Текст книги "О чем молчит ветер"

Глава 8

Пришел домой. Встретила жена Наташа. Красивая, статная, густоволосая, в миленьком шелковом халатике.

Поцеловались вскользь.

Сын Мишаня выбежал из детской, обнял. Грачев потаскал его на плечах, поболтал с ребенком. Затем прошел в кухню. На столе свежие овощи, мягкий хлеб, черный, с семечками, Коля именно такой любил. Наташа налила рассольника в глубокую тарелку, поставила перед ним.

– Устал? – спросила она.

– Да.

– Может, водочки?

– А давай.

Жена достала из холодильника бутылку. Из навесного шкафа две стопки. Водку она не любила, предпочитала шампанское, но с мужем выпивала одну-две рюмашки. За компанию. Золотая жена, ничего не скажешь! Не прогадал Грачев, когда выбрал Наташку.

– Слышала, убили кого-то в городе, – сказала она, когда они выпили. Он целую стопку, она лишь пригубила.

– Да. Столкнули с высоты. А ты откуда знаешь?

– Оля сказала.

– Что за Оля?

– Михеева. Художественный редактор городской газеты. Я тебе сто раз про нее рассказывала.

– Подруга твоя?

– Клиентка нашего банка. И мы общаемся вне его стен. Вот встретила ее сегодня в торговом центре.

Грачев угукнул и принялся за суп. Жена налила ему еще водочки.

– Подозреваемые уже есть? – спросила она.

Коля мотнул головой, затем выпил. Приятное тепло разлилось по телу. И не только алкоголь разнес его, еще и наваристый рассольник. В меру перченый, сваренный на говяжьем бульоне. Грачев любил именно такой.

– А что Михаил Ильич говорит? Ты ведь ездил к нему?

– Об этом тебе тоже Оля из банка сообщила?

– Да.

– Какая осведомленная женщина, – пробормотал Николай.

– Она находилась в «Лире», когда ваша «Газель» приехала.

– Пока нет результатов экспертизы, сложно делать выводы.

Из комнаты донесся голос сына. Наталья пошла на его зов. Коля налил себе еще водки. Обновил стопку жены. Еще парочку, и ему хватит. Дед был противником систематического пьянства. Кто-то считал, что за ужином пропустить стаканчик-другой это норма. А Ильич редко, но метко напивался. Раза три-четыре в год. Благодаря богатырскому здоровью он не падал, не терял контроль над собой, не нес ахинею, с похмелья болел тоже умеренно. Отпивался рассолом и минералкой. А когда отходил, забывал о «зеленом змее» на месяцы. Этому учил и внука. Когда Коля начал в старшей школе пивко попивать, как многие, выдрал ремнем. Двухметрового, усатого парня. И Николай после этого не пил совсем. Даже на выпускном в школе. Лишь разок в армии да на студвесне в универе. Когда устроился в полицию, стал иногда употреблять, но только обмывая погоны да по крупным праздникам. Так что он был неплохим мужем: верным, непьющим, некурящим, работящим…

Наташе, наверное, тоже с ним повезло.

– Уснул, – сообщила она, вернувшись в кухню. – Набегался за сегодня, устал.

– Где бегал?

– Мы в торговый центр ходили, как я уже говорила. Я себе, кстати, купила новый халатик.

– Покажешь?

– Коль, он на мне.

– Ой, прости. Я не заметил.

– Как всегда, – вздохнула Наташа и отвернулась.

– Да, я не очень внимателен к деталям. Увы.

– Полицейский с профильным образованием? – Она встала и подошла к раковине, чтобы вымыть половник. – Не смеши.

– Хорошо, переиначу. В быту я не внимателен к деталям.

– И опять «а-ха-ха». – Наташа сорвала полотенце с крючка и принялась вытирать половник. Нервно, даже яростно. – Ты заметил, что среди салфеток есть одна из другой пачки, и взял ее первой, чтобы она не нарушала общую картину. Еще ты, нося только черные носки определенной марки, безошибочно определяешь, какие парные. У тебя есть мнение на счет сочетания друг с другом лака для ногтей и помады, хотя это давно забытый тренд. Ты ОЧЕНЬ внимателен к деталям. Но все, что касается меня, тебе просто по фигу. Поэтому ты не только нового халатика не заметил, но и прически.

– Сегодня я очень устал, прости.

– Я сделала ее в четверг.

– Но она мало изменилась…

– Серьезно? Я укоротила волосы на десять сантиметров и высветлила несколько прядей.

Грачев не понимал, что происходит. Жена его хорошо встретила, и он вел себя как обычно, а, похоже, назревает скандал. Коля был не из тех, кто осыпает свою даму комплиментами. Говорил, что Наташа красивая, но редко и в основном в начале отношений. В любви же признался всего дважды, когда делал предложение и на свадьбе. Это неправильно. Ему даже дед, тоже скупой на проявление эмоций, говорил об этом. Женщины любят ушами. Так почему бы не сделать ту, кого ты выбрал, счастливой, сказать заветные три слова, подарить комплимент?

– Наташ, у тебя что-то случилось? – спросил Коля. Он готов был решить любую проблему, поддержать, выслушать, но только не слушать женские истерики, даже если они короткие и весьма сдержанные.

– Нет, все нормально.

– Тогда давай закончим этот бессмысленный разговор. Ты знала, какой я, когда выходила за меня. Я не изменился. Так что за претензии?

– Ты изменился, Коля.

– Разве?

– По отношению ко мне точно. Ты перестал меня замечать.

– Вот уж неправда.

– Ты здороваешься со мной, желаешь спокойной ночи, благодаришь за ужин, спрашиваешь, как дела… Как с коллегами, друзьями, официантами.

– С ними я сексом не занимаюсь. Только с тобой.

– Сексом… – Она вздохнула. – А хотелось бы любовью. Ты и в постели как будто отрабатываешь свой супружеский долг. То есть ты приносишь домой деньги, вбиваешь в стены гвозди, играешь с ребенком и… Удовлетворяешь жену. Потому что так надо.

У Грачева пропал аппетит. До этого он хотел попросить добавки. И опрокинуть еще стопочку. Теперь же его воротило и от еды, и от алкоголя.

– Почему ты именно сегодня решила завести этот разговор? – спросил он, отодвинув от себя посуду. – Я впервые по работе столкнулся с серьезной проблемой. Устал, перенервничал…

– Именно поэтому!

– Ох уж эта женская логика, – мысленно простонал Коля, но вслух ничего не сказал.

– Я узнала о преступлении и предположила, что ты вернешься домой усталым и нервным. Поэтому захотела доставить тебе радость и своим внешним видом, и рассольником, который любишь только ты, мы с Мишей его не едим. Я потянулась к тебе в прихожей, чтобы обнять, а ты только чмокнул меня. Я пыталась говорить с тобой о том, что тебя беспокоит, а ты буркал что-то, лишь бы отстала…

– Прости. Но сейчас мне только этого и хочется.

После чего встал из-за стола, по традиции поблагодарил за ужин и ушел в ванную. Там закрылся. Долго мылся, зачем-то брился. Вышел часа через полтора. В кухне уже никого не было. Посуда помыта, убрана. Коля попил водички, сходил в туалет и лег на диване. Впервые за семь лет брака…

«Сегодня какой-то особенно ужасный день, – подумал Коля, накрывшись пледом. – И убийство, и семейный разлад! Я прошел определенный семилетний цикл и оказался в черной точке, именуемой задница? Пора начать верить в гороскопы…»

Глава 9

Из Дневника Родиона Эскина

«Даже не верится, что я артист.

Нет, я Артист с большой буквы! Так сказал Маэстро. Восторженно, страстно. И аплодировал мне стоя. Этого никто не видел, ведь мы были одни, он прогонял со мной монолог главного героя. Я выложился и получил не просто похвалу – признание!

Раньше я всего лишь играл роли, и у меня это получалось неплохо. Но Маэстро научил меня перевоплощаться. Или, как он говорил, перерождаться. Сегодня я был не Родионом Эскиным, а Евгением Онегиным (мы ставим отрывок из поэмы к юбилею Александра Сергеевича), взрослым, пресыщенным, страдающим. И это я, мальчишка двенадцати лет.

Маэстро настоящий мой наставник. Он учит меня не только играть, но и думать, грамотно выражаться.

Перечитал текст и понял, что он хорошо написан, не по-детски. И ошибок я не допустил. Павел развивает меня всесторонне, и я безмерно ему благодарен…

(Безмерно благодарен! Разве так выражаются мои ровесники? Нет, но мне нравится быть не таким, как они!)

Я особенный. Маэстро не устает повторять это. Обычно, когда мы тет-а-тет. Он не хочет принижать других ребят, поэтому хвалит и их. Но я-то знаю, кто любимчик Маэстро.

Правда, Марго он тоже выделяет. Поэтому мы играем в паре. Роль Татьяны досталась именно ей.

Все думают, у нас любовь. И в этом нет ничего странного, ведь мы убедительно ее играем. Но Марго мне даже не нравится. Как и ни одна другая девочка. Да, было время, когда я влюблялся в них по три раза в году. Мне безумно нравилась то одноклассница, то соседка по подъезду. А как-то я втюрился в Джоанну из сериала „Элен и ребята“ и не отлипал от телевизора, когда его показывали. Даже во время рекламы не отходил, чтобы ничего не пропустить.

Но сейчас мне не до глупостей. Я весь в искусстве. С Маэстро я провожу все свободное время. Он репетирует со мной, читает, листает журналы с репродукциями. Мы слушаем музыку, но не ту, что популярна сейчас, а классическую. Он удивительный человек! Тонкий, талантливый… А какой красивый! Раньше я смотрел на мужчин его возраста и считал их стариками. В глаза бросались морщины, седина. Мне казалось, они пахнут затхлостью. Но это не так. Маэстро очень чистоплотен, душится французским парфюмом, курит дорогие сигары. А какое свежее у него дыхание. Когда он целует меня, я ощущаю вкус мяты – он носит при себе баллончик с жидкостью для полости рта.

Да, Маэстро целует меня! В лоб, щеки. Иногда в губы, но вскользь.

И он обнимает меня. Поглаживает. Мне приятно. И я не вижу в его действиях ничего отвратительного. Думаю, он просто ласковый. Ведь не только женщины, но и мужчины такими бывают? Маэстро со всеми ребятами обнимается, пусть не так часто, как со мной. И только сыну не достается от него ласк. Я как-то спросил, почему Павел так холоден с Леней. „Мой брак был ошибкой молодости, – ответили мне. – Я понял это чуть ли не в медовый месяц. Хотел развестись, но жена мучилась токсикозом, была беспомощна и напугана, и мне пришлось с ней остаться. Я поддерживал ее в период беременности и после. Терпел сколько мог. И все равно ушел. Но меня окончательно не отпустили. Требовали не только денег, на содержание сына я давал без разговоров, но и внимания, опеки, заботы. Но он не интересный. Бесталанный, ленивый, ограниченный. А еще изнеженный и капризный. А я люблю только тех, кем восхищаюсь. И хочу быть рядом, помогать. Мне же сначала бывшая навязывала общество Лени. Потом он начал сам ко мне липнуть. Но насильно мил не будешь, не так ли?“»

* * *

Мой Онегин сразил всех. Мне рукоплескали не только в Приреченске, но и в других городах. Маэстро возил нас по области, мы выступали в школах, на сценах домов культуры. Мы участвовали в конкурсе театральных постановок и взяли главный приз. Маэстро был очень горд нами. Особенно мной. В качестве поощрения он повез нас, своих подопечных, в Болдино, выбил деньги у администрации города.

Именно там, в имении Александра Сергеевича, я понял, что люблю Маэстро. Я написал ему письмо, как Татьяна Евгению, но не осмелился отдать… Сжег.

В качестве сопровождающей с нами отправилась Эмма Власовна, заведующая библиотекой. Взяла с собой троих своих птенчиков из литературного кружка. Она терпеть не может Маэстро. И следит за нами, как агент КГБ. И все же мы умудряемся скрыться от ее всевидящего ока. И даже если гуляем все вместе, Маэстро находит возможность выказать мне особое расположение. Он дарит мне красивый желтый лист, отдает свой шарф, просто смотрит в глаза, рассказывая о Пушкине. Этого никто не замечает. Только я.

Мама думает, что я тянусь к Маэстро, потому что рос без отца. Но я не вижу в нем папку.

Наставника. Даже гуру. Я счастлив тем, что являюсь наиболее приближенным к нему. Увы, мне приходится скрывать свой восторг. Никто не поймет его. Даже сам Маэстро. Он очень боится влияния, которое оказывает на людей. Он рассказывал мне о тех, кто сходил по нему с ума. Бывшая супруга была из их числа. Она влюбилась так, что не давала ему прохода. Вены себе резала, чтобы привлечь внимание. Топилась на его глазах. По молодости и глупости Маэстро воспринимал эти выходки как доказательства безграничной любви, а не психического расстройства. К тому же эта женщина была художницей-авангардисткой. Кровью, что вытекла из ее запястья, она нарисовала портрет Маэстро. Проявила креатив, чем заслужила внимание.

Он и связал судьбу с ней, предполагая, что это будет творческий союз в первую очередь. Да, девушка забеременела, и Павел позволил себя захомутать. Но, я думаю, он мог отказаться. Оба совершеннолетние, так какого черта? Залетела – твоя ответственность. Хочешь, рожай. Нет, аборт делай. Мадам решила оставить чадо. А Маэстро, как честный человек, на ней женился. Думал, у них получится что-то. Две творческие личности в союзе – это по меньшей мере интересно. Тем более когда в паре один классик, второй авангардист. Но жить приходится не с персонажем, а с человеком, и если он тебе не подходит, нужно разводиться…

Что Павел и сделал, но через три года, когда понял, что благоверная стала адекватной. Материнство повлияло на нее благотворно. Она перестала творить дичь, устроилась на постоянную работу, сбрила ирокез. От былой оторвы и следа не осталось. Но ее заменила матушка-наседка, злящаяся на бывшего мужа за то, что он недостаточно любит своего отпрыска. А тот, надо сказать, действительно бездарен. Но красив. Маргарита ему строит глазки. Считает душкой. Но он на нее ноль внимания. Слишком молода. Леня тянется к мамкам. Мне даже кажется, что он Эммой Власовной увлечен, хоть она старше даже его папы.

Но не мне его осуждать! Я люблю не просто взрослого человека, а еще и мужчину.

МАЭСТРО!

Не знаю, есть ли у нас будущее, но надеюсь, что мир изменится и наш союз не будет казаться всем отвратительным…

Часть вторая

Глава 1

Болела шея. И ноги. Почему они, Николай не сразу сообразил, пока не вспомнил, что за вчерашний день прошел километров семь. Когда-то он носился по баскетбольной площадке с утра до ночи, и единственное, что чувствовал потом, это небольшую ломоту в икрах, которая проходила после теплой ванны. Он играл и в школе, и в универе. Даже в армии. Там реже, потому что марш-броски отнимали много сил. Когда только женился, тоже ходил в зал. Сначала два раза в неделю, потом один. Когда появился Мишаня, выбирался от случая к случаю. В последний же год вообще перестал это делать. И не потому, что не мог выкроить время. Просто не особенно хотелось. Лучше съездить на стрельбище с коллегами, покататься с сыном на каруселях во дворе, помочь маме с ремонтом, с дедом на веранде посидеть, прополоть его грядки…

И он не сбегал от Наташи. Всегда звал ее с собой. Даже на стрельбы. Некоторые брали жен в тир или на полигон, и они с удовольствием палили по мишеням. Но Колина не хотела этого делать. А тем более помогать свекрови с ремонтом. В «Лире» бывала, но, как верно отметил Ильич, быстро сбегала. Ей было неинтересно там! Мужчины на своей волне, сын носится, довольный, по участку, а ей хочется в кино, в ресторан, на море, наконец. Они всего раз в отпуск ездили в Крым. Да, было свадебное путешествие и за границу, да не в традиционную Турцию, а в Италию. Они провели дивную неделю на Лигурийском побережье. Через год съездили в Ялту. Потом Наташа забеременела, родился Мишка. Малыша тащить куда-то Наташа не хотела, как и оставлять с бабушкой. Решили, что как сыну исполнится два, поедут на море. Но ему уже пять, а они купаются только в реке. Колю это устраивало, а Наташу нет. И она высказывала свое недовольство, но мягко…

А не как вчера!

Грачев встал рано. Жена с сыном еще спали, воскресенье же, не надо в сад и на работу. Шею, что затекла, потому что диван был коротковат для Коли, смазал меновазином. Быстро почистил зубы, умылся, оделся и покинул квартиру. Не хотел встречаться с женой. Не знал, как себя вести с ней.

До отделения он обычно ходил пешком. Но ноги болели, и он прыгнул в машину. Завел.

Дождя ночью не было. Все высохло, зелень расправилась. Наступила та весна, которую любят все жители средней полосы: яркая, сочная, оптимистичная. А в душе у Коли осень… Дождь, грязь, серые тучи. Но лучше так, чем одно и то же время года и внутри тебя, и вокруг.

«Родион Эскин убил себя как раз в октябре, – промелькнуло в голове. – Все совпало!»

Он еще вчера просмотрел старое дело. Оно нашлось в архиве. И Коля, пробудившись, пришел к тому, что Родя покончил с собой. Утро вечера мудренее, не так ли? Если его кто-то из ребят и подтолкнул, то не физически. Довели, скорее. Подростки жестоки. Как и ранимы. Один оскорбил, второй ощутил себя ничтожеством, а третий не вмешался, и случилась трагедия.

Николай добрался до отделения за пять минут. В Приреченске не случалось пробок и было всего с десяток светофоров. Идти четверть часа, а ехать всего ничего.

Его встретил сонный дежурный. Сообщил, что утром привезли двух дебоширов и они сейчас в КПЗ.

– Больше никого в здании? – спросил Коля. Тишина стояла звенящая.

– В морге пара человек.

– Живых?

– Да, мертвяков я не считаю. – В их морг свозили тела со всех окрестных сел и деревень. И там, как выражался циничный судмедэксперт Бондарев, бывал аншлаг.

– Кто, кроме санитара? – В холодном подвале всегда кто-то дежурил. Деревенских алкашей да бомжей с трассы могли привезти в любое время.

– Сам! – И возвел палец к небу.

– Бондарев? – Его очень уважали в участке. И не только за профессиональную деятельность.

– Да.

– Бухает с санитаром?

– Когда я видел его, был трезвым. Но то было три часа назад…

Женя Бондарев, он же Бонд, был уважаем в первую очередь за то, что мог выпить дикое количество спирта, но остаться при этом в адекватном состоянии. Его мозг как будто даже лучше работал после дозы, которая убила бы среднестатистического человека. Вскрытия Бонд производил всегда трезвым, чтобы руки слушались, зрение не затуманивалось, но после этого накатывал и начинал осмысливать. Тогда-то его и осеняло! А бедные санитары, которым он тоже подносил чарки, превращались в кашу, и их приходилось увольнять одного за другим.

Грачев решил спуститься в морг. Если Бондарев до четырех проводил вскрытие, значит, его что-то заинтересовало. Потом он, естественно, накатил и теперь спит на диванчике, потому что домой топать лень, служебную машину не дадут, а на такси денег жалко.

Он не ошибся, Бонд, свернувшись калачиком на диване, спал. Из-под фуфайки, которой он накрылся, торчала лысая голова. Евгений был маленьким и худым, поэтому его согнутое тельце легко пряталось под коротким ватником. Однако этот гномик мог перепить здоровенных омоновцев. На День милиции даже соревнования устраивались. Но Бонд оставался абсолютным чемпионом. Коля считал, что он мухлюет. Имея медицинское образование и огромный опыт работы не только патологоанатомом, но и фармацевтом (с этого начинал, но заскучал и переквалифицировался), Бондарев пропивал что-то перед алкобатлом. Не съедал кусок сливочного масла, как делали это непрофессионалы, не пил активированный уголь, а варганил себе какое-то чудо-средство. Спросил как-то, правда ли, но Бонд, как говорится, в отказ пошел.

Коля подошел к спящему и потряс его за плечо.

– Идите в пень, – пробормотал тот и, съежившись еще сильнее, накрылся фуфайкой с головой.

Грачев сорвал ее и гаркнул:

– Бондарев, подъем!

Тот не прореагировал. Тогда Коля взял его, поднял с дивана и встряхнул.

– Грачев, ты, что ли?

– Я.

– Чего тебе надо?

– Поговорить.

– Положи меня назад, я через три минуты встану. А ты пока сделай кофе мне и себе.

– Где санитар?

– В отключке.

– Кто бы сомневался, – вздохнул Коля и, вернув Бонда на диван, направился к кухонному столику.

На нем чайник, плитка, кастрюлька и сковородка. Бондарев сухомяткой не питался, как и лапшой быстрого приготовления. Любил пельмешки, гречку с сосисочкой, яичницу, гренки, пожаренные на сливочном масле. Продукты хранил в одном из холодильников для трупов. Естественно, в специальном контейнере. Готовил еду быстро, а поглощал медленно, со смаком. И испортить аппетит Бонду было невозможно. Как-то привезли тело бомжа, провалявшегося в канализационном колодце неделю, так он не обратил на него внимания до тех пор, пока не доел хинкали.

Когда Грачев сделал кофе, Бондарев поднялся с дивана. Лицо гладкое, не опухшее со сна. Мужику за пятьдесят, он пьет часто и много и выглядит при этом молодцом.

– Не устаю удивляться тому, как ты, Бондарев, умудряешься так хорошо сохраняться, – не смог не отметить это Коля. – Я тебя семь лет знаю, а ты нисколько не изменился…

– Это потому, что я веду правильный образ жизни!

– Это ты-то?

– Конечно. Я, во-первых, нахожусь в гармонии с собой. Во-вторых, основную часть времени провожу в холоде, а низкие температуры продлевают молодость, это тебе любая голливудская красавица скажет. В-третьих, я пью только спирт, а курю редко и лишь на трезвую голову.

Он выдвинул ящик кухонного стола, достал из него конфетки. Обычные карамельки, Бонд предпочитал их. Бывало, его благодарили шоколадом и коньяком, он либо эти презенты передаривал, либо выменивал на «Лимончики» и «Рачки» или на домашние заготовки. Спирт закусывать хрустящими огурчиками и мясистыми помидорчиками ох как хорошо. Грачев дал время Жене на то, чтобы сгрызть одну карамельку и сделать два глотка кофе, после чего задал вопрос:

– Что можешь сказать по Эскиной?

– Да ничего особо…

– Как так? Ты же с ней возился до трех ночи.

– Да, но это с ее смертью не связано. Точнее, могло бы, но…

– Слушай, если собираешься рассусоливать, пошли ко мне в кабинет, – прервал его Коля. – У меня там уютнее. И есть нормальный кофе, а не эта бурда.

– Вот ты осел! Это «Эгюсте спешл». Пятьсот рублей стограммовая банка.

– Очень крепкий и какой-то кислый.

– Насыщенный и с букетом. А не то что вы, дураки, пьете. Разбавь и сыпани сахара.

– То есть мы остаемся тут? Тогда четко и по делу. Я у тебя тут долго не могу находиться.

– Топай тогда к себе и жди результатов. Разбудишь, понимаешь…

– Евгений Максимович, не вредничай. От тебя очень многое зависит. Поэтому пришел, как к святым местам.

– Ладно, – расплылся в улыбке Бонд. Он, как все низкорослые мужчины, был тщеславен. Поэтому и рубился в алкобатле с молодыми и здоровенными омоновцами. – У нашей барышни-покойницы был рак последней стадии. Метастазы по всему телу. Я увлекся, выискивая их. Цинично звучит, но я просто разгадывал головоломку. Типа, найди на картинке пять котов. А там только один виден. И вот ты начинаешь всматриваться…

– Да, понимаю. То есть она умирала?

– Ей оставалось недолго. Легкие, почки, желудок – все было поражено.

– И она могла об этом не знать?

– Ты знаешь, могла. У нее был очень агрессивный рак. Рак-орда. Налетел, захватил один орган, потом другой, третий. Она не лечилась, это точно. Следов операций нет. Как и химиотерапии. В желудке нерастворенная таблетка обезболивающего – и все.

– В квартире, где она жила последнюю неделю, мы не нашли никаких лекарств, кроме обычных. В аптечке стандартный набор: цитрамон, аспирин, кетанов, мезим… Женщину не насиловали?

– Нет. И не били особо. Применяли силу, да. Хватали, толкали, волокли. Но все серьезные повреждения тела, на мой взгляд, получены при ударе о землю.

– Анализ материала из-под ногтей…

– Будет позже.

– Что ж. И на том спасибо.

– И на том, – передразнил Бонд. – Я за двоих впахиваю, между прочим. И за криминалиста, и за патологоанатома.

– Так и получаешь за двоих, – напомнил Грачев. – Хотели одну твою ставку отдать, ты не согласился.

– Потому что за этим бездарем придется все перепроверять. И даром. Уж лучше я сам.

– Вот и не ной.

– А ты вали, не мешай спать. Устал я. За переработку мне не платят, а я, милый мой, отпахал три смены. Одну как эксперт. Две как патологоанатом.

Бонд вернулся на диван и накрылся фуфайкой. Грачев думал, тот устраивает спектакль, но через несколько секунд услышал его храп.