Текст книги "Полынья"

Глава вторая

Лагерь кочевников, уже почти заснувший, стремительно пробудился и наполнился криками, лаем, сабельным звоном, топотом и выстрелами. С реки донеслось тревожное ржание.

– Женщин в самый дальний шатер! Старейшин тоже! – рявкнул Косматый. – Корсак, отвечаешь за них!

Вокруг него уже сгрудились наспех вооружившиеся степняки. Кочевники, хоть и считались грозным племенем, по сути были не воинами, а скотоводами, но отпор врагу дать умели. Любому, даже самому грозному. Но не чернокрылым.

Эдгар в последний год много слышал о чернокрылых, но до этой минуты ни разу не сталкивался с ними. Никто никогда не видел среди чернокрылых женщин, стариков или юнцов, – это всегда были сильные зрелые мужчины, которые не брали добычу, от которых нельзя было откупиться. Чернокрылые бились не за скот и не за золото. Им нужно было просто уничтожить как можно больше других людей. Других, не чернокрылых.

Налетели они стремительно, как степной вихрь. Грозные всадники на огромных вороных – другой масти для них словно не было – лошадях. Черные кожаные плащи, из-за которых племя и получило свое название, развевались на скаку. Из-под плащей при свете луны посверкивали панцири. Ходили слухи, что дротики чернокрылых убивают, даже если лишь чуть царапнули, и что их плащи обработаны чудодейственным составом, от которого с черной кожи соскальзывает любой клинок.

Со сторожевых вышек навстречу чернокрылым раздалась еще пара выстрелов. Потом, когда ружья разрядились, полетели стрелы. Двое всадников упали, еще один покачнулся в седле и отстал, но остальные ни на миг не замедлились и все так же мчались к лагерю плотным черным строем. Эдгар быстро огляделся в полутьме, ища хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием. Взгляд его упал на вилы, закрепленные на стене сарая. В следующий миг чернокрылые ворвались в лагерь: двое или трое промчались сквозь проем, остальные просто перемахнули через ограду. Он схватил вилы и бросился вместе со степняками на чернокрылых, стараясь не попасть под копыта. Отбил клинок одного из всадников, молниеносно развернулся и всадил вилы в бедро другому. Чернокрылый соскользнул с седла и замер у ног лошади.

Рядом бесстрашно орудовал двумя саблями длинный и юркий степняк – Эдгар вспомнил, что его называли Хитрым. Чуть в стороне огромным боевым топором отмахивался от нападавших сам Косматый, у ног которого уже лежали двое поверженных врагов. Старейшина быстрым оценивающим взглядом скользнул по незваному помощнику, но ничего не сказал.

Эдгар выдернул вилы из бедра чернокрылого и тут же добил его ударом в незащищенное горло, пригвоздив к земле. Потом выхватил из его ладони легкий прямой палаш, сорвал черный кожаный плащ и, не заматывая его, набросил себе на левую руку. Все это заняло долю мгновения. Он обернулся, увидел летящего прямо навстречу всадника, быстрым взмахом палаша рубанул передние ноги коня. Лошадь рухнула, увлекая за собой седока, и Эдгар понял, что этому больше не подняться. На земле уже лежали вперемешку и степняки, и чернокрылые. Пара лошадей, оставшись без всадников, металась в гуще драки. Эдгар схватил одного из коней под уздцы, взлетел в седло. Он немного опасался, что в горячке боя кочевники теперь примут его за чернокрылого, но раздумывать было некогда. Перед глазами мелькнула сабля. Он успел отбить удар, вынудил противника опустить руку, тут же набросил ему на голову плащ и затянул, придушив.

Чернокрылые, не ожидавшие такого яростного отпора, дрогнули. Эдгар стащил своего пленника плащом с седла, ударил палашом по плечу одного из немногих оставшихся, почувствовал хруст ключицы под клинком. За спиной у него раздался голос Косматого – слабый, совершенно лишенный былой силы:

– Никого не отпускать живым, добивать всех!

Еще через минуту все было кончено. Эдгар спешился и обернулся к Косматому. Верховный старейшина кочевников с серым лицом сидел на земле, двое степняков поддерживали его, не давая упасть.

– Что с остальными? – произнес предводитель.

– Сурок, Тощий и Гром убиты, – отозвался один из кочевников. – Рыжий получил копытом по голове и пока без памяти. У Хитрого дротик в ноге. Остальное несерьезно.

– Знахарь сейчас займется тобой, – вступил второй кочевник.

Косматый слабо замотал головой.

– Нет. Знахарь пусть займется Хитрым. Ногу ему не спасти, но его самого пока можно. Не теряйте времени.

Он замолчал, потом едва слышно добавил:

– Отнесите меня в шатер.

Эдгар снял с одного из убитых чернокрылых плащ и помог степнякам переложить Косматого, который уже лишился чувств. Предводитель племени бросился в бой, в чем был, – в своем богато отделанном халате. Сейчас, когда Косматого перекладывали, окровавленный халат распахнулся, и стали видны три маленькие ранки от дротиков: две в груди, третья – под нижним ребром справа. Сами дротики Косматый, наверное, выдернул сразу во время драки. Ранки почти не кровоточили – похоже, халат был залит кровью порубленных чернокрылых.

Вместе с кочевниками Эдгар донес старейшину на плаще до большого шатра. Когда Косматого опустили на овечьи шкуры, предводитель степняков еле сдержал стон, выругался и открыл глаза. Несколько мгновений его мутный взгляд плавал из стороны в сторону, потом он окончательно пришел в себя. Косматый узнал Эдгара, пристально посмотрел на него, прошептал:

– Значит, говоришь, секретарь и толмач?

Серые губы дрогнули в усмешке. Верховный старейшина пытался собраться с силами, но голос его слабел с каждым мигом.

– Останься тут.

Он снова замолчал, затих, потом пробормотал:

– Огня. В глазах темнеет. Принесите огня.

Двое степняков тут же бросились за факелами, принесли их и укрепили рядом с ложем предводителя. Сейчас, когда на Косматого со всех сторон лился яркий свет, Эдгар увидел, что от трех ранок на его торсе расходятся темные пятна.

– Теперь приведите остальных старейшин. И Динару. Ступайте оба, – предводитель сверкнул глазами на своих кочевников. – Ступайте, наш гость пока побудет со мной.

Степняки удалились. Косматый долго лежал, не произнося ни слова. Эдгару показалось, что темные пятна разрастаются прямо на глазах.

– Герцог Роберт Стейнбургский, я слышал, человек достойный, – пробормотал старейшина.

Эдгар быстро кивнул, но ничего сказать не успел: полог шатра приподнялся, и к Косматому бросилась Динара, а следом за ней подошли старейшины. Предводитель уже едва говорил, но было понятно, что он по-прежнему в здравом уме. Он решительным жестом отстранил дочь, затем еле слышно спросил:

– Все здесь?

– Все с тобой, Косматый, – ответил один из старейшин.

Откуда-то снаружи, издалека, донесся страшный, почти нечеловеческий крик.

– Хитрый, – выдохнул предводитель, потом обвел глазами собравшихся возле него. – Хорошо. Все старейшины здесь. Сын герцога Роберта Стейнбургского, по незнанию и горячности оскорбивший все наше племя, просил руки моей дочери. И я перед всеми вами отдаю ему эту руку. Воля последних минут священна и должна быть исполнена.

– Нет! – закричала Динара. – Ты… ты не можешь со мной так поступить!

– Это честь нашего рода, – ответил Косматый. – И моя. Позорно умереть, не оставив своему роду достаточно скота и не выдав созревших дочерей замуж. Скота у нас в избытке. Остаешься ты, – старейшина посмотрел на дочь и, не дождавшись ответа, продолжил. – Ты отправишься к жениху, как только под моим погребальным костром остынет земля. Лагерь снимется отсюда и переберется ближе к Ирбистану. Это два дня пути. Молот и Туча знают место, о котором я говорю, – Косматый обвел старейшин меркнущим взглядом. Двое ему кивнули, подтверждая, что знают новое место.

Динара, которая до этого пыталась кинуться к отцу, теперь отступила на шаг и стояла в стороне, не сводя с Косматого горящих глаз, и никто не мог понять, чего в этом взгляде больше: отчаяния от того, что она остается сиротой, или ярости от того, что ее выдают замуж против воли.

– Теперь уйдите все, – неожиданно твердо проговорил Косматый. – Оставьте меня. Степные боги вот-вот придут за мной. Если они задержатся – Знахарь поможет мне уйти, когда освободится. Уйдите все.

Косматого не стало через час. Под утро, не перенеся отсечения ноги, умер Хитрый. Кочевники не устраивали траура по погибшим в бою: отдать жизнь, защищая свой род, считалось великой честью для мужчины, – значит, и горевать было не о чем. Эдгар помог степнякам добить раненых коней, привести лагерь в порядок после нападения, подготовить костры для Косматого, Хитрого и других погибших кочевников и вырыть за оградой яму для убитых чернокрылых. Перекидывая чернокрылых в яму, он без зазрения совести придирчиво перебрал их оружие и стал обладателем не только палаша, отнятого в схватке, но и прекрасного кинжала.

Весь следующий день в лагере горели погребальные костры, а наутро старейшины племени уже собирали Динару в путь. В небольшой крепкой повозке уместилось приданое – степняки никогда не давали за невестой ни скота, ни денег, но всегда посылали жениху и его родителям щедрые дары в виде выделанных собольих шкур, дорогой посуды, оружия, расшитых золотом и серебром тканей, конской сбруи прекрасной работы. В этой же повозке вместе с дарами должна была ехать Ная, наставница Динары.

В схватке с чернокрылыми степняки потеряли пятерых воинов. Еще один – Рыжий, получивший удар копытом – уже пришел в себя, но пока еще не мог работать. В другой раз дочери верховного старейшины дали бы дюжину сопровождающих, но сейчас с ней послали лишь четверых. Собранная в дорогу повозка стояла у выезда из лагеря, рядом кочевники держали оседланных лошадей. Ждали только невесту с наставницей. Ни один из степняков не смел заходить в шатер к женщинам, и Эдгар решил сам сказать дочери Косматого, что все уже готово. Он здесь все равно чужак, и не будет ничего страшного, если он поведет себя не совсем правильно.

Он остановился у входа и замер, вспомнив, что еще день назад точно так же стоял возле шатра Косматого. И тогда, день назад, в лагере все было мирно, и были живы и верховный старейшина, и Хитрый, и все остальные.

Эдгар постучал колотушкой, подвешенной у входа.

– Мы идем, идем! – откликнулся незнакомый женский голос. Эдгар понял, что это Ная, наставница Динары. Внутри послышались шаги, полог всколыхнулся, и из шатра вышла сначала крепко сбитая женщина лет сорока пяти, а следом – дочь Косматого.

По древним обычаям, которые чтили все кочевники, невесту следовало отправлять в путь в красной одежде – это был цвет степных тюльпанов и маков, цвет страсти, цвет первой брачной ночи. То ли Динара смирилась и сама не стала противиться обычаю, то ли старейшины ей не дали этого сделать, но она была в красном: темно-красные высокие сапоги, темно-красные бархатные штаны, алый парчовый кафтан, перехваченный в талии широким вышитым поясом. Она вскинула голову, отбрасывая со лба черные пряди, и Ная тут же принялась вокруг нее суетиться и смахивать с алого кафтана несуществующие пылинки.

– Прекрати, – резковато одернула ее Динара.

– Сейчас, сейчас… – Ная отступила на шаг, окинула воспитанницу пристальным взглядом. – Какие все-таки у тебя косы! Загляденье, а не косы!

Длинные смоляные волосы Динары были заплетены в две косы, в черных прядях блестели алые шелковые ленты.

– Ну хватит!

– Разве я вру? – удивилась Ная. – Твой будущий муж с ума сойдет от таких кос!

– Что?!

На миг Эдгару показалось, что дочь Косматого готова ударить свою наставницу. Скорее всего, так и было, но Динара молниеносно опомнилась. Она отвернулась от Наи, посмотрела на него, взглядом указала на кинжал на поясе:

– Он острый?

– Очень.

– Можно? Дай мне. Я не заколюсь, – горько улыбнулась девушка.

– Не заколешься, – спокойно подтвердил Эдгар, протягивая ей кинжал. – Воля последних минут священна, и ты ее выполнишь. Да и ваши степные боги не разрешают сводить счеты с жизнью. И я успею перехватить твою руку.

– Не сомневаюсь, – фыркнула она.

Динара повертела в руках кинжал, всматриваясь в причудливые разводы на клинке, потом чуть оттянула левой рукой левую же косу, уверенно ее отрезала и швырнула на землю. Ная охнула, бросилась было к воспитаннице, но тут же замерла: теперь, когда одной косы уже не стало, останавливать Динару не было смысла. Через несколько мгновений вторая коса упала рядом с первой.

– Спасибо, – тихо сказала девушка, возвращая кинжал.

Наконец все было готово. Тронулись в путь. Двое кочевников ехали впереди, за ними держались Эдгар и Динара. Следом громыхала повозка с приданым и подарками, где устроилась Ная. Она, казалось, надулась на воспитанницу – и теперь, не глядя на девушку, правила крепенькой буланой лошадкой. Еще двое кочевников замыкали процессию. Эдгар украдкой посматривал на спутницу, которая, казалось, не обращала ни на что внимания и лишь пару раз потрепала своего саврасого коня по шее. С короткими волосами лицо ее стало совсем открытым и оттого каким-то беззащитным. Степной ветер лохматил неровно обрезанные пряди, в которых до сих пор остались несколько алых нитей от лент, но Динара даже не пыталась как-то пригладить волосы. Она ехала молча, сжав губы и глядя прямо перед собой сухими глазами.

Под взглядом Агнессы, своей несостоявшейся тещи, Адриан съежился и невольно попятился к выходу. Каталина рыдала в кресле, закрыв лицо руками, зато ее мать сверлила молодого маркиза взглядом.

– Объяснить? – холодно переспросила она. – Что вы собирались объяснить моей дочери, ваша светлость? Что тут вообще можно объяснять?

Агнесса смотрела на него, как смотрят на таракана или крысу, и Адриан почувствовал, как у него начинают дрожать губы. Почему с ним все так обращаются?

– Я…

– Вон из нашего дома. Да, мы, по несчастью, живем в городе вашего отца и в его герцогстве, но мы с Каталиной начнем искать себе новое жилье уже завтра. Я уже отправила управляющего со всеми бумагами, надеюсь, мы вскоре уедем и не станем тяготить вас нашим присутствием рядом. Но пока это наш дом, и я имею полное право вас выставить. Что и собираюсь сделать.

Агнесса замолчала. Каталина по-прежнему сидела, уткнувшись лицом в ладони, и Адриан видел, как вздрагивают ее плечи. Он боязливо перевел взгляд с дочери на мать – та стояла со вскинутой головой и сверлила его зелеными глазами. Адриан никогда не спрашивал о возрасте Агнессы, он мог только догадываться: Каталине было восемнадцать, значит, ее матери – около сорока. Наверное, чуть меньше. Высокая, стройная, рыжеволосая и зеленоглазая, Агнесса совершенно не старалась казаться молоденькой, не копировала платья юных модниц, и Адриан втайне очень надеялся, что Каталина пошла в мать и тоже всегда будет оставаться самой собой. Но теперь Каталина была для него потеряна.

– Мне… мне очень жаль, – выдавил он и шагнул к выходу, но Агнесса, встряхнув своими пламенными локонами, остановила его:

– Подождите, маркиз. Одну минуту.

Она взяла бронзовый колокольчик, быстро позвонила и коротко бросила вошедшей горничной:

– В спальне Каталины на столике – лакированная шкатулка. Принесите.

Сама Каталина так и не поднимала голову. В глубине души Адриан был даже рад, что она не в силах объясняться, что ему не придется смотреть невесте в глаза. Бывшей невесте. Он хотел было снова начать извиняться, но на пороге показалась горничная со шкатулкой.

– Пожалуйста, госпожа.

Агнесса взяла шкатулку и, кивком отпустив горничную, повернулась к Адриану.

– Забирайте, ваша светлость.

– Что… что это? – пробормотал он.

– Драгоценности, которые вы дарили моей дочери. Жемчужное ожерелье, гарнитур с топазами, серьги и браслет с рубином. И помолвочное кольцо, разумеется, – Агнесса не удержалась от горькой улыбки. – Забирайте, маркиз, и покиньте наш дом.

– Это… это же подарки… – заморгал Адриан. – Не надо назад, я не возьму… я ведь от всего сердца…

– Думаете, вашей кочевнице это не подойдет?

Отвечать он не стал. Адриан в последний раз взглянул на Каталину, которая так и не повернулась к нему, потом осторожно попятился к двери и только на пороге комнаты развернулся и опрометью бросился на улицу.

Когда его шаги затихли, а входная дверь хлопнула, Каталина подняла голову. На лице ее не было и следа слез. Наоборот, казалось, что девушка еле сдерживает смех.

– Восхищаюсь тобой, мама! – сказала она, глядя на Агнессу, которая по-прежнему держала в руках шкатулку. – А если бы он все-таки забрал?

– Никогда. Уж поверь мне, мужчин я знаю. Этот – размазня, но понятия о чести и достоинстве ему герцог вбил намертво. А герцогу Роберту в бреду бы не пришло в голову забирать подарки. Зато теперь твой Адриан убедился, что мы – люди бескорыстные и честные.

Каталина поднялась с кресла и подошла к матери.

– Ловко ты с ним, мне еще учиться и учиться. Как все хорошо устроилось!

– Нам повезло, что дружки подбили его на это дурацкое нападение, – улыбнулась Агнесса. – С тех пор, как я узнала, что из трех герцогских имений одно заложено и что у Адриана есть две единокровные сестры – а значит, такие же наследницы герцога – я только и думала, как бы нам половчее от него избавиться. Маркиз – это, конечно, неплохо, хотя сословий уже давно нет. Но сам по себе титул тебя не накормит и не обогреет.

– Я на него ухлопала почти три месяца! – насупилась Каталина, но ее мать в ответ лишь весело погремела шкатулкой:

– Жемчуга, рубины и топазы, не считая всяких мелочей, – не так и плохо за три месяца.

– Ты правда хочешь уехать прямо сейчас?

Агнесса на миг задумалась:

– Я бы уже приказала собирать вещи и послала бы узнать, когда обычно приходит дилижанс, но мне не терпится увидеть лицо нашего маркиза, когда его и кочевницу объявят мужем и женой. А это будет со дня на день: степняки – суровое племя, они не отстанут, пока не доведут дело до конца.

– Ты собираешься на свадьбу?!

– На празднование в доме герцога – конечно, нет. Да нас туда никто и не позовет. А вот в городскую канцелярию на регистрацию их союза точно набежит толпа. Вот и мы заодно посмотрим.

Каталина смутилась:

– Нас все узнают… надо одеться как-то неприметно.

– Наоборот! Самые яркие платья – такие, чтобы на грани уместного! – Агнесса вскинула голову, зеленые глаза заискрились. – Как знать, вдруг там будут интересные люди?

– Друзья Адриана?

– Еще не хватало! Про них мы и так знаем – там ни гроша за душой. Я не про этих детей. Герцог Роберт едва ли кого-то будет приглашать, но пара-тройка его давних недругов может приехать, чтобы поглумиться. А давние недруги герцогов – люди обычно достойные.

– Им и лет, как Роберту? – поникла Каталина.

– И что? Мы обязательно пойдем! Только не делай такое кислое лицо.

Агнесса оказалась права – посмотреть на регистрацию брака в городской канцелярии Стейнбурга собралась целая толпа. Приглашенных гостей было совсем немного, зато зевак и случайных прохожих набежало едва ли не полгорода. Старый герцог Роберт держался так, словно его сын женился не на кочевнице, а по меньшей мере на королеве. Сам молодой маркиз смотрел сквозь гостей пустым невидящим взглядом. На нем был нарядный белый кафтан, расшитый серебряными нитями и самоцветами; на обильно украшенной кожаной портупее болталась сабля в дорогих ножнах, на башмаках сверкали серебряные пряжки. Невеста, невысокая и тонкая, едва доставала рослому Адриану до плеча. Алый шелк платья обрисовывал гибкую фигуру кочевницы – может быть, слишком беззастенчиво. Коротко обрезанные черные волосы невеста по степному обычаю украсила венком из маков. Губы девушки – Агнесса забыла ее имя – были плотно сжаты, черные глаза горели решительно и твердо, словно в противовес унылому взгляду Адриана.

Парадный зал городской канцелярии был увешан живыми цветами. В напольных вазах стояли букеты, перехваченные белыми лентами. За резным письменным столом восседал бургомистр, перед ним лежала раскрытая толстая тетрадь в кожаном переплете. От самого входа до стола тянулась ковровая дорожка, по которой к бургомистру должны были подойти новобрачные и свидетели. Слуги разносили игристое вино немногочисленным гостям – тем, что были внизу. Вся остальная публика устроилась на широкой открытой галерее, которая по периметру охватывала зал. Каталина стеснялась пробиться в первый ряд, к самой балюстраде, но Агнесса ловко проскользнула вперед и устроилась чуть в стороне от стола бургомистра. Отсюда и ей было все видно и слышно, и ее – яркую и эффектную женщину с копной рыжих волос – было хорошо видно. Она быстро осмотрела всех, кто был внизу. Жених с невестой. Четверо празднично одетых молодых людей – друзья Адриана. Другие четверо, постарше, – кочевники, приехавшие вместе с невестой. Герцог Роберт в нарядном, но строгом костюме, гордый и важный. Двое мужчин рядом с ним – похоже, самые приближенные из герцогской свиты. Один, высокий и крупный, был управляющим, это Агнесса услышала, когда протискивалась к ограждению. Именно ему предстояло стать свидетелем со стороны жениха. Кто второй, она не знала. Брюнет лет тридцати с небольшим, среднего роста, с прямой осанкой и отточенными движениями, был одет очень просто и держался, не привлекая к себе внимания. Агнесса отвела взгляд в поисках гостей побогаче, и словно по ее заказу дверь распахнулась. В зал вошли двое слуг, за которыми показался крупный и крепкий мужчина чуть младше герцога.

– Жените сына и заключаете долгий надежный мир с кочевниками, ваше высочество? – с порога, без всяких церемоний, обратился он к Роберту. – Прекрасный ход, прекрасный, поздравляю!

Сердце Агнессы заколотилось. Вошедший был владельцем двух ткацких фабрик и швейной мануфактуры в Стейнбурге, дела его процветали, и едва ли не на каждом из гостей была по меньшей мере одна вещь, купленная именно в его магазине.

– Благодарю, господин Томас, – сдержанно ответил герцог. – Игристого вина? – он жестом подозвал слугу с подносом.

Томас и Роберт вежливо улыбались друг другу, но опытная и искушенная в интригах Агнесса чувствовала яд этих улыбок. Впрочем, ни для кого в Стейнбурге не было секретом, что хозяин города и главный городской богач терпеть не могут друг друга.

– Вы вовремя успели, господин Томас, – мягко продолжил герцог. – Церемония вот-вот начнется, но время пока есть, и я наконец-то познакомлю вас с моим сыном, – он отошел в сторону и тут же вернулся с Адрианом, рядом с которым чуть в стороне шла его невеста. Девушка молчала, и Агнесса даже засомневалась, понимает ли эта дикарка стейнбургскую речь.

– Господин Томас, это мой сын, маркиз Адриан, – церемонно кивнул герцог, потом обратился к сыну. – Маркиз, это господин Томас, самый успешный из промышленников и торговцев Стейнбурга. Оставляю вас друг на друга, а я должен сейчас поговорить с бургомистром, – он обернулся к управляющему. – Бруно, пойдемте со мной, вы тоже будете нужны.

Томас, крутя в руке бокал искрящегося вина, посмотрел вслед герцогу, потом обернулся к его сыну.

– Всегда уважал вашего отца за умение держать любой удар, – вкрадчиво улыбнулся он. – Даже из вашей вынужденной женитьбы на дикой неотесанной кочевнице он устроил свадьбу века, словно так и надо.

По вспыхнувшим глазам степнячки Агнесса увидела, что та все-таки понимает по-стейнбургски. Адриан оторопело смотрел на незваного гостя, и Агнесса, зная о чересчур мягком нраве маркиза, даже подумала, что Томасу все сойдет с рук, но вдруг рядом раздался очень сдержанный голос:

– Господин Томас, маркиз не может должным образом вступиться за свою невесту, – он хозяин праздника, и это оказалось бы нарушением законов гостеприимства.

Это был брюнет с прямой спиной и движениями хищника. Он говорил с Томасом совершенно спокойно. Агнесса с интересом заметила лазурно-синие глаза и почти неуловимую улыбку.

– Что? – насупился гость.

– Со стороны его светлости маркиза Адриана это стало бы нарушением правил, а вот с моей – ничуть. Поэтому, господин Томас, предлагаю вам или немедленно извиниться перед дамой, или выбрать время, место и оружие, с которым мы продолжим нашу беседу.