Текст книги "То ли ангел, то ли бес"

Резко встав, Валя пошла в том направлении, в котором скрылся ее сын. Она надеялась найти его минут через десять. Промокнув и устав, Андрюша найдет местечко под крышей, где можно будет хотя бы встать, уткнувшись лбом в стену. Валя делала ставки на автобусную остановку. Но там она сына не нашла. Как и нигде поблизости.

Дождь все лил и лил. Валя окоченела. Пришлось расстегнуть пальто, чтобы защитить Светку от влаги. Десять минут миновало, двадцать, тридцать… Валентина носилась по району в поисках сына, пока не поняла, что ей нужна помощь. Она добралась до отделения полиции, рыдая, сообщила о том, что ее сын пропал. Дежурный, отдав Вале свой чай, который только заварил, успокоил ее словами: «Найдется, никуда не денется!»

…И Андрюша действительно нашелся. На следующий день. Мертвым.

Или не он?…

Ребенок такого же возраста и комплекции – тощий, длинный. В одежде Анюси: курточке с капюшоном, джинсах с боковыми карманами, свитере, резиновых сапожках. Одежду Вале показали в первую очередь. И только после того, как она кивнула, привели ее в морг. Предъявили труп на опознание. Валя едва глянула на него. Тощий, длинный, трех с небольшим лет мальчик. Лицо раздуто, волосенки слиплись…

Похож на Анюсю. Но может быть, и не он? Вроде шрама на руке нет. Зато есть на ножке. И животе. У ее сына их было так много, что не упомнить. И Валя снова кивнула, потом разрыдалась.

…Она плакала и по Андрею, и по себе. Темная сторона заставила ее признать в мертвом ребенке сына. Любящая мать будет цепляться за каждое несоответствие и верить, что ее ребенок жив. Настаивать на экспертизе. Но Валентина лишь мельком взглянула на мальчика и согласилась с тем, что в морге именно Андрей.

Это потому, что без него им с Ксюшей будет проще?..

Глава 5

Ксюша не поняла, как оказалась на полу. Только что стояла, но когда моргнула и открыла глаза, уже лежит. Над ней люди с обеспокоенными лицами. Кто-то просто склонился, кто-то присел. А один на колени упал. Это муж Коля. И он не просто обеспокоен – в ужасе.

– Ты в порядке, девочка моя? – вскричал он, когда Ксюша сфокусировала на нем взгляд.

– Вроде… А что случилось?

– Ты упала в обморок.

– Да? – Она приподнялась, поддерживаемая рукой супруга. – Надо же… Я никогда не теряла сознания. Это впервые.

– Не ушиблась? – спросила мама, оттеснив зятя.

– Шея немного болит.

– Мы оглянуться не успели, как ты рухнула.

Ксюшу подняли с пола. В голове ее немного шумело, но стояла она ровно.

– Мне бы попить…

– На, шампанское, – предложил свой фужер Бараш.

– Не надо ей алкоголя сейчас, вдруг сотряс, – сказал кто-то, и Ксюша вздрогнула.

Голос… Она уже слышала его недавно. До того, как упала…

И тут Ксюша вспомнила почему!

К ним явился борец ММА Аллигатор и назвался ее погибшим братом.

– Повтори, что ты сказал! – потребовала она, глянув в устрашающее лицо незваного гостя.

– У тебя может быть сотрясение мозга. Ты сильно ударилась…

– Нет, до этого.

– Я твой брат Андрей. И сын вот этой женщины, – жест в сторону Валентины. – Я жив. И считаю, вы имеете право это знать.

– Этого не может быть, – замотала головой Валя. – Я опознавала тело… и хоронила его.

– То был другой ребенок моего возраста и комплекции. Вы опознали его по одежде. Если бы сами обмывали и в гроб укладывали, увидели бы разницу.

В прихожей было много людей, но Ксюша их сейчас не замечала. Даже мужа, не говоря уже о маминых питомцах, свалившихся как снег на голову. Но и маму она видела краем глаза. Аллигатор завладел ее вниманием. Ксюша таращилась на него неотрывно.

– Как же ты выжил? – продолжила диалог Валентина.

– Чудом. Упал в канализационный люк. Расшибся, но не покалечился. Меня подобрали бомжи, обитающие под землей. Они и воспитали.

– Как так? – истерично рассмеялась мама.

– Просто. – Аллигатор говорил спокойно. Рублеными предложениями. А ведь еще недавно волновался так, что путался в словах, запинался.

– Это какая-то киношная история. Неправдоподобная.

– То ли «Черепашки-ниндзя», то ли «Бэтмен», в котором злодеем был толстяк по прозвищу Пингвин, чью колыбель унесло в канализацию! – воскликнул Бараш. Другие деликатно молчали. – А, еще в «Отряде самоубийц» был какой-то монстр…

– Заткнись! – рявкнула на него Ксюша.

– Да, Илья, не лезь, – обратился к другу Вовчик. – И вообще… Давайте оставим их… Тут дела семейные, а мы уши греем!

– Я не уйду, – мотнул головой Бараш. – Один Колян с этим громилой не справится.

– В комнату! – рявкнул Дорогин и увел его и Аркашу.

– И ты, Коля, будь добр, присоединись к ребятам, – попросила Ксюша.

– Нет, я не оставлю вас…

– Уйди! Правильно сказал Вовчик, это наши семейные дела.

Муж послушался.

Когда дверь за мужчинами закрылась, она подошла к Аллигатору близко-близко.

Он был выше ее больше чем на голову. И шире если не в два раза, то в полтора. На лице не только татуировки, следы ударов. Бой за звание чемпиона Евразии не прошел даром.

– Ты потерял память при падении? – спросила Ксюша. – Тогда, когда упал в люк?

– Нет. – Он немного подался назад, но за спиной была входная дверь. – Просто потерял сознание, а когда очнулся, меня окружали незнакомые люди.

– Почему ты не просился домой?

– Просился, наверное. Но я не знал, где он. Мне было три.

– Но что-то ты им говорил? Да, ты половину букв проглатывал и тебя мало кто понимал, но все равно…

– Назвался Анюсей. Сказал, мама Вая. Есть Сюся. А баба там! – и указал пальцем вверх. Валя говорила детям, что она на небесах.

– Мертвый ребенок откуда взялся? – прервала их диалог она.

– Это был сын Катрины. Он то ли замерз, то ли захлебнулся сточными водами. Она напилась, недоглядела, и ребенок скончался. Лежал какое-то время там, в канализации, пока за упокой его души пили. Потом как снег на голову свалился я. Она решила, это знак. Надела на сына мою одежду и вынесла на видное место. Мальчика нашли и приняли за меня.

– То есть она оставила тебя вместо умершего сына?

– Решила, ей Бог послал другого.

– И что было дальше?

– Я жил с бомжами. Долго. Десять лет. Потом почувствовал себя достаточно взрослым, чтобы начать самостоятельную жизнь.

– Ты называл Катрину мамой?

– Она умерла вскоре. Замерзла. Меня таскали за собой другие женщины и мужчины. Не бросали меня, опекали, как могли. Благодаря им я выжил.

– Из-за них ты потерял настоящую семью! – вскричала Ксюша.

– Успокойся, доча, – тронула ее за руку Валентина. – Это все бред сивой кобылы. Аллигатор – самозванец. Я только не понимаю, зачем ему понадобилось врываться в наш дом, ворошить все?.. Пиар какой-то?

– Это он, мама. Анюся.

– Ты поверила ему, потому что услышала несколько знакомых тебе исковерканных слов?

– У него на радужке желтая крапинка. Как у Анюси, – и Ксюша раскинула руки и обхватила ими мощный торс своего брата. – Я так по тебе скучала…

* * *

Она любила брата с первых мгновений своей жизни. Тянула к нему ручки, как рассказывала мама. И улыбалась беззубо сначала ему, потом всем остальным. Пожалуй, еще в материнской утробе она почувствовала любовь к нему. Такое возможно? Никто не знает…

Андрюша родился первым. Ксюша чуть ли не вылетела следом за ним, как будто не могла без него и пяти минут.

Первое более или менее осознанное воспоминание, связанное с братом, было не самым радужным: Андрюша оторвал голову ее кукле Барби. И швырнул ее, как мяч. Она покатилась, подпрыгнув пару раз. Им было года по полтора, возможно, чуть больше. Ксюша испугалась, как никогда. Она не понимала, что кукла не живая и ей не больно. Она так ревела, что икать начала. А потом ее рвало. Кукольными волосами. Она тащила их в рот, мусолила. И это было самое замечательное в Барби.

С двух лет Ксюша уже многое помнила, и довольно отчетливо. Брат постоянно что-то творил, взрослые приходили в ужас, наказывали его, а сестра жалела. И это при том, что ей от него доставалось чаще, чем остальным. И все равно Ксюша льнула к брату. А он ее – по лицу кулаком. Она терпела. И если этого не видели родители, оставалась рядом с Анюсей, обвивала его своими ручонками, вжималась в его худое тело своим пухленьким, и он вроде бы успокаивался. По крайней мере, его глаза, в одном из которых мерцала желтая крапинка, становились умиротворенными, а не дикими, как обычно.

Когда мама сообщила ей, что Андрюша отправился на небеса к бабушке, она не поверила. Нет, это ошибка, кричала она. Не до конца понимая, что такое смерть, она знала одно – тот, кого не стало, больше не ходит по земле. Но она чувствовала, ее брат тут. Не на небесах, как бабушка. Он в этом мире, просто потерялся. Она, как могла, объясняла это маме, но та только плакала и прижимала дочь к своей груди. Но Ксюша все твердила: «Анюся не с бабой. Он тут». В гробу она его не видела. На похоронах тоже не присутствовала, мать дочку не брала, чтобы не травмировать. И Валентина отвела Ксюшу на могилу брата. Та постояла над ней, конфетки положила на надгробие, после чего упрямо мотнула головой и сказала: «Нет, Анюся жив!»

Смирилась с его смертью девочка только лет в девять. Дала себя убедить в том, что ее братика больше нет, а ее ощущения – самообман. Однако, приходя на могилку, Ксюша не чувствовала ничего. Возле бабушкиной грустила. А у Андрюшиной просто сидела смирно, как подобает на кладбище.

Он часто ей снился, ее Анюся. Всегда в кошмарах. Но пугал ее не он сам, страшным было то, что с ним происходило. Он то тонул, то проваливался в пропасть, то попадал по машину. А еще его часто били толпой. Ксюша видела, как ее брат, скорчившись, лежит в центре людского круга, и каждый из стоящих над ним пинает его…

– Тебя били? – спросила она у взрослого Андрюши, стоящего сейчас перед ней. Именно те кошмары сейчас вспомнились ей.

– Как видишь, – он указал на лицо со свежими следами побоев.

– В детстве? Толпой?

– Я рос среди бомжей, конечно.

– Ногами.

– Один раз. Но мне досталось за дело. Я скрысятничал – украл общак, хотел уехать на море. Меня поймали и наказали.

– И все равно я не верю, – упрямо повторяла мама. – Невозможно стать более или менее приличным человеком, формируясь в обществе отбросов.

– За нормального спасибо, – откликнулся Андрей. – Пусть и с приставкой более или менее.

– У него грамотная речь, – Валя по-прежнему обращалась к дочери. – А ведь он даже в школе не учился.

– Зато книжек много читал. Среди бездомных есть образованные люди. Был даже доктор наук.

– Тебя не могли не заметить милиционеры и не забрать в участок. Не те времена, чтобы малые дети беспризорно слонялись по улицам.

– Сейчас да. Но в девяностые все было иначе. А когда я подрос, то научился убегать и прятаться. Тому, кто вырос в канализационных люках, никакой мент не страшен.

– Неужели тебе самому не хотелось другой жизни? Ты же мог все исправить. Даже если ты не помнил, из какой ты семьи и меня бы не нашли, тебя бы пристроили в детский дом, а там нормальные условия: кормят, поят, дают ночлег, учат.

– Ни один уличный ребенок не хочет в детдом. К семьям – да. Даже если они ужасные. К мамам-алкоголичкам, к отцам-тюремщикам.

– А ты?.. – снова заговорила Ксюша и потянулась к Анюсе, как в детстве. По лицу не получила, но брат резко подался в сторону, потому что назад пути не было.

– Нет.

– Почему?

– Те наивные дети считали, что родители их любят, пусть и по-своему… – Аллигатор добрался до двери в кухню и облокотился о косяк. Все же он нервничал до сих пор. И гораздо сильнее, чем хотел показать. – Я же был уверен, что меня не любят.

– Что ты такое говоришь? – вскричала Ксюша. – Да, отец ушел от нас, и он ни ко мне, ни к тебе ничего не испытывал. Но мама обожала тебя. Как и я.

– В тебе я не сомневался… – его лицо исказила гримаса. Ксюша не сразу поняла, что это улыбка. – Все, что я помню хорошего из детства, связано с тобой. Но ты была такой же крохой, как и я. И нас воспитывала женщина… Мать. И меня она, увы, ненавидела.

Ксюша обернулась, чтобы посмотреть на Валентину. Она хорошо держалась. Лучше, чем они, ее дети. До сих пор не верила, что Аллигатор – это ее сын?

– Мне она другой представлялась, – продолжил он. – Эдакой Мелифисентой, только без рогов и крыльев. Поэтому я и растерялся вначале…

– Как ты нашел нас?

– Нанял детектива. Он сначала вычислил вас, потом сообщил, где найти.

– У мамы сегодня юбилей. Ты подгадал?

– Да. Решил сделать подарок. Как он вам, маман? – впервые он обратился к ней напрямую.

– Так себе.

– Все так же меня ненавидите?

– Сына своего я любила. Вопреки всему. А вас не знаю. Будьте любезны, покиньте квартиру моей дочери.

Аллигатор пожал мощными плечами и проследовал к двери.

– Мама, но это он! – вскричала Ксюша. – Мне-то поверь… – но та прошмыгнула в ванную и закрылась там. Брат тоже ушел. Но за ним она бросилась. И перехватила на пороге.

– Анюся, постой! – Ксюша вцепилась в его руку. – Дай мне свой номер.

Аллигатор вынул из кармана потрепанной (или специально состаренной, ведь это модно сейчас) кожаной куртки визитку, протянул ей.

– Я тебе позвоню! – Он кивнул. – Ты где живешь?

– В данный момент на Кутузовском. В отеле.

– Приеду, если смогу.

– Не сегодня. Нам всем надо переварить…

И, вырвав свое предплечье из ее пальцев, бросился к лестнице, хотя с седьмого этажа все обычно спускаются на лифте.

Глава 6

Аркадий сопровождал Валентину до дома. Ксюша уговаривала ее остаться, но именинница хотела побыть в одиночестве. Однако от предложения Яворского довезти ее до места на такси не отказалась. И перчатки его взяла, хотя остальное оставила у дочери. Та настаивала на том, чтобы мать забрала мультиварку, пыталась ей цветы сунуть, фрукты или торт, но Валюша только отмахнулась.

В машине они молчали. Аркадий, будь он Вовчиком, рассказал бы анекдот или забавную историю из жизни, но Яворский не умел улучшать людям настроение. Но и портить не стремился. Поэтому деликатно помалкивал.

Когда они подъехали, он расплатился и отпустил машину. Валя этого даже не заметила. Она была погружена в себя. Вместе они проследовали к подъезду.

Аркадий хорошо помнил и его, и дом, и дорогу от метро. Она занимала семь минут, если бежать или очень быстро идти. И он укладывался в них, когда спешил на занятия. Но обратно к станции подземки шел еле-еле и тратил уже четверть часа.

Жила Валюша в хорошем районе, доме и квартире. Спасибо за это матушке, которой на фабрике «Большевичка» дали просторную двушку как молодому специалисту. Она ее дочери пожертвовала, когда та второй раз замуж вышла, а сама в маленькую переехала. Муж ее уже упокоился к тому времени, был значительно старше супруги, и его в семье Катаевых мало вспоминали. Тоже был музыкантом, но гармонистом. На свадьбах да юбилеях играл, там его энергичная матушка Вали и заприметила. Увела из семьи, женила на себе. Жили хорошо, дружно. Супруг во всем слушался свою благоверную. И ей хорошо было, и ему. Она у руля, а за него все решили, плыви себе по течению.

В той самой маленькой квартирке сейчас Ксюша с Колей и жили. По московским меркам – отлично. Своя жилплощадь, да еще и не на выселках. Не всякая молодая семья может таким похвастаться.

– Аркаша, ты пьешь водку? – спросила Валентина, когда они зашли в подъезд. Это были ее первые слова за полчаса.

– Нет.

– Жаль. У меня только она. Суставы болят, я делаю компрессы на ней.

– Я могу сходить в магазин и приобрести, что пожелаете.

– Не надо. Лучше выпей со мной водки.

– Я никогда пробовал ее… – Аркашу даже передернуло, когда он представил, как эта крепкая и горькая дрянь попадет в его глотку. – Но если вы так хотите…

– Хочу.

– Тогда я согласен.

Они зашли в квартиру. В ней ничего не изменилось. Обои выгорели, конечно, линолеум пожелтел, двери и выключатели стали зацапанными (Валюша не только готовить не умела, но и убиралась так себе), но атмосфера… В этом доме что-то витало! Неуловимое, тонкое, звонкое, сладко-пронзительное… Та музыка, что когда-то звучала в нем, никуда не делась. Она осталась, разлетевшись по углам, припав к потолку, расстелившись по полу… Аркаша оглядывался, и ему казалось, что это не пыль лежит везде, а ноты опали, когда перестал звучать инструмент, и замерли…

– Обожаю вашу квартиру, – пробормотал он.

– Я тоже ее люблю, но ремонт ей явно не помешает.

«Ты хотя бы уберись по-нормальному», – подумал про себя Яворский. Без осуждения, скорее с умилением. Когда дети болтают всякую ерунду, их же не предают анафеме. Чистая душа, девственный ум. А Валентина такая же. Не ребенок – но фея!

– Вы работаете сейчас? – спросил Аркадий. Они не успели ни о чем поговорить за столом, а ему все было интересно.

– Да. В музыкальном лицее. Наши лучшие ученики имеют привилегии при поступлении в высшие училища и консерваторию.

– И много их, лучших?

– Таких, как ты, больше нет.

Именно это Аркадий и хотел услышать!

Тем временем они прошли в кухню. Такую же «убитую», как и остальная квартира. В ней, правда, делали ремонт лет десять назад. Обои, которые кто-то смеха ради назвал «моющимися», пластик вместо фартука, раковина из нержавейки. Аркадий уже забыл, что есть вот такие квартиры: где двери со вставками из органического стекла, беленые потолки, полы в буграх. Он потерял связь с прошлым не только в прямом, но и в переносном смысле. Отринул тех, кто многое для него когда-то значил, нашел новых друзей и приятелей, маму перевез в Европу, и она сейчас жила в идеальных условиях, так же, как и он, и его близкий круг. Аркаша помнил, в каких квартирах жили они: он с мамой, его педагоги, друзья. Помнил школы, в которых учился, общеобразовательную и музыкальную, и там штукатурка сыпалась, а двери закрывались через раз. Помнил дворы, где хулиганы отбирали мелочь у ботанов, а бабки обличали проституток и жаловались на маленькую пенсию. Но Аркадий Яворский думал, что все в прошлом. Все изменилось! Не только ОН…

Но оказалось, он просто сменил среду обитания.

Валюша усадила гостя за стол. Сама подошла к холодильнику и достала из него четвертную бутылку водки и два свежих помидора. Закуску порезала и посыпала солью.

– Жаль, нет хлеба, – пробормотала она и разлила водку по стопкам. Они были немного мутными. Валюша их плохо вымыла или ополоснула. Если бы Яворскому предложил такую посуду кто-то другой, он отказался бы пить из нее. Впрочем, водку он тоже отверг бы. Но из рук Валюши… хоть яду!

Он хотел сказать тост, но именинница опрокинула стопку, даже не чокнувшись с гостем. Помедлив несколько секунд, тот последовал ее примеру. Получилось не так лихо. Аркаша закашлялся и едва не выплюнул водку. Только воспитание не позволило ему это сделать. Он не был абсолютным трезвенником, мог иногда пропустить бокал-другой хорошего вина, ему нравилось сухое шампанское, но он не пил даже коллекционный виски. Крепкие напитки его пугали, а их запах вызывал отвращение. Яворский не улавливал никаких оттенков аромата, в нос ему ударял спирт, и никто не мог убедить его в том, что в качественных напитках он не улавливается. Сегодня же он влил в себя дешевую водку, и она прожгла его изнутри.

– Закуси, – посоветовала Валя и подтолкнула к нему тарелку с нарезанными помидорами. Яворский схватил дольку пальцами и отправил в рот. – Спасибо за жертву, Аркаша.

– Не за что, – прохрипел он. – Только можно, я больше не буду пить?

– Хорошо, я сделаю тебе чаю.

– Лучше дайте просто воды. Без газа.

– А с газом и нет, – и налила ему воду из чайника. Наверняка туда она попала сразу из-под крана. – Ты веришь ему?

– Кому? – Аркаша как будто не понял, о ком речь.

– Этому юноше, что назвался моим сыном. Аллигатору.

– Не могу ответить. Я даже не знал, что у вас был еще один сын.

– Я потеряла его. Дала убежать от себя. И не сразу отправилась на поиски, потому что не могла успокоиться. Думала, догоню – прибью… – Она налила себе еще водки, поднесла стопку ко рту, но тут же вернула ее на стол. – Он был очень сложным ребенком. Его трудно было любить, а еще больше терпеть. Любовь в отличие от терпения безгранична. Материнская, по крайней мере…

– Зачем бы ему врать? Аллигатор, как я понял, очень многообещающий спортсмен. Он отлично зарабатывает сейчас, а будет в разы больше. Он станет звездой.

– К чему ты все это говоришь?

– Если бы было наоборот, я бы понял. Но с вас ему взять нечего. Значит, он хочет только одного – вашей любви.

– Наивный, – проговорила Валя и выпила-таки водку. – Если Аллигатор на самом деле мой Андрюшка, он жаждет лишь ненависти. Он очень старался, чтобы вызывать ее в людях. Но мы с Ксюшей держались до последнего.

– Ему было три, теперь двадцать семь. Он взрослый и вполне состоявшийся мужчина. Кстати, он показался мне адекватным и неглупым… Нормальным, в общем.

– Разве будет нормальный уродовать свое лицо татуировками?

– Сейчас это модно. Да и его имиджу это на пользу. А если сомневаетесь в том, что Аллигатор ваш сын, сделайте анализ ДНК.

– Я его боюсь, Аркаша.

– В смысле?

– Мне кажется, он желает мне зла.

– Вы сейчас серьезно? – напрягся Яворский. Валюша никогда не была паникершей, и если сейчас она говорила, что боится, то ей реально страшно.

– Мой сын всегда пугал меня. И если он выжил, вырос и стал Аллигатором, то по-настоящему опасен. Ты видел его ручищи? Он же может свернуть шею быку!

– Мой лучший друг Рауль имеет такие же. Но он виолончелист и мухи не обидит.

– Он был таким кошмарным ребенком, что даже в коррекционной группе не прижился? Он убивал животных ради забавы? Калечил живущих по соседству дурачков? Он вырос на улице, среди бомжей? Нет. Твой друг просто качок. Он лепит свое тело, чтобы хорошо выглядеть. А Аллигатор нарастил мускулатуру, пройдя через уличные бои. И сейчас он зарабатывает своими кулаками деньги.

– Если так, то он научился контролировать свою агрессию. В профессиональном спорте безбашенным нет места.

– Это все логические выводы. Я сделала бы такие же, если бы речь шла о посторонних людях.

– Вы для меня не посторонняя! – горячо возразил Аркадий. – И если вам страшно, я успокою не только словом. Хотите, я найму вам телохранителя?

– Такого же красивого, как Кевин Костнер? – улыбнулась она. – Фильм вспомнился. Он мне так нравился когда-то.

То ли водка начала действовать, то ли воспоминания о красавце Костнере заставили ее забыть о своих опасениях. Валя расслабилась.

– Так что, мне позвонить в агентство?

– Спасибо, не нужно. Ты прав, я накрутила себя. – Она встала, чтобы убрать бутылку в холодильник. Пьяница из Валентины вышел так себе. – Нервы в последнее время ни к черту, а тут еще такое… Да в день рождения!

– Еще раз поздравляю вас с ним.

– Сколько же можно? – Она демонстративно посмотрела на настенные часы, намекая на то, что уже поздно и ему пора.

– Давайте я останусь? – выпалил Аркадий. – Просто побуду рядом для вашего успокоения. Лягу на диване…

– Я уехала от дочери, чтобы остаться наедине с собой.

– Но разрешили мне проводить вас и предложили составить компанию в распитии водки.

– Мне нужно было снять напряжение, а пить одной – это алкоголизм. Так моя мама говорила, царство ей небесное.

– Тогда я поеду в отель.

– Я провожу тебя, – и направилась в прихожую. Аркадий следом. – Еще раз спасибо за перчатки, они невероятны.

– Могу я завтра позвонить вам?

– Оставь мне свой номер, я сама наберу.

Аркадий протянул ей свою визитку. Богатую, с золотым тиснением. Взяв ее, Валя цокнула языком:

– А ты и вправду звезда.

– Все благодаря вам.

– Нет, я тут ни при чем. Илью, Колю, Вовку я тоже учила. И еще несколько десятков других ребят. Но музыкант мирового уровня только ты. Дело в тебе, Аркаша. А теперь давай прощаться.

Она подошла к двери, отперла замок, взялась за ручку, повернула ее…

– Позвольте мне остаться? – взмолился Аркадий и спиной прислонился к двери, чтобы Валя ее не открыла. – Мы можем не говорить. И не видеть друг друга, разойдемся по комнатам. Просто разрешите побыть рядом…

– Вот этого я и боялась.

– Этого?

– Ты понимаешь, о чем я.

– Я переживаю за вас, только и всего… Вы же сами сказали, что боитесь.

– Все, Аркаша, до свидания! – Валентина оттолкнула его и распахнула дверь.

– Давайте я хотя бы сыграю вам на сон грядущий? – Как же он сразу не догадался предложить это? И инструмент при нем.

Но Валентина мотнула головой и захлопнула дверь.

Больше настаивать Аркадий не мог. Он вызвал такси, спустился на один этаж, присел на грязные ступеньки в своих двухсотдолларовых джинсах и вновь впустил в себя воспоминания.

* * *

Он осмелился признаться Валюше в своих чувствах в восемнадцать. Решил, что время пришло. Он совершеннолетний, сформировавшийся и как мужчина, и как личность, и как музыкант человек. Последнее не менее важно, чем остальное. Для Вали точно. Да и для самого Яворского. В себе как в музыканте он был уверен если не на сто процентов, то на девяносто. Как личность Аркадий самому себе казался не таким интересным, но все же заслуживающим внимания. А вот как мужчина Аркаша раскрылся меньше всего. Он оставался девственником, но успокаивал себя тем, что это не с ним никто не хочет сближаться, а он никого к себе не подпускает. Естественно, из-за Вали. Когда любишь кого-то по-настоящему, другие перестают для тебя существовать.

Было лето. Июнь. Тополиный пух носился по улицам, а так как толстый Аркаша потел, то он приставал к его физиономии.

Ксюша уехала в загородный лагерь, Валя осталась дома одна. Она скучала. В школах начались каникулы, те ученики, что ходили к ней на дополнительные занятия, тоже отдыхали. Узнав, что Аркадий намерен заскочить в гости, Валентина обрадовалась.

Он купил роскошный торт. Хотел и цветы, но посчитал это неуместным. Когда переступил порог, уловил запах гари.

– Что-то сожгли? – спросил он.

– Сырники. Хотела тебя угостить, но придется пить пустой чай, весь сахар я добавила в творог.

– Не придется. – Аркадий вручил ей торт.

– Ты похож на Деда Мороза, – со смехом проговорила Валя.

– Почему?

– Да ты в зеркало на себя глянь.

Оказалось, что пух, который Аркаша старательно стряхивал с лица, осел на его бороде. Точнее, на тех клочках волос, которые росли на его щеках и вокруг губ. Он не брился, чтобы казаться старше, к тому же поросль скрывала прыщики.

Яворский убежал в ванную. Он и так был на грани нервного срыва, а тут еще это! Мало ему неуверенности в себе из-за лишнего веса, теперь из-за пуха в бороде он еще больше похож на Деда Мороза. Его даже с ним сравнили… Ужас!

– Аркаша, чай готов, – услышал он голос Валюши. – Выходи, хватит полоскаться.

Яворский критично осмотрел себя. Да, не Кевин Костнер, от которого Валя была без ума. Но вполне симпатичный молодой человек.

Он покинул ванную, сел за кухонный стол. На нем уже стояли чашки и порезанный торт. Аркаша очень хотел его, когда покупал, но сейчас его подташнивало от волнения… Да еще от запаха гари! Валюша превратила сырники в угли, не иначе…

– Мне звонил Модест Эльдарович, – сказала Валя после того, как проглотила первый кусочек торта. – Очень тебя хвалил.

– Наш завкафедрой?

– Мы учились на одном курсе. На встрече выпускников обменялись номерами.

Модест был красивым мужчиной, хоть и лысым. В него многие студентки были влюблены.

– У вас были шуры-муры в студенчестве? – ревниво спросил Аркаша.

– Что ты! Модест не по девочкам.

– Он гей? – поразился Аркаша. Более брутального музыканта ему видеть не приходилось.

– Ты только никому не говори.

– Но у него же жена.

– Договорной брак. – Она отправила в рот еще один кусок торта. Причмокнула. – Вкуснятина какая. Ты чего не ешь? – Яворский пожал плечами. – А у тебя как на личном фронте? Девушка есть?

– Нет, – смущенно ответил Аркаша.

– Парень?

– Я не гей!

– Я просто спросила… Мало ли. – Она мягко улыбнулась, а затем протянула ему чайную ложку, к которой пристал взбитый крем. – Попробуй. Это просто какое-то сладко-миндальное облако. Так и тает во рту.

Он слизнул «облако» и тут же вытер губы, боясь, что теперь оно пристанет к его усишкам.

– Мой сын тебя ненамного старше, но он уже живет с кем-то, планирует свадьбу, – продолжила Валя разговор. Он смущал Аркадия, но сегодня, когда он решил признаться в своих чувствах, был даже своевременным.

– Но он не музыкант.

– Да, будущий менеджер. Только я думаю, что люди искусства больше нуждаются в эмоциях. Я особенно хорошо играла, когда была влюблена.

– Я вас очень хорошо понимаю! Та же история…

– Ага! То есть дама сердца у тебя все же есть?

– Да, – Аркаша ответил коротко, но посмотрел на Валю долгим взглядом.

– Однокурсница? Консерваторки очень хороши. Сама такой была.

– Вы и сейчас… – он сглотнул, – очень хороши. С вами никто не сравнится, Валентина Григорьевна… Валюша.

– Давай без фамильярности, Аркадий.

– Неужели вы еще ничего не поняли?

– Стоп! – Она напряглась. – И ты?

– Что?

– Втюрился в мою дочку?

– А кто еще?

– Коля и Вовчик. Но она еще ребенок, школьница, а вы уже студенты.

– Я влюблен в вас! – выдал-таки Аркадий. С надрывом в голосе и увлажнившимися глазами…

– В меня? – переспросила Валя, хохотнув. – Это ничего, это нормально. Все мальчики увлекаются своими учительницами.

– Вы не поняли. Я не увлечен. У меня чувство. Огромное, сильное, не проходящее уже десять лет. Именно оно сделало из меня музыканта…

Аркадий подался вперед, сгорая от желания обнять Валентину, но она уперлась в его грудь ладонью и сурово проговорила:

– Такое поведение неприемлемо.

– Почему?

– Я твой педагог, пусть и бывший.

– И что?

– Имей уважение.

– Я вас так же безгранично уважаю, как и люблю.

– За признание спасибо… Наверное… Не знаю, как к нему относиться. Это должно быть лестно. Но мне прежде всего неловко.

– Почему? – вскричал Аркадий. – Вы женщина, я мужчина. Вы одиноки, я тоже. Вы испытываете ко мне симпатию, а я вас люблю. За двоих: за себя и за вас.

– Я тебе в матери гожусь.

– Паспортный возраст – ничто! Просто цифра. У вас было два мужа, которые превосходили вас в возрасте, и что? Вы развелись с ними. А почему? Они не ценили, не понимали, не принимали вас. А я буду! Я вас знаю десять лет и все… все, слышите? Все в вас люблю, даже недостатки. Точнее, то, что другие считали ими…

– Пожалуйста, перестань.

– Я долго решался на признание, не прерывайте. – Он рубанул рукой воздух. – Мне уже в девять лет хотелось сделать это. Но я понимал, меня не воспримут всерьез. И я ждал… И вот я взрослый, пусть и не настолько, как вам хотелось бы. Но я мужчина. У меня большое будущее. И я мечтаю оказаться в нем вместе с вами.

– То есть ты не просто признался мне?.. Ты еще на что-то рассчитываешь?

– Я хочу, чтобы мы стали парой. Настоящей.

– Мой сын тебя старше, а дочь чуть младше. Это противоестественно.

– То есть все дело в возрасте?

– Считай, что так. Я не воспринимаю тебя как мужчину.

– Сколько мне еще подождать? Только скажите…

– Уходи, Аркадий, – решительно проговорила она. – И не возвращайся, пока не перебесишься.

– Чего не сделаю?