Текст книги "Как важно быть серьезным"

Пауза.

Мисс Призм. Леди Брэкнелл, мне стыдно в этом признаться, но я не знаю. Ах, если б я только знала!.. А произошло это так. В то памятное утро я, как и обычно, собралась вывезти мальчика на прогулку. Я также хотела взять с собой довольно старый, вместительный саквояж, куда я должна была положить рукопись художественного произведения, сочиненного мною в те немногие часы досуга, которые мне иногда удавалось урвать от работы. По рассеянности, которой я никогда себе не прощу, я положила рукопись в коляску, а ребенка в саквояж.

Джек (слушает ее рассказ со все возрастающим вниманием). И куда вы дели тот саквояж?

Мисс Призм. Ах, не спрашивайте, мистер Уординг!

Джек. Мисс Призм, для меня это чрезвычайно важно. Я настаиваю на том, чтобы вы мне сказали, куда подевался саквояж с младенцем.

Мисс Призм. Я оставила его в камере хранения одного из крупных железнодорожных вокзалов Лондона.

Джек. Какого именно вокзала?

Мисс Призм (совершенно раздавлена). Брайтонская платформа вокзала Виктория. (Бессильно опускается в кресло.)

Леди Брэкнелл. Я искренне надеюсь, что сейчас не произойдет ничего невероятного. Все невероятное отдает дурным или, во всяком случае, сомнительным вкусом.

Джек. Я на минуту сбегаю в свою комнату.

Чезьюбл. У меня такое впечатление, что эта новость вывела вас из душевного равновесия, мистер Уординг. Хочу надеяться, ненадолго.

Джек. Я мигом вернусь, дорогой каноник. Гвендолен, ждите меня здесь.

Гвендолен. Если вы ненадолго, я готова вас ждать хоть целую жизнь.

Джек в крайнем волнении удаляется.

Чезьюбл. Что это может означать, как вы думаете, леди Брэкнелл?

Леди Брэкнелл. Боюсь даже что-нибудь предполагать, доктор Чезьюбл. Едва ли вам надо напоминать, что в аристократических семьях всяческие странные совпадения никогда не имеют место. Они считаются крайне нереспектабельными.

Сверху слышится какой-то шум, словно кто-то бросает на пол тяжелые вещи. Все смотрят на потолок.

Сесили. Дядя Джек ужасно чем-то взволнован.

Чезьюбл. У вашего опекуна необычайно эмоциональная натура.

Леди Брэкнелл. Какой раздражающий шум! Впечатление, что он там ссорится с мебелью. Мне ненавистны ссоры любого рода. Они всегда вульгарны, хоть и действуют иногда убеждающе.

Чезьюбл (снова посмотрев на потолок). Ну вот, кажется, прекратилось.

Шум возобновляется с удвоенной силой.

Леди Брэкнелл. Хотелось бы, чтобы он наконец выяснил отношения с мебелью и определился бы победитель.

Гвендолен. Это ожидание невыносимо. Надеюсь, оно никогда не закончится.

Входит Джек. В руке у него черный кожаный саквояж.

Джек (устремляется к мисс Призм). Это тот саквояж, мисс Призм? Осмотрите его внимательно, прежде чем отвечать. От вашего ответа зависит счастье сразу нескольких человек.

Мисс Призм (ровным голосом). Кажется, тот. Да, точно – вот следы, оставшиеся после аварии омнибуса на Гауэр-стрит; это было в далекие безоблачные дни моей юности. А вот пятно на подкладке от разбившейся бутылки с каким-то напитком, разумеется безалкогольным, – это случилось в Лимингтоне. А здесь, на замке, мои инициалы. Уж не помню, под влиянием какого причудливого настроения я их там нацарапала. Да, саквояж безусловно мой. Очень рада, что он так неожиданно нашелся. Обходиться без него все эти годы было непросто.

Джек (взволнованно). Мисс Призм, нашелся не только саквояж. Нашелся и я – тот самый ребенок, которого вы туда положили.

Мисс Призм (пораженная). Вы тот самый ребенок?

Джек (обнимая ее). Да… мама!

Мисс Призм (шокированная, отшатывается от него и произносит с негодованием). Мистер Уординг! Я никогда не была замужем!

Джек. Не были замужем?.. Что ж, не стану отрицать, для меня это тяжелый удар. Но, в конце концов, кто из нас осмелится бросить камень в женщину, которая столько выстрадала? Неужели искреннее раскаяние не может искупить ту безрассудную минуту, когда женщина проявила слабость? Почему для мужчин должны быть одни законы, а для женщин – другие? Мама, я прощаю тебя. (Снова пытается ее обнять.)

Мисс Призм (еще более негодуя). Мистер Уординг, здесь какое-то ужасное недоразумение. Материнство не является одним из тех немногих событий, которые происходили в моей жизни. И ваше предположение, если бы оно не было высказано в присутствии столь многих людей, звучало бы почти неприлично. (Указывает на леди Брэкнелл.) Вот та женщина, которая может сказать, кто вы на самом деле. (Удаляется в глубину сцены.)

Джек (после небольшой паузы). Леди Брэкнелл! Простите меня за несколько докучливое любопытство, но не будете ли вы любезны сообщить, кто я на самом деле?

Леди Брэкнелл. Боюсь, мой ответ придется вам не по вкусу. Вы сын моей бедной покойной сестры, миссис Монкрифф, а следовательно, старший брат Алджернона.

Джек. Старший брат Алджи! Так, значит, у меня все-таки есть брат! Я так и знал, что у меня есть брат. Я всегда говорил, что у меня есть брат. Сесили, как ты могла сомневаться в этом? (Хватает Алджернона за плечи.) Доктор Чезьюбл, это и есть мой беспутный братец! Мисс Призм, взгляните, это действительно мой брат! Гвендолен, как вам это нравится – мой родной брат! Алджи, ах ты юный негодник, ты теперь должен проявлять ко мне гораздо большее уважение. Ты ведь никогда в жизни не относился ко мне как к старшему брату.

Алджернон. Да, каюсь, старина, было дело. (Пожимает Джеку руку.) Я старался как мог, но у меня не было опыта.

Гвендолен (обращаясь к Джеку). Любимый!

Джек. Любимая!

Леди Брэкнелл. В свете этого странного и непредвиденного развития событий вы можете поцеловать свою тетю Огасту.

Джек (не двигаясь с места). Я чувствую себя обалдевшим от счастья (целует Гвендолен) и не очень соображаю, кого целую.

Алджернон пользуется удобным случаем и целует Сесили.

Гвендолен. Надеюсь, я больше никогда не услышу от вас подобного рода слов.

Мисс Призм (неуверенно приближается к Джеку и, слегка прокашлявшись, произносит). Мистер Уординг… а вернее, мистер Монкрифф, как вас теперь надлежит называть… После всего, что случилось, я считаю себя обязанной отказаться от места гувернантки в этом доме. А за те неудобства, которые я вам причинила в младенчестве, без всякого злого умысла поместив вас в саквояж, я приношу мои самые глубокие и искренние извинения.

Джек. Забудьте об этом, дорогая мисс Призм. Забудьте обо всем неприятном. Я уверен, что отлично провел время в вашем симпатичном и уютном саквояже, несмотря на небольшие повреждения, полученные им в результате аварии омнибуса в безоблачные дни вашей юности. А что касается вашего ухода от нас, об этом не может быть и речи.

Мисс Призм. Но уйти – это попросту мой долг. Мне нечему больше учить дорогую Сесили. В постижении сложного искусства вступления в брак моя милая, талантливая ученица намного превзошла свою учительницу.

Чезьюбл. Одну минутку… Летиция!

Мисс Призм. Да, доктор Чезьюбл!

Чезьюбл. Летиция, я пришел к заключению, что христианская церковь первых веков в некоторых вопросах все-таки ошибалась. Хотя, возможно, это объясняется тем, что в древние тексты вкрались ошибки… Словом, я имею честь просить вашей руки.

Мисс Призм. Фредерик, в данный момент я не в состоянии найти нужных слов, которые выразили бы то, что пылает в моем сердце. Но вечером я отправлю вам три последние тетради моего дневника, чтобы, читая их, вы смогли в полной мере узнать, какие чувства я испытывала к вам на протяжении последних восемнадцати месяцев.

Входит Мерримен.

Мерримен. Кучер леди Брэкнелл говорит, что больше он ждать не может.

Леди Брэкнелл (встает). И в самом деле, нужно поторопиться, если я хочу сегодня вернуться в Лондон. (Смотрит на часы.) Так, я вижу, что пропустила ни много ни мало девять поездов. Остался один – последний. (Мерримен уходит; леди Брэкнелл направляется к двери.) Призм, из сказанного вами доктору Чезьюблу я могу сделать вывод, что вы до сих пор еще не отказались от пагубной страсти писать беллетристику. Ну а если вы и в самом деле собираетесь начать семейную жизнь, что в вашем возрасте представляется мне дерзким вызовом вездесущему и всезнающему провидению, хочу выразить надежду, что вы будете не столь безалаберной с вашим супругом, как когда-то с вверенным вашим заботам младенцем, и не станете оставлять бедного доктора Чезьюбла на железнодорожных станциях лежащим внутри саквояжей, ящиков, чемоданов и вместилищ иного рода. К тому же учтите, что в камерах хранения всегда ужасные сквозняки. (Мисс Призм кротко кивает головой.) Доктор Чезьюбл, я вам искренне желаю всего самого хорошего, и, если крещение, как вы говорите, действительно является своего рода вторым рождением, я вам настоятельно советую окрестить мисс Призм – и как можно быстрее. Быть заново рожденной – это как раз то, что ей больше всего сейчас нужно. Ну а соответствует ли эта процедура практике христианской церкви первых веков, этого я не знаю. Но у меня сильное подозрение, что у них вообще не возникало столь современных проблем. (Поворачивается, лучезарно улыбаясь, к Сесили, ласково треплет ее по щеке.) До чего же вы милая девочка! Мы вас ожидаем в ближайшие дни к нам в гости на Гроувенор-стрит – мы живем в верхней части улицы.

Сесили. Благодарю вас, тетя Огаста.

Леди Брэкнелл. Пойдем, Гвендолен.

Гвендолен (Джеку). Мой единственный!.. Но, кстати, кто именно из единственных – Джек или Эрнест? Или вас зовут как-то еще по-другому? Ведь вы только что стали кем-то иным.

Джек. Боже!.. Я совсем об этом забыл. Ваше решение относительно моего имени остается неизменным?

Гвендолен. Я неизменна во всем, кроме своих привязанностей.

Сесили. Какая все-таки у вас благородная натура, Гвендолен!

Джек. В этот вопрос нужно внести полную ясность, и немедленно! Тетя Огаста, прошу вас, задержитесь еще на минутку. Скажите, был ли я крещен к тому времени, как мисс Призм оставила меня в своем саквояже? Только умоляю вас, тетя Огаста, сохраняйте хладнокровие. Это один из самых важных моментов в моей жизни, и от вашего ответа зависит многое.

Леди Брэкнелл (очень хладнокровно). Ваши любящие родители тратили на вас тьму денег, осыпая вас всеми мыслимыми и немыслимыми благами, в числе которых было и крещение.

Джек. В таком случае я все-таки был крещен. В этом больше сомнений нет. Но какое мне дали при крещении имя? Я готов выслушать правду, пусть даже она будет самой ужасной.

Леди Брэкнелл (после паузы). Будучи старшим сыном, вы, естественно, получили имя отца.

Джек (нетерпеливо). Это понятно, но как звали моего отца? Только, пожалуйста, не будьте такой хладнокровной, тетя Огаста. Это один из самых важных моментов в моей жизни, и от вашего ответа зависит все. Как же все-таки звали моего отца?

Леди Брэкнелл (задумчиво). Сейчас уже не могу вспомнить имя генерала Монкриффа. Ваша бедная мама, обращаясь к нему, всегда называла его «генералом». Это я помню очень хорошо. Собственно говоря, я не думаю, что она осмелилась бы называть его по имени. Но у меня нет сомнений, что какое-то имя у него все же было. И хоть он отличался грубоватыми манерами, чудаком он ни в малейшей степени не был – то ли вследствие индийского климата, то ли женитьбы, то ли несварения желудка, то ли вследствие каких-то других вещей. Он был методичен и даже педантичен в мелочах повседневной жизни – пожалуй, чересчур, как я не раз говорила сестре.

Джек. Алджи, неужели и ты не помнишь, как звали нашего отца?

Алджернон. Дорогой мой, нас даже не представили друг другу. Он умер, когда мне еще и году не было.

Джек. Его имя непременно должно быть в списках офицерского состава армии того времени. Как вы думаете, тетя Огаста?

Леди Брэкнелл. Генерал был по своей сути человеком миролюбивым, за исключением, конечно, семейной жизни. Но я не сомневаюсь, что имя его упоминается в любом военном справочнике.

Джек. Списки офицерского состава армии… они же здесь, в этой комнате, причем за последние сорок лет. (Бросается к книжным полкам, выхватывает один за другим тома и распределяет их среди присутствующих.) Так, это вам, доктор Чезьюбл. Мисс Призм, вам два тома. Сесили, вот тебе один из армейских списков, будешь записывать самое важное из найденного. А ты, Алджернон, если у тебя остались хоть какие-то сыновние чувства, поищи имя нашего отца в английской истории. Тетя Огаста, пожалуйста, мобилизуйте весь ваш острый, не хуже, чем у мужчин, ум для решения этой сложной проблемы. Ну а вы, Гвендолен… впрочем, нет, это не для ваших нервов. Пусть поисками такого рода занимаются менее философские натуры – вроде наших.

Гвендолен (с героическим видом). Дайте мне шесть томов из любого периода – можно из этого столетия, можно из прошлого: мне все равно.

Джек. Какое благородство! Вот вам сразу двенадцать. Больше не дам – будет слишком неудобно смотреть. (Приносит ей целую кипу томов со списками, бегло пробегает их, выхватывая тома из ее рук и мешая ей смотреть их самой.) Нет, дайте лучше я посмотрю. Позвольте мне, дорогая. Любимая, мне кажется, я найду быстрее. А ну-ка разрешите мне, любовь моя.

Чезьюбл. Какая конкретно станция вас интересует, мистер Монкрифф?

Джек (с отчаянным видом прерывая поиски). Станция? Я разве что-нибудь говорил о станциях? Кажется, я достаточно ясно дал понять, что мне нужно выяснить имя моего отца, разве не так?

Чезьюбл. Но вы ведь мне выдали справочник «Брэдшоу»…[24]24
  «Брэдшоу» – справочник расписания движения поездов на всех железных дорогах Великобритании; издавался с 1839 по 1961 г. в Манчестере.


[Закрыть] (смотрит на переплет) …за 1869 год, как я вижу. Книга представляет значительный антикварный интерес, но к вопросу об именах, даваемых генералам при крещении, не имеет ни малейшего отношения.

Сесили. Не хочу вас огорчать, дядя Джек, но в «Истории нашего времени», которую вы мне дали, генералы вообще не упоминаются, хоть это и лучшее издание: оно написано в сотрудничестве с пишущей машинкой.

Мисс Призм. А мне, мистер Монкрифф, вы дали два фолианта с прейскурантами цен на товары, реализуемые через сеть государственных магазинов. Насколько я успела заметить, генералы там птичками не отмечены, а значит, на них особого спроса нет, да и в продажу они не поступают.

Леди Брэкнелл. Монография, которую я держу в руках, называется «Зеленая гвоздика». Она, как я понимаю, посвящена экзотическим растениям. У меня создалось впечатление, что генералам там уделено до обидного мало места, а если говорить откровенно, они там вообще не упоминаются. Что-то есть в этой книге нездоровое и мелкобуржуазное.

Джек (до крайности раздраженный). Бог ты мой, а ты, Алджи, – что еще за чепуху ты читаешь? Дай-ка взглянуть. (Берет у него из рук книгу.) Гм, «Списки офицерского состава армии»… Уверен, что ты не сознавал, какую книгу читаешь. Да и открыта она у тебя не там, где нужно. Правда, буква «М» почему-то оказалась на этой странице. Так… генералы… Малам, – какие, однако, у них здесь нелепые фамилии – Маркби, Мигзби, Моббз, Монкрифф… Монкрифф! Лейтенант – 1840 г.; капитан, подполковник, полковник, генерал – 1860 г. Имя – Эрнест Джон. (Неторопливо ставит книгу на место и очень спокойно произносит.) Я ведь всегда вам говорил, Гвендолен, что меня звать Эрнест, ведь правда? В конце концов так оно и оказалось. Никем другим, кроме Эрнеста, я и не мог быть!

Леди Брэкнелл. Да, теперь я припоминаю, генерала действительно звали Эрнест. Я почему-то всегда недолюбливала это имя. Пойдем, Гвендолен. (Выходит.)

Гвендолен. Эрнест! Мой дорогой Эрнест! Я с самого начала чувствовала, что другого имени у вас просто не может быть.

Джек. Гвендолен! Как это ужасно для человека – внезапно обнаружить, что, оказывается, всю жизнь он ничего не говорил, кроме правды. Вы мне можете это простить?

Гвендолен. Могу. Ибо чувствую, что вы непременно изменитесь.

Джек. Единственная моя!

Чезьюбл (обращаясь к мисс Призм). Летиция! (Обнимает ее.)

Мисс Призм (восторженно). Фредерик! Наконец-то!

Алджернон. Сесили! (Обнимает ее.) Наконец-то!

Джек. Гвендолен! (Обнимает ее.) Наконец-то!

Входит леди Брэкнелл.

Леди Брэкнелл. Все-таки я не успела на последний поезд!.. Дорогой мой племянник, вы, кажется, проявляете признаки легкомыслия.

Джек. Напротив, тетя Огаста, я, кажется, впервые в жизни понял, как важно быть серьезным и как замечательно быть Эрнестом!

Немая картина.

Занавес