Текст книги "Иван Жолтовский. Опыт жизнеописания советского архитектора"

Глава седьмая, в которой герой создает собственную академию

Отдельные виды человеческого творчества допускают форму коллективного сотрудничества мастеров.

Иван Жолтовский. Принцип зодчества (1933)[181]181
  Жолтовский И. В. Принцип зодчества // Архитектура СССР. 1933. № 5. С. 28.


[Закрыть]

Жолтовскому выпало быть современником и свидетелем грандиозных социальных и политических катаклизмов первой половины ХX века. Вторая мировая война пришлась у него на годы, которые принято считать преклонными. В военном 1942 году в Центральном доме архитектора Москва торжественно отметила 75-летие Жолтовского. Тот факт, что приглашение на торжество был отпечатано типографским способом тиражом 1000 экземпляров, указывает на большое число приглашенных[182]182
  Иванова-Веэн Л. И. Юбилеи И. В. Жолтовского 1942–1992 годов по документально-литературным источникам // Architecture and Modern Information Technologies. 2018. № 3 (44). С. 20–21.


[Закрыть]. Важно отметить, что и в этом возрасте Жолтовский обладал завидной работоспособностью. В листке по учету кадров, относящемся к военному времени, он приводит список своих должностей:

Последнее время:

– Главный архитектор Военпроекта;

– Творческий руководитель Московского архитектурного института;

– Консультант Академии Коммунального хозяйства;

– Консультант Архитектурной мастерской НКПС;

– Консультант театральной мастерской[183]183
  Имеется в виду трест «Теапроектстроймонтаж», в чьем ведении находилось проектирование строительства и реконструкции театральных зданий; с 1948 года – трест «Теапроект», с 1951-го – институт «Гипротеатр».


[Закрыть].

Кроме того, в настоящее время, работаю над проектами типового малометражного жилья для застройки районов, бывших в оккупации[184]184
  РГАЭ. Ф. 293. Оп. 2. Д. 19. Л. 33.


[Закрыть].

Первый и последний пункты этого перечня заслуживают особенного внимания, поскольку за ними подразумевается роль Жолтовского как руководителя проектных коллективов.

Главным архитектором Центрального военпроекта Иван Владиславович был назначен в марте 1939 года. На момент назначения эта организация находилась в ведении Главного военно-строительного управления (ГВСУ) при СНК СССР, но уже в следующем году была переподчинена Наркомату обороны[185]185
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 1. Д. 165. Л. 35.


[Закрыть]. В распоряжение Жолтовского была предоставлена особая архитектурно-проектная группа, созданная с целью «обеспечения высокого качества выполнения крупных проектов индивидуального строительства по заданиям СНК СССР и ГВСУ»[186]186
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 1. Д. 171. Л. 27.


[Закрыть]. Согласно Положению об особой архитектурно-проектной группе, утвержденному начальником ГВСУ Леоном Сафразьяном, ее штат определялся в 25 человек, включая 4 старших и 4 рядовых архитекторов, но автором всех выпускаемых ею проектов считался главный архитектор («руководитель-автор»)[187]187
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 1. Д. 171. Л. 28, 29.


[Закрыть].

Влияние Жолтовского быстро сказалось на продукции этой проектной организации. В № 3 «Военно-строительного сборника» за 1940 год появилась статья о принципах типового проектирования воинских зданий, в числе соавторов которой фигурировал и Жолтовский. Ключевым посылом публикации надо считать заботу о художественной стороне военного строительства, а призыв рассматривать все проектируемые сооружения «как элементы единого архитектурного комплекса военного городка»[188]188
  Жолтовский И. В., Левитан С. Д. Принципы типового архитектурного проектирования воинских зданий // Военно-строительный сборник. 1940. № 3. С. 43.


[Закрыть] свидетельствует о том, что авторы подразумевали важнейшее для советской архитектуры 1930-х годов понятие ансамбля.

Осенью 1941 года Московский архитектурный институт был эвакуирован в Ташкент, а Жолтовский, оставшийся в Москве, целиком сосредоточился на службе в Центральном военпроекте. Его деятельный вклад в развитие этой организации будет отмечен впоследствии нагрудным знаком «Отличник военного строительства», а среди его подчиненных в мастерской Центрального военпроекта находился Петр Скокан, который в дальнейшем станет одним из ближайших учеников Жолтовского. В 1942 году, будучи еще студентом, Скокан разработал дизайн полководческого ордена Суворова[189]189
  РГАЛИ. Ф. 2466. Оп. 9. Д. 45. Л. 3.


[Закрыть].

С того же 1942 года в структуре Академии архитектуры СССР, действительным членом которой состоял Жолтовский, начали создаваться творческо-экспериментальные мастерские для осуществления проектных работ по восстановительному строительству[190]190
  Косенкова Ю. Л. Советский город 1940-х – первой половины 1950-х годов: от творческих поисков к практике строительства. Изд. 2-е, доп. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. С. 49.


[Закрыть]. В числе десяти таких групп (под № 5) находилась и мастерская Жолтовского, занимавшаяся проектированием для Наро-Фоминска, который подвергся разрушениям в ходе боевых действий декабря 1941 года[191]191
  РГАЭ. Ф. 293. Оп. 1. Д. 211. Л. 28.


[Закрыть]. В отчете о работе творческо-экспериментальных мастерских за 1943 год за мастерской Жолтовского числились «серия типовых проектов поселкового жилища с упрощенным санитарно-техническим оборудованием» и «проект застройки завода „Красный Октябрь“ в г[ороде] Сталинграде»[192]192
  Из истории советской архитектуры. 1941–1945. Хроника военных лет. Архитектурная печать: Документы и материалы. М.: Наука, 1978. С. 95.


[Закрыть] (несмотря на то что Сталинград вообще-то курировала мастерская Каро Алабяна).

Примечательно, что распоряжением СНК от 20 мая 1943 года Президиуму Академии архитектуры разрешалось перевести часть творческо-экспериментальных мастерских на хозрасчет[193]193
  РГАЭ. Ф. 293. Оп. 1. Д. 211. Л. 33.


[Закрыть]. В архивном деле сохранился машинописный экземпляр Положения о творческо-экспериментальных мастерских Академии архитектуры СССР с правкой, сделанной от руки, конкретизирующей, что речь идет именно о мастерской «академика Желтовского» (так в тексте. – Авт.)[194]194
  Там же. Л. 35.


[Закрыть]. По-видимому, Иван Владиславович и был инициатором организации таких хозрасчетных проектных предприятий. Сам он в полной мере использовал данную руководителю мастерской возможность работы по договорам с различными государственными структурами.

29 сентября 1943 года при союзном СНК был образован Комитет по делам архитектуры[195]195
  Об образовании Комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР // Правда. 1943. № 242 (9378), 30 сентября. С. 2.


[Закрыть], в ведение которого из Академии архитектуры СССР была передана работа по восстановительному строительству на территории РСФСР, БССР и УССР. Теперь она осуществлялась в системе Государственных архитектурных мастерских при Комитете. Из архивных документов следует, что 23 февраля 1944 года Жолтовский получил назначение главным консультантом Комитета и руководителем мастерской «по проектированию восстановительного строительства в Белорусской ССР»[196]196
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 1. Д. 171. Л. 32, 34.


[Закрыть]. О том, насколько кадровый состав этой мастерской при Комитете совпадал с тем, что имелся ранее в академической творческо-экспериментальной мастерской № 5, мы не знаем наверняка, но естественно предположить значительную преемственность между этими группами, руководимыми Жолтовским. В декабре 1944 года мастерская была усилена опытными архитекторами: согласно записке председателя Комитета по делам архитектуры А. Г. Мордвинова, из Академии архитектуры в подчинение Жолтовскому были переведены Г. А. Захаров, З. С. Чернышева, М. О. Барщ, Д. Г. Олтаржевский[197]197
  Сын архитектора Г. К. Олтаржевского.


[Закрыть] и Н. Б. Корш[198]198
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 1. Д. 180. Л. 8.


[Закрыть], которая работала у Ивана Владиславовича еще в Архитектурно-проектной мастерской № 1 Моссовета в середине 1930-х.

Описанная череда событий, по-видимому, может быть трактована как рождение мастерской-школы Жолтовского – уникальной учебно-производственной институции, руководимой живым классиком. В литературе сюжет с появлением мастерской-школы изрядно мистифицирован. В частности, Г. Д. Ощепков написал, что в мастерскую-школу в 1945 году была «реорганизована» мастерская, которую Жолтовский возглавлял с 1939 года, очевидно, имея в виду архитектурно-проектную группу в Центральном военпроекте[199]199
  [Ощепков Г. Д.] И. В. Жолтовский: проекты и постройки. С. 25.


[Закрыть]. В свете изложенного выше это выглядит чрезмерным упрощением и обобщением, а ссылок на источники информации у Ощепкова нет. Тем временем датировка появления мастерской-школы 1945 годом стала чем-то наподобие аксиомы и даже дополнилась упоминанием о том, что мастерская-школа создавалась якобы правительственным документом[200]200
  Архитектор Иван Владиславович Жолтовский (1867–1959). Архитектурная мастерская-школа И. В. Жолтовского (1945–1959): Каталог-путеводитель по фондам Государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени А. В. Щусева / Под общ. ред. И. А. Казуся. М.: ЦНТИ по гражданскому строительству и архитектуре, 1985. С. 5; Фирсова А. В. Указ. соч. Т. 1. С. 158.


[Закрыть]. Увы, но такого документа не обнаружилось. Правда, 14 мая 1945 года вышло постановление СНК, которым утверждался состав Государственного архитектурного совета при председателе Комитета по делам архитектуры. Наряду с А. Г. Мордвиновым (председатель), А. В. Щусевым, В. А. Весниным, К. С. Алабяном, И. Э. Грабарем и другими видными деятелями искусства (отнюдь не только архитекторами) вошел в него и Жолтовский[201]201
  Собрание постановлений и распоряжений Правительства Союза Советских Социалистических Республик. 1945. № 3, 21 июня. С. 45; ГЦМСИР ГИК 39018/52.


[Закрыть]. Приходится допустить, что в результате некой аберрации это постановление связалось с мастерской Жолтовского, работавшей в системе Комитета по делам архитектуры, но фактически превратившейся в уникальный учебно-творческий коллектив гораздо раньше. Один из ведущих сотрудников мастерской-школы в 1950-х годах Н. П. Сукоян писал: «К концу войны, в декабре 1944 г[ода], правительством [было] принято решение о создании специальной архитектурной мастерской-школы академика архитектуры И. В. Жолтовского»[202]202
  Сукоян Н. П. Иван Владиславович Жолтовский. Творческая биография // Архитектурное наследство. Вып. 46. М.: КомКнига, 2006. С. 315.


[Закрыть]. В конце 1944 года автор этих слов находился в действующей армии, здесь он транслирует знание, воспринятое от коллег. Но приведенная им дата образования мастерской-школы совпадает с документально подтвержденной датой перевода к Жолтовскому ряда сотрудников Академии архитектуры СССР. Через несколько лет, в 1947-м, некоторые из них покинут мастерскую Жолтовского; их место займут тот же Н. П. Сукоян, В. М. Аникин, Е. Ю. Завадский[203]203
  Сын режиссера Ю. А. Завадского.


[Закрыть], Л. А. Каиров, С. И. Никулин, А. Б. Самсонов, К. А. Шуманская. Наряду с П. И. Скоканом, Г. В. Севаном, Г. Г. Лебедевым, Г. В. Михайловской, М. Н. Кругловым, В. В. Васильевой, В. Л. Воскресенским, Б. Н. Лазаревым они составят творческий костяк коллектива.

Возможно, впервые название «школа-мастерская» (оно встречается наряду с «мастерской-школой», здесь не было никакого строгого правила) использовал сам Иван Владиславович в 1946 году[204]204
  Жолтовский И. В. Проблемы большого государственного значения // Архитектура и строительство. 1946. № 2. С. 2 обложки.


[Закрыть]. А вот первой официальной бумагой, его фиксирующей, стало распоряжение Совета Министров СССР[205]205
  Совет народных комиссаров СССР был преобразован в Совет Министров в 1946 году.


[Закрыть] от 5 сентября 1951 года, которым мастерская-школа была включена «в состав Архитектурно-планировочного управления Москвы ‹…› в качестве самостоятельной, состоящей на государственном бюджете и самостоятельном балансе учебно-проектной школы зодчества» и «в список ведущих проектных организаций первой группы, утвержденной постановлением Совмина СССР от 31 августа 1950 года»[206]206
  ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 2. Д. 382. Л. 341.


[Закрыть]. Задачами мастерской-школы, согласно распоряжению, являлось «проектирование зданий и сооружений Москвы, а также творческое и производственное воспитание в процессе проектирования и строительства высококвалифицированных зодчих-мастеров архитектуры». Этот документ, судя по датам, возник в прямой связи с присуждением Жолтовскому Сталинской премии.

Офис мастерской-школы располагался первоначально на третьей линии бывшего ГУМа, превращенного в 1930 году в административное здание; после возвращения ему торговой функции переехал на Пятницкую, а затем – на 1-ю Брестскую улицу, в помещения Моспроекта. Фронт работ был широким и разнообразным – от проектирования уникальных административных зданий в столице (Дом Союзов, Дворец Советов на Ленинских горах), ведомственных санаториев и домов отдыха до разработки типовых проектов для города и села. Упрощение технологии, по Жолтовскому, не должно было отрицать красоту и благородство. Следовательно, типовой дом не лишался украшений вовсе, а снабжался типовым, удобным для массового тиражирования декором. Это касалось и крупнопанельных домов, проектированием которых мастерская-школа занималась в 1952–1953 годах для конкурса, организованного Архитектурно-планировочным управлением Мосгорисполкома. Довольно оригинальной была идея Жолтовского об отсутствии необходимости маскировки межпанельного шва (считалось, что швы выглядят неэстетично, и их стоит чем-то закрывать). Но главное, что Иван Владиславович видел в панельном домостроении не способ удешевления стройки, а возможность «свободно лепить объемы» и создавать городские ансамбли «в небывало короткие сроки»[207]207
  Жолтовский И. О некоторых принципах крупнопанельного домостроения // Архитектура СССР. 1953. № 7. С. 5.


[Закрыть]. Такой подход в середине 1950-х не имел перспективы даже в Москве.

Нельзя не отметить той роли, которую играла в создании неповторимой атмосферы мастерской-школы супруга Жолтовского Ольга Федоровна. По свидетельству Е. Ю. Завадского, она «сумела превратить школу в своеобразную семью», непременной стороной жизни которой были «выезды на дачу, дома праздничные обеды, дни рождения»[208]208
  Завадский Е. О МАРХИ. О Жолтовском. Цит. по: Хан-Магомедов С. О. Иван Жолтовский. М.: С. Э. Гордеев, 2010. С. 272.


[Закрыть]. Ее племянница П. А. Бубнова-Рыбникова вспоминала:

Жолтовский, человек идеально воспитанный, держался всегда очень естественно и вежливо, но при всех его достоинствах сказать, что он излучал тепло, нельзя. И тетя Леля своим обаянием, искренним участием и радушием компенсировала недостающее тепло для всех, кто с уважением и трепетом переступал порог этого дома[209]209
  Бубнова-Рыбникова П. А. Указ. соч. С. 64.


[Закрыть].

Особенно славились «журфиксы», имевшие место на даче Жолтовского в Дарьине в конце июля и приуроченные к именинам Ольги Федоровны.

Множественные свидетельства о мастерской-школе, пронизанные пиететом к Жолтовскому и искренней признательностью ему как учителю, неизбежно диссонируют с тем фактом, что никто из учеников не достиг сопоставимого с ним профессионального статуса. Думается, что воспринимать это как парадокс, требующий объяснения в характере или педагогических привычках Ивана Владиславовича, было бы ошибкой. Это хорошо демонстрирует попытка А. В. Фирсовой, которая полагала Жолтовского этаким творцом-одиночкой, на дух не переносившим любое притязание на соавторство[210]210
  Фирсова А. В. Указ. соч. Т. 1. С. 162, 163.


[Закрыть]. Подобные мысли действительно могут прийти в голову при чтении его программной статьи «Принцип зодчества», опубликованной в 1933 году. Но существование «квадриги» и организация работы по проектированию московской выставки 1923 года заставляют отнестись к этому выступлению Жолтовского с недоверием. На практике он давно работал именно во главе творческих коллективов. А по прошествии двух десятилетий со дня публикации «Принципа зодчества» возможности для индивидуального творчества у Жолтовского только сокращались. Стоит открыть опубликованный при жизни список его произведений, чтобы убедиться: в период 1947–1957 годов им было создано проектов почти вдвое больше, чем за предыдущее десятилетие, и в четыре раза больше, чем на других этапах карьеры. И хотя современники, славословя нашего героя, любили заметить, что «Жолтовскому уже 80 лет, но он бодр, полон мудрого опыта, любит молодежь и молодежь дорожит им»[211]211
  РГАЛИ. Ф. 674. Оп. 2. Д. 181. Л. 14.


[Закрыть], правильнее было бы все-таки рассматривать преклонный возраст как фактор, отрицательно сказывавшийся на работоспособности.

Сказанное подводит нас к мысли, что мастерская-школа на деле была в самой меньшей степени учебной институцией, призванной воспитать крупных самостоятельно мыслящих творцов. Она гораздо более похожа на частное проектное бюро, сотрудники которого являлись своего рода «коллективным Жолтовским» и именно в этом смысле могут быть названы его учениками. Догадка о том, что в случае мастерской-школы перед нами фирма, производившая архитектуру совершенно определенного, индивидуализированного рода, подтверждается многочисленными цитатами в ее проектах более ранних работ Ивана Владиславовича. Перестройка Московского ипподрома (И. В. Жолтовский, П. И. Скокан, М. Н. Круглов, Г. В. Михайловская и др., 1950–1955), кинотеатры «Буревестник», «Слава» и «Победа» (И. В. Жолтовский, В. Л. Воскресенский, Н. П. Сукоян, 1954–1958) или здание МВХПУ на Волоколамском шоссе (Г. Г. Лебедев, Л. А. Каиров под рук. И. В. Жолтовского, 1950–1957) действительно произведены «в стиле Жолтовского», которого легко посчитать их единственным автором. Таким образом, удивлявшая исследователей «непродуктивность» учебы-работы в мастерской Жолтовского для карьеры его молодых сотрудников должна быть осмыслена как закономерность. Она особенно проявила себя ввиду грянувшей на рубеже 1960-х годов перетряски архитектурно-строительной отрасли, фактически отменившей многие профессиональные и творческие принципы Жолтовского.

Умеренность карьерных достижений характеризует и его сотрудников более раннего времени. Это обстоятельство существует вне связи с их талантом или амбициями: достаточно вспомнить Георгия Гольца. Пожалуй, единственный пример упорной и сознательной эмансипации в кругу младших сотрудников и учеников Жолтовского продемонстрировал Андрей Буров, которому удалось не только выработать собственный творческий язык, но и занять свое место в истории отечественной архитектуры ХX века. Буров работал у Жолтовского в 1-й мастерской Моссовета и признавал, что тот «открыл порох великой архитектурной традиции»[212]212
  Андрей Константинович Буров: Письма. Дневники. Беседы с аспирантами. Суждения современников / Сост., вступ. статья и примеч. Р. Г. Буровой, О. И. Ржехиной. М.: Искусство, 1980. С. 115.


[Закрыть]. Однако в подходе к классике они кардинально не совпадали. Буров корил Жолтовского за буквальное подражание древним и отрицал свою принадлежность к его школе, говоря, что школа у него, Бурова, своя собственная[213]213
  Там же. С. 240.


[Закрыть].

Настоящий же парадокс обнаруживается в том, что эта фирма Жолтовского во второй половине 1940-х – 1950-х годах действительно была наделена признаками «личной академии». И дело даже не в том, что при отсутствии собственно учебного процесса, с его динамикой, в ней господствовал авторитет определенной традиции, а в том, что финальным эпизодом «обучения» оказалась зарубежная поездка. Подобно выпускникам старых художественных академий, среди которых не составляла исключения и Императорская в Петербурге, сотрудники мастерской-школы (с формально уже в ней не работавшим Ю. Н. Шевердяевым) в 1957 году посетили Италию. Это был поистине царский подарок со стороны Жолтовского, который при первых веяниях «оттепели» начал хлопотать о возможности такого путешествия для своих подопечных.

В условиях холодной войны и всеобщей подозрительности вопрос о поездке архитекторов в западную капиталистическую страну, разумеется, не мог быть решен сразу и положительно. В 1953 году сотрудниками Жолтовского был создан альбом шаржей под знаменательным названием: «Отчет о творческой командировке учеников мастерской-школы в Рим, Флоренцию, Неаполь и Венецию, или Правдивая повесть о том, чего не было, но может быть». В предисловии, пародирующем вступительную главу «Четырех книг об архитектуре» Палладио, говорится:

Побуждаемые прирожденной любознательностью и желанием видеть все собственными глазами, давно задумали мы совершить путешествие в Италию ‹…› На воздушном корабле нашего воображения мы отправимся в ту страну, залитую солнцем и сверкающую всеми красками мечты, в которую всегда были устремлены наши желания[214]214
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 2. Д. 33. Л. 4.


[Закрыть].

Воображаемое «путешествие» представлено в альбоме со множеством анекдотических деталей. Но Иван Владиславович подошел к делу вполне серьезно, так что в 1956 году группе сотрудников мастерской-школы разрешили посетить Восточную Европу – в качестве своеобразной прелюдии и заодно испытания на лояльность советскому режиму. Экзамен они выдержали и в октябре следующего года поездом через Варшаву и Вену достигли Венеции, после чего побывали в Падуе, Виченце, Флоренции, Сиене, Сан-Джиминьяно и, наконец, достигли Рима (с окрестными достопримечательностями в Браччиано, Тиволи, Капрароле и Витербо). Как следует из материалов личного архива Н. П. Сукояна, программа поездки была подготовлена самим Жолтовским, снабдившим также коллег рекомендациями литературы о памятниках, которые им предстояло увидеть[215]215
  Авторы благодарят за предоставленные сведения Веронику Николаевну Сукоян.


[Закрыть]. Ретроспективно-ностальгический оттенок этому туру придавало и то обстоятельство, что гидами у группы были русские эмигранты – Н. А. Оболенский во Флоренции и А. И. Лозино-Лозинская в Риме.

Но жизнь внесла в сценарий поездки свои знаменательные коррективы. Например, путешественникам так и не довелось увидеть интерьеры Виллы Ротонда, находящейся в частной собственности. Этот досадный факт нашел отражение в одном из рисунков альбома с отчетом «о второй, действительно состоявшейся творческой командировке учеников мастерской-школы»[216]216
  РГАЛИ. Ф. 2423. Оп. 2. Д. 35. Л. 16.


[Закрыть]. В то же время интерес «жолтовцев» к итальянской архитектуре отнюдь не ограничивался Античностью и Ренессансом; их привлекали произведения современной архитектуры, в частности вокзал Термини (Э. Монтуори, Л. Калини и А. Вителлоцци, 1950) и Малый дворец спорта (Palazzetto dello Sport; П. Л. Нерви, 1957) в Риме. Восторг от лаконичных решений интернационального модернизма, так не похожих на архитектуру, в которой до конца своих дней работал Жолтовский, неотделимо сплетался у советских путешественников с изумлением от увиденного за «железным занавесом» в целом. Трогательно смотрятся подклеенные ими в специальный альбом образцы западного графического дизайна – упаковки, талончики на обед в вагоне-ресторане и т. п. По возвращении группы в московском Центральном доме архитектора был организован вечер с демонстрацией сделанных в ходе поездки рисунков, фотографий и даже специально снятого фильма.

Взору сорокалетних сотрудников Жолтовского Италия предстала существенно иной, чем предполагал их руководитель и мечтали они сами, иллюстрируя в год кончины Сталина свое воображаемое путешествие. Живые впечатления оказались сильнее навеянных книгами и рассказами наставника. В 1965 году на набережной Москвы-реки близ Крымского моста началось строительство нового здания Государственной Третьяковской галереи. Проектирование, начатое еще при жизни Жолтовского, продолжалось сотрудниками мастерской-школы уже под началом Юрия Шевердяева. Облик здания, завершенного во второй половине 1970-х годов, служит ярким примером модернистской архитектуры, но в композиции фасада с глухим верхним ярусом, нависающим над галереей, нетрудно увидеть преломление образа венецианского Дворца дожей.