Текст книги "Этюды черни"

Глава 4. Весь этот джаз

…справедливости ради, старый «совковый» анекдот про «Пропала собака, черная, с белыми пятнами, сука, падла, как я ненавижу эту страну» все же не американцы придумали. Свой, «внутренний народ» придумал и пестовал. Тот, который «кофейный» или «малый» (по Огюстену Кошену) или «говно нации» по Ленину… такое…

Из комментария во «ВКонтакте» Александра Чудова

Так вот, несколько месяцев назад на экране шла такая беседа:

– Так во-о-от, пипл уже не хавает! – повторил Зия и задумчиво подвинул пешку. – Есть в истории Нашей Раши что-то зудящее. Как моя ладонь перед махачем! Вот раз в 50 лет пипл начинает выблевывать всю нашу стряпню. Ну, то есть всю твою стряпню. Я-то в Северах жопу морозил, пока ты народ гнойным говном потчевал…

Продюсер почесал породистый нос, потом взялся за слона, но руку убрал, еще раз почесался и сделал ход конем. Затем, не отрывая глаз от доски, заметил:

– Это ты в Северах жопу морозил, когда соболей у таежных охотхозяйств отбирал и в Лондон для шлюх возил? Или когда на газовых задвижках с немцами в России Контракт Века смастерил? А потом все это «Новатеку» слил. Я че-то запутался, напомни…

Зия откинулся в кресле и не мигая уставился на Серафима:

– Память – дело отличное. Полезное дело память-то, говорю. Вот, помню, интересное кино у тебя на канале крутили, аккурат когда у меня газовая сделочка шла. Я на всю жизнь прекрасные слова диктора запомнил. – Зия усиленно тер переносицу толстым наманикюренным пальцем. – Во-о-о! «Из-под крыла “Газпрома” в частные руки за бесценок уплывали прибыльные компании. На виду у всей страны, у всего мира. “Вашингтон пост” в конце мая прошлого года рассматривала “Газпром” в качестве примера того, как коррупция и недостатки менеджмента подрывают российскую экономику»… Ну и дальше там про то, как «Мортгаз» отжимали всухую. Сериал за сериалом в новостях. Прям паровоз нарисовали. Помню, сколько денег я тогда тебе на книжки влил. Ты же у нас книголюб, Фимочка? Кни-го-люб и кни-го-чей, – уже глядя только на доску, произнес бородатый собеседник и, передвинув ферзя, тихо заключил: – Шах тебе, дорогой.

Бритое и помятое лицо Серафима не выразило ничего, кроме усталости:

– Это у тебя ложные рефлексы срабатывают. С 2012 года одни и те же предъявы. Не надоело? Я же объяснял тебе тогда, я ни при чем. Это все ОНИ делают. Что я могу-то? Они звонят и командуют, я и так тогда материалов 30 негативных про тебя с печати и эфира снял. От тюрьмы увел. Себе в убыток, между прочим. Ты копейки на книги жертвовал. Копейки! Вон, у Бобы с Аркашей спроси. У них чеки были еще с нулем одним против твоих. Но тебе же на искреннюю дружбу наплевать… – И он задумчиво исполнил мало что уже решающую на доске рокировку.

– Угу, ОНИ… Знаешь, мне бабушка рассказывала в детстве на ночь: есть такие шайтаны, прозываются ОНИ! Страшные сущности! Они срут в подъездах и лампочки воруют. Они взятки берут и тупых родственников на работу устраивают, чтобы изнутри все порушить. Они сливают друзей за вознаграждение и не предупреждают о готовящемся наезде. И… Они даже не думают, что на втором шаге за ними, шайтанами, придут воины света и тупо им сердечный приступ организуют. Я тебе анекдот моей юности расскажу: поручик Ржевский просыпается после пьянки и видит, что денщик чистит его облеванный китель. Ну, поручику стало неудобно – офицер, и так обделаться. Он и говорит денщику: «Знаешь, Петруха, вчера на балу встретил своего друга генерала, а он, скотина, нажрался и облевал мне весь китель». – «Да, ваше благородие, он вам не только китель облевал, но еще и в штаны наложил!»

Андрей с удовольствием и пристрастием смотрел подготовленный Искусственным Интеллектом видеослив. Если бы не мигающий глаз в углу экрана со стилизованной буквой «И», отражающейся в зрачке, он бы ни за что не отличил материал, сгенерированный нейронной сетью, от качественного реального компромата с места событий.

Элла счастливо приплясывала вокруг его кресла, время от времени наклоняясь к монитору и задевая роскошной грудью плечо начальника.

– Эмоциональная закваска, смотрите! Эмоциональная закваска-то какая реальная! Вот он его цепанул, вот завуалированный испуг. Вот угроза под прикрытием хохмы. И ведь все сам он, Андрей Фридрихович! Сам Иппочка весь сценарий разговора составил и позы и интонации режиссирует. У нас и материалов толком по этим двум не было. Только открытые статейки в Сети. Во-о-от! Смотрите, здесь про санкции. Здесь они спелись на общей беде.

А на экране действия развивались уже своим чередом. К помятому жизнью и сложностями политического олимпа Серафиму подошла и подсела на ручку кресла молодая жена, небрезгливая актриска средней руки, выбравшая любовь «к трем апельсинам» и деньгам престарелого мужа взамен молодости и естественной сексуальной жизни. Шахматы уже были отодвинуты. Бритый собеседник партию проиграл и с этим временно смирился. Поглаживая гладкое колено жены, он возбужденно спрашивал у Зии:

– Скажи, а что с лодкой?

– Ну, они оборзели в ноль. С одной стороны, арестовали, и вывезти нельзя. А с другой, выставили счет за парковку и сервис в пять лямов. Нихуя платить не буду. Пусть идут берегом. Немцы, блядь! Аккуратная, педантичная нация, блядь! Сужусь вот уже третий месяц. Но это только бабло палить… Продавайте все там, пока до вас по спискам ручки у гадов не дошли…

Серафим прищурил глаза:

– Не узнаю тебя, родной! А как же эти твои: «Это наша заправка! Уебывайте отсюда!»? Ты же никогда так со чмоком поляну-то не сливал…

И тут в невозмутимом прикрытом бородой лице Ахматова что-то стронулось. «Пробил Ипполит-таки бывшего сенатора», – отметил про себя Андрей. И тут же рассмеялся над самим собой. Он уже к бредням Искусственного Интеллекта как к реальным персонажам относится, переживает за судьбу и все такое.

– Да изгоями мы стали, блядь, изгоями. Вот так вот, дружище, – мрачно заключил бородатый на экране. – Вилы, братан! Изнутри они гайки закручивают на хрен, вот так вот. Пока их собственных охреневших деток петух не клюнет. А снаружи укропские «эксперты» гонят нас всех табуном в санкции и грабят имущество на взлете…

Фима напряженно слушал. Он даже вертящуюся жену ссадил с ручки кресла, чтоб не мешала:

– Слушай, ну я ж законопослушный там, пиздец какой. Все оформил через кредит, который выплатил до копейки, дорогу ни разу на красный свет не перешел… Неужели из Лондона уходить?..

– Да похуй! Не тупи. Не нарушал он! Ты же официал! С госами ватными работаешь! Все будет наше с тобой заморожено. На нас там наши же и стучат. Досье про нас полное, и нихуя хорошего в том досье, уж извини, нет. Они будут копаться в твоих грязных историях, хрюкая от наслаждения, и тут же все обнаруженное блокировать. Так что продавай все нахуй, но вот куда бабки деть, и сам уже не знаю. Дубай-Хуяй начал тоже русские счета блокировать потихоньку… Вилы, братан!

В этот момент экран заслонила белая спина официанта, и запись прервалась…

Андрей довольно откинулся в кресле и оглядел команду:

– Ну что же! Это просто песня получилась, ребята! Просто песня! Молодцы! И Элла Аристарховна вписалась в тему на все сто.

– Нет. Не песня, Андрей Фридрихович, не песня. А джаз! Весь этот джаз! Тема плюс импровизация. И каждый раз разное и каждый раз по-новому.

– Шоу начинается, господа! – последнюю фразу Элла прохрипела «утренним голосом» Гидеона из старого фильма.

И Андрей аж зажмурился от удовольствия. Он не ожидал от молоденькой девчонки из этого электронного нового поколения Z знакомства с такой древней пыльной классикой, как фильм All That Jazz.

– «Идти по проволоке – значит жить, все остальное – видимость», – не удержался он от цитаты оттуда, принимая приглашение к флирту.

Ну и, конечно же, именно в этот момент в кабинет, размахивая альбомом с эскизами кожуха Искусственного Мозга, влетела Динка. У жены была мистическая способность появляться в самые вот такие моменты. Еще очень невинные, посевные. Ничего не происходило пока, не к чему было придраться, но вариант где-то в пространствах человеческих струн уже нарисовался и все участники мизансцены держались за ручку двери, решая, открывать эту тему или нет.

Дина прибежала по срочному делу, но тут же про него и забыла, услышав последнюю фразу Андрея и поймав вспыхнувшие глаза Эллы, которые та не успела сразу притушить. Не было ничего, ну совсем ничего в этой комнате в этот момент, к чему могла бы придраться даже самая пытливая и ревнивая супруга на свете. Обычная рабочая презентация подсистемы Искусственного Интеллекта. Не было ни слов, ни действий, про которые можно было хотя бы бровь приподнять в знаке вопроса, но всем в комнате, даже самому интровертному и не интересующемуся банальными человеческими отношениями системному программисту Антошеньке Лебедеву, стало почему-то неловко, словно Динка вперлась в мужскую душевую, да еще в шубе и валенках.

Это мгновение тогда осколком разбитого троллями Андерсена зеркала поселилось у Дины где-то в печенках. Она запретила себе туда влезать и осматривать зону поражения. Слишком страшно и больно было думать даже о возможности такого поворота в ее женской, полностью сосредоточенной на Андрее жизни.

А дневная работа в Cognitive потекла своим чередом.

Вечером того же дня, когда Андрей приехал домой, он не сразу обнаружил жену. Обойдя все комнаты дома и призвав на поиски Мастера Бо, черного огромного избалованного любимца-ховаварта, он наконец наткнулся на Динку в маленькой мансарде под крышей. Она сидела на коврике и раскачивалась в наушниках с закрытыми глазами, бормоча малопонятное:

 
Смейся, Левконоя, разливай вина,
Знать, что будет, ты не вольна.
Но можешь мне поверить, по всему видно,
Что тебя не тронет война.
 
 
Знать, что будет завтра, – много ль в том толка!
Думай о сегодняшнем дне.
Я ж, хотя и знаю, но скажу только,
Что меня убьют на войне…[26]26
  Цит. по: М. Щербаков «Ad Leuconoen».


[Закрыть]
 

Чувство острого сожаления о дневной сцене и беспокойство за своего главного и единственного друга по жизни, эту сумасшедшую, ни на кого не похожую, непредсказуемую и необходимую как воздух Дину Алексеевну, захлестнуло Андрея.

Он обнял пухлый подвывающий стихи комок на коврике и сдвинул с головы жены наушники. Оттуда понеслись гитарные завывания Щербакова, что не предвещало мирного вечера сегодня в доме.

– Ты чего сюда забилась, солнце?

Дина посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Помнишь, мы в 2011-м в Марракеш ездили?

– Да. Кажется, будто миллион лет назад. И чего?

Андрей плюхнулся на ковер рядом и окончательно сгреб жену под мышку. Благо Дина была небольшая, компактная. Везде помещалась. «Не то что Элла… – мелькнуло в его голове. Он тут же встряхнулся и усмехнулся: – Твою ж мать… А ведь зацепила овечка…»

Дина, так же не открывая глаз и немного раскачиваясь, продолжала, словно беседуя сама с собой:

– Мы тогда с тобой вышли вечером на центральную площадь и… словно во временной колодец провалились… Помнишь? Жара сумасшедшая была. Днем фигануло +49, и мне так плохо было. Ты меня откачивал в гостинице, а к вечеру остыл Марракеш до +35 градусов, и мы пошли Центральную площадь смотреть. А там – дым, вонища от специй просто душит, и все балаболят, гур-гур-гур. Воняют специями и балаболят. И помнишь? На первых рядах – колдуны, астрологи и врачеватели. Все как в восточных сказках народов мира. Они сидят на коврах, а вокруг – черепа, травы, коренья, сушеные внутренности животных, а может, и человеков, живые вараны в клетках и шипящие клубки змей в аквариумах и просто в плетеных корзинках. А ты брезгливый такой. Глаза вытаращил: «Пойдем отсюда!» А я – раз! – и уселась к смуглому такому Абдурахман ибн Хоттабу. Коврик еще у него потертый синий был. Весь в птичьем дерьме каком-то. И физиономия у него такая… – Динка еще крепче прижмурила глаза и вцепилась в руку мужа.

Андрей тоже начал различать шум гортанной площади и навязчивый запах специй сквозь слои времени. Он боялся шевельнуться. Динка явно ломала вокруг них пространство, и никак нельзя было размыкать руки.

– …Древнее такое узкое лицо, – продолжила она. – В точности как в моей детской книжке про Аладдина. Ты присел тогда в пыль на корты рядом. А колдун достал толстенького такого, сонного варана из корзины и откуда-то из-под него – игральные кости и глиняные таблички. Потом он начал кубики метать, записывать на грязной бумажке цифры и посматривать в свои таблички. Меня тогда еще поразило, что бумажка как будто из нашего детства, в клеточку такая, как из тетрадки для математики за две копейки. А варан валялся такой, натягивал веко на глаз и совершенно плевал на всех. А вокруг уже толпа местных собралась, но тихая, тихая. Все смотрят на записи и аж не дышат. А потом – раз! – и вдруг варан крякнул. Как будто ворон из ада. Я чуть не описалась от страха. Вцепилась в твою коленку, а ты на попу и грохнулся. Но никто не захихикал. Тишина вокруг нереальная какая-то, потусторонняя. И тут маг сгреб все кубики и таблички и начал что-то быстро говорить. Мы с тобой показываем на уши и разводим руками. Не понимаем. Тогда он начал рисовать мелом на куске доски: два человечка вместе на куске горы, которая торчит из бурных волн. В них он рисует лодки и разламывает их молниями и стирает. Потом он рисует большую лодку и человечков перемещает туда. Над лодкой солнце. Человечков в лодке становится много. Он их просто рисует палочками. У моего человечка с длинными волосами в руках хлеб. Маг перечеркивает ножки у моей фигурки, и ее поддерживает второй человечек. От лодки идет дорога в небо, к солнцу…

Дина замолчала и открыла глаза. Андрей подождал, но продолжения не было.

– И-и-и… чего?

– А, и-и-и ни-че-го! Просто не было там в лодке еще с нами никакой здоровенной молодой бабы! Не бы-ло… Появится если вдруг невзначай, утоплю обоих к вараньей матери! Ка-а-арррр! – расхохоталась Динка. И, поднимаясь на ноги, громко пропела:

 
Знать, что будет завтра, – много ль в том толка!
Думай о сегодняшнем дне.
Я ж, хотя и знаю, но скажу только,
Что меня убьют на войне…[27]27
  Цит. по: М. Щербаков «Ad Leuconoen».


[Закрыть]
 

Глава 5. Хромой бес войны

Во время сна природа сбрасывает с себя узду рассудка и добродетели[28]28
  Цит. по: А. Р. Лесаж «Хромой бес» (пер. с фр. Е. Гунста).


[Закрыть].

Ален-Рене Лесаж

– …Я ж, хотя и знаю, но скажу только, что меня убьют на войне… – распевала Динка через полгода после тех событий в своем рабочем кабинете на тестовых проверках подсистемы Ипполита «Воевода 1.0».

– Мы не поем там таких песен. Это для жирных маменькиных сынков, которые подрачивают на реальную жизнь с гитарой в руках, а вы умиляетесь и подпеваете. – Михалыч заканчивал просматривать вместе с Диной Алексеевной последнюю военную аналитику, выданную Ипполитом на основании официальных сводок Генштаба, и раздраженно вскинулся на мурлыкавшую песню Щербакова начальницу.

Дина прищурила глаз на хромого консультанта:

– Знаешь что, Валерий Михайлович, я тебя для краткости буду звать Асмодей!

– Чего это еще за фигня с профессорского стола?

– А это в Средние века был такой хромой бес, Асмодей. Однажды он со своим другом-студентом залез на башню в большом городе, махнул рукой и как будто снес крыши со всех домов, а студент увидел все, что происходило внутри дворцов и лачуг. Бессчетное количество картин жизни открылось ему, а его проводник комментировал все происходящее в развлекательном формате. Сплошной треш и порно вышло, сам понимаешь.

– А я при чем?

– Да ты мне уже пятый час своими комментами к рабочему материалу веру в человечество подрываешь. Асмодеюшка ты мой! У того беса присказка была: «Куда ни посмотришь, везде видишь людей с поврежденными мозгами». И у тебя похожая!

Михалыч расхохотался. Он на Динку любовался еще со времен госпиталя. Он очень любил таких огненных, с косой и в теле. Редкий по нынешним временам типаж. Все больше теперь попадаются селедки сушеные на ногах-макаронинах. И когда ее привезли контуженную к ним в палату, он ухаживал за ней всю ночь, хотя у самого раненая нога болела адски.

– Не-е. У меня не такая присказка. У меня: «Вся жизнь – “Тик-ток”, и люди в нем – дебилы!»

– О-о-о! Так ты продвинутый бес-то у нас здесь, я смотрю. «Тик-ток» изучил. Давай по поводу предиктивности у Иппы поговорим лучше. Ты что думаешь про его последние военные высказывания? Вот, например, материальчик:

P: Тема с героизмом – она устарела для современного бойца. Попробуйте встаньте перед ротой мобилизованных и вопросите: «Кто хочет совершить подвиг?» Тишина будет вам ответом. У всех этих ребят в строю была нормальная жизнь на гражданке. Их дома пока не сожжены, их женщины еще не изнасилованы, их дети не убиты. В большинстве своем им есть сейчас что терять. Они не хотят ложиться грудью на амбразуру ДОТа или с гранатой в зубах под танк атакующего врага.

Ситуация, не идентичная настроению и мотивации солдат в Великую Отечественную войну 1941–1945 годов. Те были уже за гранью отчаяния и несчастий. У сегодняшних личная ситуация пока – я повторяю, пока – другая.

«И как один умрем в борьбе за это!» – песня отличная, но сегодня, через сто лет после создания этой песни, такое как мотивация не прокатывает у наших солдат.

Да. Они понимают, что их работа – убивать врага, но нет такой работы у солдата – умирать! Нет. Должна быть готовность к возможности смерти. Не должно быть страха перед исходом таким. Но человек должен понимать, что игра на войне идет честная. То есть если их государство отправило Родину защищать и рисковать жизнью, чтобы для себя будущее обозначить, то и все в государстве подчинены единой общей цели и действуют совместно, как единый организм: производится нужное количество снарядов и дронов. Его наступление прикрыто с неба и на суше танками и самолетами, его не бросят на поле, и лучшие медики потом заштопают.

Его мотивация в этой войне – не умереть за общее дело, а победить ради общего дела! Из этого надо строить и основную стратегию, и общие задачи по работе с армией…

Михалыч некоторое время молчал и сосредоточенно ковырял крышку стола.

– Не могу никак привыкнуть я, Дина Алексеевна, что эта ваша неживая тварь, этот ваш Искусственный Ипполит, понимает из своего стального ящика в войне больше, чем многие живые и воюющие на месте ребята. Чертовщина какая-то…

– Нет тут никакой чертовщины, Михалыч. Математику тебе надо было в школе нормально учить, а не на заднем дворе портвейн пить и с парнями махаться. И не мертвая тварь перед тобой, Валера. А представь себе, что много-много мыслей человеческих в одно место собрали, дрянь постарались отфильтровать и получился такой концентрат сознания человечества – ИИ «Ипполит 1.0».

– Ну а если концентрат, тогда, Алексеевна, выкидывай эти его разглагольствования на хер. Эдак может пиздеть какой-нибудь военный турист Какозин или вечный спец по всем вопросам Бежецкий. В реале мы не так говорим и не так думаем. Все вышенаписанное можно было заменить одним абзацем: «Солдат с фронта должны радостно и бесплатно поить в каждом кафе России, а не шипеть в спину: “Я вас туда не посылал”». Вот и вся мотивация. Коротко, честно и ясно. – Валера помолчал немного, но видно, что уже сильно завелся и возбужденно продолжал: – Мы их, таких туристов, там сразу кололи: «Зачем приехали, барин хороший?» – «Так это самое, на передок съездить, посмотреть, че там надо, начать разбираться, какая обстановка, что вам подвезти из снаряги, брони, дронов». – «Так вы же там, накрыв голову руками, в окопе пролежали, чего поняли-то, кроме того, что штанишки пора сменить?» – «Ну да…» – «Тогда зачем?» – «Ну, на войну посмотреть, себя попробовать…» – «Ну так и говорил бы. Сначала иди к кашеварам, будешь пацанам с полевой кухней помогать…» Но и такое еще полбеды. Хуже те, кто вредит намеренно. Журналисты, подбивающие ребят бойцов «свозить на передок», а когда те в отказ, нельзя же реально, так эти же супермены пера на месте репортаж мастырят, типа: «Обстрелы не прекращаются ни на минуту», как будто их одни идиоты смотрят и не знают, что в селе Х никаких битв нет, а это Васю попросили построчить за кадром из «калаша». Просто журналистам не о чем рассказывать было, вот они и схемачат, что вещают из самого ада. А это вранье всем по сердцу лезвием. Если здесь наврали, то и везде могут тоже насвистеть. И значит, может, пропаганда вислоухих не такая уж пропаганда… – Валера замолчал.

Он тяжело дышал. Как будто в полной боевой амуниции прополз с километр. Дина внимательно слушала это молчание и тяжелое дыхание мужика. Он ей тоже очень нравился. Сильная сухая фигура, ранние морщины на загорелом узком лице. Этот сорокалетний боец мог быть кем угодно в мирной жизни. И фермером, и хирургом, и шахтером, и геологом. Не мог он быть только чиновником какого-нибудь правительственного или корпоративного аппарата. А она ведь в проекте уже три месяца только с такими игроками и общалась. И возможно, не для Искусственного Интеллекта и не во имя науки и точной настройки системы АPC она выпросила его себе с фронта. А просто как глоток свежего воздуха, инъекцию живого человека среди могильных покоев Кремля. Наконец она прервала молчание и заговорила, дотронувшись до обожженных и расцарапанных пальцев Михалыча:

– Я виновата, наверное, перед тобой. Очень сильно виновата. Выдернула тебя оттуда, не спросясь. Не поинтересовавшись, ты «да» или «нет». Но мы здесь вроде что-то очень важное для всех людей делаем. Я, во всяком случае, надеюсь, что так. И настройщик по войне мне нужен как воздух. Ну, и не с генералом же вашим мне этим заниматься. Он и воюет в основном на кремлевском паркете. В полевых действиях не Чапай, по-моему. В общем…

Валера руку не отнял. Наоборот, зацепил большим пальцем Динины пухлые пальчики и задержал и их, и свое дыхание.

– Не могу я здесь, Дина. Ну, тяжело мне. Я или бухать начну в Москве этой твоей внутрибульварной, или прикончу кого-нибудь из твоих «ВИП-заказчиков» ненароком. Вот ты посмотри, что прислал вчера этот твой Иван Исмагилович. – И Валера развернул перед Кусковой распечатанный на гербовой бумаге с официальной шапкой для Президента РФ текст:

«ЗАПИСКА

О тенденциях и скрытных деталях СВО

Уважаемый господин Президент! Невозможно скрыть тревогу за исход спецоперации и беспокойство за наше общее дело при изучении процесса ведения военных действий.

Напрашивается, увы, нелестная аналогия с Первой мировой войной, приведшей в результате к разгромным последствиям для России и кровавой Гражданской войне и революции. В глаза бросается критичное несоответствие методик ведения операции и потенциала, который эти методики обеспечивают.

Я был за плавное введение в военные действия добровольцев до момента построения необходимой материально-технической базы нашей армии. А призывом и повестками был нарушен социальный статус гражданского населения, и при этом новичков отправили на фронт неподготовленными и неукомплектованными. Ну, и последствия оказались печальными. Эмиграционная паника среди работоспособной молодежи на гражданке и большие потери в начале операции среди кадрового солдатского и офицерского составов. В начале СВО качество армии России было заменено неквалифицированным количеством, что подорвало имидж армии и страны.

На фоне необходимости проведения все новых и новых волн мобилизации при таком подходе резко возрастает риск гражданской войны внутри страны, которая может привести к фатальным последствиям и для населения, и для государства в целом.

Мной разработаны новые методические подходы ведения СВО и взаимодействия с нашими иностранными партнерами. Прошу принять с докладом…»

Дина отложила бумажку и расхохоталась в голос:

– О-о-о! Наш пострел везде поспел. Его Карломарксович уволил из проекта и отправил на проверку из-за подозрений в связях с иностранной разведкой. Его, кстати, Иппа и заложил в первый же день официального знакомства. Ну вот товарищ и крутится как уж на углях. Заметь, что бумажку сразу и реальному Президенту страны, и Искусственному задвинул. На всякий случай, чтобы не потеряться при любом раскладе…

Но досмеяться Дине не удалось. Валера вдруг рывком вытащил ее из кресла и начал как-то лихорадочно целовать, куда губы попадали: в глаза, лоб, плечо в теплом свитере, волосы… Он тыкался, как возбужденный щенок, и все сильнее сжимал ее в объятиях, словно боялся, что она улетит.

Дина растерянно попыталась отстраниться, но ее залило горячим теплом его желания такой силы, что она расслабилась в твердых руках мужчины и сама начала искать его губы. Возможно, все камеры проекта АPC «Ипполит 1.0» во всех лабораториях Cognitive и спецслужбах Кремля и зафиксировали бы в этот момент что-то большее, чем просто объятия и поцелуи на полу рабочего кабинета, но Динина контузия дала о себе знать. От резкого движения закружилась голова, и ее начало сильно мутить. Она застучала кулаками в грудь Валеры:

– Пусти, пусти! Сейчас стошнит!

Он виновато отстранился. А Дину начало выворачивать судорожно и долго прямо на ковер около стола.

Валера держал косу и гладил по спине содрогающуюся в конвульсиях начальницу. Потом он принес ей бутылку воды, совсем как тогда, в госпитале, когда они впервые увидели друг друга, и, пока она полоскала рот и судорожно пила, он грустно пошутил:

– Всего-то год на фронте пробыл, а девушек от меня уже блевать тянет. Пропал Валера, совсем пропал…

Динка села в кресло. Она чувствовала внутри противную пустоту и жалость к себе, к этому отличному парню напротив, к мужу, который уж совсем не при делах сейчас, ко всем на свете хорошим людям, с которыми происходит сегодня всякое такое… такое… такое, с которым они и справиться-то не могут, вот как они с Михалычем сейчас не справились. Эх-х-х… А ведь еще с Андреем придется объясняться. Все видосы из лабораторий пишутся в «облако» и транслируются руководителям проекта для анализа и разбора ситуаций. Значит, и это уже улетело. И надо будет объяснять. Но если надо объяснять, то не надо объяснять…

Она усмехнулась в ответ на свои же мысли и посмотрела в глаза Валере.

– Я тебе, товарищ боец, сейчас стихи прочту. Они про тебя. Они про всех свободных и сильных, которым город противопоказан. И если решишь уехать, пиши рапорт, я держать тигра в клетке не буду. – Потом посмотрела еще раз в его несчастное лицо. – В гости к тебе туда приеду, если пригласишь. А сейчас слушай:

 
Запретить совсем бы
ночи-негодяйке
выпускать
             из пасти
                         столько звездных жал.
Я лежу, —
           палатка
                       в Кемпе «Нит гедайге».
Не по мне все это.
                       Не к чему…
                                       и жаль… […]
                                  Черта с два!
За палаткой
                 мир
                     лежит угрюм и темен.
Вдруг
     ракетой сон
                       звенит в унынье в это:
«Мы смело в бой пойдем
за власть советов…»
Ну, и сон приснит вам
                             полночь-негодяйка!
Только сон ли это?
                        Слишком громок сон.
Это
   комсомольцы
                       Кемпа «Нит гедайге»
песней
       заставляют
                     плыть в Москву Гудзон[29]29
  Цит. по: В. Маяковский «Кемп «Нит гедайге».


[Закрыть].
 

Валера уже окончательно пришел в себя. Лицо стало спокойным и равнодушным.

– Ни хуя не понял, товарищ начальница! Но краси-и-иво! Пойду уборщицу приглашу. А к вам медсестру.

Дина откинулась в кресле. Муть в голове после приступа постепенно укладывалась… Она достала зеркало, чтобы привести себя в порядок, и, глядя на свое красное и расхристанное изображение, неожиданно расхохоталась:

– Ну и как я дошла до жизни такой? Ни хуя не понятно! А ведь всего несколько месяцев назад…