Текст книги "Оракул выбирает королеву"

Охнув, Арман подхватил Меркла под руки, повел к табуретке.

– Меркл, Меркл, что это на тебя напало? Тебе Оракул чинить… Ну, все, все. Все хорошо. Отдышался?

Оставив растрепанного, но уже спокойно дышащего Меркла сидеть, Арман двинулся к выходу. Больно наблюдать, как стареет и все больше сдает человек, которого знаешь с детства. Но ничего не поделаешь, такова жизнь.

Он усилием воли выбросил все эти мысли из головы. Сейчас нужно было думать о другом, совсем о другом. И Арман направился в крыло дворца, где держали куколок королевы. Все же с ними нужно было поговорить, потому что поломанный Оракул и убитая королева не может быть простым совпадением. И вот эта мысль насчет мага-зеркальника… Откуда ему взяться, уже столько лет они не рождались в пределах королевского яруса. А еще было бы недурственно допросить хранительницу ночной сорочки. Хорошо, что он наглотался нужных модификаторов.

У куколок не было имен. Первая куколка, вторая, третья и четвертая. Как-то очень скромно для Вечной королевы. Бывали периоды правления, когда число куколок доходило до двадцати, а сейчас, вероятно, ее величество была слишком занята вопросами правления, чтобы сгонять во дворец красавиц со всех ярусов и выбирать лучших из лучших.

Арман собрал всех куколок в небольшой гостиной с лимонными шелковыми обоями и мебелью из ореха. Сам сидел за письменным столом, а куколок гвардейцы рассадили по стульям. Несколько минут герцог молча их рассматривал. Молодые и очень красивые девушки, каждая чуть старше восемнадцати (королева искренне верила, что именно в этом возрасте становится ясно, насколько здорово тело, которое может быть выбрано Оракулом). Две блондинки, одна темная шатенка, одна с редким оттенком волос цвета гречишного меда. Одеты они были богато, как и положено сосудам, готовым принять королевский отпечаток. Сидели совершенно спокойно, но чуть напряженно. Ни одной из них не сообщили о смерти королевы, но каждая знала, что про Армана Линто ходят очень нехорошие слухи и бо́льшая часть из них не просто слухи.

Арман из кусочков горного хрусталя выстраивал на столешнице сложную пирамиду. В основании правильный пятиугольник, который пришлось для верности разметить грифелем прямо по дереву. И каждый новый слой у́же и у́же сходится к вершине, на которой нужно разместить идеально прозрачный хрустальный же шар на проволочной подставке. Арман старался изо всех сил, чтоб рука не дрогнула, и мысленно ругал магию менталистов. Он-то несколько раз хрустальную пирамидку выстроил и уже недоволен, а маги высокого уровня, между прочим, всю жизнь только этим и занимаются. В висках неприятно покалывало. Ментальная магия плохо сочеталась с его родной магией Жизни, но это цветочки. Позже ему придется на время стать некромантом, и это будет еще хуже. Магия Жизни и Смерти слишком отличны друг от друга, и для дара Жизни почти невозможно преобразоваться – даже под воздействием модификаторов – в дар Смерти.

Наконец пирамидка была достроена, шар водружен на место, и Арман еще раз окинул взглядом притихших куколок. Блондиночки смотрели на него испуганно, шатенка – сердито. И лишь обладательница медовой гривы буквально лучилась наигранным безразличием.

Арман сложил руки лодочкой, словно зачерпнул воды, занес их над хрустальным шаром, а затем выплеснул на него порцию силы. От шара мгновенно потянулись к куколкам искрящиеся серебристые нити, которые видел только Арман, хищно обвились вокруг точеных шеек, ужалили куда-то под затылком. Шатенка в этот миг дернулась, словно почувствовала. Что ж, быть может, она слабенький менталист и поэтому ощущает прикосновение своей магии. Три прочие куколки не шелохнулись, таращась на Армана.

– Итак, – он откашлялся, – сейчас я буду задавать вам вопросы, уважаемые льессы, а вы будете отвечать.

Все четыре кивнули как по команде. Королева хорошо их выдрессировала.

– Кто из вас – первая куколка королевы?

Арман простер руку над шаром, и оттуда, из прозрачной глубины, к его ладони устремились концы нитей. Он невольно поморщился, когда тонкие жала впились в центр ладони, и в очередной раз подумал о том, как плохо быть менталистом. Всего лишь допрос этих девиц. А потом задушевная беседа с хранительницей ночной сорочки. Почему он разделил их? Арман и сам не знал. Но ему казалось, что со служанкой можно не церемониться. А вот куколкам вредить нельзя, все же кто-то из них примет память Вечной королевы.

– Это я, – сказала шатенка, – я первая.

– Чем вы занимались вечером накануне? Отвечайте быстро.

– Вышивала, – ответила девушка, – но, быть может, вы все же скажете нам, что происходит?

Арман покосился на нить, которая подрагивала. Она не изменила расцветки, девушка говорила правду и при этом была совершенно спокойна. Ну, разве что побаивалась самого герцога Саторийского.

– Все узнаете в свое время, – ответил Арман. – А сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы – отвечать.

И он задавал. Разные, самые разные вопросы, на которых можно было поймать на лжи. Правда, старательно избегая прямого вопроса: это вы убили королеву и сломали Оракул? Об убийстве пока следовало помалкивать. И ни разу нить не изменила расцветки.

…Четвертая куколка оказалась той самой, с медовыми волосами, с нежным личиком и ореховыми глазами. Нет, все четыре девушки были красивыми, но вот эта, четвертая… Арман поймал себя на мысли, что кого-то она ему напоминает, а кого, он не может сказать. Странное, мимолетное ощущение, словно касание тополиного пуха. Он хмуро оглядел куколку, она ответила ему презрительным взглядом.

– Я в чем-то виноват перед вами? – спокойно спросил Арман, наблюдая за нитью.

– Не люблю цепных псов. – Девица гордо вздернула подбородок.

А нить окрасилась розовым. Арман припомнил, что менталисты подобное явление трактуют как признак гнева или лжи. Поди разберись.

– Каждый из нас на своей привязи, – Арман пожал плечами, – и я и вы.

– Но вы… То, что говорят…

– Что вы делали вечером? – Вот так, не давая ей сообразить.

– Читала.

Нить как была розовой, так и осталась.

– Это у вас зеркалящий артефакт? – задал еще вопрос.

– А что это? – искренне удивилась куколка.

Протянувшаяся к ней нить снова стала серебристой. Арман вздохнул. Невозможно, будучи оборотнем, разбираться в тонкостях всех видов магии. Он хорошо знал и мог реализовать только базовые заклятия. И ведь никого со стороны не привлечешь к такому деликатному делу.

– Так что все-таки происходит? – вновь спросила четвертая. – Почему утром нас не пустили приветствовать ее величество?

– Королева занемогла, – нехотя ответил Арман, – в скором времени одна из вас удостоится чести принять ее память.

– Так бы сразу и сказали, – мрачно проворчала одна из блондинок, – тогда нам нужно привести себя в порядок. Верно, девочки?

Все согласились. Разумеется, Оракул выбирает королеву, но королевское-то тело должно быть идеальным. Арману на миг показалось, что он попал в компанию умалишенных, либо уже вычищенных Оракулом куколок. На пороге, считай, смерти собственного «я» они с увлечением рассуждали о том, какие косметические процедуры следует принять в ближайшее время. Девушка с медовыми волосами вдруг посмотрела прямо на него, отвлекаясь от интереснейшей беседы.

– Нас готовили с раннего детства к чести стать новой королевой. Возможно, уже завтра вы, герцог, будете преклонять колена передо мной.

«Сомнительная честь отдать свое тело в качестве сосуда для чужих воспоминаний, – подумал Арман, – но то, чему учат с детства, укореняется просто идеально».

Серебряные нити дрожали, входя в его ладонь, и Арман понимал, что ничего больше из куколок уже не выудит. Вот королева… Она была настолько хорошим менталистом, что могла влезать в мозги, даже не пользуясь дополнительными построениями вроде этой хрустальной пирамидки. А он не мог. И в этом вся беда. Он задал куколкам довольно вопросов, ни одна из них вроде бы не солгала. Следовательно, ни одна из них не могла убить королеву. Но тогда кто? И будет ли этот «кто-то» угрожать новой королеве?

Он устало откинулся на спинку стула, отпустил магию – и нити со свистом втянулись в шар. Руку до локтя прострелила боль, Арман уставился на каплю крови, выступившую из середины ладони. Однако… Такого раньше не случалось.

– Ой, у вас кровь на руке, – пролепетала блондиночка.

Арман молча достал из кармана платок и зажал ранку. В душе поднималось раздражение – потерял два часа, результата нет. Ему не допрашивать куколок надо, а бегом бежать в меморум, искать отпечаток старой гадюки. Но еще надо бы побеседовать с хранительницей сорочки.

А с ней все оказалось гораздо, гораздо проще.

Когда куколок наконец увели, привели дородную льессу с высокой прической. Она плакала, постоянно сморкалась в кружевной платочек и шумно дышала.

– Ох, да как же это? Льесс, как же так? Я ж ее переодела, королеву-то нашу, и в постельку уложила и одеялом укрыла… Да кто ж посмел-то? А утром зашла, а ее величество лежат… на полу…

Арман мысленно поблагодарил Сильена за то, что все это время сия льесса просидела взаперти. Потому что иначе даже за пределами дворца все бы уже знали о происшествии. А еще в ближайшее время предстояло разбираться с придворными, которые вот-вот начнут собираться, с многочисленными министрами… Оставалось надеяться на Сильена, на его умение выкручиваться из самых неприятных ситуаций.

– На вас будет наложено заклятие молчания, – нехотя сообщил Арман вздыхающей тетке, – до этого вам придется пробыть во временном заключении.

– А отпустить меня нельзя? – Хранительница побледнела.

– Нет. А теперь рассказывайте. И лучше правду.

И снова активировал хрустальный шар.

Собственно, в повествовании этой льессы не было ровным счетом ничего интересного. Вечером она королеву уложила в постель, утром зашла – а королева с кинжалом в груди. И конечно же охрана ничего не видела и не слышала. Но ведь всем известно, что дворец пронизан потайными ходами, а значит, убийца мог пробраться в спальню королевы незамеченным.

И говорила она, судя по всему, правду.

Спустя еще час Арман уже направлялся к выходу из дворца, но, гонимый вполне обоснованными опасениями, заглянул в рабочий кабинет королевы. Вздохнул с облегчением, увидев магвизор на привычном месте. Толстая линза в медной раме была темной и безжизненной. Арман подошел к столу, поднял магвизор… сердце замерло в дурном предчувствии. Но нет, магвизор включился. Он всегда включался, реагируя на прикосновения Армана.

– Ну, давай, давай же, – прошептал он.

Тьма под линзой медленно рассеивалась, там словно поселилась крошечная звездочка, которая все росла и росла до тех пор, пока яркий дневной свет не затопил всю поверхность магвизора. В молочном свете как будто клубился туман. И из него, прямо к Арману, вышла Витта.

Сложно было разглядеть, где она находится. Кажется, в какой-то комнате, были видны деревянные панели на стенах. Арман смотрел на удивленное лицо Витты и поражался, каждый раз поражался, насколько они похожи. Те же черные волосы, только у Витты они заплетены в косы и уложены в сложную прическу, те же высокие скулы, те же темные глаза. Брови с изломом. И еще у Витты подбородок тяжеловат для женского, волевой такой. Пухлые губы сомкнуты…

– Витта, – позвал он, даже не надеясь, что та услышит.

Она и не услышала. Никогда не слышала. Захлопала ресницами, заглядывая в лицо Арману. Что-то удивленно спросила. И так и не дождавшись ответа, медленно пошла прочь, снова утопая в клубящемся тумане…

Арман медленно положил магвизор на стол и вздохнул. Значит, пока жива. Испытал внезапное желание сходить в храм Вседержителя и помолиться за сестру, но вовремя остановил себя: храм – для простых людей. Магов там не шибко привечали.

Сколько еще отпущено Витте? Немногим меньше десяти дней, если верить королеве.

Витту нужно было спасать. А для этого придется спасти ее Вечное величество. Оглянувшись, Арман взял со стола томик стихов, вынул закладку и сунул в карман. Затем на всякий случай прихватил еще и оставленный в рассеянности веер и с этой добычей двинулся прочь из кабинета.

Он вернулся в особняк до полудня, оставил Рекко на попечение слуги, приказав отвести плантоса в сад – чтобы побродил по пруду, напитываясь водой, чтобы подставлял округлые, заросшие глянцевыми листочками бока яркому солнцу. Арман даже немного позавидовал Рекко, вот жизнь-то: пей водичку, ешь магию и наслаждайся солнечным теплом. Ни забот, ни хлопот.

У входа его поджидал секретарь. У Армана сложилось впечатление, что давно ждал, стоял у самых дверей, переминаясь с ноги на ногу. Секретарь коротко поклонился Арману с совершенно непроницаемым выражением лица.

– Могу я узнать, льесс, что все-таки произошло?

Арман вовремя прикусил язык, ведь чуть не ляпнул, что королеву убили. Он так привык доверять своему секретарю, что теперь было странно и непривычно скрывать что-либо от него.

– Королева скончалась, – ответил он сухо.

Лицо Бранта скорбно вытянулось, он закатил глаза.

– Да примет ее новое тело!

Эта фраза была ритуальной, так говорили не первую сотню лет. Произнес ее Брант без особого энтузиазма, Арман знал, что его секретарь не в восторге от методов ее величества. Но так полагалось говорить, и льесс Брант выполнял то, что должен был выполнить человек, будучи секретарем первого советника Вечной королевы.

– Оракул уже выбрал новую королеву? – все же осведомился Брант, и Арман про себя отметил, что в сонных глазах секретаря мелькнул живейший интерес.

– Меркл завершает настройку. – Арман напустил на себя беззаботный вид. – Думаю, в течение двух дней вопрос будет решен.

– Когда прикажете подавать обед? – не меняя тона, поинтересовался Брант.

– Не сейчас, мне нужно будет отлучиться на некоторое время.

И Арман заторопился дальше. Хотелось поскорее покончить с этим, отнести отпечаток королевы Мерклу, пусть заправляет его в Оракул. Он вернулся в спальню, сбросил мундир, стянул тяжелые и неудобные сапоги и как был, босиком, пошел в свой рабочий кабинет.

Кабинет располагался на втором этаже и, пожалуй, превосходил лабораторию любого мага. Все потому, что обычный маг обладал одним даром, а Арман был оборотнем. Следовательно, в кабинете он попытался собрать все, что могло понадобиться в работе хотя бы с десятком различных магических направлений. Стеллажи от пола до потолка хранили ингредиенты для заклятий некромантов, менталистов, пиромантов, стихийников. Здесь мирно соседствовали эликсиры для левитации и подъема нежити, сушеные цветки примулы для призыва бури и артефакты-взрывники, мелки для выведения пентаграмм и гексаграмм и зелья для исцеления от дурных болезней. Только для магии Жизни ничего не было припасено – потому что ничего не использовалось. Маг Жизни мог исцелить или даже заставить биться остановившееся сердце только при личной передаче силы, при непосредственном контакте.

Арман порылся на полках, достал все необходимое: цветные мелки, компас некроманта, бутылочку с настойкой на сушеных лапках летучей мыши, пузырек с уксусом и розмариновое масло в высокой колбе, заткнутой пробкой. Все это он сложил на широком столе, затем взял мелки, линейку, циркуль, а заодно и справочник для некромантов, чтобы ничего не запамятовать. Пока выводил идеально правильную октаграмму, почти ни о чем и не думал, разве что о том, что принимать модификаторы дважды в день не самая лучшая идея, будет на следующий день пластом лежать. Но это на следующий день. А все проблемы нужно было решить сейчас.

Модификаторы он хранил здесь же, в одном из ящиков. Арман достал плоскую шкатулку, открыл ее; там, аккуратно подписанные, хранились круглые баночки с завинчивающимися крышками. Он нахмурился, заметив, что крышка с надписью «менталист» поцарапана. Брант как-то уж очень неаккуратно ее открывал, видимо, когда утром подавал модификаторы. Арман пробежался пальцами по холодным круглым крышкам, вынул нужную, чтобы стать на время некромантом. Затем все аккуратно сложил обратно, налил воды из графина и, морщась, проглотил две черные и донельзя горькие пилюли. Снова дернулась комната, на миг все поплыло, сердце пропустило удар… и через мгновение все снова стало на место.

Что ж, пора вызволять Вечную королеву. Можно ненавидеть ее до судорог, но позволить убить Витту он не мог.

Арман уже выложил веер в центр октаграммы, уже взялся за компас, и в это время дверь кабинета приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулось блеклое лицо секретаря.

– Льесс, что вы…

Секретарь уставился на цветную октаграмму, на разложенные ингредиенты, на тяжелый латунный компас.

– Закрой дверь, Брант. Мешаешь, – хмуро бросил Арман.

Секретарь явно ждал каких-то объяснений, но именно сейчас объяснять ничего не хотелось. Чуждая Арману сила, сила некромантов, уже бурлила, требуя выхода, покалывала кончики пальцев. Арман прикрыл глаза, снова установил компас над октаграммой. Оставался сущий пустяк. Нырнуть в меморум и вернуться с отпечатком проклятой твари, которая его все-таки сломала.

Когда компас был подготовлен, Арман бегом устремился в спальню, оттуда в гардеробную. Из вороха одежды вытащил удобные плотные штаны, башмаки на шнуровке, плотную куртку, не стесняющую движений. Вовремя вспомнил о том, что отпечатков в меморуме плавает великое множество, и взял полотняный платок и мягкие перчатки. Вернулся в кабинет, собрал сумку. Уложил колбы с пробками, несколько штук, туда же, в сумку, отправились запасные модификаторы некроманта. Чуть подумав, Арман прихватил еще и несколько модификаторов пиромантов и стихийников. Он и сам не до конца понимал, зачем ему все это, ведь он нырнет за королевским отпечатком и вернется, да и вообще, для полноценной магии мало одних модификаторов. И все же, движимый неясным предчувствием, сыпанул модификаторов от души. В конце концов, он их всегда сможет вернуть на место. Последними на пояс отправились ножны с клинком, а в карман – печать повиновения. Клинок – то ли короткий меч, то ли просто большой и массивный кинжал – Арман даже разбираться в этом не хотел. Знал только, что ему с этим клинком удобно, и это, пожалуй, было последними воспоминаниями тех, чьи отпечатки по воле королевы плавали где-то в меморуме.

Он подхватил компас, под линзой которого клубилась дымка, и направился в сад. День был в самом разгаре, яркая изумрудная листва так и играла на солнце. Дышалось легко, пахло травой и цветущей медуницей. Под ногами тихо шуршал гравий, и ветер, несущий свежесть с единственной на ярусе горной вершины, лениво трогал ветви старых лип.

Арман вздохнул, сворачивая на лужайку, откуда обычно прыгал в меморум. Там стояла старая беседка, оставшаяся от прежнего хозяина поместья, довольно просторная, с высокой шатровой крышей. На дощатом полу уже ждала даже не начертанная, вырезанная декаграмма. Арман нырнул в тень беседки, стал в центр декаграммы, обернул голову и шею платком и надел перчатки – еще не хватало какой-нибудь отпечаток задеть. Ему не нравилось ходить в меморум, каждый раз, распахиваясь перед ним, это место навевало какие-то уж очень тоскливые черные мысли. Арман стиснул зубы. Что поделаешь, надо. Надо ради него самого, ради Витты. Он ведь не простит себе, если сестра умрет. Пусть и не видел ее ни разу вживую, никогда не держал за руку. Нет, все же ему казалось… Какие-то совсем детские, смутные воспоминания. Рядом еще один ребенок. Он точно помнил, что она была! И ведь они живы, а пока живы, всегда есть надежда.

Когда прямо перед ним в воздухе развернулось блеклое пятно разрыва, ведущего в меморум, Арман нырнул туда рыбкой, будто в пруд. Сразу стало тяжело дышать, мерзкое желе, что было повсюду, стиснуло грудную клетку. Арман, чтоб его не выдавило обратно, сделал пару гребков, подныривая глубже, огляделся. Все было спокойно и привычно: полутьма, черные коряги вдали, мерцающие зеленоватой слизью. Парящие в бесконечности отпечатки медленно, очень медленно садились на дно. Один из них прямо перед глазами коснулся черной почвы – если, конечно, такое слово вообще применимо к меморуму. Коснулся и, в последний раз моргнув розоватым отсветом, рассыпался сверкающими бисеринами. Еще одна память растворилась в истории мира. Арман некоторое время смотрел, как впитываются золотисто-розоватые бусины в черную губку, дождался, когда последняя из них моргнет и исчезнет навсегда, а затем достал компас. Дымка под линзой медленно наливалась бордовым цветом, Арман, понимая, что сейчас его дернет к отпечатку Вечной королевы, взялся за компас крепче…

Резкий рывок. Он ждал его, но все равно дыхание вышибло из груди.

И уж совершенно внезапно – болезненный удар в спину, в затылок, до искр перед глазами.

– Черт! – Арман втянул ноздрями воздух. Приложило его знатно…

Однако что случилось?

Он едва поверил собственным глазам: над головой темнел купол беседки, отовсюду лился яркий солнечный свет. Да его просто вышвырнуло из меморума!

– Ох, – пробормотал Арман и перекатился на бок. Все еще стискивая компас, уставился на линзу.

Происходило нечто странное. И, похоже, именно то, чего он подспудно опасался: отпечатка Вечной королевы не оказалось в меморуме. Кто-то уже успел туда сходить, поймать отпечаток на себя и вернуться в мир живых.

Арман смотрел на компас и пытался сообразить, что делать дальше. Он понятия не имел, будет ли работать компас здесь, в то время как предназначен он был для меморума. Но что-то все равно надо было делать. Ругаясь сквозь зубы, Арман поднялся, затем, поддев силовой контур компаса, замкнул его на себя. Определенно день-два он проваляется в кровати с дичайшей мигренью и судорогами. Но королевский, мать его, отпечаток надо было вернуть любым способом. Пусть даже и выпотрошить того, кто умудрился опередить королевского оборотня.

Под ребрами болезненно дернуло – на счастье, компас продолжал работать. И теперь медленно, неотвратимо тянул Армана туда, где застряла память Вечной королевы. Даже вне меморума компас работал, подстегивая, ускоряя, странным образом сжимая пространство.

Армана слегка тошнило, кружилась голова, но он, постепенно переходя на бег, добрался до прудика, где наслаждался жизнью Рекко, прошлепал прямо по воде к плантосу, схватился за узду. Забрался в седло и дал плантосу шенкелей.

– Ну, пошел, пошел!

На границе сознания заворочалось восприятие магического создания. Арман впустил его в свои мысли, так Рекко поймет, что нужно следовать по зову компаса. Плантос, поднимая тучу брызг, выбрался на траву, расправил крылья – прозрачные, слюдяные, они тут же заиграли всеми цветами радуги. Это было красиво, очень. Но компас подгонял, и у Армана уже не осталось никаких мыслей, кроме одной: надо спешить. Надо схватить тело, что присвоило отпечаток королевы! И надо это тело предоставить Оракулу. Тогда Витта останется жива и все у нее будет хорошо. И они наконец встретятся.

– Льесс, вы куда? – донесся оклик Бранта.

Арман успел оглянуться через плечо. Секретарь стоял у края лужайки, махал рукой.

– Сам не знаю! – крикнул в ответ.

В следующее мгновение Рекко забил крыльями, сбивая мелкие зеленые листья с ближайшей липы, и взвился в воздух.

Путь уводил в Тень, туда, где серединные ярусы. Рекко уверенно взмахивал крыльями, устремляясь вниз, вынуждая припасть к теплой, поросшей курчавыми листочками шее. За час они миновали королевский ярус, приблизились к следующему. Арман щурился, глядя на города, что раскинулись внизу. Сейчас был день, солнце висело точнехонько сверху, и на следующем ярусе уже было темновато, свет пробивался только сквозь широкие трещины верхнего слоя земель. Он было подумал, что все, прибыли, – но нет, Рекко проскочил в следующую трещину, ныряя еще глубже, туда, где еще темнее. И так, лавируя меж зависшими над Тенью осколками былого мира, все дальше от солнца, в жирный, неприятный мрак. Арман глянул на ручной хронометр, они были в пути уже три часа, давно перевалило за полдень. Любопытно, на каком ярусе осел тот неизвестный некромант, которого угораздило поймать отпечаток королевы? Ну не в Тени же, в самом деле? Да и жить там невозможно, твари, что живут во мраке, сожрут любого.

М-да… Там, в Середине, было темно и довольно холодно. Сквозь туман едва пробивались размытые контуры освещенных улиц какого-то города, куда уверенно летел плантос. Арман не любил темноту. Когда был мальчиком, ему постоянно казалось, что кто-то затаился в густой тени и наблюдает, наблюдает… Он тогда от страха прятался под одеяло в своей маленькой кровати, и это вместо того, чтобы подойти, раздернуть в стороны портьеры и убедиться, что никого там нет. Но теперь, когда давно вырос, чего бояться? Ан нет, проведя некоторое время в подвалах ее величества, без всякой надежды, наедине с палачом и болью, Арман невзлюбил темноту еще больше. То, что было, не проходит бесследно.

И память подло подбрасывала образы, которые он старался забыть. Как выныривал раз за разом из беспамятства, из кромешной тьмы небытия в тьму осознанную, в багровых отсветах углей жаровни. И как сухое, испещренное морщинами лицо королевы казалось ликом давно уже мертвой женщины, а на самом деле мертвым был он сам – ну, почти. Она достала откуда-то шелковый платок, который повис в ее скрюченных пальцах смятой тряпочкой. Вот видишь, Арман, я хотела передать тебе подарок от сестры. Она его вышила для тебя. Но теперь извини… И белое пятнышко платка летит на раскаленные угли, мгновенно схватывается чернотой и пропадает, исчезая и растворяясь. Арману казалось, что он и сам уже исчез и растворился, и он был бы рад этому. Но нет, ему потом нашептывали, мол, королева слишком его любит, чтобы убить. Извращенная какая-то любовь была у этой старой бессмертной суки… Но, быть может, она все-таки оценит то, что они с Сильеном провернут? Может, освободит Витту?

Он опомнился, когда деревянные копыта Рекко стукнули по булыжной мостовой. Это была какая-то улица, где стояли двухэтажные дома, плотно притиснутые друг к другу. Высоко над головой виднелась изнанка предыдущего яруса, неба вообще не видно. И – темнота, туман, промозглый ветер… Но компас продолжал тянуть куда-то вперед, тяга только усиливалась, а это значило, что встреча с неудачливым некромантом уже близка.

Арман спешился, похлопал Рекко по холке, мысленно приказал ждать. О том, что Рекко могут увести, он даже не думал. Его собственный плантос, выращенный от его магии, не будет повиноваться никому больше. Поэтому он оставил Рекко у едва освещенной витрины какой-то лавочки, а сам зашагал дальше, в темноту и туман. Газовые фонари положения не выправляли, наоборот, выхватывая из тени жалкие кружки света, они делали мрак за их границами совершенно непроницаемым.

В груди пекло уже просто невыносимо, Арман перешел на бег. Вот скоро, скоро… Он увидел два старых дома, к которым словно липли мягкие тягучие хлопья тумана, между ними – забор. Поблизости не одного фонаря. Туман и темень, как здесь люди живут? Но некромант был там, прямо за забором, компас даже завибрировал в сумке.

Когда Арман прикидывал, как бы половчее через последнюю преграду перебраться, нащупывая рукоятку клинка, одна из досок дрогнула, сдвинулась в сторону.

А у Армана под ребрами полыхнуло леденящим холодом.

Но он терпеливо дождался, когда новый носитель королевского отпечатка выберется из лазейки. Это был худощавый и мелкий паренек, Арман даже изумился – ну надо же, такой сопляк на вид, а туда же, некромант. Арман метнулся вперед, крутнул мальчишку, прижимая к забору – да так, что тот и дернуться не мог, ляпнул на запястье печать повиновения, а затем все-таки развернул к себе лицом, посмотрел на добычу.

Лицо… В потемках едва разберешь, что за лицо. А потом до Армана медленно начало доходить, что у парнишки-некроманта какие-то уж очень длинные и пышные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Чертыхнувшись, он пригляделся внимательнее – и вдруг понял, что дело приняло совсем дурной оборот.

Он ведь встречал ее раньше, при дворе. И тогда ее звали маркизой Риквейл, которая позже пропала без вести и которую безутешный супруг объявил погибшей, а себя, соответственно, вдовцом.

Арману вдруг стало смешно. Ну надо же, маркиза Риквейл – и некромант! Учитывая, как сам Риквейл трясся над чистотой крови от любой магии, даже странно, что маркиза все еще жива. Почему дал уйти? Или сама сбежала и спряталась в эту темную дыру?

Он стиснул челюсти. Слишком много вопросов к женщине, которой жить осталось совсем недолго.