Текст книги "Коварная ложь"

Глава 15
Нэш

Я рос единственным ребенком в семье.

Представление о том, что нужно делиться, казалось простым потому, что я с ним не сталкивался. Меня никогда не просили поделиться чем-то. Разве что чипсами из почти пустой упаковки. Папа делал это, когда мама не видела. Или изредка меня просили делиться моей постелью. Мама делала это, когда папа работал допоздна, а потом храпел, как трактор. Незначительные жертвы, учитывая то, что мои родители усердно трудились, чтобы я был счастлив, а все остальное в жизни, казалось, принадлежало мне.

Пока не появился Рид.

Незапланированный ребенок, которого они не могли себе позволить.

Когда мне было одиннадцать, Риду исполнился год. И он занял мою спальню. Он столько плакал, что нарушил сон, а следовательно, и рабочее расписание отца. Мама переселила Рида из их спальни в мою, из-за чего диван в гостиной стал моим пристанищем. Древняя, подержанная вещь, стоявшая раньше в зоне ожидания китайского ресторана в конце квартала.

Когда мне было тринадцать, у Рида случился тяжелый случай крупа, и три дня он провел в больнице под наблюдением. Следующие пять лет на оплату этого счета шел каждый лишний доллар. В то Рождество папа научил меня играть в футбол полусдувшимся мячом, который он нашел где-то в доме, пока все остальные дети сидели дома, играя в свои новые видеоигры.

Когда мне было пятнадцать, какой-то засранец нарисовал на лбу у Рида член несмываемым маркером и стащил его сумку с ланчем. Впервые он прибежал ко мне за помощью, и я признал, что этот родительский подарок был не так уж плох, потому что я получил кого-то, кто смотрел на меня так, будто я был всемогущим волшебником, а не проблемой.

Когда мне было двадцать пять, Рид сказал мне, что после котильона я для него умер. Ма проплакала всю ночь, а на следующее утро вновь разрыдалась, когда поняла, что он не шутил.

Папа повернулся ко мне, положил мне на плечо мозолистую ладонь и сказал: «Жизнь причиняет боль, но быть братьями – это обязательство до конца ваших дней. Он поймет это». Я послушался папы и ждал этого, убежденный, что это лишь этап, потому что со дня рождения Рида я делал для него все, отдавал ему все что мог, любил его больше себя.

Семь лет спустя я все еще ждал.

На моем ноутбуке было открыто письмо, его слова едва ли поменяются в этой жизни, но я был бы не против профинансировать исследования для создания машины времени. Я бы вернулся и многое изменил, начиная с котильона. Я сказал Дурге, что не чувствую сожалений, но я солгал, зная, что иначе она вызовет меня на откровенность. Кто-то должен был сделать это.

Это то, чего вам не скажут люди, сидящие вокруг, курящие ганжу и цитирующие Ганди. Всегда есть одна ошибка, которая меняет всю твою жизнь. Если повезет – к лучшему.

Спойлер: Мне не повезло, а сожаление – это наказание длиною в жизнь.

Это чувство теперь поглощало меня, когда я читал письмо мамы и удивлялся, как кто-то, в ком текла та же кровь, что во мне, мог превратиться из морячка в костюмчике от «Вайнряд Вайнс» в заказывающего салат «Ницца», посещающего загородный клуб придурка-нувориша, окружившего себя людьми по имени Брок, Четт и Трипп с двумя «п».

От: [email protected]

К: [email protected]

Тема: Выходные на Четвертое июля

Привет, дорогой!

Надеялась тебе дозвониться, но ты не отвечаешь, а голосовая почта забита. Тебе действительно стоит подумать о том, чтобы нанять секретаря. Я собиралась сказать тебе это уже месяца четыре как.

Твой брат говорит, что проведет выходные в Истридже с Бэзил, Четтом, Броком и Триппом, на обеде в честь Четвертого июля в загородном клубе. Думаю, Рид и Бэзил готовы сделать следующий шаг. Похоже, он собирается задать ей тот самый вопрос. Я всегда знала, что так и будет, но я счастлива от того, что он счастлив.

Ты знаешь, что я люблю тебя и не хочу просить об этом, но не мог бы ты не приезжать на следующей неделе? Мы оба знаем, он не приедет повидать меня, если я не заверю его, что тебя нет в городе, а я так давно его не видела.

Я не в восторге от всего этого, но так будет не всегда, детка. Я обещаю.

Люблю,

мама.

Я не мог винить маму.

Когда Рид был маленьким, он считал, что меня мама любит больше, так что она изо всех сил пыталась доказать, что это не так. Чего Рид никак не мог понять: мама не любила меня сильнее. Она просто любила меня дольше. У нее было десять лишних лет, чтобы понять, как лучше всего любить меня. Она лишь училась понимать, как любить его, а он бесконечно усложнял эту задачу своими перепадами настроения, на фоне которых девочки-подростки выглядели бы тихонями.

Я набрал ответ.

Одно слово.

От: [email protected] [email protected]

К: [email protected]

Тема: Re: Выходные на Четвертое июля

Конечно.

Затем я проверил пособие, которое отправлял Риду каждый месяц: он не принимал мои звонки, но без проблем принимал мои деньги. Я резко захлопнул ноутбук, бросив его на подушку рядом с головой.

Какой-то придурок постучал в мою дверь, но я откинулся на матрас и закрыл глаза. Стук был настойчив, я пробормотал проклятие, потянулся к прикроватному столику, слепо нащупал баночку с болеутоляющими, забросил в рот две таблетки и проглотил не запивая.

Подойдя к двери босиком, я распахнул ее, зная, что задушу кого бы то ни было, если мне скажут что-нибудь не то. Не знаю, с чего я решил, что это будет Эмери, но это была не она. Разочарование отдало горечью.

За порогом стоял служащий в униформе. Он одарил меня кривой ухмылкой, раскачиваясь с пятки на носок, будто купил новый кальян и ему не терпелось его опробовать.

– Миссис Лоуэлл послала это вам, – чувак поднял сложенный лист фирменного бланка «Прескотт отеля», торчащий из папки, – также она оставила вам это письмо.

Я взял письмо и позволил ему вой ти. Он толкнул мимо меня тележку, на лице его сияла улыбка, слишком веселая для субботнего утра. Моя нагота его не смутила. Я открыл дверь в боксерских трусах и начал есть, едва он снял крышки.

Полноценный завтрак: яйца, бекон, рогалики, кофе, картофельные оладьи и французские тосты. Рядом со столовым серебром – корзина фруктов, полная бананов, клубники и яблок сорта «Фуджи», оформленная фаллическим символом, извергавшимся в чашу с «Нутеллой».

Часы на кухне открытой планировки показывали ровно восемь утра. Это все предназначалось не для того, чтобы накормить меня. Это все нужно было, чтобы разбудить меня особо изощренным образом.

Делайла Лоуэлл обожала пассивно-агрессивную ерунду.

Завтрак кричал: вставай, мать твою.

Обеды служили напоминанием о том, что не следует взваливать на нее новые судебные иски.

Ужины закрепляли тот факт, что, если бы не она, я был бы полностью разорен и, скорее всего, мертв, но она решала мои проблемы и время от времени кормила меня.

Я никогда не утруждал себя десертом. Усвоил урок, когда она принесла свою крысу и попросила меня приласкать монстра. Мы с Роско не ладили и никогда не поладим.

Будильник на моем запасном телефоне пикнул дважды. Я установил его прошлой ночью, тщательно запечатав сломанный телефон в пластиковый пакет на моей тумбочке. Разблокировав экран и выключив сигнал, я заметил восемь пропущенных звонков от Делайлы.

Нажав кнопку возврата, я избавил парня от чувства неполноценности, которое могло бы возникнуть у него при виде моего члена, и стянул свои черные боксеры «Кельвин Кляйн», только когда шагнул в душевую, включая душевую насадку.

Я подключил телефон к колонкам душа по блютузу.

Делайлала ответила на мой звонок после второго гудка, цыкнув в трубку. Голос звучал неровно, как будто она шла.

– Ты когда-нибудь отвечаешь на звонки?

Например, сейчас.

– Когда-нибудь. – Я выдавил на голову шампунь, гадая, есть ли у меня непрочитанные сообщения от Дурги. – Этот завтрак готовил вчерашний обслуживающий персонал?

Воспоминание об Эмери Уинтроп, прижавшейся ко мне, заставило меня задать этот вопрос. Ее существование выводило меня из себя. Принцесса трастового фонда. Дочь вора и, насколько я понимаю, убийцы. Замешанная в его лжи. Причастная к смерти моего отца.

Хуже всего было не то, что я увидел ее прошлой ночью. Хуже всего было чувствовать ее рядом с собой. Я мог бы списать наш первый раз на ошибку, но она была еще юной. Такой чертовски юной. Она едва стала совершеннолетней, а я уже трахнул ее.

Запомнил это.

И мне это понравилось.

Мой член затвердел. Я передернул пару раз, прежде чем приказал ему прекратить.

– Нет. Я заказала его. – Делайла ворковала над голой крысой, которую она называла собакой: – Ты пописал, Роско? Какой хороший мальчик. – На этот раз ее голос прозвучал громче. – В заведении дальше по улице. Заплатила какому-то пацану, чтобы надел униформу и привез тебе завтрак на тележке. Мило, да?

И я оставил его наедине с толстой пачкой наличных в моем чемодане, дизайнерскими вещами и ноутбуком моей компании.

Идеально.

– Ты такая экстравагантная.

– А ты такой испорченный. – Фоном слышался ветер, и я с трудом мог разобрать ее голос. – Почему сегодня утром мне позвонила служба безопасности здания и сообщила, что к тебе приходил человек из Комиссии по ценным бумагам и биржам?

Комиссия – недосягаемый и могущественный Пол Бларт, наемный полицейский, стремившийся быть настоящим полицейским. К сожалению, преступления, которые они расследовали, включали и те, которые совершил я.

Я сдержал проклятие и сжал пальцы в кулак, прежде чем снова поднести руки к голове и вспенить шампунь.

– Он все еще здесь?

– Я купила тебе час. Он вернется. Я буду тебе нужна?

– Нет.

Вероятно, пригласить поприсутствовать главу моего юридического отдела было хорошей идеей, потому что, давайте смотреть правде в глаза, за последние десять лет я нарушил кучу гребаных законов, но я знал Делайлу. Она потребовала бы, чтобы я выложил ей все, а эта перспектива была столь же привлекательна, как минет пираньи.

– Нэш… – Она замолчала, и я представил, как она морщит нос и скрещивает руки. И эта вздувшаяся вена на лбу – она утверждала, что та появляется лишь из-за меня. Очевидно, я также был виновен в том, что она выглядела на десять лет старше своего реального возраста.

– Делайла, если ты не можешь понять простых слов вроде «нет», ты занимаешься не тем делом. – Я смыл шампунь, наблюдая, как он стекает в канализацию в стиле Роршаха. Она напоминала Сизифа, толкающего камень.

– Ты такой засранец, – ответила она беззлобно.

– А еще я твой босс.

– Кстати, раз уж ты заговорил об этом, я чувствую, что мне ужасно недоплачивают. Знаешь, я могу взять на себя смелость нанять тебе секретаря, если ты слишком упрям, чтобы сделать это самостоятельно. – Роско гавкнул на заднем плане, запустив цепную реакцию, еще пять дюжин собак залаяли в ответ. Это было последнее, что я хотел бы слышать, мучаясь похмельем. – Я не для того училась на юриста, чтобы быть твоей шлюхой двадцать четыре на семь, Нэш.

– Что такое? Кажется, меня кто-то зовет.

– Ты в душе, – невозмутимо ответила она.

– Мне пора бежать, Ди.

Я закончил мыться, почистил зубы, подсушил волосы полотенцем и надел костюм от Стюарта Хагса, часы «Эф-Пи Журн» и ботинки «Тестонис».

Делайла любила украшать себя бриллиантами и дизайнерскими платьями, уместными лишь в загородном клубе на ужине с мужем. Она использовала свою внешность, свое богатство и свою стервозность, чтобы запугивать ехидных богатых домохозяек до полного подчинения.

Чтобы мужчина мог запугать мужчин, ему требовалось быть выше, сильнее, умнее. Но демонстрация богатства и модельное лицо тоже были не лишними, поэтому я заполнил свой шкаф ненужной дорогой одеждой и благодарил маму за хорошую наследственность.

Когда я вернулся в спальню, Роско сидел на моей постели, длинные пряди черных с проседью волос торчали из его гигантских ушей и падали на мои простыни. Его голая задница прижималась к моей подушке как раз там, куда я любил класть голову. Единственная растительность, которой он мог похвастаться, торчала у него на голове и на заду, и выглядел он как собака, похожая на Шона Спенсера в образе экстрасенса.

Делайла поднесла к губам кусок французского тоста, проглотив половину за один укус, как чертов неандерталец, которым она якобы не была. Высшего качества сироп капнул с ее губ на ковер. Роско взвизгнул, спрыгнул с кровати и набросился на него.

– Лучше бы этой крысе не блевануть на мой ковер. – Я забрал тост из ее пальцев и откусил кусочек. Холодный, как все в этой комнате, включая меня. – Если бы мы жили в Салеме тысяча шестьсот девяностого года, тебя бы повесили за колдовство.

Она закатила свои мятно-зеленые глаза и слизнула сироп, размазавшийся по ее щеке. Ее язык скользнул по щеке, напомнив одного из тех надувных людей, которые стоят у автосалонов.

– Я прилетела вертолетом рано утром. – Она позволила Роско облизать свои пальцы. Я наблюдал за происходящим, поклявшись себе никогда не заводить домашнюю крысу. – Охрана просто впустила меня.

– Напомни мне уволить их.

– Повторяю, я не твой секретарь.

– Повторяю, ты мне тут не нужна.

Она проигнорировала меня: ее любимое развлечение, и это единственный человек, которому я позволяю подобное за мои деньги.

– Я проверила этого агента Комиссии. У них начато расследование в отношении тебя, Нэш. Мой источник мало что может сказать, и это подсказывает мне, что дело серьезное. – Нахмуренные брови и кривой оскал говорили «не вешай мне лапшу на уши». – Что ты натворил?

– Делайла…

– Ты расскажешь мне, почему против тебя начато расследование?

Вот что случается, когда работаешь с кем-то слишком долго. Люди осваиваются и считают, что могут задавать вопросы, которые я не хочу слышать.

– Ты не помнишь название кейтеринговой компании, которую мы нанимали на прошлый вечер? – ответил я вопросом на вопрос.

Почему вообще Эмери Уинтроп работает в таком месте? Я бы еще понял модельный бизнес. У нее был и рост, и лицо, но кейтеринг? Состояние ее семьи переваливало за десятизначную сумму. Ее трастовый фонд составлял восемь, если не девять цифр. Она могла бы профинансировать вой ну и даже после этого не нуждаться в деньгах.

Может быть, Вирджиния отправила наследницу в покаянный тур? Несколько фото для обложек журналов, и я должен был забыть о том, что она, мать ее, знала о растратах своего отца.

– Не меняй тему. – Делайла заправила прядь грязно-блондинистого оттенка волос в свой французский шиньон и сложила руки на коленях. Она уселась на самом краю моей постели, будто это самое грязное место на планете и она боялась подхватить от меня что-нибудь. – Я поспрашивала о главном следователе. Брендон Ву. Он честолюбив. Быстро поднимается по карьерной лестнице, надеясь стать председателем Комиссии. Если ты что-то сделал, он найдет это. Ты должен рассказать мне все.

Черта с два.

– Нет. Фика об этом позаботился. – Я не стал вдаваться в подробности, просто вынул пачки банкнот из своего чемодана и сунул их во встроенный сейф, который установил накануне. Я пролистнул одну из стопок по десять тысяч долларов и ткнул ею в Делайлу. – Ты ведешь себя так, будто я не внушаю доверия. А я абсолютно невиновен.

Делайла проследила, как я сунул полмиллиона долларов в сейф – мой ритуал для всех пентхаусов сети моих отелей. Страховочный сейф на случай, если меня когда-нибудь поймают и мне срочно понадобится сумка с наличкой для бегства.

– Фу. Фика. Ты доверяешь ему такие дела?

– Уже доверил, – поправил я, запихивая в оставшееся пространство небольшую сумку. – То есть все уже сделано. Прекрати беспокоиться об этом. Кажется, у тебя на лбу появилась пара новых морщин. Выглядишь на сорок лет.

– Мне сорок один год, я выгляжу на двадцать шесть, – поправила она, потирая пальцами лоб в поисках упомянутых морщин. – Это Фика. Доверять Фике – все равно что оставить Роско полную сумку вкусняшек и верить, будто он не прикончит их.

Между ними никогда не было любви. Странно, если учитывать, что взгляды на закон у них были схожими. Фика притворялся, будто законов нет. Делайла посвятила свою жизнь защите людей, которые обходили их. Как бы там ни было, законы были для них досадной помехой.

Я этого не понимал. Всю свою менее чем легальную часть жизни я пытался не дать им поссориться.

– Не надо недооценивать Фику.

Я закрыл замок и поставил паролем анаграмму имени Эмери Уинтроп. Когда я понял, что сделал, я выругался и ткнул в клавиатуру, пытаясь все отменить, но я не знал, как поменять пароль. Идеально.

Повернувшись лицом к Делайле, я прислонился к стене и добавил:

– Под париком а-ля братья Джонас, потертыми джинсами и множеством зависимостей Фика – бывший полицейский, рожденный, чтобы нарушать правила и не попадаться.

Она оскалилась, когда я сдвинул ее пальцы туда, где должны были быть две несуществующие морщинки – просто чтобы позлить ее.

– Он попался. Именно поэтому его сняли с должности шерифа Истриджа.

– Игра слов.

– Нет. – Она всплеснула руками. – Это не игра слов. Слушай, я должна знать, что ты сделал. Как, ты думаешь, я должна делать свою работу, когда у меня связаны руки?

Поправив галстук, я вытащил булавку и решил скормить ее Роско, если вдруг у Ди вновь возникнет безумная идея предложить мне посидеть с ее питомцем.

– Если тебя нужно водить за ручку, то ты не по адресу. Уверен, какая-нибудь средневековая контора будет счастлива нанять тебя.

Делайла выхватила булавку, убрав ее подальше от пасти Роско.

– Да пошел ты, Нэш.

– Не худший вариант, спасибо.

Она бросила взгляд на свой телефон, когда он завибрировал.

– Он поднимается. Дай мне вести разговор.

– Хорошо.

– Молчи по возможности.

– Так и сделаю.

– Я серьезно. Говорить буду я, – медленно повторила она, как будто раньше я давал ей повод не доверять мне.

Впрочем, она перестала доверять мне в ту же неделю, как мы познакомились, когда я уволил поставщика без оплаты и предложил ему сунуть свой сморщенный член в киску, которая принадлежала теперь уже бывшей жене одного из членов моего совета директоров.

Судебный процесс был не из приятных, но именно поэтому я заплатил Делайле вдвое больше, чем она заработала бы где-либо еще. Она выигрывала судебные процессы, которые не мог выиграть никто другой. Более того, ей редко приходилось переступать порог суда, поскольку она творила чудеса еще до того, как дела успевали хотя бы добраться до ступеней, ведущих к даме с весами.

Я сделал вид, будто запираю рот на замок, а потом скормил «ключ» ее крысе.

– Может, тебе удастся заставить свою крысу покусать его и заразить бешенством.

– Это не крыса. – О на подняла Роско, крепко прижала его к груди и последовала за мной в гостиную, где Кайден из отдела дизайна два дня назад устроил для меня мини-офис. Письменный стол из красного дерева и кожаное кресло с высокой спинкой. – Роско – это хохлатая китайская собака. Стоимостью в четыре тысячи долларов, чтоб ты знал.

– Я мог бы потратить четыре тысячи долларов на кишащий блохами наркоманский притон в Северной Корее, и это было бы гораздо лучшим вложением.

Она поцеловала свою крысу в макушку и прошептала:

– Не слушай плохого дядю, Роско.

Мои пальцы сжали подлокотники кресла. Она опустила Роско на пол и распахнула входную дверь настежь. Делайла не понимала точность своих слов. Я действительно был плохим дядей. Сизифом. С кровью на руках. Искуплением в будущем. Тик. Ток.

Глава 16
Нэш

После того как я приобрел свое богатство, я понял, что половину власти дает сам факт обладания деньгами. Я мог тратить их, безусловно, но это было не обязательно. Это было похоже на атомную бомбу. Угроза, висящая над головами моих врагов.

Она гласила: «У меня есть власть уничтожить вас. Не заставляйте меня воспользоваться ею».

Использование этой власти стало искусством, которое я ценил.

Образом жизни.

Настолько же естественным, как дыхание.

К тому моменту, как Делайла встала в шаге от моего плеча, в коридоре звякнул лифт.

Окно позади протянулось на всю комнату, открывая панорамный вид на океан, и мы с Делайлой расположились перед ним, так что у Брендона не было выбора, кроме как взглянуть на то, что я могу позволить себе за свои деньги.

На Делайле было достаточно украшений, чтобы потопить «Титаник», тогда как я откинулся в кресле, расслабив плечи, и вынул свой новый телефон так, будто ничто в мире меня не заботило. Я загрузил приложение «Истриджского сообщества», открыл его и залогинился.

Брендон Ву вошел. Я не потрудился взглянуть на него, читая сообщения Дурги и отметив, что вчера она легла так же поздно, как и я.

Дурга: Знаешь, какая смерть была бы ужасна? В комнате, полной незнакомцев.

Дурга: Или еще хуже – в комнате, полной людей, которых ты ненавидишь.

– Делайла Лоуэлл. – Делайла рядом протянула Брендону руку, тогда как я быстро набирал сообщение Дурге.

Я проигнорировал «смертельную» часть ее сообщения. Не то чтобы я избегал смерти, но предпочитал не думать о ней. После смерти папы мама ввела негласное табу на эту тему, и у меня не было возражений.

Если бы я начал задумываться над этим, то утонул бы в том, что я хотел, мог и должен был сделать в своей жизни. Смерть была надоевшей любовницей, которую держат от себя подальше, пока не забудут о ней, разобравшись тем самым с проблемой.

Не самое разумное решение, но мне никогда не нравились правильные поступки, и даже Мишель Обаму нельзя было бы назвать абсолютно безгрешной.

Бенкинерсофобия: Ты никогда не казалась мне человеком, который ненавидит людей.

Брендон шагнул ближе, но я все равно не поднял взгляда.

– Брендон Ву, Комиссия по ценным бумагам и биржам.

Дурга: А какие люди ненавидят людей?

Я раздумывал мгновение, но ответ был очевиден.

Бенкинерсофобия: Я.

Локоть Делайлы впился в мое плечо, и я подождал пятнадцать секунд, чтобы взбесить ее, прежде чем сунуть телефон во внутренний карман пиджака и одарить своим вниманием мальчика на побегушках у Комиссии.

– Зачем вы здесь, Брендон?

Дерзкая линия его губ заставила меня задуматься, не оставил ли я следов и улик. Не оставил. Фика выбешивал меня, но я не солгал Делайле, когда сказал, что годы работы коррумпированным полицейским научили его прятать следы преступлений.

Брендон окинул взглядом вид на океан, задержался на Делайле, прежде чем обратиться ко мне.

– Я бы хотел задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

– Риторические вопросы – пустая трата моего времени. – Я откинулся на спинку кресла и сложил пальцы церковной колокольней. Наверное, это было единственным, что хоть как-то сближало меня с церковью, поскольку я был уверен, что сгорю заживо, стоит мне переступить порог церкви. – Переходите к делу.

Делайла устроила шоу, проверяя время на своих тысячедолларовых часах, другой рукой впившись мне в плоть.

– У нас всего несколько свободных минут, мистер Ву.

Брендон сосредоточился на мне, его улыбка уместнее смотрелась бы в музее восковых фигур.

– Ваш адвокат присутствует на всех встречах?

Локоть Делайлы глубже вонзился в мое плечо, когда я сказал:

– Уверен, вы к такому не привыкли, но у меня нет привычки выплачивать людям зарплату из благотворительности.

– Благотворительность. Вы много занимаетесь ею. – Брендон поднимал палец с каждым перечисленным пунктом. – «Истридж фонд». Приложение «Объединенный Истридж». «Здоровье для всех». «Столовые Юга». Я могу продолжить.

Не самая секретная информация. Интернет-тролли все время обвиняли меня в том, что я занимаюсь благотворительностью для самопиара. Они ошибались, мне плевать было на пиар, но у меня был скрытый мотив, и такие разговоры всегда поднимали мне настроение.

– Я впечатлен. Выглядит так, будто вы умеете пользоваться интернетом. – Я выгнул бровь, приглашая Брендона обвинить меня в чем-нибудь. – В этом есть какой-то смысл или вам просто нравится тратить мое время?

Он пришел сюда с надеждой напугать меня. Может быть, заставить меня допустить ошибку. Я читал это на его лице, в приопущенных уголках губ и прищуренных глазах. Он мог продолжать, чтобы в итоге жестоко разочароваться. Мне было все равно.

Шпилька Ди нашла мою голень и пнула. Сильно. Я и глазом не моргнул, но по ноге побежала кровь. Я чувствовал, как она стекает по голени и пачкает костюм.

– Простите. Перейду к делу. – Он взглянул на крысу, прежде чем подойти ближе. – Мистер Прескотт, вы знаете, что такое инсайдерская торговля?

Роско подошел к Брендону и обнюхал его ногу. Я представил, как он мочится на ботинки этого ублюдка. На секунду мне показалось, что он, наконец-то, оправдал свою цену в четыре тысячи долларов. Но предатель свернулся у ноги и лег.

Гребаная крыса.

– Даже трехлетки из Старого Гринвича знают, что такое инсайдерская торговля. – Я запустил свой ноут и начал просматривать письма, которые прислали мне мои люди из Сингапура. – И збавьте меня от драматизма и переходите уже к сути, вместо того чтобы нагнетать.

Когда я поднял взгляд, лицо Брендона оставалось застывшим на секунду дольше необходимого, его уверенность в себе соскользнула, словно стаявший лед, прежде чем он вновь взял себя в руки.

– Отлично. Позвольте изложить вам суть.

Он уперся ладонями в мой стол, как будто этот жест мог напугать меня. Перегнувшись через стол, он склонялся до тех пор, пока не коснулся грудью моего ноута.

Я отвечал на письмо, пока он продолжал:

– Вы родились в бедной семье, но за последние четыре года сколотили изрядное состояние, особенно – после падения «Уинтроп Текстиль». Крупную выгоду от краха компании получили два лица. И вы – о дно из них.

Он обвел рукой пентхаус, который, несмотря на скудную обстановку, пока дизайнеры не закончат свою работу, мог похвастаться видом на океан, стоивший мне десятки миллионов долларов.

– Прежде чем я обвиню вас в чем бы то ни было и прежде чем вы начнете отрицать что бы то ни было, – выпалил он, – прошлой ночью я видел тут Эмери Уинтроп с бейджем, приколотым к ее платью, работавшую в вашем штате. Слишком много ниточек связывает вас с «Уинтроп Текстиль», чтобы это было совпадением. Я хорошо знаю свою работу, и если тут есть что найти, я это найду. Вы можете сэкономить время нам обоим и поговорить со мной сейчас. Мы можем договориться.

Я нажал клавишу «Отправить» и взглянул на него как раз вовремя, чтобы увидеть его самодовольную улыбку. Щеголяя своим костюмом от «Сакс оф 5» и бровями, настолько аккуратными, что он, должно быть, укладывал их воском, он больше походил на мошенника, нежели на члена Комиссии.

Он знал слишком много, чтобы я мог не обращать на него внимания, но я стоял по колено в том дерьме, которое сам же и помог создать, чтобы сваливать вину на кого-то еще. Во всяком случае, этот самый момент стал результатом последних семи лет.

Он казался таким же неотвратимым, как налоги.

Я склонил голову набок, потратив время на то, чтобы посмотреть на него свысока, игнорируя тот факт, что он стоял, а я – сидел.

– Это когда-нибудь срабатывает?

– Чаще, чем вы думаете.

Делайла шагнула вперед воплощением спокойствия. Она напомнила мне директора, которого втайне боялись и родители, и ученики. Взгляд, который читал вас как раскрытую книгу и оставался равнодушным.

– Агент Ву, я думаю, что вам лучше уйти прямо сейчас. У нас строгий график, которого мы должны придерживаться, и если вы хотите продолжить разговор, вы можете связаться со мной и только со мной.

Брендон перевел взгляд с меня на Делайлу, прежде чем выпрямился и кивнул.

– Подумайте о моем предложении, мистер Прескотт. – Он бросил визитку на стол. – Сделка может быть не таким уж плохим вариантом.

Закрыв дверь за Брендоном, Делайла повернулась ко мне, на ее виске вздулась жилка. Когда-то я назвал ее «Делайла-младшая».

– Что из «ничего» «не» «говори» тебе непонятно?

– Слова «ничего», «не» и «говори».

– Нэш, это серьезно. Действительно?

С моей точки зрения, инсайдерская торговля стояла на самой нижней ступени в списке всех моих преступлений. Я всегда знал, что не смогу скрыть, что я заработал, торгуя акциями «Уинтроп Текстиль», но обвинение в инсайдерской торговле было труднодоказуемым, а я постарался, заметая следы.

Чего я не знал, так это того, что кто-то еще получил выгоду от падения «Уинтроп Текстиль».

Я выдвинул ящик стола и провел костяшками пальцев по обугленной коже, которая везде путешествовала со мной.

– Найди мне детектива.

При виде обугленной кожи Делайла сморщила нос, но ничего не сказала. Ее голая безволосая крыса лапала ее за ноги, просясь на руки.

– А что насчет Фики?

– Фики нет. – Увидев ужас в ее взгляде, я закатил глаза. – Расслабься. «Нет» – значит «в увольнении». Ублюдок все еще жив и здоров.

– Боже, Нэш.

– Давай не будем его в это втягивать. Он никогда не был особым моим фанатом.

Она проигнорировала меня.

– Никогда не говори «его нет» о том, кто болен раком. К тому же я тебе не секретарь. Сам ищи себе детектива.

Я бы отнесся к этим словам более серьезно, если бы она не взяла Роско на руки и не погладила прядь волос на его теле.

– Снова это дерьмо?

– Я заслуживаю надбавки.

– Сделано.

– Но она мне не нужна.

И это правда.

Ее муж происходил из старой аристократии. Следующие десять поколений ее семьи могли не работать и при этом проспонсировать десять франшиз уровня «Звездных войн».

– Что тебе нужно, Ди? – Я изогнул бровь, уделив ей все свое внимание.

– С чего ты решил, будто мне что-то нужно?

– Никто ничего не делает по доброте душевной.

– Ты делаешь. – Она так считала. – Ты капризный мудак, но ты ночи не спишь, кормя людей в своих толовых, в какой бы город мы ни приехали, ты заботишься о своей семье, ты жертвуешь на благотворительность чертову прорву своих доходов, и ты никогда не пройдешь мимо нуждающегося, не оказав дорогостоящей помощи.

По ее словам, я являлся святым, которого сделал из меня Истридж. Реальность имела с этим мало общего. Слово «искупление», вытатуированное на предплечье у локтя, напоминало мне об этом всякий раз, когда я раздевался и смотрел на себя в зеркало.

Я проигнорировал ее речь о канонизации святого Нэша Прескотта и перешел к делу.

– Мне нужен кто-то, не связанный с компанией. Не следователь твоего юридического отдела. Независимый детектив, не боящийся замарать руки.

«Кто-то вроде Фики», – не сказал я.

Кажется, сжигать мосты вошло в привычку. Я бы даже посчитал это хобби, если бы эти мосты не были нужны мне, чтобы ходить по ним.

– Что ты хочешь расследовать? – Изумрудный взгляд изучал меня, ожидая какой-нибудь оговорки.

– Ву упомянул о ком-то еще, кто выиграл на скандале с «Уинтроп Текстиль». Я хочу знать, кто это.

– Мы не поговорим о том, как ты оказался одним из этих двоих получателей выгоды?

– Нет.

Она чуть помедлила, и наконец в ее взгляде мелькнуло нечто помимо безразличия. Может быть, вина.

– Насчет Эмери Уинтроп…

Я поднял ладонь, чтобы остановить ее.

– Я знаю. Избавь меня от лекций. Прошлым вечером она гастролировала тут с кейтеринговой компанией. Мы их больше не наймем.