Текст книги "Загадочное убийство в Эрфурте"

– Ах, молодой человек, я все равно ничего не понимаю в современной технике. Лучше взгляните на Стефанию, она была очень красива в молодости.

Макс приблизился к креслу и взглянул на изображение довольно молодой женщины, в которое уперся сухой старческий палец фрау Лор. Женщина стояла в первом ряду недалеко от Инги фон Штразен и ее дочки. Он вспомнил, что не ответил на вопрос фрау Лор о возможной причастности Стефании Никлас к некоему убийству. Понимая, что старая женщина, скорее всего, просто шутила, все же сказал:

– Нет, фрау Лор, ваша подруга не имеет никакого отношения к убийству, которое произошло совсем недавно, а ваша подруга, как сообщила ваша правнучка, уже давно не обходится без инвалидного кресла.

– Совершенно верно, молодой человек… А все же было убийство?

– Да, фрау Лор. И один из изображенных на снимке мужчин может невольно оказаться косвенно виновным в убийстве, случившемся через много лет. Никого из этих господ вы не знаете?

– Нет, господин Вундерлих. Но я подумала, что Стефания может их знать, ведь не случайно она оказалась в этой компании.

– Вам не откажешь в логике, фрау Лор. Скорее всего, так оно и есть. Не могли бы мы прямо сейчас поехать в дом престарелых?

Фрау Лор улыбнулась и сказала:

– Вам не терпится скорее что-нибудь разузнать… Немецкая черта – думать в первую очередь о деле.

– Я швейцарец, фрау Лор.

– Но, наверное, немецкоязычный швейцарец?

Макс кивнул, и пожилая женщина удовлетворенно произнесла:

– Ну вот видите… Я сейчас свяжусь со Стефанией и узнаю, когда она сможет переговорить с вами.

– Вы не поедете со мной, фрау Лор?

– Не справитесь без меня?

– Дело не в этом. Боюсь, что старой больной женщине будет неловко разговаривать с незнакомым человеком, тем более сыщиком.

– Пожалуй, вы правы. Я поеду с вами.

– Только, фрау Лор… я здесь без машины… Но мы можем взять такси.

– Ничего страшного. Амалия отвезет нас на своей машине, заодно составит нам компанию.

После этого фрау Лор набрала номер телефона, долго ждала, пока ей ответят, потом кто-то пригласил к телефону еще кого-то, она снова долго ждала. Наконец по ее оживившемуся лицу Макс понял, что трубку взяла подруга Стефания. Он не прислушивался к долгим старческим восклицаниям фрау Лор, прерываемым паузами, когда подруга Стефания, пожалуй не менее эмоционально, отвечала ей. Раскрыл папку и бережно вложил в нее газетный снимок. Посмотрел многозначительно на Амалию, она улыбнулась в ответ. Наконец фрау Лор закончила разговор и сказала:

– Господин Вундерлих, она ждет нас в два часа дня. Потом у них мертвый час. У нас будет полчаса времени.

– Думаю, этого достаточно для разговора, фрау Лор.

– Ну и отлично. У нас еще есть время выпить кофе. Вы ведь не откажетесь?

– Было бы очень любезно с вашей стороны…

– Амалия, будь добра, приготовь нам всем кофе.

Амалия отправилась выполнять заказ прабабки и вскоре вернулась с подносом. Она поставила его на маленький столик на колесиках, который подкатила поближе к креслу прабабки. Потом принесла из другой комнаты две мягкие табуреточки и, поставив их возле столика, предложила:

– Присаживайтесь, господин Вундерлих.

Макс осторожно опустился на табуреточку и взял чашку. Некоторое время все трое молчали, прихлебывая кофе. Затем фрау Лор, стараясь явно не выказывать разбиравшего ее любопытства, спросила:

– Господин Вундерлих, а вы уже что-то знаете об этих людях, среди которых оказалась и моя подруга Стефания?

– Знаю, фрау Лор. Этот снимок сделан много лет назад в имении Лихтенберг вблизи Айзенаха, а эти люди собрались здесь по поводу кончины владелицы имения Эльвиры фон Штразен, которая, как мне известно, тоже проживала в Ваймаре.

– Никогда не слышала о такой, хотя и живу в Ваймаре всю жизнь.

– Это ее фамилия по мужу барону. А как ее звали в девичестве, я надеюсь, расскажет нам ваша подруга.

– Я думаю, Стефания гораздо моложе баронессы и вряд ли была с нею знакома.

– Давайте немного потерпим и выслушаем саму Стефанию, – твердо сказал Макс, давая понять, что не склонен гадать на кофейной гуще, и добавил: – Она сейчас моя единственная надежда узнать необходимые мне сведения.

Конец кофепития прошел при полном молчании. Наконец юная Амалия сказала:

– Давайте собираться. Я думаю, пора.

Она помогла прабабке подняться из кресла, после чего фрау Лор довольно живо засеменила в прихожую, чтобы одеться по погоде. Амалия помогала ей при этом.

Вся поездка заняла не более получаса. Дом престарелых был построен в виде буквы «П», и внутреннее пространство строения образовывало длинный двор прямоугольной формы, посередине которого от начала почти до центрального входа тянулась цветочная клумба. По дорожкам вокруг клумбы прогуливались старики обоих полов. Одни перемещались совершенно самостоятельно, другие шли, взявшись для надежности за руки, некоторых везли в инвалидных колясках представительницы обслуживающего персонала. Фрау Лор уверенно семенила впереди, направляясь к центральному входу. По всему было видно, что она здесь бывает часто. Войдя в холл, старая женщина, ни на кого не обращая внимания, направилась к лифту. Макс и Амалия последовали за ней. Кабина лифта подняла их на нужный этаж, дверь распахнулась, и они оказались в широком коридоре. Повернув налево и пройдя метров десять, фрау Лор посмотрела снова налево и издала радостный возглас:

– Ах, Стефания, ты уже здесь!

Сыщик и правнучка заторопились на возглас и, догнав фрау Лор, обнаружили слева помещение для посетителей. Вход в него представлял собой широкую арку без дверей. Там было несколько скамеек со спинками и столик; в углу стояли автоматы, где можно было получить кофе, кипяток для чая и просто питьевую воду. Посреди помещения стояло инвалидное кресло, в котором сидела старушка в малиновом берете, из-под которого выбивались жиденькие седые волосы. Фрау Лор подошла к ней, и они обменялись поцелуями «щека к щеке». Затем подруги в течение некоторого времени обменивались привычными для таких случаев возгласами и репликами. Макс и Амалия скромно стояли позади и терпеливо ждали, когда пожилые женщины обратят на них внимание. Наконец Стефания Никлас заметила Амалию и радостно воскликнула:

– Как славно, Клавдия, что ты захватила с собой правнучку. Подойди сюда, Амалия.

Девушка приблизилась и осторожно пожала протянутую руку. Стефания некоторое время повлажневшими глазами смотрела на Амалию, затем взгляд ее медленно переместился и замер на Максе.

– А этот господин, значит…

Клавдия Лор поспешила перебить ее и сказала:

– Стефания, это частный сыщик господин Вундерлих. Я говорила тебе о нем по телефону.

– Да, конечно. Я так и подумала.

Фрау Лор, всем своим видом стараясь показать, что она здесь главная, обошла вокруг кресла подруги и начала толкать его в направлении одной из скамеек. Амалия поспешила на помощь прабабке. Когда кресло почти вплотную причалило к скамейке, Клавдия Лор знаком пригласила всех сесть и сказала, обращаясь к Стефании:

– Стефания, господин Вундерлих расследует очень важное дело. Я уже говорила тебе, что у него есть старый снимок из газеты, на котором есть и ты. Господин Вундерлих, покажите, пожалуйста, моей подруге снимок.

Стефания Никлас запустила руку в карман выцветшей кофтенки и извлекла оттуда очки. Нацепив их на нос, улыбнулась и произнесла:

– Сейчас посмотрим, Клавдия, не ошиблась ли ты, узнала ли свою подругу в молодости.

При этих словах у Макса екнуло внутри, едва ли не дрожащей рукой он протянул газетную вырезку с фотографией Стефании Никлас. Та долго рассматривала снимок, водя по нему пальцем и шевеля при этом губами. Макс сидел в напряжении, дожидаясь, когда пожилая женщина закончит разглядывать фотографию. Наконец Стефания подняла голову и сказала:

– Да, Клавдия, ты не ошиблась.

У всех вырвался невольный вздох облегчения. Макс воспрянул духом и сказал:

– Фрау Никлас, не могли бы вы рассказать, кто изображен на этом снимке.

– Я приезжала в имение Лихтенберг по случаю кончины баронессы Эльвиры фон Штразен…

– Стефания, но ты, пожалуй, была намного моложе баронессы… Что общего было между вами? – не удержалась от вопроса Клавдия Лор.

– Я была дружна с ее невесткой Ингой фон Штразен. Вот она, стоит недалеко от меня вместе со своей дочуркой… Как же звали малышку? По-моему, Клара… Но я могу и ошибаться… Инга и пригласила меня к баронессе в имение.

Макс осторожно спросил:

– Фрау Никлас, не знаете ли вы, случайно, кого-нибудь из мужчин?

Старушка снова посмотрела на снимок и после некоторого раздумья сказала:

– Я знаю двоих. Вот этот молодой человек – муж Инги Карл фон Штразен. По иронии судьбы, он взял в жены уроженку Ваймара… Так же, как его отец женился на Эльвире, которая тоже происходила из Ваймара… Рядом с ним, постарше, господин Гринберг, брат усопшей. Он тоже жил в Ваймаре. Двух других я не знаю. Возможно, мне тогда представили их, но, увы, не помню их имен. Вы уж простите, господин Вундерлих.

Макс давно уже ее простил, так как был на седьмом небе от счастья, что старая женщина признала на снимке брата баронессы и даже назвала его фамилию. Он решил выяснить, что еще известно Стефании о Гринберге.

– Фрау Никлас, а вы не помните, как звали господина брата баронессы?

– Как же не помню? Он состоял в нацистской партии и очень гордился, что его зовут так же, как ее основателя. Адольфом его звали.

Ликованию Макса не было предела.

– Фрау Никлас, известна ли вам дальнейшая судьба Адольфа Гринберга?

– Во время войны он находился в Ваймаре. Когда шли русские, он не бежал на Запад. Позднее, уже при новой немецкой власти, его арестовали. Что стало с ним потом, я не знаю.

– Был ли женат господин Гринберг? Были ли у него дети?

– По-моему, он женился в конце войны, и вроде бы были дети… Не знаю сколько… Не знаю и на ком он женился…

В комнату для посетителей вошла женщина средних лет. Она была в голубой униформе, на голове был легкий берет того же цвета.

– Так вот вы где, фрау Никлас, а я вас ищу.

– Извините, Ильзе. Ко мне пришли гости, но мы уже заканчиваем свидание. Ведь так, господин Вундерлих? – Стефания Никлас взглянула на Макса.

– Безусловно, фрау Никлас, по-моему, мы решили все вопросы, – сказал Макс и, посмотрев на сотрудницу Ильзе, добавил: – Мы уже уходим.

– Тогда я забираю фрау Никлас, ей еще надо принять лекарство.

Ильзе терпеливо ждала, пока подруги прощались. Амалия и Макс пожали по очереди руку Стефании Никлас, а Макс проговорил:

– Фрау Никлас, вы не представляете, как я вам благодарен. Сегодня вы сообщили мне бесценную информацию.

– Очень рада, что смогла быть полезной. Дайте знать, господин сыщик, если преступление будет раскрыто.

Макс кивнул, и все трое направились к выходу из комнаты. Вслед за ними сотрудница Ильзе покатила кресло со Стефанией Никлас из комнаты для посетителей.

Он решил больше не отнимать время у отзывчивых прабабки и правнучки и поехать в отель на общественном транспорте. Им же он сказал:

– Фрау Лор, Амалия, я никогда не забуду то, что вы сделали для меня. Ваша информация позволит сделать следующие шаги, которые, я надеюсь, помогут разыскать преступника. Дальше я с вами не поеду. У меня еще есть дела здесь неподалеку. Так что позвольте откланяться.

Расчувствовавшиеся от его благодарственных слов дамы сели в машину и, помахав ему на прощание, укатили. Дождавшись, когда автомобиль скроется за углом, Макс остановил первого попавшегося прохожего и выяснил у него, как добраться до отеля «Леонардо». Вскоре он был в отеле. Быстро собрав вещи и рассчитавшись за номер, он в тот же вечер покинул Ваймар.

17

На Шиллерштрассе была скверная погода. В офисе темно, как будто было не одиннадцать утра, по меньшей мере пять или шесть часов вечера. Макс включил экономлампы, забрал с письменного стола чашку с кофе и сел на диван. Место эйфории, охватившей его после поездки в Ваймар, постепенно занимало твердое осознание того, что он сделал удачный, но только первый шаг на пути к конечной цели своего расследования – раскрытию преступления, что впереди, как всегда, однообразная дорога розыска неопределенной протяженности, с неопределенными же поворотами и препятствиями. По крайней мере, в данный момент он даже не представлял, каким будет его следующий шаг. Мысли его лениво ворочались в голове.

Итак, того, кто написал, вероятно, первые строки этой печальной истории, звали Адольф Гринберг. Предстояло выяснить, кто же поставил последнюю точку в этой истории. Из свидетельств Стефании Никлас следовало, что Адольфа Гринберга, скорее всего, уже нет в живых. Если у него и были дети, то к моменту ареста отца они были в том возрасте, когда подобная информация ребенком просто не воспринимается, а следовательно, и не сообщается ему. Опять же, если были дети, то была и их мать, которой Адольф Гринберг мог доверить тайну старого семейного конфликта. Только через нее информация могла попасть к детям или, что еще хуже, к каким-нибудь третьим лицам. Таким образом, установление некоторых фактов жизни Адольфа Гринберга после того, как он узнал о медальоне, вплоть до его ареста, представлялось совершенно необходимым.

Макс закурил и зашагал по комнате. Интересно, есть ли подвижки у инспектора Ниммера? Вдруг он уже определил круг лиц, с которыми знался убитый Петер Хорст. Вдруг среди них окажется человек с фамилией Гринберг? Заманчивая идея не давала покоя, и он набрал номер телефона полицейского.

– Слушаю, Ниммер.

– Добрый день, господин инспектор. Частный детектив Вундерлих.

– Рад вас слышать, частный детектив. Есть хорошие новости? Уже можете назвать преступника?

– Кое-какие новости есть. Если вам уже удалось установить какие-то связи убитого Петера Хорста, то хотел бы знать, не засветилась ли среди них персона с фамилией Гринберг.

– Это и был бы преступник?

– Не исключено.

– Нет, лиц с такой фамилией мы пока не установили. Может быть, все еще впереди. А почему вы спрашиваете?

Макс подумал, что хватит водить инспектора за нос и пора его хотя бы частично ввести в курс дела. Он ответил:

– Господин Ниммер, как я уже вам говорил, история началась очень давно, еще до войны. И весьма вероятно, что некто Адольф Гринберг из тех времен, дальний родственник убитого Вальтера Обермана, имеет к ней косвенное отношение.

– Как это возможно, частный детектив? Если даже этот ваш Гринберг еще не умер, то является старцем, который в состоянии разве что обмочить себе пальцы, когда писает.

Макс по достоинству оценил шутку Ниммера и со смешком ответил:

– Вы совершенно правы, господин инспектор. Но он мог после себя оставить своим потомкам некое послание, в котором сообщал о таинственном медальоне…

– Постойте, частный детектив! Какой медальон? Что вы несете?

– Простите, господин инспектор, совсем забыл, что вы не в курсе. Из семейной легенды известно, что дед Вальтера Обермана получил от своей матери при ее кончине некий медальон, якобы хранящий тайну неких семейных имущественных отношений. Об этом, вероятно, знал упомянутый мною Адольф Гринберг, брат скончавшейся. Затем медальон оказался у Вальтера Обермана. И его жена считает, что кто-то выманил Вальтера из дома, чтобы убить его и завладеть медальоном. Теперь вам понятно?

– Теперь мне понятно, что я вообще ничего не понимаю. Объясните мне, почему более шестидесяти лет никому не нужен был ни медальон, ни эта, как вы изволили выразиться, тайна и вдруг в один прекрасный момент кто-то вызывает Обермана и убивает его?

– Не совсем так. Дело в том, что медальон попал к Вальтеру Оберману лишь тринадцать лет назад. До этого он находился в Соединенных Штатах у одного бывшего сержанта американской армии. Дед Вальтера Обермана находился в одном из рейнских лагерей для пленных солдат вермахта и перед смертью отдал этот медальон американскому сержанту и попросил передать его близким. У сержанта передать не получилось, и он увез медальон за океан. И лишь тринадцать лет назад внук сержанта, находясь в Германии по делам, передал медальон семье. Медальону не придали никакого значения, и сам Вальтер Оберман забросил его в дальний, что называется, ящик. И вот недавно…

– Я почти понял. Но почему только недавно?

– Этого я и сам пока не могу понять. Скорее всего, только недавно кому-то стало известно, что медальон находится у Вальтера Обермана.

Макс услышал, как Ниммер недоверчиво хмыкнул и вдруг неожиданно выпалил:

– Просто настоящий детектив.

Макс громко рассмеялся и сказал:

– Это и есть суть нашей работы, господин Ниммер. Разве не этим вы занимаетесь ежедневно?

– Да-да, – пробормотал Ниммер, потом добавил: – Что вы намерены делать дальше?

– Попытаюсь установить родственные связи Адольфа Гринберга. Думаю, что его потомкам что-то стало известно.

– Уж не хотите ли вы сказать, что тот верзила, которого тогда ночью видел пенсионер Дик, и есть потомок этого вашего Адольфа?

– Именно это я и хочу сказать. Хотя не исключаю, что дело более запутанное. Вас, господин инспектор, я хотел бы только попросить, чтобы вы по своим каналам оповестили кого нужно об этом медальоне. Вдруг он где-нибудь всплывет.

– Я непременно сделаю это, частный детектив. Вы, конечно, не знаете, как выглядел этот медальон?

– Разумеется, нет. Но супруга убитого Вальтера Обермана видела его.

– Хорошо. Я буду исходить из того, что интерес представляет любой подвернувшийся мне медальон…

– Именно так, господин инспектор. Звоните в любой момент. Удачи вам.

Макс откинулся на спинку дивана и некоторое время сидел, размышляя. Надо было делать следующий шаг, и он подумал о Мартине. Видимо, в этот же момент она подумала о нем, потому что на его мобильном телефоне заиграла мелодия, от которой он каждый раз непроизвольно дергался. Он нажал кнопку и сразу же понял, что не ошибся.

– Это я, Максик.

– Я слышу, Мартина. Как дела?

– У меня все в порядке. Лучше расскажи, что ты накопал.

– Кое-что накопал. Хотелось бы больше, но спасибо богу и за это. Я нашел дядю Адольфа.

– Живого?

– Я просто узнал его фамилию. В живых его, скорее всего, нет, но, зная теперь его фамилию, надеюсь выяснить его судьбу. Кстати, ты могла бы мне помочь.

– Ты в этом уверен?

– Я не уверен, как всегда, ни в чем. Но ты же знаешь, что я люблю проверить факты и лишь потом делать выводы в отношении уверенности…

– Оставь свою философию. Выкладывай, что ты хочешь.

– Дядя Адольф был в нацистской партии. После войны, когда уже была образована ГДР, его арестовали, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. По крайней мере, нам ничего не известно о его судьбе.

– И что же я могу сделать? – резко перебила Мартина.

– Не кипятись, Мартина… В те времена таких, как дядя Адольф, арестовывала одна и та же контора. Это служба безопасности ГДР, так называемая Штази. Сейчас, насколько я знаю, архивы Штази открыты. Это не значит, конечно, что туда можно запросто попасть, как, скажем, в публичную библиотеку Франкфурта. Существует какой-то порядок. Вот и выясни через своего шефа, как это можно сделать, и организуй запрос.

– Я попробую. Как все же фамилия дяди?

– Гринберг. Просто Адольф Гринберг из Ваймара. Он мог быть арестован в сорок девятом или, скажем, в пятидесятом году. Интерес представляют сведения о его семье, если она у него, конечно, была… Жена, дети, когда родились, имена…

– Максик, неужели, чтобы найти убийцу мужа Гизелы, необходимо проводить такое сложное расследование?

– А что делать? Я говорил сегодня с Ниммером. У него пока ничего обнадеживающего…

– Хорошо, Максик, я поняла и записала данные. Как только что-то узнаю, сообщу. А как вообще настроение? Не хочешь куда-нибудь прошвырнуться?

– Что ты имеешь в виду?

– Естественно, не поход в какой-нибудь ресторан. Как смотришь на то, чтобы отправиться в загородную прогулку на велосипедах?

– Мартина, ты читаешь мои мысли. Я просто мечтаю об этом. Надо подумать…

– Хорошо, думай. Когда что-нибудь придумаешь, поделись. Я отключаю связь.

Он хотел еще спросить, как подвигается дело с написанием ее очередной детективной истории, но в телефоне уже раздавались короткие гудки. За окном было совсем темно, хотя часовая стрелка только подбиралась к шести. Макс решил, что сегодня хватит работать и можно отправиться в бассейн. Вскоре он уже плавал в бассейне, невольно продолжая думать о тех действиях, которые предпримет в ближайшие дни.

18

Отто Фукс возвращался после велосипедной прогулки по окрестностям Мюнхена. Слегка вспотевший, он стоял на перроне маленькой станции и тяжело дышал, так как последние десять минут интенсивно крутил педали, чтобы не опоздать к поезду. Поезд пригородного сообщения опаздывал, но Отто тем не менее не жалел о напрасно приложенных усилиях, так как считал резкое увеличение нагрузки в конце прогулки полезным, несмотря на предупреждение домашнего врача: «Вам, господин Фукс, в ваши годы и при вашей сидячей работе я бы рекомендовал избегать внезапных интенсивных нагрузок». Дыхание постепенно успокаивалось, и, когда подошел поезд, от предпринятого рывка остались лишь воспоминания.

Отто вошел в вагон. Велосипед он оставил внизу, в просторном тамбуре, а сам поднялся на верхний уровень. Людей в вагоне было немного, чему коммерческий директор издательства откровенно порадовался, так как терпеть не мог большие скопления народа. Он выбрал одиночное место в начале вагона. Перед креслом был столик с оставленной на нем газетой. Отто сел, вытянул ноги и прикрыл глаза. До Мюнхена было полчаса езды. Он почувствовал, что засыпает, но не стал сопротивляться объятиям Морфея и вскоре задремал.

Отто проснулся от того, что кто-то легонько прикасался к его плечу. Пожалуй, уже Мюнхен, и, по видимому, кто-то решил его разбудить. Он быстро посмотрел направо в окно и увидел, что поезд продолжает двигаться и за окном все тот же сельский пейзаж. Интересно, что это за нахал, решившийся потревожить спящего человека? Отто посмотрел налево, потянул носом воздух и понял, что нахал, стоящий позади него, просто пьян и не может адекватно оценить, спит он или нет и поэтому толкает его в плечо, чтобы что-то спросить.

– Что вам угодно? – возмущенно буркнул Отто, повернув голову и взглянув в бесцветные глаза небритого мужчины.

Почувствовав недовольство в голосе, незнакомец отдернул руку и испуганно сказал:

– Простите… Я не заметил, что вы спите. Я просто хотел спросить, нужна ли вам вот эта газета, – небритый кивнул в сторону лежащей на столике газеты.

Газета ему, конечно, была не нужна, более того, она ему не принадлежала, но, рассерженный непрошеным вторжением, Отто сухо сказал:

– Да, я буду ее читать.

Извинившись, мужчина побрел дальше вдоль вагона, а Отто, продолжая про себя возмущаться, развернул газету. Это была «Бильд». У него сразу же возникло желание положить газету на место. Как человек, работающий в издательстве, он ненавидел желтую прессу и ее дешевые приемы привлечь к изданию читателя. Все они строились на нездоровом желании людей узнать какие-нибудь новые сплетни о знаменитостях или свежие подробности о произошедших преступлениях. Отто Фукс уже начал складывать газету, чтобы небрежно бросить ее на столик, но вдруг его внимание привлек заголовок на одной из страниц: «Новые подробности происшествия в Эрфурте». Если бы в заголовке упоминался не Эрфурт, а какой-нибудь другой населенный пункт, то через пару секунд газета снова легла бы на то место, где лежала. Но Эрфурт был городом, в котором проживала его единственная сестра Эльза, и Отто решил удостоить заметку своим вниманием.

Заметка была короткой, и глаза Отто быстро побежали по тексту:

«Обнаруженный на прошлой неделе на окраине Эрфурта труп неизвестного мужчины был опознан. Опознала его супруга Гизела Оберман из Франкфурта-на-Майне, до этого обратившаяся в полицию по поводу исчезновения ее мужа Вальтера Обермана. Как и почему Вальтер Оберман попал в Эрфурт, пока неясно. Полиция Эрфурта продолжает расследование и была бы благодарна за любую помощь в расследовании».

Отто тупо продолжал смотреть на строки заметки, которые вдруг почему-то запрыгали перед глазами. Знакомая фамилия. Откуда он ее помнит? Уж не ее ли произнес тогда переводчик Аксель Бекман? Этот заносчивый баловень судьбы. И ведь Франкфурт-на-Майне… Именно его упоминал Бекман. Справа за окном возникли строения мюнхенского вокзала.

Он схватил газету, сунул ее в рюкзак и, забросив рюкзак за спину, торопливо спустился в тамбур к своему велосипеду. На перроне он отыскал лифт, возле которого уже образовалась очередь из пассажиров с велосипедами и тяжелой поклажей, дождался своей очереди и, поднявшись и проведя велосипед через зал, вышел на улицу. Отто медленно крутил педали, ощущая, как вызванное прогулкой приподнятое настроение улетучивается и его постепенно начинают одолевать мрачные мысли.

Дома он сварил себе кофе, прикурил сигарету и, усевшись в глубокое кресло, погрузился в воспоминания.

Когда после смерти отца Отто мать повторно вышла замуж за Герхарда Фукса, семья из Ваймара перебралась в Эрфурт. После окончания университета Отто редко появлялся дома. Он приезжал, конечно, когда умерла мать и когда немногим раньше до ее кончины умер отчим, был еще несколько раз (одним из поводов для приезда была свадьба Эльзы). Сестра же продолжала жить в Эрфурте. Иногда они звонили друг другу. Таким образом он узнал, что Эльза развелась с мужем, что ей не хватает денег, чтобы воспитывать детей. Несколько раз Отто переводил деньги на ее счет. Потом все чаще, разговаривая с Эльзой по телефону, он стал слышать в ее голосе те интонации, которые присущи нетрезвому человеку. Ему стало понятно, что сестра пьет. Когда он пробовал заговаривать с ней об этом, она энергично протестовала, убеждая Отто в том, что это не так. Другой реакции он и не ожидал, и постепенно их общение почти полностью прекратилось.

Как только переводчик Аксель Бекман, сам того не подозревая, сообщил важную новость о медальоне, вернувшемся в семью Оберман, Отто сразу же связался с сестрой. Коротко поинтересовавшись ее делами и жизнью детей и узнав, что мальчики продолжают идти не по той дорожке, Отто рассказал Эльзе о существовании письма их покойного отца и том известии, которое неожиданно принес переводчик с английского Аксель Бекман. Эльза быстро сообразила, что если все это правда и если еще не поздно, то можно получить неплохие деньги. Она не могла ничего посоветовать Отто, но пообещала, что подумает, как действовать дальше. Что надумала Эльза, было не ясно до настоящего времени. С тех пор он еще пару раз звонил сестре, и она не очень трезвым голосом отвечала, что без мальчиков она вопрос получения наследства решить не может, а мальчики еще не готовы. Подробностей Эльза не сообщила, но из ее странных намеков Отто понял, что у мальчиков проблемы с правосудием. У него также не было никаких сомнений, что сестра ведет прежний образ жизни и нет ни малейшего шанса, что она может что-то предложить относительно получения наследства самостоятельно.

Больше Отто не звонил сестре. Несмотря на желание получить наследство, он не очень верил в осуществимость идеи и положился на то, что самые молодые потомки Адольфа Гринберга свяжутся с ним сами. И вот пришла неожиданная весточка… Причем таким странным образом… Вдруг к смерти Вальтера Обермана имеют отношение его племянники? А может быть, здесь и нет никакой связи с его родственниками? Простое совпадение… Но вдруг подумают, что он приложил к убийству Вальтера Обермана руку, вдруг его разыщут, допросят и об этой истории узнают в издательстве? Настроение испортилось еще больше. Выкуренные сигареты горкой лежали в пепельнице. Отто нервничал, не зная, что предпринять и надо ли вообще что-то предпринимать. Вдруг он ошибается и напрасно думает о решении несуществующей проблемы? Ведь прошло почти два года, и за все это время ему не пришлось выслушать от родственников ни единого плана, как получить наследство. Решили действовать в одиночку? Заполучить медальон, а дядю и брата оставить с носом? Что ж, и это возможно в наше время… И разве только в наше? А что они могут без него сделать? Им ведь ничего не известно про историю с медальоном… А что известно ему, Отто Фуксу? Что есть некий медальон, который может принести «несметные» богатства, что есть некая семья во Франкфурте-на-Майне, якобы владеющая этим медальоном… Пожалуй, и все. Он говорил сестре о существовании медальона, но не называл никаких имен и названий населенных пунктов… Или называл? Отто впервые в жизни поймал себя на том, что чего-то не помнит. И он стал успокаивать себя тем, что если даже и сболтнул лишнее про медальон и богатство, то вечно пьяная сестра вряд ли что-то запомнила. А вдруг запомнила? Тогда он, расчетливый Отто Фукс, сам себя подставил. Надо что-то предпринять… Но что именно?..

Отто Фукс решил выждать, хотя интуитивно чувствовал, что случайно прочитанная сегодня заметка в газете имеет отношение и к нему. А интуиция его еще никогда не подводила.