Текст книги "Кабаре «Медуза»"

На следующий день, за пару часов до начала репетиции, Аннет уже входила в хорошо знакомый ей кабинет Филиппова, в котором находились сейчас оба начальника сыскной полиции – и петербургской, и московской.

– Прошу Вас, присаживайтесь, – радушно встретил её Кошко.

Здороваясь с ним, Аннет не могла сдержать радостной улыбки и тоже приветливо поздоровалась с Аркадием Францевичем, затем вежливо поприветствовала Филиппова, который сидел в кресле у окна, и изящно присела на предложенный стул, с вопросительной полуулыбкой посмотрев на Кошко. Он, в свою очередь, тоже несколько мгновений молча любовался сидящей перед ним девушкой, в которой присутствовало редкое сочетание красоты, ума и высоких моральных качеств, а ум и порядочность Кошко ценил в людях превыше всего!

– Вы, Аркадий Францевич, верно, удивлены, что я всё ещё работаю в кабаре после всего, что там случилось? – первой произнесла Аннет, не дожидаясь вполне ожидаемого вопроса.

– Признаться, удивлён, уважаемая мадемуазель Булон, не смею отрицать! – просто ответил Кошко, – но я хотел видеть Вас по другой причине. Вы, конечно, уже читали в газетах про череду самоубийств в городе?

Аннет, погасив улыбку на лице, утвердительно кивнула головой.

– А Вы заметили, Аннет, что среди прочих покончил с собой и господин Абаянцев, покровитель и сожитель незабвенной Азы Кирских?

Девушка снова молча кивнула.

– Скажу Вам честно – следствие пока в тупике, – неожиданно признался Кошко, – ясно только, что все эти самоубийства каким-то образом связаны с вашим кабаре. Это нам и предстоит выяснить. Вот я и хотел опять попросить Вас понаблюдать, так сказать, за работниками этого многострадального заведения. Вы умеете подмечать детали! Вдруг да заметите там что-нибудь подозрительное? Но Вы совсем не обязаны рисковать и соглашаться на это! Я просто прошу Вас подумать над моей просьбой.

– Аркадий Францевич, – произнесла Аннет, ясно обозначив свой согласие на предложение Кошко, – а если это связано с посетителями, а не с работниками и артистами кабаре?

– Вот это, дорогая Аннет, как раз и требуется узнать! Надеюсь на Вашу бесценную помощь.

Говоря это, Кошко выложил на стол перед Аннет одну за другой четыре фотографии самоубийц.

– Обратите внимание вот на этот снимок, – указал он на фотографию Груздева, – есть некоторые сведения, что он был связан близкими отношениями с одной из танцовщиц кабаре. Вам его видели? Вам что-нибудь об этом известно?

– Нет, – чуть заметно головой Аннет. И ещё раз подтвердила, – Нет!

Аннет держала в руках фотографии, перекладывала их, сосредоточившись то на одной, то на другой, а сама в это время напряжённо размышляла. Кошко внимательно наблюдал за ней и через пару минут молчания задал вопрос:

– И что Вы об этом думаете?

Аннет подняла на него глаза:

– Я думаю, что вся эта история выглядит весьма странно… И у меня, Аркадий Францевич, почему-то возник вот какой вопрос: почему наша красавица-цыганка так резко ушла к Абаянцеву, хотя прежде к нему совершенно не благоволила? Мне кажется, что ответ на этот вопрос как-то связан с последующими событиями, – и она указала на посмертный снимок Абаянцева.

Аннет и сама не могла бы объяснить, почему эта мысль засела у неё в голове. Ведь ещё совсем недавно ей казалось, что всё закончено, но оказывается, что на самом деле это далеко не так! И опять вопросов больше, чем ответов. По-прежнему жизнь и смерть Азы были окутаны тайнами. И каким-то шестым чувством Аннет отчётливо понимала, что за смертной тенью Абаянцева ясно встаёт тень Азы Кирских…

Аннет отвела глаза от фотографий, которые она аккуратной стопочкой вернула на стол, и опять взглянула на Кошко:

– Я сделаю всё, что смогу, Аркадий Францевич, – твёрдо произнесла она. – Я могу идти?

– Да, да, конечно! Я больше Вас не задерживаю! – ответил Кошко и на прощанье благодарно пожал Аннет руку.

Аннет встала, коротким кивком головы попрощалась с Филипповым, который за всё время не произнёс ни слова, и вышла из кабинета. Когда дверь за француженкой закрылась, и в коридоре затихли её торопливые шаги, Кошко обратился к Филиппову:

– Владимир Гаврилович, как Вы полагаете, – не стоит ли сразу переговорить и со Славиным?

– Я думаю, что с этим следует немного повременить, – рассудительно ответил Филиппов, – не хочется пугать человека раньше времени. Он ведь и без того много пережил, буквально за несколько месяцев потеряв своих лучших танцовщиц.

– Да, пожалуй, Вы правы, – согласился Кошко.

Они обменялись ещё кое-какими соображениями по этому поводу, затем Филиппов забрал из стола несколько документов и ушёл по другим делам, а Кошко, оставшись один, опять углубился в скрупулёзное изучение имеющихся у него немногочисленных материалов. Он в сотый раз просматривал каждую бумажку и каждую запись, надеясь найти в них хоть малейшую зацепку, хоть бы какой намёк, – но так ничего и не находил. Оставалось только ждать новой информации.

Уже три месяца Славин активно занимался делами кабаре, не давая передышки ни себе, ни другим. Ему тяжело далась потеря за короткий срок сразу пяти танцовщиц, – и как руководителю, и просто как человеку. Но как бы ни было тяжело и больно, жизнь продолжается и требует новых дел, так что ему совершенно некогда было сидеть, сложа руки, и предаваться унынию. Невзор Игнатьевич с удвоенной энергией погрузился в работу, в которой всегда находил утешение, и уже немало преуспел за столь небольшое время.

На днях было принято четыре новые танцовщицы, не считая Аннет. И как всегда – его безошибочный выбор поразил всех! Да ещё он придумал и успешно внедрил одно небольшое новшество – лёгкие изящные качели, чтобы во время выступления артистки могли не только стоять и ходить по сцене, но и «перемещаться по воздуху». Такого ещё нигде не было! И, несмотря на кажущуюся простоту, это устройство выглядело очень эффектно. А также он полностью поменял программу, в связи с этим для всех девушек были заказаны новые костюмы.

И опять начались многочасовые изнурительные репетиции, но никто не роптал. Все выкладывались, не жалея сил! Девушкам казалось, и они в этом ничуть не ошибались, что Славин делает всё для того, чтобы как можно скорее стереть из памяти все напоминания о прошлом. Известно ведь, что только сильные новые впечатления могут вытеснить из памяти прежние горестные воспоминания, или хотя бы задвинуть их подальше, чтобы они не терзали душу и не рвали сердце изнутри!

Сапфо давно уже тщательно упаковала в коробки все вещи Черкесовой, Колосок и Горец и вернула их родственникам. Только вещи Черкесовой пришлось унести в полицию, так как у неё не оказалось никаких родственников. И только после того, как из гримёрки были вынесены все вещи Александры Горец, Аннет наконец-то смогла почувствовать, что вот теперь она действительно находится здесь одна и может вздохнуть свободно – тень Горец больше не витала над ней, теперь это было законное место Аннет.

А теперь вот Славин попросил Сапфо привести в порядок гримёрки Азы Кирских и Гаянэ Воскерчан – надо было подготовить место для новых танцовщиц. Всё-таки потеря пяти человек для такого небольшого коллектива – это сильный удар! И для полноценной работы требовалось пополнить ряды балерин до прежнего состава. Интересно, – кого Славин примет на этот раз?

Дыхание новых перемен, как и дыхание наступающего лета, явственно витало во всей атмосфере кабаре! Незаметно для самой себя Аннет ощутила вдруг в своей душе первые нежные росточки пробуждающейся любви. Если бы её невзначай спросили – в кого или во что она влюблена? – она не смогла бы ничего толком ответить. Пожалуй, в её душе просто пробился родник неистребимой в молодом организме любви к жизни, и Аннет радостно пребывала теперь в этом состоянии и была счастлива, – ей это нравилось!

Однако – ничто не вечно, и не бывает бочки мёда без ложки дёгтя! Так и теперь – лёгкие тучки сгустились над горизонтом безоблачного счастья Аннет после того, как она вышла из полицейского участка после разговора с Кошко. Невольно нахлынули все недавние воспоминания и переживания, и волна прошлого снова накрыла с головой нашу молодую француженку. Аннет, конечно, и на этот раз добровольно согласилась помогать Кошко, никто её к этому не принуждал, да только – разве могла она отказать в помощи человеку, который буквально спас ей жизнь? И, конечно же, – она сделает всё возможное! Так-то оно так… Но в глубине души ей совсем не хотелось ни за кем следить и, честно говоря, её сейчас меньше всего интересовали все эти самоубийцы вместе взятые. И без того череда смертей её подруг оставили в душе Аннет неизгладимый болезненный след и вечную зарубку на сердце, а ей хотелось просто жить, – жить и работать без всякого негатива! Тут Аннет вспомнила о найденной папке Азы. Она ведь так и не успела посмотреть – что же там внутри? Но сейчас надо было спешить в кабаре. Аннет была человеком пунктуальным и не могла позволить себе опоздать на работу хоть на минуту!

Аннет весь день думала про эту папку. Вернувшись домой, девушка наскоро переоделась и наконец-то взяла её в руки. С трепетом в душе раскрыла она картонные обложки, просмотрела исписанные листки… ага, понятно… это ноты и песни, которые сочиняла Аза… похоже на сборник ненапечатанных стихов… Между листками Аннет обнаружила маленький розовый заклеенный конверт, никому не подписанный, – его Аннет пока отложила в сторону. А вот и последний листок, исписанный мелким убористым почерком, – видимо, её последний стих… Вверху было написано прежде какое-то название, но потом его густо зачеркнули, так что невозможно было прочесть, и рядом стояло уже другое – «Утешение».

 
Не утешай меня! Умру,
Как только солнца луч коснётся
Вершин берёз. И поутру
Моё уж сердце не забьётся!
 
 
Не верю в рай, не верю в ад,
Не верю в счастье между нами…
Смотри, осыпал звездопад
Сырую землю под ногами!
 
 
Меня сразил острейший меч!
Что хуже вдруг случится с нами?
Моя глава скатилась с плеч…
Мы – поплатились головами.
 
 
Я жажду быть, я жажду жить!
Но небо смотрит равнодушно.
Я больше не могу любить,
Мне стало в этом мире скучно!
 
 
Уйду по Млечному пути
Туда, где счастье и отрада,
И где меня уж не найти!
Но не туда мне, может, надо?
 
 
Не рви мне сердце! Погоди!
Не оживляй воспоминанья!
Как стыло, холодно в груди…
И нет тому, что есть, названья…
 
 
Не утешай меня! Умру,
Навечно лягу в смертный кокон!
И разовьётся на ветру
Тобой любимый чёрный локон…
 

Так как же так? Это что же получается? Аннет оторопело ещё раз пробежалась глазами по ровным строчкам. А получается то, что Аза заранее знала о своей грядущей смерти! Но как же можно знать об этом? И кому же, интересно, адресовалось это последнее послание несчастной Азы? Аннет задумалась. Нет, ничего не приходило на ум, – гордый дух цыганки так и не открыл свою зловещую тайну! Эх, Аза, Аза… И сама она чувствовала свою смерть, и мало того, теперь ещё и бывший её любовник тоже мёртв! Да и вообще в их отношениях было много непонятного, – просто голова кругом идёт!

В газетах писали, что Абаянцев сам застрелился, и вроде бы полицию тоже поначалу такая версия устраивала, но вот Кошко считает иначе. Он не поверил в самоубийство, иначе не вызвал бы её! А теперь и сама Аннет уже не верила этому. На столике в фойе кабаре до сих пор лежал зачитанный до дыр тот номер газеты, где сообщалось о самоубийстве Абаянцева, – его перечитали все, кто только мог! Более того, ведь Абаянцев был личностью весьма известной, и теперь по поводу его смерти начались разные предположения и высказывания. Как оказалось, не один только Кошко не верил в то, что такой человек, как Абаянцев, мог вот так запросто взять и покончить с собой! Да и за кулисами уже начали шушукаться про эту непонятную смерть. Но только никто не решался открыто заговорить об этом при Славине.

Аннет всё думала и думала об этом, а потом просто решила сосредоточиться на предстоящем задании и добросовестно выполнить то, что она твёрдо пообещала Кошко. Она всё сделает, что в её силах, она присмотрится, она прислушается, она соберёт какую-то информацию, а уж дальше – великий сыщик сам сложит воедино разрозненные кусочки различных сведений, сам во всём разберётся!

И тут же внутренний «червячок» подал голос:

– А если не разберётся?

– Не разберётся? Ну что ж… это не моя работа. Меня это вообще не касается!

Но противный внутренний голос тут же крикнул:

– Как это не касается? Не говори глупости, ты ведь на самом деле так не думаешь! Тебя это всё – ещё как касается!

– Касается? Какая ерунда!

Однако противный голос не унимался:

– Убийство и смерть – это не ерунда, это – трагедия!

Аннет сжала пальцами виски:

– Ну, хорошо, хорошо! Только замолчи!

И голосок напоследок пискнул:

– Помни, это – твой долг!

Аннет вздохнула и ещё раз разложила перед собой все исписанные листки. Вооружившись большой лупой, она стала тщательно осматривать каждый листочек со всех сторон, в надежде отыскать что-то, не замеченное ранее.

В это же самое время Сапфо у себя дома удобно расположилась в любимом кресле, подобрав под себя ноги и накинув на плечи лёгкую шаль. Перед ней на изящном журнальном столике лежала точно такая же газета, что и в фойе кабаре. Сапфо пододвинула к себе шкатулку для рукоделия, достала оттуда ножницы и аккуратно вырезала из газеты статью об Абаянцеве.

Мысленно Сапфо опять вернулась в тот час, когда Славин попросил её собрать все вещи умерших танцовщиц и вернуть их родственникам девушек. Она, разумеется, согласилась. В гримёрках очень тщательно всё перебрала, упаковала и даже записала всё до вещички в свою записную книжку, чтобы ничего не забыть. Один только момент её немного смущал – в гримёрках Азы и Гаянэ всё находилось на своих местах, вот только куда-то пропали записи с песнями Эсмеральды. Совершенно было не понятно – куда они могли подеваться? Разве что она перед смертью передала их Гаянэ? Но и у Гаянэ Сапфо пересмотрела всё самым внимательным образом, однако в гримёрке Воскерчан папки с текстами тоже не оказалось, да и вообще там не обнаружилось ничего необычного или особенного, – разве что старая затёртая колода цыганских карт! Сапфо никогда не замечала, чтобы Гаянэ увлекалась азартными играми, и поэтому найти у армянки такой предмет было, по меньшей мере, странно. Как оказалась у Гаянэ эта потрёпанная колода? Хотя каких только причуд у людей не возникает! Может, Гаянэ просто хотела пасьянс разложить? Но в любом случае это была явно не её вещь! И потому возвращать карты родственникам Гаянэ Сапфо не стала, она оставила их себе. Да ещё и забытую в гримёрке записную книжку Гаянэ. Она вряд ли потребуется армянским родственникам погибшей девушки… И это были две вещи, которые Сапфо утаила, никому не сказав ни слова об этих находках!

Ни с того, ни с сего Сапфо почему-то захотелось вдруг вернуть себе хотя бы подобие того весёлого беззаботного настроения, которое возникало только на закрытых вечеринках! И тут же подумалось, – правда, не на всех… Последняя вечеринка принесла ей много хлопот и беспокойства, а теперь… время словно остановилось… В этот момент Сапфо чётко осознала для себя, что дальше так дело не пойдёт, – надо как-то встряхнуться, заполнить возникшую пустоту, настроить мысли на новый лад, да и в кабаре вон сколько произошло перемен и изменений! Надо двигаться, надо работать! Надо, надо, надо!

По себе Сапфо знала, что ничто так не настраивает на активную волну, как творчество. А в её случае это означало – нужно взяться за новую театральную постановку! Так что очень кстати оказались Тамарины записи, – а точнее, сценарий, который она принесла в свой недавний приход, и который Сапфо ещё не успела толком разобрать. Сапфо открыла толстую тетрадь, скреплённую шелковым шнуром, и прочла заголовок, написанный красивыми витиеватыми буквами: «Дионис». Сапфо покачала головой и слегка усмехнулась – как раз в духе Тамары! Правда, в последнюю их встречу настроение Тамары Киладзе было очень подавленным, но пьесу она писала ещё до трагических событий, так что, может быть, не так уж тут всё мрачно окажется! В нынешнем своём состоянии навряд ли взялась бы она писать про озорного бога виноделия, веселья, оргий и религиозного экстаза!

Когда в последний свой визит Тамара уже собиралась уходить, позвонил Славин, и этим звонком ему удалось сделать то, что никак не могла сделать Сапфо, – вытащить Тамару из вязкого болота апатии и депрессии. Тамара понемногу стала возвращаться к жизни и даже уже несколько раз улыбнулась во время репетиции. Сапфо от души была рада за подругу! Ну а сейчас, «Дионис» – так «Дионис!» Надо будет снова собрать вечеринку и разыграть с девушками эти роли.

Славин целиком отдался работе. Даже чахлая петербургская весна – всё равно была весна! А на Славина весна всегда действовала одинаковым образом, – всё начинало бурлить в крови, требуя выхода, и выливалось в колоссальный объём работы, который делался на подъёме, на одном дыхании, как бы играючи! А наступившие вслед за тем тёплые летние дни и мягкое очарование белых ночей тоже немало способствовали скорейшему исцелению душевных ран. И всё удавалось, и всё было прекрасно!

Для Славина также не прошла незамеченной смерть Абаянцева. Сам Невзор Игнатьевич в душе не очень одобрял его связи с молодыми девушками, но, в конце концов, это было его личное дела, а в целом Абаянцев вызывал у Славина уважение – он считал делового Абаянцева умным, предприимчивым и дальновидным человеком. А это в мужчине – главное! И поэтому Славина самоубийство заводчика застало врасплох, если можно так выразиться, – уж слишком не вязалась с самоубийством его широкая предпринимательская натура!

После ужасной смерти своей прекрасной сожительницы Абаянцев не появлялся в кабаре, но всё-таки с трудом верилось в то, что теперь не стало и его самого. При мысли об этом у Славина неприятно кольнуло в сердце, но усилием воли он постарался стряхнуть с себя этих тяжкие думы. Разбираться с самоубийством – это дело полиции, вот пусть она и разбирается! А сейчас необходимо сосредоточиться на своих проблемах, – уж слишком тяжело приходится поправлять пошатнувшиеся дела кабаре! Нельзя расслабляться, нельзя распыляться, нельзя отвлекаться ни на что постороннее!

На следующий день предстояло заняться новыми декорациями, а поскольку вместо арестованного Ждана Зосимовича, прежнего подсобного рабочего сцены, теперь работали двое новых работников – Лялин Пётр Иванович и Соломин Иван Петрович, то Славин пришёл на работу пораньше, чтобы лично всё проконтролировать и заодно подсказать новеньким, что и как тут следует делать.

Лялин с Соломиным старались от души, и работа спорилась, – быстро управились с одним делом, потом с другим, и вот начали заносить на склад старые плакаты и афиши. Когда открыли склад, то оттуда неприятно опахнуло затхлостью и заплесневелой сыростью. Славин забеспокоился – надо немедленно открыть выход на задний двор, чтобы все декорации на складе хорошенько проветрились и просушились! Да и лето наступает всё-таки, так что и в этот тёмный закуток надо запустить свежий воздух. Славин дал ключи от второй двери стоявшему рядом Лялину и попросил его открыть запасной выход, а сам вместе с Соломиным занялся кое-какой перестановкой на складе, чтобы как можно больше вещей разместить на столь малом пространстве. Другого-то ведь склада в кабаре не было!

Однако буквально через минуту Лялин вернулся с побелевшим и перекошенным от испуга лицом – на заднем дворе лежало тело молодого человека с простреленной головой и зажатым в руке револьвером! Славина от такой новости просто передёрнуло всего, как от высокого напряжения! Это что, – история повторяется? Только этого сейчас не хватало! Ещё от прежних смертей в себя прийти не успели, и тут опять такое…

Шила в мешке не утаишь, и уже через десять-пятнадцать-тридцать минут к складу сбежались все служащие, примчались вездесущие корреспонденты и последними прибыли двое полицейских. Люди шумели, переговаривались, удивлялись, возмущались, – словом, вели себя по-разному. И лишь на лице директора читалась крайняя степень отчаяния! Славин заметил, как беззвучно шевелились его губы, – от сильного потрясения у Пейсиха Иосифовича даже голос пропал! Это всё было похоже на какое-то светопреставление или кошмарный сон!

Хорошо, что вскоре прибыл сам Кошко! Уж этот-то разберётся, что к чему! Он быстро выпроводил из склада всех любопытных, распорядился закрыть кабаре, и полицейские сразу же приступили к опросу всех, кто на данный момент находились в заведении. Каждому в отдельности задавали вопросы, составляли протоколы и только после этого выпускали из здания.

В ходе дознания удалось выяснить, что убитым был Карпов Игнат Власович, сорока трёх лет, путейский инженер, не женатый. Господин Карпов являлся частым гостем кабаре, был слаб к женскому полу и всегда был не прочь завести коротенькую интрижку с приглянувшейся дамочкой. Пока это было всё.

И опять Кошко с Филипповым до поздней ночи обсуждали все версии случившегося. Пятая смерть, связанная с кабаре, и пятеро убитых, которых ровным счётом ничего не связывает между собой! Что касается Карпова, то о нём нечего было сказать чего-либо необычного, – он не имел ни великих денег, ни влиятельного положения в обществе, ни даже собственного жилья. Инженер проживал в плохонькой съёмной квартире, которую сразу же тщательно обыскали. Но обыск тоже не дал следствию ничего нового. Так что на данный момент это был ещё один тупик!

Сапфо никак не могла уснуть. После убийства Карпова опять в её душе наступило полнейшее смятение! Ох, и неспроста всё это, – Абаянцев, Карпов, Аза, Гаянэ… Она встала, накинула на себя пеньюар, достала злополучную колоду карт, найденных ею в гримёрке Гаянэ, и начала неторопливо раскладывать их на столе, – аккуратненько, масть к масти, по порядочку… Закончив расклад, Сапфо обнаружила, что в колоде не хватает одной карты – туза вини. Сапфо для верности ещё раз перетасовала колоду и снова разложила все карты перед собой – по одной, каждую в отдельности. Виннового туза не было! Странно… По колоде видно было, что эти карты часто были в употреблении, и отсутствие одной карты лишало их самого главного качества – ими нельзя было пользоваться! Ну и в чём же тут дело?

Хотя… Так… так… так… Какая-то смутная мысль забрезжила в голове Сапфо, и она сталась не потерять эту тоненькую ниточку и напряжённо вспоминала, – где же она совсем недавно что-то слышала про карты… И, наконец, вспомнила! Она слышала об этом, когда её гости записывали свои пожелания в альбом для стихов и поздравлений, – вот тогда-то и был кем-то из гостей зачитан вслух написанный там коротенький стих про карты. Про эти непонятные глупые карты! Сапфо быстро схватила альбом и стала бегло просматривать страницы. Нашла! Вот оно! Это оказалось стихотворение Гаянэ, записанное её рукой. Сапфо несколько раз прочла его:

 
Мой бедный мальчик! Мой малыш!
Что ты волнуешься, не спишь?
Ведь все мы созданы из глины
И все умрём и в прах уйдём.
О нас заплачут лишь рябины…
 
 
И, покидая отчий дом,
Воспрянем мы в краю другом!
Прольётся кровь.. Но умирая,
Прошу я Бога об одном, —
Дай силы мне дойти до края!
 
 
Я у последней уж черты,
У самой вышней высоты…
Не страшно мне, поверь, мой милый!
А следом встанешь здесь и ты…
Адью! До встречи за могилой!
 
 
Мой бедный мальчик! Мой малыш!
И ты как свечка прогоришь…
Не сменим мы ничто отныне!
Цыганской карты лёг расклад —
Тебя нашёл уже туз вини!
 

По сердцу Сапфо пробежал холодок, – неужели это карты Азы? Ведь её и Гаянэ нашли вместе в доме Воскерчан… Неужто они убиты не только из-за драгоценностей?.. Мысли метались от одного к другому! Поведение Эсмеральды всегда было необъяснимым и непредсказуемым, а порою и просто задиристым. Интуитивно Сапфо кое о чём догадывалась, но это были только догадки и ничего более… Так какую же тайну унесла с собой в могилу прекрасная цыганка, гордая и независимая дочь своего народа? А ведь чувствовала, чувствовала Сапфо по некоторым нервно-возбуждённым и лихорадочным выходкам Эсмеральды, что та встряла в какую-то опасную ситуацию, и как могла, пыталась предостеречь её от этого. Да только не настолько близки они были, чтобы самовольная взбалмошная Эсмеральда стала прислушиваться к её предостережениям!

И о чём говорится в стихотворении Гаянэ? И о ком? Какой ещё мальчик? Любовник, что ли? Сапфо попыталась вспомнить мужчин, бывших прежде в окружении Гаянэ, но ни ком не смогла остановить свой выбор. Нет, всё не то! Похоже, что здесь речь идёт всё-таки о любовнике, а не просто о знакомом молодом человеке…

Сапфо взяла записную книжку Гаянэ и стала внимательно просматривать фамилии, адреса и телефонные номера. Так.. ателье… магазин… номера знакомых дам… Их Сапфо сразу вычеркнула из своего списка. А вот господин офицер… а вот ещё мужские имена, – об этих ухажёрах Гаянэ Сапфо знала, но мальчиками и малышами назвать их было трудно! А вот какая-то абсолютно не знакомая ей фамилия – Груздев Д. Ф. Кратенькая запись помечена позапрошлым декабрём, то есть – больше года назад. Сапфо ни разу не слышала об этом человеке. Интересно – кто же он такой, и какое отношение имеет к Гаянэ? Это и наметила Сапфо себе на завтра – разузнать всё про этого таинственного Груздева.

Но на следующий день её постигло огромное разочарование, а в сердце поселилось не менее огромное беспокойство! Оказалось, что по указанному в книжке адресу уже живут другие люди, которые в ответ на вопрос Сапфо вежливо сообщили ей, что месье Груздев здесь больше не проживает, потому что, пардон, он не нашёл ничего лучшего, как пустить себе пулю в лоб. А почему, – об этом им неведомо…

В сильном смятении шла Сапфо от дома Груздева, и в голове её крутилась одна неотвязная мысль:

– Просто чертовщина какая-то!

Сапфо и не подозревала даже, насколько в тот момент она была не далека от истины!

Аннет сидела дома за столом, составляла для себя список погибших, о которых ей говорил Кошко, и размышляла об этих людях – студент Клюев, портниха Хрипова, санитар Груздев и несчастный Абаянцев. А теперь сюда же можно смело добавить инженера Карпова. Аннет смотрела на этот список и не могла найти ни одного объединяющего момента. На ум не приходило ничего, от чего можно было бы оттолкнуться! И тут Аннет задала себе другой вопрос, – а не было ли других жертв, предшествующих этим? Может быть, что-то было упущено в самом начале, а это уже, так сказать, продолжение? И надо разобраться, – как они все связаны с кабаре? С чего-то надо было начинать своё собственное расследование, за что-то необходимо было зацепиться, – но за что? А уж то, что Славин вчера нашёл ещё один труп на задворках «Медузы», – это вообще било все рекорды цинизма и безнаказанности!

Газетчики, конечно, опять имя кабаре вымажут в грязи, но, как говорят русские, на каждый роток не накинешь платок! Обидно, конечно! Однако сейчас не в этом дело. А дело в том, что попасть в тот дворик можно только имея ключ от чёрного входа, а у посторонних людей этого ключа просто быть не может! Вот и получается, что Кошко как всегда оказался прав, – это самая что ни на есть настоящая череда убийств, и все они связаны с кабаре, к сожалению!

Мысли бежали, углубляясь в прошлое, и сейчас Аннет вспомнила о самом кошмарном дне во всей предыдущей истории – она подумала о том дне, когда бесконфликтная и беззлобная, в общем-то, Гаянэ с особой жестокостью убила Азу Кирских. Аннет так и не смогла до конца поверить в это. Или всё-таки это сделал Ланцов, не простив Азе того, что она скрыла от всех истинного убийцу Александры – Гаянэ? Хотя какая теперь разница, – верит она в это или не верит! Но неужели такое кошмарное злодеяние совершилось только из-за старинных французских драгоценностей, стоивших бешеные деньги? Вопрос повис в воздухе…

А если тут было что-нибудь ещё? Вдруг да что-то не заметили в прошлый раз? Прокручивая в голове на разные лады недавние события, Аннет осторожно вскрыла маленький розовый конверт без адреса – в таких конвертах обычно передают любовные записки, – но из конверта выпала совершенно тут неуместная довольно засаленная карта, туз вини, в уголке которой было помечено мелким почерком: «Груздев». Вот это сюрприз! Вот это фокус! Уж не этот ли самый санитар из лечебницы? Но тогда – какое отношение он имел к Азе? Сердце её учащённо забилось!

Первой мыслью Аннет было – отдать эту карту Кошко как доказательство. Но Аннет сразу же погасила сей порыв – никакое это не доказательство! Кошко сказал, что после смерти Груздева в его маленькой комнате обыскали каждый сантиметр, но ничего подозрительного не нашли. И что значит эта странная карта, да ещё и в розовом конверте? Но поскольку карта всё-таки лежала в конверте, а на самой карте была пометка «Груздев», то можно предположить, что её собирались отправить именно Груздеву, а не кому-то другому. Но из-за скоропостижной гибели Эсмеральды неотправленный конверт так и остался лежать у неё в гримёрке, только почему-то не на виду, а тщательно спрятанный в папке с её романсами, да ещё и глубоко за зеркалом. А Груздев – уже мёртв!

Мысли плавно текли от одного к другому. Так… посмотрим на последовательность событий… может, хоть это натолкнёт на какую-то идею…

Аза погибла в последних числах февраля, – это было 26 февраля…

Практически через две недели после её смерти застрелился Клюев. Напротив фамилии Клюева Аннет аккуратно пометила – 13 марта.

Ещё через две недели ушла в мир иной некая Хрипова Марина Олеговна, – 29 марта.

Вслед за ней, опять-таки через две недели, и спустя всего лишь полтора месяца после смерти Азы этого таинственного Груздева тоже нашли мёртвым, – это случилось 10 апреля.

И опять через две недели после смерти Груздева не стало Абаянцева, его не стало 28 апреля. В этом направлении теперь уже вряд ли что можно отыскать…

И ровно через месяц после смерти Абаянцева обнаружен последний (последний ли?) самоубийца, Карпов Игнат Власович, – 27 мая.

Аннет снова и снова думала об этих людях. Сравнивала даты, пыталась делать какие-то привязки, но ничего интересного и толкового по-прежнему не получалось! Но она хоть и была раздосадована этим, руки опускать не собиралась, – начнём рассуждать снова!

Итак, до Груздева был труп портнихи Хриповой. Что нам о ней известно? Эта женщина была настолько далека от кабаре и посещающих его людей, что было совершенно не понятно, – она-то с какой стороны может иметь с «Медузой» хоть что-то общее, хоть какую-то крошечную точку соприкосновения? Где же проходила та невидимая нить, которая объединила столь разных между собой людей? Пока что общим у них было только одно – все они были одиноки и не имели семьи. Но для каких-то серьёзных выводов это ровным счётом ничего не давало!