Текст книги "Рубаи"

Переводчик К. Бальмонт

Поток времен свиреп, везде угроза,

Я уязвлен и жду все новых ран.

В саду существ я сжавшаяся роза,

Облито сердце кровью, как тюльпан.

Когда я чару взял рукой и выпил светлого вина,

Когда за чарою другой вновь чара выпита до дна,

Огонь горит в моей груди, и как в лучах светла волна,

Я вижу тысячу волшебств, мне вся вселенная видна.

Этот ценный рубин – из особого здесь рудника,

Этот жемчуг единственный светит особой печатью,

И загадка любви непонятной полна благодатью,

И она для разгадки особого ждет языка.

Если в лучах ты надежды – сердце ищи себе, сердце,

Если ты в обществе друга – сердцем гляди в его сердце.

Храм и бесчисленность храмов меньше, чем малое сердце,

Брось же свою ты Каабу, сердцем ищи себе сердце.

Древо печали ты в сердце своем не сажай,

Книгу веселья, напротив, почаще читай,

Зову хотенья внимай и на зов отвечай,

Миг быстротечный встречай и лозою венчай.

Грядущий день и прошлый век

Меня не беспокоят.

Но в этот день, в текущий день

Мне струны песню строят.

До тебя и меня много сумерек было и зорь.

Не напрасно идет по кругам свод небес золотой.

Будь же тщателен ты, наступая на прах – этот прах

Был, конечно, зрачком, был очами красы молодой…

Когда я пью вино – так не вино любя.

Не для, того, чтоб все в беспутстве слить в одно.

А чтоб хоть миг один дышать вовне себя,

Чтоб вне себя побыть – затем я пью вино.

Мы цель созданья, смысл его отменный,

Взор Божества и сущность зрящих глаз.

Окружность мира – перстень драгоценный,

А мы в том перстне – вправленный алмаз.

Плакала капля воды: «Как он далек, Океан!»

Слушая каплю воды, смехом вскипел Океан.

«Разве не все мы с тобой? – капле пропел Океан, —

Малой раздельны чертой», – капле гудел Океан…

Ты весь мир обежал. Все, что ты увидал, есть ничто.

Все, что видел кругом, все, что слышал кругом, есть ничто.

Ты весь мир обошел – что ж ты в мире нашел? О, ничто.

Ты вошел в свой покой, в домик маленький твой, он – ничто.

Переводчик К. Герр (К. М. Мазуурин)

Аллах! Ханже ль тебя доступно понимать?

Он чужд, он, как пришлец, желает видеть ясно

Лишь то, что для случайных глаз прекрасно, —

Ему ль в глубокий смысл могущества вникать?..

Он, движимый к тебе припадками боязни,

У ног твоих спешит в сомненье пресмыкаться;

Желая избегать своей достойной казни,

Готов от всех творений отказаться!..

Противны мне твои молельцы! Их ли вера

Достойна лучшего удела и примера?..

Единая их мысль – избегнуть наказанья,

Которое ты дашь в пределах мрачных ада,

Для них важна твоя загробная награда,

Но здесь тебя ценить в них вовсе нет желанья!..

Ах, повторяй свои жестокие заветы

Кому-нибудь – не мне, кто знает так тебя,

Кто видит все твои высокие приметы, —

Ты можешь ли людей наказывать любя?!

Увы! Мое сердце не знает лекарства,

Уходит душа, расстается со мной…

Куда ты уходишь? В какое ты царство

Помчишься из тела за новой судьбой?

Стремясь к любви, провожала ты годы,

Прошедшее стало тебе пустотой…

Ни в царстве духовном, ни в царстве природы

Нет смысла, нет жизни, желанной тобой.

Нет, в эту жизнь мы войти опоздали —

Мир уж до нас в искушеньях погиб.

Как бы мы жизнь исправлять ни желали,

Поздно, напрасно! Так крепко привит

К духу, уму первородный наш грех,

Корни пустил, прободал все живое —

Мысли, и чувства, и слезы, и смех…

Стало смешным нам и скучным святое,

Стал непонятен нам истинный бог,

Мира исправить и он бы не смог.

Что же? Не лучше ли кончить мученье,

Глупые игры с своим божеством,

Вечно его надувать ханжеством

И быть надутым судьбой в заключенье.

Зачем, творец мой, ты меня заставил

От первых дней себя распознавать?

И творческую мощь ты сам же обесславил,

Уделом начертав мне слово «умирать»?!

Какая цель? В чем смысл того познанья

И для чего оно, когда не в силах я

Воспользоваться им для целей бытия,

Раз осужден тобой на вечное изгнанье?

Увы! Кончаются младые наши лета,

И юности весна назавтра отцветет,

И радостная песнь закончена и спета,

И завтра навсегда в устах моих замрет.

А я так и не знаю откуда и куда,

Как птичка, юность та сама ко мне явилась,

Понять не в силах я, как наконец случилось,

Что птичку эту вновь не встречу никогда.

Отдайся радости! Мученья будут вечны!

Сменяться будут дни: день – ночь, день – снова ночь;

Часы земные все малы и скоротечны,

И скоро ты уйдешь от нас отсюда прочь.

Смешаешься с землей, с комками липкой глины,

И кирпичи тобой замажут у печей,

И выстроят дворец, для низменной скотины,

И на закладке той наскажут ряд речей.

А дух твой, может быть, былую оболочку

Назад, к себе опять, напрасно будет звать!

Так пой же, веселись, пока дают отсрочку

И смерть еще тебя не вышла навещать.

Переводчик Василий Величко

Ты словно опьянен! Безумие твое

Невежественный страх предсмертию внушает —

И с отвращеньем ты глядишь в небытие!

Ведь из небытия чудесно возникает

Бессмертья ветвь, полна живительной красы!

И вечной смерти нет, исчезло наважденье

С тех пор, как в душу мне отрадой возрожденья

Пахнуло нежное дыхание Исы.

Убаюкан тщетною надеждой,

Разметал я на ветер полжизни,

Но и дня безоблачного счастья

Не познал в земной своей отчизне.

И теперь живу под гнетом страха:

Я боюсь, что время, время злое,

Уловить мне случай помешает —

Увенчать наградой хоть былое.

Облегчи в бедном сердце мучительный гнет,

Треволнений мирских и забот;

От недоброго взора людского укрой

Все, в чем грешен бывал я порой!

На сегодня дай светлого счастья струю —

А на завтра себя предаю

Я, мой Бог, в милосердную руку Твою.

О друг, будь весел и беспечен!

День скорби будет бесконечен —

И в сочетанье роковом,

Сойдясь на небе голубом,

Светила встретятся лучами,

Твой прах землею, кирпичами

Мгновенно станет и из них

Дворцы построят для других.

Жалкая страсть человека – подобна собаке цепной:

Крик ее – лай непристойный, докучий, без всякого толка!

Лисья таится в ней хитрость… Дает она мнимый покой.

Зайца обманчивый сон… Сочетались, слились в ней одной

Бешенство лютого тигра и жадность голодного волка!

В кумирне, в медресе, во храме, в синагоге

Боятся ада все и рая страстно ждут.

Возникнуть не могло зерно такой тревоги

Лишь в сердце у того, кем правит разум строгий,

В ком тайны Вышнего нашли себе приют.

Открой мне дверь: открыть ее

Здесь может, боже, лишь твое

Чудесно-властное веленье!

Дай путь сознанью моему:

Ты открываешь путь спасенья!

Руки не дам я никому

Из тех, поднять кто пожелает

Меня из праха суеты.

Всех смерть и тленье ожидает,

Бессмертен, вечен только ты!..

Достойней, чем весь мир возделать, заселить, —

В одной душе людской печали утолить,

И лаской одного в неволю заковать,

Чем тысяче рабов свободу даровать!

О, бойся тело отдавать

На пищу горю и страданьям,

Томясь слепым любостяжаньем

Пред белым серебра сияньем,

Пред желтым златом трепетать!

Пока веселья час не минет

И теплый вздох твой не остынет —

Твои враги на пир тогда

Придут как хищная орда!

Когда бы ясно тайны жизни

Постигло сердце человека,

Оно б и тайны смерти знало,

Нам недоступные от века!

И если ты – слепой невежда,

Теперь, когда ты сам с собою —

И с миром видимым, и с жизнью

Не разлучен еще судьбою,

То что ж, когда себя покинешь

И жалкий прах в земле истлеет, —

О, что ж тогда твой дух бесплотный,

Безличный дух уразумеет?

Безумцы в мире есть, которых самомненье

Во мрак надменности и чванства завело —

Иных влечет мечта о райском наслажденье,

О замках, где всегда прохладно и светло,

Где гурии нежней и краше роз Востока.

Безумцы! Как они обманутся жестоко!

Аллах! Настанет день – и с тайны бытия

Завесу темную сорвет рука твоя,

И обнаружится, что все они упали

Далеко от тебя, во мглу безбрежной дали.

В могилах спящие земле возвращены,

Частицы праха их рассеяны повсюду —

Рассеяны, как пыль! Какому ж злому чуду,

Увы, подвержены ничтожества сыны?

Какой напиток их так держит в опьяненьи,

В неведеньи всего, в тревогах и сомненьях?

И будет омрачен рассудок их всегда

До дня последнего суда.

Вчера на площади базарной видел я,

Как глину вязкую горшечник мял ногами.

С него усердья пот катился в три ручья.

И этот мертвый прах незримыми устами,

Казалось мне, шептал: «Я ближним был твоим!

Стыдись! Не будь так груб и так неумолим!»

Добросовестных и умных

Уважай и посещай —

И подальше без оглядки

От невежды убегай!

Если яд мудрец предложит,

Не смущайся, смело пей!

Даст глупец противоядье,

Вылей на землю скорей!

Доколе жизнь свою ты будешь посвящать

Гордыне суетной и самообожанью?

Иль, одержим больным стремлением к познанью,

Причин небытия и бытия искать?

Пей светлое вино! Ту жизнь, что чрез мгновенье

Прервать готова смерть, идущая вослед,

Любить иль понимать не стоит. Цели нет!

И лучше жизнь влачить во сне иль в опьяненьи!

Есть в небе бык Первин – созвездие плеяд,

А на рога другой взял землю, говорят.

Открой же взор души, открой глаза сознанья,

Как те, сподобился кто истинного знанья, —

И посмотри-ка: там, меж этих двух быков,

Какое множество… ослов!

Над розами еще проходят облака,

Окутывают их фатой прозрачной тени.

Все жажду сердцем я волшебных опьянений —

Не отходи ко сну; не пробил час пока!

О, пей душа моя! В вине сверкает пламя.

И залит небосвод багряными лучами.

Зла речь твоя, мулла, и ненависть – ей мать!

Ты все зовешь меня безбожником, неверным.

Ты прав, я уличен! Я предан всяким сквернам,

Но будь же справедлив: тебе ли обвинять?

Мне лучше быть с Тобой в вертепе, в кабаке

И помышлениями заветными делиться,

Чем без Тебя, мой Бог, идти в мечеть – молиться

Без пламени в душе, но с четками в руке!

Да! Сотворивший все, что было, есть и будет!

Чтоб ни было со мной, но знай, так верю я —

Введет ли в рай за то меня рука твоя

Иль на сожжение в аду меня осудит.

Коль знаменит ты в городе, ты – «худший из людей»!

Коль ты забьешься в угол свой, ты – «вредный чародей»!

Святым ли будь, пророком ли – разумнее всего

Здесь быть для всех невидимым, не видя никого.

К чему, когда осуществленья

Желаньям нашим не дано,

И все заранее судьбой предрешено, —

К чему все замыслы, усилья и стремленья?

Мы вечно мучимся, влачась в земной пыли,

И сожаленьями мы растравляем рану,

Со вздохом говоря: «Ах, поздно мы пришли!

Уйти придется слишком рано!»

Моя возлюбленная вновь

Дарит мне прежнюю любовь!

Дай бог, чтоб дни ее сияли

Так долго, как мои печали!..

Единым нежным обожгла

Мгновенным взором – и ушла,

Оставив счастья обаянье…

О, верно, думала она —

Свершив добро, душа сильна,

Когда не ищет воздаянья!

Надменным небесам брось вызов горстью пыли.

И в том, чтобы тебя красавицы любили,

Миг счастия лови, ищи его в вине!

О чем тебе молить и в чем просить прощенья?

Вернулся ль хоть один – один, как исключенье

Из всех, исчезнувших в неведомой стране?

Назначьте свиданье, друзья!

Когда под землей буду я,

Сойдитесь в условленном месте.

Завету верны моему,

Возрадуйтесь сердцем тому,

Что дружно пируете вместе!

Когда виночерпий младой

К вам с чашей войдет круговой,

Рубины заблещут огнями

В живительном старом вине.

Пусть каждый, вздохнувший по мне,

Пьет в память о бедном Хайяме!

Не спрашивай меня о том, что так превратно,

О прошлом, будущем… Жизнь – ветра дуновенье.

Считай добычею бегущее мгновенье —

К чему заботиться о том, что невозвратно?

Непобедимую в нас поселил, Господь, Ты страсть.

Но Ты же – не велишь отдаться ей во власть!

И бедный род людской в большом недоуменье —

Твой дар, приказ Твой – Страсть! Твое ж и запрещенье!

Ты словно повелел нам чашу наклонить,

Из содержимого ж – ни капли не пролить!

Нет в суетной любви могучего сиянья:

Как пламя зыбкое в минуту погасанья,

Она не может дать живящего тепла!

Ее наследие – холодная зола!

Но кто божественной любовию пылает,

Ни отдыха, ни сна, ни пищи тот не знает!

В сияньи радостном взойдет ли яркий день,

Иль мир окутает чадрою ночи тень,

Несутся ль месяцы, года чредой крылатой —

Все призрак для души, любовию объятой!

Никто на свете не проник

В начала вечного тайник.

Не мог никто ступить ни шагу

За грани личного мирка!

Я вижу: от ученика —

До тех, кто нас ведет ко благу,

Несовершенно все и вся —

Все то, что матерью зачато,

Несовершенства яд неся

От дней рассветных до заката!

О, друг! Зачем пещись о тайнах бытия,

В безумии желать того, что невозможно?

Мечтой бесплодною охвачена тревожно,

Напрасно смущена зачем душа твоя?

Будь счастлив, веселись! При сотвореньи света

Никто ведь у тебя не спрашивал совета.

Ну да, я пью вино!.. И кто не слеп умом,

Кто истину, как я, уразумеет,

О, тот поймет, что перед божеством

Поступок мой значенья не имеет.

Аллах от века знал, он знал давным-давно,

Что мне, рабу его, придется пить вино!

Его лишь оскорбить я мог бы воздержаньем —

Его предвиденье явилось бы незнаньем…

Однажды ночью, в тихом сне

Мудрец явился мне

И нежным голосом участья

Поведал: «Роза счастья

Во сне не может расцветать.

Чем смерти подражать,

Вина хлебни-ка: под землею

Наспишься вдоволь в час покоя!»

Ныне в безумстве любви, в безумном, безмерном волненьи

Разум утратили мы – и тонем, горим в опьяненьи,

Служим святыне вина в кумирне заветной своей!

Ныне, сейчас, через миг, с восторженно-сладкою дрожью

Прах бытия отряхнув – как дух, вознесемся к подножью

Трона, где вечность царит в сияньи нетленных лучей…

То сокровенен Ты, невидим никому,

То открываешься в твореньях, как Зиждитель.

Но нет сомнения! Себе лишь самому

В утеху Ты творишь созданий чудных тьму.

Ты – сущность зрелища и вместе сам Ты – зритель!

Хайям, Хайям! Твой жалкий прах

Подобен трепетной палатке.

В ней дух царит как падишах,

Но дни его царенья кратки.

Они ведут к небытию,

Его последнему приюту.

Едва успеет он свою

Палатку бросить, – чрез минуту

Ферраши смерти прибегут

И все разрушат, все сорвут,

Чтоб средь песков пути иного

Создать разрушенное снова.

О, если я проник в храм твоего доверья,

То слушай – дам тебе спасительный совет.

Любовию к тому, в чьей власти мрак и свет,

Молю, не надевай одежды лицемерья,

Плаща ханжи не надевай!

Чрез миг наш бренный мир исчезнет в бесконечности!

Лишь вечность – без конца. Пойми ж: не продавай

За краткий миг все царство вечности!

Подобно соколу, мой дух, расправив крылья,

Из мира чудных тайн стрелою полетел —

Умчаться в высший мир хотел —

И что ж? Упал сюда, в мир праха и бессилья!

Не встретив никого, кому души тайник

До сокровеннейших извилин

Открыть бы мог, любя. Печален и бессилен,

Я выйду в ту же дверь, в которую проник.

Подобье караван-сарая —

Наш мир, в котором тьма ночная

Попеременно с днем гостит, —

Остаток пира исполинов,

Объедки сотни властелинов,

Гостеприимных, как Джемшид.

Наш мир – гигантская могила,

Что ложем смерти послужила

Могучим, грозным ста царям,

Неустрашимым, как Бехрам.

Скажи, ты знаешь ли за что в устах народных

Лилея, кипарис названье благородных

Стяжали с давних пор?

Для люда грешного их воздержанье – диво:

Ей десять языков дано и – молчалива!

А у него сто рук, и он их – не простер.

Пусть колесо судьбы мне мира не дает —

Ну что же! Я готов сейчас идти войною!

Пусть доброй славою бессмысленный народ

Меня не наградил – позор зато со мною.

Все прочее – слова!

Вот кубок, и в вине горит рубина пламень —

Ведь у непьющего найдется голова,

А у меня найдется – камень…

Расцвела сегодня пышно

Роза счастья твоего!

Где же чаша? Чаши в руку

Не берешь ты – отчего?

Время – враг наш беспощадный.

Друг мой милый, пей вино.

День отрадный, как сегодня,

Снова встретить – мудрено!

Счастливо сердце того, кто в жизни прошел неизвестный,

Шелковых тканей не знал и пряжи волнистой Кашмира.

Кто, словно птица Симург, вознесся к лазури небесной,

А не гнездился совой в развалинах этого мира…

Узор изменчивый загадочной природы

Ты разъяснить просил. И тайны бытия.

Но чтобы правду всю поведать, нужны годы —

И буду краток я.

Наш мир – что марево. Чудесную картинку

Подъемлет лоно вод. И, зыблясь, как туман,

Чрез миг опять она падет в свою пучину,

В бездонный океан.

Я непокорный раб… Где ж, воля, власть твоя?

Душа моя черна, объята мглой порока…

Где ж свет дающее всевидящее око?

О, если ты нам рай, всесильный наш судья,

Даешь за то, что мы блюдем твои веленья

Ты выполняешь долг – и больше ничего!

Где ж милосердие, свет лика твоего,

Куда ж девается твое благоволенье?

Я целый день вину хвалебный гимн пою.

Веселия лозой обвил я жизнь свою.

О, доблестный ханжа! Будь счастлив убежденьем

Что мудрости самой ты внемлешь порученьям.

Но знай, по крайности, что мудрость, ментор твой,

Ничтожный школьник предо мной!

Чье сердце благости лучом озарено,

Невидимым лучом невидимого бога,

Где б ни был сердца храм – мечеть иль синагога,

Где б ни молился тот, чье имя внесено

В скрижали истины, в любви святую книгу, —

Он чужд волнения, он недоступен игу,

И не страшит его кромешный, жгучий ад,

И не пленяет рай исполненный услад!

Хоть жемчуг должного тебе повиновенья

Я не нанизывал на нити поведенья

И сердца не влачил я в прахе ног твоих,

Я чужд отчаянья и верю: будет миг,

Приду к подножию божественного трона

И буду принят я на милосердья лоно

И буду мил тебе – ведь я всю жизнь молчал,

Ведь жалобами я тебе не докучал!

Умерь желания и жажду бренных благ,

Коль счастья хочешь ты, сумей порвать оковы,

Которыми тебя опутал свет суровый,

С земным добром иль злом связав твой каждый шаг…

Живи, довольный всем: спокойное движенье

Сияющих небес прерваться не должно

А нашей жизни суждено

Исчезнуть в вечности, мелькнувши на мгновенье…