Текст книги "Дети Разума"

Питер к тому времени тоже поднялся и потянул за собой Ванму.

– Нам незаслуженно нанесли оскорбление, – произнес он. – Я покрыт позором. Мы должны немедленно уйти.

Ванму удивилась, насколько по-восточному ответил Питер. Американцы обычно принимаются извиняться, чтобы продолжить спор дальше.

Она позволила ему довести себя до двери. Хикари не стал провожать их; эта сомнительная честь досталась бедной Кендзи, которая страшно напугалась, когда ее обычно мирный, очень благовоспитанный хозяин так разъярился. Но Ванму не хотела, чтобы их посещение закончилось полной катастрофой. В последний момент она вырвалась, кинулась назад и распростерлась ниц у ног Хикари – в той самой унизительной позе, которую она недавно поклялась больше никогда не принимать. Но она знала, что коленопреклоненного человека Хикари обязательно выслушает.

– О Аимаина Хикари, – воскликнула она, – ты говорил о нас, но разве ты забыл суть своего имени? Как может человек, носящий имя Неясный Свет, надеяться, что его учение всегда будет трактоваться так, как он того желает?

Выслушав этот упрек, Хикари повернулся к ней спиной и вышел из комнаты. Может, она только ухудшила положение? Ванму не знала. Она поднялась на ноги и понуро побрела к двери. Питер, наверное, страшно злится на нее. Своей прямотой она, должно быть, все разрушила. А ведь люди, оставшиеся на Лузитании, так надеялись, что им удастся остановить флот…

Однако, к ее великому изумлению, Питер разве что не напевал, выходя из сада Хикари.

– Молодец, хотя, должен признаться, странные у тебя методы, – похвалил он.

– Что ты говоришь? Это была полная катастрофа, – ответила она, хотя втайне все-таки надеялась, что он прав и она хорошо справилась со своей ролью.

– Да, он разозлился и никогда больше не станет говорить с нами, но что с того? Мы же не его пытаемся изменить. Мы пытались найти кого-нибудь, кто действительно обладает влиянием на него. И мы добились своего.

– Добились?

– Джейн сразу его раскусила. Когда он назвался «человеком идеальной простоты».

– А что здесь такого?

– Мистер Хикари, моя дорогая, открыл свою тайну. Оказывается, он тайный почитатель Уа Лава.

Ванму ошеломленно посмотрела на Питера.

– Это религиозное движение, – посянил он. – Или группа комиков. Определенно не скажешь. Это самоанский термин, который в переводе на звездный означает: «Все, хватит». В дословном переводе: «Хватит уже».

– Тебе лучше знать. Судя по всему, это ты у нас эксперт в самоанском.

Сама Ванму даже не слышала о таком языке.

– Не я, Джейн, – признался Питер. – У меня в ухе сережка, а у тебя ее нет. Так что, рассказать, что она мне наговорила?

– Да, пожалуйста, – попросила Ванму.

– Это некоего рода философия, так называемый «бодрый стоицизм», потому что независимо от того, хорошо у тебя идут дела или плохо, ты твердишь одно и то же. Но, как утверждает некая самоанская писательница по имени Лейлоа Лаве, это не просто отношение…

– Писательница? Хикари учится у женщины?

– Я этого не говорил, – заявил Питер. – Если ты дослушаешь меня, я расскажу все, что поведала мне Джейн.

Он замолчал. Она выжидающе смотрела на него.

– Ладно, слушай дальше. Учение Лейлоа Лаве – это что-то вроде добровольного коммунизма. Мало просто посмеяться над удачей и сказать: «Хватит уже». Нет, ты должна действительно быть уверена в том, что тебе хватит. Потому что, сказав так, ты берешь свой излишек и отдаешь его другому человеку. Точно так же, когда на тебя обваливаются беды, ты терпишь их, пока не понимаешь, что больше терпеть нельзя: твоя семья голодает, работа не спорится и так далее. Тогда ты снова говоришь: «Хватит уже» – и что-то меняешь. Ты переезжаешь в другую квартиру, находишь новую работу, доверяешь решения супругу или супруге. Что-то делаешь. Ты больше не можешь выносить невыносимое.

– А при чем тут «идеальная простота»?

– Лейлоа Лаве учит, что, когда ты достигнешь равновесия в своей жизни – поделишься излишками удачи с другими людьми и разберешься с бедами, – то, что останется, и будет называться «жить в идеальной простоте». Вот что имел в виду Аимаина Хикари. До нашего появления его жизнь протекала в идеальной простоте. А теперь мы выбили почву у него из-под ног. И это хорошо, потому что ему придется побороться, чтобы снова восстановить совершенную простоту. Он будет открыт влиянию со стороны. Нас, конечно, теперь и на порог не пустят, но…

– Лейлоа Лаве он послушает.

– Вряд ли. Она мертва уже две тысячи лет. Эндер как-то с ней встречался. Прилетал Говорить на ее родную планету, которая называется… в общем, Межзвездный Конгресс зовет ее Пасификой, но самоанцы, живущие там, предпочитают называть свой дом Лумана’и. «Будущее».

– Но Говорил он не о ней?

– Нет, об одном убийце-фиджи. Этот парень зарезал больше сотни детей, все тонганцы. Видимо, эти тонганцы ему чем-то не угодили. Похороны преступника отложили на тридцать лет, ожидая прилета Эндера, который должен был Говорить о его смерти. Они надеялись, что Говорящий от Имени Мертвых поймет смысл его поступков.

– Ну и чем все закончилось? Он понял этого убийцу?

– А ты думала! – фыркнул Питер. – Он был великолепен. Эндер ошибок не допускает.

Она пропустила мимо ушей его язвительные замечания в адрес Эндера.

– И он встречался с Лейлоа Лаве?

– Ее имя означает «быть потерянной, терпеть боль».

– Позволь мне догадаться. Она сама себе выбрала это имя.

– Естественно. Ты ж знаешь этих писателей. Как и Хикари, они, создавая свои работы, одновременно создают себя. А может, они творят, чтобы создать себя.

– Как афористично, – заметила Ванму.

– Заткнись, – поморщился Питер. – Кстати, неужели ты действительно веришь в эту чушь насчет краевых и центральных наций?

– Я сама придумала эту теорию, – сказала Ванму. – Когда Хань Фэй-цзы начал преподавать мне историю Земли. Он не смеялся надо мной, когда я высказала ему свои соображения.

– Я тоже не смеюсь. Это все, конечно, наивная ерунда, но смешного я ничего здесь не вижу.

Ванму проигнорировала и эту шпильку:

– Но если Лейлоа Лаве умерла, куда мы отправимся?

– На Пасифику. На Лумана’и. Хикари познакомился с философией Уа Лава еще юношей, когда учился в университете. Ему рассказала о ней студентка-самоанка – внучка посла Пасифики. Сама она, разумеется, никогда не бывала на Лумана’и, но от этого еще больше цеплялась за свои национальные обычаи и поэтому стала настоящей фанаткой идей Лейлоа Лаве. Это случилось задолго до того, как Хикари написал хоть строчку. Он никогда не говорил об этой философии, никогда не писал об Уа Лава, но сейчас, когда он выдал себя, Джейн видит, что его работы буквально пропитаны влиянием Уа Лава. Кроме того, на Лумана’и у него имеются друзья. Он с ними ни разу не встречался, но они постоянно связываются друг с другом по ансиблю.

– А что стало с внучкой посла?

– Она сейчас на борту космического корабля, направляется домой, на Лумана’и. Она улетела двадцать лет назад, сразу после смерти дедушки. И на планету она прибудет… лет этак через десять или около того. Если повезет с погодой. Ее торжественно встретят, и тело ее дедушки будет сожжено, похоронено или что там они делают со своими мертвецами – а, Джейн говорит, что сжигают, – с великими почестями.

– Но Хикари не будет пытаться связаться с ней.

– Учитывая скорость, с которой идет судно, уйдет по меньшей мере неделя, чтобы его послание достигло ее. С такими темпами не до философской дискуссии. Она до дома успеет добраться, прежде чем он закончит объяснять ей суть своего вопроса.

В первый раз Ванму оценила достоинства мгновенного перемещения с планеты на планету. Теперь с долгими, калечащими людские судьбы перелетами можно покончить.

– Эх, если бы… – вздохнула она.

– Понимаю, – кивнул Питер. – Но мы не можем.

Она была полностью согласна с ним.

– Значит, полетим туда сами, – решительно сказала она, возвращаясь к предмету разговора. – А что потом?

– Джейн следит за Хикари, карауля, с кем он выйдет на связь. Это и будет тот человек, который имеет на него влияние. И с этим человеком…

– Мы должны будем встретиться и поговорить.

– Именно. Тебе нужно сходить пописать или какие-нибудь другие дела устроить? Потому что мы возвращаемся в нашу хижину среди лесов.

– Было бы неплохо, – ответила Ванму. – А ты пока переоденься.

– Что, по твоему мнению, даже это консервативное одеяние слишком бросается в глаза?

– Что носят на Лумана’и?

– Ну, многие там вообще голышом ходят. Тропики, одним словом. Судя по утверждениям Джейн и тому факту, что основная часть населения – это взрослые полинезийцы, зрелище, должно быть, впечатляет.

Ванму содрогнулась:

– Надеюсь, нам не придется выдавать себя за аборигенов?

– Не придется, – успокоил Питер. – Джейн подделает записи и выдаст нас за пассажиров корабля, который прибыл вчера с планеты Москва. Мы сойдем за каких-нибудь правительственных чиновников.

– Но ведь это незаконно! – воскликнула Ванму.

Питер смерил ее странным взглядом:

– Ванму, мы уже совершили преступление, ослушавшись приказа Конгресса и покинув Лузитанию. Этого обвинения хватит с головой. Не думаю, что если мы выдадим себя за чиновников, то сильно ухудшим свое положение.

– Но я Лузитанию не покидала, – напомнила Ванму. – Я даже никогда не видела эту твою Лузитанию.

– Не много потеряла. Саванны да леса, фабрика Королевы Улья, выпускающая космические корабли, и несколько племен свиноподобных туземцев, обитающих в рощах.

– Однако меня могут обвинить в пособничестве преступникам… – размышляла Ванму.

– И в том, что ты испортила японскому философу целый рабочий день.

– В общем, головы мне так и так не сносить.

Часом позже они уже сидели в частном флайере – пилот не задавал никаких лишних вопросов, а Джейн проследила, чтобы их документы были в порядке. Еще до наступления ночи они добрались до своего кораблика.

– Могли б переночевать и на нормальных кроватях, – пожаловался Питер, угрюмо озирая примитивные походные койки.

Ванму только посмеялась и свернулась клубочком на полу. Утром, отдохнувшие и выспавшиеся, они обнаружили, что, пока они спали, Джейн перенесла их на Пасифику.

* * *

Аимаина Хикари проснулся, когда ночь уже закончилась, но рассвет еще не разгорелся, и выбрался из постели в микроклимат комнаты – не холодный, не теплый. Его сон нельзя было назвать спокойным, сновидения были каким-то уродливыми, суматошными – в них, что бы он ни делал, все оборачивалось совсем не так, как он того желал. В своих снах Аимаина карабкался вверх по скалам, чтобы достичь дна ущелья. Люди, с которыми он говорил, уходили прочь. Он писал, а страницы рукописи выскальзывали у него из-под руки, разлетаясь по полу.

Кошмарные сны были вызваны вчерашним визитом двух чужестранцев. Весь день он пытался выбросить их из головы, читая книги и журналы. Весь вечер он старался забыть о них, ведя беседу с друзьями, которые заглянули на огонек. Но книги и журналы кричали ему: «Это слова опасных представителей краевой нации», – а друзья, как выяснилось, все как один необходимисты. Подведя разговор к теме угрожающего Лузитании флота, он вскоре понял, что все его товарищи придерживаются именно тех принципов, о которых говорили эти лгуны с глупыми именами.

Поэтому, выйдя в предрассветных сумерках в сад и опустившись на циновку, Аимаина вертел в пальцах ковчежец и думал: «Может, эти сны послали мне мои предки? Может, вчерашние посетители тоже были посланы ими? И если их рассуждения были целиком и полностью правдивы, где тогда они соврали?» Ибо он точно знал, что они разыгрывают какое-то представление. Они переглядывались друг с другом, девушка сначала чего-то смущалась, но потом заговорила прямо и открыто… Заранее они ничего не репетировали, но тем не менее следовали какому-то сценарию.

Вставало солнце, ощупывая лучами сначала листочки деревьев, потом кустарники, траву, даруя каждому растению свою, особую расцветку. Налетел легкий ветерок, заиграв тенями и светом. Позднее, в утренней жаре, листья снова станут неотличимыми друг от друга, засасывая в себя солнечные лучи, как насос затягивает воду. Днем над головой закружатся облака, польет мелкий дождик, и листья вновь обретут жизненную силу, заблестят, цвет их потемнеет в преддверии ночи, ночной жизни и тех сновидений, что дарует растениям тьма, прогоняющая палящее, беспощадное солнце и струящаяся прохладными реками, напоенными дождевой водой. Прогнав все мысли, отдавшись свету, ветру и дождю, Аимаина Хикари стал одним из листочков. Так он сидел, пока солнце не поднялось над горизонтом. Почувствовав усиливающуюся жару, Хикари встал с циновки и покинул сад.

На завтрак Кендзи приготовила рыбу. Он ел медленно, осторожно, боясь повредить хрупкий скелетик, придающий рыбке форму. Тело гнулось во все стороны, но кости не ломались. «Я не буду ломать их, но впитаю силу этой рыбы в свое тело». Последними он съел глаза. Мощь животного таится в тех частях, которые движутся. Он снова коснулся ковчега предков. «Но мудрость моя исходит не от того, что я ем, а от силы, которую придают мне шепчущие из глубины веков предки. Живой человек не помнит уроков прошлого. Но предки не забывают ничего».

Аимаина поднялся из-за столика и подошел к компьютеру, стоящему в садовой беседке. Еще один инструмент – вот почему он держал компьютер здесь, а не установил дома или в специальном кабинете, как поступали остальные. Компьютер – это все равно что лопата. Попользовался – отложил в сторону.

Над терминалом возникло женское лицо.

– Я хотел бы поговорить с моим другом Ясунари, – сказал Аимаина. – Но не беспокойте его, прошу вас. Мое дело столь ничтожно, что мне было бы стыдно отнимать у него драгоценное время.

– Тогда позвольте мне помочь вам, – произнесло лицо над терминалом.

– Вчера я запрашивал информацию касательно Питера Виггина и Си Ванму, которые просили у меня встречи.

– Я помню. Я с огромным удовольствием помогла вам.

– Однако их визит очень взволновал меня, – продолжал Аимаина. – Кое-что из того, что они сказали мне, было неправдой, поэтому мне нужна дополнительная информация, чтобы выяснить, где именно они солгали. Я не хочу нарушать их право на личную жизнь, но должны сохраниться какие-то общественные документы – может, их свидетельства об окончании школы, сведения с места работы, какие-то семейные связи…

– Ясунари сказал, что все, о чем вы запрашиваете, служит во благо народа. Позвольте мне поискать.

Лицо исчезло, но тут же появилось вновь.

– Странно, неужели я где-то ошиблась? – И девушка по буквам продиктовала имена.

– Все правильно, – подтвердил Аимаина. – Те же имена, что и вчера.

– Я тоже их помню. Они живут в нескольких кварталах от вас. Но сегодня я почему-то не могу найти о них никаких сведений. Я проверила тот дом, и оказалось, что квартира, которую они занимали, пустует уже больше года. Аимаина, я очень удивлена. Как могут люди вчера существовать, а сегодня бесследно пропасть? Или, может, я совершила какую-то ошибку?

– Вы не совершили никакой ошибки, верная помощница моего друга. Именно эта информация мне и требовалась. Прошу вас, не отвлекайтесь больше на эту безделицу. То, что выглядит для вас загадкой, на самом деле полностью отвечает на мои вопросы.

И они вежливо распрощались.

Аимаина вышел из беседки, раздвигая плечами провисшие под тяжестью жарких солнечных лучей листья. «Предки послали мне мудрость, – подумал он, – словно солнце посылает свой жар листьям. Прошлой ночью сквозь меня текла река, унося эту мудрость из моего разума. Питер Виггин и Си Ванму, плоть и кровь, чистая ложь, пришли ко мне и принесли правду, которую мне нужно было услышать. Разве не так предки доставляют свои послания потомкам? Каким-то образом я запустил космические корабли, оснащенные самыми ужасными орудиями войны. Я сделал это, когда был молод; теперь суда почти достигли цели, а я состарился. Я уже не смогу отозвать их. Планета будет уничтожена, Конгресс обратится к необходимистам за одобрением, и они милостиво кивнут, а потом оглянутся на меня. Мне же придется от стыда спрятать свое лицо. Мои листья опадут, я останусь нагим перед ними. Вот почему мне не следовало селиться в тропиках. Я забыл, что такое зима. Забыл стыд и смерть.

Идеальная простота… Я считал, что достиг ее. Но вместо этого стал предвестником несчастья».

Он целый час сидел в саду, рисуя на гравии дорожки символы, стирая их и рисуя вновь. В конце концов он вернулся в беседку и напечатал на компьютере послание, которое только что сочинил:

Эндер Ксеноцид был ребенком и не знал, что война идет по-настоящему; однако в своей игре он решился на уничтожение населенной планеты. Я – взрослый мужчина и с самого начала знал, что игра ведется в нашей реальности; но не знал, что я один из игроков. Станет ли от этого моя вина еще больше или, наоборот, уменьшится, если вскорости будут уничтожены еще один мир и еще одна разумная раса? Что теперь является моим путем к простоте?

Его подруга не будет знать, какие обстоятельства породили это странное послание, но это и не нужно. Он задал вопрос. Он найдет ответ.

Мгновения спустя ансибль на планете Пасифика получил его послание. По пути туда оно было прочитано компьютерной личностью, обитающей в нитях ансибельной сети. Но для Джейн было важно не столько содержание письма, сколько пункт его назначения. Вскоре Питер и Ванму узнают, каков будет следующий этап их поисков.

5
«Никто не знает, что такое целесообразность»

 
Мой отец часто говорил мне:
«У нас есть слуги и машины,
Чтобы наша воля исполнялась
Даже там, куда нам не добраться.
Машины сильнее, чем слуги,
Более послушны и меньше склонны к бунтарству,
Но машины не ведают суждений —
Они не остановят нас,
Если наша воля глупа,
И не ослушаются,
Если воля наша зла.
Но люди презирают и отрицают богов,
И те, кто нуждается в слугах, избирают машины
Или нанимают слуг, похожих на бездушные аппараты.
Мне кажется, это продлится до тех пор,
Пока боги не перестанут смеяться».
 

Хань Цин-чжао. Шепот богов

Флайер летел над возделанными жукерами полями амаранта. Ярко сияло солнце. Вдалеке собирались небольшие тучки, постепенно увеличиваясь в размерах, хотя до полудня было далеко.

– Разве нам не нужно быть сейчас на корабле? – поинтересовалась Вэл.

Миро покачал головой:

– Найденных нами планет вполне достаточно.

– Это Джейн так говорит?

– Джейн сегодня мной недовольна, – сказал Миро, – так что мы с ней квиты.

Вэл пристально посмотрела на него.

– А теперь представь мое недовольство, – предложила она. – Ты даже не побеспокоился спросить меня, чем я намереваюсь заниматься. Или на меня теперь не стоит обращать внимания?

Он мельком взглянул на нее.

– По-моему, это ты умираешь, а не я, – огрызнулся он. – Я попытался поговорить с Эндером, но это ни к чему не привело.

– Когда это я просила тебя о помощи? И каким образом ты собираешься мне помочь?

– Я еду к Королеве Улья.

– Точно так же ты мог заявить, что отправляешься на встречу со своей феей-крестной.

– Твоя проблема, Вэл, заключается в том, что ты целиком и полностью зависишь от воли Эндера. Если он потеряет к тебе интерес, тебя не станет. Я же намереваюсь выяснить, как раздобыть тебе собственную волю.

Вэл рассмеялась и отвернулась:

– Ты такой романтичный, Миро. Но никогда не думаешь головой.

– Я очень хорошо все обдумал, – заявил Миро. – Я все время посвящаю одним раздумьям. Препятствия начинаются, когда дело доходит до воплощения моих замыслов в жизнь. Какие из них воплотить, а какие оставить на потом?

– Сейчас тебе лучше думать о том, как добраться до места, не расшибившись в лепешку, – порекомендовала Вэл.

Миро резко вывернул руль, облетая строящийся корабль.

– Она все еще строит, хотя кораблями мы уже обеспечены.

– Может быть, Джейн понимает, что, когда она погибнет, на мгновенных перелетах с планеты на планету можно будет поставить крест. Поэтому чем больше у нас будет судов, тем большего мы сможем достигнуть за то время, что осталось до ее гибели.

– Черт его знает, что думает Королева Улья, – буркнул Миро. – Она обещает, но даже сама не может сказать, когда ее обещания будут выполнены.

– Тогда зачем же ты хочешь встретиться с ней?

– Королевы Улья однажды построили мост, живой мост, который должен был обеспечить им доступ к разуму Эндера Виггина, когда тот был еще маленьким мальчиком и ходил у жукеров в заклятых врагах. Королевы вызвали айю из тьмы и поместили ее между звезд. Это существо воплотило в себе частично природу Королев Улья, частично – природу человека, точнее, натуру Эндера Виггина – настолько, насколько жукеры смогли в ней разобраться. После того как Эндер уничтожил всех Королев, кроме одной, которая в коконе ждала его появления, мост остался, позднее ожив, поселившись в невидимых сетях ансиблей и разместив свою память в маленьких, ненадежных компьютерных сетях первого человеческого мира и нескольких его колоний. С ростом компьютерных сетей рос и тот самый мост, то самое создание, обязанное Эндеру Виггину своей жизнью и существованием.

– То есть Джейн, – кивнула Вэл.

– Да, Джейн. И сейчас я хочу узнать, возможно ли переселить в тебя айю Джейн.

– Но тогда я стану Джейн и перестану быть собой.

Миро ударил по пульту флайера кулаком. Катер нырнул, но тут же выровнялся.

– Ты считаешь, я об этом не подумал? – рявкнул Миро. – Но сейчас ты – это не ты! Ты Эндер, ты мечта, желание Эндера или нечто вроде.

– Но я не чувствую себя Эндером. Я чувствую себя собой.

– Верно. У тебя есть память. Чувства, которые дает тебе твое тело. Твой опыт. Но ничего из этого не потеряется. Никто не может потрогать свою волю руками. Ты даже не заметишь разницу, когда Джейн в тебя переселится.

Вэл рассмеялась:

– О, да ты у нас, оказывается, точно знаешь, что произойдет. Хотя этого никто и никогда не пробовал осуществить.

– Да, – решительно сжал зубы Миро. – Кто-то ведь должен решать, что делать дальше. Кто-то должен решать, чему верить и как потом действовать.

– А что, если я скажу, что меня подобный исход не устраивает?

– Ты что, умереть хочешь?

– Мне кажется, скорее, это ты пытаешься убить меня, – возразила Вэл. – Впрочем, нет, ты хочешь совершить несколько иное преступление – хочешь отделить меня от моего «я» и поселить на мое место кого-то другого.

– Но ты же умираешь. Твое «я» не принимает тебя.

– Миро, я пойду вместе с тобой и встречусь с Королевой Улья только потому, что твоя гипотеза звучит очень интересно. Но я не позволю тебе стирать мою личность, чтобы спасти мне жизнь.

– Ладно, – согласился Миро, – поскольку ты представляешь добрую половину природы Эндера, позволь мне изложить положение дел несколько иным языком. Если айю Джейн поместить в твое тело, она не погибнет. Если она не погибнет, тогда, может быть, после того, как компьютеры выключат и снова включат, придя к убеждению, что Джейн мертва, она сумеет снова войти в сети, и тогда мгновенные космические перелеты возобновятся. Поэтому, погибнув, ты не только спасешь Джейн, но и даруешь нам могущество, свободу, о которых мы никогда прежде не мечтали. И не только нам, но и пеквениньос, и Королевам Ульев.

Вэл промолчала.

Миро смотрел на дорогу. Слева, на берегу небольшой речушки, замаячил вход в пещеру Королевы Улья. Однажды он туда уже спускался, еще будучи в старом теле. Он знал дорогу. Конечно, тогда с ним был Эндер, вот почему в общении с Королевой Улья проблем никаких не возникло – она могла говорить с Эндером, а поскольку те, кто любил его и следовал за ним, были связаны с ним филотически, то и они слышали отголоски ее речи. Но разве Вэл не часть Эндера? Разве Миро не связан с ней крепче, чем с Эндером? Ему нужна была Вэл, чтобы поговорить с Королевой Улья; ему нужно было поговорить с Королевой Улья, чтобы Вэл не рассыпалась в пыль, как рассыпалось его старое, искалеченное тело.

Они вышли. Королева Улья уже поджидала их – в образе рабочего, стоящего у входа в ее пещеры. Гигантское насекомое взяло Вэл за руку и без слов повело во тьму. Миро держался за Вэл, Вэл держалась за странное существо. Как и в первый раз, Миро порядком перепугался, но Вэл казалась странно спокойной.

Или ей просто все равно? Ее глубинное «я» было частичкой Эндера, а Эндеру было все равно, что с ней случится. Таким образом, страха она не испытывала. Ее не заботили вопросы выживания. Ее волновала лишь связь с Эндером – но она погибнет, если и дальше будет упорно цепляться за эту ниточку. Хотя ей казалось, что Миро пытается стереть ее личность, сам Миро знал, что только так можно спасти ее – хотя бы отчасти. Ее тело. Ее разум. Ее привычки, манеры, все, что он в ней знал, будет сохранено. Все, что она помнила или осознавала, останется нетронутым. Если же это все выживет, считал Миро, ее жизнь будет спасена. Когда произойдет перемена, если таковая вообще произойдет, Вэл только поблагодарит его.

И Джейн тоже.

И все остальные.

– Различие между тобой и Эндером состоит в том, – произнес у него в голове чей-то гулкий голос, недоступный обыкновенному слуху, – что, планируя спасение других, Эндер ставит на карту свою – и только свою – жизнь.

– Ложь, – ответил Миро Королеве Улья. – Он ведь убил Человека? Стало быть, поставил на карту его жизнь.

Человек был одним из деревьев-отцов, растущих у ворот городка Милагре. Эндер убивал его медленно, чтобы тот успел пустить корни и сохранил свои воспоминания при переходе в третью жизнь.

– На самом деле Человек не умер, – продолжал Миро. – Но умер Сеятель, и Эндер потворствовал его смерти. А сколько Королев Ульев погибло в последней битве между твоим народом и Эндером? Так что не надо убеждать меня, что Эндер всегда сам платит по счетам. Он просто следит, чтобы счет был оплачен – оплачен тем, кто способен заплатить требуемую цену.

Ответ Королевы Улья последовал незамедлительно:

– Я не желаю, чтобы вы шли ко мне. Оставайтесь в темноте.

– Ты ведь тоже не хочешь, чтобы погибла Джейн! – крикнул Миро.

– Мне не нравится, как ее голос звучит внутри меня, – мягко сказала Валентина.

– Иди вперед. Не отставай.

– Не могу, – пожаловалась Вэл. – Рабочий… Он отпустил мою руку.

– Ты хочешь сказать, что нас бросили посреди лабиринта? – спросил Миро.

Вэл ответила ему молчанием. В кромешной тьме они крепко сжали руки друг другу, не осмеливаясь сделать ни шагу.

– Я не могу исполнить твою просьбу.

– В прошлый раз, когда я приходил сюда, – заговорил Миро, – ты рассказывала, как Королевы Ульев соткали сеть, чтобы поймать Эндера. Только у вас ничего не получилось, и тогда вы создали мост. Призвали айю из Вне-мира, сделали из нее мост и посредством его общались с разумом Эндера – через ту компьютерную игру, в которую он играл в Боевой Школе. Однажды у вас это получилось – вы призвали айю из Вне-мира. Почему бы вам не найти ту же самую айю и не перенести ее в другое место? Не связать ее с кем-нибудь другим?

– Мост был частью нашего разума. Отчасти это были мы сами. Мы призвали эту айю, как призываем айю для новой Королевы Улья. Сейчас создалось совершенно иное положение. Древний мост обрел свою личность, одинокой, скитающейся, отчаянно нуждающейся в связях айю больше нет.

– Ты только и твердишь о том, что эта айю теперь нечто новое. Нечто такое, с чем ты не умеешь управляться. Но ты не говоришь, что это невозможно.

– Она не хочет этого. Мы не сможем перенести ее, если она сама этого не желает.

– Значит, ты все-таки можешь помешать мне, – пробормотал Миро Вэл.

– Она не меня имеет в виду, – ответила Вэл.

– Джейн не хочет красть чужое тело.

– Это тело принадлежит Эндеру. У него останется еще два. Это лишнее. Он сам его отвергает.

– Мы не можем. Мы не будем. Уходите.

– Мы не можем идти в темноте, – возразил Миро.

Миро почувствовал, как Вэл отпускает его руку.

– Нет! – закричал он. – Не уходи!

– Что ты делаешь?

Миро понял, что вопрос этот обращен не к нему.

– Куда ты идешь? Здесь опасно.

До Миро донесся голос Вэл – он уже порядком отдалился. Должно быть, она шла очень быстро.

– Если ты и Джейн так хотите спасти мне жизнь, – сказала она, – тогда дайте мне и Миро проводника. Хотя кому какое дело, если я свалюсь в какую-нибудь нору и сломаю себе шею? Эндеру точно все равно. Как и мне. А уж Миро наверняка жалеть не будет.

– Остановись! – крикнул Миро. – Не двигайся, Вэл!

– Это ты стой на месте, – отозвалась Вэл. – Это тебе стоит беспокоиться о собственной жизни.

Внезапно Миро почувствовал, как его пальцы взяла чья-то рука. Нет, не рука, клешня. Он ухватился за переднюю клешню рабочего и последовал за ним сквозь тьму. Идти оказалось недалеко. Завернув за угол, Миро увидел неясный свет, еще один поворот – и он начал различать стены. Еще поворот, еще, и они очутились в огромном зале, залитом светом, пробивающимся из ведущей на поверхность шахты. Вэл уже сидела на земле перед Королевой Улья.

В прошлый раз, когда Миро встречался с ней, Королева Улья была поглощена откладыванием яиц – яиц, из которых вырастут новые королевы. Процесс кладки яиц оказался жестоким, ужасным и в то же самое время очень чувственным зрелищем. Сейчас Королева Улья лежала на куче влажной земли, поедая то, что подносили ей выстроившиеся в очередь рабочие. Глиняная посуда была наполнена смесью амаранта и воды. Иногда попадались фрукты. Реже мясо. Рабочие следовали один за другим. Миро никогда не видел, никогда не представлял себе, что кто-нибудь может столько есть.

– А иначе как, по-твоему, мне откладывать яйца?

– Мы не сможем остановить флот, потеряв возможность перемещаться с планеты на планету, – сказал Миро. – Со дня на день Джейн погибнет. Сеть ансиблей отключится, и она умрет. Что тогда? Что нам толку от твоих кораблей? Флот прилетит и уничтожит Лузитанию.

– Вселенная полна опасностей. Постоянное беспокойство утомляет.

– Я не устал, – парировал Миро. – Я должен позаботиться об этом. Кроме того, моя основная работа уже выполнена. Я все сделал. Планет теперь предостаточно. Их больше, чем нам удастся заселить. Теперь дело лишь в количестве кораблей и во времени – а места нам хватит.

– Неужели ты и вправду такой дурак? Неужели ты думаешь, что Джейн и я просто так кидаем тебя по космосу? Ты летаешь от планеты к планете не затем, чтобы найти пригодные для жизни миры.

– Да? И когда ж это мое задание поменялось?

– Подыскать пригодные для колонизации планеты – это нам уже потом пришло в голову. Побочный продукт.

– Чего же ради мы с Вэл убивались эти недели? Причем Вэл именно что убивалась, точнее не скажешь, – эта работа скучна, она больше не интересует Эндера, и Вэл начала угасать.

– Существует куда более страшная опасность, чем флот. Флот мы уже победили. Мы уже расселились по всей Вселенной. Какая теперь разница, умру я или нет? Моя память передалась дочерям.

– Видишь, Вэл? – обернулся Миро. – Королева Улья со мной согласна, твои воспоминания – это и есть твое настоящее «я». Если они уцелеют, значит и ты выживешь.