Текст книги "Страж её сердца"

Разговор сам собой утих, они ехали уже по улицам Роутона, все ближе и ближе к центру, и Алька забеспокоилась. Приор говорил о магазине готового платья, но ведь чем ближе к главной площади, тем дороже. Ей совсем не хотелось, чтобы на нее смотрели с жалостью и брезгливостью расфуфыренные куклы, что обычно обслуживают богатых покупательниц. И только этот страх стать посмешищем подвиг ее на вопрос:

– Ниат Эльдор, простите, а куда мы едем?

И невольно съежилась, ожидая то ли удара, то ли окрика.

– В «Золотой ирис», – совершенно невозмутимо, даже не поворачивая головы, ответил Эльдор.

– «Золотой ирис»! – Алька не сдержала возгласа. – Но зачем? Зачем вы меня туда везете? Чем я так провинилась, что вы хотите меня мучить еще и там?

– А ну тихо! – Он недовольно нахмурился, и Алька сжалась в комок. – Что за глупости? Никто тебя мучить не собирается.

Но ее уже было не остановить. Пусть лучше убьет ее, чем вот так…

– Посмотрите на меня, – твердо сказала Алька, – я тощая оборванка с фиолетовым пятном в полрожи. И вы хотите, чтобы мне подбирали платья вот там? Чуть ли не в самом дорогом магазине Роутона? Да мы даже в лучшие времена обходили его стороной, туда же зайти страшно, такие цены…

На сей раз Эльдор удостоил ее взгляда, холодного, равнодушного.

– Снова будешь прыгать и убегать?

– Не буду, – буркнула Алька, – я помню про ошейник.

– Вот и не надо. – Он помолчал, а затем откровенно сказал: – Моя жена всегда одевалась в этом магазине. Именно поэтому я и знаю только этот магазин женской одежды в Роутоне. Да и меня там помнят.

«Жена. У него была жена!»

Отчего-то известие о том, что у совершенно непрошибаемого, безжалостного, бесчувственного приора когда-то была жена, подействовало как ведро ледяной воды. Алька затихла и снова сжалась в комок в углу дивана.

«Была жена. Была… А может, и дети были?»

– Мне жаль, – вздохнула она, – всегда тяжело терять близкого человека. Простите меня, я веду себя совершенно неподобающим образом. Конечно же, я ваша рабыня и выполню все, что скажете…

– Терять? – Он приподнял бровь. – В каком-то смысле да, я ее потерял. Но она жива, здорова и даже повторно вышла замуж, если сплетни не врут. А вот мы и приехали…

Про магазин «Золотой ирис» Алька знала понаслышке. О том, что там зеркала во всю стену, что туда привозят коллекции от Пьера Монтена и Алисы Шейп, что там одеваются жены и любовницы важных людей Роутона. И вот теперь она испуганно жалась за спиной Эльдора, в то время как он невозмутимо дожидался, когда лакей услужливо распахнет дверь. Тиб крутил головой и крепко цеплялся за руку приора, со стороны их вполне могли принять за отца и сына. Но это было не так. Алька не удержалась и вздохнула. Горько стало оттого, что Тиберик так быстро забывал родителей, так легко купился на доброе отношение к себе совершенно чужого человека. Как будто ее любви не хватало.

– Идем, – бросил через плечо приор, они с Тибом уверенно зашли в магазин.

Алька понуро брела следом, но когда вошла, все-таки не сдержала восхищенного вздоха. Да и какая девушка не мечтала бы делать покупки в подобном месте? Сверкающий полированный пол, ряды манекенов и безбрежный океан стеллажей, полок, стеклянных витрин. Обежав взглядом пространство магазина, Алька пришла к выводу, что здесь можно приобрести все, начиная от панталон и заканчивая верхней одеждой. Она встрепенулась при виде теплого платья в крупную серую клетку – когда-то подобное видела в каталоге Пьера Монтена, и здесь, в «Золотом ирисе», это было именно платье от Монтена, с идеальными строчками, из великолепной, дорогой тонкой шерсти. Встрепенулась – и сникла. Какое это имеет значение сейчас? Когда для всех она не человек, а так, опасная зверушка, которая и контролировать себя не может.

Между тем из сверкающих недр магазина к Мариусу выплыли две красотки в совершенно одинаковых форменных платьях – тоже в клетку, только синюю.

– Добрый день! – От волнения Алька слышала голос Мариуса как сквозь вату. – Я Эльдор, новый приор Роутона, фье. И мне нужно, чтобы вы одели по сезону вот эту девушку.

И шагнул в сторону, открывая замершую Альку взглядам продавщиц.

Алька оцепенела. Сейчас… Да, сейчас они скривятся и скажут, что двуликих здесь не обслуживают. А на нее будут смотреть с презрением и страхом. Как обычно в Роутоне смотрят на таких, как она.

– Мы будем счастливы вам помочь, – прощебетали красотки.

– Два простых домашних платья, – неторопливо продолжал приор, – и одно выходное. И все, что она захочет. Белье, шали, шарфы, перчатки… Что там еще может понадобиться.

Алька не видела его лица – а хотелось бы. Крикнуть: зачем все это, зачем? Перед кем ей красоваться?

Зато она внезапно увидела лица продавщиц и поняла, что они вовсе не смотрят на нее с презрением. Во взглядах, которые они бросали на Альку, была самая обыкновенная зависть. А на приора Святого Надзора девицы взирали с жадностью, как будто он был большой и невероятно вкусной конфетой.

– Просим вас, ниата, пройти с нами.

Алька хотела поправить, что она фье и что в ее жилах нет и следа королевской крови, но Эльдор молча ей кивнул – и она промолчала.

– Мы с Тибом пойдем в кофейню, – сказал он, – там, напротив, делают отличные пирожные. Ну или делали раньше, когда я жил в Роутоне.

Тиберик обернулся, его мордаха сияла.

«Пусть идет, должно же хоть кому-то быть радостно».

И они ушли, и снова Тиберик держал за руку приора. Может быть, так будет правильно? В самом деле, пусть хоть Тиб обретет счастье…

– Идемте, ниата, – снова напомнили о себе продавщицы.

И она подчинилась.

Через час Алька была готова взвыть и очень жалела о том, что у нее печать – иначе бы уже давно выпустила своего крагха, напугала бы девиц, но вырвалась на свободу.

Гора покупок росла. Помимо двух скромных, но очень дорогих платьев с белыми воротничками под горло, продавщицы отложили все необходимое белье – очень тонкое, с кружевной отстрочкой, теплую шаль от Мерлиссы Маль, чулки – теплые, тонкие и даже вульгарные, в сеточку. Алька пыталась воспротивиться, но ей было сказано, что мужчинам нравятся такие чулочки, особенно если это единственный предмет одежды, да и вообще, любая мыслящая здраво девушка мечтала бы оказаться на месте ниаты, так что нечего носом крутить.

Платья, как ни странно, пришлись почти впору, так что даже не требовали подгонки. А уж ботинки и туфли вообще сели идеально.

Алька устала. Она так не уставала, даже когда драила полы в доме. Перед глазами порхали яркие цветные лоскуты, и все многообразие нарядов смешалось в развеселую карусель. А ведь они еще не выбрали выходное платье. А может, и не нужно оно ей? Приор и без того кучу денег оставит в магазине. Зачем ей все это? Полы мыть? Или по окнам пауков гонять?

Ей принесли бархатное платье нежного фиалкового цвета. С очень смелым вырезом и пышными рукавами, расшитыми жемчугом. Было страшно даже подумать, сколько оно стоит, и Алька, обреченно вздыхая, нырнула в этот мягчайший бархат. Потом, когда расправили подол, ее подтащили к огромному зеркалу.

– Вам очень идет, – сказала продавщица, – посмотрите только, как дивно оттеняет цвет глаз.

«Угу, и печать Надзора», – подумала Алька.

Но в зеркало все же глянула – и обмерла.

Оно было идеальным, это платье. И Алька была в нем почти идеальной. Цвет фиалок, белый жемчуг – и серые глаза внезапно обрели небывалый фиолетовый оттенок, и кожа в вырезе словно светится. Ну а то, что волосы коротко острижены, только подчеркивает длинную хрупкую шею, и высокие скулы, и полукружья тонких бровей.

«Ты такая красавица, Алечка, – так говорила мама, – только выходи замуж по любви, за хорошего человека, чтобы быть счастливой».

Алька почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она не хотела плакать, но почему-то все равно плакала. Еще год назад она мечтала о том, что выйдет замуж, что будет семья, любящий муж, дети… А потом стало ясно, что ничего этого не будет. Никогда.

– Очень красиво, – хрипло проговорила она. – Очень…

И закрыла глаза, чтобы не видеть печати, уродливым чернильным пятном залившей пол-лица.

– Что снова не так? – От сердитого голоса приора Алька подскочила на месте.

Один взгляд в зеркало – ну разумеется, стоит за спиной, заложил руки в карманы и смотрит недовольно. Правда, уже без прежней ненависти, она куда-то исчезла, растворилась. Но и не тепло. Смотрит, как на вещь.

– Все так… – прошептала, поспешно опуская глаза. – Но я не понимаю, зачем мне все это, ниат Эльдор. Правда не понимаю. Мне вполне хватило бы теплой рубашки и штанов. Зачем вам так тратиться?

– Я сам решу, на что мне тратиться, – жестко ответил он. – Вся эта одежда для того, чтобы ты достойно выглядела в моем доме. У меня в скором времени начнутся торжественные приемы, как приор Роутона я не могу пренебречь этой обязанностью. А Марго слишком стара и слаба, чтобы накрывать на стол и приносить блюда. Поденщиц я для этого приглашать не хочу, а Эжени на кухне должна управляться. Понятно? Не молчи, посмотри на меня.

– Понятно, – выдавила Алька и глянула на него в зеркало.

– Прекращай лить слезы. Слезами делу не поможешь.

И он отвернулся, отошел в сторону, напряженно о чем-то размышляя.

– А чем? Чем поможешь? – все-таки спросила она. – Иногда я думаю, что для меня лучший выход – шагнуть в Пелену.

Молчание.

Внезапно приор стремительно шагнул к ней, так что Алька сжалась, думала, ударит. Но нет.

– Шею.

– Что?

– Шею мне свою дай, я неясно выражаюсь?

Она покорно подставила шею и закрыла глаза. Судорожно втянула воздух, не понимая, что сейчас последует, и снова ощутила знакомую гамму запахов – горький шоколад, дерево, книги… И добавилась легкая кофейная нотка. Они с Тибом были в кофейне, как могла забыть?

– Иногда, – глухо сказал приор, возясь с замочком ошейника, – иногда жизнь поворачивается совершенно неожиданной стороной, и то, что тебе сейчас кажется непоправимым, через год будет вспоминаться с улыбкой и легким сожалением. Поверь, печать Надзора не самое страшное, что может произойти.

Он ослабил ошейник, просунул между ремешком и шеей палец.

– Так лучше?

– Да, – она сглотнула, – да, лучше…

– Надо было сразу сказать, что жмет. Возьмешь у Марго мазь, помажешь… Тебе подобрали всю одежду?

– Да, ниат Эльдор, – прошептала Алька, не зная, куда деваться.

По коже, особенно там, где шеи касались руки приора, бегали мурашки. Альке было страшно так, что дух захватывало, но вместе с тем ей нравился запах кофе, шоколада, старых бумажных страниц, и она путалась в своих чувствах, не понимала, что правильно: бояться или все-таки немного поверить и открыть глаза?

– Тогда мы можем ехать домой, – пробормотал приор, все еще не убирая руки с ошейника.

Тогда Алька все-таки открыла глаза – и встретила его задумчивый взгляд. Похоже было, что все это время Эльдор внимательно изучал ее лицо.

А потом, как будто опомнившись, резко отодвинулся и сказал:

– Надень купленное теплое платье. И иди в коляску, а я пока расплачусь.

– А где Тиберик? – пискнула Алька, уже не зная, куда деваться от тяжелого, давящего взгляда.

– Он на диване сидит, у входа. Пока ты была здесь, мы уже ему все купили. И пирожных он поел.

Алька промолчала, хотя в груди плененной птицей бился всего один вопрос: зачем вам все это, ниат Эльдор? Зачем?

Зачем возитесь с сиротой? Совесть не спокойна? Зачем одеваете рабыню? Тоже совесть? Или обостренное желание какой-то справедливости?

Ответа на этот вопрос не было. И Алька, глядя в спину удаляющегося приора, внезапно подумала о том, почему он расстался с женой. Впрочем, что тут удивляться? Как вообще с таким жить? А ведь выходя замуж, женщина должна во всем слушаться мужа и угождать ему. В том числе в спальне…

Передернув плечами, Алька вернулась к тем платьям, которые были названы повседневными и простыми.

– Позвольте, я вам помогу переодеться, – словно по волшебству, рядом появилась девушка-продавщица. – Вы будете брать это платье?

– Как пожелает приор Эльдор, – растерянно выдавила Алька, – я не знаю, какую сумму он здесь собирался потратить.

– По слухам, приор Эльдор никогда не скупился, когда его супруга здесь делала покупки, – внезапно сказала девушка и весело подмигнула. – Только теперь фье Мертци не часто тут бывает. Говорят, у мужа ее дела совсем плохи. По слухам, дело попахивает очередным разводом…

– Простите, но мне совершенно не интересно, как дела у фье Мертци. – Алька смотрела на себя в зеркало. Платье в коричневую и кремовую клетку было чудо как хорошо. Только вот печать никуда не денешь.

– А зря, – вкрадчиво ответила продавщица. – Потому что фье Мертци, бывшая ниата Эльдор, уже наводила справки о том, как и с кем живет ее бывший супруг. Наверное, жалованье приора Надзора кажется ей куда более привлекательным, чем жалованье стража.

– А мне-то что с того?

– Так вы же, моя милая, заняли ее место.

– Разве?

Алька вздохнула и подумала, что не обязана объяснять этой ушлой девице, что именно связывает ее с приором.

Когда она наконец вышла к ожидавшим ее Эльдору и Тибу, брат сорвался с дивана, бросился к ней и обнял за ноги, путаясь в длинном клетчатом подоле.

– Алечка! Какая ты красивая! Как и раньше…

– Не нужно, Тиб! – Алька поняла, что краснеет. Посмотрела на Эльдора – тот сидел на диване, вытянув ноги, и с прищуром ее рассматривал.

– Недурственно, – наконец сказал он, – очень даже. Куда лучше, чем было.

«Он просто смеется надо мной. Просто смеется».

– Тогда прошу в экипаж, фье Ритц.

Когда уселись – Алька с краю, Тиб между ней и приором и когда в коляску погрузили все короба и пакеты, Тиб извлек из кармана курточки пряник в виде лошадки.

– Смотри, как мама покупала, – похвастался он Альке, – и грива розовая, и копытца белые-белые.

– Хорошо, – она потрепала его по макушке, – я рада. Надеюсь, ты сказал спасибо ниату Эльдору?

– Сказал-сказал, – насмешливо ответил за Тиба приор. – А от тебя, как я погляжу, спасибо не дождешься?

– Мне не нужно все это. – Алька нахмурилась. – Конечно, я очень, очень благодарна, но…

Ничего не говоря, Эльдор залез в карман, вынул оттуда нечто, завернутое в коричневую бумагу, и положил на колени Альке. Тиб хихикнул.

– Что это?

– Тебе.

Алька недоверчиво покосилась на Эльдора, но тот уже принял привычное каменное выражение лица и взялся за вожжи. Она непослушными пальцами развернула хрустящую бумагу – там оказался точно такой же пряник, как у Тиберика. Такой, как мама покупала.

– Зачем вам все это? – прошептала она. – Зачем?

Но приор уже не слышал. Он сосредоточенно правил экипажем, и вскоре они уже ехали прочь из Роутона, в тихий осенний пригород.

Глава 5
Незваные гости

– Вот увидишь, все наладится. А ошейник… Ну а что – ошейник? Он не выглядит так, будто его с собаки сняли. Тонкий черный ремешок. На украшение похоже.

Они с Эжени возились на кухне, наполняя песочные тарталетки паштетом. Марго тоже принимала участие в приготовлениях, жарила блинчики, и Альке даже досталось несколько – тонких, кружевных, как следует намазанных маслом.

– Я в рабстве на пять лет, – напомнила Алька, переходя к украшению паштета ягодками клюквы. – Что тут может наладиться?

– Деточка, – подала голос Марго, – но разве тебе здесь плохо? Разве ниат Мариус тебя хоть чем-то обижает? Двуликих он, конечно, люто ненавидит, но на то есть причины.

Червячок любопытства давно беспокоил Альку, и тут она решилась:

– А вы не знаете почему? Откуда такая ненависть?

Марго вылила тесто на сковородку и ответила назидательным тоном:

– А как можно относиться к тварям, которые убили всю его семью? Даже детей не пощадили. И теперь вот ниат Эльдор единственный остался. Погибнет он – и род угаснет. И дом этот превратится в развалины. А ведь я помню, как здесь детвора бегала, у ниата были сестра и братья.

– Понятно, – вздохнула Алька. По крайней мере, теперь все стало на свои места. Возненавидишь тут… Хорошо, если рассудок сохранить удастся.

– Он поэтому стал стражем Надзора? – тихо спросила она. – Мне говорили, что в стражей набирают сирот…

Марго ловко сняла готовый блинчик со сковородки, налила еще теста.

– Нет, деточка. Ниат Эльдор стал стражем потому, что так захотел Магистр. Сам Магистр тогда по счастью проезжал мимо и остановил резню. Но напали на них не здесь, нет. В доме кровь не пролилась… Все, можно подавать на стол. Гости, поди, уже пришли.

Алька вздохнула и принялась устанавливать приготовленные деликатесы на поднос.

Еще утром ниат Эльдор сообщил всем, что к вечеру в гостях будут полицмейстер Роутона с сыном, и распорядился, чтоб Алька подавала закуску. Ей не хотелось, потому что все будут пялиться на печать, но против воли хозяина не пойдешь. Да и не очень хотелось скандалить и сопротивляться, особенно после той памятной поездки в Роутон, когда приор едва ли не в первый раз вел себя с ней не как с животным или вещью, а как с человеком. Пряник, кстати, Алька так и не съела. Аккуратно завернула в бумагу и оставила рядом с маминой вазочкой.

– Ну, я пошла. – Она взяла поднос.

– Иди, – улыбнулась Эжени, – и не смотри на всех букой. Не то гости разбегутся, а ниат Эльдор будет недоволен.

Алька усмехнулась и молча вышла из кухни.

Подходя к гостиной, услышала обрывки разговора, рокочущие, низкие мужские голоса. Не стала прислушиваться, вдохнула поглубже и вошла, отыскивая взглядом приора.

Эльдор расположился в кресле с пузатым бокалом, где на донышке перекатывалось что-то темно-коричневое. Его лицо казалось расслабленным и не лишенным того доброжелательного внимания, с каким слушают не очень интересных, но важных собеседников. На миг Альке даже показалось, что он ей улыбнулся, бегло, уголком губ, но потом она подумала, что это просто невозможно. После того как двуликие растерзали всю семью.

Полицмейстер Роутона уже сидел за столом, вертел в толстых пальцах серебряную вилку. Он был полноватым, еще не старым, с красным лицом и шапкой пегих волос – так седеют рыжие. Сын полицмейстера тоже присутствовал, ровесник Альки, и вот он-то и был огненно-рыжим, веснушчатым и очень неприятным на вид. Почему неприятным, Алька и сама не поняла. Ну вот бывает же, что посмотришь на человека и он не нравится. И дело не во вздернутом носе и не в маленьких, глубоко посаженных глазках. Может быть, в надменном выражении лица? Или в дурной привычке постоянно щипать себя за ухо, даже сидя за столом?

Алька молча подошла к накрытому столу и принялась составлять с подноса блюдо с паштетом и хрустальные розетки с фруктовым салатом. Ну и конечно же ее печать не осталась без внимания.

– Двуликая? – удивленно спросил полицмейстер. – Вы наняли в прислугу двуликую?

– Почему нет? – сухо ответил Эльдор, и Алька, не оборачиваясь, почувствовала на себе его тяжелый взгляд.

– Забавно! Двуликая в доме приора Надзора.

– И ближайшие пять лет в нем останется, – заметил Эльдор.

– Не боитесь, ниат? – подал голос сын полицмейстера. – Никто не знает, насколько надежны печати прежнего приора, Эймса.

– Держи врага ближе к себе, – насмешливо процитировал Эльдор устав Надзора. – Не сомневайтесь, я справлялся со многими птичками. И с этой справлюсь.

На этих словах Алька взяла пустой поднос и, коротко поклонившись, вышла. Собственно, давно уже привыкла, что обсуждают ее печать, этот проклятый синяк во всю щеку, но все равно было неприятно. Она вернулась на кухню, поставила на поднос стопку блинчиков, щучью икру в хрустальных вазочках и снова отправилась к гостям.

На сей раз приор уже сидел за столом, лицо полицмейстера из просто красного стало багровым, а в комнате стоял стойкий запах вина. Сын полицмейстера что-то жевал, запивая из тонкостенного бокала.

– Какая разница, лишь бы ноги раздвигала. Согласны, ниат Эльдор?

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – обсуждение двуликой в доме приора продолжается. Альке стало горько и обидно.

– Совершенно верно, – кивнул Эльдор и холодно добавил: – Но не стоит забывать, что первая обязанность приора – наставлять жителей округа на путь истинный. Надзор не просто так именуется Святым.

– Да ладно вам, приор! Прям все у вас святые праведники, и никто ни разу под юбку не лазил, – хрюкнул от смеха полицмейстер.

Алька подошла к столу со стороны его сына и, чуть склонившись, занялась расстановкой вазочек. Поймала на себе темный взгляд приора. Колючий и тревожный. Тема, куда свернул разговор, явно ему не нравилась, но он играл роль радушного хозяина и потому просто сидел и поддерживал беседу.

– Так, может, одолжите вашу птичку?

Алька похолодела, когда взгляд полицмейстера прошелся по ней, по-хозяйски ощупывая. По шее, по груди и ниже.

– Насколько мне известно, вы уважаемый женатый человек. – Эльдор усмехнулся и взял столовые приборы. – Зачем вам это?

Полицмейстер хмыкнул:

– Затем же, зачем и вам, уважаемый приор Святого Надзора. Должность, знаете ли, волнительная. Иногда хочется расслабиться.

Эльдор приподнял бровь, и в его темных глазах появилось нечто новое, непонятное, но обжигающее, словно вулканическая лава.

– Я не привык делиться собственностью, – тяжело сказал он, – и не повторяю былых ошибок.

В это мгновение Алька, которая собирала со стола грязные тарелки, ощутила чужую, липкую и холодную ладонь под коленкой. Она даже не поверила собственным ощущениям – ну невозможно же, чтобы вот так, в присутствии хозяина дома, к ней запросто лезли под юбку.

Но именно так все и было. И судя по тому, что толстые руки полицмейстера лежали на столе, путешествие вверх по бедру совершала рука его отпрыска. Алька дернулась было, но тут же заслужила неодобрительный взгляд хозяина. Да, нужно было собрать тарелки, смятые салфетки… А мужские пальцы неспешно продолжали путь вверх, дошли до середины бедра и…

В глазах Альки потемнело.

Вот были бы живы родители, никогда ничего подобного не произошло бы.

И даже когда они жили с Тибериком, она приняла все меры, чтобы тоже… ничего такого. Потому что грязно, мерзко и противно. Ощущать себя даже не животным, просто вещью, которой хотят попользоваться, а потом выбросить, как вот эти мятые салфетки.

Когда жесткие пальцы сжали ее ягодицу, Альке вдруг стало совершенно все равно, что будет с ней дальше. Она резко повернулась и, глядя в усыпанную веснушками отвратительную рожу, обрушила на голову гостю все, что собрала на подносе.

Звон бьющейся посуды. Перекошенное лицо рыжего подонка. Время остановилось.

Ее окутала тишина, такая пронзительная, что было слышно, как звенела, прыгая на полу, серебряная ложечка. Алька зажмурилась в ожидании боли. Вот сейчас Эльдор активирует ошейник, сейчас…

Прогрохотал отодвигаемый стул.

А в следующее мгновение Альку словно подхватило темным вихрем, потащило куда-то вон из гостиной. Этот вихрь пах немножко спиртным, немножко кофе, деревом и старинными книгами. Она покорно повисла в железных руках приора. Пусть делает, что хочет. Все равно, давно уже все равно. Мимо смазанным пятном мелькнули стены коридора, с грохотом отворилась дверь, и Альку, словно тряпичную куклу, швырнули на пол. Она лишь успела сжаться в комок и закрыть руками голову, потому что понимала – сейчас ее будут бить. Сильно и безжалостно. Но страха не было, ни капельки. Может, если прибьет, так будет даже лучше? Тиберик поплачет и забудет ее. А приор мальчика не бросит.

– Сиди тут, – прорычал Эльдор.

Следом прогрохотала дверь и несколько раз провернулся ключ в замке. Ушел. И даже бить не стал. Алька медленно отняла руки от головы и осмотрелась. Выходит, он ее запер в собственном кабинете.

За окном стемнело. Потом где-то внизу часы пробили десять. Алька сидела на полу, облокотившись спиной о стену и подтянув к груди колени. В голове бестолково крутились мысли – о том, что наверняка после этого приор накажет и снова станет относиться к ней плохо. О том, что наверняка приору потребуется все его влияние, чтобы успокоить полицмейстера. Наконец, о том, что она могла бы и потерпеть. Кто она такая? Не человек. Выкупленная в рабство на пять лет двуликая. Двуликих много в городских борделях, им попросту больше некуда идти. Имущество отобрали, на работу, даже на мануфактуры, не берут. Если берут, то только мужчин. А тут подумаешь, всего-то за задницу ухватили, а она и рада посуду бить. Сервиз, между прочим, недешевый был.

Альку передернуло. Нет, все это неправильные мысли. Она выросла в хорошей семье и не позволит вот так с собой обходиться. Словно она какая-нибудь шлюха. Воспитание, благородство – оно ведь не зависит от того, есть печать Надзора или нет. Все это внутри и никому не отнять.

Но когда в замке снова провернулся ключ, она невольно сжалась. Чувствуя, как по шее стекает капля холодного пота, сидела и смотрела, как в кабинет нетвердой походкой заходит приор Эльдор. Был он мрачнее тучи.

Остановившись в двух шагах от сидящей на полу Альки, перекатываясь с носка на пятку, он спросил негромко:

– Ну и что это было, фье Ритц? Что, Алайна? Чем тебе не угодил сынок нашего полицмейстера?

Ей стало стыдно. Хотя по-хорошему стыдиться должна была вовсе не она.

– Он мне под юбку лез, – выдавила Алька и опустила глаза. Щеки стремительно налились жаром.

– Под юбку лез, – эхом повторил Эльдор. Говорил он негромко, но лучше бы кричал. От тихого, хриплого голоса становилось жутко.

– Ниат полицмейстер долго меня убеждал, чтобы я тебя им отдал… на недельку. Чтобы внушить, как следует вести себя двуликой.

Алька задохнулась. Ну вот и все. Воображение живо нарисовало картину того, что ее могло ждать в доме полицмейстера. Сама Алька опыта с мужчинами не имела, но примерно знала, чего ожидать. Руки похолодели и сильно затошнило.

– Вы согласились? – с трудом выговорила она.

Эльдор провел рукой по волосам.

– Разумеется, нет. Отчего я должен делиться своей собственностью? Но ты-то… ты хоть понимаешь, что все это могло для тебя печально закончиться? А если бы я согласился? Папаша и сынок те еще отморозки. Когда-нибудь была с двумя мужиками сразу, а? С теми, кто намеренно хочет причинять только боль?

Алька в ответ закрыла лицо ладонями и замотала головой. Она и с одним-то никогда не была…

– Наказывать будете? – спросила тихо.

– Молодая, глупая, горячая, – пробормотал приор. – Мне еще и оберегать тебя все эти пять лет… от твоей же дурости.

– Я никому не позволю так себя вести со мной, – прошептала она. – Никому!

– Да что ты говоришь?

Он шагнул к ней и легонько, как перышко, вздернул вверх. И, не чувствуя под ногами пола, Алька вдруг поняла, что приор изрядно пьян, что просто стоит и держит ее на весу под мышки и что совершенно внезапно ее лицо оказалось так близко к его лицу, что видно каждый шрамик, каждую морщинку. И боль во взгляде. И неожиданно длинные черные ресницы.

– Я хочу, чтоб ты понимала, – произнес он, а Алька тонула в черных омутах его сумасшедших глаз, – твоя жизнь ничего не значит, Алайна Ритц. И единственный способ не умереть – быть незаметной, быть тихой. Не чудить, опрокидывая на моих гостей посуду.

И так же резко поставил на ноги. Алька пошатнулась, он придержал ее за плечи, но потом резко отдернул руки и рефлекторно вытер их о вышитую жилетку. А ей захотелось пойти и удавиться сию же секунду. Память о том, когда она была красивой девушкой из хорошей семьи, все еще жила. Интересно, как бы вел себя ниат Эльдор, если бы они встретились до того, как ее лицо обезобразила печать Надзора? Небось руку бы ей подавал, чтобы помочь выйти из экипажа.

– Иди к себе, – процедил Эльдор, испепеляя ее взглядом. – И лучше бы тебе не показываться ближайшие дни мне на глаза. Поняла?

– Поняла.

Он кивнул на дверь, и Алька бегом бросилась в коридор, путаясь в длинном подоле платья и захлебываясь слезами.

Хорошо, что Тиберик спал. Алька быстро разделась и, оставшись в сорочке, нырнула под одеяло. Сердце колотилось как сумасшедшее, в горле комком стояли слезы. Наверное, она глупая. Уже следует привыкнуть ко всему, а вот не получается. Мнит себя чуть ли не принцессой. Давно бы пора понять, что она хуже, чем корова. К скотине лучше относятся, скотина – это не двуликие. Ее бил озноб, пальцы ледяные, во рту пересохло. А приор… А что приор? Выходит, сегодня он ее спас. Ненавидя за то, что двуликая, все равно не отдал тем двоим. Захочет ли спасать завтра, вот в чем вопрос.

Пытаясь успокоиться, Алька крепко зажмурила глаза. Рядом мерно дышал Тиб, от него пахло чистотой, цветочным мылом и беззаботным детством. Она вдохнула. Выдохнула. А перед глазами все равно стояла картина того, как Эльдор вытирает руки. Как будто таракана раздавил или другую мерзость…

Сон не шел. Сперва Алька просто смотрела в потолок, смаргивая слезы. Потом, окончательно поняв, что не уснет, решила сходить на кухню и выпить воды. Выбралась из-под одеяла и как была, в сорочке и босиком, на цыпочках вышла из спальни.

Кухня располагалась в другом крыле дома, и чтобы туда попасть, нужно было либо выйти во внутренний двор и зайти в дом с другой стороны, либо пройти сквозь анфиладу комнат, оставив за спиной лестницу на второй этаж. Во дворе было прохладно, и Алька предпочла идти сквозь дом – темный, молчаливый. Она прокралась по коридору, убедилась, что никто не поджидает на лестнице, высунула нос в ближайшую гостиную… И замерла. Потому что где-то впереди едва слышно поскрипывали половицы. Кто-то бродил по комнатам, и этим кто-то явно был не Эльдор, потому что приору незачем было красться в собственном доме.

«Чужой! – пронеслось кометой в голове. – Воры!»

Алька прижалась спиной к стене, так, чтобы ее было не видно из комнаты, потом очень медленно, затаив дыхание, выглянула – и тут же, с силой зажав рот рукой, метнулась обратно. В окна гостиной светила луна, и в косом пятне хрустально-белого света Алька разглядела тень. Крылатую тень.

Крагх!

Но во имя Пастыря, что крагху делать в доме приора Надзора?

«Уж точно не поговорить пришел», – мрачно подумала она, медленно, неслышно пятясь.

Затем нащупала рукой деревянные перила и легко, на цыпочках, поспешила наверх. Живот свело от страха, под ребрами как будто катались крупные ледяные градины, скреблись друг о дружку и болезненно сжимали сердце.

«Куда он потом пойдет? Зачем здесь? Что – или кого – ищет?!»

Наверное, она успела. Успела добраться до второго этажа до того, как крылатая тварь из-за Пелены миновала гостиную и вышла в коридор. Судорожно стискивая дрожащие руки, Алька припустила по коридору прямо к спальне Эльдора.

Плевать, что он сказал не показываться на глаза! В доме крагх, самый настоящий, а это куда важнее, чем нежелание одного приора видеть одну двуликую.

Алька даже стучать в дверь не стала, просто открыла ее и проскользнула в комнату, где замерла, озираясь. Эльдор преспокойно спал в кровати, и его обнаженная грудь казалась темной на фоне белоснежных простыней. Алька вдохнула поглубже и, стараясь ни о чем не думать, а заодно поменьше смотреть на полуголого мужчину, шагнула вперед.