Текст книги "Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования"

4. Начальные нечетные строки (1, 5, 9) и имена Инглингов

Схемы данных строк определяются словоразделом. Односложное слово в конце строки неизменно аллитерирует, и в этом случае первая (неаллитерирующая) вершина ослаблена или вовсе не выделяется[26]26
  Аналог так называемой инвертированной аллитерации в эддическом стихе.


[Закрыть]: 2.5. þás í stein «когда в камень», 3.9. ok sá brann, 5.1. Hitt vas fyrr и т. п. Предметом нашего анализа будет, однако, уже рассмотренная выше (с. 121 сл.) схема, отмеченная стыком ударений на двусложном композите. Эта ярко отмеченная схема воспроизводится в 62,5% начальных строк хельминга. Можно предположить, что, подчеркивая внутреннюю форму сложных поэтизмов, она способствует той взаимосвязанности деталей, которая так характерна для «Перечня». Обращает на себя внимание, в частности, неоднократно воспроизводимая схема атрибутивных комплексов, дистанцирующих признак (названный в начальной строке) от его носителя (именуемого во внутренней нечетной строке): 2.5—7. þás trollkund 〈...〉 grímhildr «когда происходящая от троллей... ночная Хильд» (ведьма); 17.1—3. Ok lofsæll 〈...〉 Týs áttungr «И славный... потомок бога».

Именно к данной схеме устойчиво тяготеют двучленные имена[27]27
  Точнее сказать, генетически двучленные, учитывая процессы опрощения (см. ниже).


[Закрыть] конунгов из рода Инглингов. Однотипность строк, вводящих эти имена, можно видеть из материала: 4.1. Ok Vísburs; 6.5. hvar Domars; 11.1. Fell Alrekr; 14.1. Varð Jǫrundr; 19.1. Fell Óttarr; 23.1. Veik Eysteins; 26.1. Varð Ǫnundr; 27.1. Ok Ingjald; 31.1. En Eysteinn; 32.5. þás Halfdanr; 33.1. Varð Goðrøðr, 35.5. réð Áleifr, а также 37.5. es Rǫgnvaldr[28]28
  Во внутренней нечетной строке только 29.3. hræ Áleifs – строка во всех отношениях нетипичная. Трехсложные формы подобных имен встречаются в двух случаях и помещаются в четных строках: 11.2. þars Eiríki; 25.2. at Yngvari.


[Закрыть]. Дважды отмеченное имя контрастирует с союзом либо с личной формой глагола в позиции инверсии. Дважды отмеченные имена обычно начинают строфу и весь эпизод, относящийся к называемому правителю.

Но несмотря на однотипность приведенных примеров, может все же возникнуть вопрос, насколько правомерно метрическое отождествление строк с именами, сохраняющими четкую двучленную структуру (такими, как Halfdanr), и именами, подвергшимися опрощению (такими, как Ǫnundr, предположительно к *anda-vandaR «gegenstab» [Vr, 688]). Не подчиняем ли мы трактовку всех генетически двучленных имен как двухвершинных неким абстрактным представлениям о метрических схемах?

Определенным аргументом в пользу данной (и вполне традиционной) трактовки может служить, как представляется, фономорфологическая форма имени отца Рёгнвальда – Áleifr. Эта архаическая форма имени Ólafr (< *Anu-leifaR «наследник предка»; ср. первый компонент в совр. нем. Ahn) сохранилась благодаря тому, что была зафиксирована скальдическим стихом. Корневая морфема -leif в ее трехсложной форме Áleifi (дат. пад.) регулярно маркируется скальдическим хендингом; ср. шаблонные словосочетания типа Skj. 218.5.4. gunnreifum Áleifi; 227.7.4. hugreifum Áleifi; 242.13.2. gnýreifum Áleifi. Канонизованные схемы дротткветта не оставляют сомнений относительно ударности второго компонента и в двусложных формах; ср.: Skj 231. 16.1. Áleifr lét mik, jǫfra (метрический тип 3; см. с. 39 наст. изд.); 247.7.4.Áleifr konungr, mála (метрический тип 2)[29]29
  В типе 1, однако, компонент -leif трактуется как безударный; например: Skj. 244.23.1. Lýgk, nema Áleifr eigi.


[Закрыть]. Вариант имени с ударным вторым слогом, фиксированный в дротткветте, мы находим и в «Перечне Инглингов». Столь же естественно, что имена (в частности, имена мифологических конунгов), двух членная структура которых не была канонизована метрикой дротткветта, дошли до рукописи в опрощенной форме[30]30
  Следует заметить, что и дротткветтная метрика проявляет избирательность в отношении генетических двучленных имен. Так, имя Haraldr регулярно занимает в дротткветте позицию слабой медиали в метрической схеме 2, т. е. ведет себя как неотмеченный краткий двусложник Skj. 68.14.2. valfall Haralds alla.


[Закрыть].

Не следует ли в таком случае предположить, что имя, дошедшее до нас лишь в поздней и опрощенной форме, еще сохраняло структурную членимость в IX в., т. е. во времена ранних скальдов? К сожалению, мы не можем обратиться к исторической грамматике скандинавских языков, для того чтобы получить ответ на этот вопрос. Опрощение древнескандинавских двучленных имен определяется не только языковыми процессами редукции и контракции, и не всегда структурно четкий вариант имени более архаичен. В некоторых случаях мы имеем дело скорее с реэтимологизацией имени, т. е. с восстановлением его внутренней формы: так, форма Hroðgeirr (// да. Hrōðgār) сосуществует с формой Hróarr. Двусложная форма имени Alrekr в строфе 11 контрастирует с трехсложной Eiríki (11.1 2. Fell Alrekr ars Eiríki). Второй компонент обоих имен восходит к *-rīkaR «могучий», и может создаться впечатление, что рукопись отражает редукцию второго слога (и, соответственно, опрощение) в двусложной форме имени, быть может, еще не имевшую места в языке Тьодольва. Однако написание обоих имен в тексте, по видимому, не имеет отношения к их грамматической форме и метрической позиции. Унификация сильного или слабого варианта имени со вторым компонентом < *-rīkaR в большой степени дело случая, и невозможно сказать, почему древнеисландское имя Eiríkr было унифицировано в сильном варианте (хотя в скальдической поэзии изредка встречается и форма Eirekr), в то время как, например, внутренняя форма имени Hárekr (> Hrókr) подверглась полному разрушению[31]31
  Двухударность имени Eiríkr в скальдических стихах надежно удостоверяется «Выкупом головы» Эгиля Скаллагримссона – песнью в размере рунхент, обращенной к Эйрику Кровавая Секира: Skj 32.12.4. Eiríkr of sæ; 33. 18.8. Eiríkr of far.


[Закрыть].

Как бы, однако, ни произносились имена Инглингов в эпоху Тьодольва и в каком бы письменном отражении они ни дошли до нас, мы располагаем надежными свидетельствами в пользу их двухударности в поэтическом языке «Перечня». В квидухатте отсутствует хендинг, но тем примечательнее, что почти в половине случаев второй слог имени, уже выделенного аллитерацией, дополнительно выделяется Тьодольвом посредством звукового повтора, однотипного хендингу. Благодаря этому приему звуковая оболочка имени Vísburr повторяется (с некоторыми вариациями) в следующей строке: 4.1—2. Ok Vísburs / vilia byrgi. Другие примеры «инструментовочного хендинга» у Тьодольва: 14.1—2. Varð Jǫrundr / hinn´s endr of dó; 19.1. Fell Óttarr / und ara greipar; 23.1.Veitk Eysteins / enda folginn; 26.1. Varð Ǫnundr / Jónakrs bura; 11.1—2. Fell Alrekr / þars Eiríki. В последнем, уже рассмотренном выше случае расподобление вторых компонентов имени принимает вид звукового повтора по типу скотхендинга; ср. en snarrœki-slíku у скальда Берси сына Скальд-Торвы (Skj 255.1—3).

Не все имена Инглингов, однако, имеют форму, которая позволяет помещать их в начале хельминга (строфы) и выделять с помощью особых, специально подобранных для этой цели метрических инструментов. Среди имен Инглингов есть и такие, просодическая структура которых определяет для них место в четной строке: 1.4. es at Fjǫlni kom; 2.4. Sveigði velti; 3.4. Vanlanda kom; 5.8. Domalda bar; 17.8. á Agli rauð. Односложные имена (Dagr, Aun, Álfr) не имеют ограничений на метрические позиции. Однако почти во всех «нестандартных» случаях (исключения – 8.1. Frák at Dagr; 29.3. Hræ Áleifs) Тьодольв выбирает для имен Инглингов позицию максимального выделения, а именно, первую вершину в четных строках (позиция «ключевой аллитерации»)[32]32
  Необходимо еще раз подчеркнуть, что, говоря о выделенности имен в «Перечне», мы имеем в виду исключительно специальные приемы иерархизации лексики в поэме Тьодольва, а не архаические представления, связывавшиеся с именем предка как таковым. Ср. у М. И. Стеблин-Каменского: «Реализация славы достигается в силу простого перечисления тех, в ком материализовалась hamingja, т. е. счастье и слава рода» [Стеблин-Каменский 1947, 289].


[Закрыть]. Вторую вершину в этих строках в типичном случае занимает личная форма глагола (см. примеры выше).

5. Четные строки и «предикаты смерти»

Строфы «Перечня» обычно трактуют как повествовательный пусть даже и сверхкомпактный текст, «сюжетная линия» которого размечается некоторой последовательностью действий. Например, в строфе 2: «карлик обманул Свейгдира, он заманил его под камень, который его поглотил». Так трактовал эпизоды и Снорри, развертывая свой прозаический рассказ с помощью дополнительных деталей и разъяснений: «Свейгдир снова отправился на поиски Жилища Богов. На востоке Швеции есть большая усадьба, которая называется У Камня. Там есть камень большой, как дом. Однажды вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он взглянул на камень и увидел, что у камня сидит карлик...» (КЗ, 17). Но отвлечемся от прозы Снорри и от наших собственных стереотипов восприятия эпизодов. Обратимся к объективным показаниям глагольных предикатов.

Легко заметить, что в «Перечне» резко разделены предикаты двоякого рода. Для большинства из них, а именно для личных форм глаголов в претерите, вполне оправдывается та оценка скальдического глагола, которую мы находим, например, у Л. Холландера. «Скальдическая поэзия, – писал Холландер, – это едва ли не исключительно поэзия существительных и в какой-то мере прилагательных: именно они определяют всю пышность и блеск ее формы, в то время как глаголы у скальдов крайне непритязательны и довольствуются чисто служебной ролью» [Hollander 1947, 5]. В «Перечне Инлингов» личные формы встречаются либо в спаде (только в формуле Fell Óttarr), либо (в абсолютном большинстве случаев) на второй (неаллитерирующей) вершине четной строки. Но этими неотмеченными, второразрядными формами не исчерпывается грамматика глагола в «Перечне». Они контрастируют с громоздкими и воспроизводимыми из эпизода в эпизод инфинитивными глагольными конструкциями: 1.8. of viða skyldi (= 21.4; 36.4); 3.6. of troða skyldi; 5.11. of sóa skyldi; 7.8. kjósa skyldi (о Хель); 8.4. of fara («умереть») skyldi (= 28.8); 9.6. of geta skyldi (о вилах), 10.10. temja skyldi (о виселице как коне); ср. также 14.8; 15.6; 21.8; 22.6. К данным конструкциям мы в первую очередь и обратимся.

Их регулярная воспроизводимость неизменно привлекала к себе внимание и требовала объяснения. Густав Неккель, сомневавшийся в подлинности «Перечня Инглингов», склонен был видеть в этих «перифразах простых глаголов, с докучливым постоянством расставляемых в тексте», лишь средство заполнить строку, т. е. проявление неискусности автора (и аргумент в пользу поздней датировки его произведения) [Neckel 1908, 400]. Другие филологи, и среди них Вальтер Фогт [Vogt 1930, 193], напротив, полагали, что эта формула в значительной мере определяет тональность всего текста, находя в глаголе skyldi выражение предначертанности смерти правителя – «модальность судьбы». Финнур Йоунссон (Skj) и Э. Вессен [Wessén 1964] «проясняют» текст и прямо вводят отсутствующую в оригинале ссылку на судьбу в свои переводы. Так, Финнур Йоунссон регулярно подкрепляет семантику модальной конструкции выражением ifølge skæbnen: «в силу судьбы» отродье троллей затоптало Ванланди, другой правитель свалился с коня, третий был принесен в жертву и т. п. Э. Вессен прибегает к аналогичным ссылкам на судьбу: enligt ödes vilja «по воле судьбы», enligt ödes bud «по велению судьбы» либо såsom ödet bestämt «как определила судьба». Соответственно, строки оригинала 9.5—8. at þann gram (князя) / of geta skyldi / sløngviþref / Sleipnis verðar (вилы) переводятся Вессеном как «att en slunggrep från Sleipners måltid (= en grep för att kasta hö, hötjuga) träffade, såsom ödet bestämt (курсив автора. – О. С.), höfdingen» [Wessén 1964, 62].

Вальтер Окерлунд занимал компромиссную позицию в этом вопросе, полагая, что конструкция содержит информацию о предначертанности смерти лишь в тех случаях, когда на это указывает контекст строфы. Так, модальность skyldi актуализируется в строфе 1, начинающейся со строк: 1.1—3. Varð framgengt 〈…〉 feigðar orð «исполнился приговор смерти (=судьбы)». В этом случае конструкция 1.8. of viða skyldi (viða «уничтожать») оказывается вполне уместной. Но многократное повторение инфинитивной конструкции, как полагал Окерлунд, не всегда может быть оправдано контекстом; в большинстве случаев формула «навязывает себя поэту» [Åkerlund 1939, 144].

Мы, однако, иначе оценим смысл инфинитивных конструкций, опираясь на тезис о двуединстве стиха и языка, т. е. рассматривая стих «Перечня» не как внешнюю форму, в которую должны укладываться те или иные слова, а как форму самого поэтического языка, организующую содержательную структуру данного текста. Основной интерес инфинитивных конструкций состоит, на наш взгляд, не столько в модальной семантике глагола skyldi (не всегда отчетливой), сколько в его метрической функции, а значит в семантике тех полнозначных глаголов, которые выдвигаются посредством инфинитивной конструкции в позицию ключевой аллитерации. Конструкция, занимающая всю четную строку и обычно замыкающая хельминг, служит выделению глаголов, обозначающих причину смерти правителя, – «предикатов смерти».

Эта функция оставляет Тьодольву некоторую свободу для варьирования конструкции. В двух случаях он заменяет skyldi другими служебными глаголами: 4.3—4. sævar niðr / svelga knátti, букв. «родич моря мог поглотить»; 11.7—8. Dags fríendr / of drepask kvóðu «сказали, что родичи Дага убили друг друга». Еще в двух примерах инфинитивная конструкция заменяется перфектной – V_pp + hafði, без видимого различия в употреблении; ср. два сходных контекста:

5.9—12. þás árgjǫrn / Jóta dolgi / Svía kind / of sóa skyldi «когда жадного до славы врага ютов племя свеев принесло в жертву» – 25.1—4. Þat stǫkk upp, / at Yngvari / Sýslu kind / of sóit hafði «Разнеслась молва, что Ингвара племя Сюслы принесло в жертву»[33]33
  Ссылка на «молву» не служит в данном случае достаточной мотивировкой формы перфекта; ср. строфу 9: «И княжье войско принесло 〈...〉 такую весть, что вождя настигли (of geta skyldi) вилы».


[Закрыть].

Обсуждая структуру и функцию данной конструкции, отметим еще одну деталь. Тогда как долгосложному глаголу для его выделения в позиции ключевой аллитерации достаточно опоры на служебный глагол (skyldi, knátti, hafði), краткосложные глаголы нуждаются также в поддержке эксплетивной частицы of. Функция этой частицы в языке «Перечня» (простой заполнитель спада или глагольный модификатор со значением сукцессивности?) также обсуждалась в германистике (см. особенно [Kuhn 1929]). Представляется, что этот вопрос должен решаться с тех же позиций, что и вопрос о семантике глагола skyldi. Между формальностью и содержательностью «несущих» элементов конструкции нет и не может быть противоречия. Сукцессивная семантика of, как и модальная семантика skyldi, вполне уместно дополняет значение «предикатов смерти», но она не лишает частицу ее главной, метрической функции – удерживать полнозначный глагол в позиции ключевой аллитерации.

Более существенным для настоящего рассуждения является вопрос о семантике самих «предикатов смерти». Легко убедиться, что в тексте «Перечня» это не единственные глаголы, обозначающие смертоносное действие, направленное на князя. В строфе 2, помимо конструкции of troða skyldi, мы находим также неотмеченный глагол kvalði «мучила, убила» (о маре), а в строфе 18 глагольная конструкция вообще отсутствует, хотя бычий рог, который «засел» (stóð) в сердце Эгиля, явился орудием его смерти. Специфическая иерархизация глаголов данной семантической сферы подтверждается, однако, тем фактом, что среди метрически выделенных глаголов мы находим две крайне редкие лексемы. Существенно, что обе эти лексемы повторяются в строфах «Перечня».

Речь идет, во-первых, о глаголе viða, который трижды повторяется в конструкции со skyldi: 1.8; 21.4, а также 36.4. Unz fótverkr / við Foldar þrǫm / virða vin / of viða skyldi «Пока больная нога не погубила друга мужей у края Фольда». Этимология глагола viða, как и его точное значение, не известны. Ян де Фрис допускает его родство с готским wiþon «трясти» [Vr, 659]. Но готский глагол – это hapax lego menon, и Леманн отрицает существование у него германских параллелей [L, 407]. Помимо «Перечня», viða встречается в двух неясных местах «Старшей Эдды» (Br. 5 и Gðr. II, 30) и в одной строфе «Утраты сыновей» Эгиля Скаллагримссона. Но у Эгиля строка 8.6. ef viða mættak «Если бы я мог уничтожить (Эгира)» – это издательская конъектура Финнура Йоунссона, подсказанная «Перечнем Инглингов» (см. с. 70 наст. изд.).

Значение второго редкого глагола sóa «приносить в жертву» не вызывает сомнений. В отличие от синонимичного blóta, это очень редкое, возможно, сакральное слово. За пределами «Перечня» (где оно встречается дважды – в формах инфинитива и причастия II; см. примеры выше) мы находим его только в «Речах Высокого» – в тех же двух формах (Háv. 109 и 144; также of-sóit в Háv. 145). Строфа 144, в которой перечисляются ритуальные операции, совершаемые жрецом, особенно широко обсуждалась в литературе. Вот ее последние строки: Veiztu, hvé biðia skal? / Veiztu, hvé blóta skal / Veiztu, hvé senda skal? / Veiztu, hvé sóa skal? «Умеешь молиться и жертвы готовить? Умеешь раздать? Умеешь заклать?» (пер. А. И. Корсуна).

Другие «предикаты смерти» составляют в тексте «Перечня» единый ряд с названными. Поясним значение нескольких из них, не очевидное вне контекста: 7.8. kjósa skyldi – о Хель, «избравшей» конунга Дюггви; 8.6. of geta skyldi – о вилах, «достигших» конунга Дага; 10.12. temja skyldi – о коне (= виселице), которого должен был «смирить» конунг Агни; 14.8. of bera skyldi – о коне (= виселице), который «вознес» конунга Ёрунда.

Имена Инглингов, тяготеющие к началу строфы (эпизода), и «предикаты смерти», тяготеющие к ее концу, могут быть названы двумя смысловыми центрами эпизода.

6. Личные формы глагола и «время предков» в «Перечне Инглингов»

Личные глагольные формы, на первый взгляд, мало что могут прибавить к общей картине смерти, изображаемой Тьодольвом. Это, однако, не совсем так. Личные формы на слабых вершинах четных строк не менее, чем «предикаты смерти», заслуживают нашего внимания. Дело в том, что именно эти второразрядные глаголы (ср. выше их характеристику Л. Холландером) и создают то впечатление развития событий во времени, которое дает основание исследователям характеризовать «Перечень» как нарративный текст sui generis[34]34
  Так, по замечанию Р. Фрэнк, «дихотомия скальдической/ эддической поэзии рушится при ближайшем рассмотрении. “Перечень Инглингов” Тьодольва оказывается не менее “нарративным”, 〈...〉 или “мифически-героическим”, чем анонимная “Песнь о Хюндле”» [Frank 1985, 160].


[Закрыть].

Проходящий через строфы «Перечня Инглингов» ряд глаголов в форме претерита (четные строки, вторая вершина) побуждает воспринимать их как краткие повествовательные тексты. Этому восприятию в немалой степени способствует проза Снорри, развертывающая эпизоды в связные рассказы, где гибель конунга – это следствие предшествующих действий самого конунга и его антагониста. Но перед нами лишь видимость повествования. Отдельные эпизоды «Перечня» так же лишены временной перспективы, как и поэма в целом. Этот эффект, заложенный в поэтической грамматике песни, остается незаметным для ее переводчиков и интерпретаторов, вносящих в текст видовременную информацию, в нем отсутствующую.

Рассмотрим уже неоднократно упоминавшуюся выше строфу 2 песни (смерть Свейгдира). В прозе «Саги об Инглингах» ей соответствует следующий рассказ, где каждое действие персонажей снабжено мотивировкой и эпизод складывается в хорошо построенный сюжет: «Однажды вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он взглянул на камень[35]35
  Сама усадьба, где пировал Свейгдир, названа Снорри – У Камня.


[Закрыть] и увидел, что у камня сидит карлик. Свейгдир и его люди были очень пьяны[36]36
  Снорри склонен к подобному снижению сказочных или мифологических мотивов «Перечня». Так и гибель Фьольнира, отца Свейгдира, в чане с медом он объясняет тем, что конунг был «сонный и мертвецки пьяный» (КЗ, 16).


[Закрыть]. Они подбежали к камню. Карлик стоял в дверях и позвал Свейгдира, предлагая тому войти, если он хочет встретиться с Одином. Свейгдир вошел в камень (hljóp í steininn), а тот сразу закрылся (en steininn lauksk þegar aftr), и Свейгдир так никогда из него и не вышел. Тьодольв из Хвинира говорит так» (КЗ, 17; HKr. 14). Далее приводится строфа:

 
En dagskjarr
Durnis niðja
salvǫrðuðr
Sveigði vélti
þás í stein
enn stórgeði
Dusla konr
eft dvergi hljóp,
ok salr bjartr
þeira Sǫkmímis
jǫtunbyggðr
við jǫfri gein.
 

 
И бегущий света
потомков Дурнира
палат стражник
обманул Свейгдира,
когда в камень
гордый духом
Дусли родич
за карликом (hljóp),
и палаты яркие
Сёкмимира и его людей,
жилье великанов,
перед вождем (gein).
 

Итак, современные интерпретаторы этого текста находят для глаголов hljóp и gein те или иные переводные эквиваленты, соответствующие их языковому сознанию и восприятию строфы как повествовательного текста. Финнур Йоунссон в своем издании «Перечня» переводит hljóp глаголом с поствербом: «løb 〈...〉 ind i stenen» «вбежал в камень»; далее в его тексте сказано, что камень «åbnede sig for (slugte) kongen» «раскрылся перед конунгом (и поглотил его)». Взятые в скобки слова перевода призваны прояснить информацию, содержащуюся в многозначном глаголе gína (við) и тем поставить точку над i в данном эпизоде. Э. Вессен следует Финнуру Йоунссону в переводе первого глагола (lopp in… i stenen), но переводит gein (við) как «gapade (mot höfdingen)» «зиял (перед правителем)» [Wessén 1964, 58—59].

Однако данные глаголы (а вместе с ними и вся строфа) по существу непереводимы, поскольку в них отсутствует та видовременная информация, которая в современных языках облигаторно вносится глагольными модификаторами и средствами контекста. Впрочем, соответствующая информация в обычном случае находит выражение и в древнеисландском языке. Так, дисл. hlaupa без дополнительных показателей имеет непредельное значение «бегать/бежать; скакать». Хюндла из одноименной эддической песни поносит Фрейю, обвиняя ее в распутстве: Hdl. 46.5—8. Hleypr þú, eðlvina, / úti á náttom, // sem með hǫfrom / Heiðrún fari «Бегаешь (скачешь) ты, подружка, по ночам, как Хейдрун с козлами». Информация о предельности глагольного действия («вскакивать») вносится поствербами и локативами, синтаксически примыкающими к hlaupa; ср. в саге: gǫrvir upp at hlaupa «готовые вскочить» и в скальдических стихах: оf hljóp af unnar hesti «спрыгнул с коня волны (=корабля)». Заметим, что в строфе «Перечня» локатив í stein отделен от предиката не только предложным дополнением, но и подлежащим (выраженным многочленной перифразой) и едва ли может влиять на его значение. В словаре Финнура Йоунссона изолированное сочетание hlaupa ept e-m (ссылка на данное место «Перечня») с полным основанием переводится как løbe efter en «бежать за кем-либо» [LP, 261].

Проблему представляет и интерпретация формы gein. Глагол gína имеет в древнеисландском непредельное значение «зиять». В Háv. 85.1 сказано, что нельзя доверять gínanda úlfi «волку, разевающему пасть»; ср. Úlfr gínandi как имя собственное в Hdl. 22.4; в Vsp. 55 (H) Мировой змей «разевает пасть через все поднебесье» (ginn lopt yfir). Но в то же время gein við agni в Hym. 22.2 значит «заглотил наживку» – о Мировом Змее, которого Тору удается таким образом «вытащить к борту ладьи» (23.1—4). Gína flugu (с бес предложным дат.) в «отдельной висе» скальда Ульва Уггасона несомненно значит «проглотить муху» (Skj 130.8).

Можно убедиться, что текст строфы 2 «Перечня Инглингов» расслаивается в восприятии современного читателя. Его обычно читают как повествование о последовательных действиях: «карлик обманул Свейгдира, когда тот вскочил следом за ним в камень и «палаты великана» поглотили его». Оригинал, однако, лишен необходимых для такого прочтения видовременных показателей, и ничто не препятствует увидеть тот же эпизод как статичную картину: «карлик обманы вал (морочил) Свейгдира, когда тот бежал за ним в камень и “палаты великана” перед ним (букв. “на него”) зияли». В последнем случае предлог við имеет то же значение, что и в horfa við e-u – «направлять взгляд на что-л.».

Но «двоение» текста при вчитывании обусловлено, вне сомнения, тем, что в нашем языковом сознании существует непреложная грань между предельными (терминативными) и непредельными (дуративными) глаголами. Именно это противопоставление – при соответствующей поддержке контекста – определяет относительное положение процессов на временной оси в плане повествования, т. е. их одновременность (конунг «бежал», в то время как палаты «зияли») или последовательность (конунг «вскочил» в камень, и камень «поглотил» его).

В поэтической грамматике «Перечня» данное противопоставление в абсолютном большинстве случаев снято. Решающую роль играет почти полное отсутствие в тексте песни таких модификаторов глагольного действия, как поствербы (исключение – постверб upp в 16.12. upp of halda и 25.1. þat stökk upp). Важно в данной связи заметить, что союз þás «когда», многократно воспроизводимый в тексте (в начале нечетных строк и обычно непосредственно за личной формой глагола), оказывается в условиях видовой неопределенности глаголов лишь мнимым средством временнóй ориентации процессов. Он по существу не отличается семантически от сочинительного союза оk, с которым чередуется. Оба союза сополагают процессы, но не располагают их на временной оси.

Впрочем и само понятие временной оси едва ли может быть применено к изображаемым в «Перечне Инглингов» картинам, где время остановлено в своем движении и персонажи навечно застыли в позах, предписываемых их функцией в эпизоде.

Рассмотрим еще ряд глагольных форм в их контекстуальном окружении. Ведьма «отправила к Одину» конунга Ванланди (строфа 3), «...когда отродье троллей / (за)топтало (of troða skyldi)[37]37
  Заметим, что и данная формула, служащая иерархизации предикатов (ср. выше), не вносит видо-временной информации сверх той, которая содержится в претеритальной форме skyldi.


[Закрыть] / – ночная Хильд – войска / мужей противника; / и он (с)горел (brann) / на берегу Скуты / крушитель колец, которого (за)мучила (kvalði) мара».

За пределами «Перечня Инглингов» различаются brann, brann upp и var brunnit. Глагол kvelja чаще всего употребляется в значении «мучить» и лишь в единичных случаях «уби(ва)ть». Как пример такого единичного словоупотребления в LР приводятся строки Vkv. 33.7—10: at þú qveliat / qván Vǫlundar // né brúði minni / at bana verðir «что ты не убивал жены Вёлунда и невесты моей не стал убийцей». В общем случае значение «убивать» требует эксплицитного выражения: kvelja til bana (dauða); cp.: Gret., kap. 87. ...er þik skal kvelja hér til bana «что тебя хотят здесь замучить насмерть». Финнур Йоунссон проясняет текст в согласии со своими представлениями о его содержании: «og den gavmilde, som maren kvalte («мара душила»), blev brændt («был со жжен») på Skutas bred».

В строфе 27 огонь (или дым; см. выше) «топтал Ингьяльда живого» или «затоптал его заживо» (ífjǫrvan trað). Он (огонь) «ступал горящими ступнями» через князя или «наступил» на него (í gǫgnum sté). Финнур Йоунссон перевел первый глагол как betrådte, а второй как trådte.

В строфе 29 (смерть Олава) вторые вершины четных строк (4, 6, 2) занимают глаголы svalg (огонь поглотил/ глотал тело князя), leysti (его кольчуга (рас)плавилась), hvarf (он давно уже как оставил Уппсалу). В переводе Л. Холландера им соответствуют swallowed up, smelted off и had left.

Число примеров легко умножить. Может возникнуть вопрос, не опускаются ли глагольные модификаторы, наречия и тем более аналитические формы просто по причине исключительной компактности стиха «Перечня Инглингов»? Но следует повторить: нельзя рассматривать стих и язык как две конфронтирующие системы, вторая из которых «приносится в жертву» первой. Метрика не причина семантической недостаточности предикатов; это инструмент, посредством которого поэт создает картину генеалогического прошлого как череду не имеющих временнóго измерения (последних в жизни предков) «мигов», запечатленных в вечности.

И наконец, последнее замечание. Мы не располагаем данными для ответа на вопрос, был ли скальд Тьодольв «гениальным инноватором», сумевшим создать особую форму стиха и языка, предназначенную для сакрализации смерти предков, или эта форма (может быть, не настолько строго выдержанная, как у Тьодольва) сложилась у его предшественников. Последнее все же кажется более вероятным. Трудно представить себе, чтобы эти мифологизирующие именования, столь не похожие на обычные скальдические кеннинги, или эти изощренные приемы выделения имени поминаемого князя, или эта глагольная грамматика, способная останавливать время, могли быть в такой степени продуманы, рассчитаны и воплощены одним человеком, пусть даже и скальдом Харальда Прекрасноволосого. Но мы можем сказать с уверенностью, что поэма «Перечень Халейгов» Эйвинда Погубителя Скальдов (ок. 985 г.), в которой видят подражание «Перечню Инглингов», содержит множество отступлений от приемов, которых твердо придерживался Тьодольв. Так, строфа 6, приведенная Снорри в «Саге об Инглингах», не различает начальных и внутренних нечетных строк, допускает четырехсложный композит в четной строке и патронимическое наименование конунгов, к тому же в позиции, для этого не установленной. Мы не говорим уже о том, что в его строфе нарушено метрико-синтаксическое членение на хельминги.

 
En Goðlaugr
Grimman tamði
við ofrkapp
austrkonunga
Sigars jó,
еs synir Yngva
menglǫtuð
við meið reiddu.
 

 
А Годлауг
сурового смирял —
в силу превосходства
восточных конунгов —
коня Сигара,
когда сыны Ингви[38]38
  Ингви в данном случае, скорее всего, не божественный прародитель Инглингов, а шведский конунг.


[Закрыть]
дробителя гривен
на дереве повесили.
 

 
А Гудлауг
Изведал лихо,
Повис на суку
По воле свеев.
Знать, сильны
Сыны Ингви,
Что он оседлал
Коня Сигара.
 

(Пер. О. А. Смирницкой)

Первая строка, правда, строится Эйвиндом по модели, хорошо знакомой из «Перечня Инглингов». Но так же построена первая строка и в стихах на Рёкском камне.