Текст книги "Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных"

Мамфорд порой как будто подразумевает, что в наших проблемах со временем виновато исключительно изобретение часов. Едва ли это так. (И я вовсе не призываю вернуться к образу жизни средневековых крестьян.) Но все зашло слишком далеко. Раньше время было просто средой, в которой протекала жизнь. Но потом, когда для большинства людей «время» и «жизнь» оказались разделены, время превратилось в вещь, которую используют, – и именно этой перемене мы обязаны всеми сложностями со временем, которые испытываем сегодня. Как только время для вас становится ресурсом, который можно использовать, вы начинаете ощущать внешнее принуждение или внутреннюю потребность использовать его как можно лучше. А если вам кажется, что оно потрачено зря, вы начинаете корить себя. При таком давлении невольно приходишь к выводу, что остается одно: использовать свое время лучше, стать более эффективным, заставлять себя работать еще усерднее или дольше, словно машина времен промышленной революции. Тогда как следовало задаться вопросом, разумны ли все эти требования. Возникает соблазн делать несколько дел одновременно, то есть использовать один отрезок времени на два занятия сразу. На это одним из первых обратил внимание немецкий философ Фридрих Ницше: «Думают с часами в руке, подобно тому, как обедают с глазами, вперенными в биржевой лист, – живут как кто-то, постоянно могущий „упустить нечто“»{22}22
  Ницше Ф. Сочинения в двух томах. Т. 1. – М.: Мысль, 1990. – С. 650.


[Закрыть]. Почти инстинктивно мы в мыслях проецируем свою жизнь на будущее – а это заставляет нас терзаться вопросом, будет ли все так, как мы хотим. Вскоре наша самооценка начинает определяться исключительно тем, насколько правильно мы используем время: оно перестает быть водой, в которой мы живем, и превращается в вещь, которой необходимо владеть и которую нужно контролировать, чтобы избежать чувства вины, подавленности или паники. Как-то в руки мне попала книга, название которой замечательно подытоживает вышесказанное: «Мастер времени»{23}23
  Трейси Б. Мастер времени. – М.: Попурри, 2019.


[Закрыть].

Главная беда в том, что подобное отношение к времени порождает нечестную игру: почувствовать, что делаешь достаточно, невозможно. Вместо того чтобы просто жить во времени – или, если хотите, быть временем, – мы оцениваем каждый миг главным образом исходя из его пользы для будущей цели или для будущего оазиса покоя, на который вы рассчитываете после того, как с делами будет наконец покончено. На первый взгляд такой образ жизни выглядит разумным, особенно в условиях острейшей экономической конкуренции, когда кажется, что, если вы хотите остаться на плаву, нужно как можно рациональнее использовать время. (К тому же это вопрос воспитания: почти всех нас учили ставить будущие выгоды выше нынешних удовольствий.) Но в конце концов это аукается. Такое отношение вырывает нас из настоящего и заставляет всю жизнь жить в ожидании будущего, в тревогах о том, сложится ли все так, как надо; мы воспринимаем все с точки зрения будущей, желаемой выгоды, а в результате покой так никогда и не наступает. Мы лишаемся возможности пережить «глубинное время», возможное лишь тогда, когда мы забываем об абстрактной шкале и вновь погружаемся в яркие краски реальности.

Когда этот современный взгляд на жизнь стал превалирующим, пишет Мамфорд, «вечность постепенно перестала служить мерилом и целью человеческих действий»{24}24
  Mumford, Technics and Civilization, 14.


[Закрыть]. Ее вытеснила диктатура часов, расписания и оповещений Google-календаря, «безрадостная срочность» Мэрилин Робинсон и постоянное чувство, что мы должны делать больше. Попытка овладеть своим временем плоха тем, что в конце концов время овладевает нами.

Исповедь гика производительности

Далее в этой книге рассматривается более разумный способ обращения со временем и набор практических идей из работ философов, психологов и духовных учителей, отбросивших попытки им овладеть. Мне кажется, что они рисуют нам гораздо более спокойную и осмысленную жизнь, при этом более подходящую, чтобы сохранять производительность в течение длительного времени. Но не поймите меня неправильно: я потратил годы на попытки овладеть своим временем, и все они потерпели фиаско. Я был гиком производительности. Некоторые, как вы знаете, помешаны на бодибилдинге, моде, скалолазании или поэзии, а гики производительности помешаны на вычеркивании пунктов из списка дел. Примерно то же самое, только намного печальнее.

Мои приключения с Inbox Zero всего лишь верхушка айсберга. Я потратил бесконечные часы – а также кучу денег, в основном на красивые блокнотики и маркеры, – убеждая себя в том, что, стоит мне найти правильную систему тайм-менеджмента, выработать правильные привычки и дисциплину, я выиграю борьбу со временем раз и навсегда. (Заблуждение усугублялось еще и тем, что я вел в еженедельной газете колонку о производительности. Она давала мне хороший предлог для экспериментов с новыми приемами тайм-менеджмента: ведь это было нужно для работы. Как если бы алкоголику посчастливилось работать дегустатором вин.) То я пробовал делить каждый день на 15-минутные блоки; то с помощью кухонного таймера устанавливал себе 25-минутные периоды работы, перемежаемые пятиминутными перерывами. (У этого приема есть официальное название – метод помидора – и целая армия последователей в сети.) В списках дел я расставлял приоритеты: A, B и C. (Угадайте, сколько задач приоритетов B и C я выполнил за все время?) Я пытался соотнести ежедневные действия со своими целями, а цели – с главными ценностями. Используя эти приемы, я так и чувствовал, что вот-вот наступит золотая эра покоя, ничем не нарушаемой производительности и великих свершений. Но она так и не наступила. Вместо этого я лишь стал еще более задерганным и несчастным.

Помню, как однажды в 2014 году зимним утром сидел на скамейке в парке возле дома в Бруклине, больше обычного беспокоясь из-за количества невыполненных задач, и вдруг осознал, что все это никогда не сработает. Я никогда не преуспею в своих попытках добиться достаточной эффективности и дисциплины, никогда не почувствую, что все под контролем, что я выполняю все свои обязательства и мне не нужно волноваться о будущем. Как ни странно, едва я понял, что с помощью этой стратегии не достигну чувства покоя, я тут же немного успокоился. (В конце концов, как только уверяешься, что твоя цель недостижима, продолжать корить себя за неудачу становится бессмысленно.) Но мне еще только предстояло понять, почему все эти методы были обречены на провал. А причина в том, что с их помощью я стремился обрести чувство, будто полностью контролирую собственную жизнь, – чувство, в принципе недоступное человеку.

Хотя в целом я этого не осознавал, моя зацикленность на производительности служила скрытой эмоциональной цели. Она помогала мне бороться с чувством ненадежности, присущей сегодняшней сфере труда: если бы я научился выполнять все требования редактора и при этом запускать собственные проекты на стороне, то однажды, возможно, почувствовал бы наконец уверенность относительно своей карьеры и финансов. Но она же отвлекала от жутковатых вопросов о том, что я творю со своей жизнью и не нужно ли что-то в ней серьезно менять. Очевидно, мое подсознание решило, что, если я буду глушить себя работой, мне не придется спрашивать себя, насколько это вообще здоровое дело – основывать свою самооценку исключительно на работе. И пока я ждал, что вот-вот обрету контроль над своим временем, я мог не думать, что, возможно, жизнь требует от меня обратного: отказаться от стремления к полному контролю и шагнуть в неизвестность. В моем случае таким шагом было вступление в постоянные отношения, а потом совместное с девушкой решение создать семью – две вещи, которые я провалил с особенным треском, сколько бы ни применял приемов, чтобы завершить дело. Зато меня очень утешала мысль, что однажды я «оптимизирую» себя и буду способен принимать такие решения без страха, полностью управляя процессом. Я не хотел признавать, что этого никогда бы не произошло, что без страха такие вещи не делаются и вообще от него не помирают.

Но (не волнуйтесь!) не буду больше мусолить здесь свои личные переживания. Общечеловеческая правда, стоящая за моими конкретными проблемами, состоит в том, что многие из нас изо всех сил стараются избежать трезвого восприятия реальности, в которой мы живем. Мы не хотим, чтобы нас тревожили вопросы, на правильном ли мы пути или от каких представлений о себе нам пора отказаться. Мы не хотим, чтобы нам причинили боль в отношениях, боимся неудач в работе. Мы не хотим признавать, что, возможно, родители никогда не будут нами довольны, не хотим и менять в себе то, что не нравится нам самим. И уж совсем не хотим болеть и умирать. Частности для всех разные, но суть одна. Нас отталкивает мысль, что дело обстоит именно так: вот эта жизнь, со всеми ее недостатками и неизбежными обидами, с ее невероятной быстротечностью и почти полной невозможностью как-то на нее повлиять, – единственная, которую нам дано прожить. Вместо этого мы мысленно восстаем против реального положения дел. Благодаря этому, цитируя психотерапевта Брюса Тифта, «мы по-прежнему испытываем клаустрофобию, чувствуем, что реальность берет нас в плен, ограничивает, что мы не в силах что-либо изменить, – но наше сознание в этом не участвует»{25}25
  Bruce Tift, Already Free: Buddhism Meets Psychotherapy on the Path of Liberation (Boulder: Sounds True, 2015), 152.


[Закрыть]. Борьба с мучительными ограничениями, которые накладывает на нас реальность, – это то, что некоторые психоаналитики старой школы называли неврозом. Он принимает бесчисленные формы: от трудоголизма до страха перед принятием долгосрочных решений, созависимости и хронической стеснительности.

Наши сложные отношения со временем во многом возникают из-за того же стремления избежать болезненного давления реальности. И всяческие стратегии повышения производительности, как правило, только ухудшают положение, потому что на самом деле способствуют уходу от реальности. В конце концов, осознание ограниченности времени мучительно, ведь это значит, что сложные решения неизбежны и что у вас не будет времени на все, что вы некогда мечтали сделать. Так же мучительно смириться с тем, что то время, которым мы располагаем, поддается лишь ограниченному контролю: может быть, нам просто не хватает стойкости, таланта или других ресурсов, чтобы хорошо играть все роли, которые, как нам кажется, мы должны играть? Поэтому, вместо того чтобы просто осознать свои возможности, мы изобретаем «стратегии уклонения», чтобы продолжать чувствовать себя бессмертными. И окончательно загоняем себя в угол, мечтая об идеальном балансе работы и личной жизни. Или хватаясь за системы тайм-менеджмента, которые сулят освободить нам время для всего, так что принимать трудные решения не придется. Порой мы ударяемся в прокрастинацию – еще один способ сохранить иллюзию безграничного контроля над жизнью: ведь если мы даже не начали работать над сложным проектом, нам не грозят отрицательные эмоции из-за того, что он провалился. Мы забиваем голову занятостью и отвлекающими факторами, чтобы притупить эмоции. («…Мы даже отдаемся барщине ежедневного труда с такой горячностью и бешенством, какие вовсе не нужны для нашей жизни, – писал Ницше, – потому что, нам кажется, нужнее всего не приходить в сознание. Все полны этой спешки, ибо каждый бежит от себя самого»{26}26
  Ницше Ф. Шопенгауэр как воспитатель. – М.: OMIKO, 2014.


[Закрыть].) Или же планируем как одержимые, так как альтернативный вариант – это признать, насколько нам не подвластно наше будущее. Более того, в большинстве своем мы желаем получить время в единоличное распоряжение: идеал нашей культуры – положение, при котором лишь вы один управляете своим графиком, делаете что хотите и когда хотите, – потому что нам страшно признать правду: почти все стоящие дела, будь то вступление в брак, воспитание детей, создание бизнеса или политическая деятельность, требуют сотрудничества с другими людьми, а следовательно, готовности к эмоциональной неопределенности отношений.

Впрочем, отрицание реальности всегда бесполезно. Оно может принести временное облегчение, позволяя человеку продолжать думать, что когда-нибудь он все-таки обретет чувство контроля над своей жизнью. Но оно никогда не приведет к ощущению, что мы делаем достаточно, что нас самих достаточно, поскольку «достаточно» в этом случае понимается как некий безграничный контроль, недоступный ни одному человеку. Напротив, бесконечная борьба ведет к большей тревоге и менее плодотворной жизни. Например, чем сильнее вы верите, что сумеете объять необъятное, тем больше берете на себя обязательств и тем меньше осознаете необходимость спросить себя, действительно ли каждое новое обязательство стоит части вашего времени. В результате ваши дни неизбежно оказываются заполнены делами, которые вам мало интересны. Чем больше вы торопитесь, тем сильнее вас бесят задачи (или маленькие дети), не поддающиеся ускорению, тем лихорадочнее вы строите планы на будущее, тем больше тревоги у вас вызывает любая неопределенность – а ведь ее всегда будет предостаточно. А чем больше контроля вы получаете над своим временем, тем более одинокими становитесь.

Все это иллюстрирует явление, которое можно назвать парадоксом ограничения и которое пронизывает все последствия такого мироощущения: чем больше вы пытаетесь управлять своей жизнью, достичь над ней полного контроля и свободы от неизбежных ограничений человеческого существования, тем более напряженной, пустой и разочаровывающей становится жизнь. Но чем охотнее вы признаете факты конечности – и действуете заодно с ними, а не против них, – тем она становится продуктивнее, насыщеннее и радостнее. Не думаю, что тревога может исчезнуть полностью; похоже, мы ограничены даже в своей способности принимать ограничения. Но я не знаю ни одного приема тайм-менеджмента, который был хотя бы наполовину столь же эффективен, как простое принятие вещей такими, какие они есть на самом деле.

Ледяная струя реальности

На практике признание ограниченности времени означает, что при составлении расписаний нужно иметь в виду: времени на все, что вы хотите сделать или чего от вас хотят другие, вам точно не хватит. Поэтому можно хотя бы перестать ругать себя за то, что вам это не удалось. Поскольку сложные решения неизбежны, важно научиться принимать их сознательно. Нужно определять, на чем следует сосредоточиться, а что можно бросить. Не стоит надеяться, что все это выяснится само собой, а также обманывать себя, что, если вы приложите достаточно усилий и примените подходящий прием тайм-менеджмента, принимать решение вообще не понадобится. Это также означает, что нужно бороться с великим искушением «оставлять себе пространство для маневра» – на самом деле это просто еще один способ создать ощущение, что у вас все под контролем. Вместо этого следует намеренно брать на себя серьезные, пугающие, необратимые обязательства: пусть вы не уверены, что они обернутся к лучшему, но в конце концов они всегда приносят больше удовлетворения. Кроме того, необходимо твердо противостоять так называемому FOMO («страху упущенной выгоды»[1]1
  От англ. Fear of missing out. – Прим. ред.


[Закрыть]), помня, что мы в любом случае пропускаем что-то, а по сути почти все важное – это фактически неизбежно. И это не страшно, так как именно решение пропустить что-то важное и делает наш выбор значимым. Всякий раз, когда мы решаем посвятить часть времени чему-то одному, мы жертвуем всем остальным, что могли бы делать в это время и чего не выбрали. Поэтому принять добровольное решение – значит твердо, без колебаний держаться того, что считаете самым ценным. Наверное, я должен оговориться, что мне самому еще только предстоит достичь совершенства во всех умениях. Я писал эту книгу в той же мере для себя, что и для других, твердо веря в слова писателя Ричарда Баха: «Ты лучше всего учишь тому, чему тебе самому нужно научиться»{27}27
  Бах Р. Иллюзии: Приключения одного мессии, который мессией быть не хотел. – М.: София, 2014.


[Закрыть].

Признание ограниченности времени также заставляет понять одну простую истину: порой свобода состоит не в возможности единолично распоряжаться своим графиком, а в том, чтобы ограничить себя ритмами сообщества, участвуя в тех формах социальной жизни, в которых вы не можете сами решать, чем конкретно вам заниматься и когда. А отсюда, в свою очередь, следует, что значимая производительность зачастую обусловлена не ускорением процессов, а тем, что они занимают ровно столько времени, сколько должны, – по-немецки это называется Eigenzeit, собственное время или время, внутренне присущее самому процессу{28}28
  Morten Svenstrup, Towards a New Time Culture, trans. Peter Holm-Jensen (Copenhagen: Author, 2013), 8.


[Закрыть]. Возможен еще более радикальный вариант: смирившись с тем, что наша власть над временем ограниченна, мы можем пересмотреть свое представление о времени как о ресурсе, который мы используем. Потому что у этой идеи есть альтернатива, немодная, но мощная: мы должны позволять времени использовать нас, расценивая жизнь не как шанс осуществить свои предопределенные планы успеха, а как возможность выполнить то, чего от вас требует ваше место и время в истории.

Хочу пояснить: я не считаю, что наши проблемы с временем находятся исключительно в голове и, если мы посмотрим на жизнь под другим углом, они исчезнут сами собой. Постоянная нехватка времени во многом порождается внешними факторами: жесткая, конкурентная экономика, утрата социальной «подушки безопасности», ослабление семейных связей, которые раньше помогали справиться с тяготами работы и воспитания детей, а также сексистское представление, что женщины обязаны преуспевать в карьере, одновременно выполняя большую часть работы по дому. Эти проблемы не решаются одной лишь самопомощью. Как пишет журналистка Энн Хелен Петерсен в известной статье о выгорании миллениалов, такие проблемы нельзя решить. «Вы не измените свое состояние отпуском, раскрасками для взрослых, „стрессовой выпечкой“, методом помидора или съедая на ночь чертовы хлопья с молоком»{29}29
  Петерсен Э. Х. Не могу больше: Как миллениалы стали выгорающим поколением. https://inosmi.ru/20200324/247106806.html.


[Закрыть]. Но думаю, помочь сможет полное принятие реальности, независимо от того, насколько выигрышна или бедственна ваша конкретная ситуация. Пока вы пытаетесь соответствовать невыполнимым требованиям времени, убеждая себя, что когда-нибудь найдете способ совершить невозможное, вы молчаливо потакаете этим требованиям. Но, как только вы в глубине души осознаете, что они невыполнимы, вы сможете уверенно им противостоять и сосредоточиться на построении собственной, как можно более осмысленной жизни, в какой бы ситуации вы ни оказались.

Мысль, что именно признание, а не отрицание ограниченности времени может принести нам удовлетворение, не удивила бы философов Древней Греции и Рима. Они считали, что безграничность присуща исключительно богам, тогда как благороднейшая цель человека состояла не в том, чтобы стать богоподобным, а, напротив, оставаться до конца человечным. В любом случае такова реальность, и встречи с ней лицом к лицу только придают силы. В 1950-е годы невероятно эксцентричный британский писатель Чарльз Гарфилд Лотт Дю Канн написал небольшую книгу «Научитесь жить» (Teach Yourself to Live), в которой рекомендовал жить, признавая границы жизни. На упрек, что его совет ввергает в уныние, он отреагировал едко: «В уныние? Ничуть. Не больше, чем холодный душ… Просто в отличие от большинства людей вы будете жить без ложных и вредных иллюзий»{30}30
  Charles Garfield Lott Du Cann, Teach Yourself to Live (London: Teach Yourself, 2017), loc. 107 of 2101, Kindle.


[Закрыть]. Именно с таким настроем надо браться за решение вопроса, как лучше всего использовать свое время. Никто из нас не способен в одиночку разрушить общество, одержимое производительностью без границ, отвлечениями и скоростью. Но прямо здесь, прямо сейчас вы можете отбросить иллюзию, будто все это когда-либо принесет удовлетворение. Вы можете признать факты. Так что включите воду в душе, приготовьтесь к ощущению бодрящей ледяной струи и шагните под нее.

2
Ловушка эффективности

Начнем с занятости. Это не единственная наша проблема со временем, и возникает она не у всех. Но ее пример прекрасно демонстрирует, как отчаянно мы сражаемся с данными нам природой ограничениями, и все потому, что ощущение, будто мы обязаны делать больше, чем можем, стало нормой. В сущности, «занятость» не совсем правильное слово, поскольку некоторые виды занятости могут доставлять большое удовольствие. Кто бы не захотел жить в Бизитауне из культовых детских книжек, созданных в 1960-е годы американским писателем и иллюстратором Ричардом Скарри? Его коты-бакалейщики и поросята-пожарные, конечно же, очень заняты; в Бизитауне нет бездельников, а если такие и находятся, власти побыстрее убирают их с глаз долой, прямо как в Пхеньяне. Но жители Бизитауна никоим образом не перегружены. Они излучают радостное самообладание, как положено котам и поросятам, которые очень заняты, но совершенно уверены, что их рабочие задачи идеально улягутся в рабочие часы, – в отличие от нас, боящихся или точно знающих, что мы-то ничего не успеем.

Статистика показывает, что это чувство присутствует на всех ступенях экономической лестницы{31}31
  О взаимосвязи нехватки денег и времени см., например: Andrew S. Harvey and Arun K. Mukhopadhyay, «When Twenty-Four Hours Is Not Enough: Time Poverty of Working Parents,» Social Indicators Research 82 (2007): 57–77. Но чувство перегруженности (и жалобы на него) скорее свойственны тем, кто зарабатывает больше, см.: Daniel Hammermesh, Spending Time: The Most Valuable Resource (New York: Oxford University Press, 2018).


[Закрыть]. Если вы работаете на двух работах с минимальной зарплатой, чтобы прокормить детей, вероятность перегрузки для вас очень велика. Если же вы относительно обеспечены, перенапряжение грозит вам по причинам, для вас не менее серьезным: ведь у вас хороший дом, а следовательно, ипотека дороже, а может быть, работа (интересная и хорошо оплачиваемая!) предъявляет вам требования, идущие вразрез с вашим желанием проводить больше времени с пожилыми родителями, больше участвовать в жизни детей или посвятить жизнь борьбе с изменением климата. Как утверждает ученый-юрист Дэниел Марковиц, в нашей культуре, зацикленной на достижениях, даже победители – те, кто поступает в лучшие университеты, а потом зарабатывает больше всего денег, – обнаруживают, что наградой им служит лишь постоянная необходимость «пахать как лошадь», чтобы сохранить доход и статус, – казалось бы, непременные условия для той жизни, которую они хотели бы прожить{32}32
  Daniel Markovits, «How Life Became an Endless, Terrible Competition,» The Atlantic, September 2019. https://www.theatlantic.com/magazine/archive/2019/09/meritocracys-miserable-winners/594760/.


[Закрыть].

Дело не просто в том, что эта ситуация кажется невозможной; с чисто логической точки зрения она на самом деле невозможна. Вы обязаны делать больше, чем можете? Так не бывает. Это бессмыслица: если у вас действительно нет времени на все, что вы хотите сделать, или должны были бы сделать, или чего требуют от вас другие, значит, этого времени нет, и точка. Даже если вам грозят тяжелые последствия из-за того, что переделать все дела не удалось. Поэтому, по идее, переживать из-за непомерного списка дел просто нерационально. Вы сделаете все, что в ваших силах, и не сделаете того, что не в ваших силах, а тиранический внутренний голос, настаивающий, что нужно сделать все, просто ошибается. Конечно, мы редко обдумываем ситуацию так рационально, поскольку это означает признать болезненную правду о границах. Нам пришлось бы смириться с тем, что иногда приходится делать трудный выбор: какие шансы упустить, кого разочаровать, от каких лелеемых амбиций отказаться, в каких начинаниях потерпеть неудачу. Может быть, остаться на нынешней работе и при этом уделять достаточно внимания детям невозможно. Может быть, отдавать время и силы творческому призванию и при этом содержать дом в порядке, заниматься спортом и т. п. невозможно. Пытаясь уйти от этих неприятных истин, мы лишь принимаем стратегию, предлагаемую расхожими советами, как справиться с перегрузкой: говорим себе, что нужно просто найти способ делать больше, – иными словами, решить проблему занятости с помощью еще большей занятости.

Сизифов ящик

Такова современная реакция на проблему, но она не нова. В 1908 году английский журналист Арнольд Беннетт опубликовал короткий и брюзгливый сборник советов, одно название которого показывает, что отчаянные попытки впихнуть в сутки как можно больше дел уже лихорадили эдвардианский мир: «Как прожить на 24 часа в день». «Не так давно в ежедневной газете битва разгорелась вокруг вопроса, может ли женщина прожить в деревне на 85 фунтов в год. Мне встречалось эссе „Как прожить на 8 шиллингов в неделю“. Но я никогда не видел эссе „Как прожить на 24 часа в день“»{33}33
  Беннетт А. Как прожить на 24 часа в день. https://royallib.com/book/bennet_arnold/kak_progit_na_dvadtsat_chetire_chasa_v_den.html.


[Закрыть], – писал Беннетт. На всякий случай поясняю, в чем юмор: абсурдно уже то, что кому-то нужен такой совет, поскольку никто никогда не располагал более чем 24 часами в сутках. Тем не менее люди в нем нуждались: Беннетту и его целевой аудитории, служащим из пригородов, которым приходилось добираться трамваем и поездом до своих офисов в центре растущих городов Англии, время уже казалось слишком маленьким контейнером для всего, что оно должно было в себя вмещать. Он беседовал «со своими товарищами по несчастью – неисчислимой армией душ, преследуемых более или менее болезненным ощущением, что годы все утекают и утекают, а они до сих пор не смогли привести свою жизнь в надлежащий порядок». Он прямолинейно поставил диагноз: большинство людей тратит несколько часов в сутки, особенно вечерних, даром. Они говорят себе, что устали, хотя легко могли бы поднапрячься и взяться за любые обогащающие жизнь занятия, на которые у них, как они утверждают, нет времени. «Я предлагаю, – писал Беннетт, – в шесть часов вечера посмотреть фактам в лицо и признать, что вы не устали (ибо это так, сами знаете)». Кроме того, он предлагает вставать пораньше и даже подробно инструктирует читателя, как заварить себе чай, если вы вдруг встали раньше прислуги.

«Как прожить на 24 часа в день» – замечательная, вдохновляющая книга со множеством практических советов; ее стоит прочитать и сегодня. Но вся она основывается на одном крайне сомнительном предположении (не считая того, что у вас есть прислуга). Как и все последующие эксперты по тайм-менеджменту, Беннетт подразумевает, что если следовать его советам, то можно сделать достаточно важных вещей, чтобы почувствовать себя в гармонии со временем. Добавьте чуть больше деятельности в контейнер каждого дня, утверждает он, и вы достигнете спокойной уверенности, что времени наконец-то достаточно. Это было не так в 1908 году, а теперь и подавно. Именно это я и начал осознавать тогда, на скамейке в бруклинском парке. И я по-прежнему считаю, что это лучшее противоядие от чувства нехватки времени, освободительный первый шаг на пути к признанию своих ограничений: понять, что времени для всего или хотя бы для достаточной части того, что кажется важным, у вас не будет ни при каких обстоятельствах.

Дело не в том, что вы еще не нашли подходящих приемов тайм-менеджмента или не приложили достаточно усилий, не в том, что нужно вставать раньше, и уж конечно, не в том, что от вас вообще нет толку. В корне неверна сама идея. Нет никаких оснований полагать, что увеличение количества дел когда-нибудь даст вам ощущение, что все под контролем, или позволит выкроить время для всего важного. Начнем с того, что само понятие «важного» субъективно, поэтому не стоит думать, будто время у вас найдется для всего, что считаете важным вы, ваш начальник или ваша культура. Но есть и другой пренеприятный момент: как только вы научитесь везде успевать, вы заметите, что важного, значимого или обязательного будет становиться все больше. Заслужив репутацию человека, работающего с рекордной скоростью, вы начнете получать больше заданий. (Ваша начальница не дура: зачем давать дополнительную работу тому, кто работает медленнее?) Как только вы поймете, как делить время между детьми и офисом без чувства вины за то и другое, вас снова начнут дергать, требуя больше заниматься спортом или вступить в родительскую ассоциацию, – о, и не пора ли уже наконец научиться медитировать? Откроете свой бизнес, о котором мечтали многие годы, и, если дела пойдут успешно, вы оглянуться не успеете, как почувствуете недовольство из-за того, что он такой маленький. То же касается домашних дел. Рут Шварц Коуэн в книге «Больше работы для матери» (More Work for Mother) рассказывает, что, когда домохозяйкам стала доступна трудосберегающая техника вроде стиральных машин и пылесосов, это никак не помогло им экономить время, потому что общепринятые стандарты чистоты возросли так, что свели на нет все старания инженеров{34}34
  Ruth Schwartz Cowan, «The Invention of Housework: The Early Stages of Industrialization,» в: More Work for Mother: The Ironies of Household Technology from the Open Hearth to the Microwave (London: Free Association, 1989), 40–68.


[Закрыть]. Теперь, когда стало возможно приводить рубашки мужа в безукоризненное состояние после каждой носки, вам начало казаться, что вы должны это делать, чтобы показать, как вы его любите. «Работа заполняет время, отпущенное на нее», – написал в 1955 году британский сатирик и историк Сирил Норткот Паркинсон, сформулировав таким образом знаменитый первый закон Паркинсона{35}35
  Паркинсон С. Н. Законы Паркинсона. – М.: Прогресс, 1989.


[Закрыть]. Но это не просто шутка, и применим этот закон не только к работе, а ко всему, что необходимо сделать. На самом деле именно представление о том, что необходимо сделать, расширяется, заполняя все имеющееся у нас время.

Эта печальная ирония хорошо заметна в работе с электронной почтой, замечательном изобретении XX века, с помощью которого любой случайный человек на планете получает возможность донимать вас бесплатно и в любое время дня и ночи, влезая в электронное окно, которое стоит у вас перед носом или лежит в кармане весь рабочий день, а зачастую и в нерабочее время. Вход в систему, то есть число электронных писем, которые теоретически можно получить, по сути, бесконечен. Но выход – число сообщений, которые вы успеваете толком прочитать, ответить на них или просто удалить, – строго ограничен. Поэтому оптимизировать работу с электронной почтой – это все равно что все быстрее и быстрее взбираться по бесконечной лестнице: вы уже давно запыхались, но, как бы ни торопились, до самого верха все равно не доберетесь. В древнегреческом мифе боги наказывают царя Сизифа за высокомерие, приговорив его катить в гору тяжелый камень, который потом скатывался вниз. Это действие он был приговорен повторять до скончания веков. В современной версии мифа Сизиф опустошал бы папку «Входящие», откидывался на спинку кресла и делал глубокий вдох – и тут же слышал знакомый сигнал: «У вас новые сообщения…»

На самом деле все гораздо хуже, поскольку начинает действовать эффект открытых ворот: вы отвечаете на электронное письмо, весьма вероятно, что на него придет ответ, который тоже может потребовать ответа, и так до самого Судного дня. При этом у вас появится репутация человека, быстро отвечающего на электронные письма, поэтому все кинутся писать именно вам. (Напротив, безответственные почтовладельцы, забывая ответить, в итоге нередко экономят время: люди находят другие решения проблем, которые хотели взвалить на вас, или же проблемы, о которых они писали, рассасываются сами собой.) Беда не в том, что вы не справляетесь с потоком писем; просто сами попытки «справиться» генерируют больше электронных писем. Общий принцип можно назвать ловушкой эффективности. Сколько ни повышайте эффективность, применяя различные приемы или взваливая на себя больше работы, чувства, что у вас достаточно времени, все равно не возникнет, потому что при равных условиях рост требований сведет на нет всю пользу. Вы не просто не сделаете все дела – вы будете создавать новые.