Текст книги "Мысли и факты (1889). Первый том. Философские трактаты, афоризмы и исследования"

б) Интуитивная необходимость, присущая евклидовой геометрии, которая, как известно, используется в качестве аргумента в пользу априорной и трансцендентной идеальности пространства, в свете метагеометрии производит впечатление скорее логически неразрешимой фундаментальной особенности нашего восприятия, чем универсального факта, выходящего за пределы нашей конкретной конституции сознания.

универсального факта, выходящего за пределы нашей конкретной конституции сознания. д) Абсолютная реальность евклидова пространства не следует из совпадения пространств восприятия всех нормальных индивидов, однородных с нами, так же как истинность птолемеевской астрономии следует из столь же убедительного совпадения, с которым мы все видим гэоцентрические небесные движения. Таким образом, остается констатировать, что признанная необходимость абсолютного пространства для нашей форономии и механики, задуманной в рамках человеческой концепции, отнюдь не позволяет поднять эту идеальную конструкцию выше ранга вспомогательной гипотезы. В конце концов, это просто вопрос выбора – в пользу реалистической или идеалистической линии. А поскольку там, где начинается разумная сфера, заканчивается необходимость решать, требуемая строгим мышлением в качестве критерия истины, я считаю это промежуточное рассмотрение прекращенным. 7. Теперь шкуры головы сходятся и переплетаются, образуя окончательную мысль. Лишь с внутренней неохотой, хотя и с внешним точным приспособлением к реальным фактам, мы резюмировали выше (§5) общий характер механического события в предложении, которое предполагает взаимную эквивалентность между изменением геометрической и механической констелляции системы масс. Внешне эта пила верна, ибо, как наглядно показывает зацепление нашей планетарной системы, с одной стороны, соответствующая интенсивность ускоряющих сил в системе масс обусловлена «пространственными» расстояниями между массами, а с другой – изменение их пространственных расстояний обусловлено интенсивностью ускоряющих сил. И все же мы говорим об этом с большой неохотой. Ведь согласно привычному представлению о «липестках», пространство как таковое является лишь сценой, а не реальной основой событий; оно не может действовать само, а лишь позволяет действовать на себя; Оно мыслится как абсолютно бессильная, бессильная, пассивная пустота (το χενον), которая ничего не предотвращает, но и ничего не производит, в которой заполняющие пространство субстанции (το πληρες) резвятся, как они должны и могут резвиться в силу присущего им роста. То же самое относится и ко времени: оно не порождает ничего из того, что в нем происходит. И пространство, и время относятся к тому, что в них происходит, только через позволение; подобно тому как сосуд, в который мы наливаем жидкость, только позволяет ей наполниться, но не вызывает этого; они являются вместилищами, но не активными коэффициентами физического мира и его изменений. Поэтому если в наш век, не лишенный странных сюрпризов, на смену традиционной стереометрической концепции пространства не придет динамическая концепция пространства путем радикального переворота всех действующих до сих пор концепций природы3030
  Подобные мысли действительно встречаются у отдельных современных писателей, но они еще не достигли научного гражданства, и я не знаю, способны ли они вообще на это.


[Закрыть], то мы вряд ли сможем сказать, что геометрическая констелляция или ее изменение «вызывает» механический процесс; в причинно-следственной связи механических событий она играет лишь роль occasio, а не causa efficiens. Но поскольку теперь фактически несомненно, что с каждым изменением расстояний и центров системы масс, например, с каждым изменением геометрической констелляции планетарной системы, связано как неразрывное следствие изменение, увеличение или уменьшение «взаимных» сил ускорения этих тел, то мы неизбежно вынуждены прийти к выводу, исходя из нашей чисто стереометрической концепции пространства: Причиной или реальной причиной такого изменения интенсивностей сил является внутреннее изменение самих эффективных масс, происходящее при геометрическом изменении расстояния. Если бы, например, массы Солнца и Земли в афелии были внутренне идентичны без различия с массами тех же мировых тел в перигелии, то, учитывая полную бестелесность пространства как такового, притяжение между Солнцем и Землей было бы совершенно одинаковым в обеих ситуациях, чего, как мы знаем, не происходит. Теперь с совершенно другой стороны подводится итог только что высказанным (§6) соображениям о психогенезе нашей пространственной схемы и об оправданности или неоправданности ее гипостазирования, и, объединив их, получаем следующее гипотетическое рассуждение: Если пространство условно мыслится только как театр, а не гетеродоксально как реальная основа физических событий в нем, и, следовательно, внешнее изменение геометрической констелляции системы масс следует рассматривать не как действующую причину, а только как повод к изменению интенсивности сил этих масс, то оауза койснс последних следует искать в просто интенсивном изменении, без пространства как такового, состояния масс, мыслимого как постоянное по отношению к внешнему; Изменение пространственной констелляции будет, таким образом, не более чем симптомом внутреннего, пространственно неощутимого события. Если из того обстоятельства, что явления зрения и осязания представляются нам локализованными в евклидовой пространственной схеме в силу неадекватно объяснимой особенности нашего зрения, метафизическая реальность этого пространства, а следовательно, и пространственных событий или изменений места, может быть выведена так же мало, как правильность птолемеевской астрономии может быть выведена из эмпирического факта гелеоцентрического движения небес, то остается возможность, что; само пространство вместе со всеми пространственными движениями. есть не что иное, как проявление внутренне нечистого, чисто интенсивного бытия и события, обусловленного субъективными законами нашего специфического способа восприятия. Отсюда возникает мысль, что наша галилеево-нейтоновская механика, построенная в рамках абсолютного пространства, возможно, не является, как это принято считать, этиологией абсолютно реального, а представляет собой лишь семиотику воспринимаемых человеком симптомов реального. Возможно, при всей своей внутренней корректности, она относится к абсолютному реальному так же, как нотная запись, напечатанная черными точками на бумаге, относится к звучному морю нот в музыке. Однако это автоматически переносится на всю нашу механическую натурфилософию. Мы не знаем, насколько глубоко она проникает в действительности под поверхность явлений со своими математическими диагнозами. Возможно, что метафизические корни данного нам пространственного феноменального мира остаются для него совершенно непостижимыми. Дальнейшее развитие этой идеи не составит труда; Лейбниц намекал на это в различных местах своих философских и математических трудов. Гербарт в трактате Diuroriao äv attraotioua vleinoutorum priuoipia meta– pbzfsioa попытался облечь эту идею в точную форму, правда, с не очень удачным сочетанием одновременного принятия и отбрасывания пространственного символизма. Легко заметить, что из «обычной» механики, путем прямого обобщения ее фундаментальных идей и устранения специфически пространственного характера, можно было бы получить такую метамеханику, которая, будучи одинаково применимой как к интенсивным, так и к интенсивным процессам, явилась бы ярким аналогом метагеометрии.

Все ее основные понятия и принципы способны к необходимому обобщению. Закон инерции, теорема о параллелограмме, закон равенства действия и реакции могут быть сразу же обобщены в форме, полностью абстрагированной от пространственности. То же самое относится и к некоторым производным теоремам Эардинала, таким как так называемый принцип виртуальных скоростей и принцип д'Алкберта. Если в основных формулах расстояние s заменить на более общую характеристику σ, интенсивную или экстенсивную, то характеристики скорости, частично зависящие от нее, приобретают вид и ускорение также преобразуются в более общие характеристики. Координаты места (x, y, z), компоненты скорости и ускоряющей силы подвергнутся соответствующему обобщению, а поскольку интуитивно навязанное триединство размерностей теперь мешает, их число можно обозначить неопределенным n. Все остальное последует автоматически. Все остальное будет само собой разумеющимся. Кстати, яркий пример механики непространственно-емких процессов мы имеем в математической психологии Гербарта, которая исходит отчасти из других предпосылок и формально вполне фактична, но которая, к сожалению, свободно плавает в желаниях только из-за неизмеримости величин, о которых идет речь, и к тому же находится в существенном противоречии с некоторыми элементарными фактами психологического опыта. На этом я обрываюсь. При выветривании этого пути мысли придется либо уходить в формальности математического теоретизирования, либо теряться в облаках сверхчувственных тайн. Ни то, ни другое не входит в мои намерения. Мое дело на этот раз – не строить, не разрушать, а только измерять, оценивать и проводить границы. Ясно, что между небом и землей есть нечто большее, чем может представить себе наша механическая школьная мудрость; прежде всего субъективность, которая стоит напротив вибрирующего атомного мира как необходимое дополнение, которое в силу своих специфических сенсорных энергий должно раздвинуть качественную видимость и завесу локковских ssvouäarx gualities над роем атомов. Одна из важнейших задач философии – расширить горизонт нашего мышления за пределы ограниченной сферы фактичности. Это роднит ее с поэзией, но она, как и последняя, служит не эстетическому наслаждению, а серьезной самокритике, и она не вырывается из данной реальности на крыльях ничем не ограниченной свободной фантазии, а, подобно математике, поднимается по прочным перекладинам строго логической рефлексии на высоту ретроспекции и перспективы.

Идея и энтелехия

Рапсодическое наблюдение. Когда в нескольких местах Европы находят несколько древнеримских монет совершенно одинакового дизайна, например, с одним и тем же изображением императора Веспастана, то по сходству их чеканки все делают вывод, что они изготовлены на одном монетном дворе. Когда перед нашим взором предстает ряд природных продуктов, будь то кристаллы, растения или животные, одинаковой формы, мы вынуждены сделать аналогичный вывод от одинаковости их вида к идентичности причин, породивших форму. Этот натурфилософский вывод будет столь же обоснован, как и нумизматический. Только в случае артефактов, например, монет, мы предельно ясно представляем себе природу причины сходства их форм, тогда как в случае природных изделий она остается для нас окутанной таинственным мраком.

Природный, естественный продукт (Φυσει) означает то, что растет само по себе (α φυεται) и не сделано человеческими руками и человеческим искусством. Но, концептуально отличая то, что выросло, готовый продукт, который предстает перед нашими глазами в определенном виде, от производителя, который порождает рост, или движущей силы, проявляющейся в виде, для нашего понимания возникает философское противопоставление xatura vnturata и natura naturans. Первую мы видим, вторую – нет, она – невидимо творящая богиня. Шестилучевая звезда снежинки, прозрачный куб кристаллического соляного кристалла и ромбоэдрический известковый спат, вооруженная иголками контайя и плодоносящая пальма, дышащее, переваривающее, чувствующее, самовоспроизводящееся животное и мыслящий, сознательно действующий человек, раскрывающий свои мысли в осмысленной речи, – все это продукты Matura naturnta. Все они остались такими, какими были когда-то, выросли в свою специфическую форму, в свой особый родовой тип, сами по себе, правда, от неизвестных причин; это продукты природы, а не продукты искусства, как кремневый нож, или египетская пирамида, или паровая машина, или гомункулус, которого алхимики неоднократно пытались создать, но так и не создали. Все продукты искусства, от простейших до сложнейших, от грубейшего камня до самых хитроумных и замысловатых механизмов, создаются человеком только путем соединения раз и навсегда данных агентов природы и всегда действующих законов природы, без малейшего их изменения, в форме, подходящей для его целей, а затем предоставляются им работать самим. Точно так же и Xatura естественным образом производит свои создания, начиная с кристаллов соли и кончая человеком, не путем самодержавного прерывания и ниспровержения, а лишь путем более простых или более сложных комбинаций своих постоянных агентов и законов. Присутствует ли объективно, в явлениях или в метафизической подоплеке явлений, что-либо аналогичное человеческим намерениям, планам, целям и насильственным действиям, мы ничего не можем знать; это остается вопросом мнения. Несомненно, однако, что мы, люди, в соответствии с нашей специфической конституцией сознания, вынуждены воспринимать ничто в мире явлений как исключительно целенаправленное. Существуют ли какие-то особые причины принуждения, «вне», помимо, сверх oausis eKoientibus (сил природы), которые продолжают действовать со слепой, непреднамеренной необходимостью, – это вопрос схоластической полемики, и схоластическая полемика возможна; но то, что в Matura uaturat“ есть независимая от человека и бесконечно превосходящая все его искусства целеустремленность, – нет. Первое – это концептуальная вспомогательная конструкция некоторых метафизических систем, второе – осязаемый факт опыта. В случае первых можно задаться вопросом, совместимы ли они с научным принципом эвристичности, в случае вторых – только вопросом, можно ли объяснить то, что действительно целесообразно, „общими“ причинно-следственными законами природы или нет. Тот, кто захотел бы собрать здесь конкретные примеры и создать яркие описания, оказался бы в затруднительном положении. Ведь помимо самого обыденного опыта, знакомящего нас с такими тривиальными, но достойными восхищения фактами, как наличие у животного глаз для того, чтобы смотреть, рта для того, чтобы есть, ног для того, чтобы бегать, ловить и убегать, о более тонких и глубоких функциональных возможностях написаны не тома, а целые библиотеки. Анатомия, физиология и эмбриология постоянно открывают чудеса целенаправленности внутреннего строения, взаимодополняющих функций и плановой истории развития животного организма, и чем больше мы вникаем в самые мелкие и мельчайшие аспекты жизненных явлений с помощью микроскопа, ножа и эксперимента, тем больше удивляемся гениальным природным технологиям, которые здесь работают. В животном организме мы находим систему органов, связанных между собой общей целью, которые по своей форме, химическому составу, внутреннему строению и взаимной группировке представляются гениально рассчитанными на двойную задачу – сохранение особи и воспроизведение вида. Каждый из этих органов построен самым хитроумным образом с учетом этого двойного назначения, так что он оказывается необходимым или, по крайней мере, подходящим для выполнения определенной, теологически необходимой особой функции на благо всех остальных и в интересах как всего индивидуума, так и его возможного или уже существующего „потомства“. Млекопитающее имеет легкие, чтобы дышать; оно должно дышать, чтобы обменивать избыточную углекислоту на кислород внешнего воздуха, который превращает темную венозную кровь в светло-красную артериальную кровь, пригодную для питания; оно имеет сердце, ритмично пульсирующее движение которого постоянно гонит „питательный сок крови по сосудистой системе во все части тела, чтобы все органы могли восстанавливаться; оно имеет глаза, чтобы видеть; У него есть глаза, чтобы видеть; оно должно видеть, чувствовать и воспринимать, чтобы осознавать свою пищу; у него есть подвижные конечности, ноги, лапы, когти, зубы, пищевод, желудок и кишечник в суставах через мышцы и сухожилия, чтобы ловить, усваивать и ассимилировать пищу; его печень вырабатывает желчь, чтобы влить этот едкий сок в кишечник в нужный момент, когда пища попадает в кишечник, и таким образом осуществить химический процесс пищеварения. Половые органы мужчины устроены так, чтобы точно соответствовать органам женщины, а те, в свою очередь, точно соответствовать первым; однако и те, и другие служат одной цели, без ведома и воли участвующих в этом индивидуумов. Половые органы мужчины сконструированы в точном соответствии с половыми органами женщины, а последние, в свою очередь, в точном соответствии с половыми органами женщины. Тот, кто проследит эмбриологическое развитие животного, формирование птицы в инкубационном яйце, молодого млекопитающего в матке матери, через многообразные стадии от первого деления зародыша до завершения жизнеспособного существа, заметит, как этот процесс, протекающий в неясности и сокрытии, направлен на будущее зарождающегося существа, т.е. как он планомерно и последовательно порождает такие органы, которые пока совершенно необязательны и излишни, но которые впоследствии, после рождения или выхода на свет, станут незаменимыми. Т.е. в плановом порядке и последовательности она порождает такие органы, которые в настоящее время совершенно необязательны и излишни, но которые впоследствии, после рождения или выкарабкивания, будут незаменимы. В темноте из развивающегося мозга уже вырастают зрительные нервы с оптическим аппаратом глазных яблок, чтобы через несколько месяцев или недель можно было видеть на свету; легкие развиваются уже в утробе матери, хотя пока и не функционируют, чтобы после рождения, когда прекратится непосредственное питание материнским организмом, сразу же приступить к дыхательной деятельности и самостоятельной жизни. Физическое развитие ожидающего и растущего существа получает необходимое дополнение от психологического развития. Инстинкты каждого вида животных изначально призваны направлять и побуждать к правильному использованию органа. Для питания инстинкт голода связан с зубами, желудком и пищеварительным аппаратом; для генерации и размножения половые органы обоих полов, предназначенные друг для друга, связаны с инстинктом взаимного секса; для сохранения инстинктивно выведенного выводка животное-мать обладает инстинктом нежной материнской любви, она кормит, защищает и учит своих птенцов до тех пор, пока они не смогут сами овладеть собой; для той же цели черепаха обладает инстинктом нежной материнской любви.

С той же целью, хотя вода – стихия черепахи, у нее есть инстинкт выползать из воды и откладывать там свои яйца, тогда как комар, живущий в удовольствии, инстинктивно опускает свои яйца в воду, потому что они могут развиваться только во влаге. Как я уже сказал, допустимость существования особых причин цели спорна и неоднозначна, существование целенаправленности в природе бесспорно и неоспоримо. * * *

Simplex sigillum veri. – Интересно, что это значит? Ни все истинное просто, ни все простое истинно. Безусловно, есть очень неясные, запутанные, даже запутанные истины и очень простые, правдоподобные ошибки. Объективная простота, свойственная некоторым явлениям, отличается от субъективной простоты теоретизирования. Последнюю, если явление вообще ее допускает, мы всегда можем потребовать, обязать, даже в определенном смысле рассматривать как критерий, поскольку среди нескольких попыток объяснения, ведущих к одной и той же цели, более простая и ничем не ограниченная всегда заслуживает предпочтения перед более сложной, искусственной и неуклюжей. Первые, однако, не могут быть постулированы, а лишь с благодарностью приняты. Там, где само явление представляется загадочным, таинственным, половинчатым или вовсе выходящим за пределы понимания, непостижимое мышление легко соблазняется на неглубокое мнимое объяснение, заглатывающее неразрешенные проблемы и вновь выдающее их за нерешенные. В таких загадочных случаях простота теории должна вызывать не доверие, а недоверие. Нередко приведенное выше высказывание, как и знаменитое яйцо Эолумба, становится упреком в лености мышления, поверхностности и дилетантстве, желающем избавить себя от сложного, чтобы наслаждаться только легкоусвояемым.

Архея“ Теофраста Парацельса, душа роста (auima vegetativa) схоластов, инстинкт становления (nisus formalis) Блюменбаха, „жизненная сила“ физиологов-виталистов шеллингианского толка и – что является настоящим прародителем всего этого – знаменитая Εντελεχεια Аристотеля, – сегодня они вышли из моды, признаны лишь интересными, но бесполезными древностями; Они проданы с аукциона в исторический кабинет курьезов. А почему? По чьему приказу? То есть в пользу кого? Ответ: В пользу механического объяснения природы, основные понятия которого были подробно рассмотрены нами в предыдущем трактате и признаны идеальной конструкцией, необходимой для интуитивно ясного понимания природы, но тогда уже не гипотетической и относительной для нашей человеческой психической конституции. То, что всякое физическое событие, начиная с падения метеорита и кончая процессом жизни человека, есть простое изменение места, что всякое изменение, даже кажущееся качественным, состоит в последней инстанции из движений неразвитых, неизменно-жестких частиц тела, – это метафизическая фикция. Этого никто не знает. Мы можем в нее верить, можем возводить ее в ранг гипотезы, теоретического постулата, с научной целью формирования наиболее понятной, наиболее рациональной, т.е. математически прозрачной концепции реальных природных явлений. Однако никто не может обосновать ее эмпирически, никто не может продемонстрировать несостоятельность противоположного, противоположное остается столь же мыслимым и, учитывая невозможность эмпирического или доказательного опровержения, даже может оказаться пустотой. Поэтому, когда многие современные ученые считают и объявляют необходимой идею о том, что все физические события являются простым движением, они лишь доказывают свою собственную несостоятельность. Да, более того!

При более строгом рассмотрении эта идея оказывается заведомо ложной. Ведь, как было показано выше in extenso, во всех конкретных процессах движения, во всех чисто механических процессах существенную роль играет изменение интенсивности ускоряющих сил, взаимно и закономерно связанное с изменением расстояний, а также возникновение, увеличение и уменьшение зависящей от них потенциальной энергии или силы напряжения; и это событие как раз не есть движение, не есть изменение места, но в целом отлично от него, хотя и находится в функциональной связи с изменением места. * *

Я иногда спрашивал себя, в чем, собственно, состоит эзотерический аспект прекрасной притчи А. В. Гумбольдта „Родосский гений “3131
  A. v. Humboldt’s Ansichten der Natur; Ausg. v. 1859, Bd. II


[Закрыть], и должен признаться, что эта история, столь изысканная по своей одежде, кажется мне совершенно неясной и двусмысленной.

Описанная ситуация выглядит следующим образом: В стоа Пойкиле в Сиракузах с древних времен хранится картина неизвестного мастера, которая, будучи спасенной с севшего на мель корабля, по-видимому, происходит из Нходуса. На переднем плане картины изображены группа юношей и группа девушек, стоящих лицом друг к другу, с тоской протягивающих руки навстречу друг другу, но, как видно по их скорбным лицам, им мешают соединиться. Они с грустью смотрят на причину своего препятствия – парящего среди них гения юности с бабочкой на плече, а он властно взирает на юношей и девушек сверху вниз, держа в правой руке горящую таксу. У подножия картины сохранились буквы ζ и ς. Картина известна как „Родосский гений“. Мудрецы и ученые спорят о ее значении. Выдвигаются самые разные толкования, и ни одно из них не кажется достаточным. И тут случайно в Сиракузы попадает другая картина, в которой сразу же узнается аналог „Родосского гения“. На этой картине вся ситуация полностью изменилась: Гений также стоит в центре, но без бабочки, голова его склонена, погасший факел повернут к земле, а юноши и девы, до того разлученные, бросаются друг к другу и обнимаются в диком волнении. Теперь тиран Дионисий вызывает пифагорейского философа Эпихарма, который дает правильное толкование: эти юноши и девы – мощные субстанции неорганической, безжизненной природы, которые, следуя своему сродству, всегда стремятся к различным соединениям. Гений, который сначала властно препятствует соединению с помощью пылающего факела, а затем вынужден разрешить его, склонив голову и погасив факел, – символ жизненной силы. В пояснительных примечаниях Гумбольдт теперь добавляет: „Родосский гений – это развитие физиологической идеи в мифическом обличье“. И что же, спрашивается, это за физиологическая идея? Гумбольдт продолжает: „Различия во мнениях о необходимости и ненужности принятия на себя собственных жизненных сил“. Итак, мы предполагаем, что Гумбольдт будет решать за или против, его „физиологическая идея“ будет заключаться либо в принятии, либо в отрицании особой жизненной силы; скорее всего, в ее принятии. Ибо этот гений жизни, пока горит его факел и бабочка сидит на его плече, не позволяет подчиненному ему обществу удовлетворять свои физико-химические желания, он заставляет его подчиниться своему высшему закону и заповеди; и только после того, как разум станет философской антитезой между Natura naturata и NatXaturn. nnturaiw. Мы видим первую, мы не видим вторую, она – невидимо творящая богиня. Шестилучевая звезда снежинки, прозрачный куб соленого кристалла и ромбоэдрический известковый спат, вооружающаяся иглами хвоя и плодоносящая палина, дышащее, переваривающее, чувствующее, саморазмножающееся животное и „мыслящий“, сознательно действующий человек, осмысленно раскрывающий свои мысли, – все это природные явления, не принадлежащие к Natura naturata. Все они таковы, каковы они есть, выросли сами по себе, от известной причины, но от неизвестной причины, выросли в свою специфическую форму, в свой особый родовой тип; они – естественные продукты, а не искусственные продукты, как кремневый нож, или египетская пирамида, или паровая машина, или лиомунвулус, который алхимики снова и снова пытались создать, но так и не смогли. Человек создает свои произведения искусства, от простейших до сложнейших, от грубейшего камня до самых хитроумных и замысловатых машин, лишь комбинируя раз и навсегда данные естественные агенты и вечно действующие „законы природы, не имея возможности ни в малейшей степени изменить их, в форме, пригодной для его целей, и затем предоставляя им работать самим по себе. Точно так же и «природа» производит свои создания, начиная с кристаллов соли и кончая человеком, не путем самодержавного прорыва и скачка, а лишь путем более простой или более сложной комбинации своих постоянных агентов и законов. Присутствует ли объективно, в явлениях или в метафизической подоплеке явлений, что-либо, напоминающее человеческие намерения, планы, цели и целенаправленные действия, мы ничего не можем об этом знать, это остается вопросом мнения. Несомненно, однако, что мы, люди, в соответствии со своей специфической психической конституцией, вынуждены воспринимать многие вещи в мире явлений как вполне целенаправленные. Существуют ли особые причины цели, oausao linales, помимо, в дополнение, за пределами eausis etkicisntibus (сил природы), которые продолжают действовать со слепой, непреднамеренной необходимостью, – это вопрос схоластического спора, и схоластический спор возможен; но что в «Matura naturat» существует независимая от человека и бесконечно превосходящая все его искусства целеустремленность, – нет. Первое – это концептуальная вспомогательная конструкция некоторых метафизических систем, второе – осязаемый факт опыта. В случае первых можно сомневаться в их совместимости с научным принципом целесообразности, в случае вторых – только в том, можно ли объяснить то, что действительно целесообразно, общими причинно-следственными законами природы или нет. Тот, кто захотел бы собрать здесь конкретные примеры и создать яркие описания, оказался бы в затруднительном положении. Ведь помимо самого обыденного опыта, знакомящего нас с такими тривиальными, но достойными восхищения фактами, как наличие у животного глаз для того, чтобы смотреть, рта для того, чтобы есть, ног для того, чтобы бегать, ловить и убегать, о более тонких и глубоких функциональных особенностях написаны не тома, а целые библиотеки. Анатомия, физиология и эмбриология непрерывно занимаются раскрытием чудес целенаправленности внутреннего строения, взаимодополняющих функций и плановой истории развития животного организма.

Тем большее удивление вызывает гениальная природная инженерия. ' В животном организме мы находим систему органов, связанных между собой общей целью, форма, химический состав, внутреннее строение и взаимная группировка которых, по-видимому, гениально рассчитаны для двойной цели – сохранения индивидуума и воспроизводства вида. Каждый из этих органов построен в высшей степени разумно с учетом этой двойной цели таким образом, что он оказывается необходимым или подходящим для выполнения конкретной, телеологически необходимой особой функции на благо всех остальных и в интересах всего индивидуума, а также его возможного или уже существующего потомства. Млекопитающее имеет легкие, чтобы дышать; оно должно дышать, чтобы обменивать избыточную углекислоту на кислород наружного воздуха, который превращает темную бензольную кровь в светло-красную артериальную кровь, пригодную для питания; оно имеет сердце, ритмично пульсирующее движение которого постоянно гонит «питательный сок крови» по сосудистой системе во все части тела, чтобы все органы могли восстанавливаться; оно имеет глаза, чтобы видеть; У него есть глаза, чтобы видеть; оно должно видеть, чувствовать и чувственно воспринимать, чтобы осознавать свою пищу; у него есть конечности, ноги, ступни, когти, зубы, пищевод, желудок и кишечник в суставах, которые могут двигаться с помощью мышц и сухожилий, чтобы захватывать, усваивать и ассимилировать пищевое вещество; его печень производит желчь, чтобы влить этот едкий сок в кишечник в нужный момент, когда туда поступает химус, и таким образом осуществить химический процесс пищеварения. Половые органы мужчины построены в точном соответствии с половыми органами женщины, а те, в свою очередь, построены в точном соответствии с половыми органами женщины. знаний и воли участвующих в процессе индивидуумов. Тот, кто проследит эмбриологическое развитие животного, формирование птицы в инкубационном яйце, молодого млекопитающего в матке матери, через многообразные стадии от первого деления зародыша до завершения жизнеспособного существа, заметит, как этот процесс, протекающий в неясности и сокрытии, направлен на будущее зарождающегося существа, т.е. как в плановом порядке и последовательности появляются такие органы, которые пока совершенно необязательны и излишни, но которые впоследствии, после рождения или выхода на свет, станут незаменимыми. Т.е. в плановом порядке и последовательности она порождает такие органы, которые в настоящее время совершенно необязательны и излишни, но которые впоследствии, после рождения или выползания, окажутся незаменимыми. В темноте из развивающегося мозга вырастают зрительные нервы с оптическим аппаратом глазных яблок, чтобы через несколько месяцев или недель можно было видеть на свету; в утробе матери развиваются легкие, хотя они пока не функционируют, чтобы после рождения, когда прекратится непосредственное питание от материнского организма, сразу же приступить к дыхательной деятельности и самостоятельной жизни. Физическое развитие ожидающего и растущего существа получает необходимое дополнение от психологического развития. Инстинкты каждого вида животных изначально призваны направлять и побуждать к правильному использованию органа. Для питания инстинкт голода связан с зубами, желудком и пищеварительным аппаратом; для генерации и размножения половой инстинкт обоих полов связан с половыми органами обоих полов, которые предназначены друг для друга; для сохранения инстинктивно возникшего выводка животное-мать обладает инстинктом нежной материнской любви, она кормит, защищает и учит своих птенцов до тех пор, пока они не смогут сами овладеть собой; для той же цели морская черепаха обладает инстинктом нежной материнской любви.