Текст книги "Стерва на десерт"

Спокойные выходные

Субботнее утро началось, не в пример, предыдущим, прекрасно. Я поздно встала, поела тостов с сыром, умылась, посмотрела свой любимый мультик «Симпсоны», и только после этого распахнула шторы, а уж когда распахнула, ко всем приятностям дня прибавилась еще одна – солнце. Оно так щедро лилось с небес, так по-летнему грело, так весело озаряло улицу.

С какой-то детской радостью я наблюдала с высоты 6 этажа за жизнью двора. И на этот раз мне нравилось все: и изломанные качели, и «Запорожец», практически вросший в газон, и пустующая в это утро беседка. Даже валяющийся под лавкой Колян мне не казался отталкивающим. Вот она, волшебная сила ультрафиолета!

С глупым смехом я отбежала от окна. Почему глупым? Да потому что никакого повода для радости у меня не было, к тому же, я прекрасно осознавала, что жизнь далеко не прекрасна, что скоро я вновь столкнусь с бедой и что самое страшное, может быть, столкнусь вплотную (ведь кто-то пытался затащить меня в кусты шиповника, и не факт, что это не тот самый маньяк). Но в то золотое утро я решила побыть глупо-счастливой и забыть хоть на денек обо всех несчастьях.

Вот в таком по истине радужном настроении я вышла из квартиры и поднялась на 7 этаж. В квартире 66, что прямо надо мной, проживала моя подружка Сонечка.

Я вошла бесприпятственно, ибо квартира Аниськиных никогда не закрывалась, и даже беззвучно, это уже потому, что меня в их доме принимали, как родную и впускали без стука . В самой дальней комнате я обнаружила свою подружку.

Сонька сидела на полу, заваленном ворохом газет, вся растрепанная, заспанная, но веселая.

– Лелик, я нашла! – выкрикнула она, как только я переступила порог.

– Клад?

– Лучше!

– Два клада?

– Достойного мужика!

– Где?

– Вот! – и она сунула мне под нос газету. – Смотри. 30 лет, рост 175, ч/ю, в/о, без ж/п и м/п.

– А это что? – я недоуменно сощурилась.

– Где? – Сонька склонила свой обесцвеченный затылок к самой газете, она, как и я, страдала близорукостью. – Есть с/д. С/д, – она задумалась. – Может, сад с домом.

– А, может, синдром Дауна.

– Дурочка, что ли? Это, скорее, всего что-то, чем можно гордиться. Например, степень доктора, – мечтательно протянула Соня.

– Или наличие сына и дочки. С/д и получается.

– Ну уж нет! – Соня обиженно запыхтела.

– А что? Разве это не повод для гордости.

– Да куда мне его с/д? У меня своя «Дэ», да такая, что хожу «Сэ»!

– Значит, он нам не нужен?

– Даже с садом и докторской степенью, – фыркнула моя подружка.

– Тогда давай дальше смотреть, – предложила я воодушевленно. Но Соня сникала, отпихнула ногой газету, подперла щеку рукой и задумалась. По ее сдвинутым бровям я поняла, что на долго.

Здесь стоит рассказать, как о самой Сонечке, потому, как вы еще встретитесь с ней на страницах этой повести, так и о ее газетных знакомствах, хотя бы по тому, что кому-то это может послужить уроком.

Итак, Соне, как и мне, 25. От природы она миниатюрная шатенка приятной внешности, но по прихоти, блондинка эффектной наружности. Красится Соня ярко, одевается броско, говорит громко, смеется заразительно, а если напивается, то до полной потери человеческого облика.

Развелась Соня со своим благоверным в 20. Не удивляйтесь, вышла за него она 18, а так как всегда считала, что в браке год идет за два, то прожила она с мужем не так уж и мало. После развода подруге достался шкаф с холодильником да дочь Алена, но зато последняя так походила характером на отца, что память о надоевшем муже, останется с Сонькой на всю жизнь.

В личной жизни девушке не везло еще до замужества. Влюблялась она постоянно, но не в тех, в кого следовало бы. То ей хулиган приглянется, то пьяница или и то и другое в одном, как говорится, флаконе. После развода и того хуже. Косяком поперли «женатики», в которых Сонька от безысходности влюблялась, но не сильно. Ей, видите ли, нужен был мужчина, который бы на ней женился, а ее ухажеры на такой подвиг, как мена шила на мыло, были не способны.

Мне ее желание окольцеваться было не понятно. Ведь была уже там, знает по чем «сотня гребешков», да все неймется. Думает, что во втором браке не повторит ошибок первого. Хотя, уж мне ли не знать, что если какую ошибку она и допустила, то одну и в самом начале, когда пошла со своим хулиганом и пьяницей под венец.

– И что ты мне предлагаешь? Умереть разведенкой? – всякий раз задала мне свой излюбленный вопрос Соня, после того, как прослушивала мою проповедь.

– Зачем же умирать? Ты просто живи, авось, и встретишь кого-нибудь…

– Авось! – передразнивала меня Соня. – На авось поп понадеялся, и, помнишь, как он кончил?

Наши словесные баталии всегда заканчивались одним – мы решали, твердо и бесповоротно, найти Соньке жениха, причем, не откладывая в долгий ящик, то есть прямо завтра. Но завтра, как и послезавтра, контингент мужчин, окружающий Соньку и меня, оставался неизменным. Меня окружали, как вы уже знаете из моих жалоб, одни чудики, а ее и того хуже – только женщины. Дело в том, что моя подруга работала преподавателем в музыкальной школе. И на все их учебное заведение был только один мужик, старенький гармонист, да и тот женатый.

Я уж и не помню, кому в голову пришла «блестящая» идея, найти потенциального жениха по объявлению, это не так и важно, главное, что на следующий день мы зарылись в газеты, как те спаниэли в землю, в надежде найти нечто подходящее.

На удивление выбор женихов был огромен. Самое же удивительное, что все эти А-1135, Б – 1336, поражали наличием талантов и отсутствием вредных привычек, при этом, каждый второй обладал привлекательной внешностью, каждый третий спортивным телосложением, а каждый пятый собственным делом. Я уже не говоря, что почти каждое объявление содержало ласкающую взгляд сокращение – без м/п и ж/п.

Просто удивительно, как это такие экземпляры не прибраны к рукам? – помнится, именно этот вопрос я задала Сонечке, но она лишь отмахнулась, уже зараженная «золотой лихорадкой».

На первое свидание мы отправились вместе. Встретится со своей судьбой Сонечка возжелала недалеко от дома, а именно, в той самой беседке, где так любят распивать самогон наши алкаши. Когда в назначенный час мы перешагнули ее порожек, то очень огорчились, увидев, что лавка занята одним из них (надо сказать, что перед свиданием мы оповестили местных пьяниц о том, что апартаменты в течение часа будут не свободны). Мы погалдели, посокрушались, сгоряча чуть не прогнали бедолагу. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что незнакомец ни кто иной, как наш жених.

– Это вы, симпатичный, подтянутый служащий? – вытаращив глаза на тощего оборванца, спрашивала Соня.

– Я, – горделиво отвечал тот и улыбался своим щербатым ртом.

– И где же вы служите?

– В магазине, грузчиком.

– И у вас нет «же» и «эм» проблем?

– Ну… У кого их нет, – философски изрекал он и вновь демонстрировал нам свои желтые зубы.

После этих слов Сонька из беседки вылетела, как пуля. А мне пришлось объясняться с несостоявшимся женихом.

– Вы уж извините ее, она почувствовала себя плохо, – лепетала я, пятясь к выходу.

– Усек, – понимающе подмигнул он, – критические дни.

На второе свидание сопровождать подругу я наотрез отказалась, и пришлось ей, бедняжке, идти на него одной. На сей раз, Соня встречу назначила подальше от дома и поближе к местам общественного питания, в тайне надеясь на щедрость и хлебосолие жениха, который, если верить объявлению, мог похвастаться не просто отсутствием м/п, а прямо-таки «крепким доходом».

Они встретились у дешевенькой, но приличной рюмочной, с символическим названием «Вечный зов». На 1-ый взгляд мижчинка был ничего. Простенький, правда, и одет не по доходам – бедновато, но у этого хотя бы были целы все зубы и пахло от него если не «Армани», то уж среднестатистическим «Мэненом» точно. Сонька, обрадованная этим фактом, включила все свое обаяние, защебетала, замахала ресницами, и ненавязчиво начала подпихивать кавалера к дверям забегаловки, а то день был дождливый, совсем не располагающий к прогулкам. Но кавалер на провокацию не поддался. С истинно королевским достоинством он сообщил моей подруге, что в такие заведения не ходит, а после небольшого раздумья предложил ей отправится в «более приличное место».

Вы решили, что в ресторан? Вот и она так же подумала и лихорадочно начала соображать все ли в порядке с ее гардеробом, тем, что под пальто. Но…

Через 10 минут ошарашенная Сонька оглядывала пустынный стадион, на который ее привели: мокрые лавки, вытоптанное футбольное поле, сероватые мутные лужи. По щербатой беговой дорожке трусил, разбрызгивая комковатую грязь, одинокий спортсмен.

– И что? Вы так и стояли? – ужасалась я, когда Сонька, перемежая речь вздохами, рассказывала мне подробности.

– Нет, почему же. Он достал из полиэтиленового пакета…

– Бутылку?

– Нет, к счастью. Или к сожалению… – тут Сонька на минуту зависла, – все же к счастью. Его… Так вот, достал он газету.

– Почитать?

– Посидеть, – в этом месте подружка аж позеленела. – Постелил ее, значит, сел и меня приглашает, садись, мол, почирикаем.

– А ты?

– А я деру! – тут Сонька погрустнела. – Не пойду больше ни на какие свидания. Ну их, женихов этих!

– Уже сдалась? – удивилась я. Обычно моя подруга с упорством барана бьется в закрытые ворота, пока лоб не расшибет.

– Да просто это бессмысленно. Не один нормальный мужик в газету писать не будет, у него и так от баб отбоя не должно быть.

– А я тебе что говорила?

– Да ладно чего уж теперь, – Сонька устало махала своей маленькой ладошкой. – Но я, Леля, просто не пойму, как у них хватает наглости писать, что они симпатичные, спортивные с ч/ю и без м/п. Это же такие обормоты…

– Но у этого-то, любителя спорта, вроде, крепкий заработок?

– Ф-р-р! Токарь он на заводе. Простой токарь 3-его разряда. И живет с мамой в двух комнатной квартире.

– Как же так? А писал, что без ж/п?

– А они считают, что раз не бомж и имеет какую-никакую работу, то уже без «мэ» и «жэ» «пэ». Идиоты! – и Сонька грозила в пустоту кулаком. – И ну их! И не пойду больше! И даже не уговаривайте меня!

Но на третье свидание я ее уговорила. Аргумент привела один, но зато какой – Бог любит троицу. Да еще фраза «единолично владею жилплощадью в центре» нас подбодрила. Вообще, все объявление производило прекрасное впечатление (33/175, приятная внешность, стабильный доход, прекрасный характер, честность и порядочность) – но на это мы уже не покупались.

Пришли на свидание вместе, но я тут же отбежала подальше, как будто не при делах, а просто гуляю, благо место выбрали подходящее – сквер рядом с ее «музыкалкой». Пришел жених, немного припоздав. Соньку узнал тут же, подлетел, обниматься полез.

Что он идиот, я поняла сразу, еще когда он по аллее несся. Представьте себе крупного мужчину в допотопном костюме-тройке, при галстуке, в сандалиях, на голове которого красуется белая панама, а на лацкане пиджака круглый значок с изображением птицы и надписью «чирик-чик-чик». Представили? А, может, даже когда встречали? Так вот это и есть наш жених.

Сонька растерялась, разглядев пижона, от растерянности замерла и даже обнять себя за плечи позволила. Он от такого обращения размяк, проникся к Соньке симпатией и давай ей о житье-бытье своем повествовать. Рассказал, что работает дворником, живет один, любит смотреть телевизор, особенно рекламу, и кататься на каруселях.

Я заслушалась и, обнаглев, подошла совсем близко, можно даже сказать вплотную. Ему это не помешало, он, похоже, был даже рад увеличению аудитории.

– Вот я и говорю, одиноко мне, – в пятый раз прогнусил он, так и не дождавшись от Соньки реакции на предыдущие 4 реплики.

– А мы вам чем можем помочь? – поинтересовалась я, хотя могла бы и не интересоваться, жених-то Сонькин, вот и поддерживала бы с ним светскую беседу.

– Ну, как же? Выходите за меня замуж.

– Я? – ахнула я.

– Она, – он ткнул пальцем в мою подругу, – но можно и вы.

Тут Сонька отмерла и зло на жениха воззрилась.

– А как там насчет квартиры? Вы написали, что единолично владеете жилплощадью.

– А? – не понял он.

– Единолично, я правильно поняла?

– А?

– Вам кто объявление сочинял? – развеселилась я.

– Тетя из газеты.

– Ну, ясно, – тут уж я хохотать начала. – Фраза «единолично владею» вам понятна?

– А?

– Квартира есть? – взорвалась Сонька.

– Есть, – обрадовался жених.

– Большая?

– Большая.

– Сколько комнат?

– Пять.

– Ни фига себя, – присвистнула я. И тут же мысленно выдала Соньку замуж. Поживет полгода, потом разведется и квартиру поделит. Не красиво это, конечно, но он все равно ничего не поймет, а двухкомнатной даже рад будет, меньше придется убираться. Но радовалась я недолго.

– Моя самая большая, – похвалился жених.

– А другие чьи?

– В одной Катя с Борей, в другой Павел Иваныч, в третьей…

– Ты в коммуналке что ли живешь?

– А?

– Леля, пошли, – Сонька решительно встала.

– Как же так? – расстроился жених. – Вы ведь про себя ничего не рассказали.

– У меня 8 детей, – напугала его подруга.

– Это ничего, я детей люблю!

– И зарплата маленькая.

– У меня зато хорошая.

– Рублей 500?

– 600, – гордо поправил он. – А еще я бутылки собираю.

– Я подумаю над вашим предложением, – уже на бегу бросила Сонька.

– Подумайте, – кричал он нам вслед. – Обе!

С той памятной встречи прошло 4 месяца. Видели мы его за это время единожды, и то по телевизору. Сюжет назывался «Нудист» и демонстрировался в программе «Происшествия недели». Оказался наш жених шизофреником и любителем ходить по улице в чем мать родила. Нет, пардон, кое-что на нем все же было, а именно панама, с прикрепленным к ней значком «чирик-чик-чик».

После сюжета Сонька присмирела, повыбрасывала все газеты с объявлениями и поклялась больше никогда их не открывать.

Как вы поняли, клятвы своей она не сдержала…

– Я завтра вечером на свидание иду, давай со мной, – после затянувшейся паузы заговорила Сонечка.

– Давай, – согласилась я без колебаний. – Хоть отвлекусь. А с кем?

– Почитай, – подруга протянула мне потрепанную газету, – третье с верху.

– Угу, угу. Значит так, высокий (190 см) блондин 33 лет, эффектной внешности, блестящего ума и всестороннего развития ищет красивую, скромную, без вредных привычек женщину, для создания семьи.

Я сомнением покосилась на подругу.

– Это ты что ли скромная?

– Я, – кротко ответила Сонька и для пущего эффекта опустила очи.

– И без вредных привычек?

– А что? Я не курю.

– Зато пьешь!

– Но ведь редко!

– Зато как! – И я вспомнила последнюю Сонькину пьянку, после которой она проснулась в неизвестном доме на другом конце города. К счастью, живая и здоровая. Как выяснилось, в 2 ночи она ломилась во все двери с просьбой пустить ее переночевать, а то она заблудилась и устала. Над ней сжалилась пожилая пара – пустила. – В прошлый раз помнишь, что творила?

– Не помню, – честно призналась Сонька. Она всегда забывала свои хмельные приключения. – Могу только верить на слово тем старичкам.

– И не стыдно?

– Стыдно, – она понурила голову.

– Да ладно врать-то.

– Не, правда, Лель. Очень стыдно, я же педагог. Но ничего поделать с собой не могу, стоит побольше выпить, перестаю себя контролировать. – Сонька вздохнула. – Что поделаешь – папины гены.

Тут она не соврала. Папаня у Соньки был еще тот фрукт. Алкаш с 30 летним стажем, он изводил сначала свою жену, потом детей, кроме Сони у него было еще 2 дочери и сын, а в последнее время и нас, соседей. Благодаря старику Аниськину весь дом узнал, что такое бессонница. Что поделаешь, Сонькин папа обожает ночью горланить морские песни.

– Ну а объявление тебе как? – поинтересовалась подруга, видя, что я больше не буду ее ругать.

– Блестящее. Даже слишком. Скорее всего, альфонс.

– Или очередной шизик.

– Так зачем идешь? – удивилась я.

– Из любопытства. Потом, в азарт вошла. Я ведь теперь ни одного газетного жениха не пропускаю.

– Каждый развлекается, как может, – задумчиво протянула я, а сама в объявление вчитываюсь, пытаясь понять, что же в нем не то. И нашла! – Ты это видела? – Я постучала по двум буквам. – Есть у/с.

– Видела, – недовольно сморщилась Соня. – Все так хорошо было, доступно: эффектный, умный, высокий, и на тебе у-эс какое-то.

– Что же это может быть?

– Я уже думала, но ничего, кроме совмещенного узла в голову не приходит.

– Было бы с/с/у. Потом, он же не квартира, он жених.

– Ну-у-у я не знаю! – протянула Сонька.

– И я не знаю. – Я встала с корточек. – Во сколько свидание?

– В шесть.

– Вот и узнаем.

Два сюрприза
и одно несостоявшееся свидание

Мы сидели в кафе «Уют». Сонька за одним столиком, я за другим. Больше никого, не считая бармена, конечно, в кафе не было. Я пила пиво, а подруга моя, как и подобает скромной невесте без вредных привычек, дула чай.

Было уже десять минут седьмого. Мы волновались, то и дело поглядывали на дверь и друг на друга. Недоуменно пожимали плечами, подмигивали, разводили руками, закатывали глаза, и это наша пантомима почему-то очень нервировали бармена. Наконец, я не выдержала.

– Опаздывает женишок-то.

Мой голос прозвучал неуместно громко и напугал нервного бармена так, что он выронил из рук кружку, которую протирал, и убежал в подсобку.

– Может, в пробку попал? – предположила Сонька.

– Ты чего? Какие пробки в воскресный вечер? – И я, наплевав на конспирацию, пересела за ее столик, не забыв прихватить свою еще не опорожненную кружку. – Давай пивка со мной, все равно он не придет.

– Не, подожду, может, у него машина не заводится.

– Откуда ты взяла, что у него машина есть?

– Чувствую. – И она вновь уставилась на дверь. Я хмыкнула и сделала глоток.

Вдруг Сонька напряглась и прищурилась. Значит, кто-то вошел. Но кто, я не могла видеть, так как сидела теперь спиной к двери.

– Наш что ли пришел? – спросила я, почему-то шепотом.

– Не знаю, – зашептала подруга в ответ. – Этот далеко не блондин, и расточку в нем от силы метр 75.

– Но хоть красив?

– Для колобка ничего. Румяный.

– То есть?

– То и есть, что 150 кг.

– Ну? – я хотела, было, обернуться, но Сонька не дала. – Сиди смирно. Авось, не признает меня. Я за тобой спряталась.

– Да это и не он, наверное.

– Он, – упавшим голосом констатировала подруга. – К нам катится и улыбается при этом.

Я замерла и прислушалась. Услышала тяжелую поступь, шарканье одной толстой ноги об другую и, наконец: «Сердце красавицы, склонно к изме-е-не!». Когда топот замер, и песня оборвалась, у моего уха пророкотало:

– Вы ль та самая Софья?

Подруга с глупо-испуганной улыбкой кивнула, после чего я посчитала нужным вмешаться:

– А это наш программист Зорин. И в его случае у/с означает – удивительное самомнение.

– Леля? – шарахнулся Зорин, приложив пухлую руку к груди, словно опасался, что я вырву у него сердце.

Пока мы выражали свой восторг от встречи, Сонька еще что-то увидела. И теперь ее реакция на увиденное сильно отличалась от предыдущей. Она вся засияла, приосанилась и блаженно протянула:

– Вот он идет, наш эффектный блондин. Все, как писано, красавец, обаяшка, лапочка. – Я нахмурилась, что-то не припомню, чтоб в объявлении было про «лапочку». – Просто прелесть. И у/с есть.

– И что же это?

– Улетное самбреро!

Я чертыхнулась и повернулась всем корпусом.

По проходу меж столиков пробирался молодой мужчина. Был он высок, красив, светловолос. Но ростом он был не больше 185 сантиметров, годков не 33-ех, а скорее 25-ти, на голове было не самбреро, а бейсболка, и волосы я бы назвала скорее русыми, чем белыми. Самое же ужасное, что в мужчине я узнала Геркулесова.

– Вы Софья? – выпалил он, когда поравнялся с нами.

– Я, – пропела довольная Сонька. – А вы тот самый…

– Нет, я не тот. Я…

– Значит, он тот самый, – Сонька с ужасом уставилась на Зорина.

Только тут Геркулесов узнал стоявшего рядом с ним толстяка. И недоуменно спросил:

– А вы что здесь делаете?

– А вы? – с большим чувством поинтересовалась я.

Вот тут он заметил и меня. Не скажу, что сильно обрадовался, я бы даже сказала, расстроился, потому как физиономия его стала такой кислой, будто он лимон сжевал.

– Опять вы! Куда не пойду, везде вы. Надеюсь, никакого трупа мне сегодня не подкинете? У меня выходной.

– У меня тоже, господин жених.

– Я не жених.

– Нет? – разочарованно прогнусила Сонька.

– Я следователь по особо важным делам Геркулесов Николай Николаевич.

– Я арестована? – жеманно улыбнулась моя подруга. А глазками как стрельнула, вы бы видели!

Геркулесов сделал глубокий вдох – явный признак раздражения – и сунул под Сонькин нос газету с объявлениями.

– Вы пришли на свидание с этим господином?

– С этим, – согласилась она, даже не взглянув.

– 33 года, рост 190, у/с и прочее? – после очередного Сонькиного кивка он продолжил. – Так вот он не сможет придти, вот и попросил меня предупредить.

– А почему не сможет?

– Потому что он арестован.

– Поняла! – хлопнула я себя по лбу. – У/с – это ученая степень.

– Почему? – все еще сверля Геркулесова взглядом, спросила Сонька.

– Потому что твой эффектный красавец блондин ни кто иной, как наш страдалец Лева Блохин.

– Тот самый, что на гоблина похож? – опешила Сонька. Она ни одного из моих коллег не видела, но почти о каждом была наслышана.

Я кивнула, подруга моя со словами «кругом один обман» хлебнула добрый глоток из моей кружки. После того, как живительная влага попала к ней в пищевод, она встрепенулась.

– Ну, с женихом все ясно, как и с этим, – кивок в сторону Геркулесава. – А вы-то чего притащились? – это она уже у Зорина спрашивала.

– А он, наверняка, знал, что Блохин сегодня с дамой встречается, – я посчитала нужным ответить на Сонькин вопрос. – А так как дружок все равно под арестом, наш драгоценный Зорин надумал припереться вместо него, авось уведет невесту у товарища.

– Да ты что, Леля, – возмутился он, но сначала густо покраснел. – Я наоборот… Я о Леве хотел ей рассказать… Какой он замечательный.

– А, может, ты и подпись в журнале подделал, чтоб Блохина посадили, а ты вместо него по невестам, а? – продолжала пугать теперь уже бледного коллегу ваша покорная слуга.

– Да как… Да я… – И он беспомощно уставился на Геркулесова, в надежде, что тот из-за хваленой мужской солидарности его выручит. Но спасла его Соня. Примирительно улыбнувшись во все стороны, она жестом пригласила всех сесть.

– Не будем ссорится. Раз уж так получилось, давайте посидим, попьем пивка, поболтаем. Тем более, нас четверо, а значит, двое надвое. А, Николай? – после этого игривого «А, Николай?» Сонька так зазывно посмотрела на Геркулесова, что ему даже стало не по себе.

И не только ему. Дурно стало и нам с Зориным. И тот и другой понял, что извращенное воображение Соньки нас свело, и это обстоятельство привело в ужас, как его, так и меня. Я готова уже было громко возмутиться, но тут Зорин проявил чудо изобретательности и с серьезной миной изрек:

– Это было бы прекрасно, но, по моему, товарищу милиционеру надо о чем-то поговорить с главной свидетельницей, обсудить, так сказать, судьбу нашего общего друга, а ныне несправедливо осужденного…

– Задержанного, – машинально поправил Геркулесов.

– Не суть важно. Короче, вам надо поговорить, – с несвойственной ему решительностью закончил мой находчивый коллега.

– Да не надо нам… – начала было я, но Зорин уже взял Соньку под локоток и поволок к двери.

Подруга моя упиралась, умоляюще таращилась на Геркулесова, возмущенно сопела на Зорина, но ничего не помогало – ни сопение, ни сопротивление не действовало на влюбленного интригана. Да и товарищ милиционер не спешил к ней на помощь, он только растеряно улыбался и переводил свой взгляд с Соньки на меня (уж не взвешивал ли, с кем из нас ему будет безопаснее остаться?).

У самой двери подруга сдалась и, кинув на прощание томный, полный призыва и надежды взгляд на Геркулесова, она покинула помещение.

Мы остались одни.

Сидели в полном молчании без малого 5 минут. Слушали, как тикают часы на стене и тихо журчит вода в подсобке. Первым не выдержал он:

– Прекрасная погода, не правда ли?

– Не правда, – завредничила я.

– Не любите осень?

– Не люблю. Я ж не Пушкин.

Мы опять замолчали. На этот раз, раскаявшись, разговор возобновила я.

– Чего не пьете? – я кивнула на его полную кружку.

– Да я как-то пиво не очень…

– А что «очень»? Водку?

– Нет, – смущенно засмеялся он. – «Пепси»!

– А если напиться хотите?

– Много «Пепси».

– Что ж выходит, что вы, господин Геркулесов, почти трезвенник?

– Почему «почти»? Я просто трезвенник.

– Вот это да! – восхитилась я. – И никогда? Ни капли?

Он отрицательно замотал головой. Потом сделал глоток, поморщился и изрек:

– Первая капля!

– Браво!

После моей непродолжительной овации он немного встрепенулся и осторожно хлебнул еще раз.

– А сколько вам, Коля, лет?

– 28.

– Так много? А я думала, что, как мне.

– В 18 в милицию не берут.

– О! – мои глаза округлились. Уж никак не ожидала от этого одуванчика столь изысканного комплимента.

Кажется, обстановка немного разрядилась. И я продолжила допрос уже более нагло.

– И каким ветром вас в милицию занесло?

– Ураганным.

– Это как?

– В один прекрасный день сорвался с надоевшего рабочего места и рванул служить в милицию.

– И что за «надоевшее рабочее место»? Лифтером что ли трудились?

– Нет, – тихо засмеялся он. – Адвокатом.

– Да вы что? – ахнула я. – И в какой конторе?

– В «Защите», – прозвучал спокойный ответ.

Я ошалела от такого сообщения. Дело в том, что «Защита» являлась самой преуспевающей адвокатской конторой в регионе. А это значило, что Геркулесов не просто дурак, а дурак в кубе. Уволится из солиднейшей фирмы, где гонорары работников исчисляются тысячами долларов, и устроится МЛАДШИМ опером, на две тысячи рублей в месяц, плюс 500 пайковых, с задержкой в квартал – это же как головой стукнуться надо!

– И чего это вы так? Клиентов что ли не было?

– Были, – нисколько не обидевшись, ответил Геркулесов. – Просто я с детства мечтал работать в милиции. Именно по этому я и выучился на юриста. – Он задумчиво закатил свои глазищи, хлопнув пушистыми ресницами, и добавил. – Но после института в меня сразу вцепилась «Защита», я поддался на уговоры родителей и устроился работать туда.

– И чего она так в вас вцепилась? – подозрительно спросила я.

– Я закончил с красным дипломом «Академию юриспруденции», – не без гордости сообщил Коленька.

– О-о! – восхитилась я, хотя понятия не имела, что это за академия такая. – И что было дальше?

– Ничего. Начал работать. – Сердито буркнул он. – Бандитов защищать.

– Почему бандитов?

– А кто еще мажет оплатить себе адвоката «Защиты»?

– И то правда, – согласилась я.

– Но я-то хотел их ловить! – воскликнул Геркулесов, экспрессивно взмахнув кистями рук.

– И по этому вы бросили свою перспективную работу, забыли своих клиентов-бандюков, выбросили кейс из кожи крокодила за ненадобностью и по зову сердца отправились устраиваться в ментуру, чтобы жуликов ловить? – не без издевки спросила я.

– Да, – не заметив сарказма, согласился Коленька. – Только не жуликов, а убийц.

Дурила! – подумала я, потом поправила себя – Романтичный дурила! Будь я на месте его жены, убила бы!

– А жена у вас, Николай Николаевич, имеется?

– Нет, – и он зачем-то продемонстрировал мне свои руки без единого кольца.

– А девушка любимая?

– Была, – грустно поведал он.

– Умерла? – испугалась я.

– Почему? К другому ушла. Она у меня … была… она была, да что это я, словно она умерла! Она девушка успешная, менеджером на одном преуспевающем предприятии работает. Мы были прекрасной парой. Но когда я из «Защиты» уволился, она меня бросила. Нашла себе более подходящего. Он директор какого-то банка, не чета мне, бюджетнику. С ним ей, наверное, лучше.

– А вы?

– А я остался один.

– И даже не придушили изменщицу?

– Вы это серьезно? – нахмурился он.

– Шучу, шучу, успокойтесь товарищ милиционер.

– А вы? Замужем?

– Нет. – На этот раз я сунула ему под нос свои не обремененные кольцами пальцы.

– И не были?

– Не была. А, предвосхищая ваш следующий вопрос, отвечаю – любимого у меня нет.

– Тоже ушел? – сочувственно осведомился он.

– От меня? – разозлилась я. – Ушел от меня? Да как такое в голову может придти! От меня ни разу никто не уходил, ясно?

– Ясно, – очень поспешно согласился он.

Мы вновь замолчали. Вернее, он безмолвствовал, а я обиженно сопела.

На сей раз никто не собирался заговаривать первым.

Так бы и сидели почти в тишине, но проснулся бармен:

– Будете еще что-нибудь заказывать?

– Будете? – спросил меня Геркулесов.

Я демонстративно встала и направилась к выходу. Хватит с меня задушевных разговоров, хватит пива, хватит Геркулесова.

На улице было зябко. Обширная лужа у крыльца чуть подернулась ледком. А пожелтевшие листочки на деревьях дрожали от ветра и страха оказаться сорванными и растоптанными по грязному асфальту.

Небо было уже совсем черным, почернели и близлежащие дома, но город не казался ни спящим, ни пугающим: вдали переливались огнями витрины магазинов, мигали светофоры, чертили полосы света на темном фоне дороги фары автомобилей.

Скрипнула дверь, потом послышались шаги, и повеяло пряной свежестью.

– Что у вас за одеколон? – спросила я, обернувшись.

– Не помню названия, кажется, от Хьюго.

– Ого! Да вы богач.

– Это мне мама подарила, – стыдливо буркнул Геркулесов.

– А кто у нас мама?

– Хозяйка торгового дома «Сириус», – нехотя ответил он.

– А папа? – я даже испугалась, представив, кем он может быть, при такой-то жене. Не иначе, как мэром города.

– Простой участковый.

– Они развелись?

– Почему развелись? Живут уже 30 лет вместе.

– Такие разные?

– Ну и что? Разве это важно?

– Всегда думала, что да.

– А вот и нет. Главное это любовь.

Я приглушенно фыркнула. Это ж надо умудриться при такой-то скотской работе остаться таким наивным!

– Мальчик, ты романтик? – не очень уместно сострила я, вспомнив киношного робота Вертера.

– Да, – не раскусив издевки, ответил Геркулесов и сверкнул горящими непорочным светом глазами. – Вы слышали легенду о том, что раньше люди были двуполыми, а потом боги на них прогневились и разъединили… – он резко замолк, потом грустно продолжил. – И теперь по свету бродят осиротевшие половинки, надеясь отыскать ту, которая когда-то была его частью. Я верю в эту легенду, потому что она многое объясняет… И вот скажите мне, разве эти две половинки одного целого обязательно должны воспитываться в одной среде, жить по одинаковым средствам? Я считаю, что если люди созданы друг для друга, то никакие преграды не могут их разлучить: ни болезни, ни расстояния, ни время, а уж тем более, ни деньги.

– Ну, ну. – Я была в некотором замешательстве – как ни крути, а человека, считающего, что классовое неравенство не преграда для любви, встречать еще не приходилось. По этому я подавила в себе желание поспорить и молча двинулась в сторону своего дома. Геркулесов, как истинный джентльмен, потащился следом – не мог же он бросить беззащитную, как ему казалось, девушку одну на темной улице.