Текст книги "В погоне за мечтой"

Глава 11

Осторожно приоткрыв дверь, я заглянула в комнату горничных. Сидя у окна, Настасья неловко орудовала швейной иголкой и уже совершенно запуталась в тянущейся за ней длинной нитке. Свернувшись калачиком поверх покрывала, Машенька мирно посапывала на своей кровати – очень удачно!

Прижимая к губам палец, я знаками велела горничной одеваться теплее и выходить. Понятливая девочка с готовностью оставила свой каторжный труд и выскочила в коридор с душегрейкой в охапке.

– Гулять? – Она так и била копытом, точно застоявшаяся у коновязи породистая лошадка.

– Потом – непременно, – пообещала я. – Но сперва – в меховой ряд.

– Хотите себе новую шубу заказать?

Я не удержалась от горестного вздоха. Эх, шуба, шуба… Роскошный подарок послов дружественной северной страны не пережил заключения в подвале: мех основательно пропах луком и чесноком, прокоптился дымом костров и пропитался целым букетом прочих слабоароматных запахов. А химчисток в этом мире еще не было… Хотя моей шубке уже никакая чистка не поможет: воткнутый в снег перед подъемом факел упал как раз на длинную полу и выжег в ней здоровенную лысину. Как будто этого мало, кто-то из разбойников, выбираясь через узкий лаз, потерял ножик – вряд ли это была ловушка, иначе бы я точно в нее угодила, елозя туда-сюда. Теперь спину шубы пересекал неровный зигзагообразный разрез… А я-то думала, отчего Машеньку стало вдруг так тяжело тащить?

– Хочу – только не для себя. – Я запустила руку в карман, где мелодично звякнули несколько монеток. На хорошую шубу с лихвой хватит пяти золотых… Возьму на всякий случай десять.

– …Машке?! – догадалась девушка.

– Это самое меньшее, что я могу для нее сделать. Наверное, уже через неделю подземной жизни я перестала бы отличать день от ночи и смирилась. А она, представляешь, каждое утро в одно и то же время приносила горячую воду для умывания, как будто все по-прежнему, и заставляла поверить, что все еще так и будет, понимаешь? Может быть, только поэтому я и не сошла тогда с ума…

– Она точно так же говорит, – задумчиво пробормотала горничная. – Что, если бы вы не сказали, что все будет хорошо, она сдалась и умерла бы, потому что жить под землей невыносимо. Она ведь боится темноты!

– Я тоже… не люблю. Выходит, мы помогли друг другу.

Когда мы с Настасьей проходили через ворота высокой стены, отделяющей дворцовую территорию от города, нас чуть было не сбил с ног всадник на лошади. Прижавшись спиной к каменной кладке, я почувствовала исходящий от скакуна запах потной шерсти и кожи и сумела хорошо разглядеть ногу всадника, выглядывающую из-под такой знакомой полы короткой шубы.

– Его величество куда-то поехали, – подтвердил мою догадку Левушка. Несмотря на страшную рану, ему удалось выжить – каким-то чудом кинжал прошел в миллиметре от сердца. Но телохранителю все же пришлось полежать пластом, в ожидании, пока затянутся жуткие рубцы, хотя он и рвался вскочить на ноги уже на следующий день, чтобы отправиться на мои поиски. А сегодня, когда начальник королевских гвардейцев предложил мне в сопровождающие другого телохранителя, Лев так выразительно наобещал тому всего плохого, что он счел за благо добровольно уступить сию хлопотную обязанность.

– Король все эти дни постоянно надевал новую шубу, – заметила Настасья.

– И я его понимаю. – Я смахнула каменную крошку с парчового рукава. – Мне моя тоже очень нравилась…

Подробно описав Машенькины параметры (на голову ниже меня и на полголовы – вот этой девушки), я принялась живописать скорняку желаемый фасон новой шубки. Даже сподобилась изобразить что-то вроде эскиза на листе грубоватой, но дорого ценящейся в этом мире бумаги. Однако чем больше я рассказывала и объясняла, тем сильнее стекленел взгляд слушателя. В конце концов, на каждое сказанное мной слово он начал отвечать одной и той же фразой:

– Чтобы подол книзу слегка расширялся, вот так, трапецией, понимаете?

– Такого не может быть!..

– И воротник отложной, как вот тут, на картинке!

– Такого не может быть!..

– Тогда мы пойдем к конкурентам!

– Такого не может быть!.. То есть это же бессмысленно – никто другой вам такой шубы тоже не сошьет, таких просто не бывает! Скорняжное сообщество этого не допустит.

– А если оно не узнает? – тоном змеи-искусительницы предложила Настасья.

Меховщик неуверенно оглянулся на прислушивающихся к разговору подмастерьев:

– Н-н-нет…

– А за двойную плату? – включилась в игру я.

– Э-э-э…

– И вы можете не ставить на шубу клеймо мастерской!

Против такого аргумента ни один бизнесмен устоять бы не смог.

– Не ставить клеймо? – пролепетал он.

– Тройную цену! – Я поднажала. – Но учтите – если новый фасон войдет в моду…

– Мы возьмем за эту шубу обычную цену и поставим клеймо мастерской. – Вытирая усы, с улицы размашистым шагом вошел еще один мужчина, судя по замашкам – хозяин, а по внешнему сходству – отец того, кто принимал у нас заказ. Мимоходом старший отвесил молодому отеческий подзатыльник.

Еще раз выслушав наши сбивчивые объяснения и пожелания по поводу шубки, мастер внимательно рассмотрел сделанный мной рисунок, конусовидно заточенным кусочком древесного угля внес свои исправления, после чего с ходу на обратной стороне листа начертил выкройку и приблизительно рассчитал необходимое количество шкурок:

– Выбирать будете?

– Конечно! – в один голос воскликнули мы с Настасьей. Ни я, ни горничная не считали себя профессионалами, способными с ходу отбраковать негодную шкурку, но до чего же приятно было покопаться в меховых грудах! Мы так разошлись, что навыбирали вдвое больше необходимого.

– Может, сразу и тебе шубейку новую заказать? – глядя жадным взглядом на собранную кипу, задумчиво пробормотала я.

– И у нас с Машкой одинаковые шубы будут, что ли? – надула губки девушка. – Нет уж, лучше подкоплю и сама куплю… Или заслужу.

– Не извольте беспокоиться, сделаем все в лучшем виде! – пообещал мастер. Хотя сейчас его, кажется, гораздо больше интересовала не предстоящая работа, а небрежно отброшенный Настасьей в сторону тючок – три предыдущих скорняка на просьбу «подремонтировать» мою наградную шубку отвечали лишь полными ужаса взглядами, так что в этой мастерской мы даже не стали ее разворачивать. Однако ремесленник и в туго скатанном валиком мехе сумел угадать настоящее произведение искусства: – Северная работа?

– Югорская, – подтвердила я.

– Макарий, – уверенно опознал он руку мастера. – Старик уже, а стежок к стежку кладет, точно шкурку так и сняли целиком… Лучше бы работать учился, а не цену набавлять! – с этими словами суровый воспитатель вновь отвесил подзатыльник великовозрастному сынку. Тот лишь шмыгнул носом, безропотно принимая отеческое наставление.

– Хотите, я вам ее подарю? – неожиданно решилась я. Честно говоря, смотреть на изуродованную красоту было просто мучительно, а выбросить – не подымалась рука. – Для перенятия опыта, так сказать…

– Не-нет-нет! – Мужик всполошно замахал руками, как будто я предложила ему постоять на стреме, пока буду обчищать королевскую казну. – Это слишком дорогой подарок!

– Можно сказать, просто бесценный, – горестно вздохнула я. – И он… ничего не стоит. Настенька, покажи…

Настасья послушно встряхнула шубку, в полный рост демонстрируя нанесенные меху повреждения.

Сказать, что увиденное потрясло скорняка – все равно что сравнить Ниагарский водопад с веселым ручейком в дренажной канаве. У сурового плечистого кожемяки аж слезы на глазах выступили:

– Как… Кто это сделал?.. Как такое могло получиться?..

– Несчастный случай. – Мне не хотелось углубляться в подробности, и мастер понятливо не стал настаивать. Как и продолжать отказываться от бесценного подношения – кажется, он просто окончательно потерял дар речи.

– Изготовим в кратчайшие сроки, госпожа придворная чародейка! – пробасил за него младший, отвешивая мне на прощание земной поклон.

– Просто гора с плеч, – искренне поделилась я, когда мы покинули лавку и прогулочным шагом направились обратно во дворец. – Хотя я, кажется, на радостях столько заказов набрала, что нам теперь придется варить мыло, не разгибаясь, весь следующий месяц. Даже не знаю, как время выкроить, чтобы заказ забрать, не говоря уже о том, чтобы праздно гулять…

– Справимся, – уверенно заявила Настасья.

– Вы все можете, – из-за плеча пробасил Левушка. А в следующий момент мы с Настасьей еле дышали, прижатые к стене ближайшего дома его бревнообразной рукой: – За нами кто-то следит! – страшным конспиративным шепотом сообщил телохранитель. – Вон те двое идут от самой лавки!

– А до лавки они шли за нами от дворца. – Я отвела руку и, поморщившись, растерла ребра – еще старые синяки не прошли. – Это же дворцовые гвардейцы, их ваш начальник за нами послал, для подстраховки…

– То-то я смотрю, рожи больно знакомые, – буркнул Лев. – Не доверяют, сталбыть… И правильно – в прошлый раз вон как опростоволосился, да и сейчас не сразу заметил…

– Потренируешься – и все придет, – попыталась я утешить бедолагу, но он лишь горестно вздохнул. Надеюсь, после возвращения во дворец пойдет тренироваться и накачивать мышцы, а не предаваться унынию и накладывать на себя руки…

– Вы гуляли без меня! – с порога разоблачила нас Машенька.

– Вовсе нет, выходили по делу, – подмигнув Настасье, бодро соврала я. – Сама помнишь, сколько нам всего назаказывали – надо запасы пополнить…

– А почему с пустыми руками?

– Заказали с доставкой… Откуда это так воняет? – Я сменила тему – безыскусно, но вполне искренне.

– О-о-о! – многозначительно протянула девушка. Проследив за ее взглядом, я еле удержалась от смеха.

Пожалуй, когда-то это было шубой… или дубленкой… дохой, а то и пуховиком – сейчас уже невозможно было сказать определенно.

– Что это?! – в ужасе воскликнула Настасья.

– Шуба! – не обращая внимания на нашу реакцию, с гордостью заметила вторая горничная.

– Кхм… И где же ты ее отко… достала? – Я опасливо отступила в сторону – не хотелось, чтобы наверняка обитающая в этих меховых развалинах моль обратила свое внимание на продукт посвежее.

– Одолжила у кухарки – она ведь все равно почти никуда не выходит…

– И я ее, в общем-то, понимаю, – под нос себе пробормотала Настасья.

– Главное – теплая! А моль… и вытрясти можно.

– Не только можно, но и нужно! – Отступив еще немного, я оказалась в лаборатории и категорически потребовала: – А еще лучше – вывесите ее за окно. Пусть хотя бы верхний слой промерзнет хорошенько.

– За окно? – удивились девушки.

Ах, да – здесь ведь и окна на зиму запечатываются так, что не откроешь, только если вместе с рамой высадить!

– Тогда хотя бы в холстину закатайте, а то эта гадость сейчас по всему дому расползется!

Мысленно я перебирала в голове травки, которыми можно было бы пересыпать этот выкидыш скорняжного искусства, чтобы несколько сократить поголовье опасных насекомых. Пижма, белая полынь, герань – все это только отпугивает, а не убивает. Табак? Интересно, а Америку тут уже открыли? Что-то при дворе мне ни разу не встречался никто, затягивающийся сигарой, курящий трубку или кальян… Из доступных способов борьбы с паразитами оставалось лишь мысленно пожелать им сдохнуть – что я и приговаривала всю дорогу, пока мы с Настасьей тщательно, почти герметически упаковывали шубу в мешок из старой простыни.

– Ну, рассказывай! – избавившись от биологической угрозы, потребовала я.

– О чем? – прикинулась невинной овечкой Машенька.

– Разумеется, последние придворные новости! Ни за что не поверю, будто повариха с тобой не поделилась!

– Я могу рассказать! – вскинулась было Настасья, но я осадила ее движением руки:

– Для тебя это уже не новости, можешь что-нибудь забыть или упустить. Лучше дополняй!

Как и следовало ожидать, за время нашего отсутствия во дворце случилось многое – но самое «вкусное» Машенька, конечно, приберегла под конец: историю нашего с ней похищения и чудесного освобождения в сплетнях и домыслах. С изумлением я узнала, что Тимоха похитил меня для того, чтобы я превращала для него свинец в золото. А получив решительный и категоричный отказ, посадил в яму и сковал какой-то специальной антиколдовской цепью. Но я и тут не сдавалась, под покровом ночи зубами перегрызая прочные звенья, а металлические опилки, чтобы не вызывать подозрений, проглатывала. Когда же наконец сумела разомкнуть звено и сбросить оковы – тут уж бандитам мало не показалось! Королевские егеря, прибыв на шум, успели уже к шапочному разбору – перепуганные разбойники сами сдавались в плен, невзирая на численное превосходство, и умоляли только об одном – защитить их от моего праведного, но оттого не менее страшного гнева. В конце концов удалось «спасти» для каторги почти всю шайку – недосчитались только самого атамана и его ближайшего приспешника, которых я сгоряча превратила-таки в жаб…

Настасья хохотала от души, а я, изображая ту самую третью глухонемую жабу, только беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах выдавить даже сиплое «ква» – видно, железные опилки поперек горла встали…

– На кухне только и пересудов, что об этом, – будто ни в чем не бывало, добавила горничная. – Ух, как они все мне обрадовались: налетели, сразу давай тормошить – да что, да как там все было на самом деле…

– И что ты?

– Разумеется, подтвердила, что все это – чистая правда…

– …!

– …только разбойников вы превратили не в жаб, а в червей!

– …!!!

– Даже я таких слов не знаю, – уважительно прошептала Настасья.

– Дезоксирибонуклеиновая кислота, – напоследок совсем уж непечатно буркнула я. Порой и школьный курс биологии может на что-то сгодиться! Ладно, не давать же теперь официальное опровержение в газетах, чтобы обелить честные имена королевских егерей. Тем более что нет в этом мире периодических печатных изданий достаточной массовости.

– Госпожа придворная чародейка! – Громкий стук в дверь в очередной раз заставил нас с девочками нервно вздрогнуть.

– Да, я здесь! А в чем дело?

– Следуйте за мной! – Высокий гвардеец в королевской ливрее выглядел более чем серьезно и внушительно.

– А… куда?

– Вы все узнаете.

– Мне нужно что-нибудь с собой взять?

– Нет, просто пройдемте.

Вот так – «с вещами на выход»… Вернее, даже без вещей. Такой вот арест… за измену родине и королю?

Не расстреляют же меня, в самом деле! Из лука. Не представляю себе эту картину…

Хотя – очень даже хорошо представляю! Мотив расстрела святого Себастьяна разбойниками у средневековых художников был очень популярен. Как раз из луков. Или арбалетов. Хрен редьки не слаще…

Чтобы не отставать от своего длинноногого провожатого, я бежала следом вприпрыжку. И ломала голову – какой важной шишке в таком срочном порядке могла понадобиться? Надеюсь, не Инквизитору – для украшения декоративного костра…

Юркнув следом за гвардейцем в приоткрытую дверь, я совершенно неожиданно оказалась главным действующим лицом самого настоящего следственного эксперимента.

– Сейчас вы отвернетесь и крепко зажмурите глаза, – инструктировал меня сам король. – Несколько человек скажут одну и ту же фразу. Если чей-то голос покажется вам знакомым, поднимите руку и скажите. Вам понятно?

Я молча кивнула. От волнения язык прилип к гортани. Как все официально, сурово… Местами даже страшно!

Для надежности мне дополнительно завязали глаза плотным шарфом – чтобы не вздумала подглядывать! – и поставили спиной к опознаваемым. По невидимому и неслышимому для меня знаку каждый из них произносил одну и ту же фразу: «Надеюсь, теперь она умолкла навеки?»

Выслушав этот вопрос, троекратно повторенный разными голосами и с разным выражением, я немного поколебалась и подняла руку.

– Это господин Родион. – Так как заранее не было оговорено, кого именно я должна опознать, скрывать наше знакомство не стоило – вдруг это тест-проверка на честность или испытание, насколько у меня хорошие слух и память? Следующие несколько голосов снова оказались незнакомыми – или просто не запомнились, – а затем я вновь подняла руку:

– Этого господина по имени я не знаю, но однажды он приходил ко мне на прием – в плаще и полумаске. Хотел заказать эликсир для возвращения телу былой стройности…

– Ваше средство удивительно помогло, – хмыкнул король.

– Я брал микстуру не для себя! – запротестовал знакомый голос, но был невежливо прерван:

– Следующий!

– Надеюсь, теперь она умолкла навеки?

В глазах потемнело – я пошатнулась, но удержалась на ногах, опершись на чью-то услужливо подставленную руку.

– Это… Этот голос мне знаком. – Желание обернуться было почти непреодолимым – не для того, чтобы посмотреть в лицо злодею, но чувствовать его за своей незащищенной спиной просто невыносимо! А вдруг его не удержат? И держат ли вообще? Я так сильно свела лопатки, что спину схватило судорогой.

– Когда и при каких обстоятельствах вы его слышали?

Стараясь не упустить ни одной мелочи, я максимально подробно пересказала два подслушанных разговора – в карете и в лесу.

– Ведьма! – Судя по поднявшейся за спиной возне, возмущенного разоблачением заговорщика пришлось усмирять силой. А ведь ему теперь нечего терять! Я испуганно спряталась за широким плечом, прилагающимся к твердой услужливой руке.

– Спасибо, госпожа придворная чародейка, вы свободны. Можете вернуться к своим делам. – От официальной холодности этих слов мороз продирал по коже.

Так и не сняв повязку, я рванулась в ту сторону, где, по моим представлениям, должна была находиться дверь – хорошо, Инкви… отец Михаил вовремя успел схватиться за один из свисающих за спиной концов и сдернул шарф. А попутно окончательно разрушил и без того покосившуюся после долгого трудового дня прическу. Заколки и шпильки прыснули в разные стороны, и сильно отросшие двухцветные волосы жидким водопадом упали на плечи.

Растерянно оглядевшись по сторонам, я нагнулась, чтобы подобрать шпильку – стоили они дорого, а терялись легко, и не уверена, что у меня еще остался запас, – но священник перехватил мою руку и сжал своими горячими ладонями:

– Оставьте, госпожа чародейка, слуги подберут. Пойдемте, я вас провожу!

– Благодарю, святой отец. – Я проглотила застрявший в горле ком – такой большой и колючий, что аж слезы выступили, – и позволила вывести себя в коридор. И только там вспомнила: – А кто это был?!

Надо же так увлечься собственными переживаниями, чтобы совсем забыть поинтересоваться, кто же так настойчиво хотел лишить тебя жизни и за что!

Отец Михаил смущенно кашлянул – видимо, не знал, насколько мне можно доверять политические секреты:

– Это… кхм… один из казначеев. Проворовался и решил замести следы.

– И не нашел способа проще убийства короля? – изумилась я. – Это сколько же надо было украсть – всю казну, что ли?!

Священник поджал губы и молча развел руками: мол, это все, что могу рассказать.

– Ладно-ладно, понимаю – государственная тайна! Спасибо, что проводили, святой отец, а то я каждый раз теряюсь в этих запутанных коридорах.

Инквизитор с улыбкой поклонился, как бы давая понять, что раскусил мою маленькую ложь, но оценил комплимент.

Глава 12

То ли король хорошо знал и любил разоблаченного казначея, и мое лицо стало лишним напоминанием об этом подлом предательстве… То ли я сама его как-то разочаровала – на примере пухлого придворного продемонстрировала несоответствие занимаемой должности и склонность к беспардонному обману… Но опознание стало последним случаем, когда меня пригласили на официальное мероприятие.

Хотя по протоколу придворная чародейка в обязательном порядке должна была присутствовать при каждом королевском выходе на публику и «защищать» его величество от внезапной магической атаки, все чаще о приемах, встречах и публичных трапезах мне сообщалось постфактум, и то – если сама спрошу. Как будто больше не доверяет… или не хочет видеть… А может, и то, и другое.

Нет – ну, можно подумать, я о чем-то просила! Валялась в ногах, умоляла принять в ведьмы… И вообще, в гробу видела лишнюю работу. Просто очень ответственно отношусь к выполнению своих служебных обязанностей. Да, с детства!..

Смесь постепенно уваривалась и загустевала – все ближе подходил тот самый ответственный момент, когда мыло можно будет снять с огня, разлить по формам и оставить в холодном месте. Однако пригореть ко дну кастрюли оно могло и сейчас, поэтому я не останавливалась ни на секунду, бодро орудуя деревянной мешалкой на длинной ручке. От энергичности перемешивания качество смеси не слишком зависело, зато простой механический процесс позволял выплеснуть наружу всю боль, обиду и злость.

Ну, скажите на милость, как можно объяснить такое поведение: сперва роют носом землю, всеми силами стараются разыскать пропавшую придворную чародейку, даже объявления «ушла и не вернулась» по городу расклеили, с нарисованными от руки портретами (неизвестные живописцы, надо сказать, совсем мне не льстили и, судя по всему, вообще ни разу «объект» вживую не видели, малюя по устному описанию). Наконец нашли – не поленились согнать в лес егерей, король собственной персоной туда отправился, рискуя жизнью и здоровьем… До кареты нес на руках! Как вспомню – аж сердце замирает, хоть и без сознания была.

Зато стоило мне вернуться во дворец – мгновенно потерял всякий интерес. Впрочем, его величество можно понять: любой нормальный человек непременно проникся бы отвращением при виде вылезающего из-под земли грязного лохматого чудовища, в которое я быстро превратилась без солнечного света, ванны и чистой одежды…

Фыркнув в тон своим невеселым мыслям, я перебросила ложку в другую руку и с удвоенной энергией принялась перемешивать смесь в противоположном направлении. Мимоходом вспомнились бабушкины уроки по кулинарии: при замесе теста следует вращать ложку только в одну сторону, если начала по часовой стрелке или против, так и продолжай, иначе невкусно получится… не знаю, почему так – примета. Но мое мыло на зуб пробуют только те, кто первый раз его видит и нюхает, так что какая разница…

Чтобы отвлечься от неутешительных размышлений, я набрала заказов на чародейскую продукцию вдвое больше, чем могла осилить физически – но трудотерапия себя не оправдала. К вечеру я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и без сил падала в кровать… А вот варить мыло, одновременно занимаясь самокопанием, как выяснилось, очень даже можно!

Деревянная ложка гулко ударилась о край чугунного котла, но вместо сочувствия получила от меня лишь суровый взгляд. За прошедшую после чудесного освобождения неделю я сломала уже три мешалки, и рыночный ложкарь сделал мне скидку на четвертую, как постоянной покупательнице. А при покупке мелкооптовой двухдюжинной партии обещал добавить в подарок новенькую скалку или разделочную доску. Наверное, стоит воспользоваться этим выгодным предложением… Уж лучше думать об этом, чем снова вспоминать, как за завтраком его величество вскользь мазнул по мне взглядом, точно по пустому месту…

Пш-ш-ш!..

О, черт, совсем позабыла о кипящем на спиртовке чайнике! Вернее, уже совсем выкипающем… На секунду оторвавшись от перемешивания, я бросилась к столу. Как назло, рядом не оказалось никого из девочек: Машенька гуляла в королевском садике и в соответствии с моим строгим указанием дышала свежим воздухом. А Настасья отлучилась по моему же совершенно неотложному указанию – побежала в скорняжную мастерскую уточнить сроки готовности заказа, а то мы в прошлый раз на радостях об этом даже не спросили. Хотя можно было и не торопиться – кипяток залил пламя, а спиртовка, хоть и заправленная вместо спирта местным самогоном тройной очистки, все-таки не газовая горелка: помещение не отравит и сама собой не взорвется. На автомате я достала чайник, ополоснула кипятком, насыпала заварку и залила водой – пусть настаивается.

Возвращаясь к оставленному без присмотра мылу, я мельком глянула в окошко – красота-то какая! Видом на море, густой лес или хотя бы чистое раздольное поле моя комнатка похвастать не могла, но в такую погоду даже внутренний двор, где разгружались подводы с продуктами для дворцовой кухни, выглядел празднично. По-весеннему яркое солнышко так и манило, так и звало бросить все и идти на улицу, провожать зиму катанием с подтаявшей ледяной горки или строительством рыхлого влажного снеговика. Мое любимое время года: кругом еще лежит снежок, но воздух уже полон томительных предчувствий – природа беременна весной и с умилением наблюдает за тем, как птицы-торопыги в кронах лысых деревьев выводят звенящие трели, готовясь объявить всему миру радостную весть…

Кстати, о беременных – интересно, как там Машенька? Из окна в лучшем случае можно разглядеть край забора, огораживающего сад, по заснеженным дорожкам которого сейчас должна была степенно шествовать моя горничная.

Хлопнула дверь – Машенька, в поварихиной шубе похожая на неуклюжего медвежонка, громко объявила, что нагулялась, и вообще – без меня скучно!

– Не замерзла? – заботливо поинтересовалась я. – А то у меня и чаек горяченький как раз заварился… О, господи! Мыло!!!

Мне в жизни еще не приходилось видеть ничего ужаснее! Нет, смесь не пригорела – напротив, получилась однородной, без единого комочка, будто прошла через хороший миксер. Вытаращив глаза, я с суеверным страхом наблюдала за тем, как деревянная ложка на длинном черенке старательно перемешивает содержимое чугунной посудины без какой-либо очевидной посторонней помощи, сама по себе. Заметив, что «спалилась», она на мгновение замерла, а затем безвольно упала, гулко ударившись о бортик горшка.

– Госпожа, что с вами? – встревожилась вошедшая в комнату Настасья. – Вы как будто привидение увидели!

– Ложка, – слабым голосом пояснила я. – Сама… движется.

– Ну и что? – изумилась девушка, перехватывая инициативу за деревянный черенок, пока драгоценное мыло все-таки не подгорело. – Я такое часто вижу!

– Да… но… – Мозг, глаза и прочие части тела наотрез отказывались верить увиденному. Чтобы не доводить до расчлененки, мне не оставалось ничего другого, кроме как отложить разбирательство с самовольной кухонной утварью до лучших времен. – Пора разливать!

Девочки споро расставили на столе подготовленные формы, заранее смазанные, чтобы мыло не пришлось выковыривать оттуда ножом, как в первый раз. Настасья, поплевав на ладони, приподняла тяжелый горшок за обернутые войлоком ручки – теперь мне оставалось только направлять струю при помощи той самой преступной ложки, чтобы смесь не выплескивалась за пределы фигурных выемок. За свой инструмент я взялась не без содрогания, но мешалка вела себя хорошо, не хихикала и не вырывалась, совсем как обычная ложка.

Раскрасневшаяся после прогулки и, кажется, вполне довольная жизнью Машенька охотно подтвердила: да, она тоже неоднократно замечала, как колдовская работа буквально горит у меня в руках, а некоторые предметы и без хозяйского пригляда продолжают выполнять общественно полезный труд – ложки перемешивают, ситечко трясется, венчик взбивает пенку, нож шинкует. Даже хотела было попросить, чтобы я зачаровала ее иголку – хотя бы на длинную прямую строчку, – но постеснялась.

Окончательно же меня добила Настасья рассказом о живущей собственной жизнью метелке для пыли: якобы та по ночам срывается со своего места и принимается трудолюбиво стряхивать пыль с лабораторных стеллажей, не доверяя такую тонкую работу горничной – а может быть, опасаясь, что та что-нибудь уронит и разобьет. Своими глазами девушка, правда, этого не видела, но сверкающие стерильной чистотой полки с миллионом баночек, пакетиков и реторт говорили сами за себя.

Пока высказавшиеся девочки трудолюбиво надраивали кастрюлю, я принялась экспериментировать. Ложка-самомешка работала как часы, с каждым разом все меньше стесняясь нескромных взглядов. Стоило только трижды перемешать ею содержимое горшка (в пустом не работала – оно и понятно), легонько стукнуть деревянным черенком по краю сосуда, три раза провести уже в противоположном направлении и разжать пальцы – процесс пошел. Если же при этом поставить чугунок на горячую плиту, ускорялся. Вот красота – и никакого миксера не надо…

Но как все-таки это происходит?! Всякие веревочки, палочки и прочие механические приспособления полностью исключались – это я проверила первым делом. Колдовство тоже – кто лучше меня мог знать пределы моих, прости, господи, колдовских возможностей?! Оставался единственный разумный вывод: в лаборатории завелся дружественно настроенный барабашка. А может, и не завелся, а всегда был – кто знает, чем тут занимался мой предшественник? Может, и после смерти не захотел покидать насиженное место, сперва стеснялся, присматривался, а когда убедился, что я себя хорошо веду и не безображу, призрак себя проявил… и, кажется, вполне серьезно настроен на сотрудничество.

Пусть я не верила в колдовство, но со сверхъестественным доводилось сталкиваться даже в родном мире: в конце концов, разве могут быть абсолютно ложными все те многочисленные доказательства, которые нам ежедневно демонстрирует телевидение – и не только в художественных фильмах и сериалах, но и в документальных программах? А еще когда я училась в школе, одна из одноклассниц рассказывала, что ее матери добрые знакомые однажды с барского плеча отдали совсем хорошую, почти новую тумбочку. Жили они небогато, без папы, и подарку обрадовались. Но через два дня в доме начало твориться что-то странное: среди ночи раздавались посторонние стуки, шорохи, будто бы издалека доносились неразборчивые голоса… Последней каплей стало, когда несносный дух распоясался до того, что принялся душить во сне жительниц неспокойной квартиры. До самого утра они с криками бегали по комнате, но таинственным образом так и не смогли отыскать дверь. А на другой день с облегчением отволокли «щедрый дар» на свалку и пригласили домой попа из местного храма. После освящения жилье вновь стало тихим – о происшедшем напоминали только глубокие царапины, оставшиеся на обоях, всей мебели и… спинах обитательниц квартиры. Маруська даже показывала мне оставшиеся шрамы.

Правда, другая одноклассница, знавшая ее еще с тех пор, как Маруська с мамой жили в другом районе, утверждала, будто бы шрамы дочке на долгую память оставил родной папаша-алкоголик, под парами любящий прикладывать горячую руку к тому, кто первым под нее подвернется. По-моему, такие люди в сто раз хуже любой нечистой силы… Но с местным барабашкой, будь то домовой или призрак алхимика, мы сосуществовали мирно – как говорится, полный консенсус!

Улучив минутку, я послала Настасье вопросительный взгляд – ну, что там скорняк? Но та лишь развела руками – еще не готово! – и растопырила два пальца. Значит, обещал закончить то ли через два дня, то ли через две недели… Вряд ли через пару часов!

– А какая она будет, моя новая шуба?