ноги, держась за кровать, Саша двинулась к двери, говоря на ходу:

– Вы не можете мне запретить. Я вам не бессловесное существо! Моя сестра проделала такой путь, чтобы приехать ко мне. Вы не можете мне запретить!

– Вернитесь в постель! – процедил он недовольно, делая шаг к ней. – Будете упираться, я вас дома запру. Вы никуда не сможете ходить! – с этими словами он быстро подошел и навалился над ней, упершись руками в дверные косяки.

Она держалась рукой за ручку, снизу вверх глядя на него, еще чувствуя противную ноющую боль внизу, надеясь убежать, если он вновь попытается взять ее силой.

– Дайте мне ее проводить! Что мне на колени встать перед вами? Она моя сестра! Прошу вас! – голос ее дрожал.

– Вы в первую очередь моя жена! Извольте слушаться, – он схватил ее за руку, желая оттащить от двери.

Но Саша стремительно вырвала руку и, быстро толкнув дверь, выскочила в темный коридор, пытаясь убежать от него, даже невзирая на нараставшую боль внизу живота.

– Сука! – он бросился за ней, с силой ударив по стене кулаком. – Вернись!

В коридоре было очень темно, так что Саша с трудом на ощупь нашла перила, ведущие вниз, стягивая на груди рубашку и испуганно оборачиваясь на звуки его голоса. Ноги предательски дрожали, быстро проходя по теплому ворсу ковра. Страх, что он нагонит ее, заставлял ее ускоряться, желая спрятаться, уйти, сбежать от него, во что бы то ни стало. Противные мурашки забегали по затылку, когда снова в темноте послышался его приглушенный голос. Он явно боялся разбудить отца.

– Я сказал вам, стойте! Немедленно вернитесь!

Подстегиваемая страхом и гневом, Саша быстро спускалась вниз, придерживая живот, боязливо оборачиваясь на мужа.

Неожиданно вспыхнул свет. Замерев, она обернулась и увидела Андрея, который стоял в проеме своей освещенной электрическим светом спальни и вопросительно смотрел на Виктора. Это было спасение! Она смотрела на него снизу сквозь перила глазами полными слез, надеясь, что Андрей вступится за нее и защитит от Виктора. Муж стоял на краю лестницы в одних кальсонах, зло глядя на Сашу и с досадой оборачиваясь на отца. Андрей быстро взглянул на нее, растрепанную и напуганную, но, столкнувшись с ее взглядом, неловко отвернулся и произнес:

– Что происходит? Уже поздно. Вы разбудите Анисью Викторовну.

Виктор зло сверлил Сашу глазами. На слова отца он обернулся и, делая к нему пару шагов, извиняющимся тоном произнес:

– Папа, извините, мы разбудили вас…

– Я читал… Но вот ваша матушка сильно устала, прошу вас соблюдать приличия. Александра Павловна, вам нужно беречь себя, – с этими словами он снова быстро взглянул на Сашу, неловко и грустно.

– Александра столь упряма. Я предлагал сам сходить за водой, но она захотела сделать это сама, – с трудом сохраняя благопристойный вид, проговорил Виктор, переведя взгляд на Сашу. – Вот видите, что наделали мы с вами? Дорогая, вернитесь, я сам принесу воды, – он смотрел на нее, стараясь говорить мягко, но глаза его все еще были полны злости и ярости.

Саша ждала, что Андрей что-то предпримет. Но он лишь снова бросил на нее быстрый взгляд и, отворачиваясь, произнес, делая шаг в свою спальню:

– На дворе ночь. Добрые люди в это время спят, – с этими словами он замер на пороге, дожидаясь, когда они вернутся в комнату.

Саша была бледна и отчаянно смотрела на Андрея, глазами полными слез взывая спасти ее. Но он больше не смотрел на нее, понуро опустив глаза в пол. По щекам потекли крошечные слезы. До боли в висках не хотелось возвращаться в спальню.

Видя ее настроение, Виктор сделал к ней шаг и мягким, выворачивающим душу своей фальшивостью голосом произнес:

– Милая, идемте, ночь на дворе.

Тошнота снова подступила к горлу. Хотелось броситься вниз по лестнице, выскочить на улицу, бежать, куда глаза глядят. Саша вцепилась в перила, уже намереваясь броситься вниз, как вдруг Андрей произнес, строго взглянув на сына:

– Витя, тебе стоит больше заботиться о супруге, тем более, сейчас, когда она в щекотливом положении… Прошу вас, Саша…

Она подняла на него глаза, заметив, как покраснели его щеки. На Сашу он взглянуть не решался, очевидно, понимая, как жалко и неубедительно он выглядел в этот момент.

Тем временем Виктор с готовностью кивнул несколько раз и сделал шаг к ней.

Следя глазами за Андреем, видя его сконфуженный вид и горечь в глазах, но еще больше не желая, чтобы Виктор прикасался к ней, она подалась в сторону стены и медленно поднялась, обходя мужа стороной. Она ощущала, как он торжествующе следил за ней глазами. Сердце бешено колотилось в груди, гадая в панике, что ее могло ждать, когда двери спальни за ним закроются, и они снова останутся вдвоем. И с горечью снова поймала быстрый жалкий взгляд Андрея на себе.

Войдя в комнату и прислушиваясь к шагам мужа за спиной, Саша почувствовала страшную слабость и головокружение, кровь сильно пульсировала в висках, все поплыло перед глазами. Невыносимо заболело внизу живота. Согнувшись вдвое, Саша тяжело опустилась на край кровати, ощущая, как стремительно похолодели ее пальцы, сжимавшие живот. Сильный озноб охватил тело; губы и щеки побелели, и что-то теплое побежало по ногам. С ужасом Саша бросилась в проем ванной комнаты, но ноги подкосились от накатившей слабости, и она повалилась на пол, теряя сознание.

4.5.

Наутро Саша украдкой наблюдала за тем, как тихо Виктор встал с постели и еще в полутьме быстро собрался и вышел из спальни. Выглядел он неважно, даже не взглянул в ее сторону то ли все еще злясь, то ли чувствуя свою вину. Саша снова и снова обхватывала свой живот руками, вспоминая вчерашнюю ссору. Как потеряла сознание, не помнила, зато помнила, как посреди ночи приехал доктор Андрей Николаевич Эбель. Она с тревогой ловила его взгляд, наблюдая за тем, как он долго фонендоскопом слушал ее живот, сдержанно улыбнувшись ее смущению, задирая рубашку. И облегченно выдохнула, когда доктор заверил, что с малышом все в порядке. Правда, он предупредил, что новые переживания или даже легкая простуда может снова поставить ее под угрозу. Поэтому, заключил он, от уроков стоило отказаться. Обхватив с трепетом живот руками, Саша видела, как доктор отвел Виктора в угол спальни и тихо сказал мужу:

– Ну, что же вы, Виктор Андреевич? Барыня слаба, повремените до родов. Иначе не доходит.

И видела, как Виктор пунцово покраснел, суетливо кивнул несколько раз и, бросив на Сашу быстрый виноватый взгляд, вылетел из комнаты, как ошпаренный.

Несмотря на то, что все обошлось, Саша не могла простить ему грубость за ужином и насилие над собой. И все-таки решила, что не будет больше провоцировать его гнев. От уроков можно было отказаться, тем более что и сама она сильно испугалась, едва не потеряв малыша. Но Ирина Маниловна и ее дети всегда к ней хорошо относились, а значит, их нужно было поставить в известность. И хотя Саша понимала, что Виктор мог об этом и сам позаботиться, ей все же хотелось это сделать самой. Тем более, так у нее был повод выйти на улицу и тайком от мужа встретиться с Олей. Начинать с ним об этом разговор Саша не решалась, понимая, что все опять может закончиться скандалом. А встретиться с ней в ее номерах, пока Виктор был на работе, она вполне могла, оставшись незамеченной. Да, говорила она себе, снова ей приходилось изворачиваться и обманывать его. Но что делать, если он и слышать не хотел об Ольге?

Решившись, Саша спустилась вниз, в столовую, с тревогой ощущая еще противные болезненные ощущения от вчерашней схватки с Виктором. Слава богу, эти мгновения остались в прошлом. Она больше ни на шаг к себе его не подпустит.

Позавтракав вчерашним зур-белишем, Саша быстро собралась и уехала из дома в нанятом фаэтоне, ничего не сказав Глаше. Она знала, что экономка начнет ее отговаривать, причитать, пытаясь вызвать в ней чувство вины. Саша не была настроена на очередной спор, больше всего она боялась, что муж ей не позволит встретиться с сестрой. Надо было торопиться.

Как и стоило ожидать, Ирины Маниловны не было дома, которая привычно с утра хлопотала на фабрике. Поэтому Саша пылко обняла Володю и Динару и, поочередно целуя их в головы, мягко говорила:

– Милые мои ученики, я вас никогда не забуду! Может, даст бог, я смогу вам преподавать на следующий год, но сейчас мне доктор велел прекратить. Мне очень жаль, вы очень способные дети, вам обязательно нужно учиться. Особенно вам, Володя.

Володя держался, как мог, стоя немного в стороне. А вот Динара плакала навзрыд, прижимаясь к Саше и оттирая пухлыми пальчиками слезы. Обхватив Сашу за шею, Динара с жалостью прошептала:

– Володя сказал, что у вас будет свой ребенок, и поэтому мы вам больше не нужны, – с этими словами она тихо заплакала, прижав мокрую щечку к Сашиному плечу.

Саша строго посмотрела на Володю, который под ее взглядом уныло опустил глаза и сдержанно произнес:

– Простите меня, сударыня. Но нам очень горько с вами расставаться.

– И мне, – с тоской прошептала Саша, потянув в его сторону руку, пытаясь прижать его к себе. Володя неуверенно сделал к ней шаг и, едва поймав ее руку, быстро заморгал глазами, стараясь справиться со слезами, но они потекли из мальчишеских глаз неудержимо. Володя смущенно отворачивал лицо, сильнее склоняя голову к груди, чтобы никто не увидел его слез, но справиться с собой уже не мог. Прижавшись к Саше, он тихо заплакал, обнимая сестренку и стыдливо краснея вблизи Саши.

Она вышла стремительно, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь с кованными элементами и красивым вензелем «П» – Пашиевы, ощущая тяжесть в сердце. Перед уходом оставила на столе в гостиной письмо для Ирины Маниловны, в котором благодарила за опыт и доверие и сожалела о вынужденном прекращении своих обязанностей. Тронув пальцами в темных перчатках красивую скатерть стола, Саша почему-то подумала, что в этот дом она уже никогда не вернется.

Где еще могла остановиться Ольга Пурталес? Конечно, в лучших меблированных номерах гостиницы «Франция». Добираясь до Воскресенской улицы в трамвайном вагоне, Саша напряженно вглядывалась в дома и людей, боясь встретить хоть кого-то из знакомых, кто мог бы доложить мужу о том, что видели ее. Этот противный страх, что Виктор узнает о ее поездке к сестре, заставил Сашу отказаться сегодня от посещения лекций. Она хотела увидеться с Ольгой и вернуться до приезда мужа, надеясь избежать скандала. Что с ним происходило? Почему из тихого и неуверенного в себе юноши он вдруг превратился в настоящего деспота, желая полностью подчинить ее себе? Эта перемена в нем страшила и пугала ее. Но, беспокоясь за свое здоровье, а самое главное, за своего малыша, Саше хотелось поступить мудро: встретиться с сестрой, но и не провоцировать мужа. Ей очень хотелось поговорить с Олей о вчерашнем, а самое главное, успокоить. Да, все не так радужно, как Оле казалось поначалу, она не любит своего мужа, и он бывает просто невыносим, но разве это что-то особенное? Тысячи женщин так живут, Оля так живет. А у нее на это были свои причины. Тем более теперь, когда она носила под сердцем ребенка. Саша опустила руки на живот, вновь мыслями погрузившись в материнство. Под теплым темно-зеленым платьем и новой, купленной в качестве подарка Олей бархатной тужурке с подкладом, явственно ощущалось тепло округлившегося животика. Слава богу, после вчерашнего больше не было никаких дурных симптомов. Так хотелось поверить доктору, что ей и малышу ничто больше не угрожает.

С этими мыслями Саша вошла в парадный подъезд помпезного доходного дома в классическом стиле на Воскресенской. Номера Ольги располагались на втором этаже, объединив две большие меблированные комнаты. Массивная парадная лестница наверх впечатляла своей отделкой и мягким персидским ковром, покрывавшим все ступени и полы. Саша невольно засматривалась на высокие окна и фантастический растительный орнамент лепнины, украшавший коридорные светильники. Здесь пахло роскошью и дорогими духами, возвещая о состоятельности жильцов. Саша с удивлением поняла, что эта кричащая роскошь в ней вызывала не более чем удивление. Выросшая среди шикарных вилл Мардакаяна и богатства Майского, она прекрасно научилась обходиться без этого здесь, в Казани.

Постучав в тяжелую дубовую дверь, Саша прислушалась. Снова постучала. Спустя время за дверью послышались шаги, затем дверь распахнулась. В дверях стояла Ольга в тонком, почти прозрачном пеньюаре, едва прикрывавшем ее пышные красивые формы. Волосы ее были распущены, словно она только проснулась, а глаза красны. Это удивило Сашу. Сестра как-то странно улыбнулась и молча ушла вглубь комнаты, оставив дверь открытой. Саша сконфужено вошла, чувствуя, что пришла, по-видимому, не вовремя, заметив, что Ольга была явно чем-то расстроена. Сестра тяжело легла на мягкую, обитую розовым велюром кушетку, подложив под спину подушку в виде валика, и подняла с маленького кофейного столика мундштук. Закурив, она молча показала Саше сесть.

Изящная мебель комнаты была выполнена в розовых оттенках. Высокие окна, которые пропускали много весеннего света в первую залу, были задернуты светлыми шторами. На круглом столе у окна стояла ваза с крупными желтыми розами. Саша невольно осмотрелась, прислушиваясь и стараясь понять: Григорий в номере или нет?

– Сядь уже. Я одна, – раздраженно бросила Ольга, выпуская дым в сторону и стряхивая пепел прямо на пол. Она сама на себя не походила. Обычно такая жизнерадостная и приветливая, сейчас даже не пыталась скрыть своего раздражения.

Саша села подальше от табачного дыма в изящное кресло, обитое велюровой тканью с округлыми подлокотниками.

– Ты чем-то расстроена?

Ольга повела бровями и после паузы произнесла:

– Не бери в голову. Так, бывает, – ее голос дрогнул, а уже через секунду Ольга поднялась с кушетки, нервно встала и прошлась по комнате, обхватив пальцами локоть второй руки и продолжая курить. И заговорила: – Гриша ушел вчера после того, как мы вернулись от вас. И до сих пор его нет. Я просто схожу с ума! – она развернулась к Саше, глаза ее блестели. – Понимаешь, у него бывает, он может исчезнуть на день, два. Самое большое было на неделю, потом появиться. Но мы вчера сильно повздорили. Сильно. И мне страшно, – Ольга подошла к Саше, которая взяла ее за руку и тихо спросила:

– Надеюсь, вы поссорились не из-за меня?

Ольга вздохнула, снова опускаясь на кушетку, выпуская дым и глядя на Сашу.

– Из-за всего. Он не хотел ехать к вам. Я его уговорила. Сама не знаю, зачем. Он и ехать-то в Казань не хотел. Может, мне хотелось, чтобы ты с ним познакомилась, может, мне просто страшно оставлять его одного, – она вдруг тяжело закрыла глаза, а потом тревожно произнесла: – Понимаешь, я безумно боюсь его потерять. Я боюсь, что он может кого-то себе найти. Будь моя воля, я бы никуда его не отпускала, – она грустно усмехнулась Саше, стряхивая пепел в изящную белую пепельницу на кофейном столике. – Совсем как твой муж. А Гришу это бесит. Он очень серьезно относится к своей свободе. Он не готов подчиняться, ну, ты сама вчера все слышала. В общем, он вчера довел меня до номера и сказал, что ему надо пройтись. А я, дура, вцепилась в него и потребовала остаться. Он терпеть этого не может, – она уронила голову в ладони и тихо заплакала. Дым от сигареты тревожно поднимался кверху.

Саша подсела к ней на кушетку и обняла.

– Оленька, прошу тебя, успокойся. Все будет хорошо. Он придет, вот увидишь, придет. Ну, повздорили, с кем не бывает…

– Ты не понимаешь, – Ольга отняла руки и сдавленно прошептала: – Я не могу себя контролировать. Я панически боюсь остаться одна. А когда у меня начинаются эти истерики, он… будто бы ненавидит меня! Он считает, что я предала его идеи, раз хочу привязать к себе. Думает, что я его не уважаю, отношусь к нему, как богачка к своему пажу. Но ведь это не так, Саша! Я люблю его больше жизни! А разве можно по-другому, если любишь? Разве не понятно, что мне он нужен как воздух, а раз так, то он должен быть всегда рядом? – она в отчаянии бросила мундштук на столик и всплеснула руками, снова вставая и нервно пройдясь из стороны в сторону. – Я ведь со всем соглашаюсь. Не лезу к нему с расспросами, не допытываюсь, с кем он был и верен ли мне. Но вот так сутки напролет ждать его и сходить с ума, вернется ли, это выше моих сил! – она металась по комнате, говоря все это надломленным, дрожащим голосом. От гордой и сводящей с ума женщины не осталось и следа. Оля казалась слабой, беззащитной, напуганной и очень несчастной.

Саша встала и, подойдя, взяла ее ладони в свои руки. Глядя ей в глаза, она произнесла, стараясь подбодрить сестру:

– Ты ему тоже нужна. Поверь, он смотрит на тебя не менее взволнованным взглядом. А если бы захотел, то давно бы уже ушел от тебя. Не терзай себя. Если он придет прямо сейчас, кого он увидит? Не красавицу Ольгу Пурталес, от которой нельзя глаз отвести, а заплаканную и напуганную женщину. Разве ты этого хочешь?

Ольга слабо усмехнулась, присаживаясь в кресло, ссутулившись и обхватив себя руками. С тоской произнесла:

– Все в моей жизни не так, Сашка. Ты не представляешь, как мне осточертело всегда быть красивой и выглядеть, как богиня. Мне просто хочется тихого женского счастья. Быть слабой и любимой, чтобы мой мужчина позволил мне быть такой. Я люблю его, безумно, страстно, но я так боюсь его потерять, что всегда стараюсь быть веселой, манкой, разряженной, словно шутиха в цирке! Стоит же мне показать, что у меня на душе, как все рушится. Вот вчера дала волю слезам, и что? Он тут же ушел! – она снова затряслась в рыданиях, уткнувшись в Сашино плечо. Несколько минут просто сидели молча.

Саша обнимала сестру, радуясь тому, что приехала наперекор мужу и смогла поддержать Олю в этот момент.

Вдруг Ольга подняла заплаканное лицо и несколько раз быстро поцеловала Сашу в лоб, в щеку, шепча надломленным голосом:

– Я знаю, в чем моя беда. Знаю. Мне не надо было тащить его сюда за собой! Но мне так хотелось познакомить тебя с ним. И я так боюсь оставлять его одного! Я ведь, и, правда, веду себя, как будто он – моя собачка. Конечно, его это бесит! Беда в том, что я не хочу себя так вести, а веду. Но ведь я и не умею по-другому! – она снова заплакала, оттирая слезы. – Ты права. Мне не надо ехать с ним в Баку. Но не потому, что родители меня не поймут, а потому что я не хочу, чтобы с ним обращались как с безродным дерьмом. Ты не представляешь, какой он! Как мне хорошо с ним, Саша! Я умру, если он не вернется! – она прижалась лбом к коленям и снова тихо заплакала.

Саша крепче обняла ее, поглаживая по спине, и тихо сказала, невольно вспомнив все, что произошло вчера:

– Меня, конечно, задели вчера его слова. Но в чем-то он, бесспорно, прав. Мы все чего-то боимся. Этот страх толкает нас подчиняться или подчинять. Представь, как ему тяжело быть с тобой на равных? Конечно, он хочет быть не просто твоим подчиненным или любовником. Наверняка, он хочет, чтобы ты уважала в нем свободного человека. Да и разве можно по-настоящему любить, если не уважаешь?

Ольга подняла голову и обернулась к Саше, заглядывая в глаза. И вдруг глаза ее округлились. Она быстро оттерла слезы, несколько раз судорожно кивнув, и с горечью проговорила:

– Господи, прости меня! Прости за эти слезы! Как ты?.. Тебе-то, я поняла, совсем не сладко, а тут я со своими проблемами… Что было вчера, когда мы ушли? Повздорили? Мне было ужасно больно за тебя, Саша!

Саша крепче обняла ее, поглаживая по спине.

– У меня все в порядке, не переживай, – проговорила она заученно.

– В порядке?! – Оля отстранилась от нее и полностью развернулась, в упор глядя на Сашу. – Зачем ты обманываешь? Я же вижу, что он тебя ломает, пытается подчинить. Мне вчера так было обидно за тебя, Саша!.. Признайся, ты ведь совсем… не любишь его? – почему-то шепотом произнесла Ольга, с ужасом глядя на сестру.

Этот прямой вопрос заставил Сашу сильно смутиться. Она опустила глаза под Олиным взглядом, не найдя, что ответить.

– Саш? – Ольга тронула ее за подбородок, поворачивая лицо к себе. – Зачем ты вышла за него? Вы такие разные… Прости, но это какое-то добровольное жертвоприношение. Ради чего?!

Саша смотрела в ее напряженно бегающие серо-голубые глаза, чувствуя, как под этим взглядом румянец выступает на щеках. И зачем только она настояла на том, чтобы они приехали к ним на ужин?! Закусив губу, Саша с досадой снова отвела взгляд. Внутри все сжалось от борьбы с самой собой. Так хотелось все рассказать, поделиться, излить все, что накопилось в душе, также расплакаться и во всем признаться! Но мог ли кто-то ее понять?

Она опустила ресницы и тихо произнесла:

– Так надо было. Мне тогда казалось, что это был единственно верный шаг, – с этими словами, произнесенными с большим усилием, Саша отстранилась и отошла в сторону, пытаясь взять себя в руки, справиться с накатившей слабостью и слезами.

– Я была уверена, что ты вышла замуж по любви. Я так радовалась за тебя! А выходит, нет? Какой такой верный шаг, Саша? Для чего? – Ольга подошла к ней и, взяв за плечи, принялась целовать ее волосы, с недоумением шепча: – Неужели мой горький опыт тебя ничему не научил? Ведь нельзя без любви, нельзя! Сашенька, сестрица ты моя, я ведь была уверена, что ты так отчаянно сопротивлялась отцу, чтобы быть счастливой. Что же ты натворила? Как же ты допускаешь его к себе, милая? И этот ребенок… Боже мой, Саша! – Ольга стала прямо перед ней, с болью заглядывая ей в глаза.

От этой жалости к себе в Олиных словах Саша чувствовала, как ноги ее тяжелеют, хотелось присесть, такая слабость навалилась на нее. Пошатываясь, Саша села в кресло, сняв шляпку, откинувшись на спинку, чувствуя, как корсет сильно сдавил ее ребра и отчасти живот.

– Это не его ребенок, – прошептала она очень тихо, не решаясь посмотреть на Ольгу. – Это ребенок Никиты.

– Ни… Чей? – Ольга опустилась перед ней на колени, во все глаза глядя на сестру, явно не понимая.

– Шацкого, – проронила Саша еще тише и посмотрела на Олю грустным и смущенным взглядом.

– Шацкого?! – Ольга изумленно смотрела на нее пару секунд, а потом заговорила: – Я вообще ничего не понимаю. Как такое может быть? Ведь он черт знает где… Постой, значит… – она взяла Сашино лицо в руки, глядя ей в глаза, догадки и мысли одна за другой отражались на ее лице. Однако, замечая несчастный и тоскливый взгляд Саши, Ольга лишь произнесла с недоумением: – Так значит, мне тогда не показалось?.. Господи, тогда я вообще ничего не понимаю! Зачем же ты вышла за этого Бессонова? Ведь Шацкий звал тебя за себя!..

Саша отвела взгляд, слегка отстраняя лицо от Ольги, чувствуя еще большую слабость во всем теле от всех нахлынувших на нее чувств и воспоминаний.

– Все сложно, Оля… Все так скверно и так сложно… Я так запуталась. Понимаешь, этого не должно было произойти, я могла его остановить, я должна была… но… не получилось, – она не решалась посмотреть на сестру, прикрывая пылающее румянцем лицо рукою. – С ним я боюсь сама себя. Любви его боюсь. Это такой пожар, из которого уже не выбраться… Я прогнала его… А потом узнала о ребенке. И еще… – Саша измученно посмотрела на Ольгу. Но не осмелилась рассказать про Андрея, боясь уронить его в ее глазах. Лишь опустила ресницы и добавила: – А Виктор оказался рядом…

– Бедная ты моя! – Ольга обхватила Сашу руками и принялась целовать ее заплаканное лицо. – Дурочка ты моя! Как он мог тебя так просто отпустить? Как можно бояться любви?! Что ты наделала, Саша?!

Саша целовала Ольгу в ответ, гладя ее по спине, чувствуя, как слезы ручьем текут по ее щекам. Она и правда запуталась. Она уже и сама не понимала, зачем согласилась на этот брак. Ради Андрея? Андрей был рядом, а что толку? Ради ребенка? После вчерашнего ей меньше всего на свете хотелось, чтобы Виктор считал ее ребенка своим! Зачем же? Наказать себя за ту ночь? За ночь, которая подарила ей самое дорогое – ее дитя? Вспоминая ночи с мужем и особенно вчерашнюю ночь, до сих пор ощущая противную ноющую боль от его грубых пальцев, хотелось лезть на стену от отчаяния и тоски. С ужасом представляя, что могла потерять ребенка, она всхлипывала, уткнувшись в мягкое приятно пахнувшее плечо сестры. Тоска в душе была сродни этой ноющей боли в промежности. Почему, почему Андрей тогда не остановил ее? А Никита пытался, но она и слушать не стала! Саша снова вспомнила противные липкие губы мужа на своем лице, его несвежее отвратительное дыхание. От этого выворачивало наружу. Это добровольное наказание было неоправданно тяжелым, и кроме себя самой ей даже некого было в этом винить.

– Не позволяй ему обижать себя, слышишь? – шептала Ольга. – Я терплю, потому что люблю. А ты не смей. Не позволяй!

– Не буду, – тихо шептала Саша в ответ. – Доктор запретил ему прикасаться ко мне…

– Вот и хорошо. Не давай себя в обиду, – она что-то еще шептала и говорила дрожащим голосом, сквозь поцелуи и слезы, но Саша с трудом ее понимала, погруженная в свои мысли. Вдруг отстранила лицо от Саши и тихо спросила: – Он знает о ребенке?

Саша покачала головой: нет.

– Но ты скажешь ему?

– Зачем? – Саша слабо изобразила улыбку. – Я – замужняя дама, Оля. Это уже нельзя изменить.

Они сидели на кушетке, обнявшись и прижавшись друг к другу головами. Тихо о чем-то шептались, то и дело смеясь и всхлипывая. Как это ни странно, но вывалив на Олю свою тайну, стало намного легче. Ей даже показалось, что Олю обрадовала новость о том, что ее ребенок не от Виктора, потому что она пару раз склонялась к Сашиному животику и, целуя его в темно-зеленую ткань, с улыбкой смотрела на сестру.

Наконец, оттерев слезы, вволю наплакавшись и нашептавшись, Ольга громко позвонила в колокольчик. Через пару минут из дальней комнаты вышла горничная в накрахмаленном белом переднике. Ольга распорядилась принести им чай и каких-нибудь сладостей. Когда столик был заставлен чайными парами и блюдом с конфетами и халвой, Ольга тихо произнесла, помешивая ложечкой сахар в чашке:

– Если бы ты знала, как я не хочу возвращаться.

– Почему же, Оля? – Саша пригубила горячий чай, откусив кусочек халвы.

Ольга тоскливо посмотрела в Сашины глаза, поднимая чашку.

– Ну, во-первых, здесь нет Пурталеса, а есть только я и Гриша. И пусть мы повздорили, зато по-честному, открыто, как будто мы с ним по-настоящему вместе… А во-вторых, как бы это поделикатнее сказать, я видеть не могу эту Бэтси.

– Что? – изумленно произнесла Саша. – Почему? Чем тебе могла не угодить маленькая девочка?

Ольга усмехнулась.

– Вообще-то сейчас она уже не маленькая девочка. А вполне себе взрослая барышня. И вообще-то наши отношения с ней не заладились с самого начала. Думаешь, почему она училась столько лет в Петербурге? Это я заставила Пурталеса спровадить ее, куда подальше с глаз моих.

– Оля! – Саша изумленно смотрела на нее. – Что же она тебе сделала?

– Да ничего она мне не сделала, я ей не по вкусу пришлась, – Ольга снова усмехнулась, виновато взглянув на Сашу. – Понимаешь, ей было восемь, когда ее мать, первая жена Пурталеса, умерла во время родов. Ребенка тоже спасти не удалось. А уже на следующий год меня выдали за него замуж. Я ведь тогда была молодая, глупая, довольно капризная. Приехав в их дом, я думала, что все будут мне рады. И если муженек мой ходил и не дышал рядом со мной, то дочка его просто меня возненавидела. Честно говоря, я понимаю ее. Кто я ей? Новая жена ее отца? Пурталес тоже хорош. Он ею вообще не занимался, а когда меня привез, так и вовсе не до нее стало. В общем, не задалось у нас с ней. Я ее терпеть не могла, она меня тоже. Вот я и придумала отправить ее подальше, настаивая на том, что Смольный – лучшее место для девочки и так далее. Ну, ты знаешь Пурталеса, он со мной не умеет спорить. Сдался быстро.

Ольга откинулась на спинку кушетки, закинув ногу на ногу, от чего ее белая коленка практически полностью выглянула из-под пеньюара.

– И что же теперь? Ты думаешь, она все еще сердится на тебя?

– А ты бы не сердилась? – Ольга усмехнулась, поправляя пеньюар. – Нас держали в строгости в Тифлисе, а в Смольном, говорят, порядки еще строже. Притом я ни разу за все время не позволила ей приехать домой. Ну, во-первых, долго, во-вторых, не больно-то и хотелось ее сопровождать. Пурталес-то вечно занят.

– Ты жалеешь ее? – с надеждой спросила Саша.

Ольга снова усмехнулась и пожала плечами.

– Не знаю. Я ведь даже не представляю, что из нее выросло. Может, она идеалистка на вроде Маши, или тебя, а может, стерва, еще похлеще меня. Кто ее знает? Да только теперь ее упечь некуда. Сейчас, как ни крути, придется всем под одной крышей жить. Благо дом у нас большой. Я бы выдала ее замуж быстрее. С глаз долой, из сердца вон. Но Пурталес такой сентиментальный становится. Боюсь, как бы он все свое состояние на нее не переписал. А ведь он может. Грехов-то за мной целый поезд. Как Гриша появился, я ведь совсем стыд потеряла, и стыд, и голову. Егор Денисович ведь все знает. Один раз, – она смолкла, слегка отведя взгляд, видно собираясь с духом, затем посмотрела на Сашу. – Ты права, когда сказала, что у всех свои грехи. Представь, один раз он увидел нас вместе в своем кабинете. Это было уже ночью, он никогда так поздно не бродит по дому. Я вообще-то изо всех сил старалась не выдавать себя и Гришу. А тут какая-то холера его погнала. Не знаю, что именно он видел, но, думаю, все ему стало ясно. Я пыталась с ним поговорить, даже готова была к тому, что он уволит Гришу. Но он не позволил мне ничего сказать. Ни тогда, ни на утро. Все потекло своим чередом, будто ничего не случилось, – Ольга вдруг закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. – Знаешь, мне иногда кажется, что он просто ждет своей смерти. Душой он давно уже умер, но его дряхлое старческое тело еще упрямо тащится в контору, еще пытается жевать разваренную кашу, еще одевается в модные костюмы. Мне иногда кажется, – она почему-то перешла на шепот, сильнее склонившись к Саше, – что он записывает все мои грехи в какую-нибудь книжицу, и когда придет час, он припомнит мне все и пустит меня по миру, – она снова невесело усмехнулась. – Как думаешь?

Саша смотрела на сестру большими грустными глазами и не знала, что сказать. С одной стороны, Егор Денисович был весьма добрым и приятным стариком. Но Оля и, правда, подчас слишком беспечно себя вела. Хотя ей ли было судить Ольгу?

Вздохнув, Саша крепче сжала руку сестры и мягко сказала, пытаясь поддержать ее:

– Твой муж очень любит тебя. Наверняка, он готов простить тебе все. Попробуй наладить отношения с его дочкой. Не усугубляй.