Текст книги "Assassin's Creed. Откровения"

Оливер Боуден
Assassin's Creed. Откровения

Oliver Bowden

ASSASSIN’S CREED: REVELATIONS

© И. Иванов, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

Часть первая

 
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
 

Данте. Божественная комедия[1]1
  Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]

1

В холодной чистой вышине парил орел.

Дальняя дорога утомила путника. Его одежду густо покрывала дорожная пыль. Он отвел глаза от летящей птицы, заставил себя встать, перелез через невысокую стену, сложенную из грубого камня, и замер, медленно обводя взором местность вокруг. Крепость стояла на высоком холме. Зубчатые горы с заснеженными вершинами служили ей дополнительной защитой. Сторожевая башня, увенчанная куполом, казалась зеркальным отражением второй башни, поменьше, стоявшей поблизости и используемой в качестве тюрьмы. Камни цвета ржавого железа, словно когти, цеплялись за основание этих башен с отвесными стенами. Путник видел их не впервые. Вчера, уже в сумерках, поднявшись на гору в полутора километрах отсюда, он сумел разглядеть их. Как будто башни появились здесь по волшебству, соединив в себе силу строительного камня и близлежащих скал.

Наконец-то он добрался до цели своего путешествия. Путь сюда занял целый год. Дорога была длинной и утомительной, а погода – суровой.

На всякий случай путник прильнул к земле и замер, проверяя оружие. Он продолжал наблюдать за окрестностями, пытаясь уловить хотя бы признак движения.

Парапеты были пусты. Ни души. Резкий ветер крутил вихри снежинок. Похоже, место совершенно обезлюдело. Впрочем, таким путник его себе и представлял, когда читал о башнях. Однако жизнь научила его, что лучше всегда убедиться наверняка, и потому он старался не выдавать своего присутствия.

Никаких звуков, только ветер. И вдруг впереди и слева по склону скатилось несколько камешков. Путник напрягся, медленно приподнялся и вскинул голову. Через мгновение в правое плечо ударила стрела, пробив доспех.

Путник слегка пошатнулся, морщась от боли. Рука потянулась к застрявшей стреле. Он пристально вглядывался в нагромождение камней. Обрыв перед входом в крепость был не слишком высок, около шести метров, не больше, и служил еще одной внешней преградой. На его краю появился человек в выцветшем красном мундире, поверх которого был надет серый плащ и доспехи. Судя по знакам отличия, капитан. Непокрытая голова была обрита наголо. Во все его лицо тянулся косой шрам. Капитан открыл рот и не то что-то прорычал, не то торжествующе улыбнулся, обнажая мелкие неровные зубы. Они даже не пожелтели, а порыжели, как могильные камни на заброшенном кладбище.

Путник взялся за древко стрелы. И хотя ее зазубренная головка пробила металл доспеха, острие лишь поцарапало кожу. Выдернув стрелу, путник отшвырнул ее в сторону. Тем временем на обрыве, по обе стороны от бритоголового капитана, появилось больше сотни вооруженных людей. Все они были одинаково одеты и стояли, держа на изготовку оружие. Их лица скрывались под шлемами, однако черные орлы на мундирах подсказывали путнику, что это за люди и чего от них ждать, если он окажется у них в плену.

Как он мог попасться в столь простую ловушку? Должно быть, сказывается возраст. Ведь были приняты все меры предосторожности.

Он присмотрелся к их оружию. Мечи и алебарды, сочетающие в себе пики и топоры.

Путник отступил, готовый встретить противников, которые быстро спускались к нему, намереваясь окружить со всех сторон. Считая его своей добычей, они тем не менее не решались подойти ближе чем на длину алебарды. Путник чувствовал: даже при таком численном преимуществе они боятся. Ничего удивительного, слишком уж хорошо известна его репутация.

Путник шевельнул руками, выдвинув два узких серых, смертельно опасных клинка. Внутренне собравшись, он отразил первый удар. Похоже, его надеялись взять живым. Затем нападавшие ринулись со всех сторон, угрожая алебардами и пытаясь повалить его на колени.

Он резко повернулся, двумя точными движениями перерубил древки ближайших алебард и затем нашел одному из них лучшее применение – вогнал его в грудь владельца.

Противники приближались. Путник успел вовремя пригнуться – и острие пронеслось над его согнутой спиной, не добрав до цели каких-нибудь полпальца. Путник стремительно развернулся и левым клинком полоснул по ногам нападавшего, что стоял у него за спиной. Взвыв, солдат рухнул на камни.

Путник схватил алебарду, которая несколько мгновений назад едва не поразила его в спину. Топором он отсек обе руки у очередного противника. Отрезанные кисти взметнулись (скрюченные пальцы словно умоляли о пощаде), за ними красной дугой брызнули струи крови.

Решительные действия путника ненадолго задержали нападавших. Но они многое успели повидать на своем веку. Передышка была совсем короткой. Солдаты вновь ринулись на путника. Он взмахнул алебардой, и теперь ее топор глубоко вонзился в шею того, кто недавно готовился нанести опасному одиночке смертельный удар. Путник бросил древко и мгновенно убрал скрытые клинки. Освободившимися руками он схватил сержанта, размахивающего тяжелым боевым мечом, и швырнул в гущу наступавших солдат, предварительно завладев его оружием. Путник обеими руками сжал эфес, чувствуя, как напряглись его мускулы. Оружие пришлось как нельзя кстати. Мечом путник раскроил шлем еще одного нападавшего, который посчитал, что сможет незаметно подобраться к путнику сзади.

Меч намного лучше годился для противостояния толпе противников, чем легкая кривая сабля, висевшая на поясе путника. Ее он раздобыл, добираясь сюда. А скрытые клинки были незаменимы для ближнего боя. Они еще ни разу не подвели своего хозяина.

Из крепости на помощь сражающимся уже бежало подкрепление. Сколько жертв понадобится врагам, чтобы справиться с единственным противником? Вскоре солдаты окружили путника. Но он перемахнул через чью-то спину, отразил удар меча тяжелым металлическим наручем на левой руке, после чего трофейным мечом ударил нападавшего.

И вдруг кругом все стихло. С чего бы это? Путник остановился, переводя дыхание. Когда-то он мог сражаться почти безостановочно. Он вскинул голову. По краю обрыва все так же стояли солдаты в серых кольчугах.

Но среди них путник неожиданно увидел необычного человека.

Он ходил среди солдат, а те словно не видели его. Молодой, в белом плаще. Покроем, но не цветом его одежда напоминала облачение путника. И совершенно такой же остроконечный капюшон на голове, наклоненный чуть вперед наподобие орлиного клюва. Путник открыл рот от изумления. Солдаты замерли. Лишь молодой человек в белом продолжал ходить среди них ровно, спокойно, невозмутимо.

Казалось, его окружали не вооруженные воины, а пшеничные колосья. Он держал себя так, словно сражение его ничуть не волновало или вообще не имело к нему никакого отношения. Была ли на плаще молодого человека такая же пряжка, как у путника? С той же эмблемой, что более тридцати лет невидимым клеймом лежала на сознании и жизни одинокого бойца? (У него было и другое клеймо, зримое, на безымянном пальце левой руки, полученное давным-давно.)

Путник на несколько секунд прикрыл глаза, а когда открыл их снова, видение (если это можно назвать видением) исчезло. Шум, запахи и опасность вновь окружили его, как и многочисленные противники. Они не жалели сил и жизней, и в какой-то момент он понял: их не одолеть и от них не сбежать.

Но теперь он не чувствовал себя совсем одиноким в стане врагов.

Однако времени на раздумья не было. Противники наседали – в равной степени злые и испуганные. Удары сыпались со всех сторон. Их было слишком много, чтобы отразить каждый. Путник отчаянно сопротивлялся. Он убил пятерых, затем еще десятерых. Но он сражался с тысячеглавой гидрой. Вперед вышел крепкий, рослый солдат, замахнувшись тяжелым мечом. Верный наруч отразил удар. Путник бросил свой меч, чтобы скрытым клинком на правой руке поразить нападавшего. Однако силачу повезло. Наруч погасил лишь часть силы удара, но остальной хватило, чтобы меч солдата, скользнув по металлу, срезал левый скрытый клинок. И как назло, в этот момент путник, потеряв равновесие, наступил на камень и подвернул себе лодыжку. Он ничком упал на землю и так и остался лежать.

Солдаты приближались со всех сторон, по-прежнему не решаясь подойти вплотную. Острия пик уперлись путнику в спину. Одно движение, и ему конец.

Но опасный одиночка не собирался умирать.

Послышался хруст камешков. Кто-то приближался. Приподняв голову, путник увидел над собой бритоголового капитана с багровым шрамом на лице.

Капитан откинул капюшон путника, вгляделся в лицо и улыбнулся. Его ожидания оправдались.

– Ага, к нам пожаловал сам Наставник. Эцио Аудиторе из Флоренции. Думаю, ты уже догадался, что мы тебя ждали. Представляю, какое потрясение ты испытал, видя старинный оплот твоего братства в наших руках. Но так было суждено. Невзирая на все ваши усилия, победа за нами! – Капитан выпрямился и приказал окружавшим его солдатам: – Отведите его в камеру. Но вначале наденьте кандалы и понадежнее их закрепите.

Солдаты подняли Эцио на ноги и опасливо, торопливо заковали в кандалы.

– Идти недалеко, а подниматься долго, – сказал ему капитан. – Теперь ты можешь только молиться. Утром мы тебя вздернем.

В небе высоко над ними продолжал парить орел. Однако никто из людей не следил за его полетом и не видел, насколько он красив и свободен.

2

Солнце, выбелив бледно-голубое небо, опустилось чуть ниже. Однако хищная птица целенаправленно продолжала свой полет. Тень от нее падала на камни и становилась такой же зубчатой, как они.

Эцио следил за орлом, глядя в узкое окошко, больше напоминающее бойницу в толстой каменной стене. Как и у хищника, его глаза находились в непрестанном движении. Мысли тоже не находили покоя. Он потратил столько времени, забрался в такую даль… Неужели ради такого бесславного конца?

Эцио стиснул кулаки. Его мускулы почувствовали отсутствие скрытых клинков – превосходного оружия, не раз выручавшего его.

Однако он знал, куда тамплиеры могли спрятать его оружие после того, как устроили ему засаду, пленили и приволокли сюда. Эцио мрачно улыбнулся. Эти солдаты – его давние враги. Как же их удивило, что у старого льва еще осталось столько прыти!

Он знал эту крепость. По рисункам и чертежам, накрепко врезавшимся ему в память.

Камера, куда бросили Эцио, находилась на самом верхнем этаже одной из башен великой крепости Масиаф – цитадели, некогда бывшей оплотом ассасинов, а затем долго пустовавшей. Теперь она оказалась в руках тамплиеров. Как и сам Эцио. Один, без оружия, еды или питья, в грязной, изорванной одежде. В любую минуту сюда могли войти его палачи. Но Эцио не собирался покоряться судьбе. Он знал, зачем в Масиафе появились тамплиеры, и должен был им помешать.

Главное, он пока еще жив.

Эцио продолжал следить за орлом. Из узкого башенного окошка ему было видно каждое перо птицы, ярко-белое на конце. Он любовался орлиным хвостом, похожим на руль корабля. Цвет хвоста, белый с коричнево-черными крапинками, был схож с цветом седеющей бороды ассасина.

Пленник смотрел на полет орла, но думал о своем путешествии, мысленно возвращаясь к его началу.

В жизни Эцио хватало башен и парапетов. Например, парапет крепостной стены в испанском городке Виана, откуда он сбросил Чезаре Борджиа, и тот разбился насмерть. Было это в 1507 году от Рождества Христова. Всего четыре года назад, а кажется, словно прошло четыре столетия, настолько далекими стали те события. Потом были другие злодеи, другие претенденты на мировое господство. Все они появлялись и исчезали, и каждый искал тайну власти и тайну силы. А он, впервые ставший узником, нещадно боролся с каждым.

Вся жизнь Эцио состояла из битв.

Орел резко развернулся. Его движения стали сосредоточеннее. Эцио продолжал наблюдать за хищником. Он не сомневался: орел высмотрел добычу и теперь готовился упасть на нее камнем. Но какая жизнь может существовать в этих суровых местах? Впрочем, внизу, в тени Масиафа, находилась одноименная деревня. Здесь люди держали скот, возделывали клочки скудной земли. Скорее всего, орел высмотрел среди холмов, усеянных серыми камнями, дикую козу. Возможно, молодую и неопытную. Или старую и усталую. Не исключено, что и покалечившуюся на каменных кручах. Орел летел против солнца, и на мгновение его силуэт пропал в нестерпимо-ярком свете. Вновь появившись, он начал сужать круги своего полета. Вскоре он застыл в бескрайней небесной голубизне и вдруг с быстротой молнии ринулся вниз, исчезнув из виду.

Эцио повернулся к окну спиной и оглядел свою камеру. Деревянная койка; точнее, топчан, грубо сколоченный из досок. Ни подстилки, ни одеяла. Кособокий стул и стол. Никакого распятия на стене. А на столе – его обед в простой оловянной миске. Оловянная ложка застыла в холодной каше, к которой Эцио не притронулся. Рядом с миской – деревянная кружка. Эцио очень хотелось пить, но он не сделал ни глотка. Есть ему тоже хотелось, однако он боялся, что тамплиеры подмешали в кашу и воду какое-нибудь зелье. Эцио знал о существовании снадобий, забирающих силу и туманящих разум. Тамплиеры вполне на такое способны.

Он вновь окинул свою темницу взглядом, но грубые каменные стены не давали ему ни успокоения, ни надежды. Ни один предмет в камере не мог служить подспорьем для побега. Эцио вздохнул. Ведь были же другие ассасины, знавшие о его миссии и хотевшие поехать вместе с ним. А он настоял, что поедет один. Возможно, не получив от него никаких известий, они отправятся по следам. Но будет уже слишком поздно.

Вопросов было всего два. Многое ли тамплиеры успели узнать? И многим ли успели овладеть?

Он был так близок к завершению – и надо же… такая внезапная и такая дурацкая остановка. Эту миссию Эцио задумал вскоре после возвращения в Рим из Испании. Там в середине лета он отпраздновал свое сорокавосьмилетие вместе с давними друзьями Леонардо да Винчи и Никколо Макиавелли. Торжество было недолгим и оказалось прощальным. Никколо собирался вернуться во Флоренцию, а Леонардо – в Милан. Художник нуждался в новом меценате и был готов принять давно предлагаемое ему покровительство Франциска – главного претендента на французский престол, – который предлагал Леонардо великолепный особняк в Амбуазе, на берегу Луары.

Вспомнив о Леонардо, Эцио улыбнулся. Голова этого человека всегда была переполнена самыми невероятными замыслами. Сегодня, сражаясь с тамплиерами, он лишился одного из скрытых клинков. Эцио вдруг почувствовал, как ему недостает старого друга. Только этому человеку он бы доверил починку клинка. К счастью, Леонардо послал ему чертежи нового устройства, названного парашютом. Римские умельцы изготовили новинку, и ассасин захватил ее с собой. Тамплиеры, конечно же, перешерстят его мешок, но вряд ли поймут назначение диковинки. А Эцио обязательно воспользуется парашютом при первой же возможности.

Если она у него будет.

Усилием воли Аудиторе прогнал мрачные мысли.

Но в камере действительно не было ничего, что сгодилось бы для побега. Нужно ждать, пока за ним явятся, чтобы повести на виселицу. Пока есть время, он должен продумать свои действия. В прошлом обстоятельства часто вынуждали его импровизировать. А пока необходимо дать отдых телу. Тело его не подведет. Перед поездкой он усиленно упражнялся, да и само путешествие было отличным упражнением, дополнительно закалившим его. А отдых ему не помешает. Очень хорошо, что после изматывающего сражения у него есть возможность отдохнуть…

Все началось с письма.

Папа Юлий II благоволил ассасинам. В свое время он помог Эцио победить коварное и могущественное семейство Борджиа. Пользуясь покровительством папы, Аудиторе перестроил и укрупнил римское гнездо братства, сделав это место своим главным оплотом.

В рядах тамплиеров наблюдался разброд, и особых хлопот они не доставляли. Эцио вполне мог передать дела братства в руки своей сестры Клаудии. Но ассасины не теряли бдительности. Они знали: тамплиеры обязательно оправятся, сплотят ряды и продолжат начатое. Только теперь они станут гораздо скрытнее в своих действиях, а их паутина разрастется. Цель у тамплиеров была все та же – поиск знаний и предметов неведомой древней цивилизации для получения невиданного.

Ассасины пока превосходили своих противников, но тамплиеров не стоило списывать со счетов.

Эцио успокаивало и обнадеживало то, что опасными знаниями он поделился лишь с Макиавелли и Леонардо. Только они знали, где упокоилось Яблоко – одна из Частиц Эдема. Этот странный предмет, позволявший управлять человеческим разумом, успел наделать немало бед и стать причиной многочисленных смертей. Повинуясь видению, Эцио спрятал Яблоко в тайном помещении склепа под церковью Святого Николая в Карчере. Потайная комната была надежно запечатана. На ее местонахождение указывали лишь священные символы братства. Заметить и расшифровать их смогут только ассасины будущего. Эцио надеялся, что одна из величайших и опаснейших Частиц Эдема навсегда сокрыта от посягательств тамплиеров.

Правление Борджиа губительно сказалось на братстве. Многое приходилось разыскивать и возвращать, приводить в порядок или строить заново. Эцио без сетований взялся за эту кропотливую работу, хотя по натуре своей он был воином, привыкшим к простору и действиям. Сидение в архивах и поиски среди пыльных книг и свитков больше подошли бы Джулио – секретарю его покойного отца. Или тому же Макиавелли, склонному к ученым занятиям. Но Макиавелли тогда командовал флорентийским ополчением, а Джулио вот уже более тридцати лет как умер.

Скорее всего, не прояви Эцио ответственного отношения к этой рутинной работе, он бы и не обнаружил упомянутого письма. А если бы письмо нашел кто-то другой, то вряд ли догадался бы о важности написанного.

Письмо это хранилось в кожаном футляре, достаточно ветхом и потрескавшемся от времени. Его написал отец Эцио, Джованни Аудиторе, своему брату Марио. Дядя заменил Эцио казненного отца. Он обучил племянника воинскому искусству и еще тридцать лет назад (как давно это было!) посвятил Эцио в ассасины… Вспомнив о дяде, Эцио вздрогнул. Марио был жестоко убит Чезаре Борджиа при осаде Монтериджони.

Эцио многократно отомстил семейству Борджиа за своего дядю. Но письмо полувековой давности давало ассасину шанс отправиться с новой миссией. Письмо он обнаружил в 1509 году. В его возрасте судьба редко дарит людям такой шанс. Даже не шанс, а своеобразный вызов. Надежда, что успешное выполнение миссии навсегда лишит тамплиеров реальных возможностей установить власть над миром.

Палаццо Аудиторе

Флоренция

4 февраля 1458 г

Дорогой брат!

Силы, противоборствующие нам, становятся все могущественнее. В Риме появился человек, возглавивший наших врагов. Он обладает громадной властью и возможностями; это нам с тобой обязательно нужно принять во внимание и впредь не забывать. Посему считаю необходимым поделиться с тобой в высшей степени секретными сведениями. Если судьба меня переиграет, сделай так (при необходимости, ценой собственной жизни), чтобы эти сведения никогда и ни при каких обстоятельствах не попали в руки наших врагов.

Как ты знаешь, в Сирии находится старинная крепость Масиаф, которая некогда была основным оплотом нашего братства. Там свыше двухсот лет назад наш тогдашний Наставник Альтаир ибн Ла-Ахад – величайший ассасин – устроил библиотеку, расположив ее в подземелье.

Больше я не напишу о ней ни слова. Осторожность требует, чтобы все остальное я сообщил тебе при личной встрече. Записывать подобные сведения недопустимо.

Я бы сам с великой радостью отправился в путешествие, однако сейчас у меня нет на это времени. Наши враги напирают, и мы вынуждены отбиваться.

Твой брат

Джованни Аудиторе

Вместе с отцовским письмом в футляре хранился еще один лист пергамента со странным текстом. Почерк тоже был отцовским, но написанное представляло собой перевод какого-то старинного документа, по времени сопоставимого со страницами Кодекса, обнаруженного Эцио и его друзьями около тридцати лет назад. Текст на листе гласил:

Несколько дней я безотрывно провел наедине с артефактами. А может, уже несколько недель? Или месяцев? Время от времени кто-то приходит, предлагая поесть или спрашивая о чем-то. Сердце подсказывает: пора оторваться от этих опасных изысканий, однако мне все труднее и труднее возвращаться к своим привычным обязанностям. Малик с пониманием относился к моей работе, но даже у него в голосе появились знакомые нотки раздражения. И все же я должен продолжать свои исследования. Я должен понять устройство Частицы Эдема, называемой Яблоком. Его свойство простое. Даже слишком простое: управление человеком. Человеческим разумом и волей. Но то, как все это происходит… средства и способы… ОНИ превосходят всякое воображение. Яблоко – воплощенное искушение. Тем, кто подпадает под власть его сияния, оно обещает исполнение всех желаний. Взамен Яблоко требует лишь одного – полного и безоговорочного послушания. У кого хватит сил на отказ? И я познал мгновение слабости. Это произошло во время сражения с моим Наставником Аль-Муалимом. Его слова поколебали мою уверенность. Человек, заменивший мне отца, впоследствии стал моим величайшим врагом. Ему было достаточно крохотной искорки сомнения, чтобы проникнуть в мой разум. Но я победил порожденных им призраков, восстановил уверенность в себе и оборвал его земную жизнь. Однако сейчас я задаюсь вопросом: разве я не повторяю его путь? Забыв про все свои обязанности, я сижу и отчаянно пытаюсь понять то, что намеревался уничтожить. Я чувствую: Яблоко – больше чем оружие; оно – орудие, позволяющее помыкать разумом других людей. Но так ли это на самом деле? Может, оно просто следует своему назначению и показывает мне то, чего я жажду сильнее всего? Знание… Всегда близкое и всегда недосягаемое. Манящее. Искушающее…

На этом старая рукопись обрывалась. Остальная ее часть была утрачена. Неудивительно: пергамент был настолько хрупким, что от малейшего прикосновения рассыпался под пальцами.

Читая отцовский перевод, Эцио почти ничего не понял, однако что-то в тех словах было странным образом ему знакомо – он ощутил странное покалывание в кончиках пальцев и даже на коже головы.

Покалывание повторилось и сейчас, стоило ему вспомнить про тот отрывок. Место для воспоминаний было весьма подходящим: Масиаф, тюремная камера в башне. В узкое окно светило заходящее солнце. Кончался день, который вполне мог стать его последним днем на земле.

Эцио мысленно представил себе лист старого пергамента. Вспомнил, как читал и перечитывал отцовские строчки. Решение отправиться в Масиаф возникло само собой.

Быстро темнело. Небо стало кобальтово-синим. По нему рассыпались точки звезд.

Без всякой причины Эцио вдруг вспомнил молодого человека в белом плаще. Можно было посчитать его призраком, игрой усталого воображения. Но интуиция подсказывала: молодой человек – не призрак. Он действительно ходил между тамплиерами и, что еще более странно, общался с Эцио.