Текст книги "Третья диктатура. «Явка с повинной» (сборник)"

К осени мой начальник Саядов (армянин, из Азербайджана) выделил мне и комнату как бы общежития на Кропоткинской (Пречистенке), в старых конюшнях екатерининской поры. Комната около 9 метров. С ордером! То есть, оттуда выселить невозможно по законам той поры. Ордер был на меня одного. А к тому времени Сапрыкину выжили из «моего» общежития (жильцы ей бойкот объявили, недовольные, сама рассказывала, тем, что из-за нее ушел «Григорич», а преемник оказался совсем уж сволочью). Кантовалась она дворником рядом с Даниловским монастырем. Мне стало совестно, решил наладить заново отношения – вдруг дошло до нее… Месяца не прожили, разъехались. А к концу года мадам через суд добилась права жить в этой самой конуре вместе с мужем, который с ней не живет и жить не хочет. Совковые порядки!

Все! Теперь жилье есть, прописка есть, профессия (шофера) вот-вот будет, пора думать о настоящей учебе. С 14 февраля я уже и шофер такси во втором парке, обеспеченный человек. К концу мая и заочный строительный техникум закончил, за год полный его трехгодичный (3–5-й) курс одолел. Определили и тему диплома, просили не бросать, защититься. Еле вырвал у них аттестат, чтобы подать документы на журфак МГУ. Защищусь, пожалуйста, положите копию аттестата в дело. Нет, нельзя, должен быть подлинник. Так он и мне нужен, для гораздо более возвышенной цели.

С поступлением на журфак та еще была эпопея. Нас – 11 человек с равными баллами, оставили за бортом. Около 70 человек с теми же баллами приняли, а нас «кинули»! Сорганизовались, пошли в министерство РФ, к министру Столетову, насильно ворвались в кабинет, с висячей на плечах его секретаршей. Он внял, при нас позвонил Ивану Георгиевичу – ректору МГУ (академику Петровскому) и обо всем договорился. А мы в свою очередь договорились с зам. декана журфака Лазаревич: вот этих, призывников (трое) – на дневное, эти, москвичи, могут начать и на вечернем, будут места – переведутся на дневное, а эти и сами согласны учиться заочно. Рассовали всех!

Меня, понятно, пока на вечернее. Призыв не грозит, на занятия могу ходить хоть пешком (от Пречистенки на Моховую), никаких сложностей с работой… Устроился шофером на пескоразбрасыватель в Управление механизации своего района. Работа через два на третий день, с 5 вечера до 8 утра. Есть и топчаны для сна, ежели нет нужды ночью песок по улицам района разбрасывать. Времени на учебу хоть отбавляй. С утра до вечера торчал на Шаболовке, на телевидении, делал информационные сюжетики к выпуску новостей. Учился же на газетчика, в то время телевидение даже приличной журналистикой не считалось, так, говорильня.

Сдал первую сессию на «отлично». Лазаревич ничего не оставалось, как выполнить уговор и перевести меня на дневное. Что она и сделала, спасибо.

Хватит пока об этом тяжком периоде. Оглядываясь назад, вижу: крепкий был орешек, согнуть меня судьбе не удалось. Если еще и добавить патронаж над братьями именно в эти тяжелейшие для меня годы, картина станет полной и завершенной. Следует, наверное, особо остановиться на этом вопросе. Расскажу о братьях.

Отзывы

«Хорошо! Экий ты у нас Максим Горький. Горькинян. А вот мелкие блошки.

Переход к Австралии неловок, потому что ты, шахтер, только что женился и вдруг вы с женой в Австралию рванули. С какой женой? Я-то знаю, с какой, а читателю каково! (Поправка внесена: авт).

Тетка Ксения. Она что, так всегда и ходила – 7 тысяч доллариев в сумке и слиток золота? Не тяжело старушке? (Отредактировал – авт).

Приехал Арсо. Опять-таки, я знаю, что брат, и помню коренастого, а для читателя надо вставить одно слово – брат». (Вставил – авт.).

В. М. (напоминаю: это Владимир Морозов – авт.)

Братья

Чтобы читатель понял, что есть одинокий представитель клана в нашем стольном граде, надо бы ему иметь представление о самом этом клане. У дедов: по маминой линии – 26 внуков, по отцовской – 25. Пятеро из них (дети моих родителей) повторяются: одну «пятерку» исключим. Остается 46. То есть, у меня 45 потенциальных «клиентов». За почти 60 лет жизни одинокого волка в русском «зоопарке» по названию Москва обращались ко мне по разным поводам и с разными просьбами более половины из 45 родных и двоюродных. Разовые из этих просьб (мебель там достать-отправить, пианино, иной раз даже поблагороднее – лекарства) опускаю за их ординарностью, хотя трудов стоили немалых. Опускаю заботы и о подрастающих поколениях, тоже немало их было, но уже в зрелости, Бог велел опекать взрослеющих. Хотя всех все равно не согреешь, чай, не солнышко. Говорить стоит только о сверстниках, в кого труда вложено немало и с эффектом. Итак…

* * *

Первым был старший сын дяди Геворка Гамлет. «Присказка» интересная. Сначала в конце мая 1960-го приехала его мать Арпик (та самая, отказавшая мне в «кредите» тремя годами раньше, при моем отъезде в Москву). Позже дошло до меня, с какой радости она, ни слова не говорившая по-русски, сорвалась в турпоездку в эдакую даль. Поставив меня в известность заранее, разумеется. Понятна и турпутевка: мы с семьей (с еще грудным ребенком) обитаем в общежитейской комнате, «дорогих» гостей не примешь. А это мне же хуже: моя ведь задача – сопровождать ее с утра до вечера, быть переводчиком, гидом… То есть – ехать с утра к ней в гостиницу (у черта на куличах, аж у Главного ботанического сада), и уж дальше – куда мадам скажет. Она, кстати, и затащила меня единственный раз в жизни в Мавзолей («Дети спросят о том, что я отвечу?» – училка ведь!). Всего-то 5–6 дней – ее тур. Мимоходом так, невзначай закинула удочку: Гамлет заканчивает техникум, надо бы поступить ему куда-нибудь в Москве, и языком овладеет (по-русски совсем чуть-чуть, разумеется), и приличный диплом будет у него… Беда лишь – он же никуда не поступит, не сдаст вступительные. Надо сдавать их вместо него… Я и обещал, брат все же. В середине июля Гамлет и приехал.

Подготовился, молодец, хорошо: и диплом техникума, и аттестат зрелости при нем (на самом деле в техникуме, верно, учился, аттестат же выписал ему отец – директор одной из ереванских школ). Техникум его – швейный. «Жирная» (и тогда, как всегда, все стремились жить с комфортом) профессия. Значит, подать документы следует в Технологический институт легкой промышленности, на Осипенко (теперь снова Садовническая), за Устьинским мостом. Подали. По дурости (о том совсем забыл!) – с дипломом техникума. Увы, не приняли: был бы красный диплом – тогда да, имеет право, а с таким – после двух лет работы на производстве, или на заочное. Счас! Его тут же заграбастают в армию.

В Текстильный уже подали аттестат. Всем на эти кавказские рожи наплевать – все на одно лицо… В подобных случаях я всегда вспоминаю смешной (увы, вырезанный из окончательного варианта) эпизод из фильма Данелии «Мимино». Герои фильма, коих играли армянин Фрунзик Мкртчян и грузин Вахтанг Кикабидзе, в теперь уже снесенной московской гостинице «Россия» оказались в лифте с двумя совершенно не различимыми японцами. Япошки между собой беседуют. Голос за кадром переводит: «Ты посмотри, как эти русские похожи друг на друга». «И я удивляюсь: прямо одно лицо». Для них Фрунзик с Вахтангом – одно «русское» лицо. На себя бы посмотрели…

Мы с Гамлетом похожи ничуть не больше, чем Фрунзик и Вахтанг. Но по экзаменационному листу с его портретом я спокойно сдал все экзамены, включая сочинение, не вызвав никаких подозрений. С иностранным языком только вышла заминка: у него в аттестате значится язык немецкий, а я ни бельмеса по-немецки. Вдвоем и уговорили экзаменатора-немку: последний экзамен, и оценки такие высокие, не остаться же за бортом из-за немецкого! Догонит продвинутых, парень же способный, во какие оценки получил… Представьте – подействовало. По сей день сомневаюсь: а не «подмазал» ли брат, раза три к ней заходил, выклянчивая «трешку». Мне о том ни слова! Гамлета зачислили.

С общежитием! А мы решили – будет жить у нас. Он и жил с нами, был свидетелем того знаменитого на весь дом скандала, сопровождал меня до самого ухода с Дмитровки и приютил затем в общежитии в тяжелую минуту. Я в долгу, кажись, не остался. В первую его экзаменационную сессию готовил его к каждому экзамену, натаскивал, по сто раз вдалбливал в голову физические, химические, а самое главное – математические познания (до сих пор не пойму, почему именно математика – самое слабое место у людей). Та зимняя сессия до самого пятого курса оказалась для Гамлета единственной, пройденной им без «хвоста», а два первых семестра учебы – единственными, когда он получал стипендию (ее не платили при наличии задолженностей по экзаменам – «хвостов»).

Все пять с лишним лет его учебы мы были истинными братьями. Во время учебы на журфаке я обычно устраивался ночным сторожем. Называлось – «в стационаре» (то есть внутри помещения, с обязательным диваном, утром на учебу, надо выспаться). Бывало, надо ехать от какой-нибудь газеты в командировку. Или, того хлеще, на каникулы в Армению дней на 10. Выручал брат Гамлет, сторожил за меня (обычно начальство мое шло навстречу, его знали и вполне доверяли). Бывало, у него провал с деньгами – перевод из дома запаздывает. А брат же работает, то таксист, то сторож, выручит «чириком»…

Женился он на третьем курсе. Девушка его, калужанка, забеременела и не захотела аборт делать. Появился мальчик Геворк (чтобы деда умаслить, дядя Геворк перед отъездом сына в Москву поставил жесткое условие: женишься на русской – забудь дорогу домой). Надо же такому случиться, дяде Геворку тоже взбрело в голову посетить Москву (не бывал в ней) и повидать сыновей (уже и второй осчастливил меня, о нем чуть позже). Разработали мы с Гамлетом методику обхаживания деда: в какой момент первого его внука показать, когда – объявленную «нон-грата» русскую сноху. Дед растрогался. Сказал (при мне): ладно, нарушение первого моего запрета прощаю, ради этого крохи (Гарику было 2 месяца), но если потом разведешься – забудь, что знаком со мной. Я оценил и его великодушье, и его намек в мою сторону. Вот, мол, тебе образец полной дурости: мало, что женился на русской, так еще и развелся при малолетнем сыне). Ну, миновала буря – и слава Богу. Гамлет не развелся. Тот Новый год встретили все вместе.

Дяде Геворку в тот год исполнялось всего-то 50. Я его поводил по Москве, показывал и рассказывал, особенно об архитектурных шедеврах. Выпендривался, как мог: во, сколько всего я теперь знаю. Но он и часа не выдержал, открытым текстом заявил: ему все это не интересно и не нужно, он уже стар для таких знаний. Даже знаменитые московские музеи отказался посетить.

Гамлет успешно-таки закончил Текстильный, вернулся в Ереван, стал замом директора Ереванской фетроваляльной фабрики (кажется, так она называлась). Часто приезжал в командировки в Москву, встречались всегда. Нередко и ездили (то есть я его возил, у меня рано появилась машина) в Калугу, к родителям Веры, его жены. Да и по ресторанам иной раз шлялись…

Умер он в рабочем кабинете от внезапного сердечного приступа, не достигнув и 50.

* * *

Много чего уже известно моему читателю об Арсо, моем родном, с которым у нас разница в возрасте меньше двух лет. Выросли, можно сказать, в одной постели (и кроватей не хватало, и постелей, так что нас, детей, обычно попарно укладывали). Читали зачастую одну и ту же книгу вдвоем. И базарили: ты что – читать не умеешь? Давай быстрее перелистывай. Нередко и дрались в детстве друг с другом. Он бывал беспощаден. Я старше, сильнее, положу его под себя на пол, а он: ну погоди, вырвусь, я тебе покажу!

Арсо приехал годом позже Гамлета, в июне 61-го. Он к тому времени уже был женат. Учился в филиале Ереванского политехнического института в Ленинакане (теперь городу восстановили старое название Гюмри). Жену, тоже Валю, одноклассницу Арсо, наша мать невзлюбила (у матерей нередко бывает ревностное отношение к выбору сына). Сделала все, чтобы оторвать его от нее. Уговорила, в частности, ехать к брату в Москву, найти подходящий институт, перевестись туда и получить приличное образование. Ей невдомек же было, что по тогдашнему советскому порядку перевод после первого курса в другой вуз допускался при наличии особо уважительной причины (типа переезда семьи). Только после второго курса дозволялись свободные переводы. Я тогда жил в Хилковом переулке, в отдельной (8 м²) комнате общежития (называлась «запроходная», в «проходной», чуть побольше, жили двое). Вместе и устроились там. Арсо бегал по институтам, я работал свои две смены (учился полный рабочий день на шофера и раз в 3 дня ночевал сторожем на стройке). Чем можно помочь брату – не знал. Студенческий его билет – единственное свидетельство принадлежности к веселой братии. С ним ходил по техническим вузам Москвы. У его политехнического в те годы была неплохая репутация, могли и клюнуть. Ну и что – первокурсник…

Не зря говорят: тот, кто ищет, всегда найдет. О чудо! Уже когда совсем отчаялись найти что-нибудь, приходит брат весьма возбужденный: есть институт, но поставили по сути невыполнимое условие, надежд пока маловато. Институт назывался МАДИ (Московский автодорожный). Только что вошли в эксплуатацию два новых его больших корпуса. Он расширяется, набирает новые группы на все факультеты и курсы (кроме пятого). И Арсо возьмут, если только без всяких предварительных условий сдаст два зачета по английскому языку за первый курс. Вот брат и удручен: даже букв алфавита не знает, с английским учителем только в карты и играл. Я его успокоил: никаких проблем, иди возьми направление, узнай, кому надо сдавать, остальное за мной. Он, лидер по натуре, просить бы о том не стал, не любил быть ведомым. Вот чуть и схитрил (чего у него не отнять). Прекрасно знал, кто «специалист» этого дела. При нем я промышлял сдачей вступительных экзаменов в разные вузы. «Пятерка» на экзамене – 50 рублей, «четверка» – 40, плюс сотня за поступление. Так «поступил» в Финансовый (он тогда на Пироговке был, с весьма низким рейтингом) одного армянина из Сухуми и в МИТХТ (тонкой химической технологии, в тех же краях был, оба вуза потом переехали) – одного грузина.

Ему в учебной части выписали направления, по одному на семестр. Сам выяснил, где и когда, не попав на глаза будущему экзаменатору. С его паспортом явился, минут за 30 справился с обоими заданиями, перевел их «тысячи» (в технических вузах по иностранным языкам традиционно задавали переводы технических текстов, объемы которых исчислялись количеством печатных знаков, их принято было называть «тысячами») и отдал «купоны» направлений ожидавшему на улице брату. Немалых трудов стоило отцу выудить его документы из Политехнического. Не будь дружбы старшего его брата Арменака с ректором (лет 30 назад они были сокурсниками, дядя при мне обращался к нему по имени), вряд ли удалось бы (нет перевода с 1-го курса). Отцу пришлось выслать документы нарочным, самолетом, с незнакомым человеком. Было 30 сентября. Мы встретили рейс во Внукове, получили бумаги и стремглав – в МАДИ. Успели! Надо ли говорить, что Арсо меньше чем за месяц сдал разницу в курсах (3 предмета, что стоит, например, история КПСС!).

С общежитием в МАДИ были большие проблемы, там с самого начала сказали: не будет. Но мы не сильно горевали: у меня же есть комнатенка! Проживем! Ан, не получится. Я его прописать у себя не могу. А институт требует, жесткие сроки ставит. Сняли на Цветном бульваре (№ 15) у старушки угол в комнате за 15 р. (хрущевских, деноминация прошла еще в январе) и прописали его. А к началу декабря у брата на курсе был уже такой авторитет, что весь состав «выборных» пошел в деканат выпросить для него место в общежитии. Дали!

С 7-го декабря переехал в нормальное студенческое общежитие.

С Арсо у меня вообще никаких проблем не было. Учился он вполне прилично, «хвостов» практически не допускал. Да, забыл про его жену. Она все-таки выяснила, где муж (уехал, не поставив ее в известность), нашла и мой адрес, письмецо прислала. Видя, как брат воссиял по его получении, я написал «отповедь» родителям: чего, мол, вам-то надо, какого хрена влезаете в чужую жизнь? Она приехала в Москву, я им посодействовал спать вместе, и уехала родить через 9 месяцев своего первенца – Армине. Иначе ведь сегодня не было бы общенациональной газеты «Грапарак» в Ереване, созданной и руководимой той самой Армине, которую то и дело цитируют мировые СМИ.

После третьего курса возникла у него первая серьезная проблема: все тот же английский. Госэкзамен. Комиссия. Арсо так и не выучил даже латинский алфавит. Комиссия в тупике: надо ставить двойку, исключать надо, а где это видано, чтобы после 3-го курса выгоняли? А план выпуска специалистов? А репутация студента? Он же не какой-то двоечник, он на виду, авторитет истинный и на курсе, и в деканате. Поставили тройку скрепя сердце, что ж тут поделаешь, поздно что-либо исправлять.

Зато после 4-го, первым в нашей семье – зарубежная командировка. В Чехословакию, тамошние технологии изучать, в числе 20 самых успевающих студентов МАДИ.

Он прожил яркую и очень короткую жизнь. Быстро продвинулся по службе. В 37 лет доверили ему руководство крупнейшим в Армении автобусным парком, полторы тысячи работников. Справлялся блестяще, в Ереване городские автобусы стали ходить регулярно, народ перестал роптать. Был кутила, азартный, читающий, интересующийся всем стоящим… Тоже – сердце. Три инфаркта за меньше чем два года. Третий – и последний. В 43 года. Пишу об этом со слезами. И свою чувствую вину: не настоял на его приезде в Москву, и сам не поехал за ним. А ход в Чазовский кардиоцентр уже был, младшего, Татоса, годом раньше удалось туда госпитализировать и сердце ему «починить». Доверился пониманию ситуации самим Арсо, полагался на его восприятие, не враг же себе! Умный же мужик! Право, не уверен, что в Москве спасли бы его. Но обязан был все предпринять. Не сумел, не сообразил. По сей день чувствую свою вину в его ранней смерти.

* * *

Макбет, младший брат Гамлета. Повадились! Дорожка проторена, вступительные есть кому сдавать, чего не ехать-то в Москву? Превратили меня в робота по сдаче экзаменов. А я сам – пока без какой-либо квалификации. С экзаменами за очередного брата совпали мои собственные на журфаке. Добро бы какой-нибудь простенький институт выбрали этому Макбету – замах сразу на МВТУ! Правда, Калужский его филиал, чуть полегче. Вот и справляйся: на Моховой в Москве – гуманитарные экзамены, в Калуге в те же дни – естественные. Два раза там и там экзамены совпали по дате. Первый – сочинение за себя и математика «за того парня». Второй – история моя и русский брата. В первом случае я справился: мой экзамен в Москве начинался в 14.00, а его математика в Калуге – в 9 утра. Уехал туда накануне, переночевал, утром за полтора часа решил все задачи и на такси в Москву. Опоздал всего-то на 20 минут. А во втором случае время экзаменов совпало. Магик каким-то чудом (не говорил ведь по-русски), заменив сочинение на диктант (национальная школа!), сумел проскочить. Потом оба брата говорили, что и в том случае рука у преподавателей не поднялась поставить двойку – больно высокие оценки по профилирующим, жалко отсеять такой кадр (у них в Калуге – свои связи, и к экзаменаторам ход нашли). По своему опыту геологического знал: чиновники в вузах всемогущи. Один из моих геологических сокурсников честно признавался: за сочинение ему поставили «двойку», а Степанида (была там такая легендарная тетка – зав. учебной частью факультета) все же добилась зачисления. Нет, не за деньги, парень был после армии, из самой голодной массы. Просто понравился. В Макбетовом случае такой уверенности у меня нет, но с деньгами у них проблемы особой не было. Меня, правда, в известность не ставили, не то, чего доброго, вдруг затребую оплату за услуги… (Во! Эта догадка только сейчас и появилась).

Проучился он там только год. Нависла угроза отчисления (интеллектом, увы, не блистал никогда). Гамлет уже был заметным парнем у себя в институте, походатайствовал, перевел брата к себе в Текстильный, помог окончить машиностроительный факультет. Но московский диплом Макбету дал разве что должность начальника ОТК на одной из Ереванских текстильных фабрик. На ней он и застрял до самой пенсии (уже в постсоветское время), лет, поди, не меньше 25. Хотел как-то запрячь меня в увеличение объемов продаж их продукции в России (было у них нечто вроде филиала в Москве по оптовой торговле). Я даже сходил, поговорил с тамошним юношей: могу ли чем помочь в пользу брата? Оказалось, пустые хлопоты. Это обычное российское ООО, его учредили директриса фабрики Макбета и этот юноша, сидящий тут, в Москве. Все доходы ООО принадлежат этим двум, никому более. С какого боку Макбет – я не понял. Чем мог помочь ему лично – тоже. Вот и плюнул на это дело.

В советское время он то и дело появлялся в Москве, в командировки. Встречались всегда. В 80-х сумел организовать себе командировку на год или два в Монголию, в Улан-Батор, подзаработать денег (не думаю, что экзотика его интересовала). Тоже через Москву проезжал, с обязательными встречами с нами. После развала СССР в Москве у него дел уже не случалось. И мои поездки в Армению стали редкими. Был у него всего раз, кажись, в 2000-м.

…Вот мы уже и старые. Макбету – 70-й, мне – 75-й. Мы с женой приехали на зиму в Армению, чтобы быть поближе к моей престарелой матери. Сняли в Ереване квартиру, ездили еженедельно к маме в Кировакан и обратно (тоже переименован, теперь Ванадзор). Ночевать в отчем доме невозможно, он не отапливается, кроме комнаты, где мать спит. В первый же день я позвонил брату Макбету, засвидетельствовал свое «наличие» в Ереване, сказал, что буду всю зиму, месяца три. Обменялись телефонами, чтобы связь держать. Перезвонил он мне на 42-й день, 9-го января. Выслушал его заверения в готовности содействовать мне во всем, если нужда возникнет, еще и – принять нас в гости, как только мы захотим, надо только хотя б за час поставить его в известность об этом. Нет, не пригласил сам. Армянский, видимо, менталитет: хотите – приходите, но у нас-то особого желания нет. Я его заверил, что обращаться, будь нужда, больше и не к кому, разве что к племяннице Армине, дочери брата Арсо (6-й год, как главный редактор одной из республиканских газет, яблоко от яблони, как говорится), или к нему. В какой-то степени и рад, что этой нужды не возникло, мне не пришлось тревожить его. Говорил уже: никогда не любил навязываться, как и терпеть не мог навязчивых.

* * *

Аствер, родной брат, моложе Арсо. Повозиться с ним уж пришлось-таки! Приехал он тоже после окончания техникума (вечернего строительного). С дипломом, по которому может поступать куда угодно на дневное (закончившим без отрыва от производства СССР не чинил препятствий к продолжению учебы на дневном). Знаний – ноль. Способностей никаких. По-русски не только не говорит – не понимает и того, что ему говорят. Из этого «сырья» предстояло испечь хоть какой-нибудь «съедобный пирог». Есть у него и «козырная карточка» – кандидатская (в члены КПСС)… С ней любые двери открывались, любое преимущество обеспечивалось. В 20 лет да одной ногой в партии – дорого ценилось.

Был май 64-го. С начала июня у меня практика – в краснодарской краевой газете. Надо с братом разобраться до отъезда. Нашел ему место рабочего на стройках в комплексе Домодедовского аэропорта (он и дома работал на стройке бетонщиком целых 3 года, так что не привыкать ему было). Аэропорт в принципе уже построили, даже и самолеты уже летали. Но, как положено в Совке, куча недоделок, особенно по «боковым» объектам, как говорят шоферы – «не влияющим на скорость». Нашлась для него работа рядом с железнодорожной платформой, не доезжая всего один перегон до конца – аэропорта. Там и общежитие. А в выходные, пожалуйста, Москва. Сапрыкина с радостью обслужит, накормит (она никогда не отказывалась преданно служить моим родным, надо отдать ей должное). До отъезда успел и документы его сформировать и подать в Московский строительный институт. Тоже мороки хватило.

Вернулся в Москву 30-го июля. А первый его экзамен (химия) – через день, прямо первого августа. Уходя утром, пообещал получить «пятерку» в честь собственного дня рождения, при активных возражениях брата («Ты с ума сошел, как я потом буду сдавать эту химию? Для меня она – хуже китайской грамоты!»). Но я очень упертый малый. Сказал – и сделал.

Это еще цветочки. Я набрал ему проходной балл для школьников («абитуры» с производственным стажем прошли с 14 баллами из 4-х экзаменов, школьники – с 17). И еще одну «свинью» нечаянно подложил ему – сочинение. Как выпускник национальной школы, он имел право писать диктант. А в громадной аудитории (больше 100 человек), в которой было объявлено сие, не нашлось ни одного нацмена. Я заранее решил: встанет кто – и я встану, нет – не стоит светиться, вдруг обратят внимание на отсутствие сходства между портретной рожей и реальной. Мы с Аствером не очень похожи. Заметили бы при поиске его экзаменационного листа для препровождения в аудиторию, где диктант пишут. Рискованно, последний ведь экзамен, все пойдет насмарку…

Что касается сочинения, понятно, выбрал свободную тему. Тут любой простор фантазии уместен. А в литературной теме уши будут торчать: я все же студент именно литературного профиля, поневоле выйдет квалифицированно, не по-строительному. Свободная была сформулирована так: «Борьба нового со старым, победа нового над старым». Два последних месяца этим и занимался в краснодарской газете! Придумал (или вспомнил?) пару примеров из армянской действительности, перемешал с кубанскими реалиями, получилось вполне приличное чтиво. В положительной оценке сомневаться не приходилось. А только она и нужна, основная игра уже сделана.

Накануне начала занятий институтская многотиражка громогласно похвалилась Аствером: какое у нас в этом году пополнение! Мало, что кандидат в члены партии, да еще и сдал лучше школьников вступительные. С именем-фамилией, всем на зависть.

Аствер жил у меня в той конуре на Кропоткинской. Приходил с занятий чуть ли не со слезами: ничего не понимает из того, что вокруг происходит. Лекции не понимает, объяснениям не внемлет… Я каждый вечер решаю его задания по математике, по-армянски разжевываю тексты лекций (ориентируясь по их тематике). Он в ходе моих объяснений… засыпает! Беда прямо.

Где-то к 20-му сентября пришел он и впрямь со слезами. Рассказывает: на занятиях английского языка сказали, что выпускники национальных школ вправе заниматься русским вместо английского. Он с четырьмя узбеками пошел к декану с соответствующим письменным заявлением (кто писал за него – даже не стал выяснять). Декан узбекам подписал без комментариев и выпроводил, а его задержал и объяснил: тебе русский язык к чему? Твое вступительное сочинение зачитывали вслух у ректора, на заседании приемной комиссии, как образец и русского языка, и уровня мысли. Мы же начиная со второго курса своих лучших студентов посылаем за рубеж – и на практику, и по обмену с мировыми учебными центрами. Английский тебе необходим, пойми… Ну, как тут не плакать? Бедного парня загнали же в тупик. Зато понял: надо по одежке протягивать ножки! Не место ему в МИСИ, драть надо отсюда. И давай клянчить у меня – домой да домой.

В начале октября Арсенова Валя приехала в очередную командировку. Она к тому времени уже два года жила в нашем доме в Кировакане (мать смилостивилась, пошла и привела к себе невестку с внучкой). Аствер для нее – член семьи. Она и взмолилась: да отпусти ты его, не видишь, не его это дело – учиться в Москве! Купил я ему билет и отправил вместе с Валей домой (если не ошибаюсь, 5-го или 6-го октября). О последствиях думать было некогда, сам висел на волоске на журфаке (из-за Хрущева, см. «Бунтарь»). Опять – ректор Политехнического Сурен Мелконян, опять дядя Арменак… Моим трудам не дали пропасть, сумели перевести Аствера в вечерний Кироваканский филиал Политехнического (поближе к маминой яичнице).

Над ним немедленно нависла угроза призыва. Ему, дураку, в военкомате предложили годичную отсрочку. Отказался: и так с салагами служить (21 уже), там вовсе будет невтерпеж. А через месяц письмами бомбардирует родителей: тут жить нельзя, сунули (диплом техникума же!) мастером на урановый рудник (Казахстан), ему приходится спускаться в горизонты, куда только «расстрелянных» посылают… Чудаку отсрочку ведь предлагали! Через два месяца и закон вышел: студенты, вечернего ли, заочного отделений, призыву не подлежат! Но обратной силы закону не придали, служащие пусть послужат Родине. Вот и служи!

К началу марта вроде повезло ему. Объявили набор желающих переехать на Семипалатинский полигон. Он и рад был вырваться, записался одним из первых. Где ему знать, что это такое? Оттуда – уже совсем отчаянно: я тут повешусь, здесь одни змеи, и люди все на них же похожи…

Тем летом, уже после 4-го курса (проскочил на год вперед), проходил очередную практику в «большой» газете (ЦК КПСС) «Сельская жизнь» (тираж – 7 миллионов экземпляров). На работе каждый день, свое рабочее место, телефон. И командировки, разумеется. Сорганизовал себе командировку в Целиноград (бывший Акмолинск, нынешнюю Астану). Оттуда на денек полетел в Семипалатинск (подобные разъезды в командировках журналистов обычны, даже приветствуются). С помощью секретаря обкома (журналист из газеты ЦК, из самой Москвы, большой человек!) выудил брата на три дня в областной центр (он мне рассказывал: его искали весь день по всему полигону, такая команда была, нашли лишь к вечеру, билет в зубы – и в поезд, ехать 200 км, часов пять). В связи с особой секретностью (полигон ведь ядерный!) в их части увольнения запрещены. Потом Аствер мне поведал: приехала жена солдата с дитем, родившимся после призыва отца, бомбардировала командование телеграммами (из того же Семипалатинска, как адрес в/ч): пустите мужа посмотреть на своего ребенка. Не отпустили. Аствера пустили. Аж на 3 дня. Обком просил, не баба какая-то. Приехал он в час ночи. Обратный билет мой на 10 утра. Проговорили всю ночь в саду у тестя собкора «Села» в Целинограде (его жена была из Семипалатинских казачек). Утром с трудом устроил его в гостиницу (пусть хоть эти три дня душу отведет в цивильности) и улетел обратно в Целиноград закончить свои дела. С твердым намерением: каким-то образом вырвать его оттуда. И сам пока не петрю – каким же.

У тогдашней моей девушки (впоследствии ставшей женой), преподавателя испанского языка на филфаке МГУ, училась дочка министра обороны Наталья Малиновская. Я написал слезливое письмо от имени нашего отца на имя министра (мол, какая Вам выгода, если Ваш солдат покончит с собой, как он грозится? Переведите его поближе к старшим братьям, оба студенты в Москве, они ему придадут духу). Наталья передала письмо, с соответствующими рекомендациями о своей преподавательнице (меня она знала понаслышке).