Текст книги "Лебедь белая"

Ольга Виор
Лебедь белая

© О. Виор, стихи

© М. Токажевская, рисунки

© Ю. Захарова, обложка

* * *

Поэты о поэте:

«Она не помнит, когда впервые увидела лебедя, с какой картинки, озера или городского пруда, из какого сна погляделась в неё, словно в свое отражение, эта прекрасная птица. Но тогда, в том невозвратном миге, она узнала себя в гордых белоснежных линиях красоты, благородства и нежности, которыми нарисована лебединая сказка.

И вот девочка выросла и однажды написала про себя: „Сильная смелая, как лебедь белая, я становлюсь на крыло…“.

Это она тогда написала, когда почувствовала непреодолимое желание полета, когда ощущение неба забилось в её сердце. И она полетела над двором, где когда-то жил гадкий утенок, над озером, где прятался одинокий лебеденок, и она увидела в небе птиц из своей детской мечты…»

Из книги Маргариты Токажевской «Осенние листья».

«Осенью 2007 года вышла вторая книга стихов петербургской поэтессы Ольги Коротниковой „Турмалин“. Именно в ней Оля состоялась как поэт…. стихи, в которых было заявлено высоко и бескомпромиссно, что поэзия – это боль, кровь, музыка, тайна… это – жизнь. И никакого быта! Иначе, как поэт ты погиб».

«Понимание, что такое поэзия, на что ты подписываешься, входя в божественный и беспощадный мир поэзии, это есть понимание себя поэтом. Ольга Коротникова – поэт. Её душа щедра, бескорыстна. Поэт обязан отдавать, дарить, жертвовать… Жизнь поэта – это жизнь ради жизни. Отстаивание, утверждение ещё и ещё раз её нерушимых законов любви, добра, самопожертвования. Не только провозглашать эти святые истины должен поэт, но и жить по её законам».

«Поэт не может никому причинить зла. Жертвенность заложена в нём изначально, точнее – в слове, которым он владеет. „Пусть так. Без палача и плахи Поэту на земле не быть. Нам покаянные рубахи, Нам со свечой идти и выть“, – говорила Анна Ахматова».

Из журнала «Невский альманах», Нина Агафонова «Тайна»

«Диапазон эмоций и размышлений лирической героини самый широкий – от невыносимой боли утраты – до гордого отчуждения, от детской радости погружения в природу – до колючей ироничности, от теплоты семейного очага – до независимого полёта над миром. Она часто не просто примеряет маски, но полностью перевоплощается, становясь какой-либо иной частицей бытия: „Лепестком опадаю сонным с тёмной розы в ночной тиши“. Или: „Вот уже бегу я рысью через чащу напрямик“. Иногда она и летящим трамваем может обернуться, предлагая: „Ну пойми меня, разгадай!“

Она дразнит читателя, шалит, полушутя-полусерьёзно спрашивая себя: „Как найти свою из множества тем, не пытаясь угодить всем?“, но где-то в глубине живёт и крепнет уверенность:

Всё чаще снится мне полёт, Он ввысь несёт волной прохладной. Из гусеницы заурядной Однажды бабочка вспорхнёт.

Мария Амфилохиева „Лечу как сердце мне велит“

Сновидения

Тонкие материи

 
Материя тонка…
И полотно стиха
пронзительно-прозрачно-непонятно.
Попробую соткать
стремление порхать,
исчезнуть насовсем. Влететь обратно.
 
 
На грани, на краю
между холодным «нет»
и жарким «да» – туманное «не знаю»…
Туманы эти пью,
не разорвать тенет.
Я тонкою материей играю.
 

Сон

 
Мне снится сон – целую пальцы…
А ты – не думай ни о чём.
Пусть две руки твоих, скиталицы,
моим согреются огнем.
 
 
Я стану целовать их бережно,
храня дыханием своим.
А ты сомнения от бережка
пусти, как лодочку. Двоим
 
 
нам будет вечер виться,
танцуя с тенью в унисон…
Как часто этот сон мне снится…
Как жаль, что это только сон.
 

Трамвай

 
Надоело играть словами!
Ну, пойми меня, разгадай!
Неуклюже взмахнув крылами,
с перекрёстка взлетел трамвай.
 
 
Улыбаясь глазами стёкол,
он исчез в городской дали.
Растворился, пропал, истёк он
словно время с картин Дали.
 
 
Пролетают трамваи мимо
человеческой суеты.
Прочитаешь, и скажешь – «мило»,
но меня не узнаешь ты.
 

«Сон мой странный…»

 
Сон мой странный,
сон мой вещий
вспоминаю запоздало.
Крик гортанный,
чьи-то вещи,
суета и шум вокзала.
 
 
Бег. Ступени.
Я в вагоне.
Пятерню окно расплющит.
Не старайся,
не догонишь.
Уходи. Так будет лучше.
 
 
Барабанит дождь по крыше,
растекается по стёклам.
Ты кричишь, а я не слышу.
Я от слёз насквозь промокла.
 

«Я уеду туда, где кончается свет…»

 
Я уеду туда, где кончается свет,
где в помине давно понимания нет.
Тихо вздрогнет перрон, поплывут провода.
За окном всё быстрей – города, города…
 
 
Мы с тобой не успели почти ничего.
Я запомнила прядь у виска твоего,
и ночной разговор, и узорчатый плед,
неуютное утро, сумбурный рассвет.
 
 
Ты узнаешь меня, если встретимся вновь,
скомкав гасишь улыбку, но дёрнется бровь.
Только доля секунды… отводишь глаза –
в них огромными буквами слово «НЕЛЬЗЯ».
 
 
Разойдёмся, поток унесёт. Оглянусь…
Ты не смотришь, спешишь.
Ну и пусть, ну и пусть!
Ни на что не надеясь, я крикну: «Постой!»
Гулким эхом откликнется город пустой.
 

Непохожая

 
Да я просто улечу!
Не поймаете.
Я так больше не хочу!
Понимаете?
Впрочем, что вам? Всё равно
не поверите.
Вы другой уже давно
мерой мерите.
Я под полною луной,
да над крышами.
Крыльев шорох за спиной
не услышите.
Скину белую парчу
на прохожих я.
Да я просто улечу!
Непохожая…
 

Кокон

 
Я в коконе своих стихов
живу, завёрнутая туго.
Он может быть мне лучшим другом,
а может – злейшим из врагов.
 
 
Мой кокон крепче с каждым днём,
мы с ним – единая система
и каждой новой строчки тема
напоминает мне о нём.
 
 
Всё чаще снится мне полёт,
он ввысь несёт волной прохладной…
Из гусеницы заурядной
однажды бабочка вспорхнёт!
 

Никому не рассказывай…

 
Никому не рассказывай, как
появляются сны, и откуда
возникает внезапное чудо,
чтоб в твоих поселиться стихах.
 
 
Никому не рассказывай, что
не даёт ощущенья покоя,
рвёт поводья, хрипит под рукою
необъезженное волшебство.
 
 
Никому не рассказывай, где
та страна, что зовут вдохновеньем,
сколько нужно проплыть по теченью,
отдаваясь прозрачной воде.
 
 
Ведь нельзя объяснить – почему,
как нельзя поделиться удачей…
Я сегодня, смущаясь и плача,
новорожденный стих обниму.
 

Кувшин

 
Кувшин
на треть опустошён.
И ни души.
Не разрешён,
не понят
крик в ночной тиши.
Наполнен
лишь на треть кувшин.
 

«Я меняю имя…»

 
Я меняю имя.
Я судьбу меняю.
Станут сны другими,
стану я другая.
 
 
Мне в крещенский вечер
ветер напургует,
напророчат свечи
колею другую.
 

«Воспоминания душат ночами…»

 
Воспоминания душат ночами.
Груз неоформленных мыслей печалит.
Он не дает мне заснуть до утра…
 
 
Утром пойму – наступила пора
жизнь поменять и самой поменяться.
Мне надоело терпеть, притворяться,
будто бы всё, что я вижу – по мне,
будто бы то, что во мне – то извне…
 
 
Сбросив балласт посторонней вины,
я выхожу на дорогу войны!
 

Посылка

 
Получено детство
в наследство.
Печатью могучей
сургучит.
Бумажный шпагат
наугад
кромсает вены
попеременно.
Возьмите назад –
отбыл адресат.
 

День и ночь

 
Время стихов – ночь.
Страсти не превозмочь.
Просятся жить, кричат,
плещутся невпопад.
 
 
Пряник тебе? Плеть?
Будет с чего млеть!
Я заживлю брешь.
Хочешь – опять режь!
 
 
Скажешь: «Стихи – вздор!»
И отведешь взор.
Проще тебе днём?
Вот и живи в нём!
 

Жажда

 
Вновь перейдёшь грань.
Разума вопль глух.
Сердце мое рань.
К боли теряй слух.
 
 
Я вся твоя – на!
Только сумей взять.
Жажда изъяНА
гонит поток вспять!
 

Кое-что

 
Графику черных деревьев на белом снегу
в мысли мои безупречно вплетает февраль.
Есть кое-что, без чего я уже не смогу.
Есть кое-что, от чего отказаться не жаль.
 
 
Трепетом линий пронизано небо насквозь.
Сетью ветвей через кожу пульсирует жизнь.
Не обещай, чтобы после жалеть не пришлось.
С черными ветками вены навеки сплелись.
 

Клубок

 
В спутанном клубке воспоминаний
потяну за ниточку разлуки.
Узелки ненужных обещаний
медленно развязывают руки.
 
 
Размотаю время наизнанку,
набело переверну страницу,
и не вспомню больше спозаранку,
что в тебе готова раствориться.
 
 
А когда клубок почти размотан,
отыщу последнюю надежду –
мною зацелованное фото…
Разорву. И заживу как прежде.
 

«Вот и ты из тех, нелетающих…»

 
Вот и ты из тех, нелетающих,
из породы отнюдь не редкой.
Карамелькой останусь тающей
на губах…
Вытри рот салфеткой.
 

Побег

 
Как хочется просто уехать.
Сесть в первый случайный вагон.
Из тёплого поезда нехотя
в промозглую ночь выйти вон.
 
 
Шагать и шагать незнакомой,
проложенной кем-то тропой.
Чтоб вновь оказаться у дома,
где путь начинается мой.
 

Карандаш

 
Любимый карандаш точу…
Полно других карандашей,
но я другого не хочу!
Я чужаков гоню взашей!
Уже огрызок от того,
кто был попутчиком в ночи.
Ещё послужит, ничего…
Опять пришла пора точить.
 

Крылья

 
Я – тонкий, тонкий, очень тонкий страус,
я – длинный, длинный, очень длинный аист,
я – распушенный розовый фламинго,
и я люблю в тебе себя, как видно.
 

«Реинкарнационное танго»

З. Битарова

 
Нет, я совсем, совсем не тонкий страус,
и очень мало шансов, что понравлюсь.
Нет, я совсем не розовый фламинго,
и крыльев сложенных моих не видно.
Но почему, оказываясь рядом,
смотрю в упор, захлёбываясь взглядом,
и почему руки прикосновенье –
вся гамма чувств – от смерти до рожденья.
Конечно, я не очень стройный аист,
но крылья есть. Их развернуть пытаюсь.
Сегодня мне опять полёт приснится…
Я – то ли орнитолог, то ли птица.
 

Символ бесконечности

 
На пороге вечности,
на краю мгновенья
символ бесконечности –
ветра дуновенье.
 
 
Всё пройдёт, как не было.
Всё вернётся снова…
Вечность дарит небо мне –
бесконечно Слово!
 

Случай

 
Быть может, незнание лучше,
но в жизни бывает, подчас –
судьба, маскируясь под случай,
Возьмёт, и порадует нас.
 
 
Останется только заметить,
увидеть, и не пропустить
намёки тончайшие эти,
свою путеводную нить.
 
 
В какой-нибудь старой газете,
в беседе за круглым столом…
А тот, кто не верит в приметы
по жизни идет напролом…
 
 
Совсем незнакомый попутчик
подскажет, шутя, не всерьёз…
Судьба, маскируясь под случай,
даёт нам ответ на вопрос.
 

Путь к свету

 
По невидимой ниточке, пятку к носку
приставляя,
я пытаюсь пройти, расплетая пространства
руками.
Где-то там вдалеке декорации падают шатко,
мне сейчас не до них. Стиснув зубы,
иду я сквозь хаос…
 
 
Знаю, что не поймут. Только я и не жду
пониманья.
Знаю, что не помогут. Мне помощи вовсе
не нужно.
Сквозь кромешную тьму пробираюсь я
к свету, который
несмотря на отчётливость, всё же
не видят другие.
 

«Конечно, понимаю, всё так сложно…»

 
Конечно, понимаю, всё так сложно,
но это важно,
срочно,
неотложно,
неправильно,
безумно,
невозможно
услышать голос твой, слегка тревожный
СЕЙЧАС.
 

Гостья

 
Дверь заголосила, что есть силы,
в дом вошла нечаянная гостья.
«Что Вам нужно?» – я её спросила,
а она рукой махнула: «Бросьте.
Знаете Вы кто я, и откуда,
я давно иду за Вами следом…»
Еле уловимый запах чуда
пролился по воздуху. Беседа
начала казаться интересной.
Я посторонилась, пропуская…
Жизнь моя была довольно пресной
до сих пор, но… кто она такая?
Волосы наброшены на плечи,
медным отливают перезвоном.
Голос низкий, словно томный вечер.
Огненною шалью на зелёном
согревались рыжие ресницы,
обрамляя грустных глаз бездонность.
Руки, словно две уснувших птицы
на колени улеглись. Бездомность,
неприкаянность в её сквозили взгляде,
словно дождь расплакался тревожно.
Осень в своём царственном наряде.
У меня на кухне… Невозможно!
Я теперь узнала этот запах:
яблок аромат и листьев прелых.
А она исчезла так внезапно,
взять меня с собой не захотела.
 
 
Желтый лист на стареньком буфете,
Да дождём размыты строки эти.
 

Слёзы

 
Я слёзы твои различаю на вкус,
Горячечный шёпот шифрую ночами.
Сегодня приснилось мне: я тебе снюсь,
и к берегу старый кораблик причалил.
 
 
Мы стали одним, словно реки слились,
нас бурным теченьем влечёт к океану.
Он не пересохнет. Не кончится жизнь.
Не плачь. И я тоже рыдать перестану.
 

Ухожу…

 
Ухожу. Уезжаю. Бегу со всех ног.
Не звоню. Не пишу. Не тревожу.
Мы не сможем быть вместе.
Прощальный звонок
не спасёт, не вернёт, не поможет.
 
 
Ты живешь в своем мире, закрытом от всех.
Жизнь моя – перекрёсток вселенных.
Как из памяти вычеркнуть взгляд твой и смех?
Словно пульс перерезать на венах…
 

«Этой ночью мне приснится…»

 
Этой ночью мне приснится,
что тебя я потеряю.
Размываются границы
между вымыслом и явью.
 
 
А когда-то мне казалось,
что с тобою мы похожи.
Очень жаль, что только жалость
стала нам второю кожей.
 
 
Я с реальностью играю,
научаюсь жить любовью.
Я на цыпочках, по краю
становлюсь сама собою.
 

«Предпосылкой лавины грядущей…»

 
Предпосылкой лавины грядущей
упадет первый камень с горы.
Отмотать бы назад…
Или лучше –
замереть на пороге игры.
 
 
Только поздно.
Грохочущей лавой,
все пути к отступленью закрыв,
надвигается рокот кровавый,
прерывая побега порыв.
 

Рекомендации психолога

 
Что стряслось, пациент?
Ваш недуг излечим!
Только важный момент –
нет проблем без причин.
 
 
Посмотрите вокруг –
сколько разных людей!
Заведите подруг
или лучше – друзей.
 
 
Разве женщина Вы?!
Вам бы юбку надеть!
Не бояться молвы,
непременно худеть…
 
 
Эта блажь сгоряча!
Вы поверьте врачу…
 
 
Полюбила врача.
А пришла к палачу.
 

Монолог после смерти

 
Я ушла. А никто не заметил.
Я ушла. Навсегда. Насовсем.
Мир, что был так пронзительно светел
осыпается пеплом с колен.
 
 
Вот и всё. Ни конца и ни края.
Облака всё плывут и плывут.
Ты не верь никому! Я – живая!
Просто нет здесь часов и минут…
 
 
Всё слилось в бесконечном движенье,
Где мгновение в вечность длиной.
Не увидишь моё отраженье,
я всегда у тебя за спиной.
 
 
Я ушла. А никто не заметил…
Я ушла. Неужели – совсем?
Этот мир, что когда-то был светел,
осыпается пеплом…
 

«Я помню. Белее мела…»

 
Я помню. Белее мела –
лицо. Осознанья миг.
Я что-то сказать хотела –
голос сорвался в крик.
 
 
Как больно! Простите люди
за то, что для вас – игра.
А первым меня осудит
тот, кто любил вчера.
 

Почти Пигмалион

 
В холодный мрамор, мной обожествлённый,
пытаюсь я вдохнуть живую душу.
Я преклоню колени у колонны,
ни жестом, и ни словом не нарушу
молчанья Вашего, спокойного до жути.
Здесь ни при чём, ни разум мой, ни тело…
Чем я смогу помочь Вам? Я хотела
Отдать всего лишь жизнь… не обессудьте.
 

О чём ты?

 
Опять говоришь – не сможем
быть вместе.
Не знаю, о чём ты…
Ищу на тебя похожих,
хоть в чём-то…
 
 
Таких же серьёзно-милых,
с твоими глазами
и чёлкой…
А все эти люди – мимо…
О чём ты?
 

Волчица

 
Верила когда-то на слово.
Разучилась. Жизнь заставила.
Волчьей хваткой в горло намертво.
Я свои диктую правила!
 
 
Я теперь неосторожная.
Чую кровь твою горячую.
Не укроет пыль дорожная.
За спиной твоей маячу я.
 

Музе

 
Вдохновенье моё. Ожиданье
кратковременных встреч. Расставанье.
Слов и глаз безнадёжная пропасть.
Дерзновенье моё. Моя робость.
 
 
Отдаляясь – приблизить пытаюсь,
растворяюсь в тебе, растворяюсь.
Открываю слои подсознанья…
Вдохновенье моё. Ожиданье.
 

Обычный зимний вечер

 
Во мне дремала сила
пятнадцать тысяч лет.
Проснулась и спросила:
«Ты жив ещё, Поэт?»
Затрепетали свечи,
что теплились едва…
В обычный зимний вечер
сошли с небес Слова.
 

Игра

 
Сама с собой играю в прятки –
то убегаю без оглядки,
то слишком терпеливо жду,
стараясь переждать беду…
 
 
А есть ещё игра другая –
ищу, пространства раздвигая,
ловлю губами невпопад
случайный шёпот, полувзгляд.
 
 
И неосознанно однажды
столкнусь я с чем-то очень важным,
о чём трепещет предсознанье,
предчувствие, предпониманье.
 

Отражения

Богема

 
Богема!
Последние деньги потрачу на книги.
 
 
Богема!
Сегодня свобода, а завтра – вериги.
 
 
Богема!
На кухне стихи вперемешку с рассветом.
 
 
Богема!
Хотите попробовать? Станьте поэтом,
актером, художником, оперной дивой…
Вопит телевизор о жизни красивой.
 
 
Не всем по плечу, и не всякому нужно
отдать своё время, пожертвовать дружбой
во имя мечты эфемерной и зыбкой.
И болью платить за чужую улыбку.
 

Зеркало

 
Отторжение отображения.
Я – не я. Я – совсем другая.
Рваных мыслей моих брожение
амальгама хранит немая.
 
 
Я рукой прикоснусь к поверхности –
разойдётся стекло кругами.
Только шаг до себя. Поверится:
настоящая я – другая.
 

Встреча

 
Случайно встретились. Пируем, словно боги,
в кафе с названием помпезным «Пир богов».
Две чашки кофе. Интерьер убогий
на полчаса Олимпом стать готов.
 
 
Дым сигарет. Не клеится беседа.
Так много слов, что нечего сказать…
Разглядывая своего соседа,
на много лет переношусь назад…
 
 
Спрошу: «Как жизнь?», чтоб паузу заполнить.
Расскажешь, что нагрянула родня…
А я смотрю и всё пытаюсь вспомнить –
что так в тебе тревожило меня?
 

Классики

 
Маршрут на асфальте, начерченный мелом.
Расписаны пункты – не сбиться с пути.
И правую ногу, поджав неумело,
пытается прыгнуть пацан лет пяти.
 
 
Насуплены брови, во взгляде решимость.
Сгибает он острые локти свои…
И прыгает.
Мимо.
Коленка ушиблась…
В испуге шарахнулись прочь воробьи.
 

Дуэт

 
Ветка сакуры розовым цветом
расцветает на белом фаянсе.
Мне молчание служит ответом
на вопрос о твоем постоянстве.
 
 
Знаешь, мне иногда одиноко…
Без тебя с каждым часом дичаю.
С мятным запахом омут глубокий –
хочешь, милый, горячего чаю?
 

«Почувствую тоску твоих потерь…»

 
Почувствую тоску твоих потерь,
и ничего не нужно объяснять.
Есть в сердце очень маленькая дверь,
её закрыть забуду я опять.
 
 
Дорогу к этой двери не найдёт
ни праздный путник, ни случайный гость,
её способен разглядеть лишь тот,
кого судьбе сломить не удалось.
 
 
Всё тяжелее ноша, дольше путь,
оставь свои печали у меня.
Ты, главное, себя не позабудь…
И ничего не нужно объяснять.
 

Вечерняя река

 
Вода остановилась, не колышется.
В зеркальной глади отразился лес.
Так тихо, что не хочешь, да услышится
игривой рыбки невесомый плеск.
 
 
А сосны караул несут вдоль берега
и отправляют солнце на покой.
Неторопливо, плавно и размеренно
оно в траву ныряет за рекой.
 
 
Легко прозрачной дымкою подёрнута,
чуть дремлет под присмотром рыбака.
В ней всё наоборот, всё перевернуто.
Красавица – вечерняя река!
 

«Венчалась пара новобрачная…»

 
Венчалась пара новобрачная.
Венчал надежды старый храм,
и, обещая жизнь удачную,
монеты сыпались к ногам.
 
 
Звучали песни величальные
апофеозом торжества.
Вступали кольца обручальные
в свои законные права.
 
 
Чужих судеб дороги разные
Пересекаются не зря,
А мне с нечаянного праздника
Осталась нитка янтаря.
 

«У памятника Пушкину…»

 
У памятника Пушкину
читаю Северянина,
и поневоле слушаю,
как просит подаяния
певец с глазами старыми.
Его пошлют по матери…
 
 
С гитарой, без гитары ли –
Поэт всегда на паперти.
 

Боткинская зима

 
Здесь стены изъедены плесенью.
Жабо штукатурки в углу.
Здесь стоны и боль так естественны,
как дыры в цементном полу.
 
 
Здесь каждый боится дотронуться
до ручки соседских дверей.
Здесь в мыслях: «Умом бы не тронуться…»
и, позже – «Домой бы скорей!»
 
 
Слоёв социальных коллекция –
то ругань услышишь, то смех.
Здесь в каждой палате инфекция…
И три унитаза на всех.
 

Родина

 
Петербургские трущобы,
города окраина.
Рассыпаются «хрущобы»,
гибнут без хозяина.
 
 
Нет воды горячей летом,
а зимой, как водится,
весь квартал сидит без света –
свечками обходится.
 
 
Жгут бомжи костры в подвале –
стены в чёрной копоти.
Дверь отмоется едва ли…
Им бы наши хлопоты!
 
 
Эх! Весёлый мой посёлок!
Хулиган на гопнике!
С Коллонтай до Новосёлов –
панки, фрики, готика…
 
 
За стеной опять веселье –
вечная бессонница.
Что ни ночь, то новоселье,
некогда опомниться.
 
 
После трёх – орут в полсилы,
затихают вроде бы…
Дочь вчера меня спросила:
«Что такое Родина?»
 

Серафима

 
Ты по городу ходишь босая,
ты на нервах играешь и флейте.
В Интернете всю ночь зависая,
можешь из дому вовремя выйти.
 
 
Поиграв в шесть утра на гитаре,
пару песен споёшь, да поедешь.
И, наверно, спокойная старость
не грозит всем, живущим в подъезде.
 
 
Ты стихами рисуешь и прозой,
Кастанеду читаешь и Ницше.
То уроки зубришь до неврозов,
то строчишь философские вирши.
 
 
То сидишь на китайской диете,
то шашлык заедаешь вареньем.
То на мост убежишь на рассвете
за своим шедевральным твореньем…
 
 
Ты психологов любишь и психов,
с потолка смотрят строчки из песен…
Если в доме, нечаянно, тихо,
значит, дочка ушла погулять.
 

«Взрослая женщина…»

 
Взрослая женщина
маленькой девочкой
всё остаётся, годам вопреки.
Взрослая женщина
хочет быть маленькой,
как воробей, что кормила с руки
в детстве далёком.
И как всё отчётливо
память хранит, не стирают года.
Взрослая женщина
с крашеной чёлкою.
Не повзрослеть ей уже никогда.
 

Проникновение

 
Известен мне момент проникновения
в чужих зрачков полночную печаль.
Всего секунда, лишь одно мгновение,
но так весомо это откровение,
что за него всю жизнь отдать не жаль.
 

Абонент недоступен

 
Мне ответят по-фински:
Абонент недоступен.
Вдруг захочется виски
Так, чтоб сразу, и в ступор.
 
 
Недоступны ответы,
Неотвязные мысли.
Мне так хочется света…
СМСки повисли.
 
 
Препарирую чувства –
Нам не холодно вместе.
Мне с тобою не пусто,
А тебе? Неизвестно.
 
 
Вновь по-фински лопочут:
Связи нет с абонентом.
Связи нет. Это точно.
Просто жизни фрагменты.
 

С каждым днём

 
С каждым днём глубже, глубже
погружаюсь в глаза.
С каждым днём лучше, лучше
и всё тише – «нельзя».
С каждым днём ярче, ярче
впечатления встреч.
С каждым днём жарче, жарче –
так, что может обжечь.
С каждым днём тоньше, тоньше
между нами стена.
С каждым днём звонче, звонче
телефонов война.
С каждым днём ниже, ниже
стук безумных сердец.
С каждым днём ближе, ближе
неизбежный конец.
 

Скорпион

 
Скорпион – знак любви и смерти!
Жажда жизни, эмоций власть
правят им. Вы уж мне поверьте,
я сама под ним родилась!
 
 
Я за звёздами не шпионю,
гороскопам гимн не пою,
но судьбу свою, скорпионью,
охраняю, как флаг в бою.
 
 
На предательскую измену
не откликнется вновь душа.
Всё на свете имеет цену –
жизнь контрастами хороша!
 
 
А к себе отношусь особо –
самоедство – моя стезя.
Каждый жест свой, и взгляд, и слово
примеряю пристрастно я.
 
 
Не терплю я ни лесть, ни жалость,
и сгораю дотла, любя.
Иногда очень больно жалю,
только чаще саму себя.
 
 
Привыкаю. Люблю. Теряю.
Что же делать – таков закон!
Но из пепла встаю. Не зря я
по созвездию – Скорпион!