Текст книги "Эмма и граф"

Милорд пододвинул стул и выслушал печальную историю канарейки, не смея признаться, что уже знаком с нею. Внутренне он реагировал точно как Эмма, но благородно старался не встретиться с ней взглядом, чтобы удержаться от смеха, поскольку мисс Стрэйт еще больше разукрасила смерть бедной птички, подчеркивая чувствительность своей подопечной. Она, как и лорд Лафтон, была заинтересована в союзе леди Клары с Чардом и Лаудвотером.

Эмма решила удалиться, боясь выдать себя: отчет мисс Стрэйт о ее жизни с леди Кларой становился все более трогательным. Ее подопечная, как оказалось, странным образом влияла на бессловесных животных, имевших несчастье жить рядом с ней. Ее мопс тоже встретил печальный конец, что вдохновило хозяйку на эпитафию, которую мисс Стрэйт рвалась прочитать милорду.

В этом месте рассказа Эмма встала, поклонилась и направилась к леди Кларе, общавшейся с Джоном Бассетом и Беном Блэкберном и недовольной тем, что милорд покинул ее. Лорд Лафтон беседовал с мистером Кроссом о географических картах и угольных шахтах. Эмме пришла в голову озорная мысль: если Лафтон хочет сохранить здоровье лошадей, работающих в шахтах, ему не следует брать в инспекционные поездки свою сестру.

Заметив приближение Эммы, леди Клара демонстративно заявила:

– Прошу простить меня, но я должна присоединиться к моей дорогой мисс Стрэйт и нашему хозяину.

Не желая удостаивать Эмму своим вниманием, она прошествовала к милорду, прикрыв лицо веером.

Эмма лишь поблагодарила мысленно судьбу. Теперь милорд и его гостьи могут вдоволь пообсуждать печальные судьбы любимцев леди Клары и многочисленные благородные родственные связи мисс Стрэйт.

Мистер Джон Бассет, измученный леди Кларой, пылко бросился к Эмме, но ему не повезло. В бой вступила тяжелая артиллерия. Лорд Лафтон оставил мистера Кросса и ус пел перехватить гувернантку прежде, чем до нее добрался Бен Блэкберн.

– Мисс Лоуренс, не так ли? Случайно не родственница моего старинного приятеля «Саламанки» Лоуренса из Сассекса? Наверное, следует называть его Генри, но его доблесть в Испанской войне породила это прозвище.

Эмме пришлось перечислить всех Лоуренсов, шропширских, сассекских, дербиширских и остальных, чтобы навсегда отречься от них.

– Жаль, однако. Вы похожи на его сестру Онорию. Она вышла замуж за лорда Тентердена. Из южного Йоркшира.

Может, стоило присвоить родство с какой-нибудь отдаленной ветвью и осчастливить лорда Лафтона? Но нет, истина дороже, если не считать, конечно, что Эмма не имеет к фамилии Лоуренс никакого отношения!

– Как вы находите леди Летицию? Приятный ребенок? Послушный?

– Очень, – ответила Эмма, несколько озадаченная тем, что такой влиятельный магнат снисходит до разговора с гувернанткой, и подозревая, что болтовня о маленьких девочках не может быть интересна лорду Лафтону.

– Вы давно в Нортумбрии, мисс Лоуренс? Вам здесь нравится?

– О, Нортумбрия первобытна и прекрасна, – ответила Эмма, что было чистейшей правдой. – Но у меня было мало возможностей познакомиться с ней. Надеюсь в скором времени посетить Стену Адриана и Верхний Тайн.

Лорд Лафтон повернулся на каблуках и властно заорал, привлекая внимание всех присутствующих:

– Послушайте, Чард, мисс Лоуренс говорит, что еще не видела Стену Адриана. Нехорошо. Пока мы здесь, необходимо съездить туда и, если погода позволит, устроить пикник. С вашего позволения, конечно.

С восторгом вырвавшись из цепких когтей леди Клары и мисс Стрэйт, переключившихся с питомцев на поэзию, неприличное поведение лорда Байрона и удовольствия лондонского сезона – а все эти темы были ему совершенно неинтересны, – милорд извинился перед дамами за то, что прерывает восхитительную беседу, и объявил, что обязательно организует поездку и начнет подготовку немедленно.

– Моя дочь будет счастлива, – добавил он. – Я обещал ей эту экскурсию, но не успел выполнить обещание.

– Вы слишком много работаете, приятель, поберегитесь, – завопил лорд Лафтон. – Одна работа без забавы, от нее тупеешь, право, не так ли, мисс Лоуренс?

Слушатели по-разному реагировали на непостижимое внимание к новой гувернантке. Милорд свирепо подумал, что следовало предупредить мисс Лоуренс о беспутстве Лафтона; Бен Блэкберн закипел от ярости, поняв, что Лафтон пытается выиграть пари, нацелившись на гувернантку, действительно оказавшуюся привлекательной; Джон Бассет изнывал от ревности, а мистер Кросс, как и милорд, решил, что предостережение не повредит бедняжке мисс Лоуренс.

Что касается леди Клары и мисс Стрэйт, они обе были в ужасе: мисс Стрэйт от перспективы потерять руку лорда Лафтона, на которую питала смутные надежды, а леди Клара – от мысли о безродной снохе, чей отпрыск лишит ее большей части наследства Лафтонов.

Однако обе дамы утешились, вспомнив длинный список любовных похождений лорда Лафтона. Скорее он сделает мисс Лоуренс любовницей, а не женой. И ни одна из них ни на секунду не подумала, что у Эммы окажется дурной вкус и ее не прельстит внимание лорда Лафтона, законное или какое другое.

Сама Эмма удивилась, оказавшись в центре такого внимания. Более восьми лет она жила на окраине светской жизни: сидела, никем не замечаемая, с ней почти никто не разговаривал, единственной компанией были ее подопечные. Она прекрасно понимала разочарование леди Клары и мисс Стрэйт, обнаруживших, что не они главные дамы в обществе, которое почтили своим присутствием.

Эмме хотелось покинуть гостиную, но ярко-синие глаза милорда запрещали ей это. Однако он пришел ей на помощь, предложив лорду Лафтону и Бену Блэкберну посетить конюшни, где его главный грум Оутвейт тренировал пару гнедых, недавно приобретенных для экипажа.

– Я думаю, – добавил он, – что дамы пожелают удалиться в свои комнаты и отдохнуть после изнурительного путешествия.

Эмма с трудом подавила смех, вызванный невероятной ситуацией, когда каждый мужчина в комнате – от лорда Лафтона и ниже, – казалось, решил преследовать ее, между тем как леди Клара вовсе не собиралась послушно отправиться в свою комнату.

– Ни в коем случае, – заявила леди Клара. – Если моя дорогая Калипсо Стрэйт желает отдохнуть… или мисс – Лоуренс… пожалуйста. А я не хочу отдыхать. Я тоже хочу посетить конюшню и посмотреть на последние приобретения лорда Чарда. Всем известно, что вы прекрасно правили лошадьми, милорд, когда вращались в высшем свете до женитьбы.

– Моя дорогая Клара, – поспешно воскликнул ее брат, – не делай этого. Конюшня – неподходящее место для юной леди.

– Я должна возразить тебе, брат. Как это может повредить мне, если ты будешь сопровождать меня? Ты знаешь, что я решила завести собственный выезд, и я буду благодарна лорду Чарду за квалифицированный совет.

Милорд поклонился. Эмма завороженно следила за ним. Он излучал обаяние, превратившись снова в юношу, которого она когда-то знала.

– Вы льстите мне, леди Клара. Оутвейт даст вам лучший совет, и, понимая сомнения вашего брата, я приму меры к тому, чтобы вы не увидели и не услышали ничего, способного расстроить вас. Дайте мне четверть часа. Вы позволите, Лафтон?

Ловко, подумала Эмма, наслаждаясь неохотным согласием лорда Лафтона и находчивостью милорда. Затем милорд повернулся и сказал холодно, как и подобает хозяину обращаться к гувернантке дочери:

– Я разрешаю вам удалиться, мисс Лоуренс. Мы снова встретимся за обедом.

Леди Клара не испытывала никакого наслаждения. Вот как! Им и на обед навязывают гувернантку? Куда катится мир? Сначала ее брат раболепствует перед мисс Никто из Ниоткуда, а теперь еще и лорд Чард. И не слишком ли низко кланяется ей Бен Блэкберн? Неужели все сошли с ума? Как тоскливо остаться единственным нормальным человеком в мире. Кроме Калипсо Стрэйт, конечно.

Милорд предложил проводить леди Клару на террасу, где она вместе с остальными могла бы подождать, пока подготовят конюшню. Ну, по крайней мере ей больше не придется делить его с одной из служанок.

Слуги собрались в кухне на ленч, всегда начинавшийся после того, как заканчивали еду хозяева. Разговор неизбежно вертелся вокруг так называемых господ. Мистер Луис Уайт, камердинер милорда, расшумелся в ответ на замечание Блаунта, дворецкого. Блаунт спросил, не заметил ли камердинер, что милорд неожиданно вернулся к стилю в одежде, свойственному ему много лет назад.

Мистер Уайт, которому не всегда удавалось прятать манеры лондонского простолюдина (кокни) за скопированной у милорда изысканностью речи, в тот момент был занят поглощением сэндвича с говядиной, щедро сдобренного соусом с хреном. Поэтому он неразборчиво промычал:

– Конечно, из-за нее. Само собой разумеется.

– Из-за «нее», мистер Уайт? – переспросила экономка, появившаяся в кухне лишь к десерту. Еду ей обычно подавали в комнату. Иерархия среди прислуги соблюдалась так же строго, как в гостиной милорда. – Вы имеете в виду леди Клару?

– Ха! – ответил наконец проглотивший сэндвич Луис, почесывая нос, многозначительно подмигивая и становясь совершенным кокни, каким он и был на самом деле. – Не эту. Гувернантку, конечно.

– Гувернантку! – повторило полдюжины голосов.

– Ты разыгрываешь нас! – воскликнул дворецкий.

– Нет. Я вижу больше вашего. Поджидает ее повсюду и останавливает по любому поводу. Не вылезает из классной комнаты… Заставил ее принимать лорда Лафтона и его сестрицу, разве не так? Изобрел дурацкий предлог: необходимо присутствие еще одной дамы. Никогда раньше его это не волновало. И Бен Блэкберн увивается за ней, и Лафтон тоже. Я знаю этот взгляд господ, охотящихся за юбкой.

– Господи, мистер Уайт, вы сами такой же, – хихикнула горничная миссис Мор-тон. – Но правда то, что после приезда новой гувернантки милорд посещает классную комнату гораздо чаще.

– Не верю ни одному слову, – заупрямился дворецкий. – Мисс Лоуренс – скромная молодая леди. Не то что вертихвостка Сандеман. И если уж кто подходит милорду, так это она.

– И правда скромница, – заметил Луис, вгрызаясь в новый сэндвич так, будто не ел целую неделю. – Но в тихом омуте черти водятся. Да и милорд был повесой в юности. Давно остепенился, конечно. Может, хочет поразвлечься. Иногда во взгляде мисс Лоуренс появляется что-то…

– Не верю ни одному слову, – повторил дворецкий, которому нравилась мисс Лоуренс. – Настоящая леди, не то что прежняя гувернантка, которая увивалась вокруг милорда.

– Я сам бы не прочь приударить за мисс Лоуренс, но, вероятно, против милорда у меня нет шансов, – заявил Луис и с вызовом оглядел собравшихся. – Хотите пари? Чем молоть языком, ставьте деньги. Я говорю, что он заинтересовался и мадам не возражает, несмотря на всю ее напускную строгость. Деньги на стол. – Под охи и ахи женщин он бросил на стол гинею. – Ставьте. Два против одного, что милорд уговорит ее до конца лета.

Дворецкий неохотно выудил из кармана гинею. Не принять вызов Луиса – показать себя скрягой.

– А я говорю, что ты не прав, – безнадежно сказал он, вспоминая все пари, которые проиграл Луису.

Луис подобрал обе гинеи – маленькое состояние для каждого из них – но что об этом думать! – и вручил их экономке:

– Сохраните, дорогая, до Михайлова дня1 – а там посмотрим, кто выиграл, я или Блаунти. Пусть победит сильнейший.

Наверху, внизу ли, в гостиной или в кухне, – повсюду одно и то же. Только манера выражаться разная, да поставленная сумма. И гувернантка, тихая, скромная и строгая, недавно появившаяся среди них, – невинный центр всеобщего внимания.

Глава шестая

Надевать или не надевать? Из сундука, стоявшего в углу ее спальни, Эмма вынула платье, тщательно завернутое в папиросную бумагу. Это платье было последней ниточкой, связывавшей ее с жизнью богатой наследницы Эмилии Линкольн. Шелковое чудо абрикосового цвета с высокой талией, отороченное изящными кружевами цвета слоновой кости, было сшито в последние дни той жизни. Эмма слегка похудела, но несколько лет назад с помощью миссис Гор подогнала платье по фигуре.

Увы, как ни прекрасен был наряд, ей так и не довелось его надеть. С первого взгляда было ясно, что платье сшито дорогим портным, – очень странно для скромной гувернантки.

Эмма задумчиво вынула из сундука маленький веер из перьев, выкрашенных в абрикосовый цвет, отделанный серебром и слоновой костью, такого же цвета шелковые перчатки и ридикюль, такой изящный, что в нем едва помещался тонкий как паутинка кружевной носовой платочек. Лайковые туфельки цвета слоновой кости и кружевная шаль дополняли ансамбль.

Увы, нет больше жемчужного ожерелья, маленькой жемчужной диадемы и браслета, которые отец подарил ей за неделю до самоубийства. Все, что осталось от когда-то полной шкатулки для драгоценностей, – нитка мелкого неровного жемчуга, скромный пустячок, подаренный ей еще в детстве.

Эмма не стала бы наряжаться, но пренебрежение леди Клары Лафтон и мисс Стрэйт, алчные взгляды мужчин в гостиной разбудили в ней дерзость. Невозможно было ошибиться в их намерениях. Даже у бедного Джона Бассета текли слюнки, когда она попадала в поле его зрения.

Так пусть им будет на что смотреть. И неважно, в чем причина их возмутительного поведения: в ее привлекательности, в недостатке подходящих женщин или просто в по явлении нового женского лица. Она примет вызов.

И более того. Внутренний голос нашептывал: много лет назад он – милорд – оскорбил тебя и причинил тебе боль, хоть и не знает об этом. Как прекрасно было бы отплатить ему той же монетой! Предположим, ты заставишь его страдать. Еще лучше, если ты останешься холодна к нему, как он к тебе когда-то. Месть, говорят, сладка. Почему бы тебе, продолжал настойчивый голос, не насладиться ею? Не отплатить за презрение и насмешки охотнику за богатыми невестами?

Эмма разложила прекрасный наряд на постели. Классическая элегантность платья пережила восьмилетние капризы моды. Можно к тому же задрапировать его чуть иначе. И почему бы не снять кружевной чепчик – обязательную принадлежность незаметной гувернантки – и не уложить волосы в модную прическу?

С сияющими глазами, приоткрытыми от волнения губами, Эмма начала одеваться. Не в обычный дешевый коричневый бархат, а в платье, в котором отец хотел видеть ее в день девятнадцатилетия…

Эмма спустилась в холл, где ее ждала миссис Мортон. На нее уставились невидящие глаза Аполлона и римских императоров и ошеломленные глаза миссис Мортон, представлявшей образец респектабельности в своем лучшем черном шелковом платье.

– Моя дорогая мисс Лоуренс, я боялась, что вам нечего надеть по такому торжественному случаю, но вижу, мне не стоило беспокоиться. Вы, как обычно, оказались на высоте.

Эмма поклонилась в ответ на комплимент, и обе дамы вошли в главную гостиную, где уже собрались милорд, лорд Лафтон и его сестра. Мисс Стрэйт еще не появилась, и леди Клара обрушила все свое внимание на милорда, пока, обернувшись, не увидела Эмму.

– Боже милостивый, гувернантка! – с оскорбительной манерностью растягивая слова, произнесла леди Клара, осмотрев Эмму с головы до ног. Затем она гордо повернулась спиной к Эмме и миссис Мортон и слащавым голосом обратилась к милорду: – Очень любезно с вашей стороны обеспечить нас полным комплектом… дам, но, право, вам не стоило утруждать себя. Мне не нужно другого женского общества, кроме моей славной мисс Стрэйт.

Милорд ответил на грубость самым очаровательным образом, вернув Эмму на десять лет назад:

– О, моя дорогая леди Клара, подобная широта взглядов делает вам честь, но, поскольку моя кузина миссис Мортон, которую я вам представляю сейчас, и мисс Лоуренс обычно обедают со мной, было бы некрасиво не пригласить их сегодня. И теперь, когда вы это знаете, я уверен, что вы радушно приветствуете их, как и я.

Ну и зрелище, подумала Эмма, весело наблюдая, как, словно укушенная змеей, корчится леди Клара, пытаясь вновь обрести почву под ногами после тактичного выговора милорда. Она так извивается, подумала Эмма, что платье с большим декольте вот-вот соскользнет с ее плеч, обнажив гораздо больше прелестей, чем подобает скромной даме.

– О, конечно, Чард, конечно. Ваша эксцентричность восхитительна, а доброта беспредельна, не так ли, брат? – И она хлопнула веером по плечу лорда Лафтона, не осмеливаясь излить злобу на милорда. Слишком грозными были его мощная фигура и суровое лицо.

– Да, в чем дело, Клара? – воскликнул лорд Лафтон, обернувшись, и тут его слегка выпученные глаза впервые увидели Эмму. – О, мисс Лоуренс? Счастлив видеть вас, мадам. Ваше присутствие поддержит Клару, я уверен. Ей не хотелось бы быть единственной юной дамой среди нас, не так ли, дорогая?

Эмма так и не поняла, как ей удалось сдержать смех от неуместного заявления лорда Лафтона, не слышавшего речей сестры. Только взгляд милорда, одобряющий ее новое великолепие, удержал Эмму от неприличного смеха. Однако ей показалось, что уголки губ Чарда подрагивают от едва сдерживаемой улыбки. В остальном его лицо сохраняло невозмутимое выражение. Но бедная леди Клара! Для подобающего количества дам пригласили гувернантку!

Прибытие Калипсо Стрэйт и остальных джентльменов спасло компанию от дальнейших неловкостей.

Обед явно не удался. Леди Клара, настороженная неблагоприятным началом, говорила одни банальности, намеренно игнорируя выскочек, как она про себя называла миссис Мортон и Эмму. Однако обе дамы не огорчались тем, что им было отказано в удовольствии беседовать с гостьей. Добродушную миссис Мортон не волновало мнение леди Клары, а Эмма была слишком увлечена наблюдением за охотой леди Клары на милорда, к тому же ей приходилось отбиваться от ухаживаний лорда Лафтона, сидевшего слева от нее, и его соперника Бена Блэкберна, сидевшего справа.

Леди Клара кипела от ярости, обнаружив превосходство наряда гувернантки над своим и тот факт, что внимание всех присутствующих мужчин явно привлечено к прислуге, а не к ней. Милорд, к счастью, не реагировал на прелести гувернантки, но иногда даже его внимание отвлекалось взрывами смеха, доносившимися с того конца стола, где сидело это злосчастное создание. Эта жалкая женщина не имеет ни малейшего представления о том, как надо вести себя в хорошем обществе!

Эмма же с удивлением обнаружила, что наслаждается новым опытом, отвечая на назойливые ухаживания так, чтобы не оскорблять поклонников. Ее внешность изменилась слишком поздно, и Эмма так и не узнала, как она действует на противоположный пол. Смерть отца отрезала ее от высшего света как раз тогда, когда, как и предполагал мистер Браммел, ее уверенность и ум стали подчеркивать обретенную красоту.

По знаку милорда миссис Мортон увела дам из столовой, оставив джентльменов в компании сигар и портвейна. Едва Эмма уселась в гостиной, как мисс Стрэйт попыталась не очень тактично объяснить ей, что за обедом она забывалась. Но впервые мисс Стрэйт встретила достойного противника. Эмма с тихим наслаждением отражала атаки подруги и самозваной защитницы леди Клары.

– Должно быть, – наставительно заявила мисс Стрэйт, – без опыта и знания высшего света очень трудно найти в нем место, соответствующее вашему положению.

– Вовсе нет, – невозмутимо ответила Эмма. – В конце концов, я имею счастье наблюдать, как ведете себя вы и леди Клара, и вряд ли нашлись бы лучшие образцы для подражания.

Это было сказано с такой обезоруживающей любезностью, что впервые в жизни высокомерное презрение мисс Стрэйт к окружающим, включая и леди Клару, оказалось под серьезной угрозой.

Что сказать? Как ответить?

– Мисс… э… Лоуренс, не так ли? Я могу лишь похвалить ваше умение выбирать образцы для подражания. Однако вряд ли многие хозяева позволяют прислуге сидеть за столом с гостями, следовательно, умение вести себя в обществе не так уж вам необходимо. Вы не должны ожидать от других такого снисхождения к гувернанткам… мы все знаем очаровательную эксцентричность лорда Чарда, но… – Мисс Стрэйт умолкла и пожала костлявыми плечами.

– О, вероятно, вы правы, – тихо сказала Эмма, обмахиваясь веером иглядя поверх головы мисс Стрэйт. – Вы должны извинить меня, если я не нахожу милорда эксцентричным. Я бы скорее назвала его символом здравого смысла. Но, конечно, вы и леди Клара знаете его гораздо лучше. Может, Вы просветите меня относительно других его чудачеств, чтобы я невольно не совершила бестактность, упомянув о них в беседе с ним?

А что сказать на это? Похоже, мисс Лоуренс обладает даром обезоруживать собеседников. Любой ответ прозвучит смешно или неприлично. Мисс Сгрэйт пришлось признать, что таким личным замечанием о Чар-де перед его подчиненной она сама поставила себя в глупое положение. И последнее слово осталось за гувернанткой, спокойно взявшейся за вышивание – герб Хастингсов на подушечке для коленопреклонения в церкви Лаудвотера.

Итак, поскольку ответить было нечего, мисс Стрэйт отправилась к леди Кларе, которая подчеркнуто игнорировала миссис Мортон, безмятежно вышивавшую гобеленную подушку.

Несовместимый скучающий квартет спасло лишь появление мужчин через полчаса, а затем прибытие отряда слуг с чайными подносами. Миссис Мортон и Чард хорошо вели дом, как заметил лорд Лафтон, не проявлявший ни презрения, ни грубости к домоправительнице и гувернантке. Кроме того, он старался не злить Чарда, проницательно заметив, что милорду не нравится пренебрежительное отношение к Эмме и миссис Мор-тон. Все взвесив, Лафтон вступил в борьбу с Джоном Бассетом и Беном Блэкберном за внимание гувернантки, оставив мистера Кросса развлекать миссис Мортон.

Таким образом милорд снова оказался с леди Кларой и ее компаньонкой, хотя он не был уверен, что по достоинству оценивает эту честь. Более того, он не мог не поглядывать туда, где сидела мисс Лоуренс. Его как магнит притягивали ее точеный профиль и впервые обнаженные роскошным платьем прекрасные плечи. И он с удивлением обнаружил, как неприятно ему внимание, оказываемое ей другими мужчинами.

Чард хотел подойти и растолкать всех, чтобы это пикантное личико и чарующий голос принадлежали ему одному. Однако долг призывал его, и, как всегда, он скрепя сердце подчинился. Если Эмма и заметила, что он полуобернулся к ней, то ничем не выдала себя, а продолжала спокойную беседу с лордом Лафтоном, желавшим знать ее мнение о Нортумбрии. Бен Блэкберн, выпивший больше, чем следовало, облокотился о белый мраморный камин, двусмысленно обхватив правой ладонью грудь полуобнаженной мраморной Венеры.

Милорд нахмурился, заметив это. Ему не понравилось, как Блэкберн смотрит на мисс Лоуренс, и он решил вмешаться:

– Вы все выразили желание осмотреть Стену Адриана. Она находится недалеко от Лаудвотера, и, следовательно, путешествие не будет слишком утомительным. Позвольте предложить послезавтрашний день. Я успею послать гонца на постоялый двор «У Джорджа» в Чоллерфорде рядом с мостом через Северный Тайн, где нам приготовят ленч. Конечно, если погода будет хорошая.

– О, прекрасно! – воскликнула мисс Стрэйт прежде, чем леди Клара успела вымолвить хоть слово. Леди Клару совершенно не радовала мысль о целом дне, проведенном под открытым небом, зато ей представлялась возможность заполучить милорда в свое распоряжение. – Я уверена, что мы с Кларой получим удовольствие от такой поездки. Я так давно мечтаю увидеть Стену, но мне это пока не удалось. Не правда ли, Клара, милорд очень любезен?

– О да, в самом деле, – сдержанно ответила леди Клара. – Надеюсь, не будет слишком ветрено? Больше всего я не люблю ветер. Полагаю, Стена открыта всем ветрам? Подумать только, пройти по следам римлян! Это были римляне, не так ли, милорд? Я всегда путаю их с датчанами. Или, может, это были англосаксы?

– Римляне, – подтвердил милорд, с трудом сохраняя невозмутимость. – А теперь прошу простить меня. Я должен спросить остальных, устраивает ли их подобное решение. Мисс Лоуренс и Тиш точно будут довольны: они уже выражали интерес к подобной экскурсии.

Милорд поклонился и подошел поближе к прохвосту Блэкберну и Лафтону, выражение лица которого также не предвещало ничего хорошего.

– О, черт возьми, – грубовато сказала мисс Стрэйт леди Кларе, следя за удаляющимся милордом. – Я была уверена, что мы избавились от гувернантки и девчонки. Ладно, не переживай. Мы предложим, чтобы они ехали со слугами.

– У меня нет особого желания слоняться под открытым небом, – укоризненно произнесла леди Клара. – Удивляюсь твоему восторгу, Калипсо. Совсем на тебя не похоже.

Господи, подумала компаньонка. Бывают времена, когда тупость подруги совершенно невыносима. Столько трудиться, чтобы устроить ей этот прекрасный брак, и получать так мало поддержки! Но ничего. Даже отсюда видно, что, кроме леди Клары, вся компания увлечена перспективой поездки. Мисс Стрэйт быстро рассудила, что это – лучше, чем шататься по угольным шахтам и общаться с зазнавшимися углекопами вроде Джорди Стефенсона, с которым Лафтон всегда о чем-то скучно рассуждает.

– Итак, – подвел итог милорд, – все согласны. Стена послезавтра, а Киллингворт – на следующей неделе.

– Правильно, – поддержал лорд Лафтон. – Хоть раз удовольствие прежде дела, Чард. Вы перевоспитываетесь на глазах. Думал, что никогда не увижу, как вы отодвигаете дела на второе место!

Эмма пришла в восторг. Она не только насладится прекрасной природой вокруг Лаудвотера, но и сможет оживить уроки истории, к которым Тиш стала проявлять интерес.

Чувствуя на себе тяжелый недружелюбный взгляд мисс Стрэйт и похотливый – Бена Блэкберна, Эмма решила покинуть компанию как можно быстрее и тактичнее.

Захватив вышивание, Эмма поднялась и обратилась к милорду:

– Позвольте мне удалиться, милорд. Боюсь, что я не привыкла бодрствовать допоздна, и я обещала леди Летиции дальнюю прогулку после завтрака.

Милорд поклонился, разрешая ей удалиться, и энтузиазм, с которым мужчины бросились желать ей спокойной ночи, мог вполне сравниться с недостатком оного со стороны мисс Стрэйт и леди Клары, холодно кивнувших на прощание из другого конца комнаты.

Эмму это не беспокоило. Ее больше тревожил Бен Блэкберн, будто раздевающий ее глазами. Последний раз подобное выражение лица она видела у Генри Гардинера. Чем скорее она доберется до своей комнаты и наденет незаметную одежду гувернантки, тем лучше… правда, ей очень понравилось хоть на один короткий вечер притвориться, что она снова богатая наследница Эмилия Линкольн, и притом уже не маленькая заикающаяся толстушка, а красавица, привлекающая всеобщее внимание.

Как только за Эммой закрылась дверь, Бен Блэкберн прекратил гладить Венеру. Он зевнул и уставился в потолок, где еще одна Венера резвилась с Марсом.

– И мне пора на покой, Чард. День был длинным.

Милорд задумчиво проводил его взглядом. Странно. Никогда Блэкберн не отправлялся спать так рано. Он даст ему небольшую фору, а затем закончит вечер и заглянет в его комнату… предлог для разговора всегда найдется, но необходимо убедиться в невинности намерений гостя.

Милорд быстро объявил о конце вечерних развлечений, что избавило его от необходимости оставаться дольше в. обществе дам Лафтона.

Исполнив свой долг, он быстро поднялся в комнату Бена Блэкберна и обнаружил, как и ожидал, что она пуста.

Эмма почти достигла своей комнаты, когда ее догнал Бен Блэкберн. Он еще раньше заметил, что комнаты гувернантки и ее подопечной находятся в крыле, противоположном тому, где располагались комнаты милорда и его гостей. Блэкберн надеялся, что Эмма не подозревает о преследовании, и лакеев вокруг не было.

Действительно, Эмма не замечала Блэкберна, пока не положила ладонь на ручку двери. Блэкберн накрыл ее руку своей и, окутав лицо винными парами, пробормотал ей в ухо:

– Какая встреча, дорогуша. Мне нравятся резвые штучки. Теперь мы можем поразвлечься получше, чем внизу.

Не успела она остановить его, как он развернул ее, прижал к стене и вжался лицом в ее лицо, пытаясь поймать ртом ее губы, а его руки заметались по ее телу. Он был крупный, сильный и решительный, и ему плевать было на свою жертву.

Эмма с ужасом осознала, что прием, освободивший ее от более цивилизованного мистера Генри Гардинера, здесь не поможет. Хуже того, она была с такой силой прижата к стене, что не могла шевельнуться: ни оттолкнуть его, ни воспользоваться каблуком или коленом, чтобы причинить ему боль. Она застонала и попыталась вывернуться, но он лишь хихикнул.

– Да будет, мадам, не притворяйтесь, что не хотите. Чард от вас не убежит, но сегодня вы – моя.

Блэкберн мысленно уже выигрывал пари с Лафтоном и предвкушал редкое удовольствие. Ему всегда нравилось овладевать женщиной после недолгой борьбы, так что сопротивление Эммы лишь разжигало его, и Эмма начинала это понимать. Он держал ее с такой свирепостью, что она физически ощущала, как на руках появляются синяки. Волосы у нее растрепались. Щетина, проступившая на его лице, царапала ей щеки.

Судя по его поведению, он не собирался довольствоваться просто поцелуем, и напуганной Эмме ничего не оставалось, как позвать на помощь, и плевать на позор и скандал, к которым это приведет, если, конечно, кто-нибудь услышит и спасет ее. Однако, как только она открыла рот, чтобы закричать, Бен Блэкберн грязно выругался и заставил ее замолчать, накрыв ее губы своими и пытаясь просунуть ей в рот язык.

Отчаяние охватило Эмму, но тут пришло спасение. Кто-то спешил по коридору, и этим «кем-то» оказался милорд. Он увидел близко стоящую пару и заговорил издали как можно спокойнее, хотя это далось ему с огромным трудом:

– А, вот и вы, Блэкберн. Заблудились, не так ли? Ваши комнаты в другом конце, выходят окнами на переднюю лужайку.

Милорд не спешил, давая Блэкберну возможность освободить жертву, а Эмме – привести себя в порядок. Бен Блэкберн воспользовался предложенным шансом притвориться, что ничего не случилось, сказав самоуверенно и беспечно:

– Мисс Лоуренс как раз объясняла мне, как найти дорогу.

Он бесстыдно решил утаить, почему так раскраснелся, тем более что прекрасно знал: милорд понял его намерения. Он также знал, что лишние слова опасны и могут подвергнуть риску его общественное положение. Может, Бен Блэкберн и имел некоторую власть в Нортумбрии, но Чард гораздо могущественнее и мог бы при желании его уничтожить. С некоторой тревогой негодяй ждал ответа милорда.

– Неужели? Как любезно с ее стороны, – медленно произнес милорд. Бесстрастное лицо не выдавало убийственной ярости, охватившей его, как только, завернув за угол, он увидел две борющиеся фигуры. – Ну, можете поблагодарить мисс Лоуренс за помощь и пожелать ей спокойной ночи, Блэкберн.

С этими словами милорд отступил, дав Бену Блэкберну пройти, что тот и сделал, отводя глаза и благодаря Бога за предложенные правила игры.

Однако интересно, что понадобилось милорду в коридоре, где находятся комнаты гувернантки? Кто он такой, чтобы мешать Бену Блэкберну развлекаться с девкой, явно ублажающей его самого? Любой мужчина имеет право на безнравственную женщину! И так близка была возможность выиграть пари! Будь проклят Чард! Но история еще не закончена.