Текст книги "Исповедь отшельника"

Они завалились в самый дорогой ресторан Москвы. Мира, когда раньше проходила мимо, даже на вывеску смотрела с трепетом. А тут внутри оказалась. Салихов заказал ведро водки и такое же количество черной икры. Когда ему принесли желаемое, начал лакать алкоголь, как конь, и закусывать из другого ведра. А скорее, зажирать. Запускал руку в ведро, зачерпывал икорную массу и отправлял в рот. Поев, попив, залез на стол и начал танцевать «камаринского». Топал грязными ботами по белой скатерти, давил тонкий фарфор. Но когда оператор опустил камеру, а свита испарилась, Салихов стал вполне адекватным человеком. Снял шубу, сходил в туалет, чтобы руки помыть, попросил свежую скатерть, новые приборы и поинтересовался у Миры, что бы ей хотелось съесть.

За ужином «странный дядька» рассказал о себе. Сообщил, что собирается баллотироваться в президенты, а в России любят шутов, вот он и ведет себя на публике весьма эксцентрично. Миру ни о чем не спрашивал. Она сама кое-что рассказала о себе, когда рот Салихова был занят едой.

Она боялась, что дядька потребует от нее расплаты за ужин, но он попросил лишь телефон.

Позвонил дней через пять. Назначил свидание. Мира к тому времени узнала, с кем ее свела судьба, и не отказала Салихову. Миллионеры в те времена были диковинкой. И если простой студентке выпадал шанс сходить с одним из них куда-то, она от такого шанса не имеет права отказываться. Как минимум хорошо покушает, а то и подарочек получит. Если бы Мира рассказала о своем знакомстве с Салиховым приятельницам, они бы умерли от зависти.

Второе свидание напоминало первое. То есть опять были свита и оператор. Но на сей раз Мире досталась роль со словами. Ее попросили спеть матерную частушку, опять же забравшись на стол очередного пафосного ресторана. Она исполнила. И, истоптав скатерть своими сапожками из кожзаменителя, спрыгнула в объятия Салихова. Он вынес Миру из заведения на руках, чтобы затащить в меховой салон по соседству и бросить к ногам соболиную шубу. А потом еще две, песцовую и лисью. Когда камера отключилась, Мира подняла меха и протянула продавщице. Но Салихов покачал головой:

– Нет, это твое.

– Куда мне столько? – растерялась Мира.

Продавщица на нее глянула с возмущением. Да еще у виска пальцем покрутила. Она бы взяла все, потом две пихнула подружкам. Но Мира тогда не была расчетливой, чем, возможно, и привлекла Салихова.

– Выбирай, какую хочешь, – сказал он.

Продавщица глазами показала на соболиную, которая была самой дорогой. Но Мире понравилась лисья. И она взяла ее.

За этот подарок тоже не пришлось расплачиваться.

А вот играть клоунессу еще раз – да. Салихов взял Миру на очередную публичную акцию. Представил всем своей невестой. Напялил ей на голову диадему и заставил своих телохранителей тащить Миру на плечах по Старому Арбату, а сам шел за ними с кнутом в руках, которым периодически охаживал то одного, то другого. Желающих посмотреть на это безобразие собралось превеликое множество. А Салихову только этого и надо было, он начал толкать политическую речь. И если исключить мат, которым он ее перемежал, речь была вполне грамотной.

Родители умерли через месяц после знакомства Миры с Салиховым. Сначала они только грозились устроить голодовку, потом решили воплотить свои угрозы в жизнь. Вместе с ними от пищи отказались еще три десятка человек. Но меньше чем через неделю их численность сократилась на треть. И все равно народу было немало. За их акцией следила общественность. Голодающих показывали по телевизору. Салихов, который пользовался любой возможностью засветиться, навещал своих будущих родственников. Привозил митингующим коробки из модного тогда «Макдоналдса» и упаковки газировки. Пытался убедить в том, что голодовкой ничего не изменишь и нужно выбирать иной путь. Голодающие отказывались принимать его советы и подношения. Однако поутру уборщики находили коробки из-под «Бигмаков» пустыми. Мира не сомневалась в том, что родители и их сотоварищи кушают, но делают это втихаря. Очевидно, что большинство из митингующих так и делали, но не чета Стоцких. Обоих увезли в больницу в бессознательном состоянии и поместили под капельницы. Но спасти их не удалось. Первым умер отец, мать спустя сутки.

Похоронами занимался Салихов. Он превратил траурное мероприятие во что-то среднее между митингом и цирком. На кладбище он призывал государственных деятелей помочь людям науки, а в ресторане, который снял для поминок, кидал в стену стулья и орал: «Куда катится наша страна?» Смотреть на него Мире было противно, и она улизнула, не попрощавшись и даже не поблагодарив. Больше Салихова она видеть не хотела.

Но он отставать от Миры не собирался.

Спустя неделю, за которую она ни разу не взяла трубку, девушка, выходя из здания института, увидела огромный лимузин. Длинный, как «Икарус», и розовый, как унитаз Барби. Мира сразу поняла – за ней. И пока подружки кудахтали, восхищенно закатывая глаза, попыталась улизнуть, но не тут-то было. Салихов догнал ее, вручил букет размером с таз, в котором купают детей, и увлек в машину. В салоне открыл шампанское и сказал, что приготовил сюрприз.

Они приехали в ресторан, где состоялось их первое, если так можно выразиться, настоящее свидание. Салихова, естественно, встретили с поклонами. Он заказывал все самое дорогое и порчу имущества оплачивал сполна, поэтому ему были рады. Но в этот день он вел себя идеально. Да и выглядел хорошо. Треники сменил на брюки. Цепь спрятал под рубашку, а не вывесил поверх водолазки. И пиджак поменял. Правда, этот тоже был бордовым, но пошил его явно какой-то крутой дизайнер, потому что сидел он как влитой.

Салихов вновь заказал шампанского. И когда его разлили по бокалом, сказал:

– Я предлагаю тебе свою руку и сердце!

Мира переспросила:

– Руку и сердце?

– А еще кошелек.

– Постой. Ты что, хочешь жениться на мне?

– Ну, да. – Салихов вытащил из нагрудного кармана кольцо (без коробочки) и протянул Мире. – На, примерь.

– Это очередная игра? – решила уточнить она.

– Ты видишь здесь камеры? – Мира качнула головой. – Значит, это по-настоящему.

Она надела кольцо на безымянный палец. Подошло идеально. И выглядело роскошно: толстое, рифленое, в каменьях. Именно тогда начал формироваться вкус Миры, и она на всю жизнь полюбила массивные изделия. Кто-то считал их кричащими, даже вульгарными, но только не она.

– Извини, но я не могу выйти за тебя, – сказала Мира, с сожалением стянув кольцо.

– Почему?

– Я тебя не люблю.

– Ничего страшного, – усмехнулся Салихов. – Меня никто не любит. Для меня это не новость.

– Да и ты меня не любишь…

– И я тебя, – не стал спорить он. – Но я уже взрослый дядя. Страсти в прошлом.

– Тогда зачем все это?

– Ты мой человек. Мне с тобой легко. И ты меня привлекаешь как женщина. Мне кажется, мы могли бы создать отличную пару. И возможно, впоследствии полюбить друг друга.

– Я не смогу.

– Хорошо, тогда выйди за меня по расчету.

– Я подумаю.

– Нет, ответ я хочу получить сейчас. Да или нет. Да – хорошо. Нет – не обижусь. Я себе жену всегда найду. Очередь выстроится из твоих подружек. А ты пропадешь.

– Почему это? У меня есть квартира, я получаю высшее образование…

– А за квартиру чем платить будешь? У вас наверняка уже долги за коммуналку. И кем ты будешь работать, когда окончишь вуз? Библиографом? Или на кого ты там учишься? Что ж, желаю успеха.

– Я найду нормальную работу. Главное, у меня будет высшее образование.

– В моем банке четыре уборщицы, две из них дипломы имеют. Знаешь, как за места держатся?

Мира могла представить. Времена были такими, что о стабильной зарплате можно было только мечтать. А в банках хорошо получали даже уборщицы.

– Да, они не так молоды и привлекательны, как ты, но не старые и миловидные женщины, – продолжил Салихов. – Ты же можешь рассчитывать на должность секретаря-референта в приличной фирме. Хозяин будет тебя на диване и своем рабочем столе пользовать и за это на праздники чулочки или духи дарить. Может, там, на фирме, и любовь свою найдешь. Компьютерщика или инженера. Но я бы советовал сантехника, рукастые мужики никогда не останутся без работы. Водитель тоже подойдет. Поменяете твою квартиру на меньшую, а на разницу купите микроавтобус. Он будет возить пассажиров, а ты им билеты продавать. И заживете…

– Перестань!

– Я разве что-то плохое сказал?

Вправду, ничего. Просто описал предполагаемые перспективы. Мала вероятность, что Мире попадется еще один миллионер. А в бедности жить не хотелось. Нет, даже не так. Она панически боялась бедности. Потому что знала, каково это: жить в достатке, затем в скудности и скатиться почти до нищеты…

Поэтому она выпалила:

– Я согласна выйти за тебя замуж.

– Рад, – ответил Салихов и засмеялся, сверкнув золотыми коронками. А потом заказал водки и икры. Но не в ведрах.

В тот день он был самим собой.

* * *

Они поженились через неделю. Чего тянуть?

Катались на тройках с бубенцами, лимузинах, речных корабликах. Накрывали столы, один для себя и полтысячи гостей в старинной усадьбе, второй во дворе для челяди, третий на улице для народа. Пили из ведер, чаш старинных и резинового сапога невесты – Салихов настоял на такой обуви. Их развлекали именитые певцы, циркачи, цыгане с медведями и балерины из «Большого». Салют запускали такой, что москвичи недоумевали, почему 9 Мая перенесли на 15 октября.

В первую брачную ночь молодые не сексом занимались и даже не подарочные деньги пересчитывали, а спали, утомленные праздником. Причем в разных комнатах, потому что Салихов храпел так, что дрожали стены.

Жизнь супружеская была такой же, как и свадьба. Полностью напоказ. Салихов обвешивал Миру драгоценностями, укутывал в меха и выводил в свет. И где бы они ни появлялись, чудили. Начинал муж, жена подхватывала. В их случае пословица про сатану и его вторую половинку была актуальна. Первое время Мире нравилась эта игра. Быть не как все – это прикольно. А знаменитой – лестно. Ее показывали по телевизору чаще, чем многих эстрадных звезд.

Впереди были президентские выборы. Салихов выставил свою кандидатуру. И как будто всерьез надеялся на победу. Миру это удивляло. Да, русские любит шутов, но не до такой степени, чтобы поставить одного из них во главе своего государства. Естественно, Салихов не стал президентом. Более того, набрал наименьшее количество голосов…

Расстроился. Запил. Но муж, в принципе, любое свое состояние сопровождал возлияниями. Что радость, что печаль, все едино, главное – водка, ее не грех принять на радостях и ею же разогнать печаль.

Мира думала, что, когда Салихов отойдет после поражения, его поведение как-то изменится. Ведь он старался ради пиара, который устраивал, чтобы набрать больше голосов на выборах. А нет! Он продолжал чудить. Но Мира в его представлениях больше масштабно не участвовала. Лишь изредка поддавалась на уговоры мужа и, получив какой-нибудь шикарный подарок, отправлялась с ним в свет.

Еще через год Мире такая жизнь не просто надоела – обрыдла. Хотелось нормальной. Но Салихов ничего не слушал. Он упивался своим шутовством. Деньги уже делали сами себя, зарабатывать их не надо, гонками, яхтингом, путешествиями Салихов не увлекался. Потребности сексуальные имел весьма и весьма скромные. Ему просто нечем было бы себя занять, если прекратить игру. Но жене выйти из его игры он тоже не позволял. И если Мира начинала капризничать, отвергала подношения и заявляла, что с нее хватит, раздевал супругу донага и выставлял за порог. Говорил, не нравится что-то, не держу, уходи. Но в таком виде, в котором пришла. Твоего тут ничего нет, все мое. И она оставалась, потому что привыкла к богатству и опеке. Она на тот момент была такой же, как ее бабка при дедушке. Ничего не умела и не знала, где платить за квартиру, а главное – чем. Она бросила институт, когда вышла замуж за Салихова. Да и что бы диплом изменил? Времена не изменились. Кандидаты наук с радостью соглашались полы в банках мыть, да только попробуй еще туда устройся.

– Сдохнешь от голода, как твои папаша с мамашей, – вторил ее мыслям Салихов. – Или шалавой станешь. Да только на большие гонорары не рассчитывай, в постели ты бревно…

В своей половой слабости он винил Миру. Считал, что она не может его разжечь, а была бы на ее месте нормальная баба, он бы своим членом как плугом вспахивал.

Они прожили еще год. Мира начала пить наравне с мужем, а чудить даже больше, чем он. Веселилась на грани истерики. Потом рыдала, резала свои соболя, крушила старинный фарфор. А Салихов только ржал, ему нравилось это. И нравилась отвязная Мира. Поэтому не давал ей уйти, когда она пыталась покончить с собой. Поняв, что ее смерть не разлучит их, госпожа Салихова решилась на убийство мужа.

Он любил лошадей. Не так чтобы сильно, но держал именно этих животных. В его конюшне обитало четыре породистых скакуна и две кобылки. Пьяным он любил кататься по двору на ком-то из них. Обычно на Шахе, самом красивом и дорогом. Когда муж взгромоздился на Шаха в очередной раз, Мира всадила в бедро коня укол адреналина. Жеребец взвился и понес. Салихов не был хорошим наездником, да и находился в стадии сильного алкогольного опьянения, поэтому не удержался в седле. Грохнулся на землю…

Мира слышала хруст его костей.

Все произошло быстро, на глазах у челяди. Когда прислуга подбежала к хозяину, он уже был мертв.

Так Мира избавилась от ненавистного мужа.

Лидуся уже не плакала, а только икала. Зоя носила «сестре» воду, стакан за стаканом, она пила, но это не помогало.

Когда Соня увидела Лиду впервые, то подумала, что девушке лет семнадцать. И дело не в росте и комплекции. У Лидуси было лицо человека, который только вступает во взрослую жизнь. Кожа без единой морщинки, открытая улыбка, чистый взгляд. Пожалуй, сейчас таких лиц даже у семнадцатилетних девиц нет. Не говоря уже о двадцативосьмилетних. А Лиде было именно двадцать восемь.

Когда она в очередной раз икнула, Зоя скомандовала:

– Задержи дыхание.

Лидуся послушно набрала полные легкие воздуха и, когда диафрагма расширилась, замерла, надув щеки и вытянув тонкую шейку. Но через тридцать секунд изо рта все равно вылетел противный звук «ик».

– Напугать ее надо, – предложила Галина.

– А то нам страхов мало? – взвилась Зоя.

– Да просто, говорят, помогает…

– Я еще воды принесу. – Зоя удалилась в коридор, где стоял кулер.

– А правда, что обеих покойниц ты обнаружила? – обратилась к Лидусе девушка по имени Света.

Света имела троих сыновей, хотя самой только исполнилось двадцать два. Сейчас пацаны находились у ее матери, а муж где-то на заработках. Скрывалась она от первого супруга, отца самого старшего своего чада, который, выйдя из тюрьмы, не давал ей покоя. Другая бы сдала его в полицию, и дело с концом, а Света жалела – снова же загремит.

– Только Ларису, – ответила Лидуся. – Афанасьевну она, – и указала на Машу, которая уже долгое время сидела, обхватив согнутые колени руками. Съежилась, закрылась. – Вместе с Зоей.

– Но истерика случилась с тобой. Мы через стенку слышали твои крики.

– Я только стала забывать тот случай, – всхлипнула Лида, в очередной раз икнув. – Мы с Ларисой как-то сразу подружились. У нас истории примерно одинаковые и склад ума…

Лидусю третировал отец, Ларису мать. Обеих с детства. Поэтому девушки выросли безвольными, запуганными. Обе имели хорошее образование и приличную работу, но не могли уйти от родителей. Им не хватало на это духу. Помог доктор Назаров. Раз в неделю он проводил сеансы для всех, если так можно сказать, униженных и оскорбленных. Не в «Силе духа», в бывшем Дворце культуры, ныне развлекательном центре. И сеансы психиатра спонсировала не Мира, а кто-то другой. Девушки познакомились там и спустя месяц вместе явились в центр поддержки жертв домашнего насилия. А через две недели Лариса покончила с собой.

– У нее мать всю жизнь проработала на «Скорой помощи», – продолжила Лидуся. К тому моменту Зоя принесла воды и заставила ее попить. – Многих самоубийц повидала на своем веку и люто их ненавидела. Потому что одно дело, когда у человека болезнь, приступ, он в этом не виноват, и помогать ему нужно. Но самоубийцы – другое. Натворили дел они, а возиться с ними тебе. И когда «Скорая» забирала таких, Ларисина мать говорила: если так помереть хотите, берите опасную бритву или скальпель и чиркайте себе по горлу, это наверняка.

– Лариса так и сделала, получается, – заметила Софья, давно молчавшая.

– Я подумала так же. И следователь, когда я рассказала ему о матери Ларисы и ее словах. Она, кстати, даже на похороны дочери не явилась. Хотя я лично звала ее, приходила домой к ней.

– И какая она?

– Обычная. Кряжистая тетка, с химией на голове, в толстых очках. Бодрая, хоть и старая (она родила дочь в сорок один), и до сих пор на «Скорой» работает.

– А Афанасьевне ты обо всем этом рассказывала? – спросила Софья.

– Нет. Разве я могла? Она же на той же кровати спала, что и Лариса. Матрас, конечно, выбросили, как и белье, но все равно…

– Да знала она, – подала голос Галина. – Кто-то другой сказал. Потому что ко мне она подходила, выспрашивала.

– А ты что?

– Разубедила. Знаю, что это такое. Мы, когда в квартиру переехали, и не подозревали, что в ней мужик себя и дочку газом отравил. Соседи деликатные были, молчали об этом. А одна старая мымра не удержалась да вывалила новость эту на меня. Как лучше хотела якобы. Типа, батюшку позвать, чтоб освятил. Думала, муж мой бухать начал, потому что энергетика в квартире черная. Только я-то знала, что он и до этого синячил. А вот мне сразу, как узнала, так не по себе стало. Как что-то упадет, у меня мысль – духи…

– Ой, девочки, мне что-то нехорошо, – выдохнула Лидуся.

– Зато икать перестала, – хохотнула Галина.

Но тут же ойкнула, увидев, как Лида валится вперед. Если б не Зоя, подхватившая ее, она бы упала с кровати и впечаталась лицом в пол.

– Я за доктором! – выпалила Соня и выбежала из спальни.

Назарова она нашла в комнате отдыха. Он курил. До этого Соня никогда не видела его с сигаретой.

– Сергей Игоревич, там Лидуся сознание потеряла, – выкрикнула она.

Назаров тут же затушил сигарету и бросился за Соней. Когда они оказались в спальне, Лида лежала на кровати без признаков сознания, над ней хлопотали «сестры»: кто обмахивал, кто бил по щекам, кто тряс за плечи.

– Всем отойти, – скомандовал доктор.

Женщины расступились. Назаров приподнял веки Лиды, чтоб увидеть глаза, затем пощупал пульс.

– Срочно вызывайте «Скорую»! – крикнул он.

На его голос прибежал старший уполномоченный Назаркин. Почти однофамилец. Соня слышала, как Салихова назвала его Хоббитом. И Назаркин действительно был похож на одного из толкиеновских персонажей из фильма. Кажется, на Сэма. Софья не была поклонницей этой саги и от начала до конца не посмотрела ни одного фильма.

– Что тут у вас? – спросил полицейский у доктора.

– Похоже на отравление снотворным. Нужно промывание.

– Карета скоро будет, – заверил Назаркин и достал телефон.

Лидусю забрали оперативно – через десять минут. Сразу после этого Хоббит стал расспрашивать женщин о том, что происходило до того, как «сестра» потеряла сознание.

– Икала она, – ответила Галина. – Может, от этого ей плохо стало?

– Не говори глупостей, – буркнула Зоя.

– А что? Я где-то читала о мужике, который от икоты умер.

– Доктор же сказал, отравление снотворным.

– Назаров психиатр, если что. Много он понимает. – Сергея Игоревича не было поблизости, вот Галя и разошлась. При нем она не посмела бы сказать подобное.

– Что за стакан? – поинтересовался Назаркин, указав на емкость, в которой Зоя таскала Лидусе воду. Ему объяснили. – Девочки, вы все пили из кулера?

– Вчера да, сегодня нет, – ответили ему.

– Почему вчера да, сегодня нет?

– Вечером мы все принимаем таблетки, – объяснила Зоя. – Успокоительные, гомеопатические. Нам доктор выдал. Сказал, хорошо эмоциональный фон выравнивают, надо попить. И мы пьем. Пять таблеток на стакан воды. А сегодня заваривали чай и брали воду из другой бутылки, которая на кухне. Кто-то, может, и наливал из кулера, но я лично нет. В смысле для себя. Только Лидусю отпаивала, чтоб не икала.

– Сколько она выпила стаканов?

– Четыре, не меньше.

Заговорила Маша. Впервые. И расплела руки, распрямила и опустила ноги. Разжалась, но не раскрылась пока…

– Вы предполагаете, что снотворное было добавлено в кулер? – спросила она.

– Похоже на то. Мы возьмем воду на анализ. А вы скажите мне, барышни, как вы этой ночью спали? Как обычно? Или крепче?

– Крепче, – не раздумывая, ответила Галя. – Я даже снов не видела, хотя кошмары мои вечные спутники. И если б не эта полоумная, – кивок в сторону Маши, – дрыхла бы и дрыхла.

Остальные с ней согласились, даже Маша, которая, собственно, всех перебудила. Если б не она, все бы встретили утро в своих кроватях.

– Я обычно часто просыпаюсь, чтобы проверить, есть ли свет, – сообщила она Назаркину. – Но этой ночью как в яму провалилась. Четыре с половиной часа беспробудного сна для меня стали бы подарком, если бы… Ну, вы понимаете…

Но Хоббит уже не слушал. Он узнал все, что хотел, и поспешил отдавать распоряжения подчиненным. Девочки посудачили немного и, достав свои «книжки», отправились в «библиотеку». А Соня осталась, чтобы позвонить Артуру, своему агенту и другу. Но не успела достать телефон, как дверь снова отворилась. В спальню зашла Лора.

– Ждала, когда все уйдут, чтобы поговорить с тобой, – заявила она.

– Слушаю.

– Ты тут, похоже, одна нормальная, поэтому я к тебе за советом.

– Если ты о документах хочешь поговорить, то я предъявлю полиции свой паспорт, когда станет поспокойнее, и все объясню…

– Мне нет до этого дела.

– Но ты же в такой же ситуации, что и я. Букашка, которая без бумажки. Тоже выдаешь себя не за ту, кем являешься?

Лора посмотрела на Соню с раздражением.

– Я та, кем назвалась. И мои удостоверения личности дома лежат. А если ты еще что-нибудь ляпнешь, я развернусь и уйду.

Соня вскипела:

– Иди!

– Что, уже не хочешь меня играть? Погружаться в образ? Считывать информацию? Ловить движения?

– Да как-то сейчас не до этого.

– Да, точно, ты тут самая адекватная, я не ошиблась. В общем, дело в следующем: я видела ночью, как Мира шарахается по зданию.

– Когда уже не было света?

– Именно.

– Но почему ты не спала, как все мы? В воде же было снотворное…

– Я не пью волшебные пилюли доктора Назарова. Не верю я в гомеопатию. Поэтому, когда захотела в туалет, легко проснулась и пошла в уборную. Там чудом нашла унитаз, потому что темень стояла, а когда вернулась в спальню и стала закрывать дверь, увидела Миру. Глаза уже к темноте привыкли, и я хорошо ее рассмотрела. И вот теперь вопрос, уважаемые знатоки: стоит ли рассказывать об этом полиции?

– Конечно. Это же важно.

– Важно, – согласилась Лора. – Но когда выяснят, что я не спала без задних ног, как вы, начнут смотреть на меня с подозрением. А сейчас вроде как алиби…

– Если полиция будет рассматривать наш безмятежный сон как алиби, то возьмет у всех мочу на анализ.

– А я не подумала об этом.

– Так что лучше ничего не утаивать от следствия. Тем более, я уверена, Мира к убийству непричастна.

– Куда ж она ходила?

– Может, в детскую спальню, в которую пустила Антона?

– О…

– Мира славится своей любвеобильностью.

– Кстати, а где наш единственный и неповторимый? Давно я его не видела.

– Я тоже.

– Слушай, ты когда отсюда сваливать собираешься?

– Сегодня, под шумок.

– А я останусь. Тоже под шумок. Идти мне некуда.

– Хочешь, поживи у меня.

– Спасибо, конечно, но…

– Давай без «но»? У меня квартира двухкомнатная. Не своя, съемная, но это не важно. Я могу предоставить тебе угол на несколько дней. Но не даром.

– Денег у меня, увы, нет.

– А кто говорит о деньгах? Ты же моя героиня. Я просто буду за тобой наблюдать.

Лора раздумывала. Но недолго.

– Я с радостью и благодарностью принимаю твое приглашение, – проговорила она. Прозвучало это торжественно.

– Отлично. Тогда сразу, как разрешат покинуть центр, я за тобой зайду, собирайся пока.

– Ты забыла, что мне нечего собирать? – усмехнулась Лора. После чего ушла.

Оставшись одна, Софья позвонила-таки Артуру и попросила забрать их с Лорой из «Силы духа». О произошедшем в центре распространяться не стала. Пообещала рассказать при встрече.