Текст книги "Хрустальная гробница Богини"

Глава 2
Как стать Фемидой

Когда-то ее звали Аней, Анютой, Аннушкой. Отец величал Анной Иоанновной, а старший брат Нюркой. Жила она в тихом среднерусском селе, в большой семье тракториста и доярки. Еще маленькой девочкой научилась ходить за курами, поросятами, доить козу. В школу пошла в восемь лет – мама только что родила четвертого ребенка, и ей нужна была помощь по хозяйству. До седьмого класса Аня была лучшей ученицей, но потом съехала до троечницы, поскольку в пятнадцать лет ее больше волновали мальчики, нежели книжки. В восьмом у нее появился постоянный ухажер Паша Кутиков. Взрослый, уже отслуживший в армии парень с личным мотоциклом «Урал». На нем они гоняли по окрестностям, на его сиденье самозабвенно целовались, и на нем же Паша чуть не лишил Аню невинности…

Это было субботней ночью, когда, возвращаясь из соседнего села, они остановились в лесочке, чтобы полюбоваться звездным небом. Пока Аня искала Полярную звезду, Паша пытался забраться ей в трусы. Однако ничего у него не вышло, так как Анна собиралась сохранить свою девственность до свадьбы, о чем сообщила ему, не отрывая взгляда от ночного неба. Сие известие Пашу, мягко говоря, раздосадовало. Он начал кричать о том, что ему двадцать один, он здоровый мужчина со своими потребностями, мужчина, на которого заглядываются сельские красотки и который не может терпеть еще два года, как какой-нибудь монах-схимник. Аня все его претензии выслушала с большим вниманием, посочувствовала, но и только: несмотря на кажущуюся раскрепощенность, граничащую с вульгарностью, она была довольно скромной девушкой и уж точно не развращенной. Тут Паша вспылил по-настоящему: столкнул Аню с мотоцикла и пролаял: «Раз так, топай пехом! За проезд надо платить!» После этого он унесся на своем «Урале», а Аня осталась одна посреди леса.

Она стояла долго, минут пятнадцать, надеясь, что он одумается и вернется за ней. Он не вернулся. Тогда Аня пошла пешком. Она примерно представляла, в каком направлении двигаться, представляла также, сколько времени займет дорога. По ее мнению, час, оказалось чуть больше – полтора. К трем ночи она добралась. Еще полчаса брела вдоль дороги, так как не было ни одной машины. В половине четвертого дорогу осветили фары, и Аня выбежала на середину шоссе, размахивая руками. Естественно, она немного трусила – страшно садиться в незнакомый автомобиль, но оставаться одной в ночи было еще страшнее.

К ее огромной радости, машина оказалась не незнакомой, как и водитель. Это был синий «Москвич» ее учителя по русскому языку Леонида Павловича Сухова. За рулем был он сам: приятный мужчина с редкими курчавыми волосами, кроткими голубыми глазами, робкой смешной (передние резцы чуть выпирали вперед, как у кролика) улыбкой. Насколько Аня знала, в свои сорок с небольшим он был холостяком, но еще ей было известно, что по нему сходит с ума косоглазая «англичанка», носящая неанглийскую фамилию Пупарева.

– Ты чего тут делаешь ночью? – строго спросил учитель, распахивая перед Аней дверку.

– Домой иду, – нагло ответила она, решив не ябедничать на Пашу. – А вы?

– А я еду.

– От любовницы?

– От друга.

– А чего так поздно?

– Машина по дороге сломалась. Чинил три часа. – Он постучал пальцами по рулю. – Старая она у меня…

– Ну а теперь мы можем ехать? – нетерпеливо проговорила Аня. Ей хотелось побыстрее попасть домой и лечь спать – учебный год еще не закончился, так что поход в школу никто не отменял, а вставать, чтобы не опоздать на занятия, надо не позже половины восьмого. – У нас с вами завтра уроки…

– Да, сейчас… Только руки вытру…

Он полез куда-то под сиденье, пошуровал там, затем вынул не очень чистое вафельное полотенце. Но вместо того чтобы вытереть об него свои руки (безупречно чистые, как оказалось!), поднес его к Аниному лицу. Девушка, уловив резкий, дурманящий запах, попыталась отстраниться, но Леонид Павлович взял ее свободной рукой за голову и ткнул носом в ткань.

Запах проник в ноздри.

Аня вдохнула. Голова ее тут же закружилась. Перед глазами все поплыло. Она провалилась в черноту.

* * *

Аня с трудом разлепила веки. Со стоном приподняла голову, осмотрелась.

Слева от нее была цементная стена. Справа грубо сколоченный стол, на котором стоял стакан воды и зажженная свеча в пол-литровой банке. Впереди фанерная дверь без ручки. Низкий дощатый потолок. Топчан с чистым, но изрядно потрепанным бельем.

Аня вскочила. Ее макушка тут же стукнулась о доски потолка. От удара в голове зазвенело, и Аня опять опустилась на подушку…

Куда она попала, черт возьми? Что это за помещение? Размеры его где-то два на два, высота от пола до потолка метра полтора. Окон нет. Только дверь. Просто коробка какая-то…

Поерзав на жестком топчане, Аня сползла с него. Встала на ноги. Распрямиться не получилось (ее рост составлял сто шестьдесят пять сантиметров), так что пришлось двигаться в полусогнутом состоянии. Таким образом она обошла свою тюрьму. Потрогала стены, ощупала потолок, торкнулась в дверь. Так ничего и не поняв, вернулась на топчан. Легла. Стала вспоминать события вчерашнего дня… Стоп, а почему она решила, что это произошло вчера? Быть может, прошло всего пара часов – вон свеча горит… Но даже если так, все равно непонятно, зачем Леонид Павлович (Ленчик, как его за глаза величали ученики) сунул ей под нос вонючую тряпку, нюхнув которую она отрубилась, зачем притащил сюда, зачем запер… Решил проучить? Попугать? Чтоб не шастала одна по лесу?

Вдруг за дверью что-то лязгнуло. Аня вздрогнула, инстинктивно зажмурилась.

Лязг повторился. Похоже, кто-то отодвигал плохо смазанную задвижку.

Послышался скрип. Это открыли дверь. Затем снова воцарилась тишина.

Аня почувствовала чей-то взгляд. От него по коже побежали мурашки. Стало жутко. И почему-то холодно…

– Не притворяйся, что спишь, – донесся до нее знакомый голос. Голос, который диктовал домашние задания, декламировал стихи, зачитывал отрывки из произведений. Голос ее учителя по русскому и литературе. Голос Ленчика. – Я знаю, ты вставала… Слышал шаги…

Дальше лежать с закрытыми глазами было глупо, поэтому Аня распахнула веки. Перед ней, согнувшись, стоял Ленчик. Он был одет в привычный джемперок с V-образным вырезом, рубашку, галстук, брюки со стрелками. От него пахло сладковатым, немного женским, одеколоном. И нафталином. Наверное, на лето Ленчик кладет свой джемпер в пакет с таблеткой от моли…

– Ну чего уставилась? – ласково проговорил он. – Спроси, если хочешь что-то узнать…

– Зачем вы меня сюда привезли? – хрипло проговорила Аня и не узнала своего голоса. – Объясните мне…

– Теперь ты будешь здесь жить. Это твоя комната.

– Что вы такое говорите… – Она глупо улыбнулась. – Я не понимаю… У меня есть дом. Родители. Я должна вернуться…

– Нет, туда ты не вернешься… Ты останешься здесь.

– Но мне надо в школу! Я ваша ученица, у меня занятия! Русский у нас сегодня стоит вторым уроком…

– Забудь, – по-прежнему сладко промурлыкал он, но глаза его как-то неестественно заблестели и сменили свой цвет: из голубых стали почти белыми. – Ты плохая девочка. Грязная. Таким не место среди остальных детей…

– Почему я грязная?

– Ты развратная маленькая дрянь! Похотливая сучка. – Он сощурился, как кот, загадочно улыбнулся. – Я давно за тобой наблюдаю… Я знаю все твои тайные желания…

– Я не сучка и не дрянь! – зло выкрикнула Аня. – И вы не имеете права меня тут держать! Это преступление!

Она ринулась вперед, попыталась схватить его за волосы, но Ленчик со смехом двинул ей кулаком в нос. Из него тут же брызнула кровь, Аня, всхлипнув, зажала ноздри рукой.

– Запрокинь голову, – посоветовал Ленчик. – Тогда кровь сама остановится.

– Пошел на хрен! – гаркнула Аня.

– Ухожу. У меня, как ты правильно заметила, сейчас урок в одиннадцатом классе. Приду вечером, принесу поесть. Пока придется поговеть. Но у тебя есть вода, попей, если в горле пересохнет…

– Меня хватятся! Не сегодня, так завтра! И что ты будешь делать, когда за тобой придет милиция?

– Наивная девочка…

– Меня найдут, обязательно найдут! – не очень уверенно выкрикнула Аня. Но в тот момент она уговаривала саму себя. – А тебя посадят, чертов урод! Станешь в тюрьме петушком! То-то над тобой урки потешатся!

– Анечка, у тебя, оказывается, богатое воображение, – иронично проговорил он. – Почему ты не включала его, когда писала сочинения?

Аня вскочила, дабы вцепиться в рожу Ленчика, но он молниеносно выскользнул за дверь и лязгнул задвижкой. А ей ничего не осталось, как вернуться на свою продавленную лежанку и, уткнув окровавленный нос в подушку, разрыдаться.

Выплакав весь запас слез и сорвав голос (временами она выла, временами кричала, потом икала и хрипло всхлипывала), Аня перевернулась на спину и опухшими глазами уставилась в низкий потолок. Но долго смотреть на него она не могла – ей начинало казаться, что она в гробу. Тогда Аня перевела взгляд на свечу, затем на стакан с водой. Пить хотелось ужасно, но она не стала этого делать. Вдруг в жидкость что-нибудь подмешано? Снотворное, например… Или яд. А то и возбуждающий препарат – Аня читала о таких. Подсыпаешь его девушке в пищу, и она на тебя сама набрасывается… Представив, как, отведав такого порошочка, она кидается на Ленчика, Аня передернулась от отвращения. Лучше умереть, чем лишиться девственности с таким козлом! Пусть только попробует до нее дотронуться, она ему глаза выцарапает! Или горячим воском на гениталии плеснет! А то и подожжет этот деревянный «гроб» к чертовой матери!

Взбодрив себя таким образом, Аня села на кровати и, подсунув под поясницу подушку, стала ждать встречи с Ленчиком.

* * *

Ждать пришлось долго. Почти целый день. Свеча давно догорела, а из стакана все же пришлось немного хлебнуть (оказалось, в нем обычная колодезная вода без всякой химии). Наконец за дверью послышался лязг. Затем она отворилась, явив Ленчика. Тот был все в том же прикиде, видно, только вернулся из школы, но имел при себе фонарь и эмалированную миску. Первое он поставил на пол, второе протянул Ане со словами:

– Поешь. Проголодалась, наверное…

Аня долбанула по миске ногой. Содержимое ее, картошка с мелко порезанным зеленым луком, тут же вывалилось прямо ей на кровать, рассыпавшись по простыне. Стряхнув еду на пол, Аня с вызовом посмотрела на Ленчика.

– Не хочешь кушать? – спокойно проговорил он. – Или просто выкобениваешься?

– Подавись своей картошкой, козел!

– Намусорила, – не обратив внимания на ее гневный вопль, буркнул Ленчик. – Кровать изгваздала… Как нехорошо.

– Не нравится – убери!

Ленчик тут же расплылся в улыбке.

– Я, конечно, могу убрать. Но ведь это ты сделала… – Он выхватил из кармана нож. Тупой, грязный (на лезвии имелись кровавые подтеки, очевидно, им резали мясо) и очень большой. Выставив вперед лезвие, Ленчик двинулся к Ане. – И правильнее будет заставить тебя навести порядок…

Аня отползла к самому изголовью, сжалась в комок. Вся ее решимость улетучилась при виде кровавого лезвия, направленного на нее.

– Быстро подбирай! – совсем другим тоном приказал Ленчик. – Иначе буду тыкать в тебя ножом, пока кровью не изойдешь. – И как бы в доказательство уколол ей ногу острием. – Быстро!

Аня, схватившись за ранку рукой, сползла на пол. Не отрывая взгляда от ножа, начала подбирать картофелины.

– Не так! – Он ткнул ее еще раз. Теперь в руку. – Ртом!

Сделав вид, что наклоняется, Аня перегруппировалась и скакнула на Ленчика. Она хотела сбить его с ног, но тот разгадал ее маневр и пнул ее в грудь. Когда Аня откатилась, Ленчик подскочил к ней, схватил ее одной рукой за волосы, другую, с ножом, приблизил к горлу.

– Хочешь сдохнуть? – Грязное острие впилось в шею. – Или еще поживешь? Всего-то и надо, что сделать, как я велю… Ну? Будем капризничать или подчинимся?

– Я все сделаю, – всхлипнула Аня, стараясь не дергать кадыком. – Все, что скажете…

– Тогда начинай. – Ленчик толкнул ее лицом в пол. – Жри!

Аня начала хватать зубами картошку и, не жуя, глотать.

– А лук?

Она схватила пальцами зеленый кусочек, но тут получила по рукам.

– Ртом, я сказал!

Превозмогая отвращение (она видела каждую пылинку и песчинку на полу), Аня подобрала все.

– Молодец, – похвалил ее Ленчик. – А теперь вылижи пол.

Сомневаясь в том, что правильно расслышала, Аня подняла на Ленчика глаза и переспросила:

– Что сделать?

– Вылижи его языком. Чтобы было чисто…

– Не буду.

– Будешь.

– Хоть режь – не буду!

– Отлично, – улыбнулся Ленчик. – Значит, будем резать…

Он вновь схватил ее за волосы, подтащил к себе. Аня вцепилась ногтями в его руку, но он будто не чувствовал боли. Тогда она попыталась извернуться, чтобы укусить его, однако Ленчик не дал ей сделать этого – стукнул ее лбом о край топчана, затем пнул в спину. Когда она упала, опустился рядом, придавил коленом ее поясницу, резанул кофточку. Чиркнул по полоске бюстгальтера. Оголив Анину спину полностью, Ленчик воткнул острие между ее лопаток.

– Ты не надейся, что я тебя убью, – прошептал он ей на ухо. – Я тебя искромсаю… Твою нежную кожу… На полосочки… Та-а-ак, – Ленчик провел острием по спине. – И тут же через сантиметрик… Та-а-а-ак! – Аня вновь почувствовала боль – сильную, но не жгучую, это означало, что он режет неглубоко. То ли специально, то ли тупость лезвия не позволяла. – Я так весь вечер могу тебя расписывать. И ты сразу не умрешь… Будешь мучиться. Долго-долго… А потом у тебя начнется заражение крови – ведь нож грязный, а обрабатывать твои раны я не собираюсь… Тебя ждет долгая, страшная смерть! А все из-за чего? Из-за какой-то ерунды. Из-за капризов… – Ленчик воткнул острие ей под лопатку и повернул. – Будешь делать, как я велю?

– Да, да, да…

– Вот и правильно. – Нож отдалился от Аниной спины – она не видела это, а просто чувствовала. – Начинай…

И она начала. Собирала языком песок и пыль, ползая по полу. Ее одолевали приступы рвоты, но Аня сдерживалась, боясь, как бы не было хуже. Когда весь пятачок был вылизан и она, кашляя и обливаясь слюной, вползла на топчан, Ленчик взял фонарь и удалился.

* * *

Появился Ленчик лишь на следующий день. Что он следующий, Аня поняла только потому, что от ее мучителя пахло одеколоном, и это значило одно – Леонид Павлович собирается в школу на занятия.

– Как самочувствие? – буднично спросил он у Ани.

Боясь грубить, она сухо ответила:

– Все болит.

– Ничего, это пройдет! – Ленчик бросил на кровать пузырек с йодом. – Смажь свои царапины.

Аня взяла пузырек, сжала его в ладони. Дезинфицировать порезы при Ленчике она не собиралась, хотела подождать, когда он уйдет. Но он не уходил!

– Чего ждем? – недовольно спросил он через минуту.

– Я потом… – тихо ответила Аня. – Позже.

– Сейчас же!

По холодному блеску его глаз Аня поняла, что лучше не спорить. Отвернувшись, она стянула с себя остатки кофточки, смочила йодом ее край и начала прикладывать импровизированный тампон к ранам. Сначала к разбитому лбу, затем к распоротой ноге, после (уже не глядя) к тем местам на спине, где прогулялся нож Ленчика. Все то время, что она совершала эти действия, Ленчик следил за ней – она чувствовала это затылком. Когда же закончила, он приказал:

– Повернись.

Она подчинилась, предварительно натянув на себя одежду.

– Вернусь вечером – покормлю, – сказал Ленчик буднично. – И воды принесу подмыться… – Он наморщил нос. – А то от тебя уже воняет.

– Это не от меня, – буркнула она. – А от этого…

Ленчик покосился на оставленную им миску и, увидев в ней экскременты (Аня другого «горшка» не нашла), зло выругался:

– Уже нагадила! В столовый прибор! Как животное…

– А во что мне прикажете гадить? – не смогла справиться с собой Аня. – Прямо на пол?

– Да, я не подумал об этом, – удивительно покладисто согласился Ленчик. – Теперь будешь в эту миску ходить. Коль уж ее испортила.

– Вы можете ее убрать? Пахнет…

– Ничего, потерпишь! Свое говно терпимо пахнет.

– А пить принесете? Вода уже кончилась…

Но он не стал слушать ее просьб, вышел, хлопнув дверью. Аня опять осталась одна. В тишине, темноте и вони.

Стараясь дышать неглубоко, она прилегла на топчан. Животом вниз, чтобы не тревожить израненную спину. Закрыла глаза. И тихо-тихо заскулила, роняя слезы на куцую подушку.

* * *

Как и было обещано, вечером Ленчик принес еды и воды. Тарелку с картошкой поставил на столик, а ведро на пол. Аня, у которой живот крутило от голода, тут же потянулась к пище, но Ленчик со всей силы шлепнул ее по рукам.

– Тебя разве не учили, – прошипел он, когда она подняла на него испуганные глаза, – что перед едой надо помыть руки?

Аня быстро ополоснула их в ведре, вновь посмотрела на Ленчика. Тот одобрительно кивнул, как бы позволяя приступить к трапезе. И Аня торопливо начала есть. Покончив с картошкой, она сжевала кусок хлеба, запивая его водой. Когда посуда опустела, Аня вытерла рот рукой и, опустив голову, замерла. Такое смирение произвело на Ленчика благоприятное впечатление. Он улыбнулся и чуть ли не благодушно спросил:

– Сыта?

– Да, спасибо, – чуть слышно ответила Аня.

– Не за что. – Он присел на порожек, сложил ноги по-турецки, кулаками подпер подбородок и уставился немигающим, поистине змеиным взглядом на пленницу. – А теперь быстренько мойся и ложись бай-бай.

Не совсем понимая, чего от нее хотят, Аня тщательно вымыла руки. Подумав, сполоснула лицо. Побрызгала водой на шею…

– И это ты считаешь мытьем? – зло бросил Ленчик. – Поболтала руки и морду и считает – чистая! Раздевайся и мойся по-хорошему!

– Не буду! – вспыхнула Аня. Ей отвратительна была сама мысль, что придется обнажаться при этом уроде. – Уйдите, я помоюсь! А при вас не буду…

Спорить Ленчик не стал – просто вскочил, рванулся вперед и врезал Ане кулаком в челюсть. К счастью, Леонид Павлович преподавал не физкультуру, а русский, поэтому не был сильным человеком, и его удар не нанес ощутимого вреда здоровью (челюсть осталась целой, как и зубы), но все равно Ане было очень больно. Так больно, что она на несколько мгновений ослепла. И, не успев до конца прозреть, ощутила на своем лице еще один удар. Гораздо сильнее и прицельнее. Теперь Ленчик метил в то место, куда бил до этого, чтобы Ане было больнее.

– Перестаньте, пожалуйста, перестаньте, – захлебываясь слезами, прошептала Аня. – Я больше не могу…

– Тогда делай, как сказал! – Он швырнул ее на пол, сорвал с нее обрывки кофты, схватился за пояс юбки, чтобы снять и ее, но Аня вцепилась в подол обеими руками и закричала:

– Я сама! Сама!

Ленчик тут же убрал руки и вернулся на свой порожек.

Аня, отдышавшись немного, перевернулась на спину. Села. Закусив губу, чтобы не разрыдаться в голос, стянула юбку. На ней остались только трусики и кое-как связанный за лямки лифчик. Аня очень надеялась, что Ленчик не заставит ее обнажаться полностью, но она, как всегда, ошиблась.

– Раздевайся догола, – скомандовал он. – В бане же ты не в белье моешься, правильно?

Она потянулась к бретелькам лифчика, но тут же отдернула руки и тихо заплакала.

– Ну что опять? – рявкнул Ленчик.

– Я не могу… Я вас стесняюсь.

– Кобелей своих не стесняешься, а меня, своего учителя…

– Каких еще кобелей? – зарыдала Аня.

– С которыми ты трахалась, маленькая дрянь!

– Ни с кем я не трахалась… Я еще девственница.

– Так я тебе и поверил!

– Честное слово…

– Быстро раздевайся! – заорал он в бешенстве. – И закрой свой поганый рот!

Рывком Аня сорвала с себя лифчик, стянула трусики и зажмурилась. Она не сомневалась, что Ленчик сейчас накинется на нее… Повалит, подомнет под себя и начнет совать в нее свою штуковину… Боже, как отвратительно! Как мерзко…

– Вот дрянь, – услышала она сквозь шум в ушах. – Вот шлюшка… Уже готова! Размечталась, что ее сейчас отымеют… – Ленчик пнул ее ногой в плечо. – Хочешь, да? Потрахаться? А?

Аня замотала головой.

– Врешь… Я же вижу! – Он оскалился. – Но вынужден тебя разочаровать… Я тебя не хочу! Ты грязная…

Решив, что грязная означает немытая, Аня метнула испуганный взгляд на ведро с водой. Ленчик, заметив его, расхохотался.

– Даже если ты изотрешь себя мочалкой, все равно останешься грязной! Тебе надо очиститься душой… Понимаешь?

Она не понимала, но от мысли, что Ленчик ее не хочет, стало гораздо легче.

– А теперь мойся, – распорядился он. – Только тщательно. Личная гигиена тоже помогает душевному очищению…

Все еще не веря в то, что Ленчик не тронет ее, Аня начала мыться. Зачерпывала горстью воды и лила на себя. Уделив внимание всем частям тела, кроме интимных, она прошептала:

– Все…

– Все? – сощурившись, переспросил он. – То есть ты считаешь, что уже достаточно чистая?

Она не отвечала. Тогда Ленчик, как добрый учитель, подсказал ей:

– Ты забыла подмыться. Приступай!

Делать это при мужчине (а тем более при чертовом извращенце!) было крайне унизительно, поэтому Аня постаралась закончить как можно быстрее. Но Ленчик, пристально наблюдавший за процессом, прикрикнул на нее:

– Я же сказал – тщательно! Тебе показать, что это значит?

Аня замедлила движения. И в таком темпе ее действия стали выглядеть непристойно. Будто она не мылась, а ласкала себя…

И так Ане стало стыдно, так противно, что она готова была закричать, чтобы он убил ее, но не заставлял делать этого, но неожиданно она услышала глухой голос Ленчика:

– Достаточно. Можешь одеваться.

Схватив юбку, Аня натянула ее прямо на сырое тело. Обрывками кофточки прикрыла грудь. И только после этого осмелилась взглянуть на Ленчика. Тот сидел на порожке, весь красный, потный и какой-то шальной, тяжело дышал, кусал губы и – о боже, боже, боже! – теребил свою ширинку!

Чтобы не видеть этой мерзости, Аня отвела глаза.

А через минуту до нее донесся звук шагов и грохот закрывающейся двери. Это ушел самоудовлетворенный Ленчик.

* * *

Всю следующую неделю Аня только тем и занималась, что подмывалась на потребу Ленчику. Ей было так же противно, как и в первый раз, но она старалась не показывать своего отвращения. И спорить с Ленчиком перестала. Делала все, что он скажет. В конце концов, как ни мерзко было выставлять напоказ свои половые органы, быть битой, порезанной, а то и покалеченной гораздо хуже. Тем более в Ане все еще теплилась надежда на то, что ее найдут. Ведь должны же искать, правда? Родители уже наверняка подали заявление в милицию, а это значит, что поиск пропавшей несовершеннолетней уже начался… Конечно, дело это долгое, и Аня готова была подождать. Неделю, две, три, если нужно. Только бы ее нашли! А пока милиция работает, она будет делать все, лишь бы остаться живой и здоровой…

Но шли дни, недели, а Аня так и оставалась пленницей. И несмотря на свое послушание, уже трижды была бита. Ни за что! Просто у Ленчика тогда было паршивое настроение, дурное самочувствие, и он никак не мог возбудиться! Но стоило ему отходить ее линейкой по голым ягодицам, как к нему вернулось и настроение, и самочувствие, и возбуждение… А какое удовольствие он испытал, излив на испоротую в кровь Анину попу свою сперму! Он буквально рычал, проделывая это! А Аня до боли в челюстях зажимала угол подушки, чтобы не завыть…

Когда Ленчик уходил, она с омерзением оттирала ягодицы. И мылась, мылась, обливая себя водой из ведра… Истратив ее всю, Аня ложилась обратно на топчан. Животом вниз, поскольку на спине она спать не могла – было больно… И дышать не могла – всюду ее чудился мерзкий, отвратительный запах Ленчика…

Запах гнилых водорослей, тины и плесени!

Прошла еще неделя. За семь дней Ленчик сильно изменился. Теперь Аниных «омовений» ему было недостаточно. Впрочем, легкая порка его тоже мало заводила. Он пресытился! А его полумертвое мужское достоинство все чаще отказывалось ему служить. Ленчику нужны были новые ощущения, и он потребовал от Ани ласк руками.

– Ты уже достаточно чистая, чтобы я позволил тебе прикоснуться к себе, – заявил он своей пленнице, зайдя перед работой к ней в каморку. – Так что готовься! Вот тебе мыло, вот крем для рук… Тщательно вымой их, смажь… А то смотреть противно! Под ногтями грязь, кожа шершавая…

И не успела она что-либо возразить, как он скрылся.

Когда за ним закрылась дверь и лязгнула щеколда, Аня вскочила с топчана и заметалась по своей клетушке в тщетной надежде отыскать хоть какую-нибудь лазейку, прекрасно понимая, что ничего не найдет! За те недели, что она пробыла здесь, она изучила каждый сантиметрик своей деревянной тюрьмы, но не наткнулась даже на щелку меж досок. Тюрьма была выстроена Ленчиком на совесть!

В сотый раз убедившись в том, что сбежать не удастся, Аня упала на топчан и в бессильной злобе замолотила кулаками по подушке. Но быстро взяла себя в руки. Постаралась успокоиться. Все не так плохо, сказала она себе. Всего и надо, что потрогать Ленчика! Потрогать, а не отдаться, или того хуже – сделать этот… как его… (девчонки его часто обсуждали, сходясь во мнении, что это отвратительно, но со жгучим любопытством читали советы по его технике в отксерокопированной брошюрке американского сексолога)… как же его? А вспомнила – минет!

И слово-то какое мерзкое! А уж действие… Аня передернулась.

Нет, конечно, с мужем можно. Если он будет настаивать, но с этим… с этим гадом! Никогда! К нему руками-то прикасаться противно, а уж ртом…

Аня еще раз передернулась. Потом взяла в руки мыло и, опустившись перед ведром на колени, начала тщательно мыть руки. Если Ленчик так хочет, она потрогает его! Велика важность – погладить ладонью некоторые части мужского тела! Когда-то она и коровье вымя брезговала в руки брать, а потом ничего – привыкла… Привыкнет и к гениталиям Ленчика – на ощупь они наверняка такие же. Главное, выиграть время. И сохранить свою единственную оставшуюся ценность – девственность!

Наивная, она верила, что на невинных ласках руками Ленчик остановится…

И все еще надеялась, что ее в скором времени найдут!

* * *

Трясясь всем телом, Аня смотрела на дверь. Она знала – через минуту-другую она отворится, и в проеме покажется чуть согнутая фигура Ленчика. Знала она это наверняка, хоть и не слышала ни его шагов, ни голоса. Просто за последнее время Аня обрела способность предчувствовать его появление (словно собака, ожидающая своего хозяина), и от осознания того, что совсем скоро, буквально через несколько десятков вдохов и выдохов, начнутся ее мучения, она принималась дрожать…

А сегодня ее трясло особенно сильно! А все из-за слов, брошенных Ленчиком утром. Он, как всегда, зашел к ней перед уходом на работу. Дал поесть, попить. Убрал «судно». Но на сей раз он ушел не сразу, а задержался у топчана и, глянув на лежащую Аню сверху, сказал отрывисто:

– Сегодня у тебя банный день. Принесу корыто с теплой водой. Мыло. Шампунь. Полотенце. Помоешься по-хорошему.

И пока Аня собиралась с духом, чтобы спросить, с чего это вдруг Ленчик вздумал ее отмывать, он ушел, лязгнув на прощание задвижкой.

Весь день Аня маялась неизвестностью. Она понимала, что банный день затеян неспроста, но успокаивала себя тем, что Ленчик, с его маниакальной чистоплотностью, просто не мог больше выносить неопрятного вида пленницы. Несмотря на ежедневные омовения, она все равно оставалась грязной, так как по-хорошему вымыться, болтаясь в ведре с холодной водой, практически невозможно. Тем более в каморке было очень жарко, и Аня постоянно потела. Пот, струясь по телу, размазывал плохо отмытую грязь, и кожа покрывалась противными темными катышками…

Чистыми и ухоженными у Ани были только руки! За этим Ленчик тщательно следил – он не мог позволить дотрагиваться до себя грязными ладонями… Он так боялся, что грязь прилипнет к нему. К нему, его вонючему стручку, который в последнее время все реже оживал, практически не реагируя на Анины ласки…

Это заставляло Аню содрогаться. Обострившееся за многие недели заключения чутье ей подсказывало – скоро, совсем скоро Ленчик потребует от нее более изощренных ласк… Мерзких, отвратительных, тошнотворных. Или, не дай бог, захочет войти в нее! Неспроста же он решил устроить ей банный день…

За дверью послышалось буханье, это Ленчик поставил на пол тяжелое корыто, затем лязг задвижки. Аня вжалась в угол. Тело ее тряслось как в лихорадке. А зубы постукивали друг об друга, выдавая неуместно бодрую дробь.

Дверь распахнулась. Ленчик вошел. Втащил корыто, от которого шел парок. Поставив его перед топчаном, выудил из кармана пузырек дешевого шампуня, мыльницу, мочалку. Снял с шеи полотенце, кинул его Ане на колени.

– Раздевайся и приступай, – скомандовал он, усевшись на свое привычное место.

Аня без разговоров сорвала с себя барахлишко (кофту ей разрешили зашить, а вот бюстгальтер велели выбросить) и полезла в корыто. Вода была обжигающе горячей, но девушка не стала жаловаться – знала, ее жалобы только разозлят Ленчика, и, охнув, погрузила тело в кипяток.

– Хорошо, да? – неправильно истолковал ее возглас Ленчик.

Аня утвердительно замычала.

– Видишь, какой я добрый, – хмыкнул он. – Кормлю тебя. Пою. Даю кров. А кроме этого, очищаю твое тело и душу… – Ленчик показал глазами на мыльницу, намекая на то, что пора бы начать мытье. – Ты должна быть мне благодарна!

Не проронив ни слова, Аня принялась намыливать тело. Несмотря ни на что (ни на пристальный взгляд Ленчика, ни на его болтовню, ни на дурные предчувствия, ни на непроходящую дрожь), она получала удовольствие от мытья. Все-таки впервые за полтора месяца ей довелось по-настоящему принять ванну! И голову с шампунем вымыть! Оказывается, это такое счастье – привести себя в порядок…

– Я с сегодняшнего дня в отпуске, – поделился своей радостью Ленчик. – Так что в ближайшие два месяца мы с тобой будем проводить больше времени…

От этой новости у Ани похолодело все внутри. Она замерла с занесенной над плечом мочалкой, чтобы справиться с ознобом и немного прийти в себя. А Ленчик опять заговорил:

– Думаю, ты уже достаточно чистая. Осталось помыть только там, – и он указал глазами на ту часть Аниного тела, которая скрывалась под водой. – Заканчивай побыстрее. Вытирайся. И ложись на кровать. – Он хихикнул. – Мы должны отметить мой отпуск…

Забыв о данном самой себе обещании не вступать с ним в диалоги, Аня спросила:

– Как отметить?

– Сю-ю-ю-рприз! – протянул он и машинально потрогал свою ширинку.

В этот момент Аня поняла, что все ее мрачные пророчества сбылись – сегодня Ленчик собирается взять ее по-настоящему! Тут же холод, циркулирующий по телу, рванул вверх, к голове, прочищая мозги. И, в мгновение обретя трезвое мышление, Аня сообразила, что сейчас наилучший момент для побега. Ленчик расслаблен, дверь за его спиной не заперта, а под рукой сразу несколько боеснарядов: тюбик, мыльница и корыто… Металлическое корыто, наполненное мыльной водой! Если плеснуть Ленчику в лицо, он на несколько секунд ослепнет, так как глаза начнет щипать, и за это время Аня успеет схватить «снаряды» и прицельно швырнуть их в голову своего мучителя. Пока он будет приходить в себя, она выльет из корыта воду и долбанет тяжелым металлическим дном Ленчика по башке. Тут уж он просто обязан потерять сознание! А то и сдохнуть! Последнее, пожалуй, было бы наилучшим вариантом…