Текст книги "Пристойное поведение"

– Мой первый сериал, первая роль дубляжа. Отвратная работа. Провальная, с кучей тупейших ошибок, – чеканит слова, не сводя с меня глаз.

– Не смей! Это лучший сериал в мире!

– То-то его закрыли на середине второго сезона.

– Дебилы у них там сидят, вот и закрыли. Егор, с ума сойти можно, я эти несчастные двадцать четыре серии пересматривала раз пять. Мне жарко. Надо выпить, – и я допиваю свой коктейль. Беру со стола второй.

Почему-то Математик выглядит слегка смущенным.

– Ты же писатель… Каким образом ты озвучиваешь сериалы?

– Ну, у нас же не официальная озвучка, – пожимает плечами, и, кажется, немного стесняется. – Официально меня еще ни разу не выбрали, хотя голос есть в базе. Так, подрабатываем с друзьями. Веро, я же говорил, что мой отец – актер. Я тоже стремился к этому, отсюда спорт – в планах ведь было стать не аки кем, а русским Рэмбо, ну, знаешь, душевным героем боевика.

– А почему не стал?

– У меня нет таланта. О, не расстраивайся, это нормально. Конечно, в театральный меня взяли без собеседования, просто по фамилии, и я даже там отучился пару лет. Кое-как. Можно было продолжать биться, но мне не настолько это нравилось, чтобы мучиться. А когда я ушел, испытал облегчение. Все же я из тех, кто предпочитает оставаться за кадром. Друзья, когда создавали канал, позвали меня, и я решил попробовать.

– У тебя потрясающе получается! А какие ты еще сериалы озвучиваешь? Как называется канал?

– «ФериТэйлФилмс», можешь загуглить. С «Грешника и девы» мы тогда ничего не заработали, кроме опыта. Какое-то время я даже жалел, что в нем звучит мой голос. До сегодняшнего вечера, – он поиграл бровями.

– А вообще это прибыльное дело?

– Ну, хватает на сигареты, – подмигивает. Ни разу его таким не видела – скромным, смущенным. – Иногда работаем на голом энтузиазме, когда сотни подписчиков просят сериал, а больше никто не берется и спонсора не находится. Ты чего, плачешь, что ли?

– Нет, просто, наконец, все встало на свои места. С нашего знакомства я мучаюсь, где могла услышать твой голос, он мне буквально снился ночами! Но так как «Грешника» я пересматривала в последний раз лет шесть-семь назад, то каждый раз упиралась в глухую стену. А сейчас, когда ты сказал фразу Велиара с его интонациями, меня осенило!

Мои слова ему льстят, Математик облокотился на подоконник, тянет свое пиво, поглядывая на меня.

– Дрянной сериал… – произносит как бы невзначай.

– Заткнись! – огрызаюсь. Именно огрызаюсь, на что он хохочет.

– Полный отстой, – расплывается в улыбке. – Он ужасно наивный и пошлый. Работать было – каторгой.

– Значит так, да? – я зажмуриваюсь, затем прищуриваюсь. – Забавляешься? – и после его самодовольного кивка действительно кидаюсь на парня с кулаками, он едва успевает отставить бутылку пива. Озерский смеется, приседает, закрываясь от ударов, а затем, когда ему это надоедает, нагло хватает меня за пояс, крепко обнимает, тащит несколько шагов и заваливает на кровать, придавив сверху:

– Елена, вы меня с ума сводите своей невинностью, – хрипло басит он, и я хохочу от души, громко, звонко, до слез.

– Дурак ты, Озерский. Не было там такого, и героиню звали Ингрид.

– Бл*ть, – он тоже улыбается, но как-то загадочно.

– Надо будет пересмотреть вместе.

– Не-не-не! Я терпеть не могу слушать свой голос со стороны. Когда перепроверяю работу иногда по несколько раз, аж перекашивает.

– Обязательно посмотрим, – киваю я, глядя в его блестящие глаза. Чувствуя, как его руки обнимают меня. Ничего сверх, но я загораюсь даже от такой простой ласки. Я вообще не хочу с ним расставаться. Разве могут где-то существовать более простые и приятные отношения?

– Сучка, – шепчет он.

– Хорошие девочки не спят с женатиками. Самая настоящая грязная сучка.

– Ты тоже не спишь.

– Пока не сплю.

Мы переворачиваемся, и я сажусь сверху на него, наши пальцы переплетаются, его ладони немного влажные.

– Поедешь со мной за наградой? Ксюша не сможет точно, никто не узнает. Тусанем.

Как ножом по горлу. Лучше бы он меня ударил, ей-Богу.

– Отпросишь меня у дяди?

Он выгибает бровь, происходит заминка. Я эротично качаю бедрами раз, второй, распускаю волосы по плечам и смотрю на него томно, из-под опущенных ресниц. Приоткрываю рот.

– Ладно, отпрошу. Веро, когда ты рядом, черт, – одно движение, и я оказываюсь снова внизу, под ним. Опасно, знаю, но он нарушил молчаливое соглашение – упомянул жену, и я готова его уничтожить. Обвиваю ногами талию, он толкается будто в меня, и с моих губ срывается стон. Он хрипло ругается, а я смеюсь громко, истерично весело и отчего-то низко, гортанно. Словно мне не больно делить его с другой. Словно я не ненавижу себя за то, что с каждым днем привязываюсь к нему все сильнее. – Когда ты близко, мои брюки словно становятся на размер меньше. Мне больно, родная, – он целует меня в щеку. – Они ужасно тесные и узкие, словно я, как гребаный педик, набрал себе шмоток в обтяжечку, что яйца зажимают.

– Представляешь, как бы тебе было узко и тесно во мне, – шепчу на ухо, зажмурившись, и он стонет мне в шею. – И горячо. У меня тысячу лет никого не было, я как девочка. – Он делает еще толчок и замирает, тяжело дыша, пытаясь успокоиться. Понятия не имею, о чем думает, наверное, о чем-то поистине ужасном, раз это позволяет ему погасить себя. Очень осторожно, словно боясь спугнуть, я глажу его лопатки, чуть царапая ногтями, чувствуя под пальцами влажную ткань – вспотел, хотя в квартире работает кондиционер.

– Егор, скажи мне, пожалуйста, только честно, ты ведь не спишь с женой? Ты можешь в этом поклясться? – я сжимаю губы, осознавая, что мой голос прозвучал жалобно и жалко, в момент из уверенной безжалостной стервы я превращаюсь в скулящую жертву. Он приподнимается, смотрит мне в глаза совершенно серьезно, словно разгадал, как это для меня важно. Качает головой:

– Могу поклясться. Ты ведь сама прекрасно знаешь, я уже две недели, как съехал окончательно. Даже за вещами не заезжаю. Я бы не стал так тебя обманывать, – а потом он хмурится. – Веро, ты ведь понимаешь, что я не могу тебе ничего обещать. В плане… я не собираюсь начинать серьезные отношения, менять одно кольцо на другое. Нам с тобой клево вместе, но пока на этом все.

Он сказал «пока».

– Я не жду от тебя предложения, у меня сейчас период такой – хочется отрываться. С тобой – самое то. Замуж в ближайшие пару лет я не собираюсь точно. Но… если ты будешь фигачить на два фронта, я… не хочу конкурировать с беременной женщиной. Меня потом жизнь ударит за это, понимаешь? Сильно ударит.

– Ты не конкурируешь. С начала ее беременности мы не занимаемся сексом. Совсем. Никак вообще. Она знает, что развод – дело времени.

– Но оттягивает его изо всех сил.

– Верит, что ребенок мой, – он пожимает плечами и скатывается с меня на спину. Мне дурно. От этих тем меня тошнит. Я хочу к нему на грудь, вдыхать аромат его кожи, чувствовать тепло тела.

– Потерпи, – говорит он.

– Сам потерпи, – отвечаю, он в ответ смеется.

– Прекрасная белокожая Ингрид, твои поцелуи будят во мне зверя! – восклицает.

– Иди в задницу! – я встаю с кровати, иду проведать Галку, стучу ногтем по террариуму, случайно замечая в отражении свое лицо – пылающие щеки, рассеянный взгляд, взлохмаченные волосы. – Не было там таких банальных фразочек. Велиар прекрасен. Я мечтала, что он существует и придет однажды за мной.

Мрачно смотрю на своего Математика. Воистину бойся своих желаний. Впервые в жизни я испытала оргазм, думая перед сном о демоне из сериала и зачем-то трогая себя, не отдавая себе в этом отчета. И вот этот «демон» лежит сейчас передо мной. Явился, как я и просила, разрушать мою жизнь.

Глава 9

Мистер Математик

Привет, блог.

Вероника мне мешает. В плане… завела себе психопата-поклонника, переживай теперь. Камеры я ей починил, но она запретила налаживать трансляцию на мой сотовый. Надо работать, но то и дело скидываю ей: «норм?», она отвечает: «норм». Я пишу: «норм?», она присылает: «отстань». Я набираю «норм?», в ответ – «с прошлого «норм» ничего не изменилось». Ну, я ж писатель, оригинальность – мой конек.

«норм?»

Как бы вы себя чувствовали, если бы узнали, что правы оказались индусы и реинкарнация все-таки существует, а цель вашей жизни – исправлять ошибки, что допустили в предыдущей? Как бы вы отнеслись, если бы случайно, сами того не ведая, нащупали болезненное озарение? Ваши зрачки сузились бы от ужаса, потому что разум физически не способен осознать цель мироздания, он не для этого был, блин, создан, но вам приходится.

Вам больно.

В упор пялитесь на истину, а разделить открывшееся знание не с кем. Итак, вы – избранный. С какой-то стати утром в среду, пока чистили зубы, вы внезапно вспомнили, кем были в прошлой жизни. Вы смотрите вперед, но перед вами не ваше отражение в зеркале, а то, что случилась с вами, но до вас. Счастье, горе, поступки, которые совершали тогда, до своего рождения. Возможно, смерть. Возможно, ваша.

Этот человек, конечно же, не вы. Он другой. Полагаю, странный, моментами глупый или даже жестокий, одет и пострижен не по вашему вкусу. Он может быть не вашего пола и возраста. Не факт, что он вам нравится. Но вы платите за его просчеты. Платите, платите, платите каждым днем, каждой своей секундочкой. Вы плачете. Не должны, не умеете – допустим, вы консервативно воспитанный мужчина или женщина, сильная настолько, что способна нести ответственность за собственную жизнь сама, – но рыдаете навзрыд. Понимаете же, что еще платить и платить. И конца этому не будет. Кайтесь сколько угодно, всем на**ать. Пока не искупите до последней капельки, хреночки вам, а не избавление. Вы здесь, чтобы учиться, так займитесь, в конце концов, делом.

«норм?»

«отстань, Озерский».

Делаю большой глоток кофе и мечтаю о сигарете, пока смотрю в покрытое задорными веснушками декольте рыженькой, ее, кстати, зовут, как и мою сестру, Региной, и она превосходна. Ей жарко, уже минут пятнадцать мы в прохладной кофейне, а грудь собеседницы все еще покрыта крошечными капельками пота, соблазнительно поблескивающими в свете местного освещения. Регина приехала специально ко мне из Самары. Оказывается, она ждала, что я ей перезвоню после того, как усадил в такси, но я не позвонил, у нее не было другого выхода, кроме как отыскать меня лично.

– Это было несложно, я вбила в поисковик название канала, на котором ты работаешь, нашла внизу страницы номер телефона и позвонила по нему. У них, правда, оказалось, целых четыре сценариста по имени Егор Озерский, ты третий, с кем у меня свидание, – подмигнула мне, стараясь показаться забавной.

– А у нас разве свидание?

– А как же. Держи, – она протягивает мне конверт. – Бери, бери, ты очень выручил меня той ночью, а так как между нами ночью ничего не было, мне неловко.

– Прости… а как, говоришь, я тебя выручил?

Это ж надо было так напиться. Впрочем, Санни тоже повел себя неадекватно – вероятно, Илья давно продает нам большую дрянь, чем мы добровольно согласны в себя впихивать.

– Заступился перед моим конченым бывшим бойфрендом и погасил мой долг.

– А, ну пожалуйста. Странно, что я не согласился взять натурой, – отодвигаю деньги ей обратно. – Бери, тебе еще обратно лететь.

– Может, я тут захочу остаться, – пожимает плечами. У нее шикарная грудь третьего размера, а топик такой открытый, что я никак не могу сообразить, почему мы в этом кафе до сих пор не увидели ее соски. Интересно, какие они?

– Тогда снимешь на них гостиницу. Возьми себе номер с кондиционером, – она усмехается. – И пообещай, что больше не будешь тратить время на мудаков, ладно?

– Непременно, – она смеется, впрочем, деньги убирает в сумочку, более не настаивая. – Значит, все же ты одумался и разрешишь отблагодарить тебя иначе?

Барабаню пальцами по столу.

Ты вообще слышала, что я только что сказал?

Вроде как я принял решение что-то менять в своей жизни – и бах, вот тебе искушение. Есть подозрение, что если я поддамся соблазну, то быстро вернусь к тому, с чего начал пару недель назад в полубратских объятиях Вероники. Стоит только начать, дальше – больше. Один секс, одна таблетка, одна дорожка… в никуда.

– В прошлый раз нам помешал кокс, в этот раз мы будем абсолютно трезвые, Егор, – говорит она, уламывая на секс. – Ты даже можешь не трудиться насчет роли, которую мне обещал на своем канале, – смеется. – Я ведь понимаю, что это бред, но приятный.

– Я женат? – слышу собственный голос. Вопросительный знак там не случайно, у меня именно такие интонации. Она хмурится:

– Ты меня спрашиваешь?! – часто моргает, глядя на меня.

– Надо бы паспорт проверить. Не уверен, – взгляд снова ласкает ее грудь, я приподнимаю брови и лохмачу волосы, пытаясь хоть как-то поверить в то, что произнес вслух.

– Ох, вот оно что, – она выпучивает глаза. Голос слегка дрожит: – Я думала, у тебя не встал из-за того, что ты унюхался, как последний нарик, а ты, оказывается, верный.

Мы оба в панике.

– Типа того? – черт, и снова я спрашиваю. Вижу, как шикарные веснушчатые сиськи покачиваются, пока их хозяйка садится в такси, за которое я щедро плачу. Мне физически больно ее отпускать, у меня не было нормального секса уже несколько недель. Напоследок с Региной мы долго смотрим друг на друга растерянно, она не из тех, кто легко соглашается спать с женатыми, я, оказывается, из тех, кто предупреждает о штампе заранее. Наконец, я улыбаюсь и говорю: «Удачи тебе». Она делает движение, намереваясь выйти, но я качаю пальцем:

– Ну-ну, договорились же, без мудаков, – и гордо указываю на себя двумя большими пальцами. Ей это нравится, она смеется. Кажется, она благодарна мне за то, что я отнесся к ней по-человечески. Это неприятно. В том плане, что настолько шикарная, милая девушка, как Регина, достойна лучшего отношения, любви и, возможно, даже поклонения. А она искренне радуется, что я не стал ее использовать. Боже, девчонки, что же вы с собой делаете и зачем?

Такси отъезжает от обочины, чтобы встать в пробку десятью метрами далее. Закон подлости в действии. И все двадцать минут, пока машина с черепашьей скоростью плетется в направлении поворота, мы с Региной сверлим друг друга глазами. Я так и стою на обочине, она обернулась. Курю одну, вторую, третью просто жую, так как натощак – это перебор.

Москва, мать ее. Сам город, кажется, против моего пристойного поведения. Наконец, рыженькая отворачивается, не дождавшись знака, что я передумал. Я меня такая ярость охватывает, что припечатываю ладонью по столбу.

Окей, я совершил правильный поступок, но на душе от этого не легче. Трахаться – приятно, трахаться пьяным или обкуренным – чертовски приятно, так как становишься изобретательнее. Сейчас же я трезвый, неудовлетворенный и злой. В последнее время я постоянно злой, спокойно себя веду только при Веронике, и то только потому, что знаю – она подобное терпеть не станет. А оставаться в полном одиночестве мне совсем не хочется.

Ноутбук прилично раскалился, пока ждал меня в машине, поэтому некоторое время мрачно гляжу на черный монитор, пью еще более черный кофе в том же кафе, в котором отшил сумасшедшую красотку. Ее стульчик по-прежнему чуть отодвинут. Пальцы касаются клавиатуры, около часа я пишу сценарий первой серии, грызу одну зубочистку за другой. Не люблю работать в кафе, здесь нельзя курить, одна радость – музыка, что гремит в ушах.

«норм?»

«норм, Егор, но я проголодалась. Если тебе не с кем сегодня ужинать, то могу составить компанию». Еще одна динамщица. Но то, что происходит между мной и Вероникой – мне нравится. Чем больше я ее хочу, тем легче после облома становится на душе от того, что удержался. Рядом с ней я постоянно в… приятном настроении, но при этом становлюсь будто… чище. Ожидание добавляет остроты. Нервы накаляются, желание заостряется, но уже не жжет так, как поначалу. Самоконтроль. Наверное, все хорошее в нашей жизни начинается именно с него.

Потом, конечно, у нас все случится, но это будет позже, с ней я хочу по правилам, тем более, они не сложные.

Стульчик рыженькой занимает симпатичная, совсем молоденькая девушка, улыбается. Достаю из уха левый наушник, вопросительно смотрю на нее. Не знакомы – это определенно точно.

– Вы так быстро печатаете. Научите меня? – спрашивает она, обольстительно улыбаясь.

В туалете я подхватываю ее под бедра, рывком поднимаю вверх и прижимаю к стене. Я жадно целую ее шею, срываю с груди топ, и обхватываю губами сосок, под сладкие женские стоны втягиваю его в рот. Тише, красавица, заметят ведь. У меня нет терпения снимать с нее трусики, просто сдвигаю их в сторону. Я настолько положителен, что на секунду задумываюсь о том, что она исцарапает себе гибкую спинку о шершавую стенку, но через мгновение эта информация не имеет смысла, потому что…

Я встряхиваю головой, провожу руками по волосам, на ощупь они грязные. Кажется, галлюцинации у меня стали случаться уже без грибов. Криво улыбаюсь и отвечаю:

– Боюсь, что эти способности врожденные, – извиняюсь, пожимая плечами.

Девица окидывает меня презрительным взглядом, поднимается с места и уходит. Интересно, а когда станет легче?

Базовые мужские инстинкты основываются на том, что необходимо стать самым сильным и привлекательным самцом, чтобы заделать детей как можно большему количеству лучших самок, воспроизвести себя в нескольких новых, более совершенных копиях. Окей, в чем заключается моя жизнь?

В чем моя цель?

В том, чтобы словить больше кайфа, обдолбавшись чем-то редким и особо дорогим?

Наверное, все же я достаточно умный для того, чтобы оценить этот путь как пропащий.

Остается искупление. Не спешите бросать блог, хотя сисек, и правда, что-то маловато стало. Допустим, реинкарнация действительно существует и жизнь не зря бьет Егора Озерского, я должен чему-то научиться, прежде чем сдохнуть. Я даже не сомневаюсь, что хэппи-энда в моей сказке не случится, все ведет к тому, что я помру от скуки в одиночестве, но прежде я хочу понять, как это – держать в руках что-то настоящее.

А для этого мне, как минимум, придется окружить себя настоящими людьми. И пару раз, ну, для разнообразия, поступить правильно.

«норм?»

«не знаю».

Черт. Ноут в сумку, сумку на плечо и через несколько минут я уже в бюро. Товарищ с переломанным носом, как ни в чем не бывало, общается с одним из менеджеров на предмет памятника, Вероника упоминала, что уже больше месяца никак не получается утвердить эскиз. Прохожу мимо него, оценивая долгим взглядом. Чуть меньше полумиллиона – вот сколько денег он принесет соседке после завершения работы, аванс уплачен, художник работает. Художник, честно говоря, задолбался, и мне его немного жаль.

Стучусь и заглядываю в кабинет к соседке, она разговаривает с какой-то женщиной, занята. Главное, что в порядке, не ревет и не прячется под столом. Вроде как второй раз бить по морде не за что, а жаль. Делаю знак, что все окей, я тут как тут, к бою готов. Занимаю место на диване в коридорчике, достаю ноут, поглядывая на Августа, который, кажется, прирос к стойке и уматывать нахрен не собирается. Но эта территория – моя, а график работы у меня свободный, так что пусть делает выводы сам. Минут через пятнадцать он проходит мимо меня в сторону кабинета Вероники, и я командую:

– Стоять.

– А я-то надеялся, ты через пару недель куда-нибудь денешься, – говорит, останавливаясь напротив. – У меня к Веронике Павловне сугубо деловое предложение, – он оглядывается и улыбается, – ничего больше.

Отрицательно качаю головой.

– Хорошо, понял, я подожду еще немного. Как насчет выпить чего-нибудь в соседнем баре и заодно поговорить о нашей общей знакомой и моем деловом предложении? Уверен, тебе будет очень интересно узнать некоторые детали.

– Как насчет того, что ты свалишь отсюда на*уй?

– Однако, видимо, неважный из тебя писатель, словарный запас до смешного убог. Без мата ни одной сформулированной мысли.

– А когда и он заканчивается, в дело идут кулаки. Так что… – дальше цензура, милый мой читатель.

– Да, яркая девочка, вижу, что зацепила, пасешь ее сидишь. И я даже знаю чем: она порочная. Вроде бы вся из себя правильная, но вместе с тем – чертовка, жрица. Сам повелся однажды, до сих пор забыть не могу. Наплевал даже, что ребенок передо мной и посадить могут, все мысли она мне спутала. И тебя, вижу, Озерский, из семьи уводит. Про жену совсем не вспоминаешь? Она у тебя тоже очень ничего.

Я откладываю ноут и рывком поднимаюсь, он с небывалой прытью бросается к выходу, ого. Плохой у тебя вкус, Вероника. Когда выбегаю из здания следом, он уже в машине. Курю, наблюдая, как автомобиль удаляется. Еще раз увижу, точно прибью гада.