Текст книги "Разлуки и встречи. Люди ветра"

Часть IV Ушедшая легенда, рассказанная ночным ветром

Господи, как же хорошо просто жить! Вот так вот стоять у окна, стоять и смотреть на радужный мост и радоваться ему как в детстве. За ним вдали тёмные силуэты, подернутые серой пеленой – там идёт дождь. А здесь радуга на темном небе и яркие, высвеченные вечерним солнцем дома, сочная после ливня зелень деревьев, чёрные зеркала дорог, цветные брызги клумб.

И так стоишь у окна битый час, пока не растают среди туч последние семицветные клочки, перед глазами ползают белые точки, а на сердце чисто и празднично, как будто это тебя вымыл ливень, и осветило солнце. И никаких тайн, никаких снов, воспоминаний, чужих ли, своих, – ни-че-го.

Где-то над домом пролетает стриж, и пронзительный крик заставляет очнуться от созерцания городского пейзажа. Закрываешь глаза и чувствуешь, в ту же секунду чувствуешь, как начинаешь падать назад, в сон, в небытиё. Резко вскидываешься, открывая глаза. Всё-таки по ночам надо спать. Спать, а не писать о неизвестно с кем и неизвестно когда произошедших вещах. Да и было ли это на самом деле? «Было», – упрямо твердит сердце. «Пиши», – диктует головная боль. И ты пишешь. Не зная, что будет дальше, на следующей странице, как будто не пишешь, а читаешь книгу.

Ты не хотел это писать, не думал об этом, просто так получилось. Ты мог бы написать о ней, пришедшей в твою жизнь и покинувшей тебя. Мог бы написать о чудесном городе, куда так хочешь попасть хотя бы во сне. Но он тебе больше не снится, и она не снится… Только непонятная, чуждая и древняя легенда. Если бы тебя спросили:

– Что это?

– Просто легенда, – ответил бы ты. – Забытая, ушедшая легенда.

– Почему её забыли?

– Потому, что некому её помнить, никого не осталось. Нет людей и империй, и планеты обратились в пыль.

– Тогда откуда ты её знаешь?

– Я её не знаю. Мне нашептывает её ветер. Он рассказывает, а я записываю, не зная, какой будет следующая строчка.

– А ветер?

– Ветер её помнит. Он там был, и хочет, чтобы кто-то еще узнал или вспомнил то время.

– Это правда было?

– Может быть. А может, было, но не так, или не было вовсе. Этого мы не знаем. Мы можем лишь смотреть на прах, в который время превратило памятники тех эпох и событий, и по этому праху пытаться представить себе, что было, а чего не было. Это даже называется наукой, и серьёзные уважаемые люди занимаются этим. Хотя это смешно и глупо: пытаться узнать море по снежинке, упавшей в ладонь. Может быть, со временем, мы сможем найти способ узнавать то, что было до рождения наших цивилизаций. А может, кто-то уже его знает, надо просто заглянуть в своё сердце. Или…

– Или?

– Или попробуйте посмотреть в глаза ветру. Он помнит, он там был. Вы даже сможете узнать, какого цвета глаза у ветра, только сумейте в них заглянуть, и в глубине зрачков вы увидите…

***

Пушистые снежинки медленно кружились, падая на жёлтые и красные листья. Это был первый снег. Осень только что отгорела, и кружевное белое покрывало тихо опускалось на замерший лес. Снег пошёл уверенней, и теперь целые хлопья носились в воздухе, падая на дорогу, тая в ещё теплой тёмной луже, безнаказанно касаясь холодеющей кожи молодой женщины, неподвижно лежащей на палых листьях.

Она была одета так, словно только что вышла из тёплого дома. Тонкие пальцы сжимали костяной кинжал, некогда белый, он стал бурым от крови. Снегу это не нравилось, и он поспешно закрывал кинжал белыми ножнами. А ещё снегу было страшно падать на открытые глаза, застывшие в последнем взгляде на небо. Снег хотел было отдохнуть на волосах женщины, но тут налетел ветер и прогнал его.

Из порыва ветра соткалась фигура рыжего мужчины в развевающемся оранжевом одеянии, ярким пятном выделяющаяся среди тёмных стволов и снега. Как будто воплощение шального осеннего огня сошло на землю, приняв человеческое обличье. Мужчина присел на корточки рядом с телом, легким прикосновением руки закрыл серые глаза ушедшей, и погладил её растрепанные пепельные волосы.

– Я говорил, брат, вам будет нелегко, – странные, неуместные слова слетали с его губ. И голос его звучал так ласково, будто тот, к кому он обращался, был близко и мог его слышать.

– Вы не удержались, но это не ваша вина… Это не твоя вина, брат… И не моя, – он встал, поднял голову и посмотрел на небо рыжими, почти красными глазами. Взгляд его был зол и решителен.

– Твари, – теперь странный человек говорил уже не ласково, а с ненавистью и болью. – Они сделали всё, чтобы у этих детей не было будущего! Но я это так не оставлю. Слышите? Я клянусь всеми ветрами, что у них всё будет! Всё, чего их пытались лишить… Всё…

Он замолчал, опустил голову, резко сжав кулаки, в последний раз посмотрел на припорошенное снегом тело, и снова растворился в порыве ветра.

Небо молчало. Его серой туше все-таки удалось остудить ещё недавно горячую кровь, и накрыть мозолящее глаза тело саваном из снега, – лес теперь стал выглядеть значительно аккуратней.

А где-то далеко оттуда спотыкался загнанный конь, и летел из седла всадник, только что решивший повернуть обратно.

Может быть, это действительно была не их вина.

1

Есть трое безумцев на этом свете —

Ты, я и ветер…

На триумфальной площади играло солнце. Очередной счастливый день блистательного города был ясен и ярок. Переливались золотые колонны дворца, мерно шелестели фонтаны, негромко разговаривали собравшиеся на площади люди.

Но даже в пестрящей разноцветными нарядами толпе, выделялась огненно-рыжая шевелюра. Роскошные длинные кудри принадлежали стройному красавцу в одеяниях чуть приглушенного рыжего цвета. Он выглядел молодо, лицо и фигура его не носили отметин возраста, и, встретив его сейчас, вы бы решили, что он только вступил во взрослую жизнь. Также обманчивы были тонкие линии его тела, изящные как у девушки. Весь он был похож на грациозную статую из мрамора и огня, а глаза поражали своим необычным цветом. Впрочем, цвет его глаз вы и сами смогли бы увидеть, если бы захотели.

Рыжий радостно улыбался, разговаривая о чем-то с высоким воином, белая накидка которого отсвечивала широкими полосами золотого и серебряного шитья, а под накидкой тускло мерцали доспехи из светло-жёлтого металла. На поясе воина висело два меча в дорогих светлых ножнах. Просторные штаны и сапоги также были кремового, почти белого цвета. Но, несмотря на всю внушительность своей фигуры, рядом с огненным красавцем он всё равно проигрывал. У него были прямые волосы, чуть ниже плеч, самого обычного цвета, холодные тонкие губы, и серые глаза на загорелом бесстрастном лице со слишком резкими чертами, – всё это никак не могло соперничать с дикой, нездешней гармонией его собеседника. Воин слушал рыжего, изредка бросая пару слов, и снова умолкал, но его друга это ничуть не смущало.

***

Много циклов улетело, как лепестки цветов аду в садах, с тех пор, как я увидел его впервые.

В тот день меня пригласили на испытания, так как Архонту показалось уместным, чтобы будущих бойцов неба посмотрел Владыка ветра. Был ли в этом смысл, или старику просто нравилось меня мучить, заставляя несколько часов торчать в душном помещении? Не знаю.

Тренировочный зал с высоченным потолком кипел от парных боев и возбуждения экзаменуемых юнцов.

В какой-то момент, мой взгляд выхватил из их своры светленького мальчишку. Худой и нескладный, он, однако уверенно держался на воздушном щите, а руки его порхали веером, еле поспевая за двумя прямыми обоюдоострыми мечами. У мальчишки явно были способности и к воинскому искусству, и, что более редко, он умел ладить с воздухом, на котором стоял, чувствовал движения ветра. Так бы и взял его в свои личные ученики, если бы не… Серые глаза молодой души, ещё не успевшей укрепиться в своих качествах настолько, чтобы удостоиться определённого цвета. И дело было даже не в глазах, а в пустом и холодном их взгляде. Так смотрят будущие убийцы. А убийца в учениках мне был не нужен. Поэтому в тот день, докладывая о моих наблюдениях за испытуемыми, я так и не попросил Архонта отдать мальчика мне в ученики. Просто отметил его способности. Архонт задумался и после минутного молчания сказал:

– Из него сделают хорошего воина, но лучшим ему не бывать.

Это были странные слова, властитель мира говорил об этом неоперившемся юнце как о возможном сопернике. Что-то ещё покоробило меня в этой фразе. И я начал внимательнее приглядываться к мальчику, благо случайных встреч в квартале воинов и в городе вполне хватало для того, чтобы любопытный ветер мог узнать то, что его интересовало.

Из мальчика действительно делали не обычного воина. Его учили не как всех, уделяя ему дополнительное время и внимание. Впрочем, внимание это заключалось в бесконечных нотациях и очень странных методиках. Из него делали убийцу, во всём послушного приказу. И даже когда другие подростки в свободные дни уезжали к родным, он оставался в учебных казармах. Похоже, он ко всему прочему, был ещё и сиротой.

Тогда я ещё не знал, что он станет моим лучшим другом.

***

– Ты о чём-то задумался, Ярр? – негромкий вопрос воина застал рыжего врасплох. Он усмехнулся:

– Конечно же, о тебе! Твоя слава гремит так, что уши закладывает. Вот тебя уже пригласили на такую важную встречу в качестве гостя, а не стражника. Это же так почётно, что просто… – он не договорил, пытаясь подобрать правильные слова, только неопределённо взмахнул руками, описывая важность момента.

– Я тоже думаю, что это странно, – серые глаза смотрели холодно и сосредоточенно, воин как всегда, понимал друга с полуслова. – Обычно меня зовут, если нужно махать мечом, а не улыбаться на дипломатической встрече.

И он был прав.

Способный, вымуштрованный лучше всякого солдата, мальчик с самого начала своей службы резко выделялся на фоне сверстников. А уж его удача была не по зубам и старым воякам. Никто не знал, что за ним приглядывает ветер, но и ветру почти не приходилось вмешиваться в жизнь протеже своего Владыки. Сама Удача выбрала юнца своим фаворитом.

За это многие его не любили или наоборот, любили. Он же не отвечал ни на симпатию, ни на ненависть. Он послушно выполнял приказы, не ввязывался в ссоры, не нарушал правил. А в бою всегда был первым. Такое сочетание качеств не могло остаться незамеченным, и вскоре юноша стал капитаном.

Потом для него началась военная кампания на Арие. В ядовитых пустынях красных песков этой планеты шли сражения с полудиким народом ройев. Эти аборигены входили в состав империи Найи в качестве рабов, а Архонтам периодически хотелось видеть колонии на Арие владениями Фарайна. Но ройи этому сопротивлялись, а они были единственными, кто мог жить в ядовитой среде красной планеты без дополнительных защитных приспособлений. После Ария молодому капитану, чей отряд единственный не потерял ни одного воина за ту кампанию, предложили стать Святым Стражем. Это было элитное подразделение, подчиняющееся непосредственно Архонту, созданное специально в противовес жреческой касте найев. Святые Стражи были не только превосходными бойцами, но и магами. Кроме того, в их распоряжении были все лучшие инженерные разработки Фарайна. И белые крылья, разворачивавшиеся в бою за спинами Святых Стражей, внушали ужас не только дикарям, но даже жрецам Найи.

Ярр не одобрил решения юноши стать Святым Стражем, но и не стал противиться этому. Просто он очень хорошо знал, что когда его друг заразится какой-то идеей, то легче сдвинуть с орбиты планету, чем заставить этого упрямца передумать.

Архонта и его приближение такой исход вполне устраивал. Среди Стражей не могло быть первых и последних, они подчинялись Архонту, и их направляли туда, где человек справиться не мог. Все Стражи давали обет безбрачия, отказывались от мирских страстей, от власти и владений. Они были безупречными орудиями Архонта, и зачастую их руками проливалось больше крови, чем если бы в бой бросили целую армию.

В дальнем конце площади появился чёрный паланкин, который несли четверо рабов. Чёрная кожа ройев, невосприимчивая к ядам и жаре, чудесно сочеталась с тонкой чёрной тканью занавеса. Красные волосы рабов факелами пылали на солнце, а багровые глаза недобро сверкали из-под безбровых лбов.

Это был необычный день. После очередного конфликта, длившегося пять циклов, в главный город Фарайна прибыла жрица Найи. Это означало временное прекращение войны и начало мирных переговоров. Справедливости ради, надо отметить, что вот уже несколько сотен циклов Найя и Фарайн находились в состоянии постоянной войны. Многие поколения выросли с врожденной ненавистью к народу-сопернику. Но пока что силы обоих государств были равны, и вялотекущие конфликты, как и мирные переговоры, не приводили ни к чему.

Другие народы и планеты системы присоединялись кто к Фарайну, кто к Найе, так как никто больше не мог сравниться с ними в развитии магических технологий, но жадности обоих не было предела, и то там, то тут в системе вспыхивали новые конфликты за сферу влияния.

Когда-то ещё в самом начале эры, Архонт Фаров провозгласил себя воплощением Неба. В ответ на это, Император Найи взял себе титул хозяина Земли. С тех пор и началось деление на силы земли и небес. И если посмотреть вглубь, то оба народа были очень похожи, но, тем не менее, они были настолько разными, что вряд ли смогли бы понять и принять друг друга когда-нибудь.

Пока Ярр размышлял о политике, носильщики с паланкином пересекли площадь и остановились у ступеней дворца Архонта. Следуя этикету, вельможи Фарайна, приглашенные на встречу посла, потянулись в главный зал дворца. Рабы понесли паланкин следом за дипломатами, своим примером как бы показывавшими, что ловушек на пути следования процессии нет.

В главном зале процессию встречал Архонт. Он сидел на возвышении у дальней стены зала. Ярр и Страж, вместе с другими придворными, заняли полагающиеся им места в рядах дипломатов по правую руку от трона Архонта. И теперь все взгляды были направлены на чёрный паланкин, который четверо носильщиков опустили на пороге зала. Занавес колыхнулся, и из паланкина медленно вышла жрица Найи.

В народе верили, что найи могут выглядеть как угодно, но Ярр знал, что это не так. Облик найя ограничивался его положением в обществе, личным могуществом и, в конце концов, воображением. Но представители жреческой касты найя действительно могли себе позволить практически любую внешность. Ярру доводилось видеть семихвостых, десятируких, четырёхликих жрецов и жриц. Один старый жрец и вовсе выглядел как двухголовый дракон. А тут…

По залу шла девушка. Совершенно обычная, никаких хвостов или других излишеств у неё не наблюдалось. По меркам Фарайна её даже нельзя было назвать красавицей, хотя фигура её, затянутая в длинное черное платье, была хороша – стройные длинные ноги, округлые бедра, тонкая талия, полная высокая грудь. А вот черты лица слишком тонкие, хотя и правильные, и кожа бледновата. Да и пышные длинные волосы были слишком тёмными – почти чёрные, с багровым отливом.

Ярр вдруг почувствовал, что чего-то не хватает в обстановке. Оглянувшись, он понял, что не хватало звука дыхания его друга. Святой Страж оцепенел, лицо его, как обычно, не выражало ничего, но глаза намертво примёрзли к Жрице, и взгляд этих глаз очень не нравился рыжему. Пока он изучал лицо друга, Жрица с Архонтом успели обменяться приветственными любезностями, заверить друг друга в исключительно миролюбивых намерениях. И как раз в тот момент, когда точно нацеленный локоть Ярра вывел высокого воина из оцепенения, Архонт произнёс:

– В знак нашего доверия и нашей заботы, охрана посла будет поручена лучшему из лучших воинов Фарайна. Присутствующий в зале Святой Страж с этой минуты будет отвечать за Вашу жизнь, Жрица!

Ярр не мог поверить своим ушам, но в дворцовом зале был лишь один Страж, и он стоял рядом с ним.

2

За нашу судьбу никто не в ответе.

Пути перетянуты плетью…

Звуки флейты разносились над вечерним садом. Мелодия путалась в усыпанных цветами аду ветвях, играла с порхающими мотыльками, собирала в пригоршни ароматы цветов и трав. Ярр любил играть на флейте, и тем вечером явно был в ударе. Он даже не заметил, как у него появился слушатель, – тот самый белобрысый мальчишка, как его… а, не важно. Мальчик притаился в тени деревьев, только восторженно поблескивали серые глаза. Именно в этот момент Ярр с удивлением обнаружил, что мальчик-то, оказывается, живой, хороший мальчик, раз так чувствует музыку, несмотря на зверское обучение, нацеленное на то чтобы выхолодить в нём душу и убить разум, оставив лишь мёртвый зависимый ум.

– Тебе понравилось? – Ярр уже прекратил играть и с удовольствием созерцал растерянность на лице застигнутого врасплох слушателя. Конечно, мальчик мог просто убежать из сада. Если бы это была просто музыка и просто подслушивавший мальчишка. Или если бы по этому саду не летал ветер, едва ли менее разумный, чем люди. Но это была музыка, которую играл Ярр и слушал ветер, а, вместе с ветром, её услышал мальчишка, хотя за пределами сада почти никто не смог бы услышать её.

– Я… да, – мальчик попытался принять пустое безразличное выражение лица, но у него не получилось. – Только не говорите, пожалуйста, никому. Если учителя узнают, что я слушал музыку, они будут ругаться.

– Не скажу. А ты любишь музыку? – Ярра всё больше и больше интриговал этот малец, ему было интересно, сколько в ещё сюрпризов таится в нём? Остаться таким живым и чутким, если из тебя с раннего детства готовят убийцу – для этого надо обладать колоссальной волей. А услышать музыку, которую играет ветер для ветра, – чтож, это тоже говорило об определённых способностях.

– Люблю. Музыка она… Я иногда думаю, что в ней гораздо больше правды, чем во всех наставлениях учителей… и во всех умных книгах… Это наверное плохо, так думать, – мальчик окончательно смешался и затих.

– Это правильно, – ветер ласково взлохматил волосы мальчишки. – И поэтому, я сыграю тебе ещё.

С того вечера началась их дружба.

И Ярр даже научил его играть на флейте, это было их маленькой, тщательно охраняемой тайной.

***

Жрица Найи расположилась на мягком диване в огромных апартаментах, отведенных ей и её рабам. На низеньком столике рядом с диваном стояли бокалы с вином и ваза с фруктами. Стражу не оставалось ничего, кроме как встать у окна. Не мог же он опуститься на диван рядом с женщиной, от одного взгляда на которую его обдавало жаром, хотя он не признался бы в этом даже под пыткой. Прекрасные серые глаза Жрицы, внимательно наблюдали за ним из-под пушистых чёрных ресниц.

Вот уже четыре дня воин повсюду сопровождал Жрицу, и это была сладостная пытка. Но он не позволил себе ни одного неосторожного слова или жеста по отношению к найе, его поведение было безупречно и холодно как всегда, несмотря на пламя, сжигавшее его изнутри, и на то, что Жрица постоянно пыталась с ним заговорить. Его с детства учили, что найи вероломны, что они лгут всегда, что нет чувства опаснее и глупее, чем симпатия к найю. И он сам не раз имел возможность убедиться в правоте подобных высказываний. Но битвы с собственным сердцем воин всегда проигрывал. А теперь его сердцем безраздельно завладела сероглазая женщина. Найя. Жрица. Враг.

– Сегодня удивительная погода, – раздался мелодичный низкий голос Жрицы.

– Почему Вы так решили? Солнечные теплые дни не редкость для здешнего лета, – воин немного опешил от неожиданной реплики, и даже посмотрел прямо на собеседницу, чего старался избегать.

– Я просто подумала, что раз мужчина предпочитает в присутствии женщины смотреть в окно, погода за окном должна быть поистине удивительна, – изучающий взгляд Жрицы раскалённым тавром гулял по лицу и телу Стража.

– Прошу прощения у блистательной найи за мою неучтивость. Но мой долг – защита посла, и я должен быть уверен в отсутствии злоумышленников как внутри апартаментов, так и снаружи.

Что-то дрогнуло в лице найи. Нет, это просто играют солнечные блики, отбрасываемые хрустальным шариком, который она вертит в тонких пальцах.

– Не стоит беспокойства. Ройи сразу же учуют приближение злого умысла. Они весьма чувствительны к негативным эмоциям и намерениям. А мы тем временем могли бы заняться чем-нибудь приятным, например, обсудить философские проблемы, или просто поболтать, чтобы познакомиться поближе, – от упоительного звучания этого голоса растаяли бы даже вечные льды, что уж говорить о горящем сердце влюблённого воина. Но он всё-таки сумел взять себя в руки и ничем не выдать своего беспокойства.

– Не думаю.

– Ах да, я слышала, что Стражи боятся откровенных разговоров с женщинами… и женщин вообще. Но когда я смотрю на Вас, мне кажется, что Вы ничего не боитесь, не так ли? – она умело уводила беседу в нужную сторону, но ей попался достойный противник, собрав последние силы, он как можно более холодно ответил:

– Я не боюсь ничего, но мой долг, долг Святого Стража запрещает мне сближение с дамами, какими бы приятными они ни были.

Окончание отповеди, призванное смягчить её, пропало втуне. Что-то взорвалось внутри Жрицы, невидимая пружина, напрягшаяся ещё в начале разговора, наконец лопнула.

– Да что вы, святоши, можете знать о долге?! Как вы можете произносить это слово так просто, свободные, самовлюбленные твари! – найя кричала. Вне себя от гнева, она швырнула хрустальный шарик, которым играла, в дальнюю стену. Шарик отскочил от стены и разбился, нет, раскололся на две полые половинки, из которых вылилась бесцветная жидкость. По комнате разнесся лёгкий еле заметный аромат.

Теперь уже Стражу пришлось сдерживать свой гнев, даже влюблённость отступила куда-то на задний план.

– Как интересно. Приворотное зелье жриц, яд, делающий даже из самого сильного человека послушную куклу, а затем медленно убивающий его. Неужели Вы думали угостить меня этим?! После того, как несколько Стражей погибли от этой пакости, нас обучают распознавать её по запаху. Это было весьма наивно с Вашей стороны, думать, что я выпью яд из Ваших рук, увлечённый разговором! – воин был вне себя. Она лгала, заманивала его в свою ловушку, двуличная, лживая найя. Она с самого начала собиралась его отравить, и все эти разговоры были только для того, чтобы он утратил осторожность. Он ведь Святой Страж, враг для неё. Враг! Враг, но…

Слезы, похожие на маленькие капельки хрусталя, брызнули из глаз женщины. Её голос дрожал, как и капли на её ресницах.

– Я должна была, должна, слышишь! Я не хотела. Я думала, что смогу сама влюбить тебя в себя и заставить сделать всё, что мне нужно. Я не хотела, чтобы ты погиб. Не хотела. Я глупая, ты такой холодный, у меня всё равно ничего бы не вышло, я урод, а ты… А потом я уже не смогла, я специально разбила его. Как, как я могла влюбиться в кусок льда? – тихая сбивчивая речь найи острым ножом вонзилась в его сердце. На миг даже потемнело в глазах. Ложь, все ложь. Найи всегда лгут. Жрица не может полюбить Святого Стража, они непримиримые враги. Она даже лжёт, что уродлива, хотя так прекрасна!

– Уходи, я не хочу, чтобы ты наслаждался моим позором. Оставь меня!

Воин послушно удалился. Уже дома он без сил опустился на кровать, закрыл глаза, но заснуть так и не смог. Всю ночь в голове его прокручивался их разговор. И одна мысль звучала набатом: Великое Солнце, если бы это была не ложь!

С утра голова его болела. Такого не случалось и после самых обильных пиров. Видимо, даже аромат приворотного зелья был ядовит.

Наверное, он должен был доложить о случившемся. Тогда переговоры прекратятся, жрицу попытаются убить, она сбежит на родину, если успеет. Нет, этого не будет. Он должен защищать её, пусть даже от самой себя. И с этими решительными мыслями, Страж отправился сопровождать Жрицу в очередной утренней прогулке по городу.

Найя не выглядывала из паланкина, даже на великолепные сады орхидей любовалась из-за чёрной полупрозрачной ткани полога. Когда они остановились у входа в комнаты Жрицы, воин подумал, что его сейчас отошлют, и тогда ему придется охранять её тайно, но его пригласили войти.

Тёмные шторы были задёрнуты, но яркое полуденное солнце пробивалось даже сквозь них и нещадно освещало лицо женщины. Она быстро опустилась на диван в углу комнаты, однако Страж всё-таки успел заметить покрасневшие глаза и следы слез на красивом лице. Как будто она плакала всю ночь. И голос её звучал чуть хрипло:

– Я хочу, чтобы мы забыли о вчерашнем инциденте. Вы, конечно, можете сообщить о нём, что Вы, наверное уже и сделали, но… Думаю, я должна извиниться… Мы, женщины, горды, и я не могу кричать об этом. Я скажу тихо, если Вы сядете рядом, иначе я и слова не произнесу, – она отвернулась к стене, показывая серьёзность своих намерений. Или всё-таки пытаясь скрыть волнение? Не важно.

Так поступать было безрассудством, но он ведь никому не сказал о покушении. Может и она хочет просто извиниться. Сам не веря, что делает это, Страж опустился на мягкий диван рядом с жрицей, она обернулась к нему, тихо шепча:

– Прости меня!

Мгновение, и она уже рывком приблизилась к плечу воина, горячие губы ткнулись в ключицу, беззащитную в широком разрезе ворота. Тонкая боль от уколов пронзила тело, это внезапно удлинившиеся клыки девушки впились в его жилы. С силой, он оторвал от себя безумицу, но было поздно. Губы Жрицы расцвели пунцовым цветком, обагрившись его кровью. Кровь сочилась из его раны, но он не обращал ни малейшего внимания на это. Ледяная маска сменилась ужасом и удивлением.

– Зачем? Зачем ты сделала это?

– Потому что это единственный шанс для меня заполучить хотя бы часть тебя, если уж ты весь мне не доступен…

Она улыбалась. Грустно, с болью, но улыбалась!

Это известно всем. Этому учат даже в обычных школах. Святые Стражи и каста Жрецов в процессе обучения и тренировок становятся настолько непримиримы, что даже их кровь ядовита для другого. И все жрецы найя, не брезгующие кровью жертв, держат свои клыки как можно дальше от Стражей, а Стражи стараются ничего не пить и не есть в присутствии врагов. Никто не хочет такой медленной и мучительной смерти, когда кровь твоя смешивается с кровью твоего врага и становится ядом, текущим по жилам.

А она, она захотела так умереть, думая, что он выдал её намерения. Вместо того чтобы уехать из Фарайна, она сидит здесь, рядом с ним и яд медленно струится по её телу. Его яд. Его кровь.

– Значит, вчера ты говорила правду.

Он встал с дивана, легко поднял её на руки, девушка не сопротивлялась, силы понемногу покидали её. Идти было очень легко, при том, что перед глазами плясали цветные круги. Самоубийца, безумец, но она говорила правду, она любит его, а значит – выход есть!

– Что ты задумал? – она забеспокоилась только тогда, когда он уложил её на широкую кровать и стянул свою белую рубаху.

– Я никому не говорил о том, что произошло вчера, ты в безопасности. И есть способ прекратить действие яда. Жрецом или жрицей становятся на всю жизнь, а Святой Страж может потерять свою святость. И его кровь уже не причинит вреда той, кого он любит.

– Любит? – она произнесла это слово, за миг до того, как он приник, поцелуем очищая окровавленные губы.

Ярр с беспокойством смотрел на друга.

Бледный, он ввалился к нему поздно вечером, и теперь сидел за столом, подперев голову руками. Длинные пряди светлых волос касались столешницы и полностью скрывали его лицо. Белый плащ он так и не снял, и тяжёлые складки закрывали фигуру воина. Снежный ком, замкнутый, непроницаемый. И даже сквозь этот маскарад, Ярр чувствовал – случилось что-то непоправимое.

– Может быть, ты всё-таки расскажешь, что произошло? – Ярр старался говорить спокойно, но это удавалось ему с трудом. Сердце колотилось в его груди от дурного предчувствия, и Ярр, который уже очень давно не боялся ничего, впервые по-настоящему сильно испугался за своего друга.

– Я влюбился в жрицу. В найю. И я больше не Святой, – слова падали тяжело, Страж рубил свой замкнутый мирок этими словами, пронзающими воздух.

– Рассказывай! – потребовал рыжий, усаживаясь напротив. – Я должен знать всё.

И он рассказал, не поднимая головы, и всё равно, во время его рассказа в доме Владыки Ветра сидел не Страж, а мальчик, который любил музыку. Мальчик, который знал, что такое настоящая красота, и видел её там, где другие прошли бы мимо.

– Что мне делать, Яри? Что нам делать? – он наконец-то посмотрел другу в глаза.

***

Как ни странно, ни Архонт, ни учителя не ставили препоны их дружбе. Хотя стоило бы. Они думали, что Ярр учит мальчика магии ветра, но это было не так. Магию ветра он схватывал на лету, а Ярр учил его жить, чувствовать, развивать то, что пытались в нём убить учителя.

Судьба мальчика интересовала любопытного Владыку Ветра, но ему нигде не удавалось узнать ни про его родителей, ни про него самого. Даже бывшая любовница рыжего из попечительского совета Школы Воинов знала лишь то, что мальчик был устроен в школу по настоянию Архонта и конклава.

Ярр трезво оценивал свои возможности и понимал, что от Архонта он ничего не добьётся. И тогда он решил обратиться к кому-нибудь из конклава. Мастер Войны был его старым приятелем, но вряд ли он мог знать то, что интересовало рыжего. Мастер Знаний – вот кто был ему нужен, и как раз с ним у Ярра были самые натянутые отношения. Он так и не простил экспериментов, жертвой которых он некогда стал. Хотя эти эксперименты и принесли ему силу, о которой он не мог даже мечтать, положение в обществе, и почти вечную молодость. Однако слишком многим эти опыты стоили жизни. Точнее, он был единственным, кому удалось выжить. Ветер пощадил его, даже оставил ему его личность, и он стал Владыкой Ветра. А владык других стихий нет. По крайней мере, в нашем мире нет, – поправлял он себя.

Но чего не сделаешь, чтобы удовлетворить своё любопытство? И Ярр «подружился» с Мастером Знаний, стал часто гостить у него, пока однажды не состоялся тот разговор…

– Всё-таки он забавный мальчишка, – как-то невзначай заметил Ярр.

– Забавный – да. Только ты зря с ним возишься. В ученики его тебе не дадут. Да и вряд ли он сможет многого достичь, слишком неудачно родился, – Мастер был сыт и уже не совсем трезв, а поэтому благодушен и откровенен.

– Да я знаю, что он сирота, хотя и не совсем понимаю, как такое могло случиться.

– Как-как, мать умерла при родах, а отец… тоже скоропостижно скончался, – с брезгливой гримасой проговорил Мастер.

– Жаль, однако, он талантлив и у него немалые силы, – Ярр лукавил, он уже давно понял, что по силе мальчик вполне превосходит нынешнего Архонта… и половину конклава… вместе взятых.

– И эти силы весьма пригодятся на службе у Фарайна. Он будет достойным воином.

– Судя по всему, из него готовят не воина, а убийцу, – небрежно бросил Ярр.