Текст книги "Девочка, которая зажгла солнце"

Простояв в таком положении с минуту, Джек поспешил отстраниться, и на недоуменный взгляд тети ответил:

– Извини, но я очень устал. Ты ведь не против, если я пойду спать?

– Конечно, иди, – нараспев сказала она и уставилась отсутствующим взглядом в стену напротив. – Да, иди, Джеки. Ты можешь идти.

Не желая терять такую блестящую возможность избавиться от общества этой странной женщины, Дауни чмокнул ее в щеку и бросился в комнату. Запер дверь, подставив под ручку спинку стула, и медленно осел на пол, стараясь хоть немного переварить только что случившееся. На губах надолго осел привкус соленого пота и используемого хозяйкой дома крема.

Именно после этого он решительно схватил первую попавшуюся в руки тетрадь и принялся писать, постоянно что-то зачеркивая и исправляя, ставя на полях вопросительные знаки и украшая заглавные буквы закорюками. Ему было, что рассказать этим страницам.

«И хотя я еще не совсем уверен, хорошая ли это идея – вываливать все из своей головы сюда, на пока еще чистые листы. Тут есть свои риски, ведь, прочитай Мэг посвященный ей абзац, она пришла бы в ярость. Снова.

Рэйчел сказала писать каждый день, даже в те минуты, когда предложения приходится клещами выуживать изнутри. Хотел бы я сейчас посмотреть ей в глаза и спросить, осталась ли она довольна моим сочинением?

Что ж, будет лучше писать по определенной теме, которую я сам себе задам – так получится избежать большой путаницы и уложить хоть что-то в своей голове. Пусть первой темой будет сама тетя, ее поведение и… а что в ней еще есть? Жестокость, грубость, зависимость от всевозможных веществ, будь то трава или алкоголь – и эта женщина воспитывает меня и собирается делать это и впредь? Глупости, глупости

(здесь ведь я могу писать любую чушь, все, что только вздумается)

ведь у нее нет серьезных резонов для содержания меня в этом доме. Хотя, один все же имеется, и это не совесть, как того можно было ожидать, а закон. Мы боимся федералов, полиции, представителей судебной власти, потому что нам страшно отвечать перед ними за свои поступки, разве нет? Тогда почему же не слышим голоса своей совести, а только топчем ее, и, когда та кричит, что это неправильно и бесчеловечно, делаем задуманное без единого промедления, опасаясь разве что позора и будущих сплетен. Людям стало наплевать на самих себя, они перестали слушать, и потому не слышат. Великолепное получилось сочинение по философии.

Наверное, Рэй, ты все же удостоишься великой чести прочитать мое творение, поэтому я хочу, чтобы ты улыбалась, читая эти строки. До сих пор я много размышляю о том дне, когда ты впервые пригласила меня в парк (ты ведь была инициатором, так еще и вытащила меня из дома в ну очень не подходящий момент), и мы ели мороженое и о чем-то болтали. Тогда я почти рассказал тебе кое-что, но вовремя одумался и не уверен, правильно ли поступил. А после, в кафе, я осознал, что просто не могу выжать из себя ни единого слова; я был физически и эмоционально нем. Правда, и дневнику доверяться не стоит. Кто знает, в какой из прекрасных дней жизни эти буквы будут использованы против меня самого, так что… Не будем торопить события, рыжик, ведь свою ежедневную норму я выполнил.

(Интересно, прощаются ли маленькие девочки-подростки со своими дневниками, укладывают их спать или просто желают сладких снов?)

Конец записи (21.10.12)»

Глава 11

В рутине холодного октября Джек Дауни в очередной раз пересекал Арлингтон-Стрит, прижимая ближе к треплемой ветром куртке пакет из кондитерской. «Почему я всегда, каждый раз выхожу на улицу только в невыносимый холод и отвратительную погоду?»

До школьных каникул или, как их еще называют, единственной-недели-отдыха-от-постоянных-мучений, оставалось несколько дней, а точнее всего три несчастных и обычно самых тяжелых осенних будня. Именно поэтому, чтобы скрасить оставшееся время и не растечься на диване, уткнувшись в экран телефона, парень с большой радостью принял приглашение Рэйчел. Правда, вела она себя немного странно и, даже не видя ее лица, а слыша только искаженный динамиками голос, Джек отметил про себя что-то неладное. Быстро поздоровавшись и незамедлительно перейдя к сути дела, она подавила в себе малейшие нотки волнения:

– Я знаю, что у тебя могут быть какие-то свои планы на этот день или учеба, задания, которые тебе нужно срочно доделать именно в этот день, поэтому не обижусь, если ты не придешь. Постараюсь не обидеться, – весело добавила она, и Дауни тут же почувствовал перемену в настроении подруги. – Но тем не менее, не могу не пригласить тебя. Правда, есть один ньюанс. Уверена, ты не будешь против, если мы проведем время не за общим столом в гостиной, выслушивая похвалы о твоем характере и попытки выудить из тебя хоть пару интересных историй, а у меня в комнате. Но веселье я все равно обещаю.

Парень тогда мило поблагодарил девочку и обещал явиться к назначенному часу, захватив с собой что-нибудь съестное. Таков был уговор – на Рэйчел лежала организация уборки (если такова была нужна) и подготовка спальни, в то время как Джеку досталась почти что самая трудная задача.

Ты ведь и представить себе не мог, что однажды будешь стоять у прилавка в магазине и вспоминать, какие пирожные любит Робертсон, думать о цвете глазури для пончиков и с таким трудом выбирать напитки, которые вам обоим могут понравиться?

На самом деле Джеку такие хлопоты доставляли одно удовольствие. Именно сейчас, уверенно шагая вдоль уже знакомых домов и ощущая приятную тяжесть сумки в руке, он чувствовал свободу, ту самую, которой ему так не хватало. Все проблемы и суета стали такими несущественными и призрачными по сравнению с предстоящей вечеринкой, и пусть она обещала быть небольшой и тихой, это превратится в нечто уютное и домашнее, согревающее душу изнутри, как разливающийся по венам горячий куриный бульон.

Сопровождаемый этими приятными мыслями, Дауни достиг дома Робертсонов и, поставив пакет с покупками на холодный асфальт, позвонил в дверь. Тут же на первом этаже зажегся свет, раздался хлопок открывающейся входной двери, и Рэйчел бросилась к гостю по одной из тропинок вдоль стриженного газона.

– Джейкен! Ты сегодня быстро, как раз во время! А что это в сумке? – девочка потянулась к лакомствам, но брюнет быстро перехватил ее руку.

– Пока это сюрприз, рыжик. И, да, еще раз назовешь меня так, и я не буду разговаривать с тобой целый день, уж поверь мне. Это глупо, и то, что какие-то там слепые или глухие официанты не разобрали мое имя – не повод для смеха.

– Конечно, конечно, как скажешь, – рыжеволосая состроила серьезное и заумное лицо, но тут же охнула и потянула Джека внутрь сада. – Пойдем, скорее, ты же гость, а гостей не принято долго держать в дверях!

На это парню осталось только вздохнуть и проследовать за юной хозяйкой, сдерживая всеми силами улыбку.

***

– Так что там? Ты ведь принес то, что я просила?

Робертсон шутливо насупилась и легонько толкнула Джека в бок, в то время как тот пытался справиться с перекрещенными ручками На удивление, появление Дауни в этом доме не вызвало бурю эмоций, но и не оставило равнодушными его обитателей – Элиот поприветствовал парня крепким рукопожатием, Хлоя всего лишь перебросилась пару слов касательно какого-то общего школьного проекта, а Джанетт снова предложила гостю чай, немного странно смерив его глазами, когда услышала быстрый и вежливый отказ. И теперь подростки расположились в комнате Рэй и ее сестры, провернув защелку на двери и усевшись на мягкий ворс ковра.

– Черт, рыжик, ты слишком любопытная и нетерпеливая. Тебе говорили об этом?

Наступила напряженная тишина, и парень начал осторожно извлекать из пакета еще горячую выпечку и сладости. Сперва в его руках показался крепкий бумажный пакет с шоколадными пончиками, которые пришлось сразу же выложить на подставленное девочкой блюдо, затем две упаковки творожных эклеров с мелкой клубничной посыпкой и, в завершении, небольшого размера упаковка светло-зеленого цвета.

– Это конфеты? Или что-то еще?

– Думаю, тебе понравится. Это не мое; считай, что только что ты получила подарок от Роджера Фишера, моего щедрого, но иногда слишком заботливого друга. Он узнал о нашей вечеринке и передал через меня чай со вкусом карамельных ирисок. Попробуем?

– Конечно! – рыжеволосая выскочила из комнаты и примчалась через минуту, прижимая к себе теплый чайник с водой и пару полупрозрачных стаканов. Джек занялся приготовлением напитка.

«Зачем людям нужно общение друг с другом? Почему бы не ограничиться чем-то простым и незатейливым, не требующим никакой отдачи и участия, как, например, обмен сообщениями по мобильному или телефонный звонок? Казалось бы, идеальный вариант, если бы ты был уверен хотя бы на пятьдесят процентов в том, что улыбающийся смайл, который высвечивается на экране в ответ на какое-то твое слово, действительно передает настроение друга, и он не сидит с каменным лицом, думая, какую же хорошую вещь сделал. Или разговор по телефону – никогда нельзя угадать, о чем думает человек там, на другом конце провода, правда он спешит и вынужден наскоро попрощаться, потому как ему всего-навсего лень говорить с тобой. Это занимает целых пять минут, те самые пять минут, которые он может потратить впустую, лежа на кровати и размышляя о смысле своего пустого существования, то есть это время ему крайне необходимо. Люди переносят встречи, потому что работают в поте лица, уделяют время семье и детям, ссорятся, глотают свое одиночество и навечно застревают между диваном и новой серией бесконечно любимого сериала, который никогда в их жизни не закончится, но никто не говорит о других причинах, более существенных. К примеру, ты никогда не сможешь признаться себе в том, что ехать на другой конец города к другу глупо не из-за дефицита твоего времени или неотложных дел, которые появились спустя пару секунд после вашей договоренности; мешает самая обыкновенная лень. Нам жалко платить за проезд, мы не видим причины идти пешком в течение целого часа; нежелание покупать дорогие продукты или десерты к столу не заставляет нас бросаться к плите и вкладывать душу в пусть даже простой, но вкусный домашний пирог – вот основная человеческая проблема. Постучать пальцами по клавиатуре куда проще, нежели искать встречи, не так ли? К чему эти пустые слова и бесполезная трата времени?

Вот, что происходит с людьми.

И опасаться нужно не глобального потепления или каких-то природных катаклизмов, не войн, хотя последнее еще стоит нашего внимания – нет, нужно бояться обесценивания личного общения. Ни в коем случае не допустить, чтобы виртуальное поглотило его полностью, оставив только пару рыхлых крошек, а смотреть в глаза, говорить, следя за движениями чужих губ, чувствовать телесный контакт. Иначе в один прекрасный день мир всего лишь сойдет с ума от недопонимания и собственной беспомощности».

– И… готово! – Дауни вырвался из задумчивого облака и разлил приятно пахнущую чем-то сладким жидкость в чашки. – Не знаю, как ты, а я готов умять все, что здесь есть.

Рэйчел на это ничего не ответила, а только выключила свет и зажгла небольшой ночник в дальнем углу, из-за чего вся комната погрузилась в приятный полумрак. Затем вытащила из самого центра тарелки темный пончик и откусила кусок, перемазав губы и щеки шоколадной глазурью. Джек почему-то никак не решался притронуться к своему лакомству.

– Знаешь, Рэй, я решил кое-что… – парень взволнованно посмотрел на чумазую подругу и тоже отправил в рот сладкий десерт. Медленно прожевал, смакуя каждый кусочек и наслаждаясь молчанием, а после глухим голосом продолжил:

– Все-таки я могу рассказать тебе. Пришлось очень долго идти к этому, не поверишь, но я даже этот несчастный дневник веду, но все равно… оно не проходит во мне, это непонятное и странное чувство. Его не получается выгнать или заглушить чем-то другим, более ярким – оно по-прежнему долбится где-то внутри меня, и я подумал, что, если я тебе расскажу, то… мне может стать легче.

Девочка отложила сладость в сторону и сделала глоток чая, перед этим вытерев лицо и руки влажной салфеткой. Конечно, никто не сомневался, что эта беседа случится именно сегодня, ведь старания Рэй не могли пройти даром. Правда, она не рассчитывала, что он соберется с мыслями и сам начнет этот сложный разговор, но все же результат не заставил долго себя ждать.

Главное, не скажи лишнего, просто слушай и впитывай его слова. Ему плохо, тяжело, и потому ты должна, даже обязана понять и дать дельный совет. Иначе ты снова все испортишь.

– Ты, наверное, меня сейчас не поймешь, да и не захочешь понять – у тебя идеальная семья, Рэйчел. Любящие тебя родители, сносная сестра, и эти люди всегда готовы помочь тебе, приласкать или что-то вроде этого. Черт, я жалуюсь, как недовольный капризный ребенок.

Джек отправил в рот пончик целиком, с трудом его жуя и заглатывая кусками, чтобы поскорее продолжить рассказывать и, наконец, освободиться от тяжести. Рыжеволосая же восприняла такое молчание по-своему:

– Так кажется только со стороны. О, Господи, это лучшие эклеры, которые я когда-либо ела!

Дауни неуверенно кивнул и теперь уже с сомнением посмотрел на сидящую напротив девочку. Он прекрасно помнил тот сорвавшийся разговор в кафе: как Рэй всеми силами пыталась вытащить из него слова, а затем грубо оттолкнула одной только фразой.

Она легкомысленна, – пронеслось в голове парня и после долго еще там вертелось, – и вряд ли сможет тебя понять. Посуди сам, Джеки – как избалованная девчонка сможет войти в твое положение? Ты еще не понимаешь и, как слепой котенок, тычешься в подошвы чужих ботинок, не подозревая, что когда-нибудь эти самые люди оттолкнут тебя, сломав крохотную челюсть. Ей нет смысла вникать в чужие проблемы, потому твой рассказ выйдет из тебя еще раз, всколыхнет воздух и бесследно исчезнет в стенах этой комнаты, растворится, а вы с рыжей будете и дальше есть свои пончики и пирожные. Высказавшись, ты ничем не заполнишь образовавшуюся дыру внутри себя, а затем будешь копить там ненависть и обиды.

Никогда не поздно одуматься и не совершать неисправимых ошибок.

– Да, действительно, вкусные, – парень пересилил себя и не стал тут же продолжать. Взял творожный десерт, никак не желающий быть съеденным и вырывающийся из рук, отправил его в рот, почти не чувствуя вкуса, а после, наконец, выдал:

– Как думаешь, сколько людей на этой планете готовы тебя послушать? Сотни, тысячи? Печально то, что за бесплатно это сделают лишь несколько человек.

Рэйчел помрачнела и изменилась в лице, вдыхая теплый пар карамельного чая. Что он пытается сделать? Проверить ее? Тогда к чему эти философские размышления?

– Ты может быть и не поверишь, но у меня есть друзья. Хорошие и доверяющие мне люди, только знаешь, что? Давай я лучше превращу это в маленькую сказку. Однажды волк пришел к одному из них и попросил бросить ему кость – не евши несколько дней, он уже не мог охотиться и готов был скончаться от голодной смерти. Друг поспешил помочь, и в следующий раз зверь пришел с другой просьбой, но на этот раз его товарищ был не в настроении. Когда волк спросил, где можно взять чистой воды, ведь он болен, и ему срочно нужно залечить свою ужасную рану, он услышал ответ: «Видишь поле с яркими желтыми цветками, похожими на крошечные солнца? Иди прямо, только скорее, приятель, и никуда не сворачивай». Тот с радостью послушал совет и отправился в путь – сначала пытался бежать, одержимый желанием и благодарностью за помощь, несмотря на рвущую боль, затем медленно шел, полз, и потом, лежа на боку и жадно глотая воздух, он почувствовал, как силы уходят из тела и более не возвращаются, оставляя на месте себя только приятную слабость. На следующее утро волк умер, совсем один, заблудившись в бесконечном мягком одуванчиковом поле.

Дауни сделал небольшую паузу, ощутив, как у него самого мигом пересохло горло, а говорить становится все труднее и труднее. Рэйчел же больше не могла взять лежащий перед ней сладости, осторожно не спросив:

– Но зачем же волк полностью доверился этому самому другу? Неужели он не понимал, что это может быть обман или какая-то ошибка?

– Все просто – ему всего лишь нужно было во что-то поверить. Волк потерялся и, обретя цель, рванул к ней сломя голову, не подозревая о предательстве. Вот, что я пытался объяснить тебе, когда ты советовала вести дневник и во всех красках расписывала прелести будущих записей. Иногда бумага тоже может лгать, но не сама, а когда кто-нибудь другой ею воспользуется. Так скажи теперь, Рэйчел, могу ли я доверять тебе?

«Можешь, всегда и во всем, но я так боюсь тебя разочаровать, боюсь, что какой-нибудь мой поступок станет решающей каплей в твоем сознании, и ты усомнишься в людях только из-за одной меня».

– Можешь, Джек. Всегда.

Снова повисла неловкая пауза, во время которой каждый занялся своими собственными мыслями. Рэйчел растерянно разглядывала обои за спиной парня и думала, точнее, очень старалась думать, но выходило не совсем то, что нужно – эта небольшая история о волке произвела на девочку сильное впечатление. И теперь она в нерешительности ждала, ведь говорить что-то уже не было смысла. «Если он все же рискнет, и я хоть чем-то смогу помочь ему, пусть даже самую малость, я буду чувствовать себя гораздо лучше. Только бы прервать это тяжелое молчание».

Видимо, уловив настроение подруги, Дауни кашлянул, сел поудобнее, подвернув под себя ноги, и не отрываясь смотрел ей в глаза, едва шевеля губами:

– Мы переехали в Бостон около трех лет назад, когда маме по дешевке предложили купить квартиру в районе Чайнотауна. Признаться честно, мне тогда было все равно до финансовых дел нашей семьи, я беспокоился только о продаже загородного дома, в котором так хорошо было летом отдыхать на веранде. Да, я был тем еще ворчуном, с этим не поспорить. Мы с мамой собирались начать новую, лучшую жизнь без отца и воспоминаний о нем, планировали закрыть долги и чуть позже, поднакопив средств, выбрать жилье подальше от шумного центра. Разумеется, в новой школе меня приняли не сразу, но было глубоко наплевать на мнение других людей – именно в тот период у нас началась погоня за любым центом. Мы экономили, как могли, но я до сих пор не могу простить себе некоторых вещей. Только недавно вдруг осознал, насколько глупо было просить в магазине мороженое, учитывая то, что за такую же цену можно купить кукурузной крупы или риса на несколько дней вперед.

Джек рассказывал размеренно, теперь немного прикрыв глаза и все глубже погружаясь в историю своего детства, заодно вместе с этим сортируя воспоминания по разным полочкам. Кажется, он полностью совладал с эмоциями и больше не ощущал непонятного жара в груди и подступающих к глазам слез. Более того смог спокойно доесть пончик и, не прерываясь, продолжать некогда тяжелую для него беседу:

– Но дело не в том, что бедность мешала нам радоваться жизни – мы по-прежнему гуляли в парке по воскресениям, проводили время вместе, иногда наведывались в гости к новым знакомым в городе. Правда, потом все начало меняться. Даже слишком быстро, так незаметно, но стремительно, что я с трудом отковыриваю в памяти эти моменты, – брюнет поморщился и залпом выпил очередную чашку чая. – Мама не могла смириться с нашим положением и искала любые способы заработать хоть самую малость. Тогда я не понимал, как, пропадая из дома на целую ночь, можно на следующее утро вернуться с деньгами в кармане. Мы не жаловались на жизнь, не просили у кого-либо помощи или поддержки, только однажды я заметил, что мама стала как-то странно и натянуто улыбаться. В течение всего дня она позволяла этой некрасивой и искусственной улыбке портить свое лицо, а потом… Потом я увидел правду. Одной ночью (хотя я не был уверен, что это единичный случай) мне не спалось; на душе было так гадко и неспокойно, что я решил рассказать об этом матери – черной тенью скользнул от своей комнаты на кухню, откуда слышались какие-то звуки. Казалось, что человек, сидящий у окна и согнувший до невозможного спину, поет грустную песню, но потом мне стало ясно, что это были судорожные всхлипы. Она плакала, Рэйчел, но делала это тихо и бесшумно, лишь бы только не разбудить меня, понимаешь?

Джек опустил голову и проглотил рвущиеся наружу слезы. Не нужно было этого делать, ни к чему было начинать, ведь прошлое уже не вернуть. Он бы не сидел сейчас здесь и не корчился от душевной боли под жалостливым взглядом рыжеволосой счастливой девчонки.

Все люди рано или поздно ломаются, Джеки. С этим нужно просто смириться. Они крошатся, как сухие веточки, с громким хрустом и треском. Однако, некоторые сучки не сдаются и пускают свежие ростки на месте старой трухи, зеленеют и вновь наполняются жизнью… Другие же, сломанные под самое основание, гибнут и в конце концов превращаются в бесполезный мусор.

– Слушай, я вижу, как тяжело тебе говорить об этом, – вмешалась молчавшая до сих пор Рэйчел. Ее всегда веселые глаза потемнели и потеряли бьющуюся в них живую искру. – Давай закончим. Возьмем эти несчастные пончики и эклеры и пойдем смотреть какой-нибудь глупый фильм, только, умоляю тебя…

Она не договорила и встала с пола, тут же отворачивая свое лицо в сторону и с таким трудом сдерживая дрожь в голосе. Разумеется, глубоко в душе Дауни ее ненавидит – ей никогда не испытать того, что он пережил, не прочувствовать самой эту горечь разлуки с близким и дорогим человеком. Девочка может только удрученно кивать, втайне радуясь своей нынешней жизни и постоянно сравнивая ее с рассказом парня, отмечая все новые и новые преимущества, прежде казавшиеся пустыми мелочами.

– Я не вру, Рэй, это правда. Если бы я хотел тебя обмануть, сыграл бы на чем-нибудь другом. Просто та ночь… Тебе, наверное, не понять, какого мне было стоять там и смотреть на плачущую маму, чьи рыдания иногда заглушал шум проезжающих по улице автомобилей. Я тогда не мог сдвинуться с места, хотел утешить ее, обнять и растаять в ее заботливых и ласковых руках, но ноги будто приросли к полу, не давая мне пошевелиться. А потом она обернулась на меня. Как сейчас помню ее теплые живые глаза, появившуюся на тонких губах извиняющую улыбку… Она не хотела, чтобы я видел, как ей грустно. Для всех она должна была выглядеть самой счастливой.

Джек прикусил губу и почувствовал, как его настойчиво тянет назад, в эти воспоминания, как он проваливается в них и летит сквозь пустоту, а мимо проносятся ожившие картины. На одной из них маленький пятилетний Джек плачет из-за разбитой чашки, пытается склеить разбитые кусочки и постоянно оглядывается на дверь – не идет ли кто. Другая показывает более радужные события; на ней семья Дауни осматривает новый дом, купленный в новом городе, распаковывает коробки, и по квартире разносится приятная для ушей мелодия. Парень тогда мечтал, как останется здесь навсегда, только он и Шарлотта – они бы ни за что не ссорились, а сам он был готов защищать свою дорогую маму от всех на свете опасностей.

Правда, следующий момент Джек с радостью бы вытащил из этой копилки, порвал купюру и с жадным блеском в глазах наблюдал, как чернеют в пламени огня и превращаются в пепел бумажные кусочки.

Это был зимний вечер, кажется, середина декабря – весь город готовился к предстоящему Рождеству, и по морозным улицам уже растягивались яркие гирлянды и цветные украшения. Из-за плохого самочувствия Шарлотты пришлось вызвать доктора, который что-то тихим и спокойным голосом объяснял женщине. Та только изредка кивала, поднимала на пришедшего свое осунувшееся изможденное лицо и что-то бормотала себе под нос – жаль, разобрать слова Джек был не в силах. Затем, когда мужчина ушел, парень подошел к матери и нежно сжал ее руку в своих ладонях, успокаивая:

– Это ничего, мы быстро поднимем тебя на ноги. Из-за обыкновенной простуды не стоит так расстраиваться, тем более, подхватить что-нибудь в такую погоду проще простого. Давай, я заварю тебе лекарство.

И оба вымученно улыбнулись, никак не желая смириться с осознанием своей беспомощности. Дауни тогда долго не мог оторваться от материнских глаз, все всматривался в них, пытался уловить хоть толику радости и надежды на благополучный исход, но находил в их отражении лишь свое испуганное лицо.

Спустя еще одну неделю, долгую и мучительную, Шарлотте Дауни не стало лучше – наоборот, состояние ее только усугубилось, из-за чего было принято решение о госпитализации женщины. Парень яростно отвергал все уговоры матери о ненадобности лечения, ее желании остаться дома и побыть с любимым сыном подольше, на что больная тихо ответила:

– Не важно, что произойдет со мной, Джек, просто мне кажется, что… Ты поступаешь правильно, споря со мной, но какое-то странное чувство преследует меня повсюду. Оно шепчет мне, что я не смогу найти силы и поправиться, но это ничего. Я люблю тебя, милый, но очень боюсь…

Сухая рука прикоснулась к лицу брюнета и бережно погладила его, по-прежнему сохраняя блеклую улыбку, и как бы продолжая: «Того, что уже не смогу вернуться в наш дом».

Все же пересилив себя, Джек вынырнул из поглотивших его мыслей и услышал тихий голос Рэйчел, едва слышимый и полный нескрываемой грусти:

– Что с ней случилось? У вас отобрали и этот дом?

Парень смерил подругу насмешливым взглядом и как можно спокойнее и равнодушнее произнес, тщательно подбирая слова:

– Она умерла, рыжик. От лихорадки в течение нескольких недель, – за этой фразой последовал вполне ожидаемый вздох, и брюнет заметил, что Робертсон зажала рот рукой. – Но это не самое страшное или ужасное, хотя, казалось бы, что может быть хуже смерти любимого человека? Гораздо тяжелее видеть, как этот самый дорогой тебе человек угасает, а вместе с ним утекают его силы и жизнь; заглядывать в знакомые глаза и раз за разом молиться, чтобы те не оказались стеклянными; знать, что будущее неизбежно, и ты не в силах его изменить.

Сказав это, Джек подошел к окну и отдернул плотные шторы – комнату мигом залил оранжевый свет заходящего за горизонт солнца. Оно медленно и почти невидимо для глаз опускалось к земле, а небо пестрило мягким персиковым, желтым, красноватым оттенками и темноватой синевой по краям, словно какой-то неуклюжий художник опрокинул на ночной холст акварельные краски. Рэйчел все еще не могла пошевелиться, замерев на раскрашенном лучами заката полу.

– Да, наверное, мне стало немного легче, – признался парень, не отрываясь от вида за окном. – Все-таки было тяжело хранить все это внутри себя. Я больше всего боялся быть непонятым, обсмеянным, думал, что мои проблемы касаются только меня одного и потому разбираться с ними я должен самостоятельно. Спасибо тебе.

Девочка осторожно подошла сзади к резко умолкнувшему парню и положила руку ему на плечо. В свете уходящего дня черты лица брюнета казались еще острее, а темные глаза, как у ворона, заворожено наблюдали за наступлением вечера. Наконец, Дауни выдал:

– Солнце стало садиться гораздо раньше, правда? С наступлением зимы день будет становиться еще короче.

– Да, ты, пожалуй, прав. Прости, что просила тебя рассказать об… этом. Мне правда жаль, Джек. Очень жаль.

Рэйчел крепче сжала подставленное плечо, но реакции не последовало. Парень не вздрогнул от неприязни, не повернул головы в сторону юной собеседницы и ничего больше не сказал.

«Я не понимаю, что сделал не так», – подумал он, любуясь видом темнеющего неба. «После выхода всех этих мыслей я должен был почувствовать легкость и свободу, а на самом же деле не ощущаю ничего. Совершенно. Меня словно выжали, выпотрошили и бросили в угол, пустого и никому не нужного Джека».

Так они стояли вдвоем, молча, размышляя о разных вещах, но незаметно друг для друга схожих в одном и том же:

закаты в Бостоне одни из красивейших.

Глава 12

Многие зачастую говорят, как бы невзначай: «В тот момент для меня как будто заново зажглось солнце». Для чего они это делают и какой вообще смысл несет в себе эта фраза? Разве можно перебрасывать ее с одних губ на другие, играться, трепать, а после удивленно вздыхать, из-за того, что безвозвратно утерян ее первоначальный вид и значение? Но ведь именно так люди и поступают, верно?

Почему малолетний несмышленый школьник, решающий какую-то сложную задачку и неожиданно для себя нашедший верный ответ, позволяет себе так думать? Разве его солнце представляет из себя правильное решение и, следовательно, хорошую отметку?

Как можно жить в мире, где разбрасывать подобные слова может каждый, втаптывать в грязь подошвами своих ботинок, чтобы они смешивались с мусором, пылью, превращаясь в сложноотделимую от земли лепешку? Разве будут после этого люди ползать на коленях и собирать такие «подарки», или же им куда проще забыть о них и последовать чужому примеру, приперчив брошенные фразы своей слюной?

В тот момент для меня как будто заново зажглось солнце

Джек бережно вывел строку на обложке своей школьной тетради и обвел в жирный овал серым карандашом. Сегодня в классе было довольно тихо, и пока миссис Редж увлеченно рассказывала о свойствах металлов и их строении, у парня было предостаточно времени на размышления. Легкий гул только помогал потоку мыслей течь быстрее, а направление им задавал непосредственно сам Дауни. Он еще раз пробежался глазами по написанному и вывел чуть ниже знак вопроса, украсив его внушительного размера точкой.

Если воспринимать слово «солнце» в другом его значении, как, например, что-то ценное и имеющее для человека большое значение, то теперь картина предстает в совершенно ином свете. Заново зажглось солнце – и кто-то обрел столь желанный смысл в действии или предмете; заново зажглось солнце – потому что некто небезразличный к тебе поднес спичку и терпеливо ждал, пока горячее пламя не охватит торчащий фетиль, а после не убирал руки, несмотря на жгучую боль приближающегося к пальцам огня; заново зажглось солнце – в то время как этот человек сгорает и позволяет красным языкам обгладывать себя, только бы поддержать свет и не дать ему снова погаснуть.

Парень подумал немного и вывел «жертва» под первой строкой. Затем почесал затылок и, переведя взгляд на внимательно наблюдающую за каждым его действием соседку, зачеркнул слово, рядом написав

Самопожертвование

«Да, так, действительно, лучше», – согласился он и поставил еще один вопросительный знак рядом. Кэтрин недоуменно хмыкнула и прокомментировала:

– По-моему, урок химии гораздо полезнее вечных мыслей на тему смысла жизни и подобных проблем.

Дауни нахмурился и раскрыл тетрадь на чистой странице, заодно спрятав обложку с записями от раздражающей своим любопытством девушки, и начертил карандашом в правом углу разлинованного листа: