Текст книги "Полынья"

Глава четвертая

Два газетчика, не зная о точном времени поединка, торчали у западных ворот уже час и успели изрядно продрогнуть под переменчивым апрельским ветром.

– И ведь ничего не напишешь заранее, никаких набросков, – ворчал репортер «Городских вестей».

Его коллега из «Новостей Стейнбурга», не отвечая, поднял повыше воротник, втянул кисти в рукава и лишь потом хмуро буркнул:

– Угу. Не угадать, как пойдет. Оба – прекрасные фехтовальщики. Оба дерутся чуть ли не каждую неделю по любому поводу.

– Друг с другом они раньше не дрались?

– Нет, мы бы знали. Да и этот герцогский секретарь не так давно объявился в Стейнбурге.

– Откуда он, кстати?

– Никто не слышал, – репортер покосился на собрата из «Городских вестей», сомневаясь, стоит ли делиться с трудом добытыми сведениями, но потом решил не жадничать: мало ли как дальше повернется жизнь. – Герцог с сыном и с частью двора на все прошлое лето уезжал к морю, а когда в сентябре вернулся – с ним уже был новый секретарь. О, едет кто-то!

Вдали в тесном переулке показался экипаж, и в ту же минуту на соседней улице – той, что тянулась от герцогского дома – оба газетчика увидели всадника на высокой серой лошади.

– Ага, секунданты с хирургом тут, Эдгар тоже. Сейчас и Томас должен появиться, он не любит опаздывать.

– Да вон он, тоже едет, – «Новости Стейнбурга» кивнули, указывая на западные ворота. Томас, гордо выпрямившись в седле, подъезжал к месту поединка. Оба противника оказались возле пустыря одновременно. Они приветствовали друг друга холодными кивками, не спешиваясь. Газетчики молча следили за происходящим, надеясь увидеть что-то необычное, о чем можно будет написать, но пока все шло по издавна заведенному порядку: секунданты предложили примириться и, получив от обоих вполне ожидаемый отказ, стали еще раз повторять все условия, прекрасно известные дуэлянтам. Наконец Томас и Эдгар замерли друг напротив друга, ожидая команды секундантов.

Газетчики заинтересованно разглядывали обоих. Томас был выше и намного крепче, к тому же все в Стейнбурге прекрасно знали о его военной юности. Эдгар со своим средним ростом и худощавым сложением казался хрупким в сравнении с мощным противником, но оба репортера, повидавшие не один десяток поединков, сразу отметили его верткость, быстроту и выносливость. Не успели Томас и Эдгар обменяться и парой ударов, как газетчики поняли: если Томас явно собирается убить или по меньшей мере серьезно ранить противника, то Эдгар, похоже, совершенно не стремится отправить его на тот свет. Ни один из сокрушительных выпадов Томаса пока не достиг цели, но тот был уверен в своем мастерстве и считал, что намного сильнее соперника. Он собирался нанести один из своих коронных ударов, но вдруг шпага Эдгара скользнула вдоль его клинка, и Томас, хоть и понял в последний миг, что именно делает противник, но отреагировать уже никак не мог – пальцы его словно сами собой разжались, и шпага с глухим звуком упала на утоптанную землю пустыря.

– Прием трусов, – сквозь зубы процедил Томас, еле сдерживая бешенство.

Эдгар улыбнулся, кивком указывая на лежащую шпагу:

– А мне-то говорили, что вы умеете ее держать в руках, – он подцепил шпагу Томаса острием своей, приподнял и протянул ему. – Продолжим, как и договаривались, – до тех пор, пока оба можем вести бой?

Томас, скрипя зубами, взял шпагу.

– Я ж тебя сейчас в клочья изрублю!

– Вперед. У вас уже была пара минут для этого.

Шпаги снова зазвенели. Томас изо всех сил сдерживался, зная, что ярость – плохой союзник, и старался вывести Эдгара из равновесия.

– Искромсаю, как щенка, – рычал он. – Ты ж еще молодой парень. Разве дикая кочевница этого стоит?

– А, понял, – Эдгар снова улыбнулся, – объяснять про честь женщины и про честь дома, где я служу, вам бесполезно. Чего же вы ждете? Кромсайте! Или у вас всегда слова так расходятся с делом?

Томас, окончательно потеряв самообладание, ринулся на него с утроенной силой и в пылу броска даже не сразу почувствовал боль – но остановился, заметив, что его правый рукав окрасился кровью, а рука стала словно чужой. Эдгар отступил на шаг, синие глаза смотрели с едва уловимой насмешкой.

– Сможете продолжать?

– Нет, – прошипел Томас, жестом подзывая обоих секундантов, которые тут же подтвердили, что поединок завершен.

– Выздоравливайте. Я передам ваши извинения маркизе Динаре, – Эдгар улыбнулся уже чуть свободнее, встретился взглядом с соперником – и замер.

Карие глаза Томаса вдруг показались ему похожими на темную воду. Темная, почти черная ледяная вода. Ледяной холод. Эдгар почувствовал, что перед глазами у него все начинает плыть, а ноги словно подкашиваются. Он застыл, боясь рухнуть прямо перед противником, секундантами и газетчиками. Осторожно выдохнул. Наваждение не проходило. Ледяная темная вода, бездонная полынья. Повсюду. Не видя ничего перед собой, кроме холодной воды, он на негнущихся ногах шагнул к Мышке, радуясь про себя, что привязал лошадь совсем рядом. Руки не слушались. Эдгар едва отвязал повод и, перекидывая его на шею Мышке, прикоснулся к ее теплому бархатному носу, а потом – к шее. Теплый нос и теплый конский мех словно привели его в чувство. Он покосился на место дуэли: похоже, никто и не заметил, что ему не по себе. Секунданты вместе с хирургом были заняты Томасом, а оба репортера, поняв, что продолжения не будет, развернулись и двинулись в сторону от пустыря – Эдгар видел, как удаляются их силуэты. Он сделал несколько глубоких вдохов, собираясь с силами. Надо сесть в седло. Легко и красиво – все-таки на него могут посмотреть. А, уж хоть бы как. Мышка фыркнула. Он окончательно оклемался, вскочил в седло, подобрал повод, выпрямился, подставляя лицо холодному апрельскому ветру. Холодному, но живому.

Через несколько минут Эдгар уже въехал во двор герцогского дома. На улице начало темнеть, почти все окна в доме тоже были темны – у герцога Роберта рано вставали и рано ложились, так было заведено. Эдгар невольно поднял взгляд на окно, из которого совсем недавно молодая маркиза послала вслед ему древний охранный знак. Окно было таким же темным, как и остальные, но ему показалось, что тяжелая штора чуть колыхнулась. Он завел Мышку в денник, расседлал, обтер, принес ей ведро воды и только после этого направился к дому. Как обычно в это время, свечи везде уже были погашены, лишь внизу у парадной лестницы горела пара масляных ламп. Эдгар прикрыл за собой дверь и вдруг услышал легкие шаги на лестнице.

Он поднял голову. По ступенькам быстро сбегала вниз Динара. На долю мгновения он растерялся, думая, как к ней обратиться – на языке степняков или на здешнем наречии – но решил заговорить по-стейнбургски, словно нарочно увеличивая дистанцию.

– Ваша светлость?

Она растерянно улыбнулась:

– За весь день с этой суматохой даже не заглянула на конюшню, а там мой Янтарь.

– Конюх присматривает за всеми.

– Конечно, но… – Динара, словно вдруг спохватившись, посмотрела на него пристально. – Вы дрались с этим важным господином… с вами все в порядке?

– Да, спасибо.

– А господин, с которым вы дрались? Вы убили его?

– А вы бы этого хотели?

– Нет, нет! – испугалась она.

– Не убил, не тревожьтесь за него. Немного раскроил ему руку.

– Значит, он не умрет?

– Умереть и от царапинки можно, вам ли не знать, – усмехнулся он, вспомнив, что Динару, как и всех знатных степнячек, учили искусству врачевания. – Но не должен.

Эдгар не решался встретиться с ней взглядом – он помнил, что у маркизы черные глаза, и сейчас боялся, что ему снова начнет мерещиться ледяная темная вода.

– Правда все в порядке? – повторила она несмело. – Вы совсем зеленый.

– Наверное, так в потемках кажется, – отшутился он и, собравшись с силами, все-таки заглянул ей в лицо. Отворачиваться дальше было уже просто невежливо.

Черные глаза не были холодными, как вода. Наоборот. Жаркие, как раскаленная степь в июле, они словно согревали. Нет, скорее даже жгли.

– Помочь вам на конюшне, ваша светлость?

– Нет, спасибо, – Динара проскользнула мимо него, замерла на миг на пороге. – Доброй ночи.

– Доброй ночи, ваша светлость.

Две газеты лежали на изящном чайном столике. Читать, держа газету левой рукой, было неудобно, но Томас, недовольно хмурясь, все-таки пробежал глазами и «Городские вести», и «Новости Стейнбурга». Оба репортера постарались на совесть – вчерашний поединок был изображен со всеми подробностями. Томас неловко повернулся и задел правой рукой, подвешенной на косынке, край столика. Он зашипел и снова, как завороженный, уставился на бумагу. Газетчики умолчали о причине схватки, явно опасаясь, что если они упомянут в печати имя маркизы, то тут же будут вызваны на дуэль – и вовсе не факт, что секретарь герцога обойдется с ними так милосердно, как с Томасом.

Он потянулся к колокольчику и, прежде чем позвонить, повертел его в руке, любуясь тонкой работой: сделанную на заказ вещицу украшал узор из лент, ниток и рулонов ткани, которые образовывали букву Т. Томас, никогда не имевший фамильного герба и титула, давно уже мог себе позволить купить хоть графство, хоть даже герцогство, но не видел в этом никакой необходимости. Это раньше человек без титула не мог ни на дуэли драться, ни в городском собрании голосовать, – а теперь права у всех равны, будь ты хоть принц, хоть лавочник. Вот герб – другое дело. Томас давным-давно заказал художнику герб, и теперь первая буква его имени, словно увитая рулонами ткани, красовалась на многих его вещах, но главное – бирки с этим знаком были на всех тканях с его фабрик и на всей одежде из его швейных мастерских.

Покрутив в левой руке колокольчик, Томас позвонил, приказал принести завтрак и стал осторожно устраиваться в кресле. Спускаться из своего кабинета в столовую ему не хотелось: болела рука, кружилась голова, а настроение было таким мерзким, что он боялся сорваться на кого-нибудь из ни в чем не повинной челяди. Ничего. Теперь он знает финты этого секретаришки и в следующий раз будет наготове. А в том, что следующий раз будет, Томас ничуть не сомневался.

Слуга принес поднос с завтраком.

– Что-нибудь еще прикажете?

Томас быстро покосился на еду. Он был не в духе и не уточнил, что именно хочет к завтраку, поэтому теперь придирчиво рассматривал поднос. Все то, что можно легко взять одной рукой. Кухарка сама сообразила, или так случайно вышло?

– Нет. Налей мне кофе и молока и ступай.

Когда слуга вышел, Томас заерзал в кресле, чтобы поудобнее устроиться, и потянулся наконец к подносу. Ватрушки с творогом, корицей и яблоками его кухарка всегда делала просто сказочные. Он решил начать именно с ватрушек, хотя рядом с ними на подносе лежали и аккуратно поджаренные кусочки хлеба, и мягкое масло, и тонко нарезанный сыр. Томас уже представил себе вкус ватрушки и потом – вкус горячего кофе с молоком, как вдруг в дверь кабинета постучали.

– Ну что еще? – рявкнул он и тут же про себя подумал, что зря так. Грубить челяди не стоило.

– Господин Томас, вас… вас хочет видеть дама.

– Что?!

– Дама, – пролепетал слуга, удивленный едва ли не больше господина.

– Какая еще дама?

Томас лихорадочно думал, пытаясь угадать, кого могла принести нелегкая в такой ранний час. У него промелькнула мысль, что к нему зачем-то явилась молодая маркиза, но это было совершенно невозможно. Он опустил ватрушку и вдруг понял, что раздражение проходит. Стало интересно.

– Проси! – приказал он.

Слуга исчез за дверью и через несколько мгновений снова показался, уже вместе с посетительницей. Томас тут же ее вспомнил – он видел ее вчера в городской канцелярии во время свадебной церемонии. Он быстро окинул незнакомку взглядом. Лет тридцать пять, а то и все сорок. Высокая, стройная, уверенная. Очень броская: ярко-зеленые глаза, вьющиеся рыжие волосы, чересчур нарядное платье.

– Прошу прощения, что не встаю навстречу вам, – улыбнулся он.

– Я знаю о вчерашнем поединке, – кивнула гостья. – И рада, что все более-менее обошлось. Меня зовут Агнесса.

– Вы стояли вчера на галерее во время свадьбы? – спросил он, хотя был уверен, что не ошибается. – С младшей сестрой, кажется?

– С дочерью.

– Никогда бы не поверил, – Томас покосился на чайный столик, поднос и колокольчик. – Кофе совсем горячий, завтрак только что подали, я прикажу принести вторую чашку и приборы?

– А я не откажусь, – Агнесса улыбнулась. Улыбка у нее была, пожалуй, тоже чересчур напористая, но Томасу это даже понравилось.

– Вот и славно, – он потряс колокольчиком, призывая слугу. – За завтраком и поговорим о делах. Вы же не просто так пришли?

– Я пришла предложить вам свои услуги, господин Томас.

– Вот как? И что это за услуги?

– Я, господин Томас, зарабатываю себе и Каталине на жизнь тем, что оказываю разным обеспеченным людям помощь в деликатных делах. У влиятельных людей полно недругов, вы это знаете как никто.

Томас уклончиво покачал головой, не зная пока, соглашаться с этой напористой дамой или нет.

– И порой влиятельному человеку хочется узнать что-то о своих недоброжелателях. Скелеты в шкафу, тайные отношения, да мало ли что. Вот в таких случаях я и стараюсь помочь.

– Вы не так давно в Стейнбурге, – заметил Томас.

– Меньше полугода. С такой деятельностью мы не можем жить на одном месте, приходится часто переезжать.

– А с чего вы взяли, что я что-то о ком-то собираюсь разнюхивать?

– Прекрасные ватрушки, ваш повар – божество! – заметила Агнесса. – Я знаю о том, что вы и герцог Роберт недолюбливаете друг друга.

– Это еще мягко сказано.

– Два самых влиятельных человека в городе могут либо высоко ценить друг друга, либо ненавидеть, – кивнула она. – У герцога Роберта меня обидели. Точнее, не меня, а мою дочь, Каталину. Но тем хуже для них – за себя я бы так не мстила. Так вот, Каталину обидели, жестоко и совершенно незаслуженно, и я очень хочу в отместку подпортить герцогу жизнь. Я прекрасно осознаю, что едва ли смогу серьезно ему навредить. Но устроить неприятности, пусть и мелкие, – тоже хорошо.

– Понимаю.

– Утром я прочитала в газетах о вашем поединке. Получается, что и вас обидели у герцога Роберта. Вы и так его не любили, теперь, может быть, эта неприязнь стала сильнее. Вот я и решила к вам заглянуть, представиться и предложить сделку.

– Вы собираетесь искать непонятно какие сведения, обличающие герцога, и хотите, чтобы я за это заплатил? – рассмеялся Томас.

Агнесса ничуть не смутилась.

– Герцога Роберта, похоже, трудно на чем-то поймать. Если вообще возможно. Человек старой закалки, сейчас таких безупречных и не бывает. Он, может, потому и невзлюбил вас, что как-то случайно узнал, каким именно образом вы достали денег на покупку самой первой вашей ткацкой фабрики.

– Я вижу, вы подготовились. Как же именно такой безупречный герцог обидел вашу дочь?

– Каталина была невестой маркиза Адриана. По счастью, газетчики об этом не узнали, и ее имя не попало на страницы. Но маркиз уже подарил ей помолвочное кольцо – и вдруг женился на дикарке.

– Я видел вашу дочь в канцелярии. Она очень хороша и легко найдет себе жениха куда лучше маркиза.

– Я сказала ей то же самое. Но все равно очень хочу устроить неприятности герцогу и его дому.

– Дом Роберта Стейнбургского, – нахмурившись, пробормотал Томас. – Что вы там можете разнюхать? Там то еще сборище… Старый герцог, такой безупречный, что аж скулы сводит. Две его дочери, которые давно замужем и живут своими семьями в предместьях, и сын, бесхребетный олух. Управляющий, ни разу не проворовавшийся, что странно. Секретарь с подготовкой боевого офицера и манерами короля в изгнании. И молодая маркиза – дикарка из стана кочевников. Цирк, а не дом первого человека в городе.

Агнесса опустила чашку.

– Прекрасный кофе, прекрасные ватрушки. Благодарю вас за завтрак, господин Томас. Жаль, что мое предложение вас не увлекло, но что поделать.

Томас чуть повернулся в кресле, снова неосторожно задел столик правой рукой и едва удержался, чтобы не выругаться. Чертов этот секретаришка.

– Подождите, – произнес вдруг он. – Я бы, пожалуй, заплатил вам, если бы вы узнали все о моем вчерашнем противнике. Мне о нем ничего, кроме имени, не известно.

– Он служит у герцога Роберта с прошлой осени, я это знаю от дочери. Ведет всю переписку от имени герцога, помогает ему разбираться в залежах старинных книг в библиотеке. Переводит, когда к герцогу являются посыльные, не слишком хорошо владеющие стейнбургским наречием, или когда старый Роберт ведет переписку на других языках. Навскидку больше ничего не скажу, но я и не узнавала.

– Сколько стоят ваши услуги?

– Одну норму в день. И отдельно – накладные расходы. Иногда мне приходится тратиться: подкупать собеседника, например. Или угощать.

– Четверть нормы в день, – ответил Томас.

– Еще раз благодарю за завтрак, – фыркнула Агнесса, поднимаясь с кресла. – Выздоравливайте.

Она направилась к выходу из кабинета.

– Полнормы.

– Одну, господин Томас.

– Три четверти.

Агнесса даже не повернулась. Томас удивленно смотрел ей вслед. Уверенная, напористая, жадная до внимания, до денег, до ярких ощущений, она ему нравилась. И точно уж была тем человеком, которого лучше держать в союзниках, а не в противниках.

– Хорошо, пусть будет норма в день.

– Я знала, что мы договоримся.

Весной и летом герцог Роберт поднимался с рассветом. Раннее утро было его любимым временем. Дом еще спал, и герцог мог провести час-полтора в библиотеке, наслаждаясь в одиночестве книгами. Роберт собирал книги с юности, привозя их отовсюду – а путешествовал он тогда постоянно. Он продолжал покупать книги и сейчас, хотя давно уже понял, что ни старшие его дочери, ни Адриан не проявляют к драгоценным томам никакого интереса. Ничего. В завещании, давно подготовленном и до поры хранящемся в городской канцелярии, указано, что все книги достанутся городу, чтобы стать основой общей библиотеки.

При мысли о городе Роберт нахмурился – в окрестностях Стейнбурга в последнее время все чаще появлялись чернокрылые. Герцог даже думал, не нанять ли пару отрядов для защиты жителей, но пока решил подождать. Да и расходы для Роберта оказались бы слишком внушительными – он не Томас, который и армию содержать может.

Он снова перевел взгляд на книжные полки и шагнул в сторону – к высокому шкафу, где ждали своего часа еще не разобранные книги. Герцог всегда тщательно расставлял тома по собственной системе: богословие к богословию, науки к наукам, поэзия отдельно, романы отдельно, философия и вовсе в особом шкафу. Иногда он терялся: куда, например, поставить рыцарский роман в стихах? К романам или к поэзии? Но любой фолиант из своего огромного собрания Роберт мог найти за считаные мгновения.

Сейчас старый герцог размышлял, куда бы определить толстую книгу в грубом потрепанном переплете. Он велел позвать секретаря и, дожидаясь его, еще раз открыл том. Положив книгу перед собой, Роберт заскользил взглядом по строчкам.

– Доброе утро, ваше высочество.

Герцог приветствовал вошедшего быстрым кивком, но потом оторвался от книги.

– Вы читали «Мысли о морали, добре и зле»?

– Первые три-четыре страницы, – улыбнулся в ответ Эдгар.

– Куда бы вы ее поставили – к философии или к романам?

– К философии. На редкость занудная книга, ей там самое место.

Роберт закрыл том и молча протянул секретарю, тот так же молча поставил книгу в шкаф с философскими трудами.

– Осталось совсем немного, – указал герцог на полки. – Разобрать тома на других языках – и все.

– Вы сейчас хотите это начать, ваше высочество?

– Да. Кстати, – Роберт вдруг замер, словно ловя какую-то смутную мысль, – о языках… Вы вот решили, что чернокрылые – наемники. А на каком языке они между собой говорили?

– Ни на каком. Они вообще друг с другом не перекрикивались. Налетели, пытаясь раскроить все и всех. Но не вышло. Думаю, я обратил бы внимание на язык, хотя и было немного не до того.

– В последние дни их видят повсюду. Все чаще и чаще. В основном они нападают на отдаленные трактиры и постоялые дворы.

– Пока – только на востоке от Стейнбурга, – кивнул Эдгар. – Но потихоньку оказываются все ближе и ближе.

– С тем небольшим гарнизоном, что у меня есть, их не остановить. Тем более что часть людей я отправлю вместе с Адрианом и его женой в Золотые Сады.

Золотые Сады были одной из загородных усадеб герцога, и это имение должно было перейти к Адриану после свадьбы. Эдгар на миг замер, потом спокойно кивнул:

– Там сейчас намного безопаснее.

От Стейнбурга до Золотых Садов был целый день пути. Далеко. Эдгар осторожно выдохнул, представил жаркие черные глаза молодой маркизы. Что ж, чем большее расстояние будет между ним и Динарой, тем лучше.

– Они поедут еще до завтрака, я уже велел все подготовить. Степняки отправились в свой стан на рассвете, а через полчаса-час Адриан с женой и небольшим отрядом тоже тронется в путь.

Эдгар отвернулся в сторону, искренне надеясь, что герцог сейчас смотрит на книжные полки, а не на него. Через полчаса-час. Скорее всего, он даже не увидит Динару до отъезда – а если так, то неизвестно, когда встретится с ней снова. Разве что герцог отправит его в Золотые Сады с какими-нибудь письмами. Хотя вряд ли: для развозки писем есть посыльные. Но Роберт может приказать ему поехать, если надо будет передать что-нибудь особо важное…

Усилием воли он заставил себя вернуться к книгам.

– Что-нибудь еще разобрать, ваше высочество?

– Пока нет, спасибо. Я хочу закончить это сегодня, но сейчас мы прервемся. Продолжим потом, когда все уедут. Ступайте, я пришлю потом за вами.

– Благодарю.

Выйдя из библиотеки, Эдгар быстро спустился по лестнице. У главного входа была суета, слуги грузили наскоро собранные корзины и баулы в экипаж, запряженный парой рыжих лошадей. Переезд молодой четы был более чем скромным – всего один экипаж да десять всадников из личной стражи герцога. Эдгар подумал, что Динара наверняка предпочла бы поехать верхом. Но что пристало степной кочевнице – не пристало маркизе, невестке самого герцога Роберта. А она, наверное, и настаивать не пробовала: Эдгар чувствовал, что степнячка, оставшись в одиночестве в чужом городе, решила принять здешние правила игры.

Наверху показались Адриан и Динара. Маркиз шел по лестнице и, казалось, бережно сводил вниз жену, но друг на друга счастливые новобрачные не смотрели. Динара проскользнула мимо Эдгара, словно не замечая, и устроилась на подушках экипажа, глядя прямо перед собой. Апрельское утро было теплым и солнечным, верх экипажа заранее опустили, и Эдгар видел стройную шею кочевницы и ее коротко обрезанные черные волосы. Адриан сел возле жены, кучер хлестнул лошадей, копыта застучали по брусчатке, и вся процессия тронулась. Сразу за домом герцога улица уходила налево. Эдгар стоял, провожая экипаж глазами. Перед самым поворотом Динара обернулась, на миг их взгляды встретились, и экипаж тут же скрылся за углом.