Текст книги "Социология неравенства. Теория и реальность"

Карл Маркс справедливо отмечал, что не ему принадлежит заслуга открытия существования классов и их борьбы между собой. И действительно, со времен Платона, но все же преимущественно с тех пор, как буржуазия властно вступила в XVIII в. на сцену истории, многие экономисты, историки, философы прочно вводят в обществоведение Европы понятие социального класса (Адам Смит, Этьен Кондильяк, Клод Сен-Симон, Франсуа Гизо, Огюст Минье и др.). Однако никто до Маркса не давал столь глубокого обоснования классовой структуры общества, выводя ее из фундаментального анализа всей системы экономических отношений. Никто до него не давал столь всестороннего раскрытия классовых отношений в капиталистическом обществе, механизма эксплуатации в том капиталистическом обществе, которое существовало в его время. Поэтому в большинстве современных работ по проблемам социального неравенства, стратификации и классовой дифференциации в равной мере и у сторонников марксизма, и у авторов, далеких от позиций К. Маркса, дается разбор его теории классов.

По мнению социологов всех идейных направлений, никто в истории общественной мысли столь определенно, как К. Маркс, не подчеркивал, что источником социального развития выступает борьба между антагонистическими общественными классами. По Марксу, классы возникают и противоборствуют на основе различного положения и различных ролей, выполняемых индивидами в производственной структуре общества. Другими словами, наиболее общей основой образования классов является общественное разделение труда. Развивая этот тезис, Ф. Энгельс писал: «…В основе деления на классы лежит закон разделения труда» [Маркс, Энгельс, 1961, т. 20, с. 293]. При этом имеется в виду «крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой» [Там же].

На определенном этапе развития человеческого общества наблюдаются зачаточные формы разделения труда, поначалу не ведущие к подчинению одних людей другими. Разделение труда как фактор, направленный на овладение силами природы, вызывает техническую специализацию работников, образует профессии и специальности. Однако по мере усложнения процесса производства усложняется и процесс его организации. Поэтому появилась потребность в профессиональных организаторах, другими словами, потребность в разделении труда на исполнительский (преимущественно физический) и управленческий. Так разделение труда приобретает характер разделения на его социально неоднородные виды. Иными словами, в нем как бы кристаллизуются две стороны: производственно-техническая и социально-экономическая. Социально-экономический аспект разделения труда включает такие крупные явления, как разделение на умственный и физический, управленческий и исполнительский, квалифицированный и неквалифицированный, творческий и стереотипный. Разделение труда на исполнительский и организаторский исторически предшествовало образованию частной собственности и общественных классов. С появлением же частной собственности и классов происходит закрепление определенных функций, сфер и родов деятельности в едином процессе производства за различными классами.

С момента возникновения классов не род деятельности определяет принадлежность к данному классу, а наоборот, принадлежность к классу определяет заранее заданный круг профессий, которыми может заниматься выходец из данного класса. К. Маркс писал: «…Современное классовое различие ни в коем случае не основано на “ремесле”; наоборот, разделение труда создает различные виды труда внутри одного и того же класса» [Маркс, Энгельс, 1955, т. 4, с. 310].

Таким образом, ключом к пониманию Марксовой теории классового деления общества является открытие К. Маркса, которое он сам считал своим главным достижением, – двойственный характер труда, самое таинственное явление, не разгаданное на протяжении двух тысячелетий: как конкретного труда, описываемого технико-технологическим содержанием, и абстрактного – описываемого степенью и способом расходования рабочей силы. Вот здесь и есть великое таинство социального членения людей. В труде различного содержания расходование рабочей силы зависит от того, является ли труд преимущественно умственным или физическим, в какой мере требует от работника знаний и умений, инициативы и самостоятельности. Важной чертой способа расходования рабочей силы является степень потребления в процессе труда энергии и здоровья работника. Способ расходования рабочей силы, являясь общим моментом, который свойствен труду любого содержания, любому конкретному труду, связан с такими чертами труда, как степень интеллектуальности, объем творческих функций, мера самостоятельности работника в труде, его тяжесть, напряженность, монотонность и т. д. Так Марксом была раскрыта природа классов.

Начиная со своих ранних работ, Маркс писал о социальных классах, их происхождении, внутренней дифференциации, наличии промежуточных слоев и т. д. Но у него отсутствует целостное определение понятия «класс». Известно, что в третьем томе «Капитала» глава LII «Классы» была лишь начата. В ней Маркс со всей определенностью высказывался против выделения классов по тождеству доходов и источникам доходов. Положительная часть им не была развита. В ранних работах Маркса присутствовало расширительное понимание класса, не было различения классов и сословий. В дальнейшем у него сложилось достаточно строгое понимание класса.

Многократно последователи и критики Маркса пытались интерпретировать его концепцию классов, давая свои определения. Так, в 1919 г. В.И. Ленин предложил следующее определение классов: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы – это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» [Ленин, т. 39, с. 15].

Американский социолог Чарльз Андерсон, проанализировав взгляды Маркса, перечисляет следующие критерии социального класса [Anderson, 1974, р. 50]:

1) общая позиция в экономическом способе производства;

2) специфический образ жизни;

3) конфликтные и враждебные отношения с другими классами;

4) социальные отношения и общность, выходящие за местные и региональные границы;

5) классовое сознание;

6) политическая организация.

Весьма точно уловил социологическое видение социальных отношений и классовых различий у К. Маркса выдающийся российский социолог Ю.А. Левада. «Очевидно, что подход Маркса к обществу – это макроподход, который проявляется в том, что категории анализа общества разработаны применительно к его глобальной структуре. В “Капитале” неоднократно подчеркивается, что категория производственных отношений, например, действует не в рамках связей отдельного рабочего с отдельным капиталистом, а в рамках связей классов, в рамках макроструктуры общества» [Левада, 1968, с. 78–79].

В Марксовом восприятии класса важное место занимает категория интереса, объяснение противоположности интересов основных классов. Люди, находящиеся в различных отношениях к средствам производства, имеют противоположные интересы. В буржуазном обществе лица, владеющие фабриками, заинтересованы в максимизации прибыли, создаваемой рабочими. А рабочие, естественно, сопротивляются этой эксплуатации. Но класс капиталистов в силу обладания экономической властью обладает и государственной властью и вследствие этого может подавлять любое эффективное выражение несогласия со стороны рабочих.

Важным моментом является и объективность существования классов независимо от того, осознают это сами члены класса или нет. Понятие объективности существования классов является отличительной чертой подхода Маркса к изучению стратификации.

Здесь мы переходим от структурной теории классов, основанной на различении общности деятельности, отношения к собственности и образа жизни, к характеристике их как субъектов социального действия. При изучении классов и их отношений важны, по Марксу, следующие понятия: классовая сознательность, классовая солидарность и классовый конфликт.

Под классовой сознательностью понимается осознание классом своей роли в производственном процессе и своего отношения к другим классам. Сознательность подразумевает, например, осознание рабочим классом степени эксплуатации со стороны имущих классов, которые лишают рабочих причитающейся им доли прибавочного продукта, созданного ими же. Для окончательного конституирования класса из изолированных индивидов необходимо осознание единства, ощущение отличия от других классов и даже враждебности по отношению к другим классам. Конечная стадия сознательности, по мнению Маркса, достигается тогда, когда рабочий класс начинает понимать, что своей справедливой цели он может достичь, лишь уничтожив капитализм, но для этого нужно объединить свои действия.

Под классовой солидарностью подразумевается степень осознания единства или даже воля к совместным действиям, необходимым для достижения их политических и экономических целей.

Классовый конфликт имеет два этапа:

1) неосознанная борьба между рабочими и капиталистами за более справедливое распределение прибавочного продукта, когда классовая сознательность еще недостаточно развита;

2) сознательная и целенаправленная борьба между двумя классами, когда рабочие осознают свою историческую роль и выступают совместно за улучшение своего положения и в конечном итоге за переход собственности над орудиями производства в свои руки.

По Марксу, рабочие неизбежно придут к осознанию своего положения и будут совместно бороться за его улучшение при «соответствующих обстоятельствах», т. е. когда их положение небезнадежно или когда они перестанут верить в счастливую загробную жизнь. Так как Маркс считал, что рабочие не всегда могут достичь требуемого уровня сознания, то он разработал понятие «искаженного сознания», которое вело их к адаптации и принятию капитализма.

Однако работы К. Маркса, объясняющие причины и закономерности возникающего в буржуазном обществе неравенства, интересны не столько своими приложениями к стратификационному анализу, сколько стремлением развить целостную теорию социально-экономической эволюции обществ. Различные формы разделения людей на неравные социальные группы выступают в этой теории как один из возможных аспектов исторического процесса смены одних экономических формаций другими. Еще один вопрос, однако, заключается в том, в какой мере К. Марксу удалось отразить возможность разновекторного развития сосуществующих в одной исторической эпохе обществ и, как следствие, возможность существования разных принципов социально-экономической дифференциации людей.

Известно, что Маркс был знаком с историей восточных и азиатских стран в той мере, в какой современные ему историки раскрыли ход развития неевропейских цивилизаций. Другими словами, это знакомство было не столь уж глубоким. Тем не менее Маркс вполне оправданно предположил, что наряду с логикой развития европейских обществ (от первобытного коммунизма к рабовладению, феодализму и, наконец, капитализму[2]2
  В качестве завершающей стадии этой эволюции К. Маркс рассматривал коммунизм как общественную систему, в которой частная собственность устранена и потому нет источника для классовых противоречий. Однако существующий опыт не дает достаточных оснований считать, чтобы подобная система социально-экономических отношений могла считаться закономерным этапом эволюции даже самых развитых капиталистических обществ.


[Закрыть]) может существовать и иная логика, присущая системам, в основе которых лежит так называемый «азиатский способ производства» [Маркс, Энгельс, 1962, т. 28, с. 174–267]. Применительно к стратификации подобных обществ у самого К. Маркса сказано немногое. Однако из некоторых общих его характеристик (слабое разделение труда, доминирование общинной/государственной собственности на средства производства, неразвитая торговля, политическая деспотия как особый тип монархической формы правления) следует специфическая форма разделения людей, основанная на отношениях подданства. При этом выделяются два основных класса: бюрократия и прочие подданные, представленные довольно аморфной массой, состоящей из крестьянства, ремесленников, торговцев и т. д. Концепция «азиатского способа производства» была применена для объяснения экономической модели древних азиатских деспотий. По Марксу, она исторически предшествовала рабовладельческому и феодальному строю. Как стало очевидно впоследствии, данный тип экономических порядков просуществовал в некоторых странах до XX в. К. Маркс считал такой общественный строй тупиковой ветвью развития человеческой цивилизации, поскольку не питал иллюзий по поводу возможности осуществить в рамках данной модели технологический и экономический скачок, подобный тому, который удалось осуществить западноевропейским странам в XVIII–XIX вв.

Обсуждение Марксова понимания классов не прерывается уже более столетия. Одна библиография составила бы солидный том.

Решающее значение для складывания современных представлений о сущности, формах и функциях социального неравенства, наряду с Марксом, имел Макс Вебер (1864–1920) – классик мировой социологической теории (см.: [Вебер, 1990, 1992]). Идейная основа взглядов Вебера состоит в том, что индивид является субъектом действия, а типический индивид – субъектом социального действия.

Тогда как Маркс подчеркивал значение экономических факторов как детерминант социального класса, Вебер отмечал, что экономические интересы – лишь частный случай категории «ценности». Согласно Веберу, Марксова модель была источником плодотворных гипотез, однако оставалась слишком простой для объяснения сложностей стратификации. Он стремился развить альтернативный анализ, исходя из множественности источников социальной иерархии.

В противовес Марксу Вебер кроме экономического аспекта стратификации учитывал также такие аспекты, как власть и престиж. Вебер рассматривал собственность, власть и престиж как три отдельных, взаимодействующих фактора, лежащих в основе иерархий в любом обществе. Различия в собственности порождают экономические классы, различия, имеющие отношение к власти, порождают политические партии, а престижные различия дают статусные группировки, или страты. Отсюда он сформулировал свое представление о «трех автономных измерениях стратификации». Он подчеркивал, что «…“классы”, “статусные группы” и “партии” – явления, относящиеся к сфере распределения власти внутри сообщества» [Вебер, 1994, с. 148].

Вебер, как и Маркс, не дал точного и объемного определения классов. Его концепция классов вкраплена в созданную им общую теорию индустриального общества и социального действия. Классы, по Веберу, – совокупность людей, имеющих сходные жизненные шансы, детерминированные их властью, дающей возможность получать блага и иметь доходы. Собственность – важный, но не единственный критерий класса. Для Вебера определяющий аспект классовой ситуации – несомненно, рынок, виды возможностей индивида на рынке, т. е. возможности обладания благами и получения доходов в условиях рынка товаров и труда. Конфликт между работодателями и рабочими наиболее видим при капитализме, но это только частный случай более общего – борьбы между покупателями и продавцами.

Класс, другими словами, – это люди, находящиеся в одной классовой ситуации, т. е. имеющие общее положение в экономической сфере: сходные профессии, одинаковые доходы, приблизительно одинаковое материальное положение. Отсюда следует, что не общие (групповые, как у Маркса) интересы, а интересы среднего человека, входящего в класс, стремление его и ему подобных получить доступ на рынок, блага и доход служат источником классовой борьбы. Поэтому способность к «массовидным действиям» является следствием общих настроений и сходных реакций на ситуацию.

Вебер соглашался с некоторыми основополагающими положениями К. Маркса в гораздо большей степени, чем думают многие современные исследователи стратификации, в особенности с экономическими аспектами стратификации. Так же, как и для Маркса, для Вебера отношение к собственности являлось основным фактором, детерминирующим жизненные шансы индивидуума, а тем самым и класса в целом.

Основное противоречие Вебера с Марксом состоит в том, что, по Веберу, класс не может быть субъектом действия, так как он не является общиной. В отличие от Маркса Вебер связывал понятие класса лишь с капиталистическим обществом, где важнейшим регулятором отношений выступает рынок. Посредством него люди удовлетворяют свои потребности в материальных благах и услугах. Однако на рынке люди занимают разные позиции, или находятся в разной «классовой ситуации». Здесь все продают и покупают. Одни продают товары, услуги, другие – свою рабочую силу. Отличие здесь в том, что одни владеют собственностью, а у других она отсутствует.

У Вебера нет четкой классовой структуры капиталистического общества, поэтому разные интерпретаторы его работ дают несовпадающие перечни классов. Учитывая его методологические принципы и обобщая его исторические, экономические и социологические работы, можно следующим образом реконструировать веберовскую типологию классов при капитализме:

1) рабочий класс, лишенный собственности. Он предлагает на рынке свои услуги и дифференцируется по уровню квалификации;

2) мелкая буржуазия – класс мелких бизнесменов и торговцев;

3) лишенные собственности «белые воротнички» – технические специалисты и интеллигенция;

4) администраторы и менеджеры;

5) собственники, которые также стремятся через образование к тем преимуществам, которыми владеют интеллектуалы:

• класс собственников, т. е. те, кто получает ренту от владения землей, шахтами и т. п.;

• «коммерческий класс», т. е. предприниматели.

Вебер утверждал, что собственники – это «позитивно привилегированный класс». На другом полюсе – «негативно привилегированный класс», сюда он включал тех, кто не имеет ни собственности, ни квалификации, которую можно предложить на рынке. Это люмпен-пролетариат. Между двумя полюсами находится целый спектр так называемых средних классов, которые состоят как из мелких собственников, так и из людей, способных предложить на рынке свои навыки и умения (чиновники, ремесленники, крестьяне).

Вебер не принимал распространенных в его время идей о гармонии классовых отношений. Для него свобода контракта на рынке означала свободу собственника эксплуатировать рабочего. Однако в этом вопросе между ним и Марксом были существенные различия. Для Вебера конфликт классов по поводу распределения ресурсов был естественной чертой любого общества. Он даже не пытался мечтать о мире гармонии и равенства. С его точки зрения, собственность – это лишь один из источников дифференциации людей, и его ликвидация лишь приведет к возникновению новых.

Вебер считал необходимым признание того факта, что «закон господства» является объективным технологическим законом и общество в силу этого оказывается для неимущего рабочего класса, по собственным словам М. Вебера, «домом рабства». Он подчеркивал, что рационализация означает деление общества на правящий класс собственников, руководствующийся исключительно своей выгодой, и лишенный собственности рабочий класс, вынужденный смириться со своим жребием под угрозой голода. Однако он никогда не обсуждал вопроса о возможном революционном выступлении масс. Не исключено, что он воспринимал революцию столь опасной, что чувствовал себя неспособным думать о ней. В то же время он ясно показывал, что даже под маской демократии политическая власть остается неизменно в руках экономически привилегированного класса, т. е. класса, владеющего и контролирующего средства производства.

Вебер в отличие от Маркса сомневался в вероятности того, что рабочие смогут «подняться» до «настоящей» классовой сознательности и объединиться в общей классовой борьбе против системы, эксплуатирующей их. Это может произойти, по Веберу, только в том случае, когда контраст жизненных шансов перестанет восприниматься рабочими как неизбежный и они поймут, что причиной этого контраста является несправедливое распределение собственности и экономическая структура в целом.

Вебер считал, что возможны разнообразные формы классовых выступлений, но только некоторые из них ведут к изменению основных форм собственности, преобладающих в данном обществе. Здесь он сходится с Марксом, когда тот говорил о так называемом искаженном сознании рабочих, которое отвлекает их от основной цели их борьбы – уничтожения существующих отношений собственности.

Как же он находил выход из этого противоречия: с одной стороны, между признанием классовых антагонизмов и униженного положения рабочих в начале XX в. и с другой – умолчанием о революционном разрешении классовых конфликтов? На первое место, как следствие рационального строя, Вебер ставит признание «императивной координации». Порядок прежде всего. Он готов анализировать лишь различные стороны, в которых может воплощаться неизбежное, бесспорное, необходимое подчинение. Вызов законности для Вебера невозможен.

По его предположению, мыслима лишь одна рациональная экономика, которая является технократической системой, действующей через механизм привилегий собственности и классового господства. Поэтому там не может существовать никакой дихотомии интересов. В рациональном обществе Вебера те, кто оказывается в неблагоприятном положении, становятся скромными в силу необходимости быть в согласии с разумом. В этом смысле класс представляет собой своего рода отражение в обществе количественной рациональности рынка. Благодаря этому становится явным, кто чего стоит и кто что делает в обществе. При этом то, что люди получают, и то, что они делают, зависит от их «жизненных шансов». Эти «шансы» являются вероятностными оценками продолжительности и качества жизни. Социальный класс является функцией общей оценки «жизненных шансов». У одних эти шансы велики, они подкрепляются высоким престижем в рациональной системе капитализма, у других они низкие, оскорбляющие человеческое достоинство.

Качественное отличие Вебера от Маркса начинается с введения второго главного измерителя стратификации – статуса, который является положительной или отрицательной оценкой почета (уважения) – престижа, получаемого индивидом, или позицией (положением). Поскольку статус усложняет восприятие того, насколько одни ценнее других, ценность людей намного больше их экономической выгодности. Статус может зависеть от религии, расы, богатства, физической привлекательности или социальной «ловкости». Вебер разработал целостное учение об условиях, необходимых для формирования статусных групп. Их основу составляют общины, именно в общинах формируются статусные группы. В свою очередь общины состоят из статусных групп. В основе статусных групп лежит некоторое разделяемое всеми количество социально приписываемого престижа (или почести).

В большинстве своем статусные группы аморфны. В противоположность чисто экономически детерминированной классовой ситуации статусная ситуация есть любой типичный компонент жизненной судьбы людей, который детерминирован специфическим, позитивным или негативным, социальным оцениванием почести. Такая почесть, по Веберу, может обозначать любое качество, оцениваемое большинством людей. Статусное оценивание имеет связь с классовыми различиями. Собственность практически проявляет себя в качестве статусной характеристики. Так, в экономике соседской общины очень часто самые зажиточные становились лидерами, в чем проявлялось уважение к ним.

В то же время Вебер отмечает, что статусная почесть совсем не обязательно связана с классовой ситуацией. Напротив, статусная почесть находится в четкой оппозиции всему, что связано с собственностью. И это нормальное положение дел. Не умаляя значения имущественного положения и его влияния на статус, Вебер говорит, что статус противостоит претензиям на него со стороны имущих. Как имущие, так и неимущие могут зачастую принадлежать к одной и той же группе.

Если различия в собственности ведут к различиям жизненных шансов, то различия в статусе, говорит Вебер, ведут, как правило, к различиям в стиле жизни, т. е. в поведении и принципах жизни. Стиль жизни задается общей для группы «субкультурой» и измеряется «статусным престижем». Статусная группа в связи с этим способна проводить довольно осознанную линию поведения, поскольку через стандарты поведения, заключенные в общей для нее субкультуре, она способна контролировать и даже направлять поведение своих членов.

Статусные группы приобретают престиж (почесть) главным образом путем узурпации: они претендуют на определенное вознаграждение и добиваются существования своих претензий в форме определенных норм и стилей поведения и особых преимуществ на занятие теми или иными исключительными видами деятельности. И хотя в современном обществе группы не имеют под собой юридического основания, соответствующие юридические привилегии не заставляют себя долго ждать, так как статусные группы стабилизируют свое положение путем обретения экономической власти.

Как пишет Вебер, стратификация по статусам идет рука об руку с монополизацией идеальных и материальных благ и возможностей. Помимо специфического статусного престижа, который всегда предполагает дистанцию и какую-то исключительность, мы обнаруживаем также монополию на материальные блага всех видов. Престижное выделение может состоять в привилегии носить специальный костюм, есть особые блюда, запрещенные для остальных, отдыхать в недоступных другим местах и т. д. Материальная монополия предоставляет самый эффективный мотив для исключительности статусной группы, но сама по себе она не всегда достаточное условие. Здесь «работают» и брачные связи в своем кругу, и многое другое. Вебер особенно отмечает, что «по мере роста замкнутости статусной группы конвенциально предпочитаемые возможные для членов ее занятия постепенно перерастают в юридически закрепленную монополию на особые должности. Некоторые блага также превращаются в объекты монополизации, проводимой статусными группами. В типичном случае это включает “унаследованное земельное владение”, а также часто собственность на рабов, крепостных и, наконец, специальные виды торговли» [Вебер, 1994, с. 152].

Опираясь на свою концепцию экономических и статусных факторов стратификации, Вебер конструирует понимание власти. Власть, которая в традиционном марксистском анализе проистекает от классового положения, на самом деле – гораздо более сложный феномен. Он определяет власть как возможность личности или группы реализовать свою волю даже при сопротивлении других. Власть может быть функцией обладания ресурсами в экономических, статусных и политических системах; и класс, и статус – ресурсы обладания властью. С того момента, как люди хотят получить более высокий статус, они стремятся ориентировать свое поведение таким образом, чтобы получить одобрение со стороны тех, чей статус они оценивают как более высокий. Властные ресурсы могут быть также в институтах, контролирующих преданность людей, – религии, партиях, профсоюзах и т. д. Контролируя силовые структуры, также можно добиться власти. По Веберу, ключевые источники власти в современных ему обществах – не во владении средствами производства. Возрастающая сложность индустриальных обществ ведет к развитию огромной бюрократии. В связи с этим даже экономические институты вовлечены в тесные зависимые отношения с административными и военными бюрократиями государства. Все в большей мере ключевые властные ресурсы становятся жестко иерархическими крупномасштабными бюрократиями.

Третья форма ассоциации, которой Вебер уделял внимание, – это партия. Считая, что причины деления общества на классы лежат в экономике и в основе существования статусных групп лежит престиж, он характеризовал партии как объединения людей по убеждениям. Поведение партии хорошо осознано, так как эта группа является субъектом истории, динамичным моментом во всякого рода преобразованиях, совершающихся в обществе. Партии являются воплощением власти. Они существуют только в общинах, имеющих какой-то рациональный порядок и штат сотрудников, которые следили бы за претворением этого порядка в жизнь.

Вебер видел прочную связь между классами, статусными группами и партиями. Он писал: «Партии могут представлять интересы, исходя из “классового” или “статусного положения” и набирать своих приверженцев или из данного класса или же из статусной группы. Но партии совсем необязательно быть классово или статусно-ориентированной, и зачастую она не является ни той, ни другой» [Gerth, Mills, 1958, р. 94].

Любопытно, что теоретически обоснованное Вебером разделение понятий класса, статуса и, в какой-то мере, партии получило эмпирическое подтверждение лишь относительно недавно в ряде исследований, проводимых под руководством известного британского социолога, пожалуй, самого яркого сторонника подхода Вебера – Джона Голдторпа. Согласно этому подходу Голдторп операционализирует принадлежность к определенному классу в терминах занимаемой индивидом позиции на рынке труда, тогда как в роли статуса выступает взаимная оценка людьми престижности его профессии (рода занятий). Обе шкалы последовательно в виде независимых аргументов включаются в модели, объясняющие такие социальные переменные, как поведение в сфере потребления, экономическая безопасность (иными словами, риск потери работы), склонность к поддержке тех или иных политических партий, характер проведения досуга, уровень доходов и т. д. В результате обработки солидного эмпирического материала серии национальных представительных обследований в Великобритании, исследовательской группе под руководством Голдторпа удалось доказать, что, несмотря на наличие некоторых наблюдаемых соответствий между классом и статусом, обе этих категории существенно отличаются по своему содержанию. Так, с одной стороны, класс, как и предполагалось, связан с жизненными шансами людей, а именно уровнем материального достатка и риском потери работы. С другой стороны, статус имеет отношение ко всему, что связано с потреблением, – образ жизни, характер проведения досуга и т. д. Неоднозначной оказалась лишь связь этих двух параметров с характером политических предпочтений, что тем не менее можно считать еще одним аргументом в пользу веберовского разграничения понятий класса, статуса и партийной принадлежности (class, status, party) [Chan, Goldthorpe, 2007].