Текст книги "Чосон. Последняя династия Кореи"

ГЛАВА 4
Ли До, могущественный правитель в истории Кореи и создатель хангыля

Ли До родился в мае 1397 года, когда на престоле восседал его дед Ли Сонге. Шансов на правление у третьего сына пятого сына вана-основателя династии было очень мало, но судьба распределилась так, что именно Ли До стал четвертым правителем Чосона (а если уж говорить начистоту, то третьим, поскольку второй ван Ли Бангва реальной властью не обладал). Его дед создал государство, отец укрепил, а сам Ли До привел его к процветанию.

Лишив своего старшего сына Чже-дэгун права наследования престола, Ли Банвон выбрал новым преемником третьего сына Ли До, обойдя второго сына Ли Бо, не обладавшего необходимыми для правления качествами. Проще говоря, у Ли Бо был слишком мягким человеком и поэтому не создавал проблем младшему брату. Он увлекался буддизмом и благополучно дожил до девяноста лет.

Первые четыре года правления Ли До, власть оставалась в руках его отца, но молодой ван не просто наблюдал за происходящим, а активно участвовал в управлении государством. В 1420 году ван учредил при дворе «Павильон, где собираются мудрецы», который возглавил видный конфуцианский ученый Чон Ин-Джи. Павильон был чем-то вроде придворной академии, в которую входило двадцать лучших ученых того времени. Они занимались не только научной работой – ван советовался с ними по разным вопросам, и многие из членов Павильона занимали высокие государственные должности.

Заветной мечтой Седжона, воплощение которой прославило его больше, чем все прочие дела, было создание корейской национальной письменности. Самобытная письменность, простая в использовании и легкая в изучении, должна была прийти на смену китайским иероглифам, на овладение которыми уходило несколько лет. Позволить себе такую длительную учебу могли только обеспеченные люди, а простой народ был неграмотным. Кроме того, китайские иероглифы не могли полностью отражать фонетику корейского языка.

Согласно преданию, Седжон нашел решение проблемы, посмотрев на оконную раму. На основе простых геометрических фигур, которые образуют перемычки рамы, был создан первый корейский алфавит, состоящий из четырнадцати гласных и четырнадцати согласных букв. Эта письменность, получившая название «хунмин чоным»[42]42
  В переводе – «обучение народа правильному произношению».


[Закрыть], была обнародована в октябре 1446 года. Впрочем, согласно другой версии, Седжона осенило во время разглядывания рыбацкой сети. Но не так уж и важно, что именно послужило толчком к созданию корейской письменности, а важно, что она появилась на свет.

Далеко не всем пришлась по душе новая корейская письменность. Многие ученые мужи демонстративно предпочитали использовать иероглифы, а корейскую письменность презрительно называли «письмом для бедных» или «детским письмом». Десятый чосонский ван Ёнсан-гун в 1504 году запретил изучение хангыля и его использование в документообороте. После этого корейская письменность могла бы стать частью истории, такой, например, как египетские иероглифы. Но, к счастью, этого не произошло. В годы японского владычества для оккупантов корейская письменность стала символом сопротивления, а в 1912 году получила свое современное название – хангыль[43]43
  В переводе – «корейская письменность».


[Закрыть].

И раз уж мы начали с культурных достижений вана Седжона, то надо сказать, что они не ограничивались одним лишь созданием корейской письменности. По его инициативе и при его содействии к 1451 году была создана «История Кореи» в ста тридцати девяти квонах[44]44
  «Квон» переводится как «свиток», но так корейцы называют и книги.


[Закрыть], охватывающая период с 918 по 1392 года. Столь пристальный интерес к истории государства-предшественника весьма похвален для правителя, ведь обычно правители проявляют интерес только к истории собственной династии.

Большой вклад Седжон внес и в развитие корейской национальной музыки, которая долгое время находилась в тени китайской. Обладая определенными музыкальными способностями, Седжон не только играл на многих музыкальных инструментах, но и задавался теоретическими вопросами. Ему не нравилось, что корейцы при совершении культовых обрядов и различных церемоний используют китайскую музыку. Так Седжон написал несколько музыкальных произведений: «Чондеоб» (музыка для прославления силы оружия), «Ботхэпхён» (музыка для прославления силы знания), «Ёминак» (музыка для прославления корейской письменности). Эти композиции дошли до нас в нотной записи, созданной их автором в 1432 году и известной под названием «чжоньганбо»[45]45
  Чжоньганбо представляет собой вертикально расположенные ряды квадратов, в которые вписаны названия звуков. Благодаря чжоньганбо до нас дошли музыкальные произведения XV, XVI, XVII и XVIII веков. Эта система нотной записи используется и поныне.


[Закрыть].

Наукам ван Седжон тоже уделял большое внимание, причем не ради чистого любопытства, а с практической точки зрения. По приказу Седжона сановники Чон Чо и Бен Хёмун написали трактат под названием «Откровенный разговор о сельском хозяйстве», копии которого в 1430 году были разосланы по стране.

Трактат представлял собой нечто среднее между справочником и учебником по сельскому хозяйству. Его создавали с учетом местных особенностей, поскольку использование методов, заимствованных у китайцев, не всегда давало хорошие результаты на корейской земле. Просвещение чиновников и крестьян привело к повсеместному распространению практики сбора двух урожаев в году – после уборки риса на «высохшие»[46]46
  Если кто не знает, то рис выращивается на так называемых «заливных» полях, залитых водой и огражденных земляными валами для её удерживания.


[Закрыть] поля высаживались ячмень и другие культуры.

Также в период правления Седжона был создан улучшенный книгопечатный станок и изобретен первый в мире дождемер – чугуги. Тщательный контроль количества выпадавших осадков имел очень важное значение, поскольку позволял устанавливать оптимальные даты начала сельскохозяйственных работ и помогал сделать предположительные выводы о количестве будущего урожая, а уже исходя из этого рассчитывался натуральный налог.

Прогрессивное налогообложение, при котором ставки налогов зависят от налогооблагаемой базы, всегда предпочтительнее пропорционального, при котором налоговые ставки не зависят от величины дохода. Будучи умным человеком, ван Седжон понимал, что доходы правителя напрямую зависят от благосостояния его подданных. Если взять сегодня больше разумного, то завтра не получишь ничего.

Девизом правления Седжона вполне могла бы стать фраза: «Создавать новое и улучшать созданное ранее». До Седжона корейцы пользовались китайским лунным календарем, в основе которого лежала долгота Нанкина, и только по приказу просвещенного вана был создан корейский лунный календарь, основанный на долготе Ханяна.

При Седжоне возродилась старинная практика чтения при дворе лекций-кёнъён, посвященных изучению классических конфуцианских трактатов. Польза от лекций была двойной: с одной стороны, правитель и его приближенные, получали знания, полезные для управления государством, а, с другой – обсуждение услышанного позволяло Седжону следить за настроениями в сановных кругах, что было очень полезно.

В конфуцианской практике Седжон тоже произвел кое-какие изменения, сделав ее более рациональной. В частности, по его приказу перестали проводиться официальные церемонии жертвоприношений духам гор, морей и рек, которые традиционно считались покровителями местностей. В магические обряды просвещенный ван не верил, его интересовала исключительно этическая сторона конфуцианства.

Крепко держа бразды правления в своих руках, Седжон изменил, если можно так выразиться, «дух власти», делая ставку не на страх и принуждение, как его отец, а на убеждение и понимание. Идеального конфуцианского государства ему, конечно же, создать не удалось, но определенных успехов он добился.

Характерным примером политики вана Седжона может служить развитие отношений с Японией, которой в то время правили сёгуны[47]47
  «Сёгунами» назывались военачальники-узурпаторы, которые правили Японией, отняв власть (но не престол) у императоров. Сместить правящую японскую династию было невозможно, поскольку она ведет свое происхождение от богини-солнце Аматэрасу-о-миками, поэтому сильным семействам пришлось прибегать к такой уловке. Титул сёгуна передавался по наследству, но формально считалось, что каждого нового сёгуна назначает император. На деле же императоры полностью зависели от сёгунов и находились под их неусыпным контролем.


[Закрыть] из рода Асикага. Наряду с экспедициями на остров Цусима, где базировались пираты, Седжон стремился развивать торговые отношения с японцами, давая им возможность получать корейские товары законным путем. Для японских торговцев были открыты три порта на юге страны и установлена определенная квота на вывоз риса, представлявшего для них наибольший интерес.

Также развивалась торговля с чжурчжэнями, но главным способом обеспечения спокойствия на севере, стало переселение корейцев из центральных и южных районов на эти территории, частично носившее принудительный характер. Но и добровольно люди тоже переселялись, рассчитывая получить распаханную целинную землю.

Исторически средствами расчета в Корее служили шелковые и хлопковые ткани, а также рис. Наряду с натуральными продуктами имели хождение китайские монеты, но в 1423 году ван Седжон начал чеканку собственной медной монеты. Это начинание не имело успеха, поскольку население предпочитало натуральный обмен, а к монетам относилось с недоверием. Общество должно созреть для принятия новшеств, иначе в них не будет никакого смысла.

Великий правитель имел выраженные проблемы со здоровьем, которые современники пытались объяснить его чрезмерной любовью к мясу. На основании дошедших до нас данных очень сложно выставлять достоверные диагнозы, так что мнения сильно разнятся – от подагры и артроза до сахарного диабета.

Начиная с 1439 года самочувствие Седжона стало прогрессивно ухудшаться, и потому многие дела правления приходилось решать его старшему сыну и преемнику Ли Хяну, известному как ван Мунджон. С 1442 года Ли Хян официально исполнял обязанности регента при своем отце. Ван Седжон умер в марте 1450 года в возрасте пятидесяти двух лет. После его смерти престол перешел к Ли Хяну.

Надо сказать, что незримым помощником вана Седжона был его отец, действия которого обеспечили сыну тридцать с лишним лет спокойного правления. Как пелось в старинной песне: «Извели всех змей и теперь ходим по полям спокойно» – ван Тхэджон постарался «извести всех змей», угрожавших власти правителя, да еще и позаботился о том, чтобы передача престола сыну прошла под его контролем. Заслуги Седжона Великого никто умалять не собирается, но и вану Тхэджону тоже следует отдать должное.

В Республике Корея Седжон Великий считается вторым по значимости национальным героем после героя Имчжинской войны непобедимого флотоводца Ли Сунсина[48]48
  Имчжинская война, о которой будет сказано ниже, была войной корейцев с японцами в период с 1592 по 1598 годы, во время которого японцы дважды пытались вторгнуться в Корею. Ли Сунсин (1545–1598) – корейский флотоводец, не проигравший ни одного сражения из проведённых двадцати трех. В отличие от Седжона Великого, который почитается только в Республике Корея, память героического флотоводца Ли Сунсина чтут и в Республике Корея, и в КНДР, где в 1950 году был учрежден орден флотоводца Ли Сун Сина, соответствовавший по статусу советскому ордену Нахимова.


[Закрыть]. Имя Седжона Великого увековечено многократно, на сеульской площади Кванхвамун ему установлен памятник и его изображение можно увидеть на банкноте в десять тысяч вон[49]49
  Вона – денежная единица Республики Корея, курс которой в 2024 году равен примерно шести копейкам.


[Закрыть]. Но, пожалуй, самой значительной данью памяти просвещенного вана служит День хангыля, который отмечается в Республике Корея 9 октября, а в КНДР – 15 января[50]50
  В КНДР хангыль называют «чосон мунча» или «чосонгыль», что также переводится как «корейское письмо».


[Закрыть].

Со смертью Седжона Великого закончился «золотой век» Чосона, правда в тот момент этого еще никто не знал.

ГЛАВА 5
Ли Хян. Длительное ожидание и короткое правление

«Даже самого никудышного сына родители найдут за что похвалить», – говорят в народе. Хороший автор относится к своим персонажам, как к детям, с заботой и вниманием, но попытка похвалить Ли Хяна, вошедшего в историю как пятый чосонский ван Мунджон, обречена на провал, рады бы похвалить, да не за что. Ли Хян неплохо справлялся с обязанностями регента при больном отце, но надо учесть, что ван Седжон до конца своей жизни уделял особое внимание управлению государством, а сын-регент выступал при нем в роли ассистента. Самостоятельное правление Ли Хяна началось только после смерти его отца, и в качестве самостоятельного правителя он, мягко говоря, не проявлял выдающихся способностей. И это при том, что, начиная с восьмилетнего возраста, его обучением занимались лучшие умы «Павильона мудрецов», а на престол Ли Хян взошел в двадцать восемь лет, можно сказать – в лучшую пору жизни… И взошел, имея за плечами определенный управленческий опыт.

В принципе, обстоятельства приходов к власти Седжона и Мунджона были весьма схожими: первый взошел на престол при жизни своего отца, а второй на протяжении восьми лет исполнял обязанности регента при отце, так что в обоих случаях передача престола происходила «плавно», и преемник имел время и возможности для того, чтобы «встроиться» в систему управления государством. Однако, если Седжон умел поддерживать необходимый баланс между властью правителя и властью сановников, то его преемник таким умением не обладал. Поддержание равновесия – весьма непростая задача. С одной стороны, правитель не может уследить за всем происходящим в государстве, и поэтому нуждается в помощниках, которым приходится делегировать определенные полномочия. Но, с другой стороны, помощники не должны оставаться без контроля, иначе власть правителя очень скоро станет сугубо номинальной.

Многие правители опирались на поддержку семейств своих матерей, но у Ли Хяна такой возможности не было, поскольку род его матери Сохон-ванху утратил свое влияние вследствие репрессий вана Тхэджона. Правда, в 1426 году ван Седжон восстановил в правах и должностях некоторых родственников своей старшей жены, но это не вернуло роду Сим былой значимости. К тому же, сама Сохон-ванху скончалась в 1446 году, за четыре года до воцарения сына.

Опорой Ли Хяна могли стать только высшие сановники государства, многие из которых выступали в роли его учителей. В конфуцианской традиции учитель – это второй отец, которого следует почитать наравне с родителями. Видимо, ван так и не сумел избавиться от этой «почтительности ученика». Впрочем, два года – это не такой уж большой срок, чтобы делать кардинальные выводы, именно столько просидел на престоле Ли Хян, не отличавшийся хорошим здоровьем. Вполне возможно, что ему помогли отправиться к Желтым источникам[51]51
  «Желтые источники» или «Девять источников» – это традиционное китайское название загробного мира. Выражение «отправиться к Желтым (Девяти) источникам» является синонимичным для слова «умереть».


[Закрыть] с помощью яда…

Кому и ради чего понадобилось избавляться от вана? Скорее всего сановникам, желавшим усадить на престол одиннадцатилетнего сына Ли Хяна и править от его имени. Таких «теневых правителей» было двое – главный государственный советник Хванбо Ин и левый государственный советник Ким Чонсо. Первый сделал карьеру на гражданском поприще, а второй – на военном, сражаясь против чжурчжэней, но оба были амбициозными и беспринципными интриганами, готовыми на все, ради собственного блага. Хванбо Ин был выше рангом, но зато Ким Чонсо пользовался благосклонностью Кёнхье-онджу, старшей из здравствующих дочерей вана Мунджона.

Однако версия об отравлении вана Мунджона появилась относительно недавно, а в старинных источниках никаких намеков на это нет. Официальная версия гласит, что ван болел и умер от болезни в мае 1452 года в возрасте тридцати семи лет…

С точки зрения историков, недолгое правление Мунджона было «скучным», поскольку за этот период ничего особенного в государстве не произошло, да и сам правитель ничего выдающегося не совершил. Правда, придворные историографы приписали ему изобретение водомера-супхё – откалиброванной каменной колонны, которая устанавливалась посреди водоема и показывала оставшееся в нем количество воды. Но на самом деле водомер изобрел ученый Чан Ён Силь, который прославился многими изобретениями, от упоминавшегося выше дождемера до звездного глобуса кюпхё.

Чан Ён Силь был выходцем из крестьян, сумевшим достичь высокого положения благодаря своему уму и расположению вана Седжона. Придворная знать не любила «выскочку» и всячески старалась очернить его в глазах вана. В 1442 году Седжон приказал Чан Ён Силю построить паланкин, который сломался в тот момент, когда в нем находился ван. Придворные раздули это происшествие до покушения на жизнь правителя, и в результате, Чан Ён Силь оказался в заключении, а одно из его изобретений было приписано Ли Хяну.

Тем не менее, ничем не примечательный Ли Хяна установил своеобразный рекорд – он пробыл в статусе наследника престола двадцать девять лет, с 1421 по 1450 год. Столь долгий период ожидания престола стал рекордным среди представителей чосонской династии. И действительно, как мы отметили в начале этой короткой главы, даже самого никудышного сына родители найдут за что похвалить.

Одиннадцать жен и наложниц родили Ли Хяну восемь детей: троих сыновей и пятерых дочерей. Двое из сыновей умерли в детстве, а старший, Ли Хонхви, благополучно дожил до одиннадцатилетнего возраста и смог унаследовать престол после смерти отца (правда, впоследствии его жизнь сложилась неблагополучно, но об этом будет сказано в следующей главе).

Следует отметить, что с женами Ли Хяну не везло. В первый раз он женился в возрасте шестнадцати лет на дочери высокопоставленного чиновника Военного ведомства Ким Омуна. Жену для сына выбрал отец, ван Седжон, и он же, спустя два года удалил ее от двора по обвинению в колдовстве и понизил в ранге до санмин. Заодно был существенно понижен в должности и Ким Омун – разве можно доверять важные дела тому, кто не в состоянии воспитать собственную дочь?

Дело было в том, что Ли Хян проявлял по отношению к жене холодность, видимо она совершенно его не привлекала. Неумная женщина поделилась своим горем с одной из служанок по имени Хочо, а та дала ей пару советов магического характера. Во-первых, нужно было разрезать на куски и сжечь обувь тех женщин, которых Ли Хян одаривал своим вниманием, а затем подмешать им полученный пепел в питье. Во-вторых, для привлечения внимания мужа следовало натереть свою одежду змеиным ядом…

При дворе все тайное быстро становится явным, а попытки магического влияния на правителя или наследника престола приравниваются к государственной измене, поэтому жена Ли Хяна еще легко отделалась, а вот служанке Хочо отрубили голову. Единственный, кто выиграл от случившегося, оказался сам Ли Хян, удачно избавившийся от нелюбимой жены.

Спустя несколько месяцев Ли Хян женился на девушке из знатного рода Бон, которая оказалась настоящим «даром небес». Она изводила мужа упреками, жаловалась на его холодность вану Седжону, шпионила за окружающими, нарушала придворный этикет, и, в довершение ко всему, была уличена в гомосексуальной связи с одной из собственных служанок-ноби. Во время разбирательства служанка указала, что инициатором предосудительных отношений была госпожа, а госпожа в свою очередь призналась в связи с еще одной служанкой и попыталась оправдать свои действия отсутствием внимания со стороны мужа. Вторая жена Ли Хяна получила то же наказание, что и первая, правда из соображения приличий в указе не было упомянуто об утехах со служанками – официально ее обвинили в отправке еды из дворца в отцовский дом и в приеме родственников без ведома мужа.

Главным объектом ревности второй жены служила наложница Квон, дочь высокопоставленного сановника Квон Чона, к которой Ли Хян проявлял особое расположение. В 1437 году, спустя некоторое время после рождения дочери Кёнхье-онджу, Квон повысили в ранге до седжабин[52]52
  Титул супруги наследника престола.


[Закрыть]. В августе 1441 года Квон-седжабин родила Ли Хяну сына, которого назвали Хонви. Это была великая радость, Хонви стал первым сыном Ли Хяна, но всеобщий праздник омрачила смерть Квон-седжабин на следующий день после родов. Ли Хян тяжело переживал потерю любимой жены, вместе с ним и ван Седжон был опечален такой утратой.

После восшествия на престол Ли Хян присвоил покойной жене титул Хёндок-ванху. Однако в 1457 году ван Седжо, младший брат Ли Хяна, приказал казнить брата Хёндок-ванху и её мать в государственной измене. Хёндок-ванху и её отец Квон Чон были посмертно понижены в ранге до санмин.

Существует еще одна легенда, связанная с этими событиями, и раз уж наше повествование все равно забежало вперед, то расскажем ее прямо сейчас. Известно, что ван Седжо отобрал престол у Ли Хонви (ван Танджон) и затем приказал казнить его. Говорят, что однажды к Седжо явилась во сне разгневанная Хёндок-ванху и сказала: «Вы убили моего ни в чем не повинного сына, и я сделаю то же самое с вашими детьми, запомните мои слова!». Проснувшийся Седжо получил известие о смерти своего первенца Ли Чана, и чтобы дух Хёндок-ванху больше не мог вредить вану, ее останки извлекли из могилы и предали сожжению. Такая вот история.

Итак, ван Мунджон скончался в мае 1452 года. Дальнейшие события показали, что Седжон Великий допустил большую ошибку, выбрав преемника по праву первородства. Возможно стоило присмотреться к своим сыновьям и только потом решать, кто из них больше достоин престола. Однако Седжон С детства готовил в преемники старшего сына, не дожидаясь, пока другие сыновья проявят себя.

ГЛАВА 6
Ли Хонхви, ребенок на престоле

Продолжим с того, на чем закончилась предыдущая глава. У Мунджона или же Ли Хяна было несколько единоутробных братьев, рожденных Сохон-ванху (всего же первая жена вана Седжона родила десятерых детей, из чего становится ясно, насколько сильно любил ее муж). Нам известно о девятнадцати сыновьях Седжона, но не все из них дожили до взрослого возраста. Кроме того, сыновей отца от других женщин Мунджон мог не считать своими «полноценными» братьями и не рассматривать возможность передачи им престола. Однако же, у Мунджона был весьма подходящий кандидат в преемники – второй сын вана Седжона и Сохон-ванху Ли Ю, которому на момент смерти Мунджона шел тридцать восьмой год.

Ли Ю, которому будет посвящена следующая глава, обладал всеми качествами, необходимыми для правителя, и пользовался уважением при дворе. Что касается здоровья, то и тут дела обстояли неплохо – во всяком случае, он дожил до пятидесяти лет. А по меркам тех времен, когда лечение проводилось порошком из сушеных скорпионов и кровью черепах, это был весьма долгий срок жизни.

Мог бы Мунджон передать престол младшему брату? Разумеется, мог. И это никого бы не удивило, поскольку в доме Ли не было традиции обязательного наследования престола по праву первородства. Безусловно, зрелый и мудрый муж гораздо лучше подходит для управления государством, нежели десятилетний ребенок. Но любой правитель – это прежде всего человек, а потом уже глава государства. Кому не захочется, передать престол своему прямому потомку? Особенно если учесть, что передача престола брату может плохо обернуться для сына. Известно множество примеров того, как по восшествии на престол дяди расправлялись с племянниками. Не будем также забывать, что в отличие от своего великого отца, ван Мунджон находился под влиянием главного советника Хванбо Ина и левого советника Ким Чонсо, которым, по понятным причинам, хотелось воплотить в жизнь стремления Чон Доджона по переходу власти в руки высших сановников государства.

Звезды на небе сошлись наилучшим образом, и в июне 1452 года на престол был возведен одиннадцатилетний Ли Хонхви, вошедший в историю как ван Танджон. Поскольку оба родителя мальчика умерли, его опекуном стала шестнадцатилетняя старшая сестра Кёнхье-онджу. К тому времени она уже успела выйти замуж за высокопоставленного чиновника Чжон Чона, который благодаря этому браку стал главой Ведомства наказаний.

Ван Мунджон весьма благоволил старшей дочери. Об этом можно судить хотя бы по тому, что он, вопреки возражениям Хванбо Ина, предоставил дочери и зятю большой участок в столице для строительства особняка. Место уже было занятым, обжитым и для его освобождения пришлось в принудительном порядке переселять более тридцати семей, что стало поводом для недовольства, к тому же у Чжон Чона уже был один особняк. Тем не менее желание вана было исполнено.

Судя по тому, что нам известно, Кёнхье-онджу была амбициозной женщиной, не желавшей довольствоваться ролью хранительницы домашнего очага. Надо признать, что позиции Ли Хонхви выглядели весьма крепкими, и у него были все шансы просидеть на престоле длительный срок. Можно сказать, что Ли Хонхви напоминал кусок сырой глины, из которого его мудрые советники могли вылепить то, что им было нужно. Особенно учитывая, что они руководили образованием юного вана. Не следует ставить знак равенства между образованием и подготовкой к правлению. Человек может получить классическое конфуцианское (или какое-то еще) образование, но при этом не иметь необходимых для правления навыков. Знать, как управляют автомобилем, и уметь управлять автомобилем – это разные вещи, не так ли?

Если государь не умеет править, то он с превеликой охотой будет перекладывать дела правления на плечи своих верных слуг, и все при этом останутся довольны… Все, кроме народа, поскольку идеальные сановники встречаются редко, а большинство их ставит личные интересы выше государственных, прикрываясь при этом рассуждениями об идеальной конфуцианской монархии, в которой дети-подданные стремятся как можно больше «помогать» отцу-правителю.

В феврале 1454 года четырнадцатилетний ван женился на дочери сановника Сон Хенсу, известной под посмертным именем Чонсун-ванху. Жена была на год старше мужа, и современники отзывались о ней как о скромной и доброй женщине. Она была избрана в супруги вану наряду с двумя другими знатными девушками, но получила титул ванби, а другие девушки довольствовались статусом наложниц. Причиной возвышения Сон Хенсу стало не желание юного вана, а то, что ее отец был одним из ближайших сторонников левого государственного советника Ким Чонсо, который таким образом усилил контроль над ваном.

Триумвирату, правившему от имени Ли Хонхви, было выгодно, чтобы ван как можно скорее обзавелся здоровым и дееспособным наследником престола, поскольку наличие преемника укрепило бы его позиции. Поэтому Ли Хонхви женили относительно рано и дали ему сразу трех женщин из благородных семей, чтобы наследник престола в любом случае имел бы знатные корни по материнской линии. Это имело важное значение, так как «акции» сыновей наложниц незнатного происхождения котировались невысоко.

Пока триумвират укреплял позиции вана, второй сын Седжона Великого Ли Ю готовился к тому, чтобы отобрать престол у своего племянника. Шансы на успех были неплохими, тем более что Ли Ю смог заручиться поддержкой минского двора. Ближайшим сподвижником Ли Ю стал чиновник Хан Мёнхо, принадлежавший к знатному столичному семейству Хан. Ли Ю всегда был на виду, за ним неусыпно следили шпионы триумвирата, а Хан Мёнхо имел возможность действовать свободно, и именно он организовал переворот, в результате которого Ли Ю пришел к власти.

Приход к власти был совершен в два этапа. В ноябре 1453 года сторонники Ли Ю убили Хванбо Ина, Ким Чжонсо и их сподвижников, но юный ван при этом остался на престоле. Истребление сановников было преподнесено обществу как избавление правителя от плохих советников. Положение Кёнхье-онджу и ее супруга пока что осталось без изменений.

На большее Ли Ю в тот момент не решился, поскольку у его племянника-вана было довольно много сторонников при дворе, не входивших в клику Хванбо Ина и Ким Чжонсо. Большинство из них не столько поддерживало Ли Хонхви, который пока еще не успел никак проявить себя, сколько выступало за стабильность в высшем эшелоне власти – память о делах вана Тхэджона еще была свежа, а любая насильственная смена правителя влекла за собой волну репрессий и кадровых перестановок.

Переворот завершился в июле 1455 года, когда Ли Ю принудил племянника отречься от престола в свою пользу. Ли Хонхви был игрушкой в руках своего окружения и потому Ли Ю, вошедший в историю как ван Сэджо, не испытывал к нему личной неприязни. Ли Хонхви получил почетный титул санвана (отрекшегося правителя) и остался жить во дворце. Можно сказать, что в его жизни мало что изменилось: оказываемое уважение и условия жизни остались прежними, а правлением он и раньше не занимался. А вот Кёнхье-онджу и ее муж были сосланы в Квансан[53]53
  Квансан – старое название города, находящегося в трехстах километрах от Сеула, который ныне называется Кванджу.


[Закрыть].

Казалось, что тигр убит и зубы его вырваны[54]54
  Это выражение корейцы употребляют, когда хотят сказать, что враг окончательно побежден.


[Закрыть], но у Седжона Великого было много сыновей. Четвертый сын вана и Сохон-ванху по имени Ли Гу поддерживал своего старшего брата Ли Ю и помогал ему добиваться власти. А вот третий сын Ли Ён пытался этому помешать, за что Ли Ю осенью 1453 года сослал его на остров Канхва[55]55
  Канхва (Канхва-до) – остров в устье реки Ханган на западном побережье Южной Кореи


[Закрыть], и там Ли Ёна вскоре убили. Судьба Ли Ёна не могла не обеспокоить других братьев Ли Ю. Принято считать, что за двумя попытками вернуть Ли Хонхви на престол стоял шестой сын, широко известный по своему титулу Кымсун-тэгун[56]56
  Титул тэгуна (великого князя) получали сыновья вана, рожденные его старшей женой-ванби, но не назначенные наследниками престола.


[Закрыть].

Первая попытка восстановления прежней власти широко известна – это заговор шести сановников-мучеников[57]57
  Также в русскоязычной переводной литературе используются название «Шесть погибших сановников» или «Шесть казненных сановников».


[Закрыть], которому уделяют много внимания авторы произведений на историческую тему. Ученые-сановники Сон Саммун, Пак Пэнньён, Ха Вичжи, Ли Кэ, Ю Ынбу и Ю Санвон, которым ван Мунджон поручил воспитание своего сына, решили вернуть Ли Хонхви на престол. Можно с уверенностью предположить, что верность долгу сочеталась у сановников с желанием достичь как можно большего влияния, но традиционно их принято считать благородными мужами, пытавшимися восстановить справедливость и покарать преступника Ли Ю, изменившего своему законному правителю. Шестеро сановников привлекли к заговору седьмого, которого звали Ким Чил, а всего в заговоре участвовало около семидесяти человек.

Было решено приурочить «восстановление справедливости» к очередному прибытию минских послов. В качестве благодарности за присылаемую дань, минские императоры отправляли в Корею подарки, многие из которых (книги или какие-то приборы) имели важное культурное значения, так что обмен послами совершался регулярно.

Но Ким Чил, которого очень ценил ван Мунджон, то ли смалодушничал, то ли верно просчитал ситуацию, и сообщил о заговоре Ли Ю. Наградой предателю стало возвышение вплоть до должности государственного советника, а все остальные участники заговора были казнены после жестоких пыток (казни избежал только Пак Пэнньён, умерший от пыток в темнице). Семьи заговорщиков, как и полагалось за худшие из десяти зол[58]58
  Наиболее тяжкие преступления в конфуцианской традиции носили название «Десять зол». Худшими из десяти зол считались преступления против правителя – заговор с целью мятежа, бунт и измена. Совершивший одно из десяти зол ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на помилование, а за преступления против правителя платили жизнями все родственники преступника мужского пола старше семи лет.


[Закрыть], тоже подверглись репрессиям: были истреблены все мужчины, а женщины и дети обращены в ноби. Кымсун-тэгун на сей раз отделался легко – всего лишь понижением в ранге.

Ли Ю, узнав о заговоре, испытал сильное потрясение, поскольку все шестеро сановников-заговорщиков пользовались его безграничным доверием. Еще сильнее вана поразило упорство заговорщиков, которые не желали раскаиваться в содеянном и признавать его законным правителем, несмотря на обещанное за это помилование.

Был и еще один настораживающий момент – многие чиновники, не участвовавшие в заговоре на прямую, выразили солидарность с заговорщиками, отказавшись от занимаемых должностей. Самым известным из таких «отказников» стал выдающийся писатель и ученый Ким Сисып, которого заслуженно считают одним из столпов корейской литературы, несмотря на то что в своем творчестве он отдавал предпочтение китайскому языку. Ким Сисып оставил службу в самом начале своей карьеры, когда ему шел двадцать второй год, стал монахом и покинул столицу, в которую вернулся только после смерти Ли Ю.

Отдадим Ли Ю должное – даже столкнувшись со столь выраженным протестом, он не стал избавляться от низложенного племянника. Но в сентябре 1457 года был разоблачен еще один заговор сторонников Ли Хонхви, также инспирированный Кымсун-тэгуном. Как говорится, любой снисходительности рано или поздно приходит конец. После разоблачения второго заговора тридцатиоднолетний Кымсун-тэгун получил приказ покончить с собой, а шестнадцатилетний Ли Хонхви был убит.